Текст книги "Эпилог (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)
32
Сессионная нагрузка дала о себе знать. Сдав экзамен по теории культов, я дошла до раздевалки и бухнулась в обморок. Очнулась в медпункте. У кровати суетилась Морковка, рядом сидел мрачный Мэл. Он не доверил какой-то, по его словам, малограмотной фельдшерице мое лечение и отвез в клинику Севолода. После обследования выяснилось, что упал сахар в крови. Из-за переутомления. Авитаминоз и усталость, – поставил диагноз дядя Мэла и рекомендовал умственный покой и положительные эмоции, заодно выписав кучу витаминов и стимуляторов.
Вообще, весна началась для меня со слабости, хандры и апатии. Казалось бы, солнце повернуло на лето, дни прибывают. Студенты соревнуются в меткости, сбивая заклинаниями сосульки. Подтаявший снег чавкает под ногами. А я не радовалась. И обвинила в ухудшении самочувствия предстоящую свадьбу. Полгода ожидания – достаточный срок, чтобы заработать депрессию. Да и пристальное внимание журналистов напрягало. Зато Мэл удивлял. Обычно его терпение измерялось в граммах, а тут выяснилось, что предсвадебные хлопоты нисколечко его не тяготили.
Мэл регулярно возил меня в клинику на обследования, но ничего чрезвычайного в организме не обнаружилось. Разве что гормоны скакали как табун лошадей. Из-за неустойчивости в здоровье Мэл не решался отпускать меня к Марте и Олегу. Я извинялась перед ними по телефону и передавала привет Ясинке, у которой вылез второй зуб.
Сколь слабее стал организм, столь активнее вела себя животная сущность. Теперь она сопротивлялась Мэлу. Ему составляло большого труда сдерживать мое второе "я" в узде. Он укрощал его как дикую кобылицу. Или нет, как хитрого и кровожадного хищника. Самка выходила на охоту и охотилась на единственную жертву. На Мэла.
Во снах она рвалась из леса – вотчины своего господина, надеясь попасть на другую территорию. Но, к радости для меня и к свирепой злости второй ипостаси, ей не удавалось выбраться из заколдованного пространства. Лес стал тюрьмой, а тюремщик забыл оставить ключи.
В одно из полнолуний та, что жила во мне, умудрилась расколошматить пару стульев и раскрошила тумбочку в щепки – тонкие лучинки, наструганные острыми когтями. Размах разрушений и агрессия напугали меня. Я плакала, Мэл утешал. Всё чаще мне приходила в голову мысль, что Альрик был прав, упомянув о самонадеянности. Вдруг я одичаю и забуду о человечности? Может, пока не поздно, освободить Мэла от обязательств и уйти? Я мучаю его.
Мэл не выглядел измученным. Наоборот, сделался заботливым и потакал любым прихотям. Я бы сказала, что он трясся надо мной словно над аленьким цветочком. И все равно ревновала Мэла к розовощеким первокурсницам, выставлявшим напоказ стройные ноги, и к нахальным и призывным взглядам девчонок. Когда-нибудь Мэл устанет от моих выходок. Кому нужна недомогающая капризуля? К тому же характер оставлял желать лучшего. Я впадала то в меланхолию, то в возбужденное состояние. Мне хотелось куда-то бежать, спешить, а потом я вдруг забывала, чего хотела. Или нападал жор, который сменялся отвращением к еде, до рвоты. И в мозгах произошел сдвиг. А как иначе объяснить непонятные поступки?
Казалось бы, боясь разоблачения полиморфной сущности, следовало затаиться и изо всех сил изображать серенькую крыску. Но я искала приключений на свою шею. В частности, решила взглянуть на первокурсника, о котором упомянул Альрик. На профессорского сородича. И даже подменилась с другой лаборанткой, чтобы бодро отсчитывать компоненты будущих снадобий. Поджилки тряслись от страха, а нелегкая все равно понесла на лабораторку. Иначе как дуростью не назовешь, но коли приспичило – хоть режь. Ну а как? Любопытство тянуло магнитом. Ведь помимо профессора и того следователя, что работал в ведомстве Мелёшина-старшего, другие оборотни мне не попадались.
Ожидаемо. Нужного парня я определила сразу, в трех соснах не заблудилась. Высокий, плечистый, с атлетической фигурой. И девчонки вились рядом – верная примета. Харизма, конечно, не повальная, как у профессора, но ощутимая. Первокурсник получил ингредиенты и, помахивая корзинкой, потопал к лабораторному кубу с одной из студенток. На меня – ноль внимания. Можно вздохнуть с облегчением и утереть пот со лба: я вне подозрений. После лабораторки объект наблюдения и отмытый куб сдал также небрежно, игнорируя младшего лаборанта, то бишь меня. Обидно, черт возьми. Пусть я – заморыш по сравнению с сородичами парня, но я – дочь того самого Влашека и скоро выйду замуж за Мелёшина-младшего, который чей-то сын! Да обо мне вся страна говорит и пишет!
Когда приступ самовосхваления прошел, я успокоилась. Общая тенденция ясна: в категорию врагов попадают рослые бугаи в окружении кокетливо щебечущего слабого пола.
Ангелы на аллее тоже попали под пристальный надзор. Я завела дневник и отмечала дни, когда каменные статуи исчезали в видимом спектре, оставляя босые ступни на постаментах. Таковое случалось редко, можно сказать, единично и бессистемно. От силы два или три раза.
Неожиданно для себя я увлеклась изучением истории обитателей ада и крылатых. Мэл подшучивал, мол, Царица обязательно отметит мое прилежание автоматической пятеркой по теории культов.
Мне рекомендовали положительные эмоции – я их получала. Количество приглашений на светские мероприятия и посиделки резко сократилось, потому как в стране началась черная полоса. На севере произошло сильнейшее землетрясение, и на устранение последствий были брошены все имеющиеся силы. Сам Рубля поехал в эпицентр горячих событий. "Лица года" сначала перенесли на неопределенный срок, а потом и вовсе отменили. На юго-западе приключилось обширнейшее наводнение, из-за которого отложили ряд приемов и раутов. Военный конфликт на границе с соседней державой свел на нет развлечения в столице. Непатриотично веселиться, когда страна погружается в траур по погибшим. Кабинет министров работал в авральном режиме. Мой отец и Мелёшин-старший частенько ночевали в Доме правительства.
Жаль, свадьбу не отменили из-за ЧП. Вместе с женщинами-телохранителями из дэпов я ездила к Виве на примерки платья. Бесстрастные тётеньки молча следили, как личная стилистка вертит меня, прикладывая рулетку. Через полгода после окончания института Вива развернулась. Она наняла двух портних и организовала ателье при салоне. Однако к пошиву свадебного платья посторонние не допускались. Будущий фасон держался в строгом секрете. Вива лично занялась моделированием, подбором тканей и кройкой. Страна гадала, строя предположения, и делала ставки, я же не заразилась атмосферой всеобщего ажиотажа. Примерки относились к категории тяжких повинностей.
Темой для раздумий стал выбор кольца для Мэла. Кольцо – символ принадлежности. Мэл – мой, поэтому с наружной стороны будет выгравировано мое имя. Он не приемлет сентиментальность и сюсюканье, а значит, нужно заказать в ювелирной мастерской гладкое и круглое кольцо, по-мужски строгое. Я хотела, чтобы при определенном освещении на ободке вспыхивали буковки моего имени, но Мэл предупредил: если в перспективе собираюсь поехать на побережье, нужно забыть о достижениях висорики, потому что вещи и предметы с улучшениями запрещены к ввозу.
Однажды Мэл зашел за мной в институт возбужденным и в приподнятом настроении.
– У Дэна родился сын! – сообщил так, будто сын родился у него самого.
Отреагировала я соответствующе: ошарашенно плюхнулась на постамент под святым Списуилом и с минуту обдумывала услышанное. Дэн сегодня не обедал в столовой. Макес сказал, что он уехал из института после первой лекции.
– Но как?
– Как рождаются дети? Ты женщина, тебе виднее, – ответил Мэл, сев рядом.
– В смысле, с кем? Он ведь не женат!
– Не женат, – подтвердил Мэл и крайне скупо поведал историю отношений, героями которой были Дэн и его… кто?
Девушку звали Оксаной. Ни особого родства, ни видения волн. Обычная. Пара встречалась три года, прежде чем Дэн узнал, что станет отцом.
– Он предложил отметить. Маленький такой междусобойчик… – начал Мэл.
– То есть мальчишник?
– Ну, да. Надо поздравить человека. Почесать языками…
– У вас, мужчин, мозги закривлены не в ту сторону. Нужно не Дэна поздравлять, а мамочку. Она постаралась и родила здорового малыша.
– Ну, знаешь ли, – обиделся Мэл. – А витамины? А обследования разные? И потом, палата в центре акушерства… И врачи… Дэн тоже беспокоился. Переживал.
– А как же дама с приемов? Та, которая чья-то дочь, – силилась я вспомнить образ элитной девицы. – Дэн женится на Оксане?
– Не знаю, – пожал плечами Мэл. – Об этом хочу спросить у него.
Сомневаюсь, что Дэн ответит положительно. Его отец – председатель совета директоров какого-то концерна. А Оксана… никто. Я могла бы оказаться на её месте, не приключись чудо с министерским креслом для отца.
– Ты знал, что у Дэна серьёзно, и молчал? – возмутилась я.
– Эвочка, если бы сказал, то сглазил бы удачу. Дэн попросил держать рот на замке.
– Слушай! – схватила я Мэла за руку. – Оксана не видит, а Дэн – висорат. Что с мальчиком? Он унаследовал? – от волнения предложение укоротилось.
– Эва… – Мэл погладил мою ладошку. – Об этом же во всех учебниках написано. Потенциалы пробуждаются, начиная с трех лет или около того.
Знаю, читала. Но висорике известны случаи, когда экстраспособности просыпались у детей и в два года, и того раньше.
Я отпустила Мэла на мальчишник. Сначала хотела в отместку пригласить Аффу в какое-нибудь кафе, но поняла, что устала. Полежу-ка на диванчике и попялюсь в потолок, переваривая сногсшибательную новость.
– Три пятьсот двадцать… пятьдесят два см… – говорит с гордостью Дэн и демонстрирует размытую фотку на экране телефона. Ни черта не понять. – Быстро отстрелялась. Как воды отошли, так в три часа уложилась. От кесарева мы отказались.
Мэл и Мак переглядываются.
– Пойду, принесу еще пивка, – поднимается Мак.
– Как назвали? – спрашивает Мэл, прокашлявшись.
– Захаром, – Дэн прячет телефон в карман.
– За Захара, – поднимает кружку Мэл. – Чтоб рос настоящим мужиком… Значит, Захар Сахарок?
– Нет, – отвечает Дэн. – Фамилия – Оксаны, отчество – моё.
Предсказуемо. Но разве ж имеет Мэл право обвинять друга в малодушии? Тот и так сделал невозможное: убедил родителей, и те приняли выбор сына. Согласились, но не одобрили. И то хорошо, что в средствах не ограничили.
Порадовавшись за друга, Мэл переключается на себя и Эву. Им невероятно повезло, что папандер Эвки оказался тем ещё жуком. Министром! А если бы судьба уготовила Эве родиться в семье институтского архивариуса или, например, швейцара при "Инновации"? Как поступил бы тогда Мэл? Хватило бы ему смелости противостоять родителям? Но однозначно, Эвкина слепота стала бы непреодолимым препятствием. Это сейчас, когда в деле замешаны миллионы висов, причастные лица закрывают глаза на нулевые потенциалы. Если бы не высокий пост Влашека, Эва и Мэл повторили бы историю Дэна и Оксаны. Мелёшины ни под каким соусом не одобрили бы мезальянс. А Эва… осталась бы она с Мэлом, зная, что будет делить его с другой? С той, что стала бы официальной и законной.
Кстати, не запутаться бы в секретах. Семья Мэла считает, что висоратская инвалидность Эвы – приобретенная, а не урожденная. Зато Влашека не посвятили в тонкости ритуала ашшавары и в родословную Эвы. И лишь Мэл и хромой знают, что Эва – полиморф. Ну, кто ещё не свихнулся от хитросплетения тайн?
Друг, забыв о пиве, застрял на соседнем диванчике с двумя девахами. Та, что слева, потягивает коктейль, прижавшись к Маку, а та, что справа, слушает трепотню нового знакомого, посматривая на Мэла. Мак что-то говорит, кивнув в сторону товарищей, и на лице девахи проступает узнавание. Тот самый! – вспыхивает призывная улыбка, а в глазах с бешеной скоростью крутится счетчик. Осточертевший взгляд. Знакомьтесь, это тёлки. Среда обитания – везде, где пахнет властью, деньгами и связями. Ловят на живца, приманивая высокими, глубокими, короткими и отсутствием. Рацион – бабло, цацки, шмотки, меха, хаты, тачки, сольный альбом. Последствия – опустошенные кредитки и цепкость, с коей тёлки вгрызаются в суверенитет бедняги, клюнувшего на приманку.
Тёлки – широко распространенная разновидность женщин, не имеющая возрастных ограничений. Взять хотя бы прыщавых малолеток, заочно влюбленных в красивых, успешных и богатых. А что говорить о дамах постарше? Официантки в кафе, студентки в институте, горничные Севолода, подружки сестры, секретарша шефа с её "немного за двадцать" – все они готовы продаться, только намекни. Более решительные не ждут у моря погоды и предлагают себя на блюде. Бери – не хочу. Но зачем?
Есть Эвка – уникальная в своей беспросветной бесхитростности, и ей нужны ни висы, ни цацки и ни связи в ДП. Ей нужен Мэл, со всеми потрохами и недостатками. От осознания простой истины в груди становится тепло и почему-то щекочет в горле.
Мак свистит и машет, подзывая. Товар на прилавке! Сейчас начнется коммерция. Торговля.
Мэл игнорирует и слушает Дэна. Тот рассказывает о полезных вещах и об ощущениях молодого папаши. Вдруг пригодится?
– Прошу тебя как друга… если со мной что-нибудь случится… Позаботься о Захарке и об Оксане, – просит вдруг Дэн. – Я открыл счет в банке на её имя. По возможности буду пополнять.
– Конечно. – Мэл удивлен. – Без вопросов. Куда это ты собрался? "Если случится"… Давай-ка за здоровье Оксаны выпьем. Эвка сказала, что ты не заслужил, а она – молодец.
– Да, Оксана – молодец. Не испугалась. А я перетрухал. Ждал внизу, пока не кончилось.
Тёлки поднимаются с диванчика и, оправив юбки, приближаются под ручку с Маком.
– А вот и мы, – тянет тот. – Не ждали?
За столиком становится тесно. Веселье в разгаре. Тёлки стараются. Тост за знакомство, плоские шутки, пустые разговоры, игривые взгляды, фальшивые улыбки, выигрышные позы… Счетчик в глазах наматывает висы.
Когда на колено ложится женская рука, Мэл не выдерживает.
– Дэн… поздно уже. Пойду я. Эва, наверное, спит. Да и такси надо заказать.
– Я тоже не прочь прокатиться, котик, – предлагает тёлка.
– Без меня, – отвечает Мэл и поднимается из-за стола.
– Девочки, как насчет танцев в "Вулкано"? – спрашивает Мак. Выдул черт те сколько, а по виду не скажешь, что пьян.
Тёлки с визгом вешаются на Мака и зацеловывают. И ведь не противно человеку. Наверное, получает удовольствие.
Когда Мэл вернулся домой, Эва уснула на диване, не дождавшись. Кот сторожил её сон, устроившись в соседнем кресле. В рассеянном свете ночника лицо Эвы казалось бледным и уставшим.
– Уже приехал? – спросила сонно, когда Мэл поднял её на руки, чтобы донести до кровати.
– Приехал. Обними меня.
Она обняла, уткнувшись носом в шею. Своё. Родное. Сокровище.
Ради этих минут стоит побороться против всего света.
Сокровище оказалось проблемным. С ворохом осложнений.
Мэл никогда не задумывался над постоянством, с коим ощущал себя выжатым, как лимон, после каждого полнолуния. Оно ему надо?
Оказывается, надо. Прикипел. Прирос. И не представлял, каково это – быть без Эвки.
Содержание полнолуний она не запоминала – это плюс. И скорость регенерации зашкаливала – второй плюс. Синяки исчезали за пять минут. Куда ж без синяков-то? Попробуй-ка удержать хищника, не поранившись острыми как бритвы когтями.
Опасная игра, непредсказуемые последствия. Но Мэл был азартным игроком, привыкшим выигрывать. И он выигрывал. Награда победителю – захлестывающее либидо Эвы, её необузданность и полнейшее отсутствие стыдливости. Особой сладостью наполнялись моменты, когда Эвка, устав бороться с Мэлом и с собой, сдавалась. Он научился распознавать перепады в её настроении по меняющемуся дыханию, по запрокинутой голове, по лихорадочным подталкивающим движениям… И затишье – разомлевшее, покорное, доверчивое. Минуты расслабленной тишины.
А после – битва по новому кругу.
«Я запишусь на курсы самообороны» – заявила она. Зачем?! Кто-то угрожал тебе? Эва, не молчи!
"Никто не угрожал. Хочу чувствовать себя уверенно". Ну, да. А дэпы на что? Сейчас позвоню, и вместо одной машины пришлют четыре.
"Нет! В критической ситуации нужно рассчитывать только на себя. Мой синдром повалит и слона, не говоря о дэпах". И ведь права. Особое подразделение в Объединенном департаменте правопорядка лихорадило уже с год. С тех самых пор, как была запущена программа по охране дочери министра экономики. Состав группы особистов – лучших из лучших, асов с двухсотпроцентной стрессоустойчивостью и нулевой лабильностью психики – обновился трижды. Катастрофический показатель. "Старичков" заменяли новыми кадрами. Причины – превышение полномочий или, наоборот, пренебрежение обязанностями, агрессия по отношению к сослуживцам, должностные преступления, нервные срывы и прочие состояния, неадекватные для профессионалов. Пустая порода отсеивалась массово, зато на сите задерживались ценные крупицы, которые и образовали бессменный костяк группы особистов. Отец помалкивал и не вмешивался. Похоже, он проводил свой собственный эксперимент по выявлению у подчиненных иммунитета к Эвиному синдрому.
Пока здоровье не поправится, никаких курсов самообороны, – повелел Мэл. Эва с неохотой согласилась и взялась за изучение литературы по внешней и внутренней секреции. И ведь шифровалась, а Мэл с легкостью прочитал название статьи. "Особенности выработки аттрактантов[34]34
аттрактанты* – половые феромоны, привлекающие самцов к самкам
[Закрыть]". А когда Эва с головой ушла в подготовку реферата по способам регулирования работы желез, он озадачился. И просьба-требование о полнолунии в стенах общежития усугубила тревогу Мэла. Эва боялась. Но кого? Единственным источником опасности в дни и ночи Икс оставался хромой. Потому что связь двоих нерушима, чтоб её. Так написано в книгах, об этом рассказывал дед. Что же упущено? Что-то важное, и пробел в знаниях нужно срочно восполнять.
На все расспросы и призывы к доверию Эва отвечала одинаково: "Ты перегрелся, Гошик. Видишь подозрительное там, где его нет". И смотрела честными-пречестными глазами. Поганка. К символистику Мэл не обратился бы и под угрозой расстрела. Мы пойдем другим путем, – решил он и позвонил деду. Тот удивился просьбе, но согласился помочь.
– Есть повод для беспокойства?
– Нет, – ответил Мэл, и бывший судья понял на расстоянии, что внук лжет.
Дед свел с одним из тех… нечеловеков. Со своим должником, занимавшим высокий пост в министерстве обороны. И предупредил:
– Будь предельно вежлив. У него большой авторитет в наших и в своих кругах.
– Какая причина долга? – спросил Мэл. – Если не секрет, конечно.
– Не секрет. Причина банальна. О ком мы заботимся в первую очередь, забывая о себе? – спросил дед и ответил на вопрос с мягкой иронией в голосе: – О наших женщинах, детях и внуках. И ничем не отличаемся от них. Его сын связался не с той компанией. Глубоко увяз. Он попросил вытянуть отпрыска из передряги. Ты знаешь, их способности значительно превосходят человеческие. Поэтому многие из них выбирают профессии, требующие выносливости во всём. Но есть и те, кто переступает черту закона и успешно скрывается от правосудия. Спроси отца, он скажет, что в список особо опасных преступников, объявленных в розыск, внесен кое-кто из них.
Засунуть бы их способности им же под хвост.
– Долгу – двенадцать лет, и он будет уплачен в обмен на достоверную информацию. Я договорился о встрече. По-прежнему уверяешь, что причин для беспокойства нет? Я могу присутствовать при разговоре.
– Не нужно, – повторил Мэл. – Я справлюсь.
А то дед не понял.
Его должник неуловимо напоминал хромого, разве что был старше и с проблесками седины на висках. Держался с достоинством и имел соответствующий чин. Генерал разведки. Черт, они определенно выбешивали Мэла своей идеальной нечеловечностью. Слишком сильные, слишком ловкие, слишком быстрые. Непредсказуемые и импульсивные. И высокомерные. Те, чьи гены пробуждались в организме Эвы каждое полнолуние. Черта с два! Они – всего лишь блохастые и пусть радуются, что эволюция позволила им ходить и бегать на двух ногах, а не на четвереньках.
Однако блохастые сумели адаптироваться в современном мире, сохранив субкультуру и генетическую чистоту в силу несмешиваемости с людьми.
Да, понятие нерушимой связи существует, но встречается нечасто, – признал рассказчик. Будни гораздо прозаичнее. Самка может выбрать партнера, не дожидаясь очередного полнолуния, и тогда союз заключается по обоюдному согласию. Если у неё есть защитники – отец или братья, то охота носит формальный характер. В противном случае, на самку могут претендовать не менее двадцати половозрелых мужских особей. Или больше. В полнолуние побеждает сильнейший.
– Это же принуждение! – не сдержался Мэл. – Вдруг ни один из кандидатов ей не понравится?
– Она сумеет за себя постоять. И тогда охота будет пустой.
О да, сумеет. Расчетливая кровожадность, хладнокровие в прищуре, обманчивое спокойствие, веер кинжальных когтей, неслышные крадущиеся шаги… В арсенале Эвы имеется немало уловок, призванных обездвиживать и калечить потенциальных претендентов. Но не Мэла. Пожалуй, она мягка с ним. Потому что любит.
– Но ведь самка… – запнулся Мэл, произнеся чуждое слово. – Она может отказаться от охоты!
– Может, – согласился собеседник. – Но надолго ли? Рано или поздно луна выгонит её из тени. Заставит показаться.
Офигительно оптимистичный прогноз. Остается надеяться, что у блохастых понятие "рано" означает десяток лет, а лучше полвека. Эва справится с зовом, а Мэл защитит её.
Что еще? В полнолуние велика вероятность зачатия. Если таковое произошло, организм самки программируется на вынашивание и появление потомства. Соотношение женских и мужских особей – в пользу последних. Отсюда вывод: каждая самка – на счету. Вот невезуха, ёксель-моксель.
– Ваша семья? – кивнул Мэл на фотографию в рамке. – Большая.
– Да, – ответил мужчина с гордостью. – Четверо сыновей и две дочери. Одиннадцать внуков. Младший сын сейчас в поиске.
О*ренеть. Его сын в поиске. Выведывает и разнюхивает. И сколько их, желающих заполучить самку в личное пользование? Туева хуча. Свора. И хромой в том числе.
Ну, так подавятся. И думать забудут об Эвке.
Следующий шаг – выявление причин Эвиного страха. Однозначно это не символистик, он не навредит ей. Значит, кто-то другой из них. Из блохастых. Тот, кто в полнолуние мог столкнуться с Эвой и распознать её. Круглая луна делает Эву заметной. Блеклый свет льет с небес и оставляет на ней метку. Значит, нужно искать того или тех, кто недавно появился в институте.
Чтобы вычислить сопляка с первого курса, хватило одного дня – спасибо многочисленным приятелям. Вечером Мэл ненавязчиво поинтересовался у Эвы: сталкивалась ли она с неким типом, поступившим в этом году в институт? И добавил небрежно:
– Представь, он тоже оборотень. Не знала?
– Нет, и знать не хочу, – ответила Эва дерганно. Ни любопытства в глазах, ни заинтересованности в голосе. Что и требовалось доказать. Таким образом, участь блохастого определилась.
Назавтра после обеда Мэл проводил Эву на занятия, но на работу не поехал. Дождавшись телефонного звонка, встретился на институтском крыльце со знакомым из отцовского департамента, и после краткого разговора тот вручил пухлый конверт. Вернувшись в холл, Мэл поднялся на третий этаж, где перед аудиторией толпились первокурсники с внутреннего факультета. На него пялились и почтительно расступались, пропуская.
– Нужно поговорить. Отойдем, – сказал Мэл парню, хотя тот был ростом едва ли ниже Мэла. Косая сажень в плечах. Лось.
Отошли в сторонку. Вернее, за угол.
– Значит, так. Тебе показалось. Нюх подвел, глаза обманули, – начал без обиняков Мэл. – Сила есть, а памяти бог не дал. Поэтому ты забудешь.
– Да ну? – отреагировал нахал. И ведь понял, о ком идет речь.
– В баранки гну. Таких, как ты.
Блохастый ухмыльнулся.
– А я не хочу забывать, – ответил лениво и надул пузырь из жевательной резинки.
– Захочешь.
Мэл достал из конверта снимки. Свежеотпечатанные, слегка размазанные. Фотограф следовал за объектами наблюдения по пятам и фиксировал при большом увеличении.
– Это твой старший брат. Это сестра с ребенком, – перечислял Мэл, перебирая пачку. – Это зять. Это средний брат. Это родители. Это ваш милый и уютный дом. Точнее, окна квартиры… На шестнадцатом этаже, номер хаты… э-э-э… сто тридцать. Пять комнат и кухня. Ничего не путаю?
Парень настороженно наблюдал за тасованием снимков.
– Не трогай мою жизнь, и я не трону твою, – продолжил Мэл. – Знаешь меня? Молодец. Я не дам житья вашим. Сгною, понял? Каждого, кто встанет на пути. Без шуток. Так что не болтай лишнего. За последствия ответит твоя семья. Все без исключений.
Лосяра презрительно сощурился и развел плечи с хрустом:
– Кто бы пугал. Смотри, от натуги лопнет резинка в трусах.
– Ну, что за молодежь нынче пошла? – вздохнул Мэл. – Сплошь нигилисты. Хотят, чтобы им наглядно демонстрировали и доказывали. Брателло твой… – взглянул на запястье, – два часа, как в отделении сидит. Задержан по обвинению в торговле запрещенными вис-препаратами. Ай-яй-яй. Таблеточки носит при себе средь бела дня. Такие кругленькие и синенькие. Называются "полный улёт". Да еще оказал сопротивление при аресте. Знаешь, сколько ему светит? Пожизненно. В колонии. На севере, например. А может, это чужие таблеточки? Недоброжелатели подкинули и всё такое. И твой братан – жертва навета. Учти, обвинение снимут, если будешь правильно себя вести.
Очередная фотография подтвердила правдивость сказанного.
– Держи на память, – Мэл потянул пачку снимков.
– С-сволочь, – процедил парень через сжатые губы, и в глазах полыхнула ненависть.
– Ой, боюсь-боюсь, – Мэл изобразил испуг. – Помни, друг! Ты в ответе за близких.
– Я тебе не друг, – прошипел первокурсник, сжав кулаки. Зрачки сузились до вертикальных полосок.
– Не настаиваю. Надеюсь, мы придем к единому мнению. – Мэл похлопал детину по плечу, но тот сбросил руку. – Но если твои сородичи желают войны, они её получат.
Несколько долгих секунд прошли в противостоянии враждебных взглядов, пока парень не отвел глаза.
– Подавись своей тощей мочалкой!
Кому мочалка, а кому любимая женщина.
– Отлично. Мы поняли друг друга. Седьмое отделение, проспект Свободы. Через сутки выпустят. Но привод внесут в личное дело. На всякий случай, – обрадовал Мэл.
Парень, зло зыркнув, достал из кармана телефон и с недюжинной силой толкнул Мэла плечом.
– Алё, бать. Кэм звонил? – спросил, удаляясь. – Он в седьмом. Задержан…
Только что блохастый осознал важную истину. Одна маленькая девочка не стоит больших проблем. И так будет с каждым, кто вообразит, будто может претендовать на Эву.
Если потребуется, Мэл устранит. Безжалостно. Всех до единого.
Он давно перестал анализировать свои желания и поступки. Пустил на самотек. Зачем тужиться, выискивая причины? Чему быть, того не миновать. Попил водички, потому что жажда замучила, или под влиянием Эвкиного синдрома? Использовал грязные методы убеждения, потому что не привык уговаривать по-другому, или sindroma unicuma тому виной?
Мэл не наклеивал бирки "грязно" или "чисто" на свои слова и дела. И угрызения совести редко мучили. Практически никогда. Важен результат, а какими путями он достигался – дело второстепенное. На всём же, что касалось Эвы, висела одна-единственная табличка. "Единоличная собственность".
Да, Мэл доверял ей, но проверял. И отпускал с "жучками". Надев наушники, слушал вместо рока женскую болтовню и подготавливал макет новой стратегии продаж. Бессовестно? Ни капли. Зато узнал много интересного. Ведь привыкши за долгие годы к конспирации, Эвка не отличалась словоохотливостью, и порой Мэлу приходилось буквально выдавливать её мнение. Она пряталась за скорлупой недоверия и осторожности. Предпочитала расспрашивать и выслушивать чужие откровения, не спеша обнажать душу перед собеседником.
Однажды, к великому изумлению Мэла, в разговоре промелькнуло имя певуна из затрапезного клуба. И знакомые Эвки из квартала слепых имели прямое отношение к голосистому скворцу. Мэл давно окрестил его смертником. И верил: когда-нибудь они встретятся, чтобы окончательно расставить точки над i. Певун не стал первым у Эвы, потому ему посчастливится умереть быстро и без мучений.
И тут Эвкин синдром накатил крутым валом и погрёб под собой. Несколько дней Мэла одолевало искушение, туманившее здравомыслие и мешавшее спокойно есть и спать. Коли нельзя добраться за певуна, исчезнувшего из столицы, можно взяться за его брата и невестку. В воспитательных целях, в отместку за наглого родственничка. Например, посодействовать повышению арендной платы. Или капнуть пожарному инспектору, и тот опечатает мастерскую за грубейшие нарушения, вдобавок выпишет штраф и установит непомерную пеню. Да мало ли существует способов, чтобы повесить камень на шею и подтолкнуть к воде? А всё для того, чтобы неповадно было. Чтобы не приманивали к себе Эву. Медом у них, что ли, намазано?
Желание погасилось неимоверным усилием воли, и то лишь потому, что Мэл понял: Эва не бросит друзей в беде в ущерб прочим заботам. В ущерб ему. Так кому он сделает хуже?
Изнывая от бессилия, Мэл перебросил негатив на Эву, пытаясь уколоть словесно. И ведь видел, что ей больно, но обидные слова слетали с языка сами собой.
Однажды он понял, что перегнул палку. Единственный выход – терпение. Выдержка. Пройдет время, и поездки в район слепых сойдут на нет. Эва изменится. Она уже начала меняться. Вода точит камень. Сейчас Эве претит светская жизнь, но когда-нибудь она освоится и забудет о нищете, в которой жила. А Мэл вымарает из её памяти всех, кто оставил след до встречи с ним.
На обеде по случаю дня рождения двоюродной тётушки у Эвы приключился приступ слабости с головокружением и тошнотой. И терпение деда закончилось. Когда улеглась суматоха с нашатырем, и Эве определили покой в гостевой комнате, он вызвал Мэла на серьезный разговор. При закрытых дверях.
– Сегодня ей стало плохо в семейном кругу, а завтра она потеряет сознание на глазах у тысячи гостей. Прошу тебя, остановись. Её нездоровье заметно. По столице гуляют слухи, будто Мелёшины сделали наговор на болезнь и смерть дочери Влашека. Мол, мы выжали из альянса по максимуму, и теперь брак потерял актуальность. А другие доброхоты судачат о проклятии и порче. И о белом свадебном платье, в то время как у невесты живот лезет на нос.
– Если бы лез, то, наоборот, спешили бы, а не тянули полгода, – усмехнулся Мэл. – Надо же… Не знал, что от сплетен можно забеременеть.
– Не ёрничай, – оборвал дед строго. – Твое упрямство подпитывает слухи. Ты дискредитируешь нашу фамилию. Уничтожаешь всё, что мы возводили годами.
– Она выдержит, – заявил Мэл уверенно. – Организм перестраивается. Посмотри, Коготь Дьявола не убил меня.
