Текст книги "Я всё ещё здесь (СИ)"
Автор книги: Билен Катрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Да.
Как и весь организм, который от одного твоего присутствия готов наизнанку вывернуться.
– Убери свои руки, – извини, но прошло то время, когда я слепо во всём тебе потакала, – не трожь, – даже дёргаюсь слегка, пытаясь освободиться от его прикосновения, но его это походу только веселит.
– И что же ты сделаешь? – с вызовом смотрит, словно насмехаясь надо мной.
А что я сделаю?
Да ничего, блять.
Мне никто не поможет. Меня никто не услышит. Моя попытка сбежать провалилась с треском, я тут одна, я хрен пойми где, и я не имею ни малейшего понятия, что делать дальше.
– Вот именно. – Видимо, не дождавшись ответа, он принял моё молчание за полное поражение. – Ты теперь в моём мире. – Ведёт бровью, тянет уголки губ, постепенно освобождая меня от веса своей руки. Затем тянется в карман, притягивая моё внимание целиком и полностью, когда изымает оттуда шприц. Глаза исступлённо смотрят на иголку, которую он окунает в какой-то тюбик. А потом я попросту перестаю соображать, когда он поднимает поршень шприца, заполняя его жидкостью и как-то ненормально улыбаясь, с каждой секундой заставляя меня верить в то, что пути отступления стёрты в порошок. – Я покажу тебе его...
Докуривая сигарету, Михайлов даже не тушит бычок, просто отбрасывает его к мусорке и как следствие промахивается, покуда взгляд притягивает подступающая на ватных ногах девушка.
Её волосы спутаны, мутный взгляд затравлен, она боязливо озирается по сторонам, поджимая плечи и ёжась от холода в своём коротком, мешковатом платье. Дрожащие ресницы едва поднимаются, она смотрит на Михайлова, делающего шаги ей навстречу.
– Ты в порядке? – несуразный вопрос потрёпанной девице, которая появилась ночью, а таком районе, да ещё и из лесополосы. – Что с тобой? – он пытается дотронуться до её руки, но девушка опасливо дёргается, не сходя с места.
– Можно... – губы едва заметно дрожат, как и всё тело, ссадины на котором Морт замечает только впоследствии, – можно мне воды...
Она не просит помощи, не распинается в объяснениях и вообще ведёт себя до жути странно, учитывая обстоятельства. А Слава продолжает заколдованно смотреть, покуда лёгкий шок на миг вытесняет проблемы, от которых он с минуту назад выбежал из участка. Откуда, кстати, вскоре показывается и Шатохин.
– В чём дело? – шатен застывает за спиной Морта, наблюдая довольно нелепую картину.
– Помощь нужна. – Слава констатирует очевидную вещь, снимая с себя лёгкую куртку и набрасывая девушке на плечи. А после разворачивается, с недоумением наблюдая, как товарищ всё ещё стоит на месте, даже не думая с него сходить. – Артём? – шатен вопрошает, покуда брови друга съезжаются к переносице, и Шатохин будто его не слышит. Просто продолжает рассматривать ту, чей взгляд соприкасается с его удивлёнными глазами.
– Алеся?
Комментарий к Глава 13. Добро пожаловать в мой мир Понимаю, это не повседневность и не романтика, и вообще наверняка сложно к прочтению даётся, но всё же надеюсь, что вы меня поддерживаете в этом)
И да... Люблю вас до алкомаркета и обратно :D
====== Глава 14. Один вздох до предательства ======
С остро выраженным непониманием Михайлов смотрит то на девушку, то на не двигающегося с места Артёма, вытягивая лицо в неподдельном изумлении. Брови изгибаются бугорком одна за другой, пока парень всё же не решается задаться очевидным вопросом:
– Да что тут происходит?
Тёма будто отряхивается от ступора, Алеся всё также неподвижна, чем и пользуется Шатохин, быстро подходя практически вплотную и хватая её под локоть.
– Топай.
Он не ведёт её в участок, не обращает внимания на болезненный внешний вид и сбитые до заметных ран колени, он просто отводит её к машине, по пути осматриваясь по сторонам с мнимой опаской, будто что-то сейчас может ему навредить. Чем и вызывает ещё более вопросительный вид у Михайлова, ибо объектом для травли он не был никогда, только сам мог навредить кому угодно.
Морт начинает медленно шагать следом, покуда Шатохин не запихивает шатенку на заднее сидение авто, сам садится за водительское место. Ныряя на пассажирское, Слава упирается взглядом в обоих, всё ещё молчит. Но недолго. Объяснение приходит само.
– Я Миронова в своё время из-под носа упустил, – Артём начинает до жути медленно и непосредственно, а спокойный голос повествует лишь о том, что его невозмутимость можно сравнить с обычным докладом, который студент презентует в своём убогом училище. – Он, оказывается, в психушке лежал. Сначала смерть свою подстроил, а потом избежал суровой участи с помощью продажных докторов, которые признали его невменяемым. – Его глаза опущены, он время от времени потягивает сигарету, заполняя маленькое пространство автомобиля едким дымом, что впитывает в себя кожаная обивка. – Его побег оттуда тоже не был случайностью. Случайностью было лишь то... – выдох дольше обычного, Артём наконец поднимает взгляд и смотрит прямо в усталые женские глаза, отдающие откровенным холодом и безразличием к происходящему, – что он прихватил с собой кое-кого из этой самой психушки. – Медленно включаясь в курс происходящего, Морт не стесняясь разглядывает шатенку, всё ещё сводящую от холода плечи. – И этот кое-кто направится туда, где ему самое место, если не расскажет нам про этого психа.
Его ровный тон отдаёт угрозой, но девушка только лениво улыбается. Точнее, пытается изобразить что-то на своих пухлых губах, что будет носить название той самой улыбки. А затем будто оттаивает, прерывисто моргая, словно снимая пелену, что засела на глазах бельмом.
Хлопает ресницами, тянет тонкие пальцы к пачке сигарет и кивает на зажигалку, что лежит на панели. И этот непринуждённый жест сразу даёт обратную связь. Дым в лёгких. Она выдыхает сквозь приоткрытые губы.
– Мне удалось сбежать, – она в полной мере проявляет свой тонкий голос, заставляя парней отдать ей всё внимание в комплекте с неподдельным интересом. – Он держал меня рядом, всегда. Колол иногда чем-то и заставлял делать всё, что придёт ему голову. – Третья по счёту затяжка, её взгляд неизменен, а угловатое и без спора красивое в свете лишь придорожного фонаря острое личико не трогает ни одна мышца, когда из глаз показывается первая слеза, обречённо стекающая по впалой щеке. – Я была с ним столько, сколько себя помню. Родителям было не до меня, когда у меня начались проблемы с психикой, и они упекли меня в это чёртово заведение. – Ей слишком тяжко даётся слово “психушка”, девушка сглатывает, сбивая подступающий ком и продолжая рассказ, будто тяжесть воспоминаний не давит на сердце каменной глыбой. – А он... – лишь на мгновение в глазах появляется огонёк, который в ту же секунду гаснет, – он вытащил меня, он дал мне то, чего мне так не хватало. Он дал мне своё мужское внимание и чувство хоть какой-то значимости.
Вскользь переглянувшись, Артём со Славой, кажется, поняли, с чем имеют дело. Расстройство психики, отсутствие родительской любви, а впоследствии и отказ неё, как от человека... Немудрено, что больная привязанность к Глебу стала единственным в её жизни, за что можно было держаться.
Пауза была недолгой, Леся на мгновение задержала безжизненный взгляд на запотевшем окне, затягиваясь ментоловой сигаретой в очередной раз.
– Я даже потеряла тот момент, когда стала слепо потакать ему во всём. Влюблённая дурочка... – она хмыкает, не выпуская изо рта сигарету. Тонкие пальцы ходят ходуном, выдавая дрожь, вызванную уже явно не холодом. – До сих пор не знаю, какой чёрт меня дёрнул убежать.
Её речи ещё не конец, но голос Морта вступает в свои права, когда парень явно усмехается, но усмешка эта содержит в себе лишь сожаление.
– Это чёрт по имени Лера, – развёрнутый к шатенке полубоком, Слава поджимает под себя ногу, разворачиваясь и уставляясь прямо на лобовое стекло, закатывает глаза. – Мать Тереза опять приняла удар на себя, даруя жизнь другому? – это даже не вопрос. Нет. Он, скорее, выпускает данный факт куда-то в воздух, ненароком задевая уши всё ещё здесь присутствующих.
– Она хорошая, – видимо, Морт надеялся быть услышанным не настолько. По крайней мере, упоминание Леси в таком роде заставило его вновь развернуться к девушке. Не менее увлечённым этой вечерней беседой оказался и Артём. – Её глаза... – последняя затяжка. Алеся небрежно выкидывает окурок в приоткрытое окно и снова заостряет внимание на пачке, безмолвно требуя ещё сигарету, – они будто в душу мне смотрели. А ведь я думала, что у меня её нет...
Девушка вновь погружается в себя, увлекаясь кольцами дыма и время от времени нервно улыбаясь, видимо, своим же мыслям. По крайней мере, у парней появляется время, дабы решить нарисовавшийся вопрос.
– Ты же понимаешь, что нам от неё будет пользы больше, чем в психушке? – Они всё ещё в одной машине, слышимость максимальная, но Морт отчего-то говорит последнюю часть полушёпотом, будто стараясь на задеть сидящую рядом особу.
– А ты у нас реабилитационный центр для пострадавших? – Артём едва всплёскивает руками, прекрасно понимая, к чему клонит товарищ.
– Сам подумай, – прицыкивает, доставая сигарету из полупустой пачки, – отведи её к своим или же в больницу – за неё возьмутся, а судя по её виду, ей и так досталось.
Услышанное девушку не задевает. Она лишь продолжает рассматривать своё едва заметное отражение в свете запотевшего окна, разглядывая скулы и невесомо касаясь ключиц пальцами свободной руки. И, наблюдая со стороны, можно смело сказать, что в зеркало девушка не смотрелась довольно давно.
– Ладно, хрен с тобой, – выдыхая, Артём разворачивается, вставляя ключ в зажигание и заводя авто. – Если что – спрос с тебя. Не спускай с неё глаз.
Она внутри, она всё это слышит, просто виду не подаёт, что всё ещё здесь и эти слова явно о ней.
Автомобиль трогается с места, а после – она наблюдает в окошко за сменяющимися улицами ночного города, отчётливо осознавая, что совсем скоро окажется дома у того, в чьих руках снова будет лишь марионеткой.
Наплевать.
Жизнь не двигается с мёртвой точки, она просто всё ещё дышит, чтобы оставаться живой. И, возможно, станет немного легче, когда всему вышеупомянутому найдётся хоть какая-нибудь цель.
– Пришла в себя... Очень вовремя. – Слышу голос, едва успевая открыть глаза.
На виски всё ещё давит, веки тяжёлые, а голова гудит. Возможно, всё этого оттого, что невесть сколько времени я трясусь в сидящем положении на переднем сидении авто с опущенной головой, пытаясь видеть сны.
Открывшаяся глазам дорога пуста, вижу лишь лесополосу и какие-то дорожные знаки, редко сменяющие друг друга. Вокруг ни души, словно в этом измерении я один на один со своим кошмаром, который уверенно держится правой рукой за руль, не выпуская изо рта свой любимый Ричмонд. Господи, я до сих пор помню этот запах, его помнит моё подсознание. Не морщусь даже, стараясь отвлечься на пейзажи, которых нет. Чёртов Сайлент Хилл, подступающий туман угнетает ещё больше, властно пробирая через открытые окна до озноба и заставляя жать ладошки к печке, что включена в автомобиле на минимум.
Куда мы едем? Я не знаю. Хочу ли знать? Не уверена.
Одно только радует.
В этой машине нас двое, а значит – Леся больше не герой этой истории.
– Куда мы едем? – просто убеждаюсь, что язык всё ещё на месте. Можешь не отвечать.
– Увидишь. – Ровно. Монотонно. И до жути предсказуемо...
Мы останавливаемся минут через десять в каком-то лесочке, возле небольшой будки. Точнее, это даже смело можно назвать чьим-то жильём. Хотя я бы сунулась сюда только в случае атомной войны, если податься было бы больше некуда. Собственно, мне и сейчас особо некуда податься, особенно когда глаза всё ещё сверлят этот домик, а моё предплечье уже обвивают его пальцы, силе которых он никогда не отдавал отчёта. Это не джентльменский жест, отнюдь, да и кожа уже саднит так, что потереть хочется.
– Не смеши, – опускаю взгляд на руку и пытаюсь дёрнуться. Ну куда я денусь?
– У меня для тебя сюрприз. – Такое чувство, что в разговоре он абсолютно не участвует. Не ослабляет и не усиливает хватку, да и вообще внимание на мои дёрганья не обращает, будто непослушную собачонку на поводке выгуливает.
Мы подходим к дому, и прямо перед самым порогом сердце отчего-то стремится выпрыгнуть. Я ведь знаю, что от этого ненормального ничего хорошего ждать не стоит. Да и боюсь, что может ждать меня там, за дверью, ибо не ведаю, что может твориться в его больной голове.
Уже ожидаю самого худшего, дабы лишний раз не расстроиться, но резко торможусь, когда дверь всё-таки открывается.
Застываю на пороге, боясь сделать ещё хоть шаг. Но толчок в спину против моей воли, я оказываюсь внутри и слышу, как дверь за мной закрывается.
Страшно.
Дико и страшно.
Этот дом, кажется, уже перетерпел атомную войну.
Внутри лишь кровать на ножках, какая-то тумба да стул. А на стуле наглухо связанная верёвками девушка. Её рот заклеен скотчем, глаза едва различить сквозь потёкшую от слёз тушь. Густые чёрные волосы беспорядочно ниспадают, прикрывая треть лица, пока взгляд не отрывает тело. Она в коротеньком платьице, лямка обречённо свисает на плече, и всю эту картину украшает нескончаемая дрожь, которая усиливается в разы, стоит ему к ней приблизиться.
– Я же сказал, что скоро вернусь. – Подходит, даже склоняется чуть, глядя ей в глаза. Но недолго. Удостаивает меня своим вниманием сразу же. – Ненавижу крыс. – Короткая фраза. Я, видимо, должна понять, что эта девица тут неспроста и отпускать он её так просто не собирается. – У тебя был шанс доказать мне свою преданность. И я даю тебе последний. – А вместе с ним он даёт и пистолет, протягивая его прямо мне руки.
Я сглатываю.
Громко сглатываю, закатывая глаза.
Пускай он псих, пускай наркоман, я смирилась, я давно смирилась. Но с тем, что он убийца – я пока смириться не в силах.
Как робот беру в руки пистолет, пока он обходит меня и становится ровно за спину. Его голова на моём плече, приобнимает, смыкая руки замком на моём животе, а от губ до уха буквально один дюйм, и я снова под гипнозом его голоса.
– Это шестёрка Даниэля, которая называла себя его девушкой всё то время, пока он изображал моего друга. – Усмешка, лёгкая и притворная, я снова закатываю глаза и понимаю, что готова даже жевать битое стекло, лишь бы не быть в плену этих обстоятельств. – Из-за неё я бы не потерял друга детства. – Он продолжает, хотя я прекрасно понимаю, к чему он клонит. Этот ничтожный выбор, когда мне предстоит решить: идти у него на поводу всю оставшуюся жизнь, постепенно становясь такой же убийцей со сдвигом, либо же прекратить это всё здесь и сейчас, выстрелив себе в висок. – Тебе нужно просто избавить малышку от её жалкого существования. – Непозволительно близко. Чувствую на своей шее его губы, что щекотят воздухом кожу с каждым произнесённым словом.
– Прекрати это. – Я всё ещё продолжаю смотреть на трепыхающуюся в объятиях тугих верёвок девушку, в какой-то момент понимая, что мои глаза абсолютно сухие. В моих руках её судьба, а я непоколебимо стою столбом, зафиксированная на месте человеком, превращающим мою жизнь в адское пекло.
– Прекрати это сама. – Садистская усмешка вновь раздаётся прямо над ухом, он упирается подбородком в моё плечо сильнее прежнего, выжидая, пока я сделаю то, чего он ждёт.
А именно: превосходства своей власти и моё неоспоримое повиновение, которое с потрохами выдаёт моя любовь к жизни и нежелание сдаваться.
Он сзади, всего лишь обнимает, но под натиском его присутствия я ощущаю себя в железных тисках, теряя веру в хороший исход от бессилия и задыхаясь от жалости к самой себе, возможно даже проклиная судьбу за то, что так круто повернула мою жизнь в один прекрасный день.
Выхода нет.
“Будь по-твоему”.
Моя слабость не ты. Моя слабость – боязнь темноты от крышки гроба. Возможно, чуть позже это будет являться моей ничтожной долей успокоения, а пока я выставляю руку вперёд, зажимая ствол не дрогнувшими пальцами. А затем чувствую спиной твою улыбку, закрывая глаза и спуская курок.
Обратная дорога стёрта в пепел, а последнее чувство – это покидающая тело душа, когда я делаю вдох и ощущаю стойкий запах крови, въедающийся в ноздри оттенком металла.
Надеюсь, ты доволен.
– Проходи, не бойся. – Михайлов открывает дверь собственного дома, пропуская внутрь Алесю. Она шагает всё также неуверенно, будто каждый шаг – как по раскалённому углю. – Хочешь чего-нибудь? – Гостеприимства никогда было не занимать, шатен любезно интересуется, несмотря на гостя, чья личность под большим сомнением.
– В душ. – Короткая фраза не заставляет себя ждать, девушка застенчиво изъявляет желание, всё ещё оглядывая нового “хозяина жизни” исподлобья.
– Наверх по коридору и направо. Полотенце там есть. – Кивает головой на лестницу и уже спустя мгновение провожает Алесю взглядом, тяжело вздыхая и, казалось бы, запасаясь лишь одним желанием – накормить. Ведь он готов поклясться, что первый же порыв ветра эта девочка не переживёт.
Оставляя позади всё и всех, Леся закрывает за собой дверь ванной комнаты, мгновенно освобождая себя от одежды. Настраивает температуру воды, будто желая, чтобы она чуть обжигала кожу. А после полностью погружается в ванную, расслабляясь на короткое время и закрывая глаза, вспоминая события недавнего времени.
– Леся!!!
Она слышит её крик, пытаясь подняться на локтях после падения. А затем задирает голову, улавливая зорким зрением потасовку.
Он догнал. Он здесь. И он на её глазах избивает ту, которая минутами ранее спасла ей жизнь.
А что она может? Даже за себя постоять не в силах.
Глубокий вдох, она отворачивает голову от ужасающей глаза картины и несётся прочь от этого места, дальше, где голос Леры её уже не догонит.
Деревья, ветки кустов, что задевают и царапают кожу. Солнца уже и не видно, зато сквозь кустарники ей всё же удаётся пробраться на тропу, походящую на дорогу. И девушка невесомо отряхивается, продолжая топать дальше на ватных ногах, покуда не замирает сердце, перекрывая доступ к кислороду.
– Уходишь от меня?
Это не мираж, это не игра сознания, она видит его, его глаза, что часто являются во снах сквозь мрак. Они озлоблены. А сам он чуть согнулся, держится за бок окровавленной рукой, хватая её за подбородок свободными пальцами.
– Вот так вот просто меня бросишь? – голос догоняет усопшее больное сознание, она преданно смотрит, качая головой из стороны в сторону. Всё было напрасно. – Больше не любишь меня? – голос пестрит злобой, но содержание простого вопроса заставляет её исколотое сердечко сжаться, подбородок заходится дрожью.
– Люблю... – шепчет, как сама себе. Но он давно научился читать по губам.
– Вот и чудненько. – Оскал вместо улыбки, он оставляет между их лицами миллиметры, невесомо касаясь её губ своими. – Тогда ты сделаешь для меня кое-что.
Она снова не отдаёт себе отчёта. Возможно, потому что не знает другой жизни. А возможно потому, что её жизнь – это и есть тот, чьи слова не поддаются оспариванию. И этот случай – не исключение.
Глаза в пол. Она покорно кивает, наконец проявляя голос.
– Всё, что скажешь...
Комментарий к Глава 14. Один вздох до предательства Сладкие, я не пропала, просто обстоятельства не позволяли написать(
Что сказать то хотела... В общем, предыдущие главы – это что-то вроде предисловия. И понимайте, как хотите, сюжет только начат :D
Жду ваших слов, а ещё жду в инсте, мы с Энн в трансе, если что :З
====== Глава 15. Прекрати это, я себя теряю ======
Я не монстр. Я не зверь. Я человек. И я убеждаю себя в этом уже которую минуту, страшась открыть глаза и посмотреть на плоды своих трудов.
Первый, первый раз в моей грёбаной жизни мне отвели роль Бога, который решает, у кого отнять жизнь. И это чертовски, просто чертовски мерзко. Мало мне было проблем с психикой и ночных кошмаров, так теперь ещё эти заплаканные глаза, которые я уж точно буду видеть во снах.
Я стою, как вкопанная, посреди этой проклятой хижины, а Миронов издаёт один единственный звук – смешок. Лёгкий такой, ни к чему не обязывающий, будто что-то весёлое прочёл, да на эмоции решил скупиться.
А ещё я чувствую свободу от его рук. Но не от его голоса. И уж тем более не от его присутствия.
– Ну, чего встала?
Я наконец раскрываю глаза, отчасти в недоумении, а после оборачиваюсь и смотрю на него в упор.
Он стоит, стоит прямо в дверном проёме, вопрошающе на меня глядя и будто подталкивая взглядом к каким-то действиям. Только вот не пойму, к каким. И безмолвный вопрос летит прямо на него в виде моих вздёрнутых бровей. Иные эмоции мне пока не под силу.
– Пойдём, нам нужно ехать.
Кивает, зазывая за собой, а вот у меня вопросов становится ещё больше.
Что значит “нужно ехать”? Мы так просто оставим эту девушку здесь, догнивать? У неё, чёрт возьми, наверняка есть семья, родные, друзья в конце концов. Да взять того же Даниэля, он наверняка землю перероет в её поисках!
Невидимая сила сеет вопросы в моей голове с каждой секундой всё больше, и у меня происходит что-то сродни перегруза, когда я встряхиваю гривой, отчего-то часто моргая и пытаясь собрать разбросанные пазлы мыслей воедино.
– Лера!?
– Мы не можем её тут так оставить! – он нарочито зовёт, а я тут же нахожу ответ, выставляя за себя руку и указывая на ту, на кого до сих пор боюсь посмотреть. Мы, чёрт тебя дери, не собаку застрелили. Да даже собак хоронят с достоинством, а мы попросту вот так свалим, оставляя её тело привязанным к этому допотопному стулу на расшатанных ножках??
– Оу, ты права... – уже было сделав несколько шагов к автомобилю, он возвращается, снова становясь в проёме и облокачиваясь на выставленную руку. – Пошлём цветы и записку родным, а после ты явишься к Даниэлю и лично вручишь ему бумажку с адресом, где ты хладнокровно застрелила любовь всей его жизни. – Его слова, они как яд. Яд для моих ушей, что заставляет резать слух и едва уловимо скалиться.
Я понимаю, прекрасно понимаю, что он делает. Он всегда и во всём должен был превосходить остальных, ставить на место до жути непринуждённым образом и заставлять принимать своё поражение. Что я и делаю, когда осознаю долбаную суть вещей. Ведь по сути, так оно и есть. Мне не легче станет оттого, что я посмотрю в глаза каждому, кому эта девушка была дорога. А потом скажу, что у меня рука не дрогнула, когда я выбирала между её жизнь и своим существованием.
Будь ты проклят...
Фыркаю себе под нос, но практически неслышно. Опускаю глаза и топаю к выходу, так ни разу и не обернувшись. Прохожу мимо Миронова, пытаясь его никак не коснуться, и направляюсь прямо к машине, давая себе обещание, что в следующий раз сделаю всё, что только можно, лишь бы не допустить подобного. Но что-то мне подсказывает, что я в очередной раз сама себе вру.
Мы выезжаем на трассу, едем в абсолютной безмолвной тишине. Глаза устало наблюдают за бесконечной дорогой, я не узнаю ни единого пейзажа. Такое чувство, что я в абсолютно незнакомом мне городе, я ничегошеньки из увиденного не узнаю. И ни один чёртов знак на пути не попадается, дабы хоть как-то обозначить это местоположение, будто Миронов нарочно выбирал эти окольные пути, дабы сбить с толку.
В поле видимости какой-то придорожный мотель с заправкой. Мы останавливаемся, он небрежно паркует машину и кивком велит оставаться внутри, пока входит в вестибюль и ведёт беседу с каким-то типом. После же происходит обмен в стиле ключи-деньги, он выходит за мной, открывая дверь машины и приказывая выйти.
Совсем скоро мы оказываемся в безликом номере, я нехотя оглядываюсь, даже не удосужившись разуться и проходя вовнутрь.
Номер наглухо задёрнут плотными шторами бесновато-коричневого цвета. Посреди комнаты стоит двуспальная кровать, заправленная самой простой, даже жестковатой простынью. Тут же подобие трельяжа и вешалка рядом. Да, мы определённо здесь ненадолго...
– Мне нужно отлучиться, – да хоть насовсем свали, плакать не буду, – будь здесь, я скоро.
Хлопок дверью, и впервые за всё время, которое, казалось, длилось вечно, я остаюсь одна. Ненадолго выдыхаю, забегая в маленькое пространство ванной комнаты и включая напором холодную воду в раковине, набирая побольше в ладони и орошая лицо.
Долгожданная тишина ласкает слух, пускай и недолго, а затем я подхожу к окну, отодвигая штору и выглядывая наружу сквозь закрытое окно.
На улице ни души, только еле доносящийся звук чьего-то телевизора.
Не знаю, что стреляет мне в голову, но я секунд пять не могу отвести взгляд от таксофона, который нахожу прямо возле стенки с автоматом еды. Не думаю даже. Просто выбегаю из номера, пытаясь как можно тише семенить по коридору, а потом и вовсе просовываю голову в приоткрытую входную дверь, озираясь по сторонам в поисках не желаемого силуэта.
Но снаружи пусто, просто перекати-поле, и, запасаясь мужеством и скоростью, я несусь на всех парах к таксофону, срывая трубку и бросая монету, прихваченную с подоконника.
Набираю заученный наизусть номер и молюсь, чтобы гудки наконец прекратились и я услышала голос, который вселит в меня надежду, что не всё ещё потеряно. Пожалуй, это тот самый момент, когда я готова молиться не Богу, а Михайлову, чтобы забрал меня из этого кошмара.
Гудки наконец прекращаются, я уже было выдыхаю, но вместо Славы мне отвечает женский голос, который кажется до боли знакомым.
– Алло?
– Леся? – если чему предела и не находится, так это моему удивлению. Я теряюсь, не зная, то ли радоваться, что с ней всё хорошо и она непременно поможет Морту выйти на Миронова, то ли погружаться в неведение ещё больше. Ибо какого чёрта трубку поднимает она, в то время как Михайлов наверняка дежурил бы у телефона, ожидая хоть каких-то вестей? – Где Слава? – вспоминая наконец, что у меня не так уж и много времени, встряхиваю головой, молясь, чтобы мои старания не оказались напрасными.
– Он в душе. – Она у него дома? Какого чёрта? – Где ты? Что с тобой? Откуда ты звонишь? – Впредь не припомню её такой разговорчивой, но на автомате оглядываюсь, пытаясь передать всё, что вижу. А именно: корявые красные буквы на заправке, что частично содраны. Название мотеля, над которым думали, очевидно, от силы секунд пять, какой-то бар через дорогу, вывеска которого гласит, что он работает круглосуточно. А потом разворачиваюсь к таксофону снова, пытаясь говорить как можно быстрее.
– Умоляю, передай Славе, что со мной пока всё в порядке, но это ненадолго. А ещё...
Но договорить я не успеваю. Не знаю, как я упустила момент, когда оказалась тут не одна, но всё, что мне удаётся ощутить – это дикую боль в запястье. Мужская рука сжимает до хруста, заставляя выронить трубку. На том конце провода Леся наверняка слышит мой хрип, перемешанный с глухим криком. А может и не слышит, ибо истошный вопль, вызванный дикой болью, заглушает мужская ладонь, когда стоящий позади зажимает мне рот своей рукой. Я готова поклясться, я слышу хруст собственных костей, глаза застилает пелена алых искр и неминуемой влаги, которая не оставляет за собой ничего, кроме желания взмолиться и умолять перестать. Это уничтожает меня, унизительней этого вещей я не знаю, но гордость и принципы отходят на самый задний план, уступая место единственной возможности, данной мне в этой ситуации.
– Прекрати... Пожалуйста... – мычу в ладонь просьбы остановиться, он это слышит, и молча волочет меня за собой. Туда, откуда я по своей глупости выбежала какое-то время назад в поисках спасения. – Умоляю, – дверь номера закрывается за нами обоими, но он всё ещё продолжает держать, одной рукой пресекая все мои попытки трепыхаться и освободиться от его тисков. – Этого больше не повторится, – агония страха воедино сплетается с ненавистным чувством слабости, а осознание того, что он так быстро одержал очередную победу, морально поставив меня на колени, в очередной раз проходится по самолюбию противным скрежетом. Хотя, кому я вру? Такой черты, как самолюбие, я лишилась давно. В тот момент, когда прогнулась под него в первый раз.
– Как же меня это заводит, – ядовито шепчет на ухо, постепенно ослабляя кольцо пальцев на моём посиневшем запястье. – Признаюсь, мне было бы скучно, если бы ты забилась в угол и прикинулась серой мышью, как ты это обычно делала, но сейчас... – его шершавый язык задевает мочку уха, заставляя дёрнуться. А он только спускается ниже, лаская губами шею и заставляя вспомнить мою кожу остроту его клыков. – Ты даже не представляешь, что творится у меня в штанах, когда ты выстанываешь мольбы остановиться, просишь меня перестать... – я, как раз, отчётливо это себе представляю, ибо всё ещё стою прижатая спиной к его груди, ощущая его напряжение в области паха.
Ему хватает одного мгновения, чтобы освободить меня от одежды и отшвырнуть на кровать. А мне хватает лишь непредусмотрительности, чтобы инстинктивно подскочить с этой самой кровати и сделать шаг. Последний шаг. В мгновение ока я оказываюсь вновь опрокинута его рукой, что сдавливает шею. Удар спиной о жесткий матрас, я не успеваю уловить тот момент, когда он нависает сверху, стаскивая с себя ветровку и заставляя меня вспомнить его обнажённый торс. И ему достаточно лишь уложить ладонь на мою шею снова, чтобы заставить задыхаться и умолять не делать того, к чему моё тело отказывается привыкать заново.
Мои попытки его остановить до жути жалкие и нелепые, я слишком быстро ощущаю вкус его губ на своих, а после – металлический привкус, когда в порыве своей безумной похоти он прокусывает нижнюю губу, пропуская алые капельки крови.
Он не целует.
Он насилует.
Я уже и забыла, когда наш секс хоть отдалённо напоминал занятие любовью. Всё было лишь сплошным насилием и демонстрацией власти. Жестокой и непоколебимой, не терпящей противоречий и слова “нет”.
Его руки хаотично и властно водят по телу, обнажая, доставляя дискомфорт. Нет, он не делает больно, он причиняет то, что хуже боли – моральное унижение. Ладони грубо сжимают освобождённую от лифа грудь, сжимают рёбра, пальцы спускаются вниз по дрожащему животу и без всяких стеснений ложатся на складки плоти, то поглаживая, то массируя с деспотическим напором, а после по-хозяйски отодвигают мешающую ткань и проникают вовнутрь.
– Пожалуйста... Не надо...
Последний шёпот вырывается из груди, я чувствую его внутри себя, чувствую, как стенки влагалища начинают расширяться с каждым проникновением пальцев, что он добавляет поочерёдно.
Мои глаза закрыты всё это время, я лишь на мгновение решаюсь их разомкнуть. Но этого достаточно, чтобы в янтарном отблеске его глаз я прочитала то, что ему озвучивать и не нужно. Будет больно. И будет до жути невыносимо от осознания того, что сейчас этому всему я бы предпочла пулю в висок, которую истратила на смерть чужой невинной души.
