Текст книги "Эпилог (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)
Тень взрослела. Она выросла из игр с метаморфозами, подразумевающими радикальные меры воздействия на виновных, и теперь экспериментировала с мыслеобразами. Вклинивалась в них, перекраивая, и находила удовольствие в нетривиальности последствий, не вызывающих подозрений у двуногих.
Тень воевала с сожителем подшефной. Тот совсем распоясался, решив, что может с легкостью управлять пульсирующим шариком Э.В.Ы. Тень могла бы наказать двуногого изощренно, но увы, приходилось задействовать жалкие возможности телесной оболочки и то не в полную силу. Угол заточки лезвий на конечностях позволял тени мельчить в крошку кристаллическую решетку любой степени прочности, не говоря об органике. Однако приходилось использовать ротовое отверстие, чтобы кусаться, и когти, чтобы царапаться, по простой причине. Э.В.А. беспокоилась за двуногого, занимавшего девяносто процентов её мыслеобразов.
Физическая оболочка существенно ограничивала возможности тени, но она же помогала. Тень не единожды похвалила себя за удачно выбранную материальную форму. В глазах двуногих она стала домашним животным и получила идентификатор – К.О.Т. Благодаря конспирации тень беспрепятственно проникала в любые уголки, не вызывая подозрений. Она обследовала закоулки лабиринта, в котором сожительствовали подопечная и двуногий, и просканировала мыслеобразы человеков, обитающих на разных уровнях. Целью стоял поиск людей, могущих раскусить истинную сущность тени, но таковых не нашлось.
Тень взялась за изучение особенностей размножения человеков, потому что у подшефной и её сожителя имелась тяга к появлению потомства, не дававшая результатов. По этому поводу глаза Э.В.Ы. источали прозрачную жидкость, называемую слезами, и двуногий способствовал их прекращению, заодно приводя нервную систему Э.В.Ы. в равновесие. И за это тень прощала ему притязания на пестрый шарик подопечной.
Тень знала: чтобы продуктивно плодиться, необходимо определенное количество участников. Число родителей не ограничено. Их может быть двое, трое, четверо и так далее по возрастающей. А бывает и так, что достаточно одного родителя. Непонятно, из каких источников пришло это знание к тени, наверное, существовало изначально в её сути.
Проведя серию наблюдений, тень заключила: люди плодились, встречаясь парами. И поняла, что заблуждалась, посчитав периодические перемены, происходящие с подшефной (как то: трансформация зрения, ногтей, быстроты реакции, инстинктов и размытие мыслеобразов), привычным состоянием для двуногих. Перечисленными признаками обладала лишь Э.В.А.
Отругав себя за безалаберность, тень бросилась восполнять упущеннное и выяснила, что на молекулярном уровне организм подопечной состоит из двух несочетаемых видов, являющихся сложнейшей спаянной конструкцией. Метаморфозы в клетках подчинялись движению ночного светила, достигая пика в определенные дни. Тень предприняла попытку по извлечению чужеродных элементов из организма подопечной, но затея оказалась провальной, ибо невозможно разделить неразделимое без ущерба.
Тень приуныла. Данных не хватало, потому что в моменты обострений сознание Э.В.Ы. становилось неустойчивым, и мыслеобразы исчезали, не успев сформироваться. Зато периоды просветления позволили заглянуть в прошлое и отыскать причину симбиоза. Тень испытала смущение. Опять же, непонятно почему, но она почувствовала себя причастной.
Прежде тень не делала различий между двуногими. Зачем напрягаться, если у всех особей одно туловище, одна голова, по паре верхних и нижних конечностей и однотипные внутренние органы? А теперь выяснилось, что существует несколько разновидностей прямоходящих, и разница между ними заключается не в наличии или отсутствии хвоста. Чудеса под носом всегда незаметны.
Тень признала, что недооценивала четырехмерие, ставшее ей домом. Снисходительность и пренебрежение сделали её косной. Взять тех же генетических сородственников Э.В.Ы. При внешнем сходстве с человеками имелись существенные различия: ускоренная регенерация, утроенное количество нейронов, широкий диапазон слышимости, предельная эластичность тканей, расширенный спектр зрения, армированная кровеносная система. А еще сопротивление, которое приходилось преодолевать тени, проникая в сознание. Изучив несколько экземпляров, она пришла в восхищение и ввела в собственную классификацию прямоходящих понятие "условно человеков".
Тень озаботилась страхами Э.В.Ы. в отношении представителей чуждого вида. Эта боязнь носила обобществленный характер, без привязки к конкретным индивидуумам. Двуногий, связанный с подопечной тени силами небесного светила, не нёс угрозы, как и прочие "условно человеки". Причина состояла в их категорическом неприятии подшефной.
Тень пришла к заключению, что на данном этапе ей не хватает познаний, чтобы избавить Э.В.У. от чужеродной примеси в организме, и что вреда от последней нет. Возможно, двойственность послужила причиной отсутствия потомства, но тень не могла подтвердить или опровергнуть данное предположение. Пока что она похихикивала, видя, как в полнолуния двуногий отдувается за раздутое самомнение.
Человеки придавали большое значение волнам, которые совершенно не впечатлили тень. Зато её потрясла штуковина, принесенная двуногим. Поначалу тень не обратила на неё внимания, но вскоре заметила, что вещица негативно воздействует на подопечную, перестраивая работу внутренних органов, а двуногий потворствует ухудшению здоровья. Э.В.Е. угрожала опасность! Тень взбеленилась. Во-первых, она устроила непримиримую войну сожителю подшефной. Во-вторых, боясь необратимых последствий в организме Э.В.Ы., ринулась в кристаллическую решетку, чтобы разрушить штуковину изнутри, но… отскочила как теннисный мячик. Потребовалось несколько изнурительных попыток, чтобы признать бессмысленность затеи.
Вещица оказалась с секретом. При тщательном исследовании с разных сторон и под разными углами, на тень снизошло озарение: у них со штуковиной много общего! Неожиданный вывод ошарашил тень. Затаившись, она часами наблюдала за статичной формой, вокруг которой искривлялись пространство и время. Тень завороженно следила за тем, как клубятся кольца тьмы, и как закручивается ничто, являющееся сутью штуковины. То самое ничто, составлявшее суть тени. Жалкие двуногие! Они и не подозревали, что сила безобидной вещицы сопоставима с мощью дневного светила.
Будучи в материальной оболочке, тень прижимала уши и подметала животом пол, преклоняясь перед давящей силой новообретенного сородича. И восхищаясь, трепетала от радости. Она не одинока в четырехмерье!
Ох, переживания не доведут до добра. В большой гостиной Айве привиделось, что у падчерицы две тени, одна из которых потекла к двери в столовую и просочилась через щель.
Наверное, Айва переволновалась. Иначе как объяснить, что тень ползает по столу, заглядывая в тарелки и фужеры, забирается в прически дам и устраивается на плечах мужчин? Неужели гости не замечают?
Хозяйка сделала судорожный глоток и поставила бокал. Искаженное отражение в стекле укоризненно покачало головой и поводило указательным пальцем. Ай-яй-яй, нехорошая Айва…
Сотни лиц в хрустальных подвесах люстры повторили тот же жест.
Душно, душно! Колье сжимается удавкой.
Несут жульен. Скоро, уже скоро…
Нервы натянуты до предела. Громкое звяканье столовых приборов заставляет вздрагивать.
В зеркальных вставках распахнутых дверей отражается большая столовая, празднество, гости. Отражается и хозяйка дома, сидящая во главе стола. Вдруг отражение поворачивается к ней и прикладывает палец к губам. Тс-с-с, Айва. У нас есть тайна.
Это лихорадка. Инфекция. Да, точно, она больна. У нее галлюцинации. С чего бы? Из-за несвежих продуктов? Немедля уволить экономку!
Отражение в зеркале, хитро улыбаясь, выставляет ногу вперед, и девушка в униформе официантки падает с подносом в дверях. Посуда вдребезги, а содержимое разлетелось, заляпав пол. Ахи, охи, всплески руками. Поспешные указания распорядителя обеда: пол затирают, осколки собирают, перед гостями извиняются. У нас небольшая заминка, а покуда отведайте холодные закуски с икрой и морепродуктами.
Всё впустую. Шанс упущен. Растяпа! Не смогла не запнуться на ровном месте, – Айва с досады швыряет измятую салфетку и оглядывается на дверь.
Гости посудачили о криворукой прислуге и переключились на чествование именинника. А отражение в дверных створках весело скалится и показывает большой палец. Ты моя, Айва. Теперь мы повязаны. До конца жизни.
И на нее наваливается спасительный обморок.
Кто-то раздвинул шторы, впуская в комнату солнце.
Вадим промычал нечленораздельно, прикрыв глаза от яркого света. Хорошо вчера погулял, в башке гудят колокола. Любой другой слабак на его месте сразу бы принял отрезвлятор, но Вадим никогда не пользовался снадобьем. Хорошая попойка хороша похмельем. Самый смак.
– Доброе утро, – пропел голосок. – Вы приказали разбудить в десять.
– Уйди, чувырла, – Вадим запулил наобум подушкой и накрылся одеялом.
Через три часа свежий как огурчик Вадим Мелёшин спустился в ресторан гостиницы. Он мог бы жить в квартире, расположенной в центре города на главном проспекте, но предпочел нервировать семейку растратными счетами за гостиничный номер. Назло родственничкам.
А что, в сущности, изменилось? Теперь расходы улетали на запад, в столицу. Разве что клубы здесь попаршивее и развлечений меньше, но находчивый человек нигде не пропадет и оторвется на полную катушку даже на Северном полюсе.
Вадим дальновидно обналичил банковские карты и перестал отвечать на звонки маман, Севолода и семейки Мелёшиных. Пусть попробуют достать и заставить. Для этого им придется приехать сюда. Что ж, встретимся и поговорим. В ресторане с видом на штормящий океан.
– Детка, – усадил он на колени официантку, – я хочу обед в номер. И тебя на десерт.
– У нас запрещено, – попыталась та подняться, но примолкла, когда постоялец запихал стовисоровую купюру в вырез блузки.
Через полчаса в номер Вадима постучали. Заказ выполнили. Доставили первое, второе и третье на десерт.
– Показать тебе фокус? – предложил лениво Вадим, разлегшись на кровати. – Ты о таком не смеешь и мечтать.
Оторвал от двух волн по куску, навязал узор из петель, и-и-и… ничего не произошло. Рiloi candi[37]37
piloi candi*, пилой канди (перевод с новолат.) – электрический сгусток
[Закрыть] сорвался.
Слепошарая девка пялилась в ожидании чуда. Дура. Вадим любил подшутить. Зачаровывал волшебством волн и награждал овечек парочкой заклинаний. Чтобы не забывали его, Вадима Мелёшина.
И aireа candi[38]38
aireа candi *, аиреа канди (перевод с новолат.) – воздушный сгусток
[Закрыть] не вышел. И igni candi[39]39
igni candi*, игни канди (перевод с новолат.) – огненный сгусток
[Закрыть] не получился. Чертовщина какая-то. Движения правильные, последовательность не нарушена. Узлы и петли навязаны, но безрезультатно. Волны распускаются без высвобождения энергии и возвращаются в прежнее текучее состояние. Что за гадство?
– Что случилось? – встревожилась девка, заметив напряженное лицо Вадима.
– Пошла вон, – процедил он. – Пшла отседа! – заорал, и слепошарая, подобрав одежду, исчезла из комнаты.
Так… Нужно успокоиться… Собраться, продышаться…И повторить. Снова и снова. Опять.
Впустую. Базисные и двухуровневки… Более сложные трехуровневые… И высших порядков… Ни одно из них не "завязалось" и не "выстрелило".
Черт, черт, черт! Наверное, потому что руки дрожат. Пора кончать с пьянками. Ну, здравствуй, белая горячка.
Что делать? Звонить Севолоду?
Вадим читал о таком. Называется самовнушением. Боязнь поверить в свои силы. Он не верит, что у него получится заклинание. Черт, да он никогда не задумывался! Создавал как само собой разумеющееся. Потому что урожденный висорат.
Он переутомился. Всего-то делов. Плюс акклиматизация. Так и есть. Нужно выспаться. Отлежаться, чтобы остыли мозги. Сдвинуть шторы и закрыть глаза.
До глубокой ночи Вадим ворочался в постели, прислушиваясь к ощущениям. Что с ним? Может, порча? Любимые родственнички подсуропили. Или отрава. Подсыпали в еду, к примеру. Ага, вот и рука загорела, и пальцы защипало! Нет, показалось. Или в сок добавили галлюцинорное снадобье, поэтому и привиделась хр*нотень с волнами. В таком случае выход один – дождаться, когда снадобье выветрится из головы, найти говн*ка, посмевшего посмеяться над Вадимом Мелёшиным, и запихать ему в глотку пару-тройку заклинаний.
А проснувшись назавтра, Вадим истерически засмеялся. Волны-то он видел, но они отказывались подчиняться ему – ни утром, ни днем и ни вечером. Не в воскресенье и не неделей позже.
И Вадим струсил. Он не решился позвонить Севолоду и рассказать о поразившей его немощи.
36
После обморока, приключившегося на торжественном обеде, мачеха в спешном порядке отправилась в Моццо – поправлять здоровье. Хорошо, что до свадьбы осталось меньше месяца, и к этому времени уладились основные формальности, связанные с подготовкой к празднеству. Иначе Ираиде Владимировне, маме Мэла, пришлось бы в одиночку заканчивать последние приготовления. Досужие сплетники судачили, что у Влашеков – кризис семейных отношений, однако мой отец опроверг слухи и заверил Мелёшина-старшего, что супруга вернется в столицу к свадьбе, подлечив на курорте слабые легкие и бронхи.
Слабые, как же. Правда, бессознание мачехи оказалось достаточно глубоким, чтобы в срочном порядке вызвать бригаду медиков правительственного госпиталя. Первоначальное подозрение в попытке покушения не подтвердилось, зато у любителей почесать языками нашелся повод. В светских кругах обморок супруги министра экономики обсуждали несколько дней. И опять отец извлек пользу из скандальной истории, преподнеся объяснение, окрашенное в патриотические цвета. Мол, мачеха как преданная жена поддерживает мужа во всех начинаниях. Переживая за судьбинушку отчизны, на которую навалились катаклизмы, она перенервничала, и беспокойство вызвало обострение астмы. Ах-ах, и все тут же прослезились.
Мачеха укатила в Моццо, а я вздохнула с облегчением. Вроде бы нечасто сталкивалась с женой папеньки, а все равно с её отъездом и солнце ярче засветило. Участие мачехи в подготовке к свадьбе давило на меня фальшивостью и вынужденностью. Наверное, бедняжка оценила размах предстоящего торжества, и от зависти у неё разыгрался острый приступ подагры. Я бы тоже впала в депрессию от количества ухнутых денег, но от меня скрывали масштаб празднества.
– Гош, ну, сколько? – допытывалась я, пытаясь выудить из Мэла крупицы информации. Мы сидели на качелях, а Зинаида Никодимовна гуляла по дорожкам, прикрываясь зонтиком от солнца.
– Зачем тебе? – спросил Мэл с подозрением.
– Ну-у… просто так, – повозила я пальчиком по его груди, вырисовывая узоры на рубашке. – Пожалуйста, Гош!
– Я не в курсе. Спрашивай у отца. Он у нас счетовод.
Таким образом, Мэл отфутболил меня к Мелёшину-старшему. И ведь знал, что не решусь поинтересоваться стоимостью свадебной вакханалии. Какое там спросить! В присутствии Артёма Константиновича на меня нападало онемение всех мышц, включая лицевые. И хотя панический страх давно выветрился, став обычным страхом, разбавленным благоговейным трепетом, в моих глазах Мелёшин-старший был почти богом. Он мог всё. Выделял дэпов для охраны и сопровождения, держал руку на пульсе прессы и телевидения, посещал светские мероприятия и успевал контролировать закон и порядок в стране. Он ни разу не обратился ко мне напрямик, ни разу не повысил голос и ни разу не выказал недовольство – ни жестом, ни словом. Поистине королевская сдержанность.
Устав как-то бороться с замудреными задачами по матмоделированию вис-процессов, я разлеглась на полу, вернее, на ковре. Кот с благосклонным видом наблюдал за передышкой с высоты стола.
– Эвочка, вставай. Соберись и поднажми. Еще чуть-чуть, – пощекотал Мэл пятку.
Захихикав, я дернула ногой. Зинаида Никодимовна покачала головой с укоризной и перевернула страницу в книге. А мои мысли, получив минутку на расслабление, поскакали белками. Начались с взгляда, брошенного на карту мира, и, прокуролесив по извилинам, закончились разглядыванием Дьявольского Когтя.
– Гош, в атласе раритетов фамилия Мелёшиных встречается на каждой странице. А у Константина Дмитриевича тоже есть артефакты? Сколько здесь живу, а ни одного не видела.
– Бесценные артефакты не лежат на тумбочке в прихожей рядом с зонтиками, – пояснил Мэл. – Обычно для них выделяют охраняемые помещения, например, подземные бункера. И постороннему человеку непросто туда попасть. Точнее, невозможно.
– И у твоего деда есть бункер? – расширились мои глаза.
– Есть. Защита от взлома и проникновения будь здоров. Не только сигнализация и видеокамеры, но и охранные заклинания на каждом шагу.
– А если случится пожар? Коротнёт проводка, например.
– Бункер – это цельный металлический сейф. Он автоматически заблокируется и не сгорит. Каждый артефакт тоже изолирован под защитным колпаком. Так что после ядерного взрыва останутся лишь запечатанные сейфы с ненужными никому древностями, – пошутил Мэл.
– Ого! Он находится внизу? Ты бывал там?
– Хочешь посмотреть?
– Нет, – замотала я головой. – Держаться бы подальше от этих чудес. Помнишь, Лютик рассказывал на лекции, что наука не изучила и десятую часть возможностей артефактов, а оставшиеся девять десятых могут быть очень опасны? К тому же, многие владельцы раритетов не афишируют свои приобретения. Твой дед не боится?
Послышался стук.
– Простите, – сказала Зинаида Никодимовна, наклонившись за упавшей книжкой. Щеки женщины заливала неестественная бледность.
– Вам нехорошо? – озаботилась я. – Вот, выпейте воды.
– Уже прошло, спасибо. Голова закружилась. Обычный приступ вегетососудистой дистонии. Не волнуйтесь.
– Может, вызвать врача? Ну, или выпить какие-нибудь таблетки, – предложил Мэл.
– Да-да, – закивала рассеянно Зинаида Никодимовна. – В моей комнате есть аптечка.
Мэл получил от меня незаметный толчок в бок. Пока гость мужского пола под названием "жених" находится в доме, компаньонка не сдвинется с места и умрет на посту. Пришлось жениху срочно откланиваться, и после его отъезда я проводила Зинаиду Никодимовну до комнаты.
– Давайте вызовем врача. Или скажем Константину Дмитриевичу.
Сегодня дед Мэла поздно вернулся из города и заперся в кабинете.
– Нет-нет. Ни в коем случае, – выпрямила спину женщина. – Мне гораздо лучше. Спасибо, не стоит беспокойства. Спокойной ночи.
Расхаживая по своей комнате, я исходила тревогой. Не стоило оставлять Зинаиду Никодимовну в одиночестве. Вдруг случится новый приступ, и она не сможет позвать горничную, а время будет упущено? Память услужливо извлекла из дальнего угла картинку мертвой тётки и коробку с лекарствами, до которой та не дотянулась. И я не утерпела. Отправилась к Зинаиде Никодимовне и постучала в дверь. Естественно, Кот пристроился провожатым.
Женщина открыла не сразу. В свете ночника, с распущенными волосами и в халате, наброшенном на ночную рубашку до пят, она напоминала бабу-ягу – старую и седую. Да ведь и у меня похожая седина, – усмехнулась я. Мэл не знает, что помимо прочих сложностей у меня имеются проблемы с цветом волос, и приходится периодически их подкрашивать.
– Как вы? – спросила я у Зинаиды Никодимовны. – Мне не спится. Можно побыть с вами?
Напросилась, в общем. А компаньонка не отказала. Ей хотелось выговориться, об этом шепнула моя интуиция.
Кот тут же забрался в кресло, а Зинаида Никодимовна подошла к окну.
– Чем вы увлекаетесь? – спросила, глядя в темноту за стеклом.
Я в растерянности молчала. У меня одно увлечение – всё, что связано с побережьем. Не считая Мэла, конечно. Он – мой монолит. Точка отсчета моей системы координат.
– Каждый чем-то увлекается. Кто-то любит классическую музыку и находит соратников по интересам. Кто-то увлекается греблей на байдарках и общается с любителями гребли и байдарок. Быть может, организует клуб. Общие интересы сближают, не так ли? – вздохнула женщина. – Интересы могут быть разными – от коллекционирования фантиков до садомазохистских оргий. О, простите, я подразумевала совсем не то. Хотела сказать, что…
– Что диапазон человеческих страстей велик, – подсказала я.
– Да. Увлечение преследует страсть и неважно, к чему.
Зинаида Никодимовна замолчала. Глядя на свое отражение, заправила прядь за ухо.
– Сегодня вы завели речь об артефактах… И сказали правильно. Древности далеко небезобидны. Не представляете, сколько сокровищ скрывает земля, и сколь они опасны. Первые владельцы пользовались ими по назначению, пока в один прекрасный момент диковинные штучки не попали в руки к людям. Мы похожи на мартышек, которые трясут, стучат, прикладывают к уху, грызут, пытаясь добраться до начинки, но зачастую безуспешно. Пользуясь артефактами, мы подвергаем риску себя, наши семьи, нерожденных еще детей, будущие поколения. И не боимся, потому что удивительно безалаберны. Плюем на опасность свысока. А кое-кто даже увлекается коллекционированием древностей. Организовывает экспедиции, выкупает у владельцев или убивает.
Компаньонка обронила: "охотники", и мое сердце замерло, мгновенно проведя параллель между оборотнями и теми, кто истреблял их веками. К несказанной радости, параллель оказалась ошибочной. Термин "охотники" обрел новое звучание в цивилизованном мире, став клубом по интересам. Вернее, интерес один – артефакты. Членство в клубе получает любой, кто болеет страстью к уникальным раритетам. Кто собирает их и прячет в бункерах со сложнейшей охранной системой. Охотники роются в старинных рукописях и манускриптах, выискивают ниточки и следы: карты, свидетельства очевидцев, мифы и легенды, документальные подтверждения… Охотники рыщут по планете – в песках, во льдах, на море и в джунглях… И находят. Охотники продают – охотники же приобретают. Охотиться за артефактами можно по-разному.
Клуб по интересу. Узкий круг увлеченных людей. Известные коллекционеры, чьими именами пестрят атласы и каталоги. И фамилия Мелёшиных в том числе. Ба, знакомые всё лица. Здесь нет места случайным зевакам.
Фамилия Зинаиды Никодимовны тоже известна… в узких кругах. Вернее, фамилия её семьи – отца, деда и прадеда. Потомственные охотники с наследуемым даром – чутьем на всё необычное. Не те, кто трясется за сохранность бесценных раритетов в бункерах и сейфах, а те, кто выполняет черную работу. Пехота. Работяги… Ищут потерянные города, исчезнувшие цивилизации… И велика вероятность не вернуться назад.
Сначала дед Зинаиды Никодимовны сгинул в тропических джунглях, рассчитывая отыскать остатки древнего поселения змееподобных существ – нагов. Спустя два года дядя с кузеном отправились на север на поиски затерянной ледяной страны, где по преданиям было немало чудес. И пропали. А отец отдал жизнь за идею иначе.
– Каппонанне… Может, слышали? Самый крупный алмаз из всех существующих. Земное воплощение третьего глаза Шивы. Говорят, с его помощью можно открыть дверь в параллельный мир. В бесчисленное множество альтернативных вселенных… И мой отец нашел его. Годы упорных поисков, независимая экспедиция… Он вложил все финансы семьи и выиграл! Каппонанне стал его фетишем… Отец часами любовался камнем. Запирался в кабинете, забывая о еде… о нас. Не знаю, спал ли он. Он стал параноиком. Ему мнилось предательство и наемные убийцы. Однажды отец разругался с мамой и ушел из семьи…. Бросил нас и ушел с пустыми руками, зато с Каппонанне в кармане. Мама плакала… Господи, продал бы он этот проклятый камень, и дело с концом! – всплеснула руками Зинаида Никодимовна. По прошествии многих лет нерадостные воспоминания продолжали её терзать. – Отца нашли в трущобах… Истощенного, в грязи и вони… Он повесился. Задушился на батарее… Это когда надеваешь петлю на шею и ползешь в сторону… Ползешь, а петля затягивается… А Каппонанне пропал. Исчез. Следователь сказал, что имело место самоубийство. Сказал, что на лице у отца было нарисовано посмертное блаженство. А я не верю. Его убили! Но ведь закон не перепрыгнешь, – заключила женщина горько. – Отец оставил после себя долги… и имя. Маме пришлось продать всё. Мебель, книги, фамильные вещи… дом…
Зинаида Никодимовна присела на краешек кровати. Потрясши за шнурок, я попросила пришедшую горничную о чае с ромашкой и устроилась рядом с компаньонкой.
– Семейный дар прервался на отце, – продолжила она, теребя пояс халата. – Удача отвернулась от нас. И брат, и я – неудачники. Но лучше быть никем… лучше быть нулем, чем сгинуть бесследно, и во имя чего?… Я ненавижу древности и артефакты. Ненавижу вещи с улучшениями. И волны ненавижу! – воскликнула женщина ожесточенно. – Лучше не знать и не видеть… Спасибо Константину Дмитриевичу, он не оставил нас наедине с горем. Уладил и организовал. Оказывается, есть специальный фонд… Маме, пока была жива, платили пенсию за отца. Константин Дмитриевич регулярно звонил, интересовался делами… Помогал по мелочам… Посодействовал брату с местом в департаменте… Предлагал и мне подобрать партию, но я отказалась, – шмыгнула смущенно. – Не умею изображать чувства по заказу.
Зинаида Никодимовна предпочла частные уроки игры на фортепиано браку по необходимости. И я взяла её за руку – руку уставшей женщины, разочаровавшейся в жизни и людях.
Воцарилось молчание. Каждая из нас задумалась о своём.
– Ваш папа… батюшка, – поправилась я. – Он был знаком с Константином Дмитриевичем?
– Да, причем хорошо. Константин Дмитриевич финансировал несколько экспедиций с участием моего отца. И, надо сказать, тот ни разу не подвел. У отца не было ни одного провала, – сказала компаньонка с гордостью.
После выпитого чая с ромашкой и заверений с моей стороны, что жизнь еще покажет яркие краски, я пожелала собеседнице счастливых снов.
– Простите мою несдержанность, – повинилась Зинаида Никодимовна. – Ваш разговор в библиотеке задел за живое. Мне не следовало…
– Наоборот, – заверила я. – Иногда полезно выговориться. Я чувствую, что ваш батюшка был замечательным человеком и любил вашу маму и вас с братом. Просто ему не повезло с находкой. Вы гордитесь им по праву.
Следствие пришло к выводу, что произошло самоубийство. И покрутило пальцем у виска, когда жена покойного упомянула о Каппонанне. «Вы в своем уме, милочка? Ваш сумасшедший муж мог играть разве что с бутылочными стекляшками, а не с легендарным артефактом. И вообще, разве Каппонанне – не вымысел?» И убийство переквалифицировали в другую категорию. Потому что кому-то было выгодно замести следы.
Мелёшины в роли охотников за артефактами. Щеголяют при галстуках и фраках, а всю грязную работу выполняют такие как отец Зинаиды Никодимовны. Часто страсть перерастает в манию, а желание заполучить уникальность поглощает рассудок. Шантаж, подмены, афёры, обман, убийства конкурентов и случайных свидетелей… Цена высока, как и жертвы. Но стоят ли того раритеты?
Опять же, нож богини Кали вытащил меня с того света. Если бы не находчивость Мэла, я не стала бы невестой, а он томился бы в ожидании свадьбы со Снегурочкой. И Коготь Дьявола… Он тоже спас мне жизнь. А зеркало правдивости? И пророческое око из Атлантиды… За последний год я воспользовалась несколькими артефактами, но покуда жива. Двоякое чувство. С одной стороны, щекочет страх перед непознанным, превосходящим возможности и достижения человечества. С другой стороны, теплится чувство защищенности и уверенности в будущем.
Беспокойный сон сменился беспокойным утром. За завтраком Зинаида Никодимовна бросала виноватые взгляды то на меня, то на самого старшего Мелёшина. Наверное, хотела признаться в ненужных вечерних откровениях, но я пресекла попытку, ответив ободряющей улыбкой, и сорвалась в институт.
– Гош, скажи… В вашей семье хранится видимо-невидимо артефактов… – начала на перемене после первой лекции.
– Так уж видимо-невидимо? – хмыкнул он.
– Во всяком случае, достаточно. На каждой странице атласа – Мелёшины, Мелёшины, Мелёшины…
– Хочешь знать, кому достанется наследство? – прищурился Мэл.
– Да погоди ты! Не прерывай. И нет, не хочу знать. А есть в вашей семье Каппонанне?
– Что за кракозябра? – изогнул он бровь.
– Гош, твое удивление неискренно. И ты знаешь о Каппонанне больше, чем хочешь показать. Я чувствую.
Мэл поджал губы.
– Ладно, угадала, – признал мою правоту. – Я знаю. Но в нашей семье его нет. Осел в чьей-нибудь частной коллекции. Почему вдруг возник интерес к камню? Хочешь подержать в руках?
– Не хочу! – вспылила я. – Спрашиваю просто так.
– Ну да. До сегодняшнего утра ты не слыхивала о нём. Зато на занятии сидела словно на иголках.
Да, сидела и кусала ногти. И едва дотерпела, когда "Эклипс" встанет на прикол у ворот института. Потому что жгло страшное подозрение, не давая покоя.
Не знаю, уместно ли спрашивать об охотниках и о членстве Мелёшиных в клубе. И расскажет ли Мэл? Или аккуратненько повыпытывать у Константина Дмитриевича? Нет, это глупая и наивная затея. Чем осторожнее я расспрашиваю, тем зорче бдит самый старший Мелёшин. Стоило заикнуться об угрозах Вадима, как он тут же сделал соответствующие выводы и обезопасил парня от моего синдрома. И услал к черту на кулички, куда не дотянется мой дар. А если бы не отправил в ссылку, кто знает, вдруг Вадим, возжаждав стать охотником, взял бы и просто-напросто отрезал мне палец, чтобы снять Ungis Diavoli? А что, синдром и мамонтов валил навзничь, а тут обычный парень с гонором.
– Гош, а зачем всё это? Собирать… Прятать… Бояться ножа в спину… Чахнуть как Кощей над златом… Оно того стоит?
– Ах, вот ты о чем, – протянул он. – Считай коллекционирование раритетов вложением капитала. Кто-то вкладывает в недвижимость, кто-то – в акции, а кто-то – в древности. Ну, и пригождается иногда.
Помню и поэтому отведу смущенно глаза.
– Гош, а если получается нечестно? Если убивают и отнимают или крадут?
"Может, и твоя семья использовала подлые способы, чтобы завладеть сокровищами?" – прозвучала недосказанность.
– Брать нечестно – как правило, чревато. Обычно владельцы накладывают смертельные проклятия для желающих поживиться. Так что нечестность выйдет боком, – усмехнулся Мэл. – Ну что, успокоилась?
Успокоилась. Вроде бы.
Но история Зинаиды Никодимовны долго преследовала меня, поселив в сердце грусть.
