Текст книги "Я всё ещё здесь (СИ)"
Автор книги: Билен Катрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Даже не знаю, сколько это “недолго” длится, но когда открываю глаза, вижу едва просветляющееся небо. Ещё даже не рассвет, мы снова в какой-то глуши, останавливаемся возле Богом забытой закусочной.
Пытаюсь проснуться, глаза едва размыкаются, но я верчу головой по сторонам и с удивлением наблюдаю за оживлением этого места. Кто-то, видимо, на работу спешит, кто-то приблудился, забываясь, где он и что здесь делает, ну а кто-то – мы. Глеб легко касается моей руки, заставляя на него посмотреть.
– Есть хочешь? – пожалуйста, будь таким как можно дольше...
– Не отказалась бы.
А ещё я бы не отказалась прийти в норму и перестать тянуться обратно, только и думая откинуть сидение и проспать ещё примерно часов двадцать.
Снова лёгкая улыбка, он выходит из машины и открывает мою дверь, подавая руку.
Не откажусь, ибо невесть отчего усталые ноги просто отказывают держать, недалёк тот момент, когда я попросту прислонюсь к стене и усну.
– Глеб Миронов? – мы не успеваем отойти от машины, едва приближаясь к порогу закусочной, как к нам подходит какой-то мужчина в довольно строгой форме. И только окончательно оклемавшись я вдруг понимаю, что перед нами никто иной, как представитель закона. – И его сообщница, – рослый полноватый мужчина кидает взгляд в мою сторону, и мои глаза резко мечутся от него к Миронову. Сразу замечаю вздувшуюся на лбу венку – вестник неспокойствия. А потом замечаю ещё двоих людей в форме, которые медленно окружают, образуя вокруг нас некое кольцо, заставляющее Глеба окончательно потерять рассудок и начать мелко трястись, поджимая челюсть сразу, стоит полицейскому потянуться к поясу и извлечь оружие. – Вы арестованы.
Комментарий к Глава 24. Рассвет Кого там отсутствие интриги возмущало? :В
====== Глава 25. И раз уж ты так любишь шахматы – король там до смешного слаб ======
Поверить не могу, что всё это происходит.
Хочется на автомате поднять руки вверх и просто стоять в ожидании, но я изо всех сил себя пересиливаю и даю волю ногам, делая шаг в сторону. Оказываюсь у блондина за спиной и просто хочу надеяться сейчас, как никогда, что ему под силу и это. И что этой силы хватит, чтобы огородить нас обоих. Ведь какая ирония, он раскидывался всем и всеми, словно пешками, подчиняя всех своей воле. А потом так нелепо остался беззащитным. И всё происходящее постепенно начинает и впрямь напоминать шахматную доску, как только Глеб тянется к ремню джинс, тут же осаждаясь, стоит ещё трём патрульным машинам нас окружить.
Ещё несколько полицейских оцепляют нас. Кто-то при оружии, кто-то докладывает что-то по рации, а вот двое идут нацеленно на нас, изымая из-за пояса наручники.
Мотаю головой медленно, из стороны в сторону, будто отказываюсь всё это принимать, начиная пятиться назад. Спина Глеба уже не кажется мне каменной стеной, за которую можно было встать даже при войне, да и за которой можно было выспаться, пускай он и последний псих. Я чувствовала, в нём всегда это было. Просто не всегда было направлено на благо.
Но а сейчас я лишь продолжаю болтать волосами, умоляюще глядя на надвигающегося на меня копа, пока его напарник вдруг не оказывается сзади и не смыкает за спиной мои руки в браслеты.
Чувствую щелчок, нервно сглатываю и прикрываю глаза. А когда открываю, вижу, как Миронов собирает на своём лице весь ряд негативных эмоций воедино, вооружаясь прыткой злостью и что есть силы замахиваясь на полицейского. Удар в голову, неравная борьба продолжается недолго, покуда трое не налетают на блондина и не скручивают в бараний рог, заключая запястья в тугие металлические браслеты.
– Нет! – только и успеваю истошно закричать, когда один из них бьёт закрученного в тиски Миронова под дых, сплёвывая на пол сгусток крови.
– Сопротивление при задержании... – он ещё и нагло скалится, еле сдерживаясь от порыва защитить свою честь после Мироновского удара. Но держит себя в руках, потому как удерживаемый двумя здоровыми мужиками блондин сейчас явно не в духе, чтобы держать удар. – По машинам. Обоих. – Кидает короткий приказ, и группа захвата как муравьи разбегаются с места захвата по своим автомобилям.
Нас же с Мироновым садят в разные машины, мне удаётся увидеть лишь его белобрысую макушку, когда его фигура скрывается за дверью авто с проблесковыми маячками.
Что всё это значило? Как это вообще понимать? И как мне отвечать на вопросы, которые обязательно зададут?
Я могу нажаловаться, оправдаться, рассказать всю правду, что я всего лишь жертва этого умалишённого. А ещё я могу остаток жизни загрызать себя по кускам за то, что, возможно, предпишу Миронову путь на электрический стул. А если пойду, как соучастница, то камера мне светит, и похлёбка по будням.
Чёртов водитель, видимо, сидит за рулём первый раз, славливая все кочки, на которых неимоверно трясёт. А ещё я успеваю заметить, что трясёт меня даже тогда, когда кочек нет. Просто долбанные нервы, скачущие на пределе и заставляющие сердце быстрее биться, стоит мне представить, какая возня разразится в участке. И подумать страшно, куда отведут Миронова и что с ним будут делать за закрытой дверью. Хотя, ещё страшнее осознавать, что я не расцениваю это как шанс на побег, покуда всё так удачно для меня складывается. Отнюдь.
Наблюдаю из окна машину, в которую затолкали Глеба. На автомате пытаюсь пошевелить руками, но запястья лишь неприятно сдавливает, чувство несвободы меня преследует уже давно и даже практически не раздражает, хотя освободиться от оков хочется нещадно.
Наконец участок.
Рослый полицейский берёт меня под локоть и вынимает из машины, заставляя идти с ним в ногу. Заводит в какой-то кабинет и усаживает за стол, не говоря при этом ни слова.
Мнимая занятость, он больше пяти минут копошится с формой и пистолетом, а потом принимается за какие-то бумажки. Чёрт с тобой, мне не привыкать начинать первой.
– Что с ним будет? – я как будто бы мурлычу, поднимая глаза боязливо, словно нашкодивший котёнок. А этот мудак лишь фыркает, своим колким и высокомерным взглядом давая понять, что вопросы тут будет задавать он.
Что же, Миронов. Похоже, на этот раз ты зверски просчитался, если, конечно, в рукаве у тебя нет козыря. Только обычно эти козыри: ферзи да верные кони, если их можно так назвать, стояли горой и не давали даже и близко приблизиться к их главному. Видимо, ты забыл одну главную вещь, раз уж ты так любишь шахматы: король там до смешного слаб...
Михайлов носится по дому, как ошпаренный.
Трубка, ключи, кошелёк, документы – это всё собрать в кучу всегда легко. Всё просчитать и ничего не забыть. Но выбившая из колеи новость никак не даёт собраться, он всё ещё мечется, собирая по углам вещи, которые, по его мнению могут пригодиться.
Он звонит Лесе, в собственной спешке поторапливая и призывая девушку к тому, чтобы быстрее топала из магазина. Он пока ещё не знает, за каким чёртом хочет взять её с собой, но и одну он её точно оставлять не собирается.
Наконец-то, долгожданный хлопок дверью, как вестник того, что девушка здесь, и теперь можно хватать ключи и ехать.
– Слава Богу, – он мимолётом её приветствует, даже не замечая образующейся влаги в тусклых глазах, – быстро собирайся, мы уезжаем. – Вроде, не торопится разъяснять, что к чему, но и Леся не искрит желанием докопаться до мотивов столь ярой спешки. Она лишь молча, опустив голову бредёт на кухню, скрывая в себе правду о том, что причину его сборов и так уже знает. – Миронова вроде как повязали. Нашим мало что удалось разнюхать, но след они не теряли.
Наверное, сейчас, или никогда.
Алеся стоит в кухне у окна, оперевшись ладошками о столешницу и прожигая взглядом конфорку, чуть искрящую медленным огнём. Старается тихо сглотнуть, не выдавая эмоций к потугам разреветься прямо здесь, посреди кухни. Она помнит, прекрасно помнит, что говорил Глеб по поводу того, что будет с шатеном, если он хоть ещё раз сунет свой нос. А ещё она прекрасно понимает, что если грош цена этим словам, и всё будет так, как хочет Морт, то она навсегда потеряет то, о чём мечтала всю свою сознательную жизнь: спокойствие. Спокойствие и свободу, а ещё человека, с которым только начала зарождаться душевная связь.
Два противоречия вступают во внутреннюю борьбу, она еле сдерживает подступь слёз, сжимая в руках свой мобильный и заставляя мотающегося по дому Морта вдруг на миг остановиться, заостряя внимание на её фигуре.
– Леся? – голос пробуждает ещё больше эмоций и, кажется, касается души. Из её груди вырывается невольный плач, но она резко прикладывает ладонь ко рту, изо всех сил стараясь держаться. Мысли в голове вьют лабиринт из паутины, и как оттуда выбраться – известно лишь Богу. – Ты в порядке?
Парень подходит ближе, касаясь ладонью её предплечья и чуть к себе разворачивая. Его брови вздымают вверх, покуда он видит облачившие себя слёзы, а после как спохватывается, хватая Лесю за плечи.
– В чём дело? – напористый тон будто говорит, что без ответа этот вопрос не останется. Она просто обязана дать вразумительную причину этому состоянию.
– Он выйдет на волю... – первый всхлип, слова еле различимы, но Михайлов не перестаёт слушать, лишь сильнее напрягается. – Как только докажут, что она сама себе вскрыла вены, – сначала непонимание, несколько секунд тишины, сквозь которых было слышно лишь тикающую стрелку настенных часов. А после его взгляд падает на зажатый в её руке мобильный. Голова отказывается воспринимать сказанное. – Он всегда будет выходить сухим из воды. Всегда, понимаешь? – её взгляд наконец поднимается, и глаза наконец умоляюще смотрят в пару глаз напротив. В пару опустошающихся глаз. – Она мертва, Морт. – По слуху снова бьёт убеждение в том, что воспринимать категорически не хочется, но эмоции девушки словно на ладони. Шатенка дрожит всем телом, не переставая ронять слёзы. – И ему будет плевать на твои попытки найти его и нанести вред, он лишь ударит по больному, убив ещё и меня. Ему плевать, кого лишать жизни. – Голос истерически срывается на последнем слове, Алеся снова подносит ладонь ко рту, стараясь прекратить непрекращающийся поток из глаз. – Прошу тебя, умоляю... – дрожащие руки тянутся к шатену, она сжимает пальчиками его свитер, стараясь вцепиться и держать так, словно Морт и не на месте стоит, а уйти порывается. Но этого не происходит. Парень лишь неподвижно стоит, глядя на какую-то невидимую точку, направив взгляд сквозь девушку. – Просто отпусти её. Её уже не вернёшь... – вздох, всхлип, мелкое эхо в тишине, – останься со мной... – мелкая дрожь от подбородка до кончиков пальцев, девушка опускает голову и утыкается лбом в каменную грудь, роняя последние слова, – не дай ему забрать и тебя.
Места для тишины отведено много. Предельно много. Её нарушают лишь нечастые всхлипы и стрелка настенных часов, что отсчитывает секунды до того, как сознание Михайлова примет всё сказанное. Только вот смириться с этим не хватит даже недель.
В омуте пронзающего сокрушения он даже не в силах поднять руки, дабы обнять жмущуюся к нему Лесю. Сердце нещадно щемит, адское марево боли держит в тисках сознательную часть рассудка, а после на душе вдруг становится невыносимо пусто, отчего хочется выть волком. И мучительно больно оттого, что эта опустошающая стадия лишь начало той неминуемой горечи, которую ему придётся вынести. Пускай и не одному, но от этого ни чуточку не легче. Теперь нужно будет как-то научиться с этим жить.
Очевидно, терзать меня расспросами этот придурок не спешил.
Только вальяжно перелистывал странички своего журнальчика, смачивая слюной пальцы. И какие-то стандартные вопросы задавал, на которые я отвечала, как психически нездоровая.
– Кем он тебе приходится? – грубый баритон режет маленькое пространство, он время от времени поднимает на меня глаза и видит, как я неловко поджимаю плечи. То ли от холода, то ли от мандража, то ли это просто танцы психики.
– Не знаю, – наконец выдаю самый хороший, по моему мнению, ответ. С дурака таков и спрос.
– Ты в курсе, какое количество людей он убил? – в курсе, как не прискорбно...
– Я не знаю, – снова жму плечами, изучаю глазами вздувшийся местами паркет. Ещё его усмешку слышу, как будто он весёлый преподаватель, а я глупая дурочка на его экзамене, пожимаю разве что плечами и ни черта не знаю.
– Ты убивала вместе с ним? – снова вопрос, но я и рта не успеваю раскрыть. – Или тоже не знаешь? – его веселит всё это, весь этот спектакль, пока за стенами Миронов подвергается чёрт пойми чему. И вот этого я уж точно не знаю, и не могу знать. Да и не хочу. И без того до жути тошно.
Снова шелест бумаги, он начинает заполнять какую-то графу, но наш высокоинтеллектуальный диалог вдруг прерывается, в кабинет заглядывает какой-то мужчина и просит допрашивающего меня на пару слов. За пределами кабинета, разумеется.
А мне ничего и не остаётся, кроме как ждать. Ждать ровно семь минут и сорок две секунды, потому что в этих душных квадратных метрах уже настолько успело опротиветь, что я не нашла ничего лучше, кроме как считать секунды на старых настенных часах.
Он заходит в кабинет снова, но только не садится за стол, как обычно. Лишь берёт со стола ключи и принимается за мои наручники. Пара манипуляций, и я слышу щелчок, после которого – свобода. Свобода рук, я потираю покрасневшие запястья и недоуменно на него пялюсь, вздымая брови.
– Топаем, милочка, – грубо берёт под локоть своей массивной ладонью и опять волочет за собой. Поаккуратнее нельзя? – Я бы, по правде сказать, в психушку тебя на месяцок-другой положил, уж больно ты блаженная, – этот придурок ещё и насмехается. Никакая я не блаженная, просто хорошая актриса. Это ты индюк, раз поверил. – Но за тебя внесли залог. – За меня? Залог? – На поруки возьмут, не переживай, голой не останешься. – Он доводит меня практически до выхода, бросая укоризненные взгляды и даже пару усмешек, прежде чем отворить передо мной двери участка. Даже подталкивает слегка, и я чуть не запинаюсь об порог. – Счастливо.
Фыркает, практически выпихивая меня из здания, как непрошенного гостя, хотя сам же и тащил меня туда буквально час назад. А я лишь недоумевающе таращусь на захлопнувшуюся перед носом дверь, уже было открывая рот в немом вопросе, так и не озвученном даже в пустоту.
Слова застревают где-то в горле, я уже было хочу взяться за ручку и войти обратно, покуда в моей голове всё ещё кроются вопросы: что с Глебом и кто, чёрт возьми, внёс за меня залог, ещё и на поруки собирается взять?
Руку едва успеваю поднять, сжимая пальцы в кулачок и пребывая в полной уверенности, что сейчас вынесу эту чёртову дверь и устрою им разнос. Но вся смелость спадает на нет, когда я слышу позади себя шаги.
Кто-то останавливается прямо за спиной, а мною овладевает лёгкий ступор. Но он быстро отступает, и я разворачиваюсь ровно на сто восемьдесят, спуская с лица все озлобленные эмоции, на смену которым приходит лишь удивление, разбавленное дозой неподдельного испуга.
– Макс?
Комментарий к Глава 25. И раз уж ты так любишь шахматы – король там до смешного слаб Хотела предыдущую часть ещё ночью выложить, но слегка загуляла, даже поспать не успела.
У меня просто по венам вместо крови энергетик течёт, всё в порядке..........
====== Глава 26. У жизни в пасти ======
Я думала, больше никогда его не увижу, не услышу, а если и сведёт судьба, то как минимум через год, если не больше. Поэтому и пялюсь, как баран, пока он не кивает головой в сторону, зазывая за собой, и не направляется от участка куда подальше. До автомобиля, если быть точней. Который, очевидно, на парковке, к которой мы проходим сквозь небольшую арку.
И покуда слепое солнце на мгновение пропадает, даруя глазам лёгкий отдых, на голову грузным облаком ложатся мысли о том, что будет, если всё-таки удастся сбежать.
Я топаю за Максом покорно, опустив голову и отчего-то страшась схватить за руку и напомнить, что не одну меня вытаскивать надо было, но что-то мне подсказывает, что такой человек, как он, за голову не схватится и не вспомнит вдруг, что про Глеба то он и забыл.
Нет.
У него определённо свои цели, детали которых я одновременно хочу и не хочу знать.
Уж больно всё подозрительно...
Не успеваем мы от него отъехать, как нас повязывают. А потом меня, как соучастницу, вот так легко выпускают, потому что, видите ли, залог внесли, да на поруки взяли.
В голову сочатся разные варианты того, что может быть, если я сейчас же сорвусь с места. И я на инстинктивном уровне оглядываюсь по сторонам, чуть замедляя ход по мере прохождения этой арки, в пределах которой дует прохладный ветерок.
Я ведь могу, могу резко остановиться и дать задний ход, Макс ведь впереди на несколько шагов, и я вообще не уверена, доносится ли до него слышимость моих шагов.
Арка заканчивается, он сворачивает за неё и, видимо, продолжает идти к авто, а я вдруг резко торможу, стоит мне встать у черты кромешной тени и солнечного света. Задумываюсь на мгновение, уже было поворачивая голову и оглядывая пройденное расстояние, а после не успеваю ничего понять, как из-за угла резко показывается Макс, отталкивая меня к стене и упираясь о неё обеими руками, будто обволакивая меня в свою зону и не давая сойти с места.
– Просто напомню, – его лицо преисполнено спокойствием, мне приходится задрать подбородок, чтобы коснуться взглядом его глаз, – я не Миронов, и я не стану за тобой бегать и терпеть твоих выходок, – а ведь я всего-то шла следом... – Я вызволил тебя из личных целей, и тебе их знать не обязательно. Просто скажи спасибо, что не застрянешь за решёткой с другими и не будешь питаться изо дня в день помоями.
Он заканчивает и словно ждёт, молча стоя рядом.
А мне... Что мне надо сделать?
Опять кивнуть? Опять пойти по рукам и забыть, что такое свобода?
Хотя, он прав... И на том спасибо. Учитывая то, откуда он меня забрал, пару дней можно и благодарной побыть.
Приподнимаю бровь и смотрю в глаза, словно в гляделки с ним играю, ожидая, что он будет делать дальше.
– Тебе лучше меня не огорчать, – это понял бы и тупой, – а теперь шагай в машину. И без фокусов.
Отрывает руки от стены и кивает на парковку, призывая меня идти вперёд. Что я делаю, раздосадованно фыркая себе под нос сразу же, как только он наблюдает лишь мою спину. Ну почему вечно из огня да в полымя...
Залезаю в его Мерс на пассажирское и даже не пристёгиваюсь, посмеиваясь своим мыслям, что возможно попаду в аварию и вылечу к чертям через лобовое, избавив себя от этой превосходной жизни.
Мечты, мечты...
По моим подсчётам к нему мы должны доехать вечером, а это значит, что от его близости на данный момент меня может спасти лишь сон, в который нещадно хочется провалиться. Вот только не выходит никак. Выспалась уже...
И пока мы не выезжаем на трассу, я всё же решаюсь спросить, ожидая услышать хоть какой-либо ответ, желательно – удовлетворительный.
– Что с ним будет? – говорю, ровно держа голову, наблюдая за начинающейся прямой дорогой. – Всё же будет хорошо?
– А ты так переживаешь? – усмехается даже, а до меня сквозь пучину думок о последних событиях доходит, о чём был наш последний с ним разговор.
И правда выглядит нелепо.
Миронов для меня просто псих-похититель, который таскает меня за собой против моей воли и заставляет вершить ужасные вещи, которые человеку в здравом уме даже на порог желаний не явятся. А я тут интересуюсь, всё ли с ним будет хорошо, напрочь забывая догадки Макса о том, что нравится мне вся эта вакханалия с ролью жертвы.
Блять. Я ведь, если судить здраво, просто молиться на этих копов должна и желать блондину смерти. Но до жути противоречивые чувства сплетаются в тугой узел и заставляют меня проводить остающийся позади полицейский участок потухшими глазами, где-то глубоко в сердце теша надежду, что его там не изобьют до смерти.
– Это же Глеб, – он решается заговорить спустя пару километров, нарушая тишину, – всё нормально будет, куда он денется.
Меня эти слова мало утешают. Но утешают в какой-то степени, пока я не решаюсь раскинуть мозгами и понять, что если бы Макс знал, что ему грозит опасность, то не стал бы вот так просто бросать его и сваливать.
Но на другой чаше весов было то, что я абсолютно его не знала.
А вдруг это второй Даниэль, который действует из корыстных побуждений во имя мести?
Чёртов ком, он обволакивает мою голову, сдавая меня с потрохами, когда вылезает наружу через невротизм.
Я кусаю губы, грызу ногти, едва усиживаюсь на месте и вечно ёрзаю по сидению, сдирая коготками кутикулы. Ещё и желудок дифирамбы исполняет, поскольку поесть я так и не успела.
Мнусь ещё минут пятнадцать, а потом психую, откидывая сидение и меняя картинку с дороги на бежевый потолок. Глаза не смыкаются ни на минуту.
– Музыку, что ли, включи, – поднимаюсь из лежачего положения обратно, выдыхаю раздосадованно и киваю на мафон.
Макс молча тянет руку к проигрывателю и включает какую-то радиоволну. Единственную, что ловит в этой глуши, поливая из колонок чьим-то противным голосом. Ну хоть так.
Ещё бы для пущей ламповости печку накатать, ибо я всё ещё в какой-то растянутой ветровке и шортах, по ногам проходится холодок, даруемый ветром из приоткрытого окна, ненароком покрывая открытую часть ног мурашками.
– Так выглядит реакция... – брюнет вдруг перебивает напевы из колонок, вдруг убирая одну руку с руля и проводя пальцами от моей коленки и чуть выше, на что кожа моментально реагирует, покрываясь мурашками ещё больше и привлекая его взгляд, – когда в машине играет Коля Басков.
Мало того, что в ступор своим внезапным прикосновением вогнал, так теперь ещё и хихикает сидит.
Очень, очень смешно, бородатый, сейчас просто от смеха лопну, просто убери свою руку с моей ляжки.
Глаза закатываю, да к окну отворачиваюсь, дёргая ногой и будто скидывая его с себя. А сама не удерживаюсь, веду губами и насмехаюсь чуть, когда его слова в полной мере доходят. Психи, видимо, все такие ненормальные.
Всю эту до жути нудную и долгую дорогу мы так и провели, слушая “хиты” двухтысячных. Некоторым из них он даже подпевал, заставляя меня испытывать фейспалм, но, признаться, хоть ненадолго отвлекаться от тяжести, свалившейся на голову в виде нескончаемых мыслей.
Снова его дом, порог, и просторные покои, в которые я прохожу уже даже как-то по-свойски, неспешно разуваясь, хотя всё, чего хочется – метнуться на кухню быстрее пули и как можно быстрее набить свой желудок всем, что под руку попадётся.
– Устала? – стоит мне снять обувь и двинуться вперёд, как вопрос настигает, заставляя меня воспроизвести недавнюю картину. И, как следствие, вмиг разворачиваюсь и руку перед собой выставляю, тыкая в него пальчиком.
– Даже не думай, ясно? – мой сосредоточенный взгляд и нахмуренные брови, видимо, в совокупности выглядит весьма внушающе и сурово, что брюнет на месте замирает. – Даже не смей снова вводить в меня эту дрянь, я высплюсь и отдохну без всяких там шприцов!
Забавно, но он руки примирительно так выставляет и поджимает губы, рисуя улыбку лишь глазами.
– Как скажешь, – этот тон, Господи... не идёт тебе пассивность. До жути просто не идёт.
Но я довольно хмыкаю и топаю дальше, наконец приближаясь к спасительному холодильнику, набивая рот всевозможным.
Можно сказать, в этот вечер мне везёт дважды, потому что Макс, видимо, понимая, чего мне стоило это путешествие, даже не является на кухню и не язвит, когда я набиваю щёки подобно хомяку.
Ни в этот вечер, ни на следующий, ни даже через три дня.
Я уже даже свыкаюсь, время от времени нервируя его расспросами.
Только вот он молчит, оставляя мои вопросы в пустоте.
Про Глеба мне всё ещё ничего не известно, да и вся эта тишь да гладь создаёт впечатление, что меня особо не ищет никто. И в один из дней, сидя на подоконнике и разглядывая за окном уличное спокойствие, я решаюсь всё-таки набраться смелости и обратиться к Максу за человечностью, которой мне ох как не хватает.
В грудь даже побольше воздуха набираю, выравниваю осанку и поправляю волосы, выдыхая носом и топая в пределы первого этажа, где и нахожу брюнета, как всегда покуривающего кальян.
– Разреши мне позвонить, – я, вообще-то, речь репетировала. Длинную такую, объясняющую позывы к этой просьбе. Или, хотя бы, объясняющую то, что я хочу позвонить родному человеку и элементарно сказать, что со мной всё в порядке. – Просто один звонок. Прошу.
Но вся реакция Макса заключается лишь в приподнятой брови. Он даже телефон свой откладывает, дабы в полной мере мне продемонстрировать своё неподдельное удивление.
– Ладушки, – к одной брови присоединяется вторая, он протягивает мне свой мобильный, сверля меня глазами. – Держи.
– Ты серьёзно?
– Нет.
Ухмылка, вздох, смешок, злостное цоканье, и все эти эмоции по порядку, будто мы в унисон действуем. Только вот я всё ещё злобно таращусь, а он чуть ли не смеётся, принимая мою наглость за минутное помешательство рассудка.
– Иди к себе, – и снова отвлекается, отдавая себя увлечению своим кальяном, – если, конечно, ещё повеселить меня не хочешь.
Не хочу.
Ни веселить, ни идти к себе, ни подчиняться больше.
Поэтому и прирыкиваю, делая к нему пару шагов и сверкая глазами.
– Дай. Сюда. Телефон.
Ноги каменеют, Морт не сходит с места, даже не замечая, как глаза становятся хрустальными.
К ним тотчас подступает влага, Леся заключает его лицо в ладони, но он уворачивается, отрицательно вертит головой и будто отказывается воспринимать услышанное.
– Я должен, – голос срывается, но не тухнет, – должен найти её... – ком отчаяния подпирает, спасает только шатенка, всё ещё находящаяся рядом.
– А я должна тебя уберечь, – она не опускает рук, наконец возвращая его в прежнее положение и заставляя на себя посмотреть. – Он убьёт тебя, пойми ты наконец. Убьёт и глазом не моргнув, я его знаю, и я никогда себе не прощу, если отпущу тебя сейчас. – Её руки спускаются, она снова цепляется за его свитер и поджимает подбородок, слыша отчаянно “нет...”. – Её не вернуть, Морт, пожалуйста... Спаси хотя бы меня.
Она теплится надеждой и сильнее жмётся, пока Михайлов впервые в жизни позволяет себе слабость. Ту самую, когда мужские слёзы не держатся, самопроизвольно покидая покрасневшие глаза.
Всхлип, он едва держит себя в руках, не давая сорваться. Он должен быть сильным. Хотя бы ради той, которая ещё жива, и которая рядом.
И невесть откуда эти силы находит, находясь в мощнейшем напряжении, но всё же оставаясь здесь, рядом с той, которая отчаянно вопит об опасности и не желает опускать.
День, потом другой, он словно не находит себе места, пока Леся держит его в поле своего внимания и не отходит ни на шаг.
Девушка постоянно рядом, она не оставляет, пока на четвёртый день не раздаётся звонок от Шатохина.
Малая, призрачная надежда, когда Михайлов держит трубку у уха, но Артём подтверждает слова Леси, когда сообщает о своём разговоре с этим недо-барыгой, которого им удалось однажды поймать.
– Он всё подтвердил, – Тёма говорил едва слышно, будто с опаской, боясь за состояние товарища, – с ним на связь вышли. Леся не врала.
Это последние слова, которые Морт хотел слышать.
Сброшенный вызов, трубка выскользнула из рук прямо на паркет, а шатен молча пошагал в гостиную, открывая бутылку скотча и прикладываясь к горлышку.
– Уйди, – движение позади, он чувствует присутствие Алеси, но даже не оборачивается, покуда девушка не произносит чуть слышное “но”, делая шаг навстречу. – Я сказал – уйди!!! – впервые срывается, не на шутку пугая шатенку, но всё же заставляя ту скрыться с глаз.
Теперь только он.
И отчаянное желание задушить себя плетью собственной вины, обволакивающей слабое сердце и пробирающей до самых истоков.
– Что, прости? – видимо, мой напористый тон всё же послужил причиной отвлечься, Макс снова потупил на меня взгляд, непонятливо ухмыляясь.
– Я сказала – дай телефон, – потому что мне просто необходимо услышать не Алесю, а именно Славу, дабы успокоить его хоть на немного. Сказать, что я по крайней мере жива.
– А я сказал – иди в комнату, – прирыкивает чуть басисто, видимо, ожидая, что подобная смена тона меня осадит.
Но как только он вновь отвлекается, я хватаю его мобильный и со всех ног несусь наверх, стараясь не оборачиваться и даже не прислушиваться, ибо раздающиеся позади шаги, что набирают обороты, заставляют сердце выпрыгивать из груди.
Пустая недосказанность, Морт запускает пальцы в волосы и пытается вспомнить, каким был его последний с Лерой разговор. Это отнюдь не важно, но парень попросту не находит себе места, пытаясь найти утешение хотя бы в том, что это была не ссора.
Ещё несколько глотков, на диван он даже не садится, просто расхаживает по комнате и пытается понять, когда закончатся слёзы на свободном от эмоций лице.
Прорывается лишь косой оскал, когда он вспоминает, как принёс её домой, как уложил на диван и как подарил пустое обещание, что купит еды и вернётся. Вернётся и защитит от всего, чего можно опасаться. Защитит и больше никогда не даст в обиду, прикрывая своей спиной.
А после... Осколок воспоминания, когда тем же днём состоялась та самая встреча с человеком, которого больше всего на свете хочется прикончить.
– Тварь!!! – крик разрывает опустевший дом, бутылка летит ровно в стену и разбивается на маленькие осколочки, покуда Морт даёт выход эмоциям.
Плюхается на пол, плотно закрывая глаза и обхватывая голову.
Это не может... Просто не может больше продолжаться.
Наверное, если бы не Леся, что выбежала на шум сразу же, он бы непременно уже пустился по свету в поисках того, кому бы даровал свою месть сполна, не страшась лишиться при этом головы.
– Тише... – Алеся подбегает незамедлительно, падает рядом на колени, обнимая и прижимая его голову к своей груди. – Я здесь... я с тобой, – тихо шепчет, будто в очередной раз напоминая, что действовать по зову злости он попросту не имеет права.
Нужно теперь только научиться жить с тем, к чему эта чёртова жизнь ни на мизерную долю не подготовила.
Несусь со всех ног, добегая до спальни и хлопая дверью, успевая дрожащей рукой закрыть её на замок прежде, чем до неё долетает Макс.
– Открой! – бешеный стук, он практически схож с биением сердца, а я лишь пытаюсь судорожно соображать и вспоминать цифры, принадлежащие Морту. – Лера! – гулкий бас по ту сторону двери, мне страшно, до жути страшно, но я дрожащими пальцами набираю номер, по запарке ошибаясь в цифре и стараясь набрать по новой. – Ты нарвалась...
Память играет практически вовремя, я уверена в правильном наборе, но бешеное сердцебиение чуть не прекращается, покуда дверь слетает с петель под напором нечеловеческой силы.
Даже дрогнуть не успеваю, как Макс с порога налетает, чуть ли не сгребая в охапку и пытаясь отобрать телефон.
