Текст книги "Эпилог (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)
49
– Порой худой мир в семье лучше доброй ссоры. Да, мы пришли к общему мнению… Для моей работы будет полезнее, если я на собственном примере прочувствую сложившийся на побережье этнос, в частности, в Магнитной. Результаты исследовательской работы получатся более достоверными, что немаловажно для моего руководства… Благодарю за предложение о проживании при Совете. Надеюсь, мы в любой момент сможем им воспользоваться, когда я соберу достаточно информации по теме исследования.
По мере того, как слова мужа лились реченькой, лица – моё и Клеща – вытягивались.
А собственно, чего я ожидала? Егор сказал бы Голотвину либо "да", либо "нет". Не такой уж большой выбор. Но он сказал "нет". Не знаю, как долго продлится "сбор информации", но муж явно пошел мне на уступку.
Голотвин быстро совладал с собой.
– Жаль… Но ничего не поделаешь. Служба есть служба, даже у гражданских. Или вы передумали из-за родственницы в Шлаковке, а? – наклонился он с заговорщическим видом к Егору.
– Да, совместили приятное с полезным, – ответил тот, широко улыбнувшись.
Два хитрых кота. И не поймешь, кто из них хитрее и любезнее.
– Родственники – это святое, но не мешало бы нам отметить знакомство. Так сказать, в узком кругу, среди своих. У меня и коньячок припасен, и сигары, – подмигнул Клещ.
– При случае обязательно, – не стал отказываться муж.
– Не отвертитесь, – погрозил пальцем хозяин Магнитной. – А пока регистрируем вас по адресу…
– 5554, – вставила я. – А зачем? Мы же приезжие, временные.
– На всякий случай, – ответил туманно Голотвин. – Надеюсь, будем часто видеться. Но для подстраховки раз в две недели станем устраивать очные явки. Или вы к нам, или мы к вам.
– Зачем?
– Затем, Эва Карловна, что жизнь в здешних местах рискованная. То камнепад на голову, то капкан под ногой, то вода в колодце порченная… Опять же, хищников много и охотников. И шальных стрел.
– Разве таковое бывало? – нахмурился Егор.
– Прежде не случалось, но раз в сто лет и палка стреляет. Да вы не волнуйтесь попусту. Одно время приезжих в Магнитной было как тараканов. Давно, лет тридцать назад. Определяли их на постой по домам лапотников. И ничего, жили мирно и те, и другие. Постарайтесь не ввязываться в конфликты, избегайте провокаций. Предупреждаю на всякий случай, но не предлагаю подставлять щеку, когда бьют. Людишки ж здесь мстительные. Могут ударить в спину. Мы, конечно, разыщем подлецов и накажем, как полагается, но толку-то? Здоровье и жизнь не вернешь.
Ох, и запугал нас Клещ. Я чувствовала, муж вот-вот передумает и заберет своё "нет" обратно. Вскочив, подошла к окну и принялась разглядывать площадь и собравшуюся перед зданием Совета очередь. Громкоголосые, весёлые, шуточки отпускают. А что? Чай, не помирать приехали. Мужчины статные, широкоплечие, да и среди женщин нет худышек. Хотя нет, разные люди попадаются. Вон дядечка – тощенький и росточком маленький. А вон дед приковылял, его пропустили без очереди. На детях интересные стеганые курточки с капюшонами – серые и с черными ромбиками. Несмотря на мировое осовременивание нравов, женщины на побережье предпочитают не штаны, а платья и блузки с юбками. Наверное, поэтому на мой спортивный костюм смотрели круглыми глазами. На ногах у людей – сапоги, ботинки, а кое у кого и калоши. И ни одного толстяка среди местных. Откуда взяться пивному пузу, коли приходится трудиться от зари до зари?
– Значит, договорились, – заключил Голотвин, вручая мужу наши документы. – Причитающийся вам паек привезут по месту регистрации сегодня вечером. Учтите, отсчет времени вашего пребывания начался с момента регистрации, поэтому паек рассчитан исходя из двух оставшихся дней июля и за весь август. И не забудьте: прежде чем окончательно покинуть побережье, загляните в Совет. Мы сделаем в документах соответствующую отметку о выбытии из Магнитной.
– Ты специально сказал «нет», чтобы я чувствовала себя обязанной? – спросила у Егора, когда мы вышли на крыльцо.
– Тебя не поймешь, Эва. Скажи я "да", и ты съела бы меня, не подавившись. Сказал "нет" – и ты опять недовольна.
– Я довольна. Очень. Но ты станешь попрекать меня холодной задницей и скоростным трахом.
– Стану, – хмыкнул муж. – Должна будешь.
– Вот-вот, это и имелось в виду.
– А как ты хотела? Думала, я добрый и пушистый? Нет уж, дорогуша, – приобнял он меня за талию, и мы спустились по ступенькам. – Я тебе все нервы истреплю, как ты трепала бы мне, останься мы в Магнитной.
Не знаю, что и ответить. Потому что Егор видит меня насквозь. Потому что так и было бы.
– Но надрываться не будешь, поняла?
Поняла, мой командир. Одна забота миновала, на очереди вторая – подтверждение беременности.
И опять при нашем появлении очередь примолкла, а я подошла к маме и взяла за руку.
– Ну, как? – спросила она с волнением в голосе. – Вас не ругали за нарушение?
– Нет. Всё прошло отлично. Пойдем, расскажу, – я потянула маму к телеге и к Зебре, подальше от любопытных глаз.
Заморосил мелкий дождь, вынудивший натянуть дождевики. Когда мама услышала о причитающихся нам пайках, её лицо просветлело. Неужели Егор оказался прав, и наше проживание под одной крышей чревато голодной зимовкой для мамы?
Упомянула я и о предложении Голотвина, предоставившего возможность выбора комнаты в Совете, а вот о том, что муж отвел мне время до октября, умолчала. Незачем заранее расстраивать и себя, и маму. Кроме того, тлел слабый огонек надежды: всё образуется, и версия Егора об интересном положении – ошибочна.
– Мам, если тебе накладно, мы можем переехать в Магнитную.
Эх, раньше следовало спрашивать, когда затеялся спор за углом, и я самоуверенно приняла решение за маму.
– Глупенькая, – погладила она мой рукав. – И думать забудь о том, что трудно или неудобно. Главное, чтобы было удобно вам.
Муж посмотрел на меня красноречиво, мол, не утаивай и выкладывай матушке всю правду до конца.
– Мам… В общем, тут такое дело… Похоже, я беременна.
Как и следовало ожидать, известие сразило маму наповал. Некоторое время она осмысливала услышанное, а потом разохалась, разахалась и даже прослезилась.
– Доченька… Как же так?… Подумать только… Радость-то какая! – обняла меня и начала расспрашивать: когда я узнала, какие симптомы, какой срок, что с аппетитом, не тошнит ли меня, не кружится ли голова и нет ли слабости.
Опешив, я отвечала невпопад, а Егор посмеивался и, тем самым, усугублял мою неловкость.
– В общем, у меня нет полной уверенности. То ли да, то ли нет. Не пойму, – заключила я.
– Сейчас узнаем наверняка. Пойдем, – потянула мама за собой. – Тут пять минут ходу.
– А Софья Николаевна?
– У нас есть время в запасе. Ой, какая новость! – мама не удержалась и опять всплеснула руками. Ну да, не каждый день к ней приезжает дочь после долгой разлуки, заодно представляет зятя и между делом сообщает о будущем внуке.
– А куда мы идем? – спросила я, когда мама повела нас с площади в ближайший проулок.
– К лекарю. Видишь ли, медицинских препаратов на побережье нет, как и врачей. Поэтому аптек и больниц тоже нет, а вот лекарь есть. А Святозара Павловича не бойся. Он только с виду грозен, но дело своё знает.
Проулок шел в небольшую горку. По двум сторонам – заборы, ворота да дома с высокими подклетями, двускатными крышами и слюдяными окнами. Камень стоек, а вот дерево и брус почернели от времени.
– Сколько ему лет? Со времен деда стоит? – кивнула я на старый бревенчатый дом.
– Поменьше, – улыбнулась мама. – А темный, потому что обработан огнезащитным составом.
– Вот это да! Чтобы не сгорел?
– Сгорит, конечно, но не сразу. Сначала подымит. Как раз хватит времени, чтобы потушить. А то пойдет полыхать – не остановишь.
– Мам, откуда ты столько знаешь? – пришло мне вдруг в голову. Мама родилась на побережье, но ВУЗов не кончала, а оперирует умными терминами.
– У меня был и есть замечательный учитель. При случае обязательно с ним познакомлю. Он уже старенький, ему за девяносто, но память великолепная. Профессор университета! – сказала мама с гордостью и отворила калитку. – Вот и пришли. Проходите.
С улицы дом из круглого бруса кажется тесным, но первое впечатление обманчиво. За домом есть просторный задний двор, однако любопытных туда не пускают. Пожалуйте в небольшую горницу. При входе звякает колокольчик, извещая о гостях.
Святозар Павлович грозен и ходит в кожаном фартуке с нагрудником. Он практически лыс, но с затылка свисают редкие седые патлы. Безволосая голова усеяна пигментными пятнышками. У лекаря седые кустистые брови и крючковатый нос. Кто посмел ляпнуть, что Святозар Павлович – старик? Да, он в преклонном возрасте, но бодр и активен. И живость ума сохранилась, и острота зрения, и знания, сконцентрированные под лысиной.
Мы ждем в небольшой горнице, расположившись на лавке. Отсюда ведут две двери: одна заперта, а вторая приоткрыта. Словно на прием к доктору, – приходит в голову мысль.
Наш визит пришелся несколько некстати. За закрытой дверью, в "кабинете", идет осмотр и перевязка. Пациент напоролся на вилы на покосе и повредил стопу, но не обратился своевременно за помощью. Дела-заботы закружили, вот он и лечил рану самостоятельно, пока та не загноилась чуть ли не до кости.
Мне надоело ждать, и я тяну шею, заглядывая в приоткрытую дверь. В обзор попадает край плиты, на которой что-то варится в чугунке. Любопытство подгоняет, и я поднимаюсь с лавки. Просовываю голову в дверную щель и мысленно ахаю от восхищения. Помещение напоминает лабораторию. Небольшие окна заматованы слюдой, но их шесть, чтобы давали больше света. Еще одна дверь, выходит, наверное, во внутренний двор. Посередине комнаты – большой стол. Развешанные пучки трав – у меня разбегаются глаза от разнообразия растений. На полках – мешочки, туески, горшки. В углу составлены бочонки разного объема. Рядом печка, а напротив – длинная варочная плита, сложенная из камня. На ней стоит чугунок необычной формы с отводным патрубком. Темная жидкость стекает по желобку в глиняный кувшинчик. Это же водяная баня! Дальний угол занят большим котлом, накрытым крышкой. Должно быть, перегонный куб. Фантастика! Паренек в фартуке крошит ножом зеленую массу на разделочной доске. Парнишка молод – ему лет шестнадцать. С интересом посмотрев на меня, он возвращается к работе. Открываю рот, чтобы озвучить умную мысль, но меня окликает мама.
С неохотой сажусь на лавку. Егор позевывает, развалившись с максимальным удобством.
– Святозар Павлович может быть резок, но ты не обращай внимания, – говорит мама тихо, боясь спугнуть тишину серьезного заведения. – Зато он лекарь от бога. Видит людей насквозь, видит их недуги и болезни. Без рентгена определяет перелом и разрыв связок. И зубодёр отменный, без боли рвет, – нахваливает мама, а я морщусь. С сегодняшнего дня буду тщательнее ухаживать за полостью рта. Не хочу попасть в руки к Святозару Павловичу. – А сейчас он экспериментирует с пломбированием и протезированием.
– А я здесь причем?
– Святозар Павлович посмотрит и определит, будет ребеночек или нет, – поясняет мама.
Егор не выдерживает и фыркает.
– Только не говори, что, вдобавок ко всему, он – местный гинеколог. – В моем голосе звучит скепсис, а в воображении возникает соответствующее кресло и хихикающий старик в фартуке и в верхонках.
– Не совсем. Но к нему едут отовсюду. Даже из Няши приезжали и из Березянки. Святозар Павлович никогда не ошибается. Если говорит, что ребеночек лежит головкой вниз, значит, так оно и есть. И срок с точностью устанавливает, и состояние плаценты определяет, и сердечко у ребеночка слушает.
– У плода, – поправила я машинально. – Надеюсь, он не заставит забираться на кресло. Если так, то заранее отказываюсь!
– Что ты! – рассмеялась мама. – Такого кресла у него нет. Да и мужчина он все-таки. При необходимости отправляет к Агнессе, акушерке.
– Что, прямо так, на глазок определит Эвкину беременность? – развеселился муж.
– Да. И скажет, когда ждать прибавления, – кивнула мама серьезно, не поняв подколку.
Запертая дверь открылась, и оттуда выпрыгнул мужчина на костылях, с ногой, обмотанной льняными бинтами. Следом вышел Святозар Павлович, и пациент рассыпался в горячих благодарностях. Того гляди, от радости не удержит равновесие и грохнется на пол.
– Иди-иди, не мешай. Тебе бы до дома доскакать, – отмахнулся лекарь. – И впредь не затягивай, а то в следующий раз ногу оттяпаю. Вот тебе нате! – воскликнул, заметив нас. – Илийка пожаловала. Какими судьбами? Или Митюха наказ дал?
– Здравствуйте. Нет, мы сами зашли.
Мама представила меня, свою дочку, и зятя Егора.
– Вот значит как, – заключил Святозар Павлович вместо приветствия и без рукопожатий, но муж не обиделся. Мне показалось, он поставил себя выше пренебрежения местных. Мол, мне по фигу ваше мнение. Мне важнее своё собственное. – И надолго к нам?
– Жизнь покажет, – ответил Егор.
– Не сомневаюсь, – оглядел его лекарь с головы до ног. – Зачем пожаловали?
– Вот, Святозар Павлович, – мама подтолкнула меня легонько. – Посмотрите.
– А на что тут смотреть? Еще ж ничего нет. Приходите через месяцок, тогда и поглядим.
– То есть как "ничего нет"? – растерялась мама.
– Нет ничего примечательного. А прыщик есть, – сказал лекарь и заухал как филин, то есть засмеялся. – Ребятёнка состряпать – дело нехитрое. Он пока что вот такусенький, – показал щелочку между пальцами. – Лягушачья икринка.
– А сколько…? – начала мама.
– Что "сколько"? Самый мизер. Так что разговор ни о чем. А вот в марте поглядим, сколько весу наберет. Плохо старался, – сказал он Егору. – У твоей жены таз широкий, она бы и двойню выдюжила.
Муж не стал спорить, промолчав, а я выпучила глаза. Какая двойня?! Ну, уж нет!
– Значит, в марте? – просияла мама. – Спасибо, Святозар Павлович, за благую весть! На весну, на солнышко ребеночек появится.
Ну-ну, УЗИ местного пошиба. Ваш диагноз сомнителен, дедуля.
– Там молодой человек гонит сок, – кивнула я на приоткрытую дверь. – Надо бы кувшин обложить льдом или поставить в холодную воду. Сок лучше сохранится.
Лекарь посмотрел на меня, насупив брови, и закричал, оглушив:
– Мишка, поганец! Опять девкам экскурсии устраиваешь! Счас как дам по шеяке! Ишь удумал – от дела отлынивать! – и ринулся в "лабораторию".
– Мишка не виноват! – кинулась я следом. – Он мне и слова не сказал. Я подглядела!
– Подглядывать нехорошо. А Мишка схлопочет за то, что дверь не закрыл, – Святозар Павлович погрозил кулаком растерянному парнишке.
– А если сделать постоянную изолирующую прослойку, то будет… – влезла я с очередной рекомендацией.
– Сделаем, – согласился лекарь, закрыв перед моим носом дверь и отрезав Мишку от нашего общества. – Всё сделаем. Мы советчиков страсть как любим. Особенно приезжих… Кстати, Илийка, захвати-ка капельки для Митяя. Передай, чтобы держал в холоде и пил утром и вечером, по ложечке. Если он, конечно, мою ложечку не посеял.
Святозар Павлович ушел в "кабинет" и вернулся, вручив маме горшочек, который она бережно поставила в корзинку.
– Ну, ступайте с богом, – отпустил нас лекарь.
– Но ведь можно… – снова вклинилась я с поучениями.
– Можно, можно, – согласился Святозар Павлович, подталкивая нас к выходу. – Всё можно, что не запрещено.
Каким-то образом мы очутились на крыльце, и дверь закрылась, звякнув на прощание колокольчиком.
– И ведь хотела как лучше, – оправдывалась я, то ли перед собой, то ли перед своими спутниками. – А он и слушать не стал.
– У Святозара Павловича большой опыт. Ему виднее, – утешила мама.
– Зря, что ли, институт заканчивала? – не унималась я. – Ведь доказано, что…
– В чужой монастырь со своим уставом не лезут, – прервал Егор, подставляя локоть. – Пошли уж, а то размокнешь. Или хочешь вернуться и поведать убеленному сединами человеку о том, что он неправильно гонит сок?
Не хочу. Но всё равно останусь при своем мнении, потому что оно научно обосновано, а не опирается на примитивные дедовские методы.
– Мам, ты никому не говори… ну, о ребенке. Пока точно не определится.
– А когда определится? – встрял муж.
– Через неделю, – зыркнула я на него.
– Хорошо, Эвочка. Это ж какое счастье! Малышок у вас будет, – восхитилась мама. – Святозар Павлович всегда верно говорит. Он и мне сказал, что моя доченька родится в октябре. И не ошибся.
– Неужто ни разу и никого не обманул?
– Ни разу, – заверила торжественно мама.
– Ни разу – ни разу? – допытывалась я.
– Ни разу, – ответила она терпеливо.
– Будет тебе, Эвка. Уж и дед-врачеватель установил: "Беременна", а ты не веришь.
– Понравилось словечко, да? – сняла я руку с мужнина локтя. – Заладили: беременна да беременна. Скоро мозоль на языке появится.
– Разве не нравится? – удивился искренне Егор. – Хорошо, буду говорить так: "Эвка, ты в положении".
– Ну тебя, – ускорила я шаг, припустив к площади. Когда мы выбрались из проулка, дождик поредел, и в небе наметилось просветление. А у телеги ждала Софья Николаевна, огорошив известием. Оказывается, она успела сходить в запасник, но неудачно. Сегодня приемно-отгрузочный день, груженые подводы приходят в Магнитную или уезжают в другие округа. Поэтому посмотреть, насколько исчерпан лимит, некому и некогда.
– Совсем запамятовала, что по четвергам в запасник не пробиться, – сокрушалась Софья Николаевна. – Но если хорошо попросить, нам уделят внимание. Николаша не откажет. Он никогда тебе не отказывает.
– Нет, – сказала мама, покраснев. – В другой раз приедем, как положено. Не будем мешать.
Только я хотела спросить о таинственном Николаше, как на площади стало тише. Даже у Совета угомонилась шумная очередь. Голоса примолкли, и явственнее проступили другие звуки: скрип колес, понукания возниц, лошадиное ржание. А мама машинально схватила меня за руку.
50
Причиной затишья стали трое мужчин, неспешно подъехавших к запаснику. Копыта лениво цокали по булыжной мостовой. Спешившись, мужчины привязали лошадей к коновязи, и, взвалив мешки, переброшенные через крупы животных, направились к запаснику. Все трое – бородачи, в куртках и сапогах с высокими голенищами.
– Кто это? – спросил Егор.
– Вольные, – ответила мама.
– На побережье? – хмыкнул он, мол, хорошая шуточка. Покажите хотя бы одного добровольца в этом краю.
– Вольные – это те, кто не принял законы побережья. Они живут отдельно и ведут свое хозяйство, – пояснила Софья Николаевна.
– Интересно, – пробормотал муж. – Стоит людям сбиться в группу, как они начинают придумывать законы и строят государство.
– На самом деле, на побережье немного правил. У нас заведено так: каждый из жителей имеет право на лимит. Минимальное количество продуктов и вещей, чтобы не умереть с голоду и не замерзнуть. Мука, масло, холстина, мед, соль, слесарный инструмент, гвозди, валенки, посуда… Словом, список большой, – махнула мама рукой. – Социальные – старики и увечные – имеют право на уголь и дрова… Ну, а если подписался на лимит, то взамен и отдача от тебя должна быть. Выполняй минимальную квоту на выбор: шкуры выделывай, сапоги шей, шерсть пряди, уголь жги, муку мели, посуду обжигай, телеги мастери и бочки, котелки отливай да ложки с вилками… Выполнил квоту – имеешь право на лимит. А уж если хочется жить лучше, то вертись, как умеешь. Вот люди и держат огороды, скотину, пасеки. Сами ткут, на охоту ходят и на рыбалку. Из леса несут ягоды, грибы, орехи. Если у человека золотые руки, он не бедствует.
– А у тебя какая квота? – прервала я.
– Нас, учителей, приравнивают к социальным, – смутилась мама. Видимо, считала, что её труд – дармоедство по сравнению с другими профессиями, но я-то успела узнать из маминых рассказов, что она преподает письмо, чтение, математику, географию и историю, и что обучение считается обязательным для детей школьного возраста. В Магнитной их около четырехсот, поэтому построено две школы, и дети учатся в две смены. А учителей – трое, и мама выучила добрую половину Магнитной.
– А вольные причем? – напомнил Егор.
– Вольные живут сами по себе. Кто поодиночке, а кто объединяется. Но они тоже обязаны приезжать на замеры. Иногда к ним прибиваются те, кому отказали в доверии.
– А это что за люди?
– Те, кому не доверяют. Если человек не явился на поверку, наказывают всё поселение, – пояснила мама, и мне вспомнился рассказ самого старшего Мелёшина. – Поэтому в Магнитную принимают надежных новоселов. Никто не хочет рисковать семьей из-за пришлого человека, если тот ведет себя подозрительно. Голова сообщает в Совет о таких людях и предупреждает, что жители Магнитной не несут за них ответственности.
– Ого! – присвистнул муж. – Оказывается, у вас своя страна и своя политика. А что здесь забыли вольные? – кивнул он на лошадей у коновязи.
– Приезжают изредка. Обменивают на муку, зерно… Не знаю, быть может, пушнину привезли. Бывает, ценную породу поставляют: медную или серебряную. Слюду добывают.
Пока мама говорила, один из бородачей вышел из запасника с пустыми руками и направился к Совету, где занял очередь. Около одиночки образовалось пустое пространство. Люди не пожимали ему руки, а отворачивались и отводили глаза. А вольный бородач вел себя, словно ему нипочем откровенное игнорирование.
– И в чём же он провинился? – спросил Егор, наблюдая за реакцией местных. – Если человек не желает подчиняться вашим законам, за это его подвергают остракизму?
– Это Наянчи, из политических. Лет десять живет на побережье. Ему отказали в доверии, потому что поймали на воровстве зерна из запасника, – ответила мама.
– А может, обвинение сфабриковали? Кто вынес решение о недоверии? – не унимался Егор. Чего он добивается? Выискивает недостатки и прогнившие места в системе самоуправления?
– Голова Магнитной и старшины, – ответила мама. – Наянчи схватили, когда он таскал мешки вместе с подельником. Ему доверили работу в запаснике, а он сделал дубликат ключа.
Я по-новому взглянула на черноволосого бородача, вернее, на его спину. Фигура мужчины показалась мне зловещей. И поза-то как у злодея из вестерна. Его приняли в Магнитной как равного, а он украл у своих же и ни на секунду не задумался о том, что дети и старики умрут от голода.
А затем мне стало не до бородача, потому что на левом крыльце, ведущем в приемную Совета, я заметила Мурену. Прислонившись к перилам, он глядел в нашу сторону. Достал сигарету из пачки, и сунув в рот, прикурил. Зажигалкой стал палец, на подушечке которого затрепыхался огонек igni candi*. Мурена затянулся и выпустил дым струйкой, не отрывая глаз от нашей компании. И неожиданно до меня дошло: плевать он хотел на меня и Егора. Мы ему неинтересны. Он смотрел на маму.
– Эвка, ты где? – послышался голос мужа. – Пойдешь к деду Митяю?
Егор обстучал обувь от налипшей грязи и через сени прошел в дом.
– Эвка? – спросил тихо и прислушался.
– Я здесь.
Он поднял скатёрку.
– От кого прячешься, зайчишка-зайка серенький? – поддел меня.
– Просто так сижу.
Разве ж скажешь ему, что под стол меня загнало воспоминание из детства? Словно вживую встал перед глазами старый приевшийся сон: мамины башмаки – слева, туфли отца – справа. И он настаивает на разводе. А потом меня увозят – из дома, из Магнитной, с побережья. Разговор родителей разносится четким эхом в памяти, хотя минуло двадцать лет. Растерянность в мамином голосе и уверенный тон отца…
Всё возвращается на круги своя. Цикл заканчивается и начинается сначала. Я вернулась туда, откуда меня забрали давным-давно, и, того не ведая, захватила в дорогу нечто необыкновенное. Оно – частичка меня и Егора. Лягушачья икринка. Ребёнок.
– Вылезешь?
– Пока нет.
– Тогда мы идем к вам, – заключил муж и пополз ко мне на коленях. – Уй! – ударился макушкой о перекладину. – Прикольно, – огляделся по сторонам.
– В детстве здесь был мой домик, и я играла. Осторожно, не занози руку.
– Здорово. Я уж подумал, что ты родилась сразу взрослой и серьезной.
– Гош, ты сердишься? Я шантажировала тебя у Совета.
– Знаю, – хмыкнул он.
– Я ужасно тебя люблю, – обняла своего мужчину.
– Забавное сочетание: "ужасно" и "люблю", – ухмыльнулся Егор.
– И, кажется, я залетела.
Муж фыркнул и беззвучно рассмеялся.
– Ничего смешного! Просто я еще не привыкла. Этим нужно проникнуться.
– У тебя будет полно времени, чтобы привыкнуть к новому состоянию. – Егор посчитал, загибая пальцы. – Почти восемь месяцев.
– Как же так получилось? Я верила, что порошок стопроцентно защитит.
– Эвочка, ты – исключение из правил. Так чему удивляешься?
– Невероятно, – вздохнула я. – Твоя клетка встретилась с моей, и они начали делиться. И вот здесь, – положила ладонь на живот, – живой человечек.
– Ну, положим, до человека ему далеко. Сама слышала, что дедушка-эскулап сказал. Пока что в твоем животике – прыщик.
– И всё равно! На курсах нам читали об этапах развития эмбриона. Сейчас у него закладывается сердце, появляются зачатки глаз и ушей. И бугорки – будущие пальчики! Боже мой, и позвоночник формируется, и дыхательные пути!
– Ну, вот, опять слезы в глазах. Осознала, наконец?
– И он будет похож на тебя и на меня, – схватила я ладонь Егора и, с жаром поцеловав, приложила к щеке.
– Кто бы сомневался, – проворчал он.
В тот момент мне не думалось о том, что ребенок может родиться невидящим. Не думалось, что в таком случае малыша ждет незавидная участь в висоратском мире. Не думалось о том, унаследует ли кроха признаки моего полиморфизма. Будущее представлялось мне бескрайним океаном, а я стояла наверху, на скале. Нужно всего лишь раскинуть руки и решиться, упасть в новую жизнь. Это не больно и не страшно. У меня есть мама, есть любимый мужчина. У меня будет ребенок. Большего и желать нельзя. Я самый богатый человек на земле.
– Гош, а как же теплый туалет и электрическая бритва? Прости! Я думала только о себе.
– Ты счастлива?
– Ага. Очень.
– Ну и славно. Беременная женщина должна быть счастлива. Чувствую, мне надо запасаться терпением. То ли еще будет. Когда кузина Агния ждала двойню, её муженек на стенку лез.
– Почему? – хихикнула я, предвкушая интересное объяснение неадекватного поведения.
– Потому что. То его обвиняли в измене, то вешались на шею и зацеловывали. То мордовали слезами по пустякам, то срочно требовали персики и землянику, топая ногами. А, между прочим, дело происходило зимой. Тогда я посмеивался над зятем, а теперь понимаю.
– И как, нашел он персики?
– Нашел. Консервированные в сиропе. Кузина утешилась.
– Ой, и мне персиков захотелось.
– О! – Егор возвел глаза к столешнице. – Персики не обещаю, но через полчаса придет машина с пайком. Будешь разбирать коробки?
– Конечно! – ринулась я, чтобы вылезти из-под стола.
– Погоди, Эвочка, не спеши. Полчаса-то у нас есть. И твоя мама ушла на дойку.
– Уау! Не знал, что беременные женщины такие страстные… И чувственные.
– Гош, а заметно уже?
– Что заметно?
– Живот заметно? И грудь… она стала больше?
– М-м, да… Определенно увеличилась.
– Ай! Щекотно же!.. Гош…
– А?
– Я стану толстой и неуклюжей. Представь, на животе привязана подушка. Ни наклониться, ни присесть толком.
– А куда деваться? Кому-то делать детей, а кому-то рожать.
– Ах, так?! Я думала, он утешит, а он!
– Эвка, ну, не дуйся. Посуди сама. Человеки бывают либо женского пола, либо мужского. Третьего не дано. Если бы тебе предложили родиться в мужском теле или в женском, что бы ты выбрала?
– Не знаю… Если бы я стала мужчиной, то не повстречалась бы с тобой… К тому же, у мужчин вечно какие-то проблемы… не поддающиеся логике. Нет, выбираю быть женщиной.
– Вот видишь. Поэтому, женщина, ты должна любить и уважать своего господина и повелителя, делающего тебе детей.
– Слушаюсь и повинуюсь, властелин моего сердца.
– Иди-ка сюда и еще разок докажи господину свою преданность.
