Текст книги "Эпилог (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)
– Не кую и не имею.
– Так зачем ты, мил человек, здесь нужен? Дармоедов у нас нет. Каждый при своем деле и хлебушек на халяву не кушает.
– Митяй! – осадила речистого деда жена. – Гости ж как-никак!
– Дмитрий Ионович! – воскликнула мама дрожащим голосом: то ли от возмущения, то ли от обиды.
– Спасибо, погостили, пора и честь знать, – сказал Егор спокойно, хотя на лице гуляли желваки. – Эва, пойдем.
– Постой, хлопец, – придержал его дед. – Куды собрался? Мы ж не дознакомились. Вертухайся, будем чай пить. Софочка, накрывай на стол. Как, говоришь, тебя зовут?
– Егором.
– Егор… Добре. Хорошее имя. А из чьих будешь? Фамилья есть?
– Есть. Мелёшин я, – ответил муж ровно.
– Мелёшин, значит, – пожевал дед губу. – Знавали мы одного Мелёшина. Не злобивый был и нам жить не мешал… Все мы люди подневольные. Не он, так другой бы пришел и сторожил цепным псом. Кем ему приходишься?
– Внучатым племянником.
– Однако… – задумался дед Митяй и обратился к маме с укоризной: – Умудряешься же ты, Илийка, зятьев выбирать.
– Мама не при чём. Это я мужа выбрала, – встала я грудью на защиту своей семьи, и Егор хмыкнул.
– Но-но. Ишь, смелая, – поцокал дедок. – Вся в маманю. Ладно, пошли в дом. Посидим, послухаем, что в мире делается.
Но сперва, за чашкой душистого чая с медовыми пряниками, дед Митяй, он же Дмитрий Ионович, поведал вкратце об устройстве жизни на побережье, перемежая рассказ шутками да прибаутками.
В Магнитной, как и во всех округах, два вида власти. Первая – надзирательно-контролирующая, организованная государством. Оно же выстроило в каждом округе Совет и назначило своего Главу. Советы – это двухэтажные здания с национальными флагами на крыше. При каждом Совете действует проверочный пункт для регулярного замера потенциалов у населения. Ежемесячная явка обязательна для всех без исключений, начиная с двух лет. Каждому из местных выдается книжечка, в которой отмечаются явки, книжечка же считается своеобразным удостоверением личности. Также при Совете действует охранное отделение. Как правило, туда набирают бывших военных или дэпов, работающих по контракту или проштрафившихся на Большой земле. В народе их называют катами[50]50
кат* (устар.) – заплечных дел мастер, надзиратель, надсмотрщик, истязатель
[Закрыть], и название говорит за себя, хотя наемники в дела местных не особо вмешиваются. Но за порядком следят, точнее, выискивают контрабанду, объезжают территорию округа и ловят подозрительных людишек. А по сути, целыми днями спят да мух гоняют. Или чудят от скуки (иными словами, отрываются, развлекаясь с вис-волнами, – поняла я). В каждом охранном отделении дежурят два ката, а в Магнитной их четверо. Немудрено, ведь власть не оставляет попыток нащупать источник самородного золота. Вот и мотаются наёмники по окрестностям: то на рудник нагрянут, то на дальнюю заимку, то в литейку, то в кузницу. И по людям ходят, приглядываются, кто и как живет.
– Разве на побережье попадаются подозрительные людишки? – удивилась я. – Всё население писано-переписано и учтено на сто рядов.
– Эк, миленькая моя, кабы так, – крякнул дед Митяй. – Поглубже копни. На север, к примеру. Там много живности водится. Бывает, что и в наши места выбирается. Рудознатцы-то разными тропами ходят, ценную породу ищут – чтобы поближе к Магнитной да полегче вынимать. Вот и навидались всякого… Нас сюда кинули почитай пятьдесят годков назад да замок на ворота навесили, и теперя тут наш дом. А в здешних лесах задолго до нас жили и уходить не собираются.
Я переглянулась с Егором. Какой идиот согласится добровольно заточить себя на краю света, без благ цивилизации? Тот, кому они не нужны.
Вторая власть – местное самоуправление. Все решения принимает голова округа, его кандидатуру выбирают из числа уважаемых и авторитетных жителей. У головы есть пособники, которые учитывают запасы и следят за правильностью их распределения. Помимо этого голова Магнитной имеет в помощниках семерых старшин – по числу деревень-сателлитов. При необходимости он советуется со старшинами и получает от них заявки на продукты и предметы первой необходимости.
Ох, и загрузилась я двойственностью местной власти и её полномочиями! Даже голова закружилась.
А потом вышло так, что в горницу один за другим потянулись соседи по хутору – с пирогами, с солеными грибочками, с квашеной капустой, отварной картошкой и с хмельной медовухой. И вскоре за столом стало тесно. Девчонки, набрав пирожков, набились на печку. Даша уселась на лавку вместе с взрослыми, а вот Паша не пришла. И, конечно же, от нас ждали историй о том, как живется на Большой земле. Не подробностей о достижениях висорики, а о том, как живет мир за пределами побережья, отрезанного от цивилизации полвека тому назад.
Прогресс шагнул далеко вперед. По освещенным трассам несутся скоростные автомобили, общение происходит с помощью мобильных телефонов, а здесь, на краю земли, в свете лучины, люди слушают сказочные истории о бескрайних пустынях и оазисах, о караванах с верблюдами, о холодных северных просторах и полярном сиянии, о городе-мечте под прозрачным куполом, о разросшейся столице, о самолетах и поездах. Слушают о спортивных чемпионатах и об архитектурных шедеврах. И ни слова о висорике и вис-волнах, их здесь не жалуют. Конечно же, слушатели знают о том, как изменился мир за последние годы. Все-таки газеты попадают на побережье, да и молодежь, возвращающаяся с Большой земли после уплаты долга, приносит крупинки информации. И все равно живое слово здесь сродни… телевизору. Из собравшихся в горнице лишь старики помнят свою молодость до гражданской войны. Остальные же родились на побережье.
До маминого дома мы дотопали по темноте. Брели осторожно, и Егор подсвечивал тропинку luxi candi[51]51
luxi candi*, *, люкси канди (пер. с новолат.) – световой сгусток
[Закрыть].
– Мам, – спросила я, улучив минутку, когда муж отвлекся, – а Дмитрий Ионович знал моего деда?
– Знал. Хотя и моложе его лет на двадцать. Неисправимый романтик, – улыбнулась она. – Брат дяди Митяя был добровольцем. Испытывал на себе вис-сыворотку, которую только-только начали разрабатывать. И умер из-за недоработок в составе.
– Дед Митяй не жалеет, что пятьдесят лет назад принял не ту сторону?
– Говоришь, не ту сторону? – задумалась мама, и лицо окаменело.
– Мам, прости меня, – обняла я её.
– Каждый день отец проклинал себя за то, что подвигнул людей на мятеж, – сказала она уставшим голосом.
– Они знали, на что шли. Никто не предполагал, что недовольство закончится подобным образом! – запротестовала я.
– Но не отец. Ведь он был провидцем, – ответила мама горько. – Дар подвел его.
– И всё равно горжусь им, кто бы что не говорил – заявила я упрямо. Да, горжусь!
Гости – это хорошо, но жизнь не стоит на месте. Мама и так запустила хозяйство, дожидаясь нас, поэтому требовалось нагонять упущение. Назавтра она решила прополоть огород, а я затеяла стирку. Нечего копить грязное белье и ждать, когда зарядят дожди. К тому же, нужно учиться стирать с распаренной золой. Нагреем воду в бане, а полоскать будем на речке.
– Гош, помоги передвинуть бочку, – позвала я мужа, выглянув из предбанника, и Егор охотно согласился. Перетаскивание затянулось на добрых двадцать минут. Точнее, бочка переместилась быстро, а остальное время мы посвятили друг другу. Помимо всего прочего нацеловались до опухших губ.
Заправив футболку, муж водрузил на плечо таз с отжатыми вещами.
– Пошли, киса, прогуляемся до бережка, – приобнял меня за талию. – Там мно-ого интересного.
Вывернули мы из-за угла дома, а у калитки – мама. Да не одна, а с каким-то бугаем. За оградой внедорожник – тот, что стоял на приколе у здания Совета. Мама мнет платок в руках, нервничая, а бугай, заметил нас и уставился немигающе.
– Постой здесь, Эва, – велел муж, опустив на траву таз с постирушками, и направился к калитке.
Разве ж могу я оставаться в стороне, когда к нам пожаловали гости? Подошла к Егору и прижалась. И мама рядом.
Мужик рослый, рыжеватый. Стрижка короткая, щетина двухдневная, это я на примере Егора научилась определять. Смотрит на нас изучающе, внимательно. И одет иначе, то есть, как мы с мужем, не по-здешнему. Ботинки на высокой шнуровке, темная футболка, костюм из камуфляжной ткани. Под расстегнутой курткой виден край кобуры.
– Ну, здравствуйте, – сказал незваный гость. – Занесло вас, однако.
– Занесло, – признал Егор вежливо.
– Насколько я понимаю, вы и есть Мелёшин Егор Артёмович? – незнакомец сощурил глаз. Обычно так прищуриваются, когда метят с точным выстрелом.
– Он самый, – не стал отпираться муж.
– А что ж вы, Егор Артёмович, игнорируете правила? Или вас не предупредили? – посмотрел гость на маму, и она съежилась под тяжелым взглядом.
– О чем? – влезла я, взяв маму за руку.
– О том, что новоприбывшие обязаны незамедлительно обратиться в Совет округа для регистрации и соблюдения прочих формальностей. А вы… – неприятный тип обвел окрестности скучающим взором, – … пятые сутки уклоняетесь от распорядка.
– Не знал. Не предупредили, – ответил Егор. – Сейчас поедем или до завтра потерпит?
– Потерпит, – согласился мужчина. – Не забудьте свои документы и… супругу.
Напоследок обозрел нашу троицу, сел во внедорожник и тронулся неторопливо. А мама судорожно вздохнула.
47
А потом игра в дачную жизнь закончилась, и началась жизнь деревенская, физически затратная. Покончив со стиркой и прополкой, мы отправились к деду Митяю. Поскольку общейка – дело совместное, то и труд – коллективный, а по отдаче и результат. А у Дмитрия Ионовича созданы все условия: и птичник есть, и погреб, и сарай, и сеновал, и амбар, и клеть для слесарных и хозяйственных работ. И пусть дерево посерело от времени, постройки добротные и не протекают.
Но сперва я наведалась к Тамаре, вдове. Муж намылился сопровождать меня в качестве группы поддержки, поэтому пришлось отговаривать его долго и упорно. Тамара – одинокая женщина с двумя детьми и, к тому же, невидящая, – убеждала я. Единственный вред, который она сможет мне причинить, – словесный. Например, вздумает оскорбить.
– Гош, я прожила на белом свете больше двадцати лет, не зная о синдроме. И ничего, справлялась. А здесь вообще раздолье. Висоратов на побережье – по пальцам пересчитать. Для защиты у меня есть Коготь Дьявола, – покрутила рукой, напоминая о кольце.
Егор согласился с большой неохотой. Он силился найти достойную причину, чтобы не отпускать меня в одиночку, но так и не придумал.
Дочки Тамары обирали гусениц с капусты, а хозяйка обтяпывала картофельные кусты, с натугой разгибаясь и подолгу отдыхая.
– Потянула спину, – пояснила она на вопрос о причине болей. – Сено ворошила да в копну сгребала. Без Данилушки-то совсем тяжко, на нём всё хозяйство держалось. Ума не приложу, что делать. Дров в обрез, сена заготовлено мало. В общейку не возьмут, о ней по зиме сговариваются. Да и кому нужна обуза? – кивнула она на дочек. – В Магнитке ценятся мужские руки.
– Попробуйте с дедом Митяем скооперироваться… объединиться, – пояснила я непонятное слово.
– Совестно мне. Старики и так из последних сил тянут хозяйство. А меня брат зовет в Русалочий, ткачихи там нужны. Но разве ж уедешь вот так, с бухты-барахты? Жалко бросать нажитое, а перевозить не на чем. Пока уборочная не кончится, голова не даст подводы.
– Вот увидите, всё наладится. Нужно немножко потерпеть. Соберут урожай и выделят вам транспорт.
– Да, конечно, – согласилась Тамара с воодушевлением. – Мы подождем.
– Я могу сварить мазь. Компресс на спину должен помочь. А если носить его, не снимая, боль пройдет быстрее.
Женщина было обрадовалась, но покачала головой отрицательно:
– Спасибо. Но мне взамен и предложить-то нечего.
– А ничего и не нужно, – заверила я. – Разве что кусочек жира или сала. На нём и замешаю. – И добавила, видя, что Тамара посматривает с сомнением: – Если надумаете, принесите маме. Постараюсь сварить как можно быстрее.
Самонадеянное заявление. Я и окрестности-то толком не обошла в поисках необходимых трав, но почему-то уверилась, что компоненты для снадобья с легкостью найдутся поблизости. Главное, переработать их с умом.
– Молодчинки, девочки. Мамины помощницы, – похвалила я на прощание девочек, вызвав их смущение.
А дел у деда Митяя немерено. Не успеваешь сделать одно, как принимаешься за другое. Неспешно, минутка за минуткой, время течет, и работа помалу спорится. Размокают бочонки, приготовленные для солений. Вяжутся веники из веток березы, ракиты и рябины. Собирается вишня и раскладывается на противнях для сушки. Смородиновое повидло томится в печке. Продолжаются огородные заботы. Доятся козочки, и в маминых умелых руках постепенно наполняется кувшин с широкой горловиной. Мне доверяют взбить масло. Настоящее сливочное масло, которое на Большой земле я покупала в магазине. Дают маслобойку, показывают, как тюкать пестиком, и мучения начинаются. С непривычки отваливается рука, а до масла еще шагать и шагать. Софья Николаевна нахваливает мою старательность, а дед Митяй прячет улыбку в усах. У него густая кучерявистая борода до ключиц, захватившая щеки. Сам он сух телом и невысок росточком. При ходьбе пришаркивает и заметно сутулится, но на удивление бодр, сохранил силу в руках и остроту зрения. А вот зубов не хватает. Дмитрий Ионович любит подтрунивать, особенно над молодежью в лице меня и Егора. Но поддевает шутя, беззлобно. Сейчас он занят тем, что обрабатывает шкурку освежеванного зайца, попавшего намедни в силки. При виде окровавленного ножа, срезающего остатки мяса и сухожилий, меня начинает мутить, и я поспешно отворачиваюсь.
– Добрый будет ужин, – говорит дед Митяй, натягивая вычищенную шкурку на деревянную правилку. – Софьюшка пообещала тушёного зайца в сметане. Слижете пальцы от вкусноты, – подмигивает мне, я и сглатываю, представив незавидную долю ушастика, накануне весело скакавшего по лугам и не подозревавшего об уготованной участи. Бедный зайчик!
Но дед Митяй не согласен с пацифизмом в отношении лопоухих, наносящих ощутимый урон огородным посадкам. В этом году – настоящее засилье зайцев, и Дмитрий Ионович активно борется с ними.
Кстати, о тошноте. По приезду в Магнитную она сошла на нет, но время от времени меня одолевают разнообразные желания в еде. То страстно захотелось отведать хлебную горбушку, натертую солью с чесноком, то замечталось о сыре, то подумалось о поспевающей вишне. И опять же, тревожит задержка, приблизившаяся к двум неделям. Этот срок – критический, по истечении которого можно паниковать и биться в истерике. Что с организмом: гормональный сбой или… то, о чем сказал Егор в поезде? Не может быть! – подскакиваю на месте. А как же хваленое качество фармацевтической фирмы? "Наша марка гарантирует сто процентов безопасности!"… Хвастуны… Так, думаем трезво, размышляем хладнокровно. Покамест займемся сбором ингредиентов для контрацептивного снадобья и средства для урегулирования обмена веществ, а там поглядим. И все же, если допустить, что предположение Егора верно… Получается, у меня будет ребенок?!
От неожиданности едва не роняю маслобойку, но вовремя спохватываюсь. Батюшки мои! То есть как это? Откуда? Каким ветром надуло? Лихорадочно высчитываю дни. После сложных математических операций выясняется примерное время – начало июля. Что происходило у нас в начале июля? Ничего особенного: завершение сессии, поиск рецептов в семейной библиотеке Мелёшиных и сестринские курсы. Даже обидно. Где гром с небес или, на худой конец, дождь из розовых лепестков? "Ау, милочка, высшие силы смилостивились и подарили вам счастье материнства"…
Ищу взглядом мужа. Он тоже занят. Завтра ему предстоит запрячь лошадь в телегу и добраться до Магнитной. Запрягание – целая наука. Проще завести машину и рвануть к месту назначения, нежели снарядить кобылу. Здесь, на побережье, если не хочешь сбивать ноги в пешем переходе, придется потрудиться, чтобы доехать с относительным комфортом.
– Держал когда-нибудь вожжи в руках? – спрашивает дед Митяй.
– Приходилось, – отвечает Егор небрежно, мол, только этим и занимался всю сознательную жизнь. А то! У самого старшего Мелёшина есть конюшня с элитными скаковыми.
– Надеваешь узду, хомут… – Дмитрий Ионович демонстрирует последовательность операций на пегой лошади, которую зовут Зеброй. Лошадка стоит смирно и терпеливо ждет окончания репетиции. – Одеваешь седелку и затягиваешь подпругу… Вот так… Натягивай в меру… Хорошо… Теперь заводишь лошадь в оглобли… Ставишь оглоблю в гуж, вкладываешь дугу и перебрасываешь через шею лошади…
Муж внимательно слушает. Наверняка он задействовал certus exempul[52]52
certus exempul*, цертус эксэмпул (перевод с новолат.) – точная копия
[Закрыть], чтобы запомнить термины и тонкости запрягания. А дед Митяй переключился на колесное средство. И к телеге нужно подойти со всем вниманием. Вдруг в дороге слетит колесо – что тогда делать?
– Тяжы должны быть одинаковыми по длине. Проверь, чтобы были натянуты, и чека держала… Следи, чтобы колпаки сидели на осях крепко… И чтобы ступицы были исправны.
Не выдержав, Егор мученически вздыхает.
– Верхом будет проще, – показывает на седло.
Наверное, он пожалел, что перенес поездку на завтра, а не отправился в Магнитную сегодня, на внедорожнике и с ветерком. Да и послушная Зебра не выглядит отчаянным скакуном.
– Так-то оно так, – соглашается Дмитрий Ионович. – Вижу, ты лихой наездник. Но куда наших дивчин посадишь?
Мэл взъерошивает волосы. Опять его поддели шуточкой. Дивчин и вправду набралось немало. Помимо меня, в Магнитную собралась мама. Она боится, что без неё мы заблудимся или влипнем в историю. Поедет и Софья Николаевна, чтобы отвезти к скорняку готовые заячьи шкурки, которых набралось штук семь или восемь. Заодно женщины хотят заглянуть в запасник, чтобы выбрать причитающийся лимит. Узнав о поездке, напросилась с оказией и Наина-пророчица. У неё тоже нашлись в Магнитной дела, которые она не решилась доверить соседкам.
Поработали вместе и ужин устроили сообща, и совместная трапеза понравилась мне невероятно из-за душевности и участливого внимания друг к другу. Заяц в сметане вышел отменным, и Софья Николаевна получила заслуженные похвалы кулинарному мастерству. Даже Егор не поскупился, собрав кусочком хлеба остатки подливы с тарелки.
– Знаете рыжего, что приезжал сегодня на машине? – спросил муж у Дмитрия Ионовича.
– Рыжий? – задумался тот. – Должно быть, Мурена. Теряет сноровку, шельма. Не сразу просек, где вас искать.
– Кто-кто? – изумилась я. – Его зовут Муреной?
– На кой ляд мне его имя? – отмахнулся дед Митяй и получил от жены тычок в бок, за сквернословие. – Мне с ним внуков не нянчить. Мы тут живем просто. Коли нас заставляют свои корни забыть, то и мы в долгу не остаемся.
– Мурена – хищная рыба, – продолжала я удивляться.
– А то нам незнамо? – прищурился Дмитрий Ионович. – Уж точно не цыпленок да ягненок.
Помимо рыжеватого бугая Мурены местные наделили кличками и остальных наемников из Совета. Слепень, Клещ, Репей, Пиявка, Цепень… Ничего не скажешь, благозвучные и миленькие прозвища.
– Неужто не дают житья-покоя? – поинтересовался Егор, впечатлённый богатым воображением жителей.
– По-разному бывает, но вот уж годков тридцать как устаканилось. У нас по-своему заведено, у них – по-своему. Ездют по Магнитке, выслеживают и разнюхивают да девок портят. У катов отдельная кормежка, сытная. В неурожаи нам приходилось траву жевать с голодухи, а они лопали от пуза и смотрели, как мы пухнем. Думали, вымрем? Накуси – выкуси. Не дождутся! – воскликнул с жаром дед Митяй.
– Митюша! – Софья Николаевна охладила воинственный пыл мужа. – Налей-ка нам чайку.
Несмотря на преклонный возраст, чувствовалось врожденное благородство пожилой женщины, достоинство, что ли. Годы уравняли её с дедом Митяем в росте, но в молодости Софья Николаевна была определенно повыше. Если в разговоре Дмитрий Ионович мог вспыхнуть и распалиться, то жена предпочитала помалкивать, да и не умела она кричать и ругаться.
По возвращению домой мама рассказала, что Дмитрий Ионович – из работяг, а его супруга родилась в интеллигентной семье и окончила университет. В один прекрасный день дед Митяй, а тогда Димка, повстречал Софьюшку и втрескался в неё без памяти. И ведь добился внимания своей избранницы, и они поженились. А вскоре и гражданская война началась.
– А дети у них есть?
– Сын живет в Няша-Мари, дочери – в Русалочьем. И внуков десяток. Дети зовут к себе, а дядя Митяй противится. Жалко хозяйство бросать. Боится, захиреет без него Шлаковка.
А быть может, дед Митяй не хочет бросать маму, – мелькнула у меня мысль. Уедут старики к детям, и мама останется одна.
– Гош, – спросила я шепотом, когда мы улеглись спать. – Завтра Зебру запрягать. Вдруг сertus exempul ослабнет к утру?
– Не ослабнет, – хмыкнул он и вкусно потянулся, а за ним и я, разминая ноющие мышцы. Для нас, городских неженок, сегодняшний трудолюбивый день получился поистине героическим. А еще меня беспокоил визит ката и завтрашняя поездка в Магнитную.
– Что нам будет за нарушение правил?
– Думаю, ничего, – успокоил Егор. – У нас на руках документы, есть иммунитет и права. Проведут инструктаж, разъяснят, что и к чему, чтобы мы впредь не попадали впросак. Вот и всё.
Если так, то не страшно.
– Гош…
– Что?
– Ничего. Так просто. Пришло в голову и улетучилось.
– Легкомысленная моя, – поддел муж. – Что, на свежем воздухе думается с трудом?
Пусть шутит, мне не жалко. Он не догадывается, что я открыла рот затем, чтобы узнать его мнение об отцовстве, то есть о возможной беременности. Если Егор прав, нам придется вернуться на Большую землю. Не завтра, конечно же, а через месяц-два. Но я не хочу! Чтобы отогреться сердцем возле мамы, мне не хватит и года. Если мы уедем, то вряд ли когда-нибудь возвратимся сюда. Егор не согласится, как пить дать. Черт, ребенок спутает все мои планы! Ну, почему такая невезуха и именно сейчас? Ладно, подождем два дня, и если в моей анатомии ничего не изменится, поговорим с мужем о будущем и о нашей семье.
А ночью пошел дождь. Слушая в дреме, как капли шуршат по крыше, я радовалась тому, что организовала стирку, и белье успело высохнуть. Во сне мне приснилось белоснежное рыхлое облачко – легкое и воздушное. Мое первое сливочное масло, сбитое собственноручно.
К утру дождь утих, но небо затянулось серой хмарью. Вершины гор окутались ватой; белёсые нити, поднимаясь со склонов, воспаряли вверх – так рождались облака. Мокрая трава, мокрая листва – неприятно и зябко. Раскисшая грязь налипает на подошвы, утяжеляя кроссовки. Зато дома уютно, хоть и сумрачно.
Собираясь в Магнитную, Егор прихватил дождевики – куртки из плотного полиэтилена, на молнии и с капюшонами. Маме очень понравился её дождевик. Видно, не вымокнуть в горах в сырую погоду – наипервейшее дело. Я заставила маму обуть кроссовки, и теперь она посматривала на ноги, потому что не могла определиться – нравится ей непривычная обувь или нет.
Сertus exempul не подвело мужа, и вскоре он, в точности повторив вчерашний урок деда Митяя, вывел запряженную Зебру на дорогу. Дмитрий Ионович проверил правильность обвязывания супони и натяжение шлеи, после чего одобрительно похлопал лошадь по крупу.
Мне помогли взобраться на телегу, рядом села мама. Дочки Игната высыпали к калитке, наблюдая за последними приготовлениями.
– Шибко не гони, – предупредил дед Митяй. – А то по пути растеряешь бабёнок. Придется полдня ползать и собирать по буеракам.
– Ух я тебя, чёрта окаянного, – шутливо пригрозила кулаком Софья Николаевна, и супруг рассмеялся.
– Поспрошай, Софочка, о нонешнем урожае. Люди говаривают, из-за жары зерно не успело налиться и уродилось мелким. Если так, придется нам затягивать пояса потуже.
Егор тронул лошадь, и мы поехали. Ох, и тряская оказалась дорога, хотя Зебра и бежала неспешной рысцой. А где вы видели телеги с амортизаторами? Муж быстро приноровился к езде и в нужных местах подстегивал или притормаживал лошадку, а я вертела головой по сторонам, оглядывая окрестности. Ветви деревьев отяжелели от сырости. Облака, запутавшиеся меж горных слонов, понемногу таяли. Серые тучи напитались влагой, но не спешили разродиться дождем. И пейзаж завораживал. Словно на каменистые кручи набросили набивную рельефную ткань, и она упала на горы зеленым покрывалом, образовав складки и заломы. Три дня назад из окна "Каппы" смотрелось по-другому, нежели сейчас, с телеги. Сейчас рядом со мной сидела мама и держала за руку.
Вскоре показалась Томлёнка – деревня побольше и, стало быть, пооживленнее. И дома разные – победнее и побогаче, побольше и поменьше.
– От нас до Магнитки идти пятьдесят минут, а если на лошади – то пятнадцать, – пояснила мама. – Когда начинается учебный год, мне выдают велосипед.
– А как же зимой? – удивилась я. На велике по сугробам далеко не уедешь.
– Когда как. Обычно иду пешком до Томлёнки, а оттуда подбрасывают. И обратно так же.
Бедная моя трудяжка. И самоотверженная, – сжала я мамину руку.
На выезде из деревни голосовали двое мужчин с заплечными мешками. И на побережье актуален автостоп, вернее, конестоп.
– Притормози, – сказала Софья Николаевна, и Егор остановил лошадку. – В ногах правды нет, – сказала она мужчинам. – Присаживайтесь.
Те, помедлив, запрыгнули на телегу, между мамой и Наиной. Ехали молча и оглядывались коротко, посматривая на меня и на мужа. Не успела я и глазом моргнуть, как за поворотом открылась Магнитная, показавшаяся мне тесной и густонаселенной после одичалой уединенности Шлаковки. Случайные попутчики соскочили с телеги и, поблагодарив, скрылись в проулке, а мы покатили дальше. Мама подсказывала дорогу, и вскоре Зебра вывернула на мощеную булыжником площадь.
Ничего так, просторно. А еще многолюдно и многолошадно. Кучкующийся народ можно поделить на тех, кто прохаживается у запасника, и на тех, кто собрался у Совета.
Наша цель – Совет. Двухэтажное здание из темно-серого камня возвышается над площадью, словно рыцарский замок. Сегодня штиль, и флаг повис тряпкой. Ленятся ребятки развевать искусственно, – мелькнула злорадная мыслишка. Внедорожники исчезли, значит, каты разъезжают по окрестностям.
С фасада здания – два входа, два крыльца. Слева – никого, а справа толпятся местные. Егор по-джентльменски помог нам слезть с телеги. Наина подхватила корзины и припустила прочь с площади, торопясь по делам. Перед тем, как отправиться к скорняку, Софья Николаевна напомнила:
– Через час встречаемся здесь же. Времени хватит и вам, и мне.
– Вам туда, – показала мама на левое крыльцо. С другой стороны на телегах и повозках расселся народ – разных возрастов и обеих полов. Кто-то сидел на ступенях крыльца, кто-то облепил перила. Балагурили, смеялись. Человек двадцать, если не больше, и еще подходили.
– Кто последний? – вопрошали задорно и получали веселый ответ:
– За мной держись, коли не шутишь.
Дверь постоянно открывалась, и взрослые заходили-выходили поодиночке. Женщина, спрыгнув с повозки, подхватила маленького мальчика на руки и зашла внутрь.
– Там замеряют потенциалы, – пояснила мама. – Это быстро и не больно. Дольше маяться в очереди. Раз в месяц нужно обязательно появляться, чтобы поставили отметку в книжке. Вы идите, а я подожду здесь.
По мере приближения к зданию Совета на нас начали обращать внимание. Мимо проходящие оборачивались, некоторые даже останавливались. Очередь примолкла. Женщины разглядывали с интересом, мужчины – с настороженностью, и я невольно поежилась. Оказывается, успела отвыкнуть от прицела любопытных глаз.
Мама подошла к собравшимся, и с ней нестройно поздоровались, обращаясь на "вы". А Егор уверенно поднялся по ступенькам на левое крыльцо и открыл передо мной дверь:
– Прошу.
