
Текст книги "Эпилог (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)
– Конечно. Вот выписка из книги актов гражданского состояния, – самый старший Мелёшин протянул листочек.
Ужасно. Руки трясутся, словно у пропитого алкоголика, а строчки расплываются перед глазами.
Буквы, отпечатанные на машинке. "Илия Папена". Отец… Мать… Дата рождения… Так, вычитаем из двенадцати семь. Выходит, маме не минуло и шести лет, когда умер её отец и мой дед.
Далее. Место рождения… Место проживания: три пятерки и цифра четыре на конце. Ее адрес.
Сердце бухает в груди, и грохот отдается в легких. Кровь приливает к голове.
Мне подсовывают стакан:
– На, выпей. Всё хорошо. Дыши глубже.
Что это? Вода? Сок? Коньяк? Не чувствую вкуса.
Дед Мэла терпелив до бесконечности, отвечая на вопросы.
Откуда, черт побери, взялась дурацкая фамилия Папена? Ведь мой дед – Камил Ар Тэгурни! Хотя в графе "отец" почему-то записано: "Селиван Пантюхов".
Потому что ссыльных заставляли в принудительном порядке менять фамилии, имена и даже отчества. Доходило до абсурда, когда в одной семье у детей были разные отчества и фамилии, отличные от родительских. А Папена – девичья фамилия моей бабушки.
Но зачем?!
Психологический прием. Победители стирали с лица земли любое упоминание о мятеже и его участниках.
Адрес… Первая цифра – номер округа!
Да, пятерка или Магнитная на языке поселенцев.
Илия, Илия… Чудесное имя. Как солнечный луч.
Она учит детей грамоте.
Я знала это! Я чувствовала! А бабушка… Что стало с ней?
Увы, она пережила своего мужа и моего деда на десять лет. Утонула, провалившись под лед.
Получается, мама осиротела, будучи подростком. А другие родственники? Со стороны деда или бабушки. Дядья, кузины…
Иных родственников по линии моей матушки не осталось. Только я и она.
Только мы вдвоем на всем белом свете.
25
Сколько нужно времени, чтобы рассказ самого старшего Мелёшина усвоился и отложился? Не день и не два. Знание должно заполнить костную ткань и врасти в мышцы. Боль за грудиной не исчезнет, но со временем станет такой же естественной, как и дыхание.
В коротких безэмоциональных фразах – человеческие судьбы. Чье-то счастье, чья-то боль. На краю света вершилась история – делами, поступками. Жизнями. Каждый прожитый день приравнивался к подвигу.
Теперь нет серой крыски без роду и племени. Теперь я знаю, кем был мой дед, и какова его роль в гражданской войне. Моя мама в пятнадцать лет осталась одна-одинешенька, но её не бросили. Ей помогли. Её семьей стали те, кто жил на побережье.
– Вы упомянули о контрабанде с Большой земли. Получается, за периметр можно проникнуть извне?
Дед Мэла улыбнулся:
– Цепкость вашей памяти достойна похвалы. Давайте взглянем на карту.
Увы, на карту, выложенную мозаикой на столешнице, взглянуть не удалось. Развалившийся Кот закрыл тушей добрую четверть страны. Мэл сдвинул усатого на край стола, ворча: "И как умудрился пролезть? Не звали же".
– География – полезная штука, – заметил самый старший Мелёшин. – Побережье находится на западе нашей страны и изолировано рельефными образованиями с трех сторон: по суше и по воде. С востока оно ограждено Тайгарским хребтом, простирающимся с севера на юг. С севера же и к западу берег омывают волны моря Драскина. Горы препятствуют продвижению воздушных масс с моря вглубь материка, отчего на побережье сложился определенный климат. А с юга… построены искусственные заграждения, – сказал он с секундной заминкой.
Искусственные – значит, созданные человеком. Вспаханная полоса запретной зоны, двойной ряд проволоки, вооруженная охрана, собаки.
– Если человек жаждет свободы, его не остановит никакой забор! – воскликнула я в запальчивости.
– Не спорю. Но ответственность удерживает крепче якоря. Патрулировать периметр побережья трудозатратно и невыгодно. Пешие и мотоциклетные патрули, вертолеты, пограничные катера, видеонаблюдение… Сплошные убытки. Зато эффективно правило: если человек не явился не регулярную проверку для замера потенциалов, и Главе не предъявлено тело для удостоверения факта смерти, то исчезнувшего объявляют беглецом. За побег отвечает поселение, в котором проживал сбежавший.
– Их… наказывают? – мой голос сорвался.
– Чтобы избежать негативных последствий, необходимо каждый месяц являться на проверочный пункт, – ответил хозяин библиотеки. – Эва Карловна, вы смотрите на меня как на врага. Правила придуманы не мной.
Я опустила глаза к столу. Наверняка самый старший Мелёшин обжегся враждебностью, полыхнувшей во взгляде.
– Контрабанда существовала во все времена. Есть неопровержимые доказательства того, что гости проникают на побережье двумя способами: через горы и по воде, рискуя нарваться на патрули и на сильное морское течение, которое сносит к рифам. Ими изобилует большая часть прибрежной полосы.
А вот так! – не сдержала я торжества. Замуруйте, запрячьте, закройте на сто замков, но всегда найдется щель для глотка свежего воздуха.
– Контрабанда преследует обмен. Равноценный или нет – дело второе, – продолжил Константин Дмитриевич. – Подумайте о том, что могут предложить ссыльные для взаимовыгодной торговли. Какие интересности находятся на побережье, если контрабандистов тянет туда магнитом?
Однозначно не самотканые холсты. И не сушеная черемуха. Что-то другое, ради чего стоит рисковать. Обходить кордоны, забираться опасными тропами высоко в горы или пришвартовываться у берега с риском пропороть катер о подводные рифы. Что может быть ценным на побережье, если самым ценным там являются жизнь и плодородная земля?
– Высокопробное самородное золото, – ответил дед Мэла на свой же вопрос. – На территории побережья в районе Тайгарских гор найдена золотая жила. Очевидно, ее обнаружил ваш дед, но предпочел сохранить находку в тайне. Однако он передал знание доверенным лицам. Строительство поселенцами пятого округа или Магнитной в предгорьях лишь усилило подозрения властей. Места там дикие, в окрестностях нет ничего примечательного.
По словам рассказчика выходило, что власть заинтересовалась происхождением самородков, конфискованных у контрабандистов, но при расследовании зашла в тупик. Система обмена товаром оказалась настолько запутанной, что не представлялось возможным найти посредника. Правительство встрепенулась: батюшки, какое богатство пропадает под носом! Просачивается и утекает в преступные руки. На побережье хлынули дознаватели, инспекторы, а заодно геологи и геофизики. Рыскали, допрашивали, исследовали, разведывали. На жителей Магнитной давили всеми возможными способами, включая вис-воздействия, но без толку. Жила пряталась. Ее так и назвали – заговоренной. И по сию пору Магнитная находится под пристальным вниманием властей. При местном Совете действует усиленное охранное отделение, но золотые самородки по-прежнему всплывают на Большой земле.
Моя мама живет в Магнитной, – вспомнилось вдруг.
– Зачем вы рассказали о жиле?
– Вы спросили, я пояснил. На побережье доставляют контрабандой многое из того, что запрещено официально. В частности, газеты и журналы.
Разве не издевательство: нести через горный перевал по тайным узким тропкам пачку свежей прессы? За золото доставишь и рояль. Кто платит, тот зазывает музыку.
– Я знаю, там работает почта. Можно написать маме письмо?
– Система почтовой связи работает. И денежные отношения действуют, но висоры там обесценены. В основном, ими пользуются приезжие с Большой земли. Письма в оба конца прочитываются цензорами. Подозрительное вымарывается. Относительно вашего вопроса… Полагаю, вам стоит посоветоваться с батюшкой о целесообразности почтового послания.
Намек ясен. Полетит на побережье весточка от дочки министра, и соответствующие органы проявят интерес. "Странное дело, – задумается Рубля, которому доложат о подцензурной переписке. – Вроде бы дочь Влашека утверждала, что самым близким человеком после отца является мачеха, а на самом деле шлет пламенные письма на побережье. Разберитесь-ка с врунами".
– На допросе в институте дознаватель от первого отдела сказал, что знал мою маму, – вспомнила я о Бобылеве, расследовавшем причины пожара в столовой.
– Полагаю, он знал ее под фамилией Папена. Ваша матушка тоже отдала патриотический долг. Неудивительно, что о ней не забыли на Большой земле. Работники Первого департамента сопровождают молодых людей от побережья до столицы, где происходит распределение, а после доставляют обратно.
Скажите уж прямо, что конвоируют как опасных преступников.
– И… где мама отдавала долг? – облизнула я пересохшие губы.
– Можно считать, в медицине, – ответил уклончиво самый старший Мелёшин.
Перед глазами поплыло, и я схватилась за столешницу. Вскочив, Кот выгнул спину и, распушив холку с хвостом, зашипел на рассказчика.
– Она… она не… – меня закачало. Изверги! Отработку заклинаний на живом материале в лаборатории закамуфлировали под безобидную "медицину".
– Я же предупреждал! – воскликнул Мэл сердито, и, сунув мне в руки бокал, усадил в кресло.
– Прошу прощения, – повинился Константин Дмитриевич. – Не думал, что мои слова будут истолкованы в ином свете. Вашу матушку определили санитаркой при госпитале для жертв вис-воздействий. Чтобы развеять подозрения и страхи, сообщу, что через два года она вернулась на побережье дееспособным человеком – физически и умственно.
И умственно?!
Кот расхаживал по столу и утробно урчал, поглядывая на самого старшего Мелёшина.
– Вот наглец. А ну, брысь! – Мэл хотел столкнуть усатого, но тот, замахнувшись лапой, ударил его по руке.
– Очередное недоразумение, о котором сожалею, – заметил с досадой рассказчик. – Я привык оперировать юридическими терминами. Определение степени дееспособности – стандартная процедура, проводимая по приезду в столицу и перед возвращением на побережье.
Ответит ли он на вопрос, сколько человек вернулось на побережье с диагнозом "дееспособен" и союзом "или" между словами "физически умственно"?
– Получается, мало кто знает, что моя мама – дочь Камила Ар Тэгурни?
– Единицы, причем как здесь, так и на побережье. Информация хранится в архивах под грифом "СОС". Зачем популяризировать запрещенную фамилию? На побережье Тэгурни и так считают кумиром, не говоря о том, что на Большой земле многие воздают ему дань как яркой исторической фигуре ушедшего столетия. Но об Илии Папене не забывали. У вовлеченных лиц имелся особый интерес к ее персоне. Унаследовала ли она способности родителя? Известно ли ей местонахождение самородной жилы и прочие секреты отца?
Значит, мою маму сделали подопытным кроликом. Изучали, обследовали, проводили эксперименты. Рылись в памяти, внушали. Выпытывали. Но она выстояла. Моя мама – сильная духом и телом.
– И как? Удачно? – съязвила я, не сдержавшись. – Результаты порадовали?
– Точнее, успокоили. С вашей матушки сняли круглосуточный надзор.
– Тогда они знают, что я – внучка Тэгурни. Меня тоже препарируют и подвергнут гипнозу? – в голосе погромыхивала гроза, а глаза застлала пелена ярости. Ну, я вам покажу! Устрою незабываемый праздник воплощенных желаний. Попробуйте что-нибудь захотеть, и драка в подвале "Вулкано" покажется аленьким цветочком.
– Прежде всего, вы – висоратка и дочь высокопоставленного чиновника. У вас есть права и иммунитет, – пояснил невозмутимо самый старший Мелёшин, хотя видел, что от меня искрит как от бикфордова шнура.
Предлагаете сказать спасибо папеньке за то, что спас от изучения под микроскопом? – скривилась я. Или поблагодарить за то, что вспоминал обо мне и маме не чаще, чем раз в два года?
Ненавижу висоратство, разделившее людей на две касты. Ненавижу красивые лозунги, за которыми прячется обыкновенный геноцид.
– Мне понятна ваша неприязнь, Эва Карловна, – сказал дед Мэла. – Но, положа руку на сердце, вы хотели услышать правду или предпочли бы оставаться в неведении?
– Я отговаривал его от этого разговора, – сказал Мэл, провожая меня до комнаты. – Деду не стоило рассказывать о твоей маме.
– Стоило, – ответила я упрямо. – Лучше узнать сейчас, чем по приезду на побережье. Гош, спасибо за всё, но сейчас мне нужно побыть одной.
Он нахмурился, но выполнил просьбу.
Не спалось. Совсем не спалось. Бесцельно блуждалось по комнате туда и обратно. Кот опять оккупировал подушку и следил за моими мотаниями. Желтые плошки двигались как стрелка метронома.
В ванну я не полезла. Разве можно баловать тело, когда на душе тревожно и муторно?
Сосланные пожизненно привязаны к побережью. Был ли явью тот сон, в котором мама надела мне брошку на шею? Она приезжала в поселок, где жила тётка, и виделась со мной. А потом вернулась на побережье тайными тропами контрабандистов. Потому что иначе нельзя. Иначе понесут наказание те, кто поддержал мою маму после смерти родителей.
Я извлекла незатейливое украшение из-за ворота. Снова разглядывала, дышала на витые прутики и гладила. Поцеловала – на удачу и на счастье.
По оконному стеклу стукнуло, потом еще раз. Это Мэл кидал камешки. Увидев меня, он подставил лестницу с твердым намерением забраться на балкон.
– Гош! – окликнула его громким шепотом, оглядевшись по сторонам. Царила глухая ночь, щедро сдобренная светом фонарей и стрекотом сверчков. – Не лезь, пожалуйста.
Не хватало, чтобы он свалился и сломал руку или ногу.
Ха, разве Мэл проникся? Наоборот, уверенно поставил ногу на ступеньку и спустя пару минут перебрался через перила.
– Смотри, я весь из себя приличный, – отряхнул штаны. – Твоя репутация моргнет и не заметит, что пострадала.
– Гошик, сегодня у меня нет настроения.
– Знаю. Пошли внутрь, а то охрана застукает и утром доложит деду.
– Твой любимчик начинает раздражать. Тоже мне защитничек, – сказал Мэл, согнав Кота с кровати. – Медом, что ли, здесь намазано?
Не раздеваясь, он улегся и притянул меня к себе.
– Не злись на деда. Раньше гонцу, который приносил нерадостные вести, отрубали голову. Теперь ты будешь ассоциировать Мелёшиных с карателями, сославшими людей на побережье. А мой отец гораздо позже начал карьеру с ДП и не совался в дела первачей.
– Зато Георгий Мелёшин был комендантом побережья! – скинула его руку и, вскочив с кровати, подошла к окну.
Мэл подошел, обнял сзади и уткнулся в макушку.
– Эва… Не он устанавливал порядки. Он исполнял.
Да ну? От этого знания ни капельки не легче.
– Дед предупредил тебя о сути разговора?
– В общих чертах. Без подробностей. Судя по реакции, ты впечатлена.
Не то слово.
– Мне нужно переварить. Свыкнуться. Вчера я ходила бледной тенью, а сегодня стала богатой. И мое богатство – семья! Гош, тебе не понять. У тебя уйма родственников. С детства тебя окружали заботой и вниманием. А у меня – никого. В справочниках твоя родословная тянется на двух страницах. А у меня есть дед, которым я горжусь, пусть он и совершил величайшую ошибку в жизни. А еще есть бабушка и мама. И всё.
– Эва… у тебя есть гораздо больше, – отозвался Мэл. – Дед раскопал кое-что… В общем, нашел твое семейное древо. Он собирался показать сегодня, но ты переволновалась. Когда сочтешь нужным, дед продолжит разговор. Если не захочешь, он не будет настаивать.
– Очень хочу! – потянула его к двери.
– Сейчас? Уже третий час ночи. Тебе нужно успокоиться и поспать.
– Я бывала в госпитале. Нас возили от интерната на экскурсию. Ужасное зрелище. Раны сочатся, не останавливаясь. Тела гноятся. Разлагаются заживо. Хорошо, если она работала в терапевтическом или в хирургии. Мне показалось, там легче. Переломы, порезы, простудные заболевания… А если в инфекционном? Или с безнадежными…
– И я бывал. Ездил как-то со школой. Потом подготовил доклад и получил за него высший балл. Назывался: "Как дать обещание и уклониться от исполнения". Отец посмеялся, но текст конфисковал… Теперь я понимаю, от кого ты унаследовала характер. Похож на камень… забыл название… Бывает мягкий как пластилин, а бывает тверже алмаза. И встречается о-очень редко. Можно по пальцам пересчитать. А про твоего деда я не слышал. На истории нам рассказывали о гражданской войне мимоходом, без имен. Да и современность не особо меня интересовала, в отличие от средних веков.
Ну да, шпаги, пираты, рыцари. Поиски сокровищ. Счастливое детство столичного принца.
– Как думаешь, отец знал, что мама – дочь Тэгурни? Вдруг он женился на ней с умыслом, чтобы выведать секреты? Рассчитывал узнать, кто поставляет золото контрабандистам.
– Интересная версия. Разведчик в тылу врага получил задание охмурить дочь лидера повстанцев. Вряд ли. Куда проще завербовать шпиона из числа переселенцев или осужденных, чтобы тот втерся в доверие. А твой отец… Молодой здоровый мужчина… Длительная командировка вдали от дома… Так что я не удивляюсь их браку.
– Намекаешь, что она решила воспользоваться шансом и соблазнила его? Рассчитывала уехать на Большую землю, забеременев? – спросила я агрессивно. Нет, маме чужды притворство и лицемерие. Она любила моего отца.
– Конечно же, нет. Пойдем, – Мэл заставил меня лечь в кровать и устроился рядом. – Эвка, если ты сейчас же не закроешь глаза, то я… Выйду в коридор и закричу на весь дом: "Люди! Эта девушка только что обесчещена мною!"
Я фыркнула.
– А затем джентльмен встанет на одно колено и предложит руку и сердце скомпрометированной леди, – расписывал Мэл перспективы. – А леди, чья репутация окажется с душком, придется принять предложение. Так что поскорее засыпай.
Мэл ушел под утро, когда на меня навалились десятые сны. В них я взбиралась по горным кручам с риском улететь в пропасть, а спину оттягивал рюкзак с кусками самородного золота.
Мэл дал выспаться после бессонной ночи. Будильники не тревожили, горничные не беспокоили, Коты не терроризировали голодным мявом, а дрыхли на соседней подушке.
После утренних омовений я самостоятельно спустилась вниз, но была перехвачена зорким дворецким. Он, поклонившись, сообщил, что Мэл в библиотеке.
Современные дворецкие соответствуют эпохе. В былые времена они расхаживали в ливрее, чулках и париках, а теперь – в костюме и с галстуком. Правда, возрастная планка не изменилась.
Мэл склонился над столом и разглядывал с лупой карту мира, а точнее, западное побережье страны. Кот, следовавший за мной по пятам, запрыгнул на стол.
– Поросенок, – заметил Мэл. – Опять влез грязными лапами в приличное общество.
Усатый проигнорировал и ляпнулся на бок, закрыв телесами восточную часть отчизны.
– Смотри, Эва, темно-зеленые участки – это леса, – водил Мэл по карте тупым кончиком пера. – Участки посветлее – поля, степи. Видишь параллельные черточки? Это болота. Коричневое – горы, белое – ледники. Магнитная – вот здесь, – обвел он маленький пятачок. Тут – Березянка. Это пятнышко – Няша-Марь. И Русалочий по соседству. А Родниковое растянулось вдоль моря. Заметь, между ними приличные расстояния.
Меня заинтересовала Магнитная. Клочок земли на карте, а в действительности леса, болота и предгорья. Возьму и напишу маме, и не буду испрашивать разрешение у отца. Кто он такой? Хладнокровный и расчетливый сукин сын, охмуривший дочь знаменитого Камила Ар Тэгурни. Интересно, у мамы есть sindroma Gobuli[26]26
sindroma unicuma Gobuli*, синдрома уникума Гобули (пер. с новолат.) – уникальный синдром Гобула
[Закрыть]?
Кот с ленцой посматривал, как кончик пера елозит по карте, а потом очнулся и пошерудил лапой, сделав вид, что на самом деле он до невозможности игручий и вообще, добрый и пушистый. А вчера ощетинился на самого старшего Мелёшина из-за эмоций, бьющих через край. Со всеми бывает, даже с Котами.
Завтрак стал поздним. Оказалось, Константин Дмитриевич уехал в город рано утром, чтобы встретиться с одним человеком и уточнить кое-какие детали. Причем речь шла обо мне, вернее, о корнях рода Тэгурни.
– Твой дед – геолог. Каким образом он стал членом Высшего правительственного суда? – спросила я по пути к ежевичнику.
– Вторая его специальность – юриспруденция. После висоризации дед увлекся адвокатской практикой, долго работал государственным обвинителем, был прокурором, а потом судьей.
– Он выносил приговоры и отправлял на побережье?
– Нет. Туда ссылают, в основном, политических, а дед избегал браться за такие дела.
Как и пообещал Мэл, в ежевичнике до сих пор зрели ягоды, и мы выползли из него, объевшись, с синими губами и языками.
– Гош, твой дед не просто богат. Он неприлично богат, – пришла я к выводу, когда мы отправились к конюшне. – Он нашел сундук с драгоценностями?
Мэл хмыкнул:
– Дед вовремя попал в струю. Для освоения месторождений правительство привлекало частный капитал, потому что не хватало собственных средств. Дед скупал акции. Вкладывал инвестиции в предприятия, оказавшиеся прибыльными.
Говори уж прямо. Инвестиции принесли сверхприбыли. Странно, почему в поместье не простроили вертолетную площадку. Зато конюшня – подтверждение того, что людям некуда девать деньги.
Самый старший Мелёшин держал лошадей ради удовольствия. Три коня и пять кобыл, одну из которых выгуливали рысью по кругу в загоне. Мэл предложил мне прокатиться верхом, но получил категорический отказ.
– У твоего деда работают люди с побережья? – полюбопытствовала я, когда мы дошли до пруда.
– Так и знал, что спросишь. Нет, не работают. Представь, Эва, если в первые годы с побережья приезжали в лучшем случае сорок человек, то сегодня их количество ненамного увеличилось. Максимум шестьдесят. Их распределяют согласно списку о потребности. В госпитали, например…
– Или на обслуживание горна, – вставила я.
– Или в институт, – согласился Мэл. – От силы пять-десять человек выделяют в категорию прислуги. А вокруг города пять закрытых зон, и в каждой – несколько десятков домов. Вот и посчитай, какова вероятность встречи с жителем побережья в доме моего деда.
На пруду нашлась кандейка, а в ней – удочки. Мэл накопал червяков, вознамерившись поймать как минимум приличного карася, а как максимум – связку. Но рыбалка не пошла.
– Или вся рыба уснула, или всех карасей повыловили до нашего прихода, – пояснил он раздраженно, складывая удочку.
На самом деле терпение Мэла не позволяло ему застывать в неподвижности, следя за поплавком, дольше пяти минут.
– Твой дед – висорат. У него есть какой-нибудь дар? – поинтересовалась я, когда мы добрались до "развалин" рыцарской крепости.
– Есть. Он чувствует правду и ложь, – сказал Мэл. – Поэтому в его активе ни одного проигранного дела.
Замечательно. У самого старшего Мелёшина было предостаточно времени, чтобы просканировать лживую крыску вдоль и поперек.
– Почему интересуешься дедом? – спросил Мэл, помогая взобраться на высоту четырех метров. Пиратская хижина покоилась на мощных ветвях древнего бука. Через листву хорошо проглядывались дом, дорожка через парк к запасным воротам, флигель и гараж. В небе с клекотом кружила пара коршунов.
Не знаю, что ответить. Наверное, подсознательно ищу оправдания самому старшему Мелёшину. Вчера на пике эмоций я провела знак равенства между известной фамилией и репрессиями на побережье. Понятно, что дед Мэла рассказывал факты, почерпнутые из архивов, но в моих глазах он стал олицетворением власти, загнавшей людей в кабальные условия. Дети, внуки и правнуки ссыльных по сей день продолжают отвечать за мятеж полувековой давности. Разве справедливо?
День прошел в тревожности. Вроде бы тепло и солнечно, Мэл знакомит с поместьем, близость леса не колет глаза, Кот не отлипает, бегает следом. Отрешись от дум мирских и развлекайся. Но меня грызло ожидание второго разговора, отчего знакомство с комнатой Мэла прошло вскользь.
Ничего необычного. Всё та же идеальная обстановка. Всё та же мебель из благородных пород дерева. Балкон с плетеным креслом. Одна стена комнаты оклеена плакатами рок-групп, но без фанатизма, а в качестве спокойной констатации факта увлечений взрослого человека. Дартс на двери в ванную, и по центру – фотография, распятая дротиками. Правда, Мэл не дал мне присмотреться и изъял фотку, изорвав в мелкие клочки. Как я ни упрашивала, он не признался, чье лицо изрешетили острые иголки. На полочке – книги разнообразной тематики. Больше всего мне понравились атласы различных уголков мира. Изображение увеличивалось и смещалось движением пальцев. Пятисекундная выдержка превращала снимки в короткие видеоролики с иллюзией звуков и запахов.
Хозяин поместья вернулся домой к вечеру, и моя нервозность увеличилась стократ. Мэл демонстрировал светские приличия и с серьезным видом берег мою репутацию. Он проводил до апартаментов, поцеловал руку и удалился. Я не могла дождаться приглашения к ужину, меряя шагами комнату. Нетерпение подгоняло и заставило спуститься вниз раньше назначенного времени. Прислуга умела быть незаметной, появляясь по требованию, но дворецкий считал себя исключением. Он встретил и препроводил в гостиную.
– Добрый вечер, – поприветствовал самый старший Мелёшин, оторвавшись от беседы с внуком. Ужас, до чего разговорчивые. Наверное, это семейное.
После легкого книксена я извинилась перед дедом Мэла за вчерашнюю несдержанность в библиотеке.
– Не берите в голову, – ответил он любезно. – Наоборот, я рассчитывал, что вы выговоритесь. Эмоции полезно облекать в слова или в действие, – добавил, увидев, как вытянулось мое лицо. – Поспешим на ужин. Я страшно голоден. Предпочитаю питаться дома, нежели перекусывать в городе блюдами не первой свежести. Сегодня у нас заливное из осетра. Прошу, – подставил локоть.
И мы прошествовали в малую столовую.