Текст книги "Я всё ещё здесь (СИ)"
Автор книги: Билен Катрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Это даже не поцелуй. Макс стоит, как и стоял, только губы едва приоткрывает, позволяя мне сделать то, чего я от себя не ожидала. Это напоминает какое-то дикое сумасшествие, но я давно перестала контролировать то, что происходит вокруг меня. Я будто стала частью плана, который Бог прописал по мою душу.
Отпрянываю, в глаза его смотреть не перестаю, и чувствую его дыхание. Оно сбитое, оно набирает обороты, и если бы я не знала, что он не делал никаких лишних движений, то просто бы подумала, что он стометровку пробежал. Кажется, я начинаю чувствовать даже подскакивающий пульс.
Шаг назад, инстинктивный. Потом ещё. И ещё.
Теперь уже он загоняет в тупик, пока я не упираюсь в прикроватную тумбу.
А потом резкий рывок, он подхватывает под бёдра и усаживает на её деревянную поверхность, заставляя синхронно поддаться минутному порыву.
Глаза едва прикрыты, мои руки абсолютно не слушаются и обвивают его спину, когда я ощущаю его дыхание на своей шее. Оно горячее. Горячее и сбитое, я чувствую лёгкое прикосновение его губ к своей коже, чувствуя какой-то слабый разряд, будто получила порцию тока. Но он останавливается, замирая в этой позе и будто не решаясь перейти на ступень выше. Невидимый стоп держит, а после – нарушающий эту атмосферу звонок, сопровождаемый вибрацией в его кармане. Как знак свыше.
Но он не отстраняется, лишь тянется в карман и достаёт мобильный, позволяя мне видеть яркий экран, на котором светится входящий от Миронова.
Сердце отчего-то незапланированно сжимается, будто это не звонок, а сообщение, что он везде и повсюду, и что он видит, наблюдает, до сих пор контролирует каждый шаг.
А Макс с несколько секунд сверлит глазами дисплей, слегка поджимая губы и вдруг поднимая на меня глаза. И в отблеске яркой подсветки я вижу их мерцание, отказываясь даже предполагать, почему он не снимает трубку. Может, это разговор только для двоих, и моим ушам тут не место?
Но как бы мне не хотелось, этот брюнет для меня всё ещё, как тёмный лес, полный загадок. Я это понимаю сполна, когда он одним движением большого пальца отклоняет вызов, убирая телефон туда, откуда и достал. А в моих глазах вопрос.
– У меня есть к тебе предложение.
И теперь этот вопрос не один.
Комментарий к Глава 28. Дорога в неизвестность Я тут, я с вами, просто чертовски не хватает времени...
Спасибо вам за отзывы, за ожидание, за поддержку.
Люблю вас всем сердцем.
====== Глава 29. Судьба или ошибка? ======
Жду, задерживаю дыхание и просто жду, когда он наконец произнесёт то, что произнести не решается уже с минуту. Только в глаза мне смотрит, заставляя то смущаться, то прятать взгляд в текстурах, лишь бы не доказывать себе в очередной раз, что совершила глупость, проявив слабость там, где, возможно, проявлять далеко не стоило.
– Только сначала ответь на вопрос, – нет, только не это... – что ты к нему чувствуешь? – домыслы испаряются, взгляд совсем потерян, до меня и доходит то не сразу, что я уже упираюсь ладонями о тумбу, давно потеряв с ним телесную связь. Он просто слишком близко.
– Что? – с запозданием и чуть ли не по слогам до жути простое слово. Даже брови хмурю, будто этот вопрос, как что-то из ряда вон выходящее, даже логике неподвластно.
– Ты хочешь с ним быть? – повторяет так, будто я действительно сыграла в глухую и в первый раз не расслышала. А я действительно недоумеваю до сих пор, какого чёрта этот вопрос вообще оказался в его голове.
Слишком много времени на рассуждения, слишком много времени на догадки и мысли, и Макс, видимо, всё и без слов понимает, когда я, словно сумасшедшая, не могу сразу сказать “нет”. Ведь любой нормальный человек так бы и ответил, но у меня ушла почти минута, пока я переваривала сказанное.
– Я понял, – я молчу, головой время от времени мотаю, а он отпрянывает, вдруг быстро доставая телефон и покидая моё личное пространство.
Чёрт.
Чёрт...
Чёрт!
Где моя адекватность? Где мои мозги? Неужели Глеб настолько плотно осел в моей голове, что я даже и подумать не могу о том, чтобы избавиться от его общества раз и навсегда?
Дверь ванной комнаты хлопает, а я вдруг на мгновение задумываюсь: что, если это была обычная проверка? Они ведь близки, и Максу я уж точно не могу доверять всецело. Так что, может, это и к лучшему.
Но что, если это действительно был мой шанс наконец снять с себя оковы и вдохнуть воздух полной грудью, ограждая себя от вечных скитаний и издевательств?
К чёрту.
Не хочу загонять себя ещё больше, поэтому стараюсь отряхнуться от мыслей и как можно быстрее переодеться, дабы подышать свежим воздухом за пределами этих стен.
Плотная футболка и джинсы, волосы полотенцем промакиваю и совсем не дожидаюсь, пока высохнут хотя бы чуть. Влетаю в кеды и быстро топаю к двери, выходя за порог и вдыхая ночной воздух полной грудью.
Дорога... отсюда она кажется бесконечной, будто в никуда. Пара фонарей, создающих подобие освещения. Автомат с вредной едой неподалёку, а ещё тишина. Она заставляет меня на короткий миг подумать, что мы в какой-то Богом забытой глуши. Даже интересно становится, есть ли в этом мотеле ещё жильцы, помимо нас. Уже даже не задаюсь вопросом, на какое время мы здесь. Плевать. Жить одним днём постепенно стало моим девизом.
Делаю несколько шагов к дороге, медленных, бесцельных, просто ноги размять. В конце концов, хоть какая-то прогулка на сон грядущий, но и та не кончается успехом, покуда сзади кто-то резко разворачивает на сто восемьдесят.
– Ну и куда путь держим? – брюнет спрашивает раздражённо, всё с таким же озлобленным видом, с которым смотрел на меня недавно, так и не получив внятного ответа на свой последний вопрос.
– Воздухом подышать, – безразлично отвечаю и уже было хочу развернуться, уйти, просто продолжить свою бессмысленную ходьбу, но сильные руки не дают даже сойти с места, а весь его вид говорит о том, что я не просто изъявила желание пройтись, а выпалила какую-то несуразную глупость.
– Очень смешно, – едва ведёт бровью и уже было за собой тащит, но баран внутри меня упирается, я не хочу обратно, я хочу ещё хотя бы немного насладиться тишиной.
– Да отпусти ты меня, – стараюсь выдернуть руку, но не выходит, на автомате сжимает пальцы сильнее, – я не убегу никуда, не совсем тупая. – Моё упорство и непосредственность даже удивляют, но Макс лишь дёргает меня в свою сторону, начиная волочить к номеру. – Пусти!
– Ты хоть понимаешь, что несколько часов назад нас обоих чуть не пришили?! Пришлось свалить из собственного дома, чтобы хоть как-то укрыться на первое время, а теперь ты просто расхаживаешь вдоль дороги, не стесняясь светиться? Воздуха не хватает??? – он не спрашивает, он будто вдалбливает всё это в мою голову, предварительно швырнув меня в номер и подперев к стенке. Отчитывает, как школьницу, съедая глазами и злостно выпаливая каждое слово на повышенных тонах. – Я не собираюсь держать тебя на цепи и привязывать к батарее, я просто рассчитываю на твою сообразительность. Потому что если с тобой что-нибудь случится... – делает паузу, поднимаю глаза в надежде, что этот его словесный порыв случайно выдернул из самого недра лишнее. Но Макс лишь переводит дух, чуть сжимая скулы и заканчивая речь, но уже более тихо, – Миронов мне голову оторвёт, – слишком тихо.
А чего я ожидала?
Того, что перестрелявший уйму людей чёрствый тип сейчас вот так просто не поскупится на признание, которое коим-то образом смело у меня в голове сформироваться?
Чушь.
Дурь и глупость.
Слабое желание услышать, что я для него не просто чемодан без ручек.
– Так верни меня ему, и дело с концом, – не отпускаю его выплюнутыми словами, въедаясь в его угловатое лицо колким взглядом. – Ради чего собой то жертвовать? Я того не стою, уж поверь.
Да. Именно поэтому он делит со мной свой дом. Именно поэтому вызволяет из лап представителей закона. И именно поэтому закрывает своей спиной от пуль, а после увозит куда подальше, дабы подобного не повторилось, бросая ради меня родное убежище.
Просто молодец, Лера. Гуру в сфере логики.
Но я от него ждала, наверное, реакции, присущей более Миронову. Обычно тот бы психанул, променял бы моё общество на бутылку виски на предстоящую ночь, но я снова ошибаюсь. Макс лишь мирно сглатывает, после чего приближается ближе прежнего, заставляя меня инстинктивно упереться в стену спиной.
– Была бы ты моей... – выдыхает мягким шёпотом чуть ли не в губы, опаляя ментоловым дыханием практически всю мою зону, – вставил бы тебе за такие слова по первое число.
Я не шелохнусь, да и он не шевелится, не прерывая зрительного контакта.
Этот взгляд... он пробирает, от него веет холодом и чем-то неизведанным, куда хочется окунуться практически с головой, только бы узнать, что он в себе таит. И что это было за предложение, которое я упустила возможность услышать ввиду своей заторможенности и отсутствия здравомыслия.
Мне нечего сказать. Пожалуй, за долгое время мне нечего даже спросить, я сталкиваюсь с подобным впервые. Душа перестала рваться обратно, к былой жизни, а мозг попросту затмило пыльное облако, сквозь которое не было видно грани, где заканчивается тот самый здравый смысл, давая начало желанию по-новому испытать судьбу.
Чёртова минутная слабость. Хочется положить на всё и просто забыть, что Миронов в этом мире вообще существует. Что существует не дающее жить спокойно окружение, и что существует та причина, по которой я сейчас чуть ли не врастаю в пол, страшась собственных желаний.
– Прости...
Ах да, Глебу ради такого слова пришлось бы пистолетом перед моим лицом размахивать, или ещё чего похуже. Не знаю, какой чёрт меня схватил, но демон на плече твердил, не переставая. И твердил он то, что нет сейчас желания сильнее, чтобы продлить минуты здесь на вечность.
Но стрелки часов беспардонно тикают, Макс, по всей видимости, берёт себя в руки и покидает моё личное пространство, а я так и не решаюсь высунуть язык из-за зубов, слишком дорогого стоит наступить себе же на горло и завопить, чтобы он никогда и никому меня не отдавал. Слишком рискованно.
Пожалуй, лучшее, что я сейчас могу сделать – это улечься на кровать прямо в одежде. И молиться. Молиться о том, чтобы уснуть как можно скорее. Чтобы не слышать, как Макс заканчивает со своей вознёй с ноутбуком и ложится рядом. Чтобы не чувствовать его тепло, от которого я, возможно, смогу потом отказаться едва ли. И чтобы совсем не чокнуться, растворяясь в собственном самоанализе, который от нормального уж очень далёк.
Судьба ко мне благосклонна.
Я засыпаю. Засыпаю сном младенца, обнимая на удивление мягкую подушку и ощущая сквозь подступающий сон, как чьи-то руки бережно укрывают одеялом.
Может, я слишком утомилась. А может просто чувствовала, что нет причин для беспокойства, пока рядом тот, кто не поставит свою жизнь выше моей.
Это к слову о том, что проснуться мне довелось ровно в той же позе, в которой и уснула.
Я не знаю, сколько сейчас времени. Не знаю, куда подевался Макс, покуда ни рядом со мной, ни в номере его не было. Я слышала только тихий шум мотора где-то за пределами этих стен, благодаря которому сообразила, что пора снова “собирать манатки” и сваливать, отдавая себя кочевому образу жизни.
Лениво поднимаюсь с кровати и плетусь в ванную, потирая на ходу глаза. Неспешно умываюсь и непозволительно долго разглядываю своё помятое отражение через небольшое овальное зеркальце, чуть потресканное, висящее на стенке на одном только добром слове. А после слышу, как хлопает входная дверь.
Наверняка за мной, наверняка зашёл только подогнать в очередной раз, чтобы не копошилась и поторапливалась.
– Пора ехать? – неторопливо выползаю из ванной, промакивая полотенцем лицо. А после окончательно просыпаюсь, вздрагивая и даже подскакивая на месте.
– Угадала, – стоя посреди номера в своей фирменной разгильдяйской позе, Глеб смотрит на меня с ухмылкой, окидывая взглядом от головы до кончиков пальцев. А я едва не присвистываю от столь неожиданного появления, начиная метаться глазами по номеру в поисках чего-то. Или кого-то.
– Где Макс? – ни здравствуйте вам, ни где пропадали, блондин даже бровями от удивления вскидывает, но держит эмоции под плотным замком.
– Далеко, – единственный ответ, которого я удосуживаюсь. – Пошли, нам пора.
Не ждёт даже, пока соберусь. Хотя, мне ровным счётом и собирать то нечего... Один несчастный пакет, кочующий со мной от самого Максовского дома.
Где же ты, чёрт побери? Неужели это всё – результат моего вчерашнего ответа? Неужели моя нерешительность снова толкнула в лапы абсурда, от которого теперь уж точно не скрыться?
Томно, даже горько вздыхаю, но послушно плетусь, приветствуя взглядом Мироновскую машину. Самолично открываю дверь и плюхаюсь на пассажирское, кидая пакет с вещами назад. И как само собой разумеющееся, открываю рот лишь для того, чтобы что-то сказать. Или спросить. На ответ я даже рассчитывать не буду.
– Куда мы? – спрашиваю безразлично, даже отчуждённо, заведомо отворачиваясь к окну и уже было укутываясь в одеяло собственного водоворота мыслей, но Глеб вдруг отвечает, бодро и открыто, заставляя меня невольно повернуть голову обратно.
– У меня остались кое-какие незавершённые дела, – сцепление, включенный поворотник, он лихо вылетает на трассу и сообщает о том, чего я ну никак не ожидала услышать. Он только появился после столь долгого отсутствия, но уже заставил мои нервные клетки встрепенуться. И выглядело это, впрочем, как и всегда: до жути непринуждённо, легко, будто его ответ был, как само собой разумеющееся. Вот только я не была к этому готова. – Мы едем домой.
Комментарий к Глава 29. Судьба или ошибка? Клюю носом, но пишу. Скоро в кому впаду от упадка энергии. Зато высплюсь.
Наверное...
Это ещё не точно.....
====== Глава 30. Опустошение ======
Домой? Что значит – домой? Какое из облюбованных несчастными часами мест мне считать домом, и как перестать видеть в этом высказывании нечто большее, чем неуместную шутку, покуда Глеб так саркастически улыбается, не скрывая наслаждения от моего видка.
– Что ты имеешь ввиду? – спрашиваю настороженно, с нерешительной опаской, вглядываясь в его непоколебимую гримасу.
– То и имею, – а он глаз с дороги не сводит, даже и не думая хотя бы мимолётный взгляд на меня кинуть, – наведаемся в нашу старую квартиру, а может и из знакомых кого повидаем, – чувствую, просто до одури чувствую, как противно и едко он последние слова проговаривает, даже не сдерживается, расплывается в своём противном оскале ещё больше, покуда я прекрасно понимаю, к чему он клонит и на каких «знакомых» намекает.
Под землю провались, испарись отсюда, исчезни с моих глаз, только верни мне вчерашний день, когда я могла всё исправить. Когда я могла сказать Максу нужные слова и уже наверняка быть с ним где-то вдалеке от тебя. Да хоть в пекле адском, оно и то приятнее, нежели предстоящее мучение.
Я ведь знаю, от и до знаю, что эта поездка ничем хорошим для меня не кончится, что он не упустит шанса надавить на слабое место, взвинчивая ослабленную психику. Снова возьмётся за своё и начнёт воспитывать во мне подобного ему психопата, которого хлебом не корми, дай нервы пощекотать.
– Зачем? – смотрю сквозь лобовое, сощуренные от солнца глаза не претендуют на идеальное зрение и дорога в них становится слегка размытой, я словно наблюдаю смазанную бесконечность под колёсами. А Миронов хмыкает, как бы вопрошающе, словно не расслышал, или же не понял. – Зачем ты это делаешь? – на него и смотреть не хочется, и я, наверное, пытаюсь зацепиться хоть за какой-нибудь осколочек, подталкивающий меня подвергать когда-то Макса расспросам о том, куда же подевался этот чёртов блондин. Я ещё и наверняка выглядела, как собака преданная, которую ничего кроме хозяина не интересует. А теперь он тут, на расстоянии вытянутой руки сидит, а мне, кажется, до него никакого дела нет.
– Я же объяснил, – с лёгким напором, словно я в третий раз переспрашиваю, а он объяснять задолбался, – у меня остались незаконченные дела. – Богом клянусь, если эти дела связаны с Мортом, то я удавлюсь на ближайшем дереве.
Но к счастью или же нет, дела его никоим образом Морта не касались. По приезду в город, краски которого я уже и забывать начала, мы двинулись в район, пределы которого я ранее не посещала. Слишком отбитые компании тут тусовались. Я это знаю, покуда за плечами то время, когда приходилось с этой шпаной общаться. И виной тому всё тот же блондин, связанный, кажется, с каждым придурком, который в рукаве держит шмаль да нож складной.
Наш маршрут заканчивается возле побитого временем дома, возле которого Миронов осторожно паркует авто.
К слову, мне на время в пути удаётся вздремнуть немного, но он и в мыслях держать не может то, чтобы я всё веселье пропустила. А оно за этими стенами, я это чувствую, чувствую всем своим нутром.
– Пойдём, – кивает на улицу и выходит из машины, зазывая за собой.
Что же... Здравствуй, искажённая реальность, я скучала...
Подъезд трёхэтажного дома старый, потрёпанный, как после бомбёжки. В нём пахнет сыростью и даже, кажется, алкоголем, словно тут полы моют раз в год, и то – спиртом.
Глеб молча топает по ступенькам, я – следом. Второй этаж и железная дверь, которую он отпирает какой-то отвёрткой, а после и силы прикладывает, толкая плечом, дабы открыть.
Наконец квартира. Точнее, эту халупу и квартирой то назвать язык не поворачивается. Обои содраны частями, потолок вот-вот обсыпется, а пол... в общем, тут лучше просто промолчать.
Но рот мой держится на замке до тех пор, пока я оказываюсь в одной из комнатушек.
Там шторы задёрнуты наглухо, свет пропускают едва, а интерьер оставляет желать лучшего. Какой-то затёртый поколениями до дыр диван, маленький стол и ржавая батарея, к которой привязана... девушка? Хрупкая такая, совсем юная. Только лица не видно практически за спавшими на него волосами. Но даже сквозь них мне разглядеть удаётся, что щёки влажные от слёз, губы дрожат, а заплаканные глазёнки еле взгляд фокусируют, давая посыл дрожащему тельцу сильнее сжаться, как только та видит перед собой Глеба.
Ужасная, ужасная и мерзкая картина, на мгновение даже тошно становится и я голову отворачиваю, всё ещё морщась от запаха и спёртого воздуха.
– Я же обещал, что вернусь, – он шагает к ней, задевая кроссовками усопшую на полу пыль и пробуждая, заставляя снова витать в этих квадратных метрах. – Ну тише... – он усаживается рядом с ней на корточки, а девчонка вдруг начинает головой мотать и отползать к стенке, – тише, – повторяет, как мантру, призывая успокоиться и заправляя прядь её волос за ухо.
И именно тогда мне удаётся увидеть её рассечённую бровь. Её прижжённую чем-то щёку и запекшуюся капельку крови на нижней губе.
Прикрываю глаза снова, уже не в силах отвернуться. Мне страшно, мне страшно даже взглянуть будет на остальные участки её тела, если она вдруг окажется передо мной обнажённой.
– Почему ты не хочешь это прекратить? – он не перестаёт гладить её по волосам, разбавляя давящую тишину этой комнаты своим притворно добрым голосом. Девчонка всё ещё дрожит и ёжится, не в силах сдерживать отвращения от его прикосновений, столь невесомых, но видимо для неё слишком значимых. – Тебе ведь всего лишь нужно сказать, где твой муженёк, – стоит прозвучать последнему слову, и девушка вдруг начинает дрожать подбородком и опускает голову. Плачет. – Тихо, малыш, – говорит на выдохе и чуть усиливает хватку на её шее, возвращая голову в былое положение и заставляя не терять с ним зрительного контакта. – Просто скажи, где скрывается этот ублюдок, и я обещаю, – пальцы на её шее туже, его лицо близко непозволительно, мне кажется, ещё чуть-чуть, и девчонка дышать перестанет, – что избавлю тебя от своего общества раз и навсегда.
Дело жареным пахнет, я знаю это. Неспроста девчонка терпит всё это, иначе давно бы мужа с потрохами сдала, если бы всё могло обернуться малыми потерями для обоих. Но во взгляде Миронова я вижу, что глаза его кровью наливаются, когда он говорит о нём. А эта несчастная, видимо – единственная связующая ниточка, которую блондин успешно под себя подмял и выпускать даже не думает, покуда желаемого не услышит.
Это всегда было его любимой игрой. Ломать человека до тех пор, пока не выяснит, чья жизнь его жертве дороже: собственная, или же любимого. И обычно, когда жертвы ломались на первых же шагах его изощрённых пыток, Миронов вершил своё правосудие, аргументируя это тем, что был весьма расстроен потерей веры в настоящую любовь.
«Все только о своих шкурах и думают, эгоисты долбанные»
Его любимые слова, которые он любил приговаривать, смывая в раковину горячим напором алую кровь с недрогнувших рук. Есть такой термин в психологии, правда не помню точно, какое ему название дано. Поиск любви и её оправданий у других, покуда сам на неё не способен. Всё, что он мог – это приписывать другим свои недостатки, наказывая и уничтожая, будто с каждым шагом был на пункт ближе к идеализации собственной персоны.
Смешно.
Смешно и страшно, потому что он не останавливался. И остановится уже навряд ли. Это как наркотик... это затягивает и дурманит, особенно в его случае. Власть и страх перед ним в чужих взглядах поддерживают в нём жизнь, заставляя верить в собственное превосходство. Неповиновение, шаг влево, шаг вправо – расстрел.
– И вот что мне с ней делать? – повышенный тон заставляет меня вдруг очнуться, я нахожу себя всё ещё стоящей в дверном проёме, сверлящей пустым взглядом голую стену.
Кажется, я потеряла нить их разговора. Но суть я примерно знала.
– Язык же есть, – я пытаюсь подключить к голосу безразличие, моргаю часто и увожу взгляд к окну, лишь бы не видеть потрёпанную Мироновскими методами девушку, ёжащуюся на полу, – значит скажет, – полная отчуждённость, ещё недавно я бы к верёвкам кинулась, освобождая и борясь за её свободу. Человек ведь, не собака... – когда-нибудь...
Подозрительное затишье. Лишь смешок, или, скорее, хмыканье, а потом и вовсе быстрые шаги из комнаты. Но расслабляться и не стоило, я это заведомо знала. И теорию собственную подтвердила, покуда блондин с ножом вернулся.
– А ведь ты права, – он смотрел на встрепенувшуюся девчонку, начавшую паниковать сильнее прежнего, но обращался ко мне. Я знаю это. – У неё есть язык. Но говорить она не хочет. Следовательно... он ей не особо то и нужен.
Глаза закатить не успеваю, когда он рядом с ней оказывается. А девушку накрывает истерика с новой волной, и вся эта порядком осточертевшая картина заставляет вдруг фыркнуть, и сделать то, чего от себя я ну никак ожидать не могла.
Словно пробуждаясь ото сна, я резко ноги от места отрываю и в считанные секунды настигаю этих обоих, выбивая нож из рук блондина. И пока его накрывает снизошедшее изумление, я сажусь на корточки, хватая девицу за предплечья и прилично встряхивая.
– Очнись ты! Он не успокоится, покуда не вытянет из тебя то, что и без твоей помощи легко узнает! – блондин рядом, в шаге буквально, а я без стыда особого все его карты раскрываю, не боясь самой языка лишиться. – Ему просто удовольствие это доставляет, понимаешь!? И либо пострадает только твой муж, и наверняка за дело, либо пострадаете вы оба. Только ты без конечностей останешься, или ещё чего похуже. Поэтому умоляю, – тон моего голоса не гаснет ни на секунду, глаза в глаза, я оглашаю ей весь поток, настигающий голову, – скажи ему всё, что знаешь, иначе живой ты отсюда не выберешься.
Шумно выдыхаю после сказанного, отпускаю её плечи. Поднимаюсь и встаю в полный рост рядом с Мироновым, боковое зрение задевает его озадаченную ухмылку, но я всё ещё занята этой особой, и судя по её виду – у неё в голове просто атомная война.
– Решайся.
Не знаю, как это звучало: как право выбора, или как угроза...
Но мне было откровенно плевать. Я знала, что Глеб наверняка видел во мне только соучастника, наверняка хотел, чтобы и я не упустила возможности поиграть с очередной игрушкой острым ножом, но мне попросту осточертело подобное, пускай я и получу по заслугам, как только мы наедине окажемся. Я не собираюсь под него прогибаться. Хочет противостояния – получит. Но я не имею желания резать людей, когда можно обойтись малыми потерями.
– Он на старой даче, – хриплый голосок вдруг режет уши, она сквозь всхлипы задевает наше внимание, продолжая говорить, – она под снос, там практически всё разрушено, но он обустроился под землёй, – каждое новое слово даётся с трудом, она морщит нос и заходится плачем, осознавая, видимо, что собственноручно подписывает мужу смертный приговор, – пожалуйста... – снова всхлип, – пожалуйста... – совсем поникает, опускает голову и начинает реветь, роняя на пол слёзы.
А Глеб молчит. Лишь задирает голову и гривой встряхивает, что-то обдумывая в своей мозговой коробке. Затем сам себе кивает и устремляется на выход.
Четверть минуты требуется, чтобы я поняла, что нужно за ним следовать. Вот и вылетаю, сломя голову, перебирая ногами быстрее обычного и семеня по лестнице.
– Ты оставишь её там?!? – он уже на выходе из подъезда, и наверняка вопроса моего не услышит, поэтому я прикрикиваю, ускоряя шаг и догоняя его.
– Я же оставил ей жизнь, – услышал, значит.
Непосредственный ответ возмутил не на шутку, я уже было начала скучать по своей недавней способности сохранять спокойствие даже в экстремальных ситуациях, но сейчас... Сейчас я попросту не знала, возмущаться или действительно радоваться, что он не подверг девчонку мучительной смерти от своих рук.
За всем этим я забываюсь, отчего скорость не сбавляю. И как следствие – врезаюсь в спину внезапно остановившегося блондина, еле успевая сообразить, что к чему.
– Я пытал её три дня, – он неспешно ко мне разворачивается, пока я пытаюсь понять, что мне с этой информацией делать, – а тебе удалось разговорить её за три минуты, – неожиданный стоп, неожиданное высказывание, и ещё более неожиданное прикосновение его ладони к моей шее, когда он прикладывает чуть усилий и придвигает, торопливо и напористо целуя в губы, и также быстро отпрянывая. – Ты была превосходна.
Это выглядит и правда как секундный порыв, потому как он снова разворачивает и продолжает также целеустремлённо двигаться к автомобилю, будто тешась надеждой покинуть это место как можно быстрее.
Недоумеваю, брови к переносице свожу, но всё же перебираю ногами, оказываясь вскоре рядом с ним: на пассажирском. И всю последующую дорогу пытаюсь прикинуть, чего стоит ожидать. Если это был пряник, то где тогда кнут? И в чём его издёвка проявится на этот раз?
Размышлять долго не приходится, ответ разворачивается перед глазами сам собой. И выглядит он, как дом Морта.
Мы останавливаемся неподалёку, но достаточно, чтобы я видела детали. Окна авто наглухо тонированы, а это значит, что меня никто не увидит. Нас никто не увидит...
Миронов глушит машину, и вместо этого тихого шума салон заполняет биение моего сердца. Оно, кажется, приходит в бешенство. То прекращает удары на мгновения, но вылетает из груди, прихватывая с собой пульс, что отдаётся даже в висках и мешает восстановить дыхание. Наверное, Глебу сейчас до жути потешно наблюдать за всей этой картиной, когда я чуть не ёрзаю на месте, молясь всем известным Богам, чтобы не протереть дырку в этом долбаном кожзаме.
И, наконец, апофеоз всего этого хаоса, когда я замечаю приближающуюся к дому машину Михайлова. Кажется, я уже грызу не только ногти, но и пальцы, и локти, и всё салонную обивку.
Какого чёрта у Миронова в голове? Что сейчас будет? И что, чёрт возьми, мне делать? Каким на этот раз Богам молиться, чтобы все остались живы?
Но буквально через несколько мгновений я вдруг неосознанно оседаю, а моя подвижность разом гаснет. Лишь к окну свой корпус подталкиваю, на пару сантиметров, не больше. И глаза протираю, чтобы не ошибиться в правильности увиденного.
Из машины выходит Слава. Он всё такой же... Такой же растерянный и может чуть похудевший. Он достаёт ключи, а после... После открывает пассажирскую дверь и подаёт руку Алесе. А вот её я узнаю с трудом.
Похорошевшая, чуть набравшая вес. В ней больше не было былой зашуганности, она напоминала мне распустившийся цветок, которого всего лишь водой надо было полить, да из темницы вызволить.
Михайлов по сторонам настороженно глядит, а потом... потом на его шее виснет Леся. Она целует его, и её поцелуй находит ответ. И сцена эта длится словно вечность, убивая и растаптывая во мне всё живое. Я хотела, хотела верить и надеяться, что то проклятое видео было лишь постановкой, её коварными узами, не более. Я хотела верить, что у Михайлова голова всё ещё на плечах, но как же я ошибалась...
Как на автомате прикладываю ладонь к стеклу и не смею спускать с этой парочки взгляд, провожая их до самого порога. И так и остаюсь сидеть, даже когда дверь его дома захлопывается.
Удар. Ещё. Сердце о себе напоминает, но как-то слабо.
Хочется уехать. Подальше. В тайгу. А после хочется безостановочно и громко кричать, выпуская из себя всю боль.
Откашливание за спиной напоминает, что я тут не одна.
Миронов.
Как же...
Прописал мне не слабую дозу кнута, сам того не подозревая. Но я медленно переставала чувствовать боль... Оставалась лишь агония. Агония и отчаяние, когда я физически ощущала, как из меня выходят чувства.
Тишина расщепляет, но недолго. Поворот ключа и снова звук мотора.
Миронов не говорит ни слова, просто выезжает на дорогу и молча едет в известном только ему направлении.
И именно с того момента мне становится безразличен весь наш дальнейший путь. Пускай хоть по кольцу ада, наплевать. Наплевать не только мне. Пожалуй, это и становится моей отправной точкой.
Больница. Два года спустя.
– Подожди... – мой рассказ, кажется, был таким монотонным и утомляющим, что начал усыплять даже меня. Но Михайлов слушал. Слушал, не упуская ни единого слова и даже заостряя внимание на некоторых моментах. – Так ты всё это время знала? – он бы спрятал глаза, если бы смог. Но он смотрит виновато, как бы не решаясь задать вопрос более точный: знала ли я про их союз с Лесей. Мучать его не решаюсь, я предвидела этот вопрос ещё до его озвучки.
– Ага, – пытаюсь безразлично ответить, но голос срывается, а скулы дрожью заходятся.
Знал бы он, чего мне стоило сидеть в нескольких метров от всего этого. И чего мне стоило не рассыпаться от эмоций, рвущих душу изнутри.
Мой ангел, мой спаситель, моя единственная надежда и причина дышать. Каково мне было видеть то, что я увидела в тот роковой день собственными глазами?
Но я сглатываю, сглатываю ком обиды, который, кажется, образуется даже спустя года. Тихо сглатываю и делаю вдох. Спокойствие.
– Почему... – открываю доселе прикрытые глаза и вижу его опущенную голову и свисшие отросшие пряди. – Почему так...
