Текст книги "Раздвоенное сердце (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Было темно и тихо, когда я проснулась. От наушников у меня болели уши, поэтому я одним махом вырвала их. Я чувствовала во всем теле щемящую душу тяжесть, которая тянула меня наружу, в ночь. Я смотрела на саму себя, как я спустила голые ноги с кровати, поставила их на прохладный пол и пошла к двери, едва касаясь подошвами земли.

Беззвучно паря над землей, я двигалась вниз по лестницам, открыла дверь зимнего сада и вышла на улицу. Ступени наружных мостков были ледяными, но мне это не мешало.

В саду стоял Колин, повернувшись ко мне спиной. На нем были джинсы, в которых он был до обеда и серый, шерстяной пуловер. Его волосы упрямо и смешно торчали во все стороны. От мерцания луны его затылок светился серебром.

Я знала, что мне не нужно ничего говорить. Тяжесть в моем теле и душе превратилась в мощное течение, несущее меня к нему навстречу. В тот момент, когда я оказалась так близко, что могла дотронуться до него, он обернулся.

Я смотрела в его глаза и чувствовала, что могу упасть. Такие темные, такие глубокие... Я действительно одинока, думала я, не переставая смотреть в его глаза, хотя пропасть была уже так близко.

Я знаю, говорили мне его мысли. Я прижалась к его груди, прильнув щекой к мягкой, полинялой ткани его пуловера. Он обнял меня, крепко и решительно и тяжесть во мне начала растворяться. Его руки лежали на моей спине, своим трепетным дыханием он слегка касался моей шеи.

Сверлящая боль пронзила меня, когда его ногти вонзились в мою поясницу. До меня донесся запах крови, и я чувствовала каждую рубиново-красную капельку, высвобождающуюся из моей кожи и стекающую вниз по позвоночнику. Колин прижал меня спиной к земле.

Я не противилась, я не противилась и тому, что его когти, острые, причиняющие боль когти, делали надрезы на белой коже над моей грудью. Так должно быть. Его мысли к моим мыслям. Наши чувства превратились в единый бархатисто-черный космос.

Необузданно и прекрасно. В тот же момент я провалилась – и проснулась. Я стояла посреди комнаты, раскинув руки. Была ночь, светила луна, и я была босиком. Но я была в своей комнате, одна. Еще какое-то время я стояла, не в состоянии пошевелиться или решить, что мне нужно делать. Мне не казалось, что я просто встала с кровати и осталась стоять в комнате. Нет, у меня было такое чувство, что я вернулась из долгого путешествия.

А Колин? Он же был здесь, я же его ощущала! Его пуловер. Я точно знала, какой он на ощупь, а его дыхание на моей шее. Его руки в моей коже... В моей коже?

Я кинулась к выключателю, зажгла все лампы и побежала в ванную. Я лихорадочно стянула ночную рубашку через голову и попыталась с помощью ручного зеркальца рассмотреть спину. Никаких повреждений, никаких следов от когтей, никакой крови.

– Господи, Елизавета, соберись,– изнуренно прошипела я на саму себя, когда увидела свое лицо в зеркале. – Это был сон, проклятый, дурацкий, дрянной сон. – Я высунула язык. Я выглядела как всегда.

Ну ладно, не совсем, как всегда. Мои волосы решили объявить прическу а-ля "Каспар, отказывающийся есть суп"*, последним писком моды, а мои глаза не были так долго не накрашены за последние три года. Но в остальном это была я, со своим обычным лицом и нормальным цветом глаз, в отличие от господина Блэкбёрна сегодня утром. Папины темно-синие с мамиными коричнево-зелеными вкраплениями. Какое-то довольно больное сочетание.

(прим.переводчика:* "Каспар, отказывающийся есть суп" – персонаж из книги Генриха Хоффмана "Растрепа". Мальчик по имени Каспар умирает в течении пяти дней, потому что отказывается есть суп. Сегодня такое поведение присуще людям, доводящим себя до истощения, пытаясь похудеть.)

Кроме того мой бледный нос со случайно оказавшимися там родимыми пятнами и рот, строгий и упрямый. Все как обычно. Я опять не смогла совладать с моей фантазией. Я просто видела сон.

Я умылась и предприняла безуспешную попытку привести в порядок волосы. В тоже время я усердно занималась тем, что пыталась вернуться обратно в реальность, в нормальную июньскую ночь в Вестервальде. Однако я до сих пор чувствовала пуловер на моей щеке и чертовски тосковала по этому совершенному, непринужденному и надежному чувству, которое вызвало во мне объятие Колина. Как что-то может быть таким реалистичным, если это было всего лишь сон.

Я посчитала это наивным и глупым. Меня уже трясло от холода, тем не менее, я, спотыкаясь, спустилась по темным ступенькам вниз, схватила с вешалки куртку Колина, стрелой помчалась наверх и уткнулась в нее лицом, перед тем как выключить свет. Нет, стоп. На всякий случай, еще раз вниз по лестнице. На этот раз в зимний сад.

Конечно, этого следовало ожидать. На перерытом газоне никто не стоял. Тихий и пустынный, расстилался передо мной наш сад. Только светло-розовые лепестки с соседского куста сирени парили, как снег над свежими клумбами. Мое сердце забилось сильнее, когда я обнаружила сзади, в кустах живое существо. Но это был не человек, не мужчина, не Колин, а черная кошка.

Гибкая и сильная, как пантера, она пробежала по газону и исчезла за двором, перед этим задержавшись и пристально посмотрев на мой силуэт в окне.

– Мистер Икс?– шепотом спросила я. Ерунда. Глупость.

Каждая черная кошка не могла быть Мистером Икс. Мы жили в деревне. Кошки здесь размножались как сорняки. Я снова прокралась вверх по лестнице, забралась под одеяло и уткнулась лицом в куртку Колина. Я моментально заснула и больше не видела снов.

Глава 12. Задета за живое

Я была благодарна, что в следующий понедельник – заурядный, пасмурный день – на очереди была четырёх часовая биологическая курсовая работа.

Это было что-то, с чем я могла справиться с помощью рассудка и здравого смысла, и я набросилась с лихорадочным рвением на решение этой задачи.

За три часа я со всем справилась, а оставшееся использовала время, чтобы подправить свои диаграммы. Наступил момент, когда больше нечего было делать. Я сдала работу за несколько минут до звонка и покинула класс.

В школьном дворе уже толпились ученики – видимо, у некоторых были свободные уроки. По пути к киоску меня остановил внезапный импульс посередине дороги, хотя мой желудок урчал от голода. Что-то здесь было не так. Я обернулась, и мои глаза стали блуждать по двору. От мусорных бочек до меня доносились громкие крики и визгливый смех.

Не подумав, я побежала на шум. На полпути меня толкнул, пробегая мимо, один мальчик, не старше двенадцати лет. Едкое зловоние мусора исходило от его одежды, а к его спине прилипла испорченная банановая кожура. Его щёки горели, но в целом он был возбуждён, но не расстроен. Очевидно, его кто-то засунул в мусорку – старая популярная, но мерзкая игра. И он смог освободиться.

Но не хорошее предчувствие в животе сказало мне, что это было не всё. Голоса возле мусорки стали громче. Толпа разинувших рот учеников закрывала мне вид на то, что там происходило и пробуждало любопытство стоящих вокруг. Хотя я не люблю прикасаться к незнакомым людям, всё-таки я протолкнулась через толпу.

Одного взгляда хватило, чтобы увидеть, что бочки были пустыми. Значит, это было не проблемой. Проблемой был с заметными ярко рыжими волосами ученик, который стоял с глазу на глаз напротив парня из старших классов. Точно, это был Оливер, из моего курса немецкого языка. Мускулистый, квадратный тип, которого я сразу посчитала неприятным и самоуверенным, он возвышался над рыжим почти на две головы.

– Не вмешивайся, Тильман, – угрожающе сказал Оливер и толкнул другого.

Тильман оставался спокойным, но я чувствовала, что он был тикающей бомбой замедленного действия. И не только то, что он был в смятении, – я почувствовала все то, что чувствует он. Гнев, отвращение, а также страх. Почему страх?

– Прекратите это дерьмо, – ответил Тильман удивительно глубоким взрослым голосом.

Интересно, сколько ему лет? Судя по его росту, скорее всего, он учится в средних классах. Я приближалась, пока не смогла разглядеть его глаза, хотя вонь от мусора мне почти перекрыла воздух: кислое молоко, мокрая туалетная бумага, гниющие фрукты, испорченная колбаса и голубиный помёт. Лицо Тильмана было бесстрастным, но в его тёмных, суженных миндалевидных глазах бушевал гнев.

– Это что, твой последний каприз? Играть благодетеля? – Оливер презрительно рассмеялся и несколько других ребят тоже. – Серьезно?

Молниеносно рука Тильмана вырвалась вперёд и схватила Оливера за воротник рубашки. Оливер отпрянул. Его ноги запутались, и одну долю секунды казалось, что он упадёт. Потом он снова оправился.

– Эй, – закричал он и попытался оторвать руку Тильмана от своего воротника. – Ты что, совсем свихнулся, что ли? Расслабься, мы только чуть-чуть поиграли в метание мелюзги.

– Метание мелюзги не игра. Это трусость и больше ничего.

Очень медленно Тильман разжал кулак и освободил Оливера. Внимательно он наблюдал за выражением лица Оливера, но я увидела, как его грудь свело судорогой. Едва заметный болезненный шум послышался из его лёгких. В его глазах вспыхнула паника.

– Сделай только одну ошибку, малец, – прошептал Оливер. – И ты вылетишь из этой школы. Понял? Да? я позабочусь о том, твоей ноги здесь больше не было.

Тильман так сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. Оливер наклонил свою голову вперёд, так что его нос коснулся кончиков волос Тильмана, и выдохнул ему прямо в лицо. От него воняло чесноком и холодным затхлым потом.

– Оставь его в покое! – закричала я резко.

Раздался удивленный шёпот, потом внезапно стало тихо. Оливер отреагировал последним. Недоверчиво он уставился на меня. Тильман не выпускал его из виду.

– Ага. Новенькая. – Оливер улыбнулся, забавляясь. – Ты что, хочешь провести со мной сейчас одну из папиных терапий? – Его друзья ухмыльнулись. – Или наденешь мне смирительную рубашку? – Он размахивал глупо руками.

– Я хочу, чтобы ты оставил его в покое. И прекрати бросать детей в мусорку. Найди себе кого-нибудь своего возраста для игр.

– Пффф, – презрительно сказал Оливер и сплюнул.

Я была так зла, что мне хотелось закричать. Мои глаза начало предательски щипать. Но моё внимание было направлено на Тильмана. Он дышал с трудом. Странный храп вырывался из его лёгких. Разве никто этого не слышал, кроме меня?

Я повернулась к ученикам позади меня. Они смотрели на меня так, как будто я только что им рассказала, что два плюс один будет четыре. Чёрная Лола подошла и стала оживлённо шептаться с Надин. Потом они намеренно громко засмеялись. Затем и Майке присоединилась к ним.

– Проваливайте отсюда. Убирайтесь! Чтобы я вас больше не видела!

О, я всё-таки могла кричать. Качая головой, Оливер подошёл к своим друзьям и постучал по лбу. Ну конечно, я была не в себе. Он мне не сказал ничего нового. От вопрошающих глаз Майке я отвернулась.

Тильман и я остались стоять, не двигаясь, пока толпа позади нас, наконец, не разошлась, ворча. Солнце пекло в наши спины, и зловонье открытых мусорных баков стало прямо невыносимо.

– Подожди, – прошептал Тильман хрипло и метнулся в сторону туалета.

Я убедилась в том, что за нами никто не наблюдает, и последовала за ним. Но он пробежал мимо домика с туалетами и проскользнул через брешь в заборе. В нише за забором он опустился, тяжело дыша, на колени. Густо растущие ветки берёзы образовывали своего рода крышу, так что никто не сможет нас здесь увидеть. Я проскользнула за ним.

Не обращая на меня внимания, Тильман вытащил маленький баллончик из кармана брюк и поднёс ко рту. Целенаправленным движением я открыла замочек на его голубом матросском свитере, но избегала того, чтобы к нему прикасаться. Его грудь напряжённо поднималась и опускалась. Только после того, как он два раза вдохнул из баллончика, его тело медленно расслабилось.

– Астма, – поставила я диагноз.

Он поднял подбородок вверх и посмотрел на меня. Его глаза блестели, как две тёмные фары, но сам он был очень бледен.

– Попробуй только кому-то сказать, – предупредил он меня охрипшим голосом.

– Тебя туда раньше тоже бросали, верно?

– А ты, конечно, учишься только на единицы*, – ответил он холодно. Я коротко кивнула.

(прим.редактора: * в Германии 6-ти балльная система оценок с обратной зависимостью, т.е. 1-«отлично», 6-«неудовлетворительно».)

– По большей части. Если я не задамся целью получить тройку, конечно. Ты уже в порядке? Не хочешь лучше пойти к врачу?

Тильман отмахнулся.

– Что он сможет сделать? Да и это у меня не часто. Только тогда, когда – ну, когда случается что-то такое, как только что.

– Понимаю, – ответила я тихо.

У него случился приступ астмы, а меня всё это дерьмо отбросило на годы назад. Теперь будет ещё тяжелее. Тильман встал и потянулся.

– Тогда я пойду, – сказал он и протиснулся мимо меня, даже не дотронувшись до меня.

Когда я выбралась из ниши за забором, во дворе уже почти никого не было. Нерешительно я пошла в сторону спортивного зала.

– Эли ... Слава Богу! – Майке бросилась ко мне. Очевидно, она меня искала. – Почему ты это сделала? Почему вмешалась? В течение нескольких недель ты ни на кого не смотрела, а теперь пошла в разнос. Что с тобой случилось?

– Разве ты этого не заметила? – спросила я с негодованием. – Он – нет, Тильман не хотел, что бы кто-то узнал о его астме. – Он ведь только хотел, чтобы детей не бросали в мусорку.

– О. Эли, это ведь игры ребят. Каждый год туда кто-то попадает, это нормально. Они даже хотят этого, это что-то вроде спорта у пятиклашек. И малый это точно заслужил.

– Никто не заслуживает такого, – возразила я резко.

– Может быть, но ты защищала не того парня. Тильман ушлый. Его уже почти дважды выгоняли из школы, и только его отец смог вытащить его задницу из дерьма. То, что он перед Оливером претворяется хорошеньким – это шутка дня.

– Нет, – закричала я и удивилась своей собственной настойчивости. Я была на пути к тому, чтобы напугать мою единственную почти-подругу. – Он был прав. Может быть, другие и смотрят на это сквозь пальцы, если их бросают в мусорку.

У меня закончились аргументы, и не только это – мне так же не хватало воздуха. Майке смотрела на меня задумчиво.

– Так, для меня это был малец, который попал в мусор, из-за того, что хотел этого – сказала она, пожимая плечами. – Всем было смешно. Потом внезапно вмешался Тильман, вытащил малого и без предупреждения набросился на Оливера ...

– Это Оливер сначала прицепился к нему, – возразила я.

– Эли, ты ведь не была там с самого начала.

– Ты тоже.

Майке застонала и закатила с наигранным отчаянием глаза.

– Но Надин была там, и она рассказала мне. Кроме того, Тильману шестнадцать. Он сам себя может защитить.

Но если у него как раз был приступ астмы, подумала я, смог бы он себя защитить? Да, Тильман бы ударил, несмотря ни на что.

– Ты довольно странная, Эли, – вздохнула Майке. – Этого не должно было быть. В конце концов, ты ведь совсем недавно здесь.

– Нет, это должно было случиться, – сказала я упрямо. – Извини.

Майке молчала. Мы сели рядом друг с другом под старые каштаны на солнце, которое лишь редко показывалось из-за белесых затянувших всё небо облаков. У нас что, размолвка? Я что, все испортила? Бенни пробежал мимо нас к велосипедам и посмотрел на нас вопросительно. Майке кивнула ему, улыбаясь. Потом, казалось, она приняла решение.

– Хорошо Эли, я скажу Бенни, чтобы он что-нибудь придумал, и мусорные бочки убрали. Чтобы больше никого не могли туда забросить. Вообще-то это хорошая идея. Может быть, этим можно спасти твою репутацию.

Такую реакцию я не ожидала. От изумления я не могла сказать ни слова. Только что Майке обвиняла меня за то, что я вмешалась, а теперь она улыбалась мне, как будто ничего не случилось.

– Мою репутацию – а какая она? – спросила я, наконец, осторожно. Хотя я сильно сомневалась, что идея Майке поможет мне стать более популярной. В конце концов, я только что изображала зануду. Но она была от этого в восторге. Может быть, она просто хотела сделать для меня что-то хорошее.

– Сказать честно?

– Да.

– Ну, – охотно сказала Майке. – Одни думают, что ты отгородилась от всего. Другие предполагают, что ты считаешь себя лучше всех. И теперь ты ещё засунула нос в то, что тебя не касается – позволь мне закончить! Это трудно, понимаешь? Ты выглядишь не так, как будто хочешь завести друзей.

Я снова кивнула. Что мне по этому поводу сказать? Мне казалось это ужасно знакомым.

– И у меня, честно говоря, нет желания, чтобы меня постоянно спрашивали, почему я общаюсь с самой высокомерной девчонкой в школе.

– И почему ты тогда это делаешь? – проворчала я.

– Ах, знаешь, – усмехнулась Майке, играя со своими шнурками и не глядя на меня. – Мне просто любопытно.

– Ну что же, – проворчала я, хотя и не поверила ей.

Конечно, Майке было любопытно. Даже очень сильно. Но была ли это единственная причина? Может быть, она просто устала всё время проводить с чудо-груди Надин и Чёрной Лолой, а я, скорее всего, была для неё интересным развлечением.

По крайней мере, Майке была тем, с кем я могла время от времени поговорить. Кроме того она не упомянула ни слова про моё фиаско возле конюшни.

– Кстати, – сказала она, оставляя снова свои шнурки в покое. – В субботу в Шик будет вечеринка в стиле 80-х. И ты пойдёшь вместе со мной.

– Ты уверенна?

Вечеринка в стиле 80-х. О Боже. Это то же самое, если я возьму, да пойду с мамой и папой на вечеринку "старше 30".

– Ну, пожалуйста, Эли, пойдём со мной, это будет весело. Эти вечеринки у нас культ. Некоторые даже одеваются так, как в 80-х годах или делают на волосах химию, – говорила Майке с энтузиазмом.

Спасибо, у меня и так были проблемы с волосами. Пока мы шли в сторону спортзала, где мы выпустим пар, играя в волейбол, она прожужжала мне все уши, так что у меня не было шанса объяснить ей, что я точно никогда не пойду на дискотеку в потёртых джинсах или с прической "Minipli"( закрученные в мелкие локоны волосы с помощью химии).

Урок физкультуры прошел как обычно: несмотря на план пойти вместе на дискотеку, Майке выбрала не меня, а Лолу и её команду, а я осталась сидеть на лавке запасным игроком – и это при том, что мои подачи не всегда летели в аут. Но на самом деле постоянные перерывы по принуждению были для меня вполне приемлемыми.

Потому что после того, как мой гнев из-за истории с Тильманом несколько поубавился, мои мысли так и обращались ко сну, который я видела в ночь на субботу.

Он проник снова в моё сознание, хотя я и помнила его совсем смутно. Всякий раз, когда я хотела вспомнить, почему пролилась кровь и что точно Колин со мной сделал, я видела глубокую темноту и потом чувствовала снова мягкий материал его свитера на моей щеке, и как мне комфортно и безопасно.

И в то же время моё сердце стучало так быстро и сильно, как будто у него после этого никогда больше не будет шанса качать кровь в моём теле.

Глава13. Ночные мысли

"Я думал, ты хочешь познакомиться с Луисом".

Я открыла глаза и увидела бросающегося мне навстречу паука. Я смогла в последний момент откатиться в сторону, прежде чем его дрожащие мохнатые лапки попали мне в лицо. Я резко вскочила с кровати.

Я бегом бросилась к выключателю и в панике провела рукой по моим и без того всклокоченным волосам. Я никогда не смогу почувствовать, запутался в них паук или нет. Я наклонила голову и потрясла волосами, пока окончательно не проснулась и не поняла, что веду себя, как сумасшедшая.

Теперь я могла быть уверена, что это был всего лишь один из надоедливых кошмаров, когда кажется, что всё происходит наяву. Я никогда не слышала, что сны могут передаваться по наследству, тем не менее, факт оставался фактом: мама долгие годы видела такие сны с тех пор, как мы переехали, теперь их вижу и я. Я верила, что вижу паука, спускающегося на меня в темноте.

И каждый раз моя реакция была такой, будто я бодрствую – молниеносной и четкой. В действительности же я должна была бы понять, что этого паука не существует. Но я всё равно снова и снова вскакивала с кровати и бежала к выключателю.

Тень паука медленно растворилась перед моими широко раскрытыми глазами. Смущенно я поняла, что происходит, и подумала, что мой разум играет со мной в какие-то непонятные игры. Паука не было.

Конечно же, его не было, как и мужчины, чей неповторимый голос напомнил мне в размытых мирах сновидений о моих намерениях. "Я думал, ты хочешь познакомиться с Луисом".

Зевая, я села на край кровати и чуть было не поддалась искушению проверить ещё раз, нет ли в моих волосах паучьих лапок. Я чувствовала, будто по всему телу копошатся ножки насекомых. Мне хотелось с головой залезть в ванну и вымыть всё тело.

Я не знала, который сейчас был час. Мой радиобудильник я отключила от сети прошлой ночью, потому что я не могла больше переносить его гудение и мигание. Мои наручные часы лежали в ванной комнате, но мне совсем не хотелось туда идти; я боялась наткнуться там на настоящего огромного паука-монстра.

Я была не готова к подобной встрече. На улице было ещё темно, хоть глаз выколи, и у меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать и, в конце концов, хорошенько выспаться. Удовлетворённая этим решением, я улеглась обратно в постель.

Действительно ли мне нужно было отправиться в путь, к этой разваливающейся конюшне? С одной стороны, я, конечно же, надеялась, что Колин забыл о моей просьбе познакомить меня с Луисом, ну, или, по крайней мере, не воспринял эту просьбу всерьёз. С другой стороны – если быть до конца честной, я каждый день ждала хоть какого-нибудь знака от него. Впрочем, каким же должен был быть этот знак? Вряд ли Колин просто заехал бы за мной на своей машине.

К тому же, ещё и моя гордость. Колин, по его мнению, был в тот вечер в своём доме вполне вежливый. А каким он показался мне? Надменным? Знающим всё лучше других? Хвастливым? Вдобавок ко всему, на протяжении всего вечера у меня было такое чувство, будто он хотел отделаться от меня. Эта история с мухобойкой. Тогда почему же он взял меня с собой домой, если я была такой назойливой? "Мужчины", буркнула я раздраженно себе под нос и жадно отпила воды из бутылки. И как мне найти эту конюшню одной? Надежды на велосипедный тур Майке не было никакой, я едва ли могла вспомнить дорогу.

И даже если бы мне во второй раз удалось найти эту конюшню, одна лишь мысль о том, чтобы приблизиться к Луису наводила на меня ужас. Ещё хуже было то, что Колин мог бы заметить мою панику. Было очевидно, что Колин относился к Луису, как к какой-то миленькой, декоративной собачке. Но каким же образом я снова могла встретиться с Колином? Пойти к нему домой? Нет, об этом нельзя даже думать, я бы никогда на такое не осмелилась.

Я не могла решить, чего же мне на самом деле хотелось. С одной стороны – Майке, школа, сумасшедшая вечеринка в стиле 80-х и возможность для Бенни уговорить меня на ещё один, наверное, уже тысячный по счёту, школьный кружок. Бении пытался сделать это уже 2 недели. Всё вполне нормально и предсказуемо, если речь идёт о нормальных людях, конечно же.

С другой стороны – было удивительное приключение в лесу, вечер у Колина и, конечно же, Луис. Прекрасный и одновременно наводящий страх. А так же моя ложь и мои тайны. Мои родители больше ничего обо мне не знали, и меня это мало заботило.

Кроме того, я уже успела дерзко заявить о своём желании познакомиться с Луисом. Несмотря на то, что это было ложью, своего рода уловкой, я уже не могла отступить. Спасовать перед сером Блэкбёрном? Нет! Этого я хотела меньше всего на свете.

– Тогда я, значит, назойливое насекомое, – сказала я вызывающе ночной тишине. – Тогда я найду завтра конюшню, в которой стоит твоя ужасная лошадь.

Возможность была удобной, потому что после волейбола в раздевалке, я услышала, как Майке, Лола и чудо с большой грудью Надин договорились пойти в кино. Их, значит, не будет в конюшне. Никто на меня не будет смотреть, если я снова свалюсь от страха.

– Хорошо, – пробормотала я довольно.

Я просто вернусь к тому месту, где возле руин Колин подобрал меня, и продолжу идти по дороге дальше. Может быть, она приведёт в конюшню. Я сначала послушаю новости о погоде и проверю в интернете, будет ли дождь. И оденусь соответствующе.

Медленно освещение в моей комнате начало резать мне глаза. Я выключила все лампы, окунулась назад в темноту и свернулась в клубок на кровати. Это принесло облегчение. Теперь осталось закрыть глаза и покориться силе сна. Он был желанным, уютным гнёздышком для моих запутанных чувств, и поэтому я с нетерпением ждала того момента, когда мое сознание покинет реальность, и я наконец стану свободной.

Я очутилась в белой просторной местности. В низине примостился старый каменный дом, центр уединенного сельского двора с колодцем и убогими сараями. На горизонте возвышались скалистые холмы, а ледяной ветер склонял несколько голых деревьев на восток.

С пьянящей скоростью я приблизилась к дому и заглянула в одно из квадратных окон. Женщина с тёмно-рыжими волосами сидела спиной ко мне на табуретке и снова и снова проводила себе по груди.

Я протиснулась с помощью силы воли через закрытое окно и с любопытством наблюдала, как её материнское молоко стекало в медную чашу, образовывая голубоватую пену. Мне было не стыдно подглядывать за ней. Она ведь меня не видела. Но я видела её очень отчётливо, и если бы захотела, то так же и крупным планом.

Она не выглядела счастливой. Нет, её лицо было переполнено страхом, как и в ту ночь, когда она посмотрела наверх, на холодный чердак, где ребёнок лежал один и не спал в своей колыбели.

Теперь она встала, подошла к двери и открыла её. Я последовала за ней. С тихим всплеском молоко разлилось на влажную солому перед порогом. Покрытая грязью свинья подбежала, хрюкая, к нему. Её короткий пятачок затрясся, когда она понюхала просочившееся в землю молоко, чтобы, наконец, жадно слезать остаток.

О Боже – ребёнок! Ребёнка больше не было в живых. Молоко текло напрасно. Я позволила матери пойти назад в дом. Она оставила ребёнка замерзать там, наверху, беззащитного и одинокого. Но почему она выглядела испуганной? А не печальной или виноватой? Почему я не могла увидеть даже след не чистой совести в её светлых глазах?

Моё сердце почти разбилось при мысли, что ребёнок без тепла и близости, был брошен на произвол судьбы. Быстрое движение заставило меня посмотреть в сторону. Это был серый в белую полоску котёнок. Целеустремлённо он проскользнул через меня и направился к сараю. Быстро, как ветер, я последовала за ним. В сарае было темно, но я сразу же смогла распознать каждую деталь.

Не контролируемое чувство счастья наполнило меня, когда я увидела ребёнка, лежащего на соломе – небрежно завёрнутого в грязные тряпки, но живого и с ясными блестящими глазами-бусинками.

Прямо рядом с ним стоял лохматый толстый пони с колючей гривой и густыми клочьями волос на лодыжках. Тёмноволосая девочка, не старше десяти, прислонилась, сидя на коленях, к круглому телу лошади. Ритмично она доила напухшее вымя кобылы, которая терпеливо ждала и иногда успокаивающе фыркала.

Очарованно младенец смотрел на девочку и кобылу. Неохотно девочка взяла льняную тряпочку, окунула её в тёплое молоко кобылы и дала ребёнку сосать. Он пил большими глотками.

Его кулачки, которые в течение доения лежали неподвижно рядом с ушами, сомкнулись на руке девочки и стали делать там маленькие, нежные насосные движения. Но девочка освободилась от них, как будто бы она обожглась.

Снова и снова она окунала льняную тряпочку, пока молоко не кончилось. Ребёнок лежал молча. Не плакал, не жаловался. Только этот интенсивный тёмный взгляд, от которого девочка постоянно пыталась отвернуться.

Когда ребёнок насытился, девочка резко поднялась, одно мгновение напряжённо смотрела на маленький свёрток из лохмотьев у своих ног и выбежала в конечном итоге без единого слова из сарая. Кобыла повернула лениво голову и подула своим тёплым дыханием в лицо ребёнка, в то время как котёнок, мурлыча, прижался к завернутому телу.

Ребёнок вытянул руку и схватился за бархатную морду пони. Кобылка не шевелилась, позволяя малышу это делать. Он из любопытства нащупал длинные волосы, лежащие у неё на морде и влажные дырки её ноздрей.

Я хотела дотронуться до ребёнка только один раз. Всего лишь один раз. Но когда я протянула руку, то растворилась, и меня поглотила пустота. «Это не твой мир»,– послышалось у меня в голове. – «Не твоё время».

На короткое время я проснулась. На улице уже начало рассветать. Мысль о том, что ребёнок жил, даже если его не любили и отказались от него, смягчило моё сердце. Он ещё жил, поэтому всё было хорошо.

Утро подарило мне глубокий, спокойный сон.

Глава 14. Море слёз

Постепенно жара летнего дня спала. Мягко солнечный свет просвечивал через пышные зеленые верхушки деревьев.

Я остановилась. Это было здесь. Прямо здесь. Руина моста с тех пор так заросла, что я её с расстояния почти не заметила. Лениво и с почти насмешливым всплеском, тёк ручей рядом со мной. Мягкое дуновение ветерка играло с листьями деревьев, чьи низко висящие ветки задевали течение, что производило нежный шёпот.

Я обошла вокруг руины. Наверху, где кусок рельсы возвышался в небо, камни потемнели от удара молнии. И это было всё. Только дорожка выдавала, что здесь недавно бушевала буря. На некоторых особенно тенистых местах остались грязные лужи. В одной из этих луж жаба отложила яйца. Головастики были приговорены к смерти, если их никто не спасёт.

Но я не могла их вычерпать руками и отнести к ручью без того, что они по дороге выскользнут из рук и умрут.

Я потерла, зевая, лицо и села на покрытый мхом валун. Он казался мне кроватью с балдахином, которая как будто только и ждала меня. Уже всю дорогу сюда я боролось с потребностью где-нибудь свернуться клубком и вздремнуть, а яркий солнечный свет заставлял мои глаза без перерыва слезиться и чесаться. Я прижалась к валуну и закрыла их.

Свет просвечивал через мои веки зелёным цветом; мне всё ещё было слишком светло и жарко. Гнетущая духота давила на меня, как тонна. Мне нужно было почувствовать воду на моей коже. Прохладную, чистую воду.

Неохотно я снова открыла глаза. Как маленький ребёнок, я на четвереньках карабкалась по склону к ручью вниз, сняла обувь и опустила ноги в сверкающий поток. Лениво я смотрела на другую сторону берега. Были там отпечатки копыт? И разве я в действительности не искала именно их? Но почему?

Я опустилась на колени, засунула руки по локоть в ледяную воду и держала их там, пока почти не могла уже больше двигать пальцами. Холод сработал. Я всё ещё была уставшей, но снова более менее здравомыслящей. Колин. Конечно, это был Колин, чьи следы я искала. Как только я серьёзно могла посчитать хорошей идеей прислониться посреди леса в гнёздышко изо мха и задремать? Наверное, мне нужно ночью лучше спать, а не перебирать в голове мысли.