Текст книги "Смертельное наследство"

Автор книги: Билл Видал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Нет, дон Мигель. У Алисии все хорошо.

– Зачем в таком случае ты пришел?

– Мне необходимо сообщить вам о возникшей серьезной проблеме…

– Я не занимаюсь делами дома, Андрес, – раздраженно сказал Ромуальдес. – Приходи ко мне в офис, – он посмотрел на часы, – и в урочное время.

– Мне подумалось, дон Мигель, – со знанием произнес Андрес, – что вы захотите выслушать то, с чем я пришел, причем немедленно.

– Ну что там у тебя? – снисходительно сказал мэр, всем своим видом давая понять, что не представляет, чем может заинтересовать Андрес самого важного чиновника в городе. – Говори, только коротко.

Альберди рассказал ему все, что знал, с небольшими изменениями, продиктованными ему инстинктом самосохранения. Джулио Роблес из «Эль-БИД» задавал ему вопросы о проекте мэра, в частности спрашивал о домах и школах. Но он, Альберди, знает, что Роблес против этого проекта и будет просить американцев, чтобы те запретили жителям Медельина вырубать деревья.

Мэр озадаченно посмотрел на посетителя:

– Но почему Роблес общался именно с тобой?

– Потому что хотел, чтобы Алисия шпионила за вами.

– Правда? – разволновался мэр. – А ты, значит, думаешь, что Алисия пошла бы на это?

– Нет, сеньор, – быстро ответил Альберди, – никогда! Она бесконечно предана вам.

Ромуальдесу эти слова Альберди пришлись по сердцу. С минуту он молча смотрел на посетителя с миной государственного мужа, принимающего судьбоносное решение.

– Ты хорошо сделал, что пришел ко мне, – наконец произнес мэр. Потом сказал, что содержание этого разговора должно остаться между ними и ни при каких условиях не стать достоянием третьих лиц, включая даже жену Альберди и саму Алисию.

Андрес кивнул.

– Но что мне делать, если сеньор Роблес снова ко мне обратится?

– Скажешь ему, что ты ничего не будешь предпринимать против своего мэра. Потом доложишь мне. Тебе все понятно?

– Да, дон Мигель.

– Очень хорошо. И еще одно. – Мэр поднялся с места и сунул руку в карман. – Ты пришел сюда пешком?

– Нет, дон Мигель. Я приехал на такси.

– Мой водитель отвезет тебя домой, – величественно произнес Ромуальдес, вкладывая в руку посетителя несколько купюр общей стоимостью в пятьдесят тысяч песо. – Возьми это. Я всегда считал, что своим сторонникам нужно платить хорошие деньги. И знаешь почему? Чтобы им не взбрело в голову, что они могут обойтись без меня.

Альберди расплылся в благодарной улыбке, после чего великий человек лично проводил его к выходу. Когда посетитель ушел, мэр вернулся к себе в кабинет. Вскоре жена позвала его обедать, и он ответил, что прежде ему необходимо сделать один важный звонок.

Когда раздался звонок Ромуальдеса, Моралес сидел за обеденным столом со всем своим семейством. Так как его планы осуществлялись быстрыми темпами, кокаиновый барон пребывал в отличном расположении духа и, к радости детей и жены, объявил, что собирается провести отпуск вместе с ними. Куда бы они хотели поехать, а? Можно в любую страну мира за исключением Америки. Начался спор, в котором бурно обсуждались шансы Парижа и Сингапура. Именно в эту минуту в столовую вошел дворецкий и прошептал на ухо Моралесу, что звонит мэр Ромуальдес, который хочет переговорить с ним.

– Скажи, чтобы перезвонил завтра, – отмахнулся Моралес, после чего повернулся к детям. – А теперь, дети, отгадайте, что папочка купит вам, когда мы приедем в Сингапур…

Альберди попросил водителя остановиться за квартал от дома, поскольку не хотел, чтобы соседи видели, как он выходит из «кадиллака» мэра. Андрес был настолько погружен в мысли, что не заметил машину Роблеса, припаркованную на противоположной стороне улицы неподалеку от его жилища.

Перед этим Роблес зашел к Андресу. Открыла Алисия и сказала, что мужа сестры нет дома и она не знает, куда он ушел. Алисия оказалась симпатичнее, чем он себе представлял, основываясь на описаниях Альберди. Джулио сказал ей, что дело у него не столь уж и важное и он зайдет позже, после чего вернулся к своей машине и стал ждать возвращения информатора. Увидев, на каком транспортном средстве прикатил Альберди, Роблес понял, что агент его сдал.

Джулио вернулся домой и сложил в сумку немногочисленные пожитки. Потом окинул помещение прощальным взглядом, вышел из квартиры и захлопнул дверь. Апартаменты будут пребывать в полной неприкосновенности, пока не прибудет новый специалист по проблеме лесов, ибо все сотрудники «Эль-БИД» обладали дипломатическими паспортами и правами. Из квартиры Джулио поехал в свой офис, откуда отправил по факсу два послания. Одно предназначалось его начальнику из «Эль-БИД» – Роблес написал, что вынужден срочно покинуть рабочее место в связи с внезапно возникшими семейными проблемами. Второе послание ушло в головной офис ДЕА в Вашингтоне. В этом факсе говорилось, что сообщение о болезни сестры Роблесом получено и сегодня же вечером он уезжает домой.

Еще раз осмотрев и проверив офис, Роблес запер его и отправился к Ромуальдесу. Мэр и его домочадцы все еще обедали, когда раздался оглушительный лай собак, а в ворота позвонили. Хотя мэр не ждал гостей, он тем не менее поднялся с места, направился к воротам и был безмерно поражен, когда увидел шествовавшего ему навстречу по подъездной дорожке Джулио. Слуга пустил его, поскольку знал, что официального представителя «Эль-БИД» нельзя держать на улице перед запертыми воротами ни при каких условиях.

– Здравствуйте, мэр Ромуальдес! – Роблес протянул чиновнику руку. – Мне очень неприятно беспокоить вас в такое время, но случилось нечто важное, о чем я считаю своим долгом вам сообщить. Мы можем поговорить наедине? – вопросил он, прежде чем Ромуальдес успел сказать хотя бы слово.

Когда мэр провел его в кабинет, Роблес снова взял инициативу в свои руки, в частности подошел к двери и закрыл ее.

– Присаживайтесь, сеньор мэр. Не беспокойтесь, этот разговор не отнимет у вас много времени.

– Что, черт возьми, вы о себе возомнили?! – Ромуальдес начал постепенно оправляться от удивления.

Роблес, как и обещал, сразу перешел к делу: он в самых недвусмысленных выражениях известил мэра, что знает все о фонде Моралеса и в частности о том, что за ним стоят наркодоллары. Таким образом, Ромуальдес является одним из учредителей фонда, основанного на деньги, испачканные кровью. И знакомые Роблеса в Вашингтоне поступят с упомянутыми учредителями так, как сочтут нужным. Это произойдет в любом случае и вне зависимости от того, чем закончится данная беседа, ибо мэр, возможно, уже догадался, что он, Джулио Роблес, не только специалист по проблемам тропических лесов из банка «Эль-БИД».

– Зачем в таком случае вы мне все это говорите? – спросил Ромуальдес, ощутив шестым чувством, что ему хотят предложить некую сделку.

– А затем, что я сейчас прямиком поеду в аэропорт и вы меня больше не увидите. – Дав мэру несколько секунд, чтобы переварить эту новость, Роблес продолжил: – Но перед вылетом я, возможно, кое-кому позвоню. А именно – Карлосу Альберто Моралесу, самому выдающемуся жителю вашего города.

Ромуальдес сглотнул.

– А позвонив, – продолжал развивать свою мысль Роблес, – я поставлю его в известность, что мы все знаем о придуманном им грандиозном плане. Благодаря болтливости его приятеля мэра.

– Он вам не поверит! – вскричал Ромуальдес.

– Поверит, если я расскажу, что вы ездили с любовницей в Боготу и во время визита ни на секунду не закрывали рта, повествуя ей о ваших успехах. Кроме того, я приведу ему ваши слова: «Наконец-то эти грязные деньги, сделанные на наркотиках, послужат городу».

– Я никогда не говорил этого, – запротестовал Ромуальдес, мгновенно покрывшись холодным потом и поклявшись собственноручно придушить Алисию.

– Знаю, что не говорили, сеньор мэр, – мягко улыбнулся Роблес. – Но поверит ли в это Моралес?

– Чего вы от меня хотите?

– Я хочу знать, откуда приходят деньги, сколько, когда и кто их пересылает. Из известной мне информации можно сделать вывод, что вашему фонду понадобится не менее ста миллионов долларов.

Ромуальдес забормотал, что средства еще не прибыли и что фонд Моралеса должен получить только пятьдесят миллионов. Роблес гипнотизировал его взглядом до тех пор, пока мэр не рассказал все. Ну почти все. И в частности то, что деньги ожидаются в самом ближайшем времени в виде двух трансфертов: двадцать пять миллионов от «Банко насьональ» из Монтевидео и аналогичная сумма от «Банесто» из Севильи.

– Благодарю за сотрудничество, сеньор мэр, – вежливо сказал Роблес, поднимаясь с места. – Не беспокойтесь, я помню, где выход… Да, еще одно, – со значением произнес он. – Алисия ничего нам не говорила. Не знаю, хорошо это или плохо, но она, похоже, предана вам всей душой. А информацию мы получили посредством слежки и прослушивания ваших телефонов, – соврал он. – Вы должны иметь в виду, что в Вашингтоне считают необходимым держать Медельин под наблюдением. И если, не дай Бог, с членами семьи Альберди что-нибудь случится, я, пожалуй, сделаю тот звонок, о котором вам говорил. Зарубите это себе на носу.

Роблес вышел из кабинета и чуть не столкнулся с величественной сеньорой Ромуальдес, пришедшей осведомиться, когда же наконец ее супруг вернется к обеденному столу. Роблес сердечно приветствовал сеньору – они встречались на нескольких светских мероприятиях – и, извинившись, проследовал к выходу. Перед ним шел слуга, в чьи обязанности входило придержать собак и открыть ворота.

Джулио Роблес гнал автомобиль всю ночь. Сначала он ехал на запад, к Пуэрто-Беррио, а затем повернул на север и покатил по дороге, ведшей вдоль реки Магдалена в направлении Эль-Банко. После он проехал пять миль по шоссе Барранкилья и прибыл в местечко Сесар-Платинум, где находились шахты, когда солнце начинало всходить над верхушками гор Сьерра-Невада.

Сотрудник службы безопасности бросил взгляд на дипломатические номера машины, проверил документы и удостоверение сотрудника «Эль-БИД», после чего направил Джулио к молодому дежурному менеджеру, ведавшему перевозками и потому имевшему весьма важный вид. Роблес этому начинающему бюрократу пояснил, что скоро прибудет самолет и доставит его в Венесуэлу. Потом, указав на свою машину, он попросил чиновника приглядеть за ней, пока ее не заберет коллега Роблеса из «Эль-БИД». Джулио, возвратившись из Венесуэлы, в долгу за эту услугу не останется. Менеджер сразу заулыбался, обещал присмотреть за машиной и заметил, что в Венесуэле продается хорошее виски «Блэк лейбл». После этого они отправились в бар при маленьком аэродроме, и пили там кофе, пока не услышали звук мотора заходившего на посадку винтового «центуриона».

Роблес поблагодарил менеджера за гостеприимство, забрался в самолет и сел в кресло рядом с пилотом. Пока он пристегивался ремнями безопасности, самолет, вырулив на небольшую взлетную площадку, разбежался, взлетел и взял курс по ветру.

Через несколько секунд они, продолжая набирать высоту и двигаясь в восточном направлении, находились уже вблизи венесуэльской границы, которую затем благополучно пересекли. Часом позже «центурион» приземлится в Маракайбо, где люди из службы ДЕА пересадят Роблеса на самолет авиакомпании «Тексако» и доставят в Майами.

Глава 7

Утро вторника выдалось холодным и ветреным, и Том Клейтон шел на работу по Брод-стрит без всякого энтузиазма. Вместе с другими клерками, спешившими в Сити, он жался к подветренной стороне улицы, поближе к домам, в иллюзорной надежде укрыться от ледяного дождя. Это, конечно, помогало мало, и не успел Том выйти со станции метро «Ливерпуль-стрит», как волосы у него намокли и холодные струйки воды потекли по шее, несмотря на поднятый воротник длинного пальто, который он стягивал на шее свободной рукой. Короче говоря, утро было из разряда тех, когда Клейтон начинал сожалеть, что живет не в Калифорнии.

Хорошее воспитание заставило его инстинктивно сделать шаг в сторону от стены, уступая дорогу шедшей навстречу леди, в результате чего он наступил в лужу, промочил левый ботинок и еще больше расстроился. Надо сказать, что причиной овладевшего им дурного расположения духа стала не только ужасная погода. Том рассказал Кэролайн все, что знал, о своем швейцарском счете, и она, изрядно испугавшись, озвучила те страхи, которые он старался подавить. Главным образом она боялась, что в один прекрасный день кто-нибудь потребует вернуть эти деньги.

Супруги долго сидели вместе, обсуждая проблему и придумывая возможные версии случившегося. Ошибку банковских служащих исключили сразу. Слишком много людей проверяли этот счет, прежде чем признать его собственностью Клейтона. Но полмиллиона долларов никак не могли за пятьдесят лет превратиться в сорок три, особенно при условии, что они лежали в банке без движения. Совершенно очевидно, что со счетом совершались какие-то операции и к нему добавлялись некие суммы. Но когда, какие, а главное – кто все это делал?

Дик Суини, без сомнения, должен прояснить этот вопрос, хотя Том начинал подозревать, что адвокат вряд ли расскажет ему всю правду. Но он не боялся Суини и считал, что сумеет выдоить из него достаточно сведений, чтобы додумать остальное самостоятельно. Кэролайн умоляла его не трогать деньги, пока не прояснится ситуация, и он согласился с ней. Впрочем, пять миллионов Том уже снял со счета.

Вчера он также поведал жене о затеянной им с Ленглендом спекуляции и о том, что не хочет останавливать операцию, ибо фунт начинает падать и обстоятельства могут сложиться так, что ему удастся еще и нажиться на этой сделке. Кэролайн никак его слова не прокомментировала – денежные дела всегда были прерогативой мужа, – но выражение ее лица ясно указывало на то, что ему не удалось убедить ее в своей правоте.

Когда Том добрался до офиса, стрелки часов показывали уже восемь тридцать. Он снял ботинки и поставил на батарею, после чего некоторое время с мрачным видом рассматривал промокшие внизу брюки. Потом заметил Гринхольма, стоявшего в дверях своего кабинета и знаком предлагавшего ему подойти.

Клейтон направился к боссу, шлепая по полу мокрыми носками.

– Ты сегодня пришел на весь день, Том? – небрежным тоном осведомился шеф.

– Пока других планов у меня нет, – осторожно ответил Клейтон. В голосе и словах Гринхольма ему почудилось нечто тревожное.

– В таком случае пойдем вместе на ленч, – произнес босс уже не допускающим возражений тоном. – Скажем, в час дня. – Потом он вернулся к своим делам, но Том не мог отделаться от ощущения, что приглашение было не случайным.

Включив компьютер, Том первым делом проверил состояние счета фирмы «Таурус», и у него перехватило дыхание. Пять миллионов долларов из Цюриха испарились. Он видел объявление о переводе в пятницу, но знал, что все переводы требуют подтверждения. Неужели швейцарцы остановили транзакцию? Но на каком основании? Том взглянул на положение фирмы «Таурус» на рынке. На дисплее высветились цифры: минус один миллион шестьсот пятьдесят тысяч фунтов. Гарантийный депозит покрывал убытки, но и только.

Том исподтишка бросил взгляд на стеклянный кабинет Гринхольма. Босс разговаривал по телефону, но тем не менее перехватил этот взгляд. Однако никаких эмоций у него на лице не проступило. Во всяком случае, Клейтон через стекло ничего подобного не заметил и вернулся к своим делам. Правила по фьючерсным сделкам просты: если гарантийный депозит использован до срока, надо его увеличить. Не по этому ли поводу пригласил его на ленч Гринхольм? Или под приглашением босса кроется нечто более зловещее?

Том решил срочно выйти из банка и сделать звонок с улицы. Взяв в руку какой-то документ и натянув непросохшие туфли на сырые еще носки, он не оборачиваясь направился к выходу, бормоча себе под нос нечто маловразумительное вроде того, что ему нужно купить сигареты. Накинув в гардеробе пальто, он выскочил на улицу, где продолжал лить дождь.

Его сразу же соединили с Аккерманом. Банкир выразил удивление, что заказанный клиентом перевод фирмой «Таурус» еще не получен. Возможно, сказал он, все дело в том, что это первая транзакция со счета и потому процедура заняла чуть больше времени, нежели ожидалось.

– Меня не интересуют детали, мистер Аккерман, – твердо сказал Том. Так как терять ему было нечего, он решил разыграть роль раздраженного вкладчика. – Вы должны были перевести деньги в пятницу, но не перевели. Если хотите сохранить мой счет, извольте провести транзакцию сейчас же.

– Сделаю все, что в моих силах, мистер Клейтон. – Том уловил в голосе банкира нервозность. – Я могу перезвонить вам?

– Нет, не можете, – резко ответил Том чуть быстрее, чем следовало, и, поняв это, попытался объясниться: – Сегодня я всю первую половину дня буду в разъездах, так что сам позвоню вам после ленча.

– Как вам будет угодно, мистер Клейтон.

– Коль скоро я до вас дозвонился, – продолжал Том, развивая достигнутый успех, – заявляю вам, что хочу продать двадцать миллионов фунтов по месячному фьючерсному контакту. И по цюрихским ценам, – тут он бросил взгляд на часы, – на двенадцать часов сегодняшнего дня.

– Такого рода сделки вне моей компетенции, мистер Клейтон, – запротестовал Аккерман. – Мне необходимо получить для этого разрешение.

– Ну так получите! – бросил Том. – Как я уже сказал, перезвоню вам после ленча. Так что не подведите меня. – С этими словами он повесил трубку и поспешил в банк.

Аккерман сразу же сообщил об инструкциях, данных ему Клейтоном, доктору Брюггеру, который велел ему подождать и отправился консультироваться к председателю правления.

Доктор Ульм некоторое время постукивал кончиками пальцев по столу, обдумывая, что из всего этого может выйти. Если бы адвокаты из Нью-Йорка считали свои права на счет неоспоримыми, то, будучи юристами, к тому же американскими, давно уже бомбардировали ЮКБ факсами и телефонными звонками.

Кроме того, фьючерская продажа двадцати миллионов фунтов не представляла для банка никакого риска, ибо на депозите у клиента находилось тридцать семь миллионов долларов, то есть намного больше общей суммы сделки. А в том случае, если бы банк не отреагировал незамедлительно на требования вкладчика, в законности которых Ульм практически не сомневался, последствия для финансового учреждения могли оказаться весьма неприятными.

Так что рисковал ЮКБ фактически лишь пятью миллионами долларов, и только в том случае, если в будущем объявится еще один владелец счета, что представлялось Ульму маловероятным. Кроме того, у председателя появился еще один резон поддерживать взаимоотношения с Клейтоном. Он узнал из своих конфиденциальных источников, что в понедельник авуары работодателей Клейтона сократились на пятьсот миллионов фунтов.

Подобные отрывочные сведения, хотя и малозначимые для непосвященного, могли при умелом толковании и использовании принести целое состояние. А уж доктор Ульм умел их использовать, поскольку был умен, скрытен, решителен и не слишком щепетилен. Так, оценивая своего нового клиента, он пришел к выводу, что Клейтон отнюдь не дурак и имеет доступ к закрытой информации. Вряд ли он стал бы рисковать собственными деньгами, если бы не знал тайных ходов своих боссов. Ульм решил, что, начиная с этого дня, будет внимательно следить за маневрами Клейтона и при случае воспользуется полученной информацией, чтобы предпринять собственные действия, не дожидаясь реакции рынка.

Ульм разрешил Брюггеру дать Аккерману «добро» на исполнение обоих указаний Клейтона, а также передал распоряжение Аккерману докладывать ему обо всех транзакциях Клейтона напрямую и лично. Последнее распоряжение Брюггеру, разумеется, понравиться не могло, но Ульма это мало волновало, поскольку сейчас его занимало другое. Вызвав к себе лучших аналитиков банка, он приказал им изыскать всю возможную информацию относительно продаж фунта стерлингов, которые были совершены за последнее время хозяевами банка, где работал Том.

Клейтон и его босс вышли вместе из банка в час пятнадцать дня. Пока они шли вниз по Среднидл-стрит, Гринхольм вел непринужденную, ни к чему не обязывающую беседу. Дождь прекратился, но на дворе по-прежнему было холодно и сыро, и кислые выражения на лицах прохожих наводили на мысль о том, что английская зима вступила в свои права. Они уже пересекли Лиденхолл-маркет, а Том все никак не мог понять, куда его ведут, и тут банкиры подошли к ресторану «Бьюшамп». У входа в заведение стояла очередь, но Люси, как выяснилось, заранее позвонила туда и заказала Гринхольму столик.

– Когда обедаешь здесь, тебе причитается в виде бонуса определенный процент стоимости авиарейса Лондон-Париж, – прошептал Гринхольм, когда официант вел их к столику.

Откровения босса едва не заставили Клейтона рассмеяться в голос. Глава отдела развития заработал за прошлый год более миллиона фунтов, но при всем при том не упускал случая затребовать очередной купон для получения бесплатного авиабилета до Парижа.

Опустившись в кресла, они заказали свежего лобстера, а на вторую перемену – морского окуня. Потом Гринхольм заказал шабли урожая семьдесят девятого года, каковой факт не оставил у Тома никаких сомнений, что сегодня платит банк. И тут Гринхольм перешел к более серьезным вещам:

– Что-то ты меня в последнее время беспокоишь. – Босс обращался к Тому, но продолжал гипнотизировать взглядом кусочек белого хлеба, который намазывал маслом. Потом поднял глаза и добавил: – Ничего не хочешь мне сказать?

Том размышлял о мотивах приглашения на ленч с того момента, когда оно было озвучено. «Таурус», в общем, пока особых тревог не вызывал. Потери, конечно, имелись, но сделка находилась в процессе. С другой стороны, ему не верилось, что Гринхольм пригласил его в ресторан, чтобы побеседовать об афере Клейтона-Ленгленда. По его мнению, если бы дело раскрылось, он сидел бы сейчас в другом месте и, весьма возможно, в наручниках.

Существовало, правда, еще одно объяснение. Приближался конец года, а это время всегда считалось наиболее благоприятным для разговоров о будущих проектах.

Или, быть может, все дело в том, что Клейтону по рабочему телефону позвонил Дик Суини? Согласно правилам, все звонки записывались, чтобы была возможность использовать запись как доказательство при возникновении деловых споров, хотя последнее случалось редко. Игроки уровня Тома вели себя очень профессионально и ошибок практически не допускали. Так что, если разобраться, эти записи в первую очередь служили своего рода профилактикой против некорректного поведения с клиентами и инсайдерских сделок. Но хотя все знали о прослушивании и официально частные разговоры не поощрялись, личная жизнь тем не менее брала свое. И если новички еще стеснялись обсуждать по рабочему телефону домашние дела, то ветеранов прослушка нисколько не пугала. Том по крайней мере довольно часто болтал по рабочему с Кэролайн, и замечаний в этой связи ему до сих пор не делали.

В конце концов Том устал гадать. В сущности, роскошный ленч ничего не значил – вернее, мог означать что угодно. Его могли пригласить в ресторан, чтобы сообщить и об увольнении, и о повышении жалованья.

– Не могли бы вы выразить свою мысль более определенно, Хэл, – мягко произнес Клейтон.

Нельзя сказать, чтобы Гринхольм отличался излишней застенчивостью. Он обладал самоуверенностью человека, достигшего высокого положения, выбившись из низов. Но порой на него что-то находило, и Гринхольм начинал испытывать непонятное смущение, каковое, возможно, было связано с тем, что он не заканчивал особо престижного колледжа и его мучил комплекс неполноценности.

– О’кей. Прежде всего мне бы хотелось сказать, что я очень сожалею о твоем отце. Я тоже недавно потерял отца и знаю…

– Все нормально! – Том не имел ни малейшего желания разговаривать на эту тему с шефом и впускать его в свою личную жизнь. – Считайте, что я уже пережил утрату.

– Как я уже говорил ранее, – продолжил Гринхольм, никак не отреагировав на реплику подчиненного, – ты можешь получить при необходимости небольшой отпуск для устройства личных дел.

Том покачал головой.

– Но если дело не в этом, – Гринхольм наклонился к своему собеседнику, – в чем тогда у тебя проблема?

Прежде чем Клейтон успел ответить, появился официант с вином. Хэл Гринхольм жестом отпустил его, взял бутылку и наполнил бокалы. При этом брови у него все еще изгибались аркой, как если бы он продолжал внутренне задаваться вопросом, который сам же ранее и озвучил. На мгновение Тому показалось, что дело все-таки в Ленгленде и последний во всем сознался. Если причина в этом, оставалось только сожалеть, что он после Цюриха так и не удосужился позвонить Джефу.

– О каких проблемах вы все время толкуете, Хэл?

Гринхольм словно ждал этого вопроса и начал загибать пальцы:

– Первая: если не считать швейцарских фьючерсных контактов, ты за последнее время не заключил ни одной приличной сделки. Вторая: ты часто уходишь с работы раньше времени. Третья: похоже, тебе наплевать на собственный бонус в конце года, а следовательно, и на мой. Четвертая: я думаю, что у тебя серьезные денежные затруднения. Хватит или дальше перечислять? Что вообще с тобой происходит?

– Денежные затруднения?

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. – Выяснилось, что Гринхольму все-таки известно о разговоре Тома с Диком Суини и требованиях последнего вернуть деньги.

– Господи, Хэл! Вы все неправильно поняли. – Клейтон сокрушенно покачал головой и объяснил, что Суини, адвокат и душеприказчик его отца, распорядился деньгами клиента без согласования с Томом и, более того, утаил от него эти сведения. Том, узнав о происшедшем, проявил инициативу и сам заявил права на эти деньги, но сделал все по закону, и банк, где находится счет, претензий к нему не имеет.

Гринхольма, похоже, эта информация вполне устроила.

– Значит, ты получил деньги?

– Разумеется.

– И ты по этой причине летал в Цюрих?

– Да. – Том виновато улыбнулся. – Но я не соврал относительно сделки, которую обещал там прокрутить. И если вы просмотрите материалы за прошлый месяц, то…

– Я все знаю. Но меня больше интересует, сколько оказалось на счете твоего отца?

– Три миллиона баксов, – соврал Том.

Гринхольм присвистнул.

– А этот гребаный адвокат хочет, значит, чтобы ты те деньги вернул?

– Точно так.

– Почему?

– Похоже, у моего отца был партнер. Но это еще бабушка надвое сказала. Короче, я попросил Суини предоставить доказательства, и он ответил, что прилетит в Лондон и все объяснит.

– А что произойдет, если у твоего отца и в самом деле был партнер?

– Тогда, Хэл, – Том пожал плечами, – мы с ним встретимся и поговорим. И если ему удастся убедить меня в своей правоте… что ж, придется делиться. Вот и все.

– Мне кажется, это справедливо, – задумчиво произнес босс Тома. – Значит, говоришь, на ставке три миллиона баксов?

Том ухмыльнулся и кивнул, после чего Гринхольм вновь наполнил бокалы. Босс Тома обладал прямо-таки болезненной страстью к деньгам, и его отношение к людям напрямую зависело от величины их состояния.

– Послушай, этот твой клиент «Таурус»… – неожиданно сказал Гринхольм, принимаясь за клешню лобстера. – Кто это вообще такие?

– Насколько я знаю, некие Краусы. – Том прилагал максимум усилий к тому, чтобы у него не задрожали руки. – Из Вадуца.

– Это твой приятель Ленгленд тебя на них вывел? – Гринхольм, поморщившись, раздавил щипцами панцирь и потянулся к нежному белому мясу, скрытому под хитиновым покровом.

– Так и есть. Этим ребятам захотелось дистанцироваться.

Гринхольм понимающе кивнул. Немцы любили иметь дело с Лондоном. Цюрих, по их мнению, находился слишком близко от дома.

– Кажется, у них проблемы?

– Небольшие. Я сказал им, чтобы перевели еще пять миллионов, если хотят продолжать игру.

Гринхольм согласно наклонил голову.

Том молча воззвал к небу, чтобы Аккерман поскорее перевел деньги.

– А адвокат Суини?.. Он когда прилетает?

– Сегодня. Ночным рейсом. – Том обрадовался, что разговор принял другое направление и ушел в сторону от «Тауруса».

– В таком случае можешь завтра на работу не выходить. Я скажу Владу, чтобы прикрыл тебя. Но после этого я жду от тебя стопроцентной отдачи.

– Вы ее получите, Хэл. Спасибо.

Мак Макдугал, положив ноги на стол, с наушниками на голове просматривал спортивный раздел газеты «Ивнинг пост». В его распоряжении находилось лучшее в мире шпионское оборудование, и он испытывал наслаждение, работая с ним, в отличие от других ребят из ДЕА, не понимавших, какое удовольствие можно получать, слушая на протяжении нескольких часов чужие разговоры. Маку всегда нравилось совать нос в чужие дела, а в ДЕА за это еще и платили! Уму непостижимо, сколько поразительных вещей можно узнать на такой работе. Адвокатская контора, которую он сейчас прослушивал, имела в своем распоряжении двадцать телефонных линий, а используемое Маком устройство позволяло вести запись со всех этих двадцати линий одновременно. Сотрудники технического отдела давно уже не пользовались магнитофонными пленками, и вся информация фиксировалась на дисках DVD. Новое оборудование было куда компактнее прежнего и обеспечивало идеальную чистоту и большой объем записи, а дисплей на жидких кристаллах давал возможность определить, с какой линии ведется разговор в данную минуту. Хотя все переговоры записывались автоматически, Мак мог одним щелчком тумблера подключиться к нужному номеру и послушать разговор лично, так сказать, в реальном времени. Через пару дней прослушивания он уже был в курсе множества интересных событий и фактов. В частности узнал, что некоторые адвокаты из этой конторы зарабатывают до пятисот долларов в час; что известный магазин вниз по улице должен в скором времени сменить владельца; что в следующую субботу во «Флашинг-Медоуз» в три тридцать начнется распродажа; что стенографистка по имени Талула собирается в этот вечер переспать со своим парнем.

Но Мак, получая от работы удовольствие, не забывал и того, что находится на службе, и аккуратно исполнял свои обязанности. К примеру, на этом задании от него требовалось каждые два часа вставлять в записывающее устройство новый диск, а диск с записанной информацией вводить в компьютер. После этого он набирал на клавиатуре определенный телефонный номер в Майами, и модем его компьютера транслировал новые сведения, полученные от прослушки, на компьютер Реда Харпера, находившийся в тысячах миль от Нью-Йорка.

Там, в Майами, люди из команды Харпера, прослушав диски с записями, суммировали и классифицировали информацию по времени, датам и телефонным номерам, на тот случай если она понадобится в суде. Что же касается разговоров с двадцать четвертой и двадцать пятой линий, принадлежавших телефонам в кабинете Дика Суини, то их расшифровки имели высший приоритет и передавались Реду Харперу в собственные руки.