Текст книги "Зеленая трава Дзен. Одинокая кукушка"
Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш
Жанр:
Самопознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Глава 6
Этот разгульный город
Милый Ошо,
Олнажлы монах Канкей посетил монахиню Массан Рьонен. Он сказал себе:
«Если то> что она скажет; отразит суть, я останусь злесь. В противном случае я переверну кресло лзен!»
Он вошел в зал, и Массан спросила его:
«Вы приехали горы посмотреть илирали буллизма?»
В ответ Канкей сказал:
«Рали буллизма».
Массан села в кресло, и Конкей полошел к ней.
Она спросила:
«Могу я спросить, откула вы сеголня приехали?»
«Из Роко», – ответил Конкей.
Потом Массан залала такой вопрос:
«Почему вы не снимаете бамбуковую шляпу?»
Канкей не ответил. Поклонившись, он спросил:
«Что такое Массан?»
«Гора не показывает свою вершину», – ответила Массан.
«Кто муж Массан?» – залал еше вопрос Канкей.
«Не сушествует настояшей формы мужчин и женшин»,
– ответила Массан.
«Кватс! – воскликнул Канкей и спросил, – Почему же вы тогла не преврашаетесь в мужчину, почему не исчезаете?»
Массан сказала:
«Я не бог и не лемон. Во что мне преврашаться?»
В другой раз Гоей пришел к Секито и сказал:
«Если вы сможете сказать хотя бы слово> я останусь здесь, в противном случае я уйду».
Секито просто сел, и Гоей пошел прочь.
Секито крикнул ему вслед:
«Лжари! Ажари!»
Гоей повернул у нему голову.
Секито дал ответ:
«С рождения до смерти все точно так: поворачивание головы, поворачивание мозга. Что скажешь на это?»
И Гоей неожиданно стал просветленным, и он сломал свой посох.
Маниша, вхождение в мир дзен не похоже на вхождение в какой-либо другой мир, это вхождение в себя. Здесь нет двери, и при этом нет возможности делать что-либо. Вам надо просто расслабиться настолько полно, чтобы погрузиться глубоко в себя.
Запомните, что расслабление – это не действие. Это отсутствие всякой деятельности. И только в отсутствии всякой деятельности, когда вы расслаблены до самого своего существа, открывается дверь для всех таинств мира и всех чудес существования.
Расслабление наполняет ваше естество прекрасным танцем, хотя вы не можете вымолвить ни единого слова. Вы слышите музыку, которую никогда не слышали, хотя невозможно перевести ее для другого человека. Вы видите, как цветут цветы... их оттенки абсолютно не известны вам. Все ваше существо становится благоухающим свечением. О нем нечего сказать, вы можете лишь быть этим. Лучи вашего безмолвия начнут создавать и формировать поле вокруг вас.
По этой причине мастер в дзен – это не просто учитель. Во всех религиях есть только учителя. Они учат вас предметам, которые вы не знаете, а они требуют, чтобы вы верили, потому что невозможно перенести эти переживания в объективную реальность. Да и сам учитель не знает эти предметы, он просто поверил в них и передает свое верование другим людям. Дзен – это не мир верующего. Он не для тех, кому нужна вера. Дзен для тех смелых душ, которые могут отбросить все верования, неверия, сомнения, логическое обусловливание, ум и просто войти в свое чистое существование без границ.
Но дзен приносит огромное преображение. По этой причине позвольте мне сказать, что, в то время как другие учения занимаются философией, дзен занимается метаморфозом и преображением. Это подлинная алхимия, дзен превращает вас из неблагородного металла в золото. Но надо понимать его язык, не с помощью логического объяснения и интеллектуального ума, а через любящее сердце, или даже когда вы просто слушаете, не беспокоясь о том, правда это или нет. И наступает миг, когда вы неожиданно видите то, что всю жизнь ускользало от вас. Вдруг открывается то, что Гаутама Будда назвал восьмьюдесятью четырьмя тысячами дверей.
Эти истории, которые первыми перевели христианские миссионеры, были переведены для того, чтобы показать миру, что христианство – это единственная цивилизованная религия, доказательством чему служат приведенные глупые диалоги, в которых нет ни смысла, ни ритма. Но все вышло наоборот. Миссионеры хотели, чтобы дзен выглядел примитивной религией. Но тем, кто был настоящим искателем, дзен показался далеким от примитивности – все другие религии могут быть примитивными, но только не дзен.
Прежде всего, дзен – это вообще не религия. Он не соревнуется с христианством, индуизмом, буддизмом или мусульманством, он вообще не принадлежит этой категории. У дзен есть своя категория, свой язык, свой мир, и ему не с кем соревноваться. Его уникальность абсолютна и безусловна.
Но вам придется быть очень любящими, очень осторожными в понимании этих странных диалогов, потому что их язык кажется похожим на наш, но между словами и строками кроется другая поэзия, другая песня, к которой мы не привыкли.
Но мои люди поймут дзен, потому что мы входим в то же пространство, на которое указывает дзен. Эти диалоги могут понять лишь медитирующие люди, в противном случае они покажутся глупыми.
Однажды монах Канкей посетил монахиню Массан Рьонен. Он сказал себе:
«Если то, что она скажет, отразит суть, я останусь здесь.
В противном случае я переверну кресло дзен!»
Канкей был искателем, который искал мастера, и когда он пришел к Массан Рьонен, женщине-мастеру дзен, он подумал про себя: «Если то, что она скажет, отразит суть... – это не вопрос логических обоснований. Не то, чтобы Массан очень мудро говорила, но если она отражает суть, мое существо, если стрела того, что она говорит, достигнет моего существа, я останусь – в противном случае я переверну кресло дзен!»
Когда приходит ученик, мастер приглашает его сесть на свое кресло. И если ученик отвергает мастера, он осторожно переворачивает кресло, показывая, что это не его место, и уходит. Переворачивание кресла дзен символизирует, что ученик не принимает человека как своего мастера, но не скажет это словами. Сказать это будет грубым поступком. Ученик просто намекнет на то, что мастер не достиг существа ученика, которого он ищет, и ему придется отправится к другому мастеру.
Он вошел в зал, и Массан спросила его:
«Вы приехали горы посмотреть или рали буддизма?»
В ответ Канкей сказал:
«Ради буддизма».
Массан села в кресло> и Конкей подошел к ней.
Она спросила:
«Могу я спроситьоткуда вы сегодня приехали?»
«Из Роко», – ответил Конкей.
Потом Массан задала такой вопрос:
«Почему вы не снимаете бамбуковую шляпу?»
Канкей не ответил. Поклонившисьон спросил:
«Что такое Массан?»
Когда вы встречаете мастера, вы должны снимать бамбуковую шляпу с почтением и изяществом. Снимание шляпы символизирует, что вы доступны и открыты в своей скромности, что вы не закрываетесь и не защищаетесь. Вы готовы даже к тому, чтобы вам отрубили голову.
Американская судья была озадачена, рассматривая мое дело, когда меня незаконно арестовали, потому что в Америке не разрешают быть в головном уборе в суде. Если у вас на голове шапка, значит, вы оскорбляете суд. На Востоке и На Западе в этом отношении разные подходы.
Я видел, что она находилась в затруднении, не зная, как поступить. Она послала ко мне человека, который сказал мне:
– Может быть, вы не знаете, что в суде полагается снимать шапку. Быть в шапке значит оскорблять суд.
Я ответил ему:
– Отправляйтесь назад к судье и скажите ей, что, если у нее достает смелости, она сама должна спросить об этом. С моей точки зрения, оскорбляет именно вид без шапки, а я не стану оскорблять суд.
Человек подумал секунду и пошел к судье. Женщина была озадачена еще сильнее! Она просто решила, что лучше не пускаться в спор. Такая установка не записана в конституции, это просто формальная традиция. Закон не предписывает мне снимать шапку. Я сниму шапку, только когда увижу будду, а не судью. Поняв ситуацию, женщина повела себя здраво. Она сказала этому человеку:
– Не нужно ему снимать шапку, не просите его больше об этом.
Разные слова, разные символы...
Когда Массан спросила:
«Почему вы не снимаете бамбуковую шляпу?»,
она говорила, что, если ты пришел ради буддизма (то есть в поисках в себе будды), тогда будь вежливым. Сними шляпу, будь скромным и чувствительным.
Канкей не ответил. Поклонившись, он спросил:
«Что такое Массан?» Так звали женщину-мастера.
«Гора не показывает свою вершину», – ответила Массан.
Эта женщина получила имя Массан от названия горы, на которой стоял ее монастырь. Вершины настолько высоки, что они почти всегда закрыты снегом и облаками, вершины редко показываются. С сознанием точно такая же ситуация. Сознание закрыто толстым слоем мыслей: прошлым, обусловливанностью... так много дыма, что сознание показывается редко.
Красота дзен в том, что обычные вопросы неожиданно приобретают огромное значение.
«Кто муж Массан?» – задал еше вопрос Канкей.
«Не существует настоящей формы мужчин и женщин», – ответила Массан.
Различие, разграничение между мужчинами и женщинами надумано, оно не подлинное. В этом различии нет духовности.
Теперь мы знаем, что наука может обратить мужчину в женщину, а женщину в мужчину, и во всем мире тысячи людей изменили пол – просто от скуки! Человек устает, ведь он каждый день женщина. Или мужчина... каждое утро вы снова просыпаетесь мужчиной. Человек задумывается, не стоит ли что-нибудь поменять.
Люди меняют одежду, люди меняют обувь, люди меняют галстуки. До настоящего времени поменять пол было невозможно, а теперь это возможно – подобной операции подвергаются очень много людей. Впервые за женским телом будет стоять мужчина, или за мужским телом будет стоять женщина. И тогда они поймут, о чем всегда говорили мистики, что внутренний мир одинаков, разные лишь окно и структура.
Ваше внутреннее существо и мужское, ни женское.
Слушая это, монах сказал или, скорее, закричал «Кватс!», как это делают люди дзен, и спросил: «Почему же вы тогда не превращаетесь в мужчину, почему не исчезаете?»
Если у мужчин и женщин нет формы... Канкей всего лишь ученик, он говорит на очень низком уровне, не понимая Массан, которая находится на высшей ступени.
«Я не бог и не демон. Во что мне превращаться?»
Массан пришла в точку, в которой не происходят изменения. Она оставила то, что изменяется. Мужчина изменяется, женщина изменяется. Массан оставила позади все, что изменяется.
В другой раз Гоей пришел к Секито и сказал:
«Если вы сможете сказать хотя бы слово, я останусь здесь, в противном случае я уйду».
Секито просто сел, не произнося ни слова.
Безмолвие – это единственный ответ, его нельзя заключить в слова. Секито отвечает но задающий вопрос не понимает, что безмолвие тоже может быть ответом, что есть вещи, которые нельзя свести на более низкий уровень языка и слов.
Есть переживания, для которых вам надо смотреть в глаза мастера. Возможно, вы увидите в них отраженную луну. Возможно, в этом безмолвии, когда вы будете смотреть в глаза своему мастеру, вам что-то передастся. И вы сможете осознать свое внутреннее пламя.
Секито просто сел, и Гоей пошел прочь.
Гоей не понял безмолвный ответ.
Секито крикнул ему вслед:
«Куда ты идешь?»
Гоей повернул у нему голову.
Секито дал ответ:
«С рождения до смерти все точно так: поворачивание головы, поворачивание мозга. Что скажешь на это?»
И Гоей неожиданно стал просветленным, и он сломал свой посох.
Гоей постоянно носил с собой палку, он полагал, что все знает, что он стал мастером. Он впервые посмотрел в себя, когда Секито спросил его: «Куда ты идешь?», потому что все пребывает здесь, куда же идти? Все внутри вас.
В краткий миг неожиданного просветления Гоей понял, что до сих пор он зря носил посох. Он был всего лишь учителем, а не мастером. И Гоей сломал свой посох.
В дзен все это символично. Сломать посох значит сказать: «Теперь вы мой мастер, а я ваш ученик. Я не скажу это словами, потому что слова сильно загрязнены. Я дам знак того, что я уже не мастер, я жил в ложной личности, теперь же я разбиваю эту личность и выбрасываю ее. Теперь вы мой мастер, я буду жить в вашем присутствии и пить воду жизни столько, сколько это возможно».
Один из стихов Чикусана звучит так:
Он часть всего, и все же он превзошел все;
Исключительно для удобства он известен как мастер.
Кто осмелится сказать, что он нашел его?
В этом разгульном городе я обучаю учеников.
Эти последние строки особенно важны: В этом разгульном городе я обучаю учеников. Наверное, Чикусана был в Пуне! Вы не найдете более разгульного города. Странное дело, мастера выбирают разгульные города в поисках нескольких интеллигентных человек. У разгульного города есть хорошее качество: в начале горожане немного смущаются, а потом постепенно принимают действительность, что эти люди немного отличаются от них, и им нет до них дела.
Мы живем здесь, и в этом разгульном городе вообще не осознают, что пять тысяч человек ищут себя, что иногда они касаются самого поля будды, вершины сознания. Но горожане так и будут стоять в очередях перед кинотеатрами, будут делать покупки в супермаркетах, никогда не осознавая... Это странное бессознательное состояние, ведь здесь собрались пять тысяч человек со всего мира (наверное, они что-то здесь делают), но горожане даже не заглядывают в ворота. Такое безразличие к величию вашего внутреннего существа.
Чоша написал:
Все, кажАое место настоя шее.
Кажлая частииа собирает Изначального Человека.
И все же абсолютно настояшее не имеет голоса,
Истинное тело величественно>
Оно выпалает из поля зрения.
Вы не можете ни сказать что-то о красоте и величии, ни увидеть все это обычными глазами. Когда вы поворачиваетесь в себя, ваши глаза закрыты, они не могут поворачиваться внутрь. Открывается третий глаз, и у вас появляется новое видение, новая ясность, которая не является частью ваших двух глаз. Этот третий глаз смотрит прямо, он ничего не считает ни правильным, ни неправильным, ему просто известно все сущее.
У этого нет голоса, оно не может сказать... это не может рассказать вам, что вы носите в себе великое королевство Бога, что вы ведете себя как нищий ради мелких и незначительных вещей.
Маниша задала вопрос:
Нелавно я поняла, что ожилания насилуют своболу, не того человека, на которого я проеиирую ожилания, а мою своболу, человека, у которого есть эти ожилания. Отбросив ожилания, я почувствовала, что с меня спала тяжесть, и освоболилась чувство бытия.
Маниша, отбрось и это чувство, и тогда ты узнаешь чистую свободу.
Теперь вы готовы отправиться в себя... осталось только выпить чашку чая.
(Сардар Гурудаял смеется до колик в животе...)
Сардар Гурудаял смеется анекдоту, который я еще не рассказал. Вот чудак! Он сидит в первом ряду, красуясь во всем своем великолепии. Он смеется анекдоту, который не рассказан – уникальное явление. До большинства людей смысл не доходит, даже когда я уже рассказал анекдот. Они смеются потому, что смеются другие. Смысл доходит до небольшого круга людей. Но Сардар Гурудаял Сингх опередил и их.
Джон Смит стоит перед судьей в стельку пьяный.
– Ваш домовладелец обвиняет вас в том, что вы напились и разожгли костер в постели, – говорит судья.
– Какая чушь! – пускает слюни Джон Смит. – Постель уже полыхала, когда я прыгнул в нее!
Юная Мария завтра выйдет замуж. Она приходит к матери, как все добрые девственные католички.
– Мама, – говорит Мария, – мне надо спросить тебя об одной вещи.
– О, да! – прерывает ее мамуля. – Я знаю, дитя мое. Именно поэтому твоя мама здесь. Я поделюсь с тобой своим опытом. Будь нежной со своим мужчиной. О, Благословенная дева Мария! В первую ночь тебя ждет в постели такая сказка! Это перевернет всю твою жизнь!
– Да нет же, мама, нет! – нетерпеливо кричит дочка. – Я уже умею трахаться, я просто хочу узнать, как приготовить спагетти!
Два людоеда сидят у вечернего костра, восхищаясь стоящим перед ними новым дорогим холодильником.
– А на что способен этот холодильник? – спрашивает первый людоед.
– Не знаю, – отвечает второй людоед. – Но, наверное, на большее, чем эти двое ребят, которые его сюда притащили!
Прежде чем Ниведано станет бить в барабан, чтобы вы совершенно сошли с ума, вам надо понять смысл выбрасывания чепухи, которая находится в вашем уме и постоянно движется в нем..
Вы даже не осознаете это. Когда вы начинаете выбрасывать чепуху, вы осознаете ее, приговаривая: «Боже мой, все это дерьмо я ношу в голове!»
Это лучшее место для выбрасывания дерьма, поскольку каждый человек занимается тем, что выбрасывает собственное дерьмо. Никто не слушает вас. Нигде в мире вы больше не получите такую возможность, поэтому вы можете совершенно расслабиться, выражая себя. Просто не сидите молча, ведь если вы будете тихо сидеть, тогда вся чепуха, выходящая из других людей, попадет вам в голову!
Я предупреждаю вас: не глупите и не сидите тихо. Переорите всех, кто сидит рядом с вами. Это хорошая возможность!
Ниведано, бей в барабан, все безумствуют и выбрасываю свою чепуху.
gibberish
Ниведано...
Храните молчание... не двигайтесь, словно вы замерзшая статуя.
Вы выбросили свою пыль -не упускайте же этот миг.
Идите в себя.
Идите все глубже...
Ваше существо бездонно, вы можете идти так глубоко, насколько вам позволяет ваша смелость и мужество. Чем глубже вы идете, тем больше вы проявляетесь.
Надо полностью проявить свой внутренний мир...
Ниведано...
***
Все умирают.
Почувствуйте, как ваше тело остается позади вас. Почувствуйте, как ваш ум остается позади вас.
Войдите в неведомое пространство.
Просто будьте...
Быть – вот вся цель медитации.
В этот миг нет разницы между вами и Буддой.
Поддерживайте жизнь этого мига все сутки напролет. Делайте все, что надо делать,
но не забывайте о своей бессмертной, вечной самости, о своем вселенском существе.
Пусть это станет биением вашего сердца, самим вашим дыханием.
Вам не надо ничего делать, нужно только всегда помнить этот миг.
Это место великое, благословенное.
Вы великие, благословенные, вы можете найти главную религию, саму суть вашей природы.
Живите в согласии со своей природой, и вы будете жить в танце.
Ваша жизнь расцветет множеством цветов.
Вы встретите сильную любовь и большое сострадание.
Вы поделитесь своей радостью.
Ниведано...
***
Пусть все будды вернутся в тело...
Сядьте, не забывая о своем переживании.
Это переживание и есть дзен.
– Верно, Маниша?
– Верно, Ошо.
– Не отпраздновать ли нам присутствие всех будд?
– Отличная идея!
Глава 7
Заборы, стены и битая черепица
Милый Ошо,
Олин монах спросил Наньо:
«Какой ум у лревних булл?»
Наньо ответил:
«Это заборыстены и битая черепииа».
«Заборы, стены и битая черепииа неживые> разве не так?» – сказал монах.
«Так и есть», – согласился Наньо.
«Они объясняют буллизм ?» – залал вопрос монах.
«Всегла и в кажлый миг», – ответил Наньо.
Монах нелоумевал:
«Почему же тогла я не слышал их объяснений?»
Наньо ответил:
«Ты не слышишь их объяснений, но это не значит, что ты лолжен мешать лругим люлям слышать это».
«Кто слышит это объяснение?» – спросил монах.
«Все святые», – ответил Наньо.
«А твоя благолать слышит это объяснение?» – спросил монах.
«Я не слышу его!» – ответил Наньо.
«Если ты ничего не слышишь, как же ты можешь тогла объяснять учение Закона с помошью неживых сушеств?» – залал вопрос монах.
Наньо ответил:
«Мне повезло, что я не слышу это. Если бы я слышал это, я был бы таким же, как все святые> и тогла тебе не выпал бы шанс услышать мое учение».
Монах прелположил:
«Если лело обстоит так, то люли не участвовали бы в этом».
«Я объясняю это рали люлей, а не рали святых», – сказал Наньо.
Монах спросил:
«Что происхолит после того, как люли услышат это?» «Они перестают быть люльми», – ответил Наньо.
Олнажлы в хол мыслей Генши ворвался голос ласточки, и он сказал:
«Ао чего же хорошо ласточка объяснила буллистскую истину, она так ясно говорит о настояшей прироле вешей!»
И он встал с кресла.
Позлнее олин монах, желавший извлечь выголу из слов Генши, сказал мастеру:
«Я не понял, что вы имели в вилу».
Генша резко ответил:
«Скройся с глаз моих! Разве можно ловерять тебе?»
В лругой раз Аммон спросил монаха:
«Ты слышал, как птицы с ллинными клювами проповелуют лзен в Козее?»
«Нет, не слышал», – ответил монах.
Аммон возлел посох и сказал:
«Азен!»
Маниша, это не обычные диалоги. Это диалоги между долинами и вершинами, между теми, кто во тьме, и теми, кто сами становятся светом. Это трудная ситуация – общение между тьмой и светомили между смертью и жизнью обязательно будет трудным, ведь их сферы диаметрально противоположны. Но дзен, и только дзен, по крайней мере, сделал попытку. Вы увидите это в диалоге.
Один монах спросил Наньо, мастера:
«Какой ум у древних будд?»
И ответ очень ценен:
Наньо ответил:
«Это заборы, стены и битая черепица».
«Заборы, стены и битая черепица неживые> разве не так?» – сказал монах.
«Так и есть», – согласился Наньо.
«Они объясняют буддизм?» – задал вопрос монах.
«Всегда и в каждый миг», – ответил Наньо.
Монах недоумевал:
«Почему же тогда я не слышал их объяснений?»
Прежде чем мы углубимся в эту историю... В простых словах заключено так много золотых сокровищ. Так, как ответил Наньо... «Ум будды – даже будды – это ничто иное, как заборы, тюрьмы, границы, стены и битая черепица». Вы можете быть буддой, но приходило ли вам когда-нибудь на ум, что вы в плену костей, кожи, плоти, мозга? Это ваш дом, а не вы. Вы тот, кто живет в этом доме, за этими заборами, стенами и битой черепицей. Не важно, принадлежит ум будде или тому, кто спит – природа ума одна и та же.
Ни у одной религии нет смелости говорить так прямо как дзен. Ни один христианин не может так говорит об Иисусе, он сочтет такие слова неуважением. Ни один индуист не может сказать так о Кришне, он решит, что это абсолютно нерелигиозное отношение. Но сам Наньо – это будда, и его слова не религиозные, они не лишены уважения, он просто утверждает действительность. Ум – это ваше рабство. В тот миг, когда вы отбрасываете ум, ваше поле будды выходит из дыма – появляется высокий горный пик, покрытый вечным снегом, девственным и чистым.
Но бедный монах не понимал это. Так трудно общаться тому, кто знает, и тому, кто не знает. Между ними слои непонимания...
Монах был поражен. Все поклоняются Будде, сам Наньо поклоняется ему, он преподает его учение и при этом говорит о Будде такие оскорбительные вещи!
«Заборы, стены и битая черепица неживые, разве не так?» – сказал монах.
«Так и есть», – согласился Наньо.
«Они объясняют буддизм?» – задал вопрос монах.
Монах все еще думает своим умом, логикой, разумом. Его вопрос разумен. Если это ум Будды, значит, они учат буддизм. Он пытается доказать Наньо, что тот абсолютно не знает ум Будды. Его вопросы – это не просто вопросы, а аргументы.
«Они объясняют буддизм?» – задал вопрос монах.
«Всегда и в каждый миг», – ответил Наньо.
В том, что касается учения, ум занят во всем мире, обучая той и этой религии, уча философиям и теологиям. Наньо говорит, что буддизму (или любому другому «изму» – не важно, какому) учит ум. Но сам будда безмолвен. Будда ничему не учит. Только в доме раздаются громкие звуки. Но тот, кто живет в центре циклона, абсолютно безмолвен.
Монах продолжает задавать вопросы:
«Почему же тогда я не слышал их объяснений?»
Снова нужно понять, что то, что находится за пределами ума, никогда нельзя ни высказать, ни услышать, но это можно понять и осознать, ведь это сама ваша природа. И работа мастера состоит не в обучении вас теориям и гипотезам, а в провоцировании вас.
Это как если бы вас кто-то щекотал, и вы начали бы смеяться без всякой причины. Скоро вы увидите в своей медитации, что даже без щекотки люди сходят с ума! Я сказал, что, если кто-нибудь будет сидеть безмолвно словно будда, всем позволяется щекотать его. Это не место для зрителей.
Мастер только щекочет вас, чтобы вы смеялись. Но он не может создать смех словами, он придумывает методы, и щекотка – это лишь название метода. Оно ничего не называет. Присутствие мастера само по себе – это метод. Ничего не говоря, мастер проникает в чувствительных людей, которые открыли двери своих сердец.
Но бедный монах пребывает в той же ситуации, что и весь мир. Вместо того, чтобы спросить: «Почему я не могу получить это? Почему я не могу понять невысказанное?», он спрашивает:
«Почему же тогда я не слышал их объяснений?»
Наньо ответил:
«Ты не слышишь их объяснений, но это не значит, что ты должен мешать другим людям слышать это».
Беда в том, что не понимающие люди – это профессора, священники... Почти половину мира составляют коммунисты, которые отрицают, что само переживание религии обосновано. Никто из них никогда не медитировал, никто из них никогда не исследовал свой внутренний мир. Те, кто ходил в себя, всегда возвращаются с улыбкой, являя миру, не сказав ни слова, блаженство, аромат и шепчущее безмолвие.
Наньо сказал: «Ты не слышишь их объяснений, но, прошу тебя, не говори другим людям, что Наньо безумен, потому что он говорит, будто ум будды – это ничто иное, как заборы, стены и битая черепица, потому что он говорит, что все это всегда и каждый миг объясняет буддизм. Пожалуйста, не делай этого. Если ты не можешь это услышать, сохрани это в тайне».
«Кто слышит это объяснение?» – спросил монах.
«Все святые», – ответил Наньо.
Вся разница в том, слышит или слушает человек. Каждый человек может услышать звук, но если вы хотите слушать, вам надо очень близко припасть ухом, надо быть бдительным и осознанным. В такое мгновение вы можете услышать это. если ваш ум безмолвен...
А ведь ум – это препятствие. Если вы откладываете ум, а его не может отложить ничто, только вы, тогда эта птица своим щебетом учит вас вечной истине жизни, тогда само это безмолвие становится учением. Ничто не сказано, но в вас начинает возникать глубокое понимание.
«Кто слышит это объяснение?» – спросил монах.
«Все святые», – ответил Наньо.
В дзен святой – это тот, кто может слушать, кто может слушать глубокое безмолвие существования. У этого нет ничего общего с добродетелью, с совершением добрых дел. Это связано с вашей сознательностью, бдительностью и осознанностью. Вы пробуждаетесь и неожиданно видите, что деревья бамбука говорят ту же истину, которую говорили будды. Птицы поют из того же жизненного источника, из которого дышите и вы. Это одно космическое таинство, в котором все мы делимся друг с другом.
Наверное, этот монах был очень глуп, ведь он продолжает задавать вопросы, не понимая ни одного полученного ответа. Но сострадание мастера смиряется с этим.
«А твоя благодать слышит это объяснение?» – спросил монах.
«Я не слышу его!» – ответил Наньо.
Наньо был великим мастером. Если бы он ответил:
«Аа, я слышу его», тогда само «я» было бы препятствием, вам надо отбросить его. Нет причины слышать это, поскольку вы и есть это. По этой причине Наньо дает отрицательный ответ. Он говорит:
«Я не слышу его!»
Монах продолжает глупить.
«Если ты ничего не слышишь, как же ты можешь тогла объяснять учение Закона с помошью неживых существ?» – задал вопрос монах.
По всей видимости, монах полагает про себя, что одерживает в споре верх!
Переживание существования – это не спор. Об этом спросить невозможно.
Наньо ответил:
«Мне повезло, что я не слышу это».
Это странные утверждения, но они абсолютно истинны. Мне повезло, потому что меня там нет. Мне повезло, что я не слышу это, ведь я и есть это, я растворился в этом существовании. Я стал этим пламенем, и все остальное сгорело в нем.
Кажется, Наньо очень сострадателен, он сказал:
«Мне повезло, что я не слышу это. Если бы я слышал это, я был бы таким же, как все святые, и тогда тебе не выпал бы шанс услышать мое учение».
Этот ответ кажется абсурдным, но это не так. Наньо говорит: «Мне повезло, что я не слышу это, потому что меня не существует».
(В этот миг начинает куковать кукушка.)
Кукушка только что сказала об этом, вы слышите ее?
(Кукушка снова принимается куковать.)
Это все тот же жизненный источник, непрерывный поток... И сердце кукушки и ее песня – это также и ваше существо. Вы не слышите его, вы просто становитесь им. Вы забываете о расстоянии между певцом и слушателем, вы просто превращаетесь в песню. В этом безмолвии кукушка делает свою работу, прекрасно зная о том, что лекции посвящены одинокой кукушке, живущей глубоко в лесу.
Наньо сказал: «Если бы я слышал это, тогда все было бы неверным». По этой причине Наньо просто использует слово «если». Сослагательное наклонение здесь применено просто для того, чтобы поддержать диалог
– Если бы я слышал это, я был бы таким же, как все святые.
На самом деле, он говорит о всех так называемых святых, которые молятся, ни о чем не зная.
«И тогда тебе не выпал бы шанс услышать мое учение».
Мое учение не в словах. Слова используются, но учение проскальзывает в ваше существо в промежутках между словами.
В этом безмолвии сердца происходит встреча мастера с учеником.
Оба знают о каком-то изменении, о том, что передалась какая-то энергия.
Пробудилось то пламя, что спало в ученике, оно совершило скачок в жизненность и сознание.
Так свой свет передает лампа. Но вы можете сделать это, только если у вас есть пламя. Необходима странная ситуация: мастеру нужно обладать пламенем, а ученику нужно быть готовым принять его.
Ничто не сказано, ничто не услышано, а диалог окончен.
Монах предположил:
«Если дело обстоит так, то люди не участвовали бы в этом».
«Я объясняю это ради людей, а не ради святых», – сказал Наньо.
Я говорю с теми, кто не понимает, кто не может услышать, кто все еще не открыт для получения. Я ничего не говорю святым, которые знают.
«Что происходит после того, как люди услышат это?»
«Они перестают быть людьми», – ответил Наньо.
Это единственная разница. Если вы можете почувствовать будду, мастера, тогда вы больше не ученик. И есть в мире глупцы... Я уже говорил с вами о начале антитерапии Фишера-Хофмана, потому что терапия этих господ пытается укрепить эго людей. Даже здесь есть люди, которые прошли через эту терапию. Эти терапевты ничего не знают обо мне, и они даже говорят: «Вам нужно отказаться от Ошо, вам нужно быть независимыми».
Но странное дело... никто здесь не является зависимым, вы снова делаете независимых людей независимыми, а освобожденных людей снова освобожденными? Мой вызов терапевтам Фишера-Хоффмана состоит в том, что они должны сначала приехать сюда и посмотреть, как люди радуются независимости и свободе. Никого не заставляют следовать теологии, религии, философии, доктрине. Всех просят быть только самими собой. Эти терапевты непременно должны сначала приехать сюда, а уже потом призывать людей быть независимыми от меня. Эти люди уже независимы.
Свобода – это мое послание, поскольку в тот миг, когда вы становитесь буддой, безмолвно слушая стук своего сердца, вы больше не ученик. Но это явление ускользает от понимания. Вы можете быть эгоистом во имя независимости и свободы – в этом случае вы невероятно далеки от своей подлинной реальности, даже звезды не так далеки от вас. Ваше эго уводит вас от вас же самих. И по мере того, как эго кристаллизуется, вам все труднее выбраться из тюрьмы на свободу, разбить оковы и перепрыгнуть через забор. Именно этим занимается терапия Фишера-Хоффмана. Она против людей и их роста. Люди должны быть с мастером, но эта потребность – не зависимость, эта потребность – просто способ, с помощью которого мастер может поделиться своим светом и пространством и поведать вам, что теперь вам не нужно быть здесь, что вы сами будда.
