Текст книги "Смертельное наследство"

Автор книги: Билл Видал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Между тем как клерк наводил по компьютеру справки относительно состояния счета адвокатской конторы «Суини, Таллей и Макэндрюс», на дисплее появилась надпись, предлагавшая всем сотрудникам в случае любого запроса об этом счете немедленно связаться с господином Гвидо Мартелли.

Дик положил трубку и некоторое время обдумывал сложившуюся ситуацию. Салазар говорил, что инструкции относительно трансферта отправлены неделю назад. Письмо обычно идет в Швейцарию три дня, самое большее неделю. Операции по трансферту в банке должны начаться сразу же по получении письма. Существовал, таким образом, шанс, что письмо получено в ЮКБ только сегодня. Возможно, он выдавал желаемое за действительное, но, так или иначе, предпринимать какие-либо активные действия по трансферту раньше среды не стоило. Если в среду выяснится, что ситуация начинает выходить из-под контроля, он или предложит Тому придержать коней и не делать глупостей, или, в крайнем случае, доложит обо всем Салазару. А для начала он решил дождаться пяти вечера по швейцарскому времени и снова справиться у клерка относительно трансферта. В случае если деньги не переведены, он позвонит Тому, чтобы прощупать почву. В конце концов тот первый позвонил Дику, и звонок адвоката будет выглядеть как дань вежливости.

Сразу после того как Суини повесил трубку, банковский клерк «Креди Сюисс» связался с Гвидо Мартелли. Он не спрашивал о причинах проявленного шефом отдела безопасности интереса к счету адвокатской конторы, лишь поставил его в известность о времени звонка, имени абонента и содержании состоявшегося между ними разговора. Мартелли поблагодарил его и отправил свою секретаршу в подвал банка, с тем чтобы изъяла из записывающего устройства пленку с этим разговором. Получив запись, он перезвонил Лафоржу в Цюрих.

– Очень благодарен тебе, Гвидо, – с чувством сказал Лафорж.

– Не стоит благодарности, Вальтер. Скажи лучше, теперь собираешься подключать власти?

– Интуиция говорит мне, что торопиться с этим не следует. С другой стороны, я просто обязан прояснить ситуацию. Позвоню тебе сразу же после того, как переговорю с председателем правления.

Лафорж позвонил доктору Ульму по закрытой линии и попросил о немедленной встрече. Получив согласие, он вышел из кабинета и направился к лифтам.

Доктор Ульм наклонился на стуле вперед и уткнулся носом в сложенные как для молитвы руки. Перед ним на столе меж широко расставленных локтей лежал деловой блокнот, в который он, слушая Лафоржа, время от времени заглядывал. Когда начальник отдела безопасности закончил рассказ, директор откинулся на спинку сиденья и посмотрел на него в упор.

– Что вы порекомендуете, Вальтер?

– Насколько я понимаю, – начал Лафорж, осторожно подбирая слова, – наш клиент Томас Клейтон пока ничего противозаконного не сделал. И его бумаги на право наследования счета в порядке.

Ульм неопределенно кивнул и жестом предложил Лафоржу продолжать.

– Если это соответствует истине, – Лафорж заглянул в свои записи, – то Ричард Суини надеется присвоить деньги, которые не принадлежат ни ему, ни человеку, приславшему нам письмо с требованием осуществления трансферта.

– Вы проверили подпись на письме, Вальтер? – спросил Ульм, возвращаясь к предыдущему разговору на эту тему.

– Да, сэр. И у меня нет никаких сомнений, что подпись профессора Майкла Клейтона – подлинная.

– Кто же на самом деле умер, когда он писал это письмо?

– Я тоже заинтересовался этой проблемой, сэр, и пришел к выводу, что, возможно, верна другая моя версия. Адвокаты профессора каким-то образом завладели его письмом с открытой датой или даже чистым бланком с его подписью. Люди часто практикуют такие вещи, когда имеют дело с доверенным лицом. Когда же их клиент умер, они решили завладеть его деньгами.

– Ошибочно полагая, – сказал Ульм, включаясь в работу над сценарием, – что сын не знает о существовании счета. Это тем более вероятно, если принять в рассуждение, что в завещании покойного данный счет не был оговорен особо.

– Именно так, сэр.

– Как вы рассматриваете данное дело с точки зрения закона, Вальтер?

– Пока что никакого преступного деяния в этой связи на территории Швейцарии совершено не было.

Доктор Ульм одобрительно кивнул.

– Но мы не можем игнорировать тот факт, что попытка совершить преступление имела-таки место, – продолжил Лафорж.

Ульм недовольно скривил лицо:

– Вы считаете, нам следует проинформировать полицию?

– Может быть, и так, но что мы ей скажем? Просто поделимся своими домыслами? Кроме того, в связи с данным делом может выясниться, что мы обмениваемся конфиденциальными сведениями с банком «Креди Сюисс» и что преступник, если таковой и впрямь существует, находится за пределами Швейцарии, а значит, полиция если и предпримет какие-то действия, то скорее всего просто сообщит о случившемся американцам.

– Согласен. Так мы ничего не добьемся.

– Если мистер Суини считает, что эти деньги должны находиться на счете его фирмы, пусть представит дополнительные доказательства своей правоты.

– Стало быть, нам ничего не надо делать, да, Вальтер?

– Кажется, это самое разумное, сэр, – медленно произнес Лафорж. – Если только…

– Что «если только», Вальтер?

И Лафорж поведал ему о своем плане. Хотя они и пришли к выводу, что при сложившихся обстоятельствах банк не должен предпринимать каких-либо действий, полезно все-таки подстраховаться и сделать хоть что-то, особенно если тебе это выгодно. А выгода состояла в том, чтобы депозит остался в распоряжении банка. Конечно, сорок три миллиона – лишь несколько капель в океане денежных оборотов ЮКБ, но всегда лучше эти капли сохранить в своем океане, нежели переливать их без особой надобности в чужой. Кстати, именно такая политика и делает банки богатыми. Итак, если адвокатская контора «Суини, Таллей и Макэндрюс» замыслила нечто противозаконное, есть способ намекнуть ей об этом, а заодно оказать любезность такой важной организации, как правительство Соединенных Штатов.

В шестидесятые годы прошлого столетия американцы основательно потрепали принятую в швейцарских банках строжайшую систему секретности. Все началось с принятия поправок к закону о деятельности Уолл-стрит. То, что впоследствии получило название инсайдерских сделок, ранее было широко распространено не только на Нью-Йоркской бирже, но в Лондоне, Париже, Токио и во всех других местах, где предприниматели имели возможность использовать к своей выгоде при заключении сделок конфиденциальную информацию. В связи с многочисленными протестами американской общественности правительственная комиссия, занимавшаяся обеспечением прозрачности сделок, приняла соответствующие меры. В результате Соединенные Штаты оказались первой страной, запретившей инсайдерские сделки, против которых предпринимались поистине драконовские меры. Но старые привычки умирают с трудом, и те, кто не хотел упускать шанс на быстрое обогащение, начали основывать офшорные компании и давать инструкции своим швейцарским банкирам покупать или продавать ценные бумаги по их указанию. Швейцарские финансисты охотно шли на это, ибо инсайдерские сделки и уклонение от уплаты налогов в Америке не считались в Швейцарии преступлением. Но все операции подобного рода проходили, естественно, под непроницаемой завесой секретности.

Тогда американская финансовая полиция и Служба финансовой безопасности обратились с жалобой в Государственный департамент. Тот дал указание американским дипломатам обратиться к швейцарским властям со следующим негласным заявлением: или вы снимаете покровы секретности, или мы объявляем незаконными все сделки, заключенные американскими гражданами в тех странах, где финансовая информация недоступна для официальных представителей США. В результате швейцарским банкам пришлось внести в свои правила секретности определенные коррективы, а все, кто хотел совершать операции с американскими ценными бумагами в Швейцарии, были вынуждены подписывать обязательство, позволявшее швейцарцам раскрывать детали таких сделок при наличии запроса из госдепа. Система, в общем, оказалась эффективной, и в скором времени беспринципные дельцы стали переносить свою деятельность из Швейцарии на недавно получившие независимость Каймановы острова.

А в Швейцарии, в свою очередь, обосновались представители американских контролирующих учреждений, в частности специалисты по борьбе с мошенничеством из ФБР и финансовой полиции, которым швейцарская сторона время от времени подбрасывала информацию, весьма полезную для их рода деятельности.

Лафорж довольно хорошо знал одного из таких американских представителей и мог разговаривать с ним на условиях конфиденциальности. По крайней мере, сказал Лафорж доктору Ульму, повышенное внимание со стороны такого человека может напугать Суини, если последний замыслил что-то нехорошее. При таком раскладе в ЮКБ, возможно, больше никогда о мистере Суини не услышат.

Ульму эта идея понравилась, и он дал Вальтеру указание действовать. Устное, разумеется.

На третьем этаже здания Эдгара Гувера в Вашингтоне находятся две большие смежные комнаты, назначение каковых на входных дверях никак не обозначено. Между тем в них расположен отдел оперативной связи. Его сотрудники, работающие круглосуточно, занимаются приемом и координацией разведывательной информации, получаемой со всего мира, а также оказывают информационную поддержку своим агентам. Одна умная голова в ФБР в частном разговоре назвала это подразделение Иностранным легионом, и название прижилось. Все знают, разумеется, что бюро – внутренняя федеральная служба безопасности, чья деятельность, согласно закону, ограничена территорией Соединенных Штатов. Но надо иметь в виду, что из множества дел, которые разрабатывает ФБР, тянутся ниточки далеко за моря, океаны, в связи с чем Бюро приходится держать агентов и за пределами страны. Это по преимуществу всякого рода наблюдатели и офицеры связи, собирающие информацию, которая может помочь в расследовании федеральных преступлений. Часть таких агентов базируется в Европе, и информация, которую они собирают, пересылается в Иностранный легион.

Специальный агент Коул заступил на дежурство в ночную смену в понедельник. Когда факс передал конфиденциальную информацию из Женевы, он находился в офисе в одиночестве – сидел, положив ноги на стол, и читал труд Черчилля «История англоязычных народов».

Нельзя сказать, чтобы Арон Коул был типичным представителем ведомства Гувера. Во-первых, он обладал черным цветом кожи, а легендарный шеф ФБР никогда негров на службу не брал. Кроме того, Коул был гомосексуалистом, а Гувер не принимал в Бюро и голубых, хотя, по слухам, сам относился к секс-меньшинству. Коул попал на службу в ФБР, в общем, случайно – при посредстве Программы позитивных действий, предоставляющей льготы для расовых меньшинств, – но льстил себя надеждой, что стал хорошим оперативником, ни в чем не уступающим признанным профессионалам. Сумев показать на личном примере, что политика Гувера оказалась ошибочной по крайней мере в двух пунктах, Коул в настоящее время стремился доказать, что Гувер в своей деятельности допустил еще одну ошибку. Коул имел обыкновение делиться полученной информацией с другими правительственными агентствами, что раньше строжайше запрещалось правилами. И это приносило неплохие результаты.

Прочитав факс, он затребовал досье Ричарда Суини из электронной базы данных ФБР и попал в точку: Бюро действительно проявляло интерес к этому господину. Однако, прокрутив на своем компьютере три страницы из упомянутого досье, он пришел к выводу, что интерес ФБР к Ричарду Суини имел преходящий характер, а более всего им интересовалась служба ДЕА. Так по крайней мере явствовало из досье. Взяв телефонную книгу, Коул открыл соответствующую страницу и позвонил своему приятелю и, между прочим, бывшему любовнику из подразделения по борьбе с наркотиками. Задав несколько вопросов и сделав кое-какие отметки в своем служебном блокноте, Коул распрощался с ним и, прежде чем повесить трубку, звучно чмокнул мембрану. Специальный агент Коул добился в жизни немалого: получил Почетную медаль конгресса, нагрудный знак «Пурпурное сердце» и диплом об окончании юридического факультета Университета штата Теннесси. Кроме того, Коул был прирожденным американцем – любил свою страну, терпеть не мог бюрократов и бюрократию и испытывал лютую ненависть к торговцам наркотиками, которые, по его мнению, разрывали Америку на части и ухудшали положение чернокожего населения. Еще раз взглянув в телефонную книгу, он набрал номер Харпера в Майами.

– Мистер Харпер, вам звонит специальный агент Коул из ФБР. Я хочу, чтобы вы сейчас повесили трубку, потом набрали номер штаб-квартиры ФБР в округе Колумбия и попросили соединить вас со мной. – На этом Коул закончил разговор. Две минуты спустя он снова взялся за трубку при первом же звонке. – Надеюсь, вы удостоверились, что говорите с сотрудником ФБР?

– Разумеется.

– У меня есть информация, мистер Харпер, которую мне бы хотелось довести до вашего сведения. Неофициально, так сказать.

– Почему? – настороженно осведомился Ред.

– Потому что мы оба охотимся за одними и теми же людьми, но мне представляется, что в данный момент вы находитесь в более выигрышном положении и можете причинить им больший ущерб.

– Откуда вы это взяли, мистер Коул?

– Получил сообщение от нашего общего знакомого. Неофициальное.

– И как его зовут, если не секрет?

– Тревор Лински. Это тоже неофициально.

– А как имя злодея, которого вы имеете в виду?

– Их двое, Ричард Суини и Хосе Салазар.

На линии на мгновение установилось молчание. Потом Харпер резко изменил тон.

– Большое спасибо. Эти люди действительно меня интересуют. Что вы можете сказать о них?

Коул сообщил, что Суини ждет перевода крупной суммы на свой счет в Женеве, а согласно имеющимся в ФБР сведениям, этот адвокат связан с банкиром Хосе Салазаром, имеющим обширные криминальные связи. Суть дела в том, что трансферт задерживается, из-за чего Суини может разволноваться и утратить осмотрительность.

– Не много, конечно, – сказал в заключение Коул, – но мне подумалось, что эти сведения будут для вас нелишними и вы сможете должным образом распорядиться ими.

– Смогу, – с чувством произнес Харпер. – И что хочет Бюро получить взамен?

– Шутите? Да Бюро отрежет мне яйца, если узнает об этом разговоре.

Харпер рассмеялся и сформулировал вопрос иначе:

– В таком случае что бы хотел получить за это Арон Коул?

– Мемориальную доску, Ред!

Без пяти десять по восточному поясному времени Дик Суини снова позвонил в Женеву, но результат оказался прежним: трансферт все еще не был получен. Когда Суини повесил трубку, банковский клерк тут же сообщил о его звонке Мартелли, а тот, в свою очередь, передал информацию Лафоржу.

…В подвал здания на Пятой авеню вошли двое, облаченные в униформу компании «Белл телефон». Среди хитросплетения кабелей и проводов они стали искать телефонные линии, ведущие к адвокатской конторе «Суини, Таллей и Макэндрюс». В руках эти люди держали пластиковые ящики с инструментами, а в нагрудном кармане одного из них покоился ордер, дававший право на прослушивание телефонных звонков этой конторы, выданный час назад окружным судьей. Найдя наконец нужный кабель, они присоединили к нему проводки, которые подсоединили затем к другому кабелю, обслуживавшему апартаменты, зарезервированные службой ДЕА для конфиденциальных операций. Закрепив проводки в нужных местах и еще раз сверившись со схемой телефонных кабелей подвала, техники собрали инструменты и заперли подвальное помещение.

…Суини спросил у секретарши, не оставлял ли кто-нибудь ему сообщений, повторил, чтобы его не беспокоили, и набрал номер Тома Клейтона в Англии. Коммутатор банка, где работал Клейтон, переключил Суини на его линию, но, прежде чем Дик успел сказать хоть слово, Том, извинившись и попросив подождать, заговорил с неким абонентом по параллельному телефону. Суини слышал, как он тараторил, упоминая о каких-то миллионах. У адвоката упало сердце, но потом он понял, что Том ведет переговоры по контракту, то есть просто-напросто делает свою работу.

– Том Клейтон слушает! – донесся наконец до Суини пересекший океан жизнерадостный голос его клиента. Тот пребывал, по-видимому, в отличном расположении духа.

– Здравствуйте, Том. Это Дик Суини.

– Привет, Дик! А я вам на днях звонил! – воскликнул Том.

– Знаю. Мне оставили сообщение. Итак, чем я могу быть вам полезен, Том?

– Хочу прояснить кое-какие детали, имеющее отношение к моему дедушке, – осторожно сказал Клейтон, ибо подметил некую озабоченность в голосе адвоката.

– К вашему дедушке? – переспросил Суини и кашлянул, прочищая горло. – Какие же именно детали?

– Полагаю, вы отлично знаете какие, Дик. И прошу вас, не пытайтесь меня надуть… – Том неожиданно замолчал, и эти слова повисли в воздухе.

– Не могли бы вы высказаться определеннее?

– О’кей, если вы так ставите вопрос. Расскажите мне поподробнее о сбережениях, спрятанных дедушкой Патом в Швейцарии.

– Господи, Том! Какие такие сбережения? Что вы там от большого ума себе нафантазировали?

– Почему бы вам не сказать мне правду?

Суини вытер выступивший у него на лбу пот тыльной стороной ладони.

– Том, – начал он увещевающим тоном, – держитесь подальше от всего этого. Пат, черт возьми, умер пятьдесят лет назад! И это не имеет к вам никакого отношения.

– Почему же? Я узнал, что Пат кое-что оставил после смерти. А вы, между прочим, хранили об этом молчание. Все вы: господа Суини, Таллей и Макэндрюс – его душеприказчики. Интересно, что скажет Адвокатская палата Нью-Йорка, когда узнает об этом.

– Господь всемогущий! – взорвался Суини и даже вскочил с места. – Не касайтесь всего этого! Оно того не стоит. Не стоит вашей жизни, хочу я сказать, осел вы эдакий!

– Значит, не касаться? – Том определенно начал злиться. – Боюсь, что вы опоздали со своим советом! И кто конкретно угрожает моей жизни?

Дик как подкошенный рухнул в кресло.

– Том, нам необходимо серьезно поговорить. Поверьте, это в ваших же интересах, – простонал он.

– Хотите поговорить? Я вас слушаю, – ответил Том на удивление спокойным голосом.

– Только не по телефону.

– Я недавно ездил в Нью-Йорк. И у вас был шанс. Но сейчас приехать в Нью-Йорк я не могу.

– В таком случае я приеду к вам в Лондон.

– Коли так, вы знаете, где меня найти. Но запомните: что мое моим и останется. – Том повесил трубку прежде, чем Дик успел ответить.

Суини некоторое время сидел без движения, продолжая держать замолчавшую трубку у уха. На линии послышался щелчок, означавший отключение международной связи, а потом еще один, на который Дик не обратил внимания. Между тем люди на пятом этаже закончили монтаж прослушивающего оборудования, и беседа Суини с Томом оказалась последним телефонным разговором в кабинете адвоката, который остался незаписанным.

– Чего расшумелся, Томми? – осведомился Крейц.

– Случилась небольшая заварушка в Нью-Йорке… Ничего такого, чего я не мог бы уладить.

– Опять, вероятно, деньги замешаны?

– Точно, Влад. Большие деньги.

Том бросил взгляд на часы. Стрелки показывали пять тридцать, так что пора сваливать. Он злился на Суини, продолжал радоваться своему нежданно обретенному богатству и ни секунды не сомневался, что заказанные им пять миллионов долларов давно уже покоятся на счете фирмы «Таурус». Кроме того, фунт упал на два пенса к швейцарскому франку. Это обстоятельство особенно его порадовало, и он решил, что день, хотя и выдался достаточно утомительным, удался. О том, что трансферт отменен, ему предстояло узнать только во вторник.

Перед уходом он позвонил своему приятелю Стюарту Хадсону и предложил сыграть в сквош. Понедельник у Стюарта тоже выдался утомительным, и он ухватился за возможность немного размяться. Хадсон был партнером адвокатской фирмы, защищавшей интересы банка, где работал Том. Молодые люди познакомились вскоре после того, как Клейтон приехал в Англию, и пришли к выводу, что их обоих объединяет общая страсть к столичной ночной жизни. Благодаря связям англичанина перед Томом открылись двери всех модных ночных заведений, в том числе бара «Аннабелз», где Стюарт представил американца Кэролайн. В их первую ночь, когда они лежали друг подле друга после занятий любовью, Том спросил у своей будущей жены, насколько хорошо она знакома с адвокатом.

– Мы встречались почти два года, – спокойно ответила Кэролайн.

– Странно, но в разговорах со мной он никогда о тебе не упоминал, – заметил Том, у которого слова девушки вызвали небольшое эмоциональное потрясение.

– Он все-таки джентльмен, – слегка поддразнила его Кэролайн.

Что ж, подумал Том, чему тут удивляться – Стюарт богат, красив, умен. Ко всему прочему у него еще и папаша пэр.

– Как же ты упустила такого парня? – Он и сам удивился своему внезапному приступу ревности.

– С ним было весело. Но это не любовь.

Ее слова прозвучали так, что Том понял: больше разговаривать на данную тему не следует. Впрочем, это вполне согласовывалось с его желаниями.

Он взял такси, попросил довезти его до Фулхэм-роуд и сразу же демонстративно уткнулся в газету, чтобы избежать разговора с водителем. На самом деле Клейтон пытался, отрешившись от эмоций, дать правильное толкование фактам, с которыми столкнулся в последнее время. Итак, он унаследовал сорок три миллиона долларов. Факт? Несомненно. Эти деньги принадлежат ему. Банк в Цюрихе, конечно же, проверил и перепроверил его права на вклад, и если бы у швейцарских менеджеров возникло хотя бы малейшее сомнение на сей счет, они послали бы Тома к черту. Итак, это его деньги. Факт.

Но что имел в виду Дик, когда говорил, что его жизни угрожает опасность? Конечно, между Нью-Йорком и Лондоном большое расстояние, но Том вынужден был признать, что за сорок миллионов долларов могут и убить. Коли так, то кто предположительно может предъявить права на эти деньги?

И тут Клейтон почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Похоже, Дик намекал на ИРА, эту чертову Ирландскую республиканскую армию. В дневнике деда, который Том читал, что-то такое упоминалось. Что-то, чего он не мог понять, но Дик вполне в состоянии объяснить. Шон… Интересно, как он вписывается в эту схему? И кто он вообще такой, дядя Шон? Каждый месяц его дедушка делал в дневнике небольшую пометку: «Шон, 5000». Или: «Шон, 4000». И так на протяжении всего дневника. Один раз число возросло аж до десяти тысяч, но обычно бывало куда меньше. Не вел ли Пат Клейтон совместный бизнес со своим братом? Может, проблема именно в этом? Интересно, Шон заявил права на эти деньги? А коли так, то когда? Что ж, поживем – увидим. В конце концов, если объявится человек, которому удастся убедить его в своих правах на часть дедушкиного наследства, Том может кое-что ему выделить. Но это в самом крайнем случае. Он, Том, ни за что не расстанется со своими миллионами. Ибо эти деньги признаны его наследством по закону.

Хадсон выиграл два первых гейма со счетом девять-четыре и девять-шесть и вел в последнем, третьем гейме со счетом шесть-три. Хотя англичанин был ниже ростом, чем Том, он возмещал этот недостаток прекрасной техникой и царил на корте.

– Может, возьмешь тайм-аут, старик? – поддел приятеля Хадсон, поправляя длинными руками с хорошо развитой мускулатурой бандану, стягивавшую его светлые волосы.

– Заткнись и продолжай играть! – сердито ответил Том, готовясь к приему мяча.

Тот пронесся высоко над головой Клейтона, попрыгал в углу и замер. Том слышал, как Стюарт, хихикнув, сказал:

– Семь-три.

Том некоторое время смотрел на приятеля в упор, и неожиданно для себя представил Кэролайн в его объятиях. И это решило все дело. Клейтон начал наносить удары по мячу с такой яростью, как если бы ненавидел его лютой ненавистью. С этой минуты он не одарил Хадсона даже скользящим взглядом, смотрел только на мяч и продолжал наносить удар за ударом, пока не вырвал победу со счетом девять-семь.

– Что там у тебя стряслось? – спросил Стюарт часом позже, когда они, закончив игру, сидели в баре и выпивали. Клейтон рассказал ему в общих чертах о деньгах в Швейцарии и о том, что у него возникли некоторые сомнения относительно их принадлежности.

– Если швейцарцы решили отдать их тебе, – очень серьезно сказал Стюарт, – значит, они действительно твои. Эти ребята ничего по душевной доброте не делают.

– На неделе приедет адвокат отца, чтобы поговорить со мной. Посмотрим, что он скажет.

– Если тебе понадобится моя помощь – только свистни.

– Спасибо. Я знал, что могу на тебя положиться, – с чувством сказал Том. – Очень может быть, я воспользуюсь твоим любезным предложением.