Текст книги "Раздвоенное сердце (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Твой отец оптимист. Неисправимый оптимист. То, что он собирается сделать, на самом деле просто безумие. – Колин коротко усмехнулся и продолжил. Взгляд, как и прежде, глубоко-чёрный, направлен на тёмную полосу леса. – Он видит себя в качестве посредника между мирами – между Демонами Мара и людьми. Потому что несёт в себе что-то от обоих. Он хочет, чтобы мы приносили друг другу пользу.

– Пользу? – переспросила я в недоумение.

Колин кивнул.

– Некоторые из нас очень древние. Тесса не единственная. Я знаю о Демонах Мара, которые были созданы в период раннего средневековья. Ходят слухи, что существуют один или два Мара, происходящих из античного мира. Но дело в том, что старые Мары имеют огромные знания и рассматривают людей уже веками, в совершенно другой перспективе. Они могут заглядывать в их души. А это то, в чём психологи часто терпят неудачу. Твой отец надеется, что Мары, с их опытом, могут помочь и просветить в некоторых вопросах. Возможно не только в психологических вещах. В конце концов, они свидетели того времени.

Да, это было типично для папы. Из плохого сделать что-то хорошее. Теперь я поняла, что он имел в виду. Он хотел улучшить мир.

– У него есть в этом хоть один шанс? – спросила я скептически. Конечно, мысли обо всём том, что Древние Мары видели и пережили, а тем более об их способностях просвечивать души людей, сразу очаровали меня. Но как он хотел это осуществить?

Колин вздохнул.

– Это всё не так просто. Я знаком только с немногими из древних. Тессы с меня уже хватило. Но в определённый момент ты хочешь знать, откуда ты происходишь. Пожалуй, навряд ли существуют более трудные участники в переговорах, чем они. Большинство из них остановились в своём развитие. Многие уже после ста, самое позднее, ста пятидесяти лет. Это утомительно, постоянно двигаться в ногу со временем. Нужно очень многому учиться и снова и снова овладевать новыми навыками. Сегодня, как никогда раньше. Электричество, телефон, автомобиль, телевизор, компьютер – это обременяет их. Некоторые из них всё ещё ждут дилижанса, если хотят отправить письмо. Всё, что они делают – это блуждают голодные, недовольные и алчные и высасывают сны. Но даже и это стало труднее. Люди сегодня имеют слишком много. Они крайне раздражены и пресыщены, полны до отказа образами, информацией и впечатлениями. Они почти больше не двигаются, игнорируют своё тело. Они больше не видят много снов. Ваш мир снов стоит перед крушением.

– Мой нет, – возразила я тихо.– Нет, твой нет, – сказал Колин с меланхолической улыбкой на губах. – Больше нет. Поэтому мы и сидим здесь.

Он пылко посмотрел на меня. Это лишило меня разума.

– Подожди ..., – пробормотала я, поднялась и прежде чем я успела среагировать, он стоял рядом с фонтаном и снимал рубашку через голову. О, пожалуйста, только не это. Восторженно я смотрела на его голый торс.

Колин наклонился, плеснул себе ледяную воду на лицо и шею. Потом он погрузил голову в воду полностью. Я моргнула. Фонтан лежал передо мной покинутым. Растерянно я посмотрела рядом с собой. Колин сидел снова на скамейке. Его волосы уже высыхали. От его кожи исходил нежный, но всё-таки характерный запах, который магически притягивал меня. Моя голова отяжелела.

– Надень, пожалуйста, рубашку, – попросила я его хриплым голосом. – Со мной прямо сейчас что-то происходит.

– Это мой голод, – сказал он расстроено. – Для людей он хорошо пахнет. Это облегчает охоту. Извини.

Он зашёл в дом и вернулся в мягком, флисовом свитере. В сером, флисовом свитере. В том, из моего сна. Он действительно существовал. Но он пах успокаивающе, нормальным порошком для стирки. На некоторое время это поможет. Колин собрал обеими руками свои потрескивающие волосы и связал их на затылке. Это тоже выглядело красиво. Красиво и дерзко.

– Отлично, где мы остановились? – спросил он рассеяно. Неохотно я оторвала взгляд от его голой шеи и попыталась собраться с мыслями.

– Древние Мары. Папа в качестве посредника. Назревающее крушение снов, – помогла я ему вспомнить, после нескольких спокойных вдохов.

– Точно. Ты можешь себе представить, что большинству Демонов Мара не нравится, что затеял твой отец. Они думают, что за ними шпионят и боятся, что их куда-нибудь запрут. Вполне понятно, что нам нужна абсолютная свобода. Это самое главное для нас. Однако есть некоторые, кто готов сотрудничать. Они хотят знать, почему они являются теми, кто они есть. Они уверены, что твой отец это выяснит и исцелит их. Чтобы они, наконец, могли умереть. Так же, как вы, люди.

Мы люди. Мне не понравилось, как Колин вдруг провёл чёткое различие. Хотел ли он тоже умереть? В уголках его губ обозначились горькие складки.

– Если я и нахожу что-то хорошее в его планах, то это. Найти что-то, что позволит нам умереть.

Я почувствовала себя несчастной. Прошло то опьянение, которое я испытывала в мыслях, думая о нашей короткой невесомости на поле. Колин хотел умереть. Его слова легли, как свинцовые гири, мне на живот.

Со своей смертью он пусть, пожалуйста, подождёт. Пару десятилетий больше или меньше, не играет уже больше никакой роли.

– А всё остальное ты считаешь не приемлемым? – спросила я. Почему-то у меня была потребность защитить моего отца.

– Размышления, стоящие за всем этим – да, возможно, – ответил Колин. – Но он спровоцировал войну. Мары борются друг с другом. Древние хотят оставаться и дальше собой и спокойно похищать сны. А ещё есть некоторые, но очень могущественные революционеры, которые сохранили остатки человечности и доверяют твоему отцу. Существуют вполне притягательные, утончённые и очень интеллигентные личности среди Маров. Поэтому они ещё более опасны для людей. Твой отец ..., – Колин, задумавшись, замолчал.

– Что? – спросила я, настаивая. – Что с ним?

Колин посмотрел на меня серьёзно. На мой вкус, слишком серьёзно.

– Я тебе один раз говорил, что он может прожить очень долго. На много дольше, чем другие люди. Да, это верно. Такая возможность существует. Но я не верю, что она сбудется. Он находится между двух огней. И доверять Марам, как это частично делает он, ну, это всё равно, что играть в домино с разблокированными ядерными боеголовками.

У меня кровь отхлынула от лица. Сразу же мне на ум пришёл тот, кто звонил. Был ли это один из древних? Если да, то он, должно быть, принадлежал к революционерам. Ведь он приспособился к современному миру и использовал телефон. Или он притворился и охотился за моим отцом?

– Может ли он доверять своим сторонникам или нет, но у него есть потенциальные враги с обеих сторон. Так же и со стороны людей. Потому что, как ты думаешь, что случится, если он сделает решительный шаг и позволит узнать людям то, что мы существуем ...?

– Они посчитают его сумасшедшим, – закончила я мысли Колина.

– Не только это. Вы предполагаете, что вы одни. Хотя вы и придумали вампиров, эльфов, троллей, магов, ведьм – значительный арсенал. Милые забавы, чтобы хотя бы мысленно можно было обойти смерть стороной. Но если станет известно, что действительно существуют другие, похожие на людей существа, с неизвестной силой, существа, которые не могут умереть – это поколеблет всё ваше мировоззрение. А это заложено в людях, отреагировать на это защитой и агрессией. Просто подумай об инквизиции. Сегодня для этого существуют учреждения, куда запирают.

Медленно я начинала понимать, какие чудовищные последствия мог иметь папин план. Я не знала, что было хуже, стать врагом Маров или людей. Иметь отца, который погибнет в борьбе или окажется в смирительной рубашке. Было заметно, что Колин становиться всё беспокойнее. Его кожа потеряла весь цвет. В глазах лихорадочно блестело. Но в мыслях он всё ещё был со мной.

– Но если твоему отцу удастся сделать то, что он замыслил и при этом его не объявят сумасшедшим, то вы сможете использовать силу своих снов. А мы сможем, наконец, умереть или питаться чем-то другим. Например, у него есть план, найти Маров, которые были бы готовы у сильно травмированных людей высосать их воспоминания и их кошмары. Но если ему это не удастся ...

Я не хотела представлять себе это. Почему папа не мог выбрать себе нормальное хобби? Может быть, рыбалку? Или собирание марок? Но внезапно я подумала о его записях в дневнике и обо всех отказах в работе, которые он получил, несмотря на его отличные свидетельства об окончание. То, что его атаковали, повлияло на его карьеру. Скорее всего, за его планами скрывалась не только его страсть к исследованию, а так же желание всё изменить. И я могла понять это.

– Эта конференция моего отца в Цугшпитце, о которой ты знал, как это связано? – спросила я.

– Скорее это была не конференция, а встреча. Несколько лет назад я слышал, что там, наверху, живёт один из нас. Один из древних.

– В Цугшпитце? – спросила я, не веря.

– Демоны Мара с удовольствием живут в экстремальных местах, с хорошими туристическими ресурсами. Свежая добыча подвозиться туда сама по себе. И, как правило, вкус снов отдыхающих лучше, чем у работающего населения. В то же время есть хорошие возможности уединиться на природе. Простой, легкомысленный мир, в котором никто не подсматривает за другими, – объяснил Колин с почти не скрываемым отвращением в голосе

– А откуда ты узнал о встрече? – расспрашивала я дальше.

– Я этого не знал, – признался он с улыбкой. Его глаза горели. – Ты только что рассказала мне об этом. Я только почувствовал, что твой отец уехал, после того как я настроился на его энергетические поля. Это всё.

Снова при мысли о способностях Колина мне стало немного не по себе. Настроился на энергетические поля. Уф.

– Энергетические поля. Точно. Почему, собственно, ты заметил моего отца так поздно? Ты ведь должен был его учуять.

Колин фыркнул, наполовину восхищенно, наполовину уничижительно.

– Он прикрывается. Ваш дом находится в долине и весь зарос виноградом и паслёновыми растениями. И у него имеются орхидеи, не так ли?

– Да, – воскликнула я в изумлении. – Но как это связано между собой?

– В некоторых пасленовых растениях находятся вещества, которые могут влиять на сны людей. Они становятся нечистыми и искусственными. И поэтому люди с множеством таких растений вокруг себя выпадают с нашего радара. Иногда я вроде бы думал, что что-то чуял, хоть и сомневался в этом, но мне бы и в голову не пришло, что он здесь. Кроме того, его никогда не было, когда я привозил тебя домой, правда?

Я задумчиво кивнула.

– Ну да, и еще орхидеи – это же не нормальные орхидеи. Это сорт с сильным запахом, так ведь? Он, кажется, ничего не делает наполовину. Но даже мягкие, едва уловимые для вас запахи разрушают сновидения и делают сон поверхностным и беспокойным. Мы ненавидим орхидеи.

Я вздохнула.

– Мне они тоже не нравятся. Вообще, мне это кажется каким-то гомосексуальным – папа и его орхидеи в кабинете. И даже в спальне. Но почему же ты не заметил его в Риддофе?

– Клиника – слишком много больных, душ, невидящих сны. Они мешают нашим инстинктам. Он там действительно в полной безопасности и может беспрепятственно заниматься своими исследованиями.

– И как ты меня ... Нашел? Ведь нашел, правда?

Взгляд Колина на мгновение смягчился.

– Ты облегчила поиск. Чердачная комната высоко над садом, никаких цветов, почти нет винограда. Твою душу я различил сразу. Только ты приехала, как я ее узнал. А вот твои родители... Мало спят, почти не видят снов, защищены растениями. У них всё было спутано. И не интересно.

На одно гнетущее мгновение промелькнула мысль о маме. Мало спит, почти не видит снов. Наверное, она спит крепко и спокойно только когда папа бывает на своих конференциях.

– Тот, кто звонил нам, – торопливо сказала я, потому что Колин становился все бледнее. Тени под его глазами пролегли уже до висков. – Кто это мог быть? Что ему было нужно?

– Могу себе представить, что твой отец наводил обо мне справки. Может, это его информатор. У нас сообщения частенько блуждают неделями. Но, в конце концов, они находят адресата.

– Давай ещё раз вернёмся к разговору о смерти. – Это не давало мне покоя. – Вы что, вообще не можете умереть?

Колин поджал губы. Может быть, он думал о том же, о чём и я. Если Мары не могли умереть, тогда Тесса была ещё жива.

– Можем, – сказал он холодно. – Один способ есть. Но этот способ не для меня.

А для Тессы? Он не подходил и для Тессы?

– В чем он заключается? – допытывалась я.

Он резко встал. Рокот в его теле становился всё мощнее. Ещё немного, и ситуация выйдет из-под контроля. В кустах опять зашуршало.

– Эли ..., – сказал он, замечтавшись. – Там олени. Я должен что-то поесть. Тебе надо ...

– Да, мне надо уходить, я знаю.

Как всегда. Я встала. Моя ночь ещё не закончилась. Я должна была устроить засаду.

– Я сама найду дорогу домой.

Разговаривать дальше с Колином не имело смысла. Его мысли были уже не здесь. Не говоря больше не слова, я отправилась в путь. Но когда я оставила ворота позади себя, он вдруг оказался возле меня.

Его глаза блестели. Он шагнул в слабый свет, который посылали тысячи звёзд через верхушки деревьев над нами. А пьянящий аромат его кожи превратился в запах, в который я хотела окунуться с головой и купаться в нём всю свою жизнь. Лишь с трудом я удерживала своё равновесие.

– Ещё одну вещь я хотел сказать тебе, Эли. – Он снова говорил на Гельском, и всё-таки я понимала каждое слово. Теперь его лицо было совсем близко. Как нежный ветерок его шёпот коснулся моего уха. – Ты для меня необыкновенная человеческая женщина.

Я хотела обнять его за шею, но там была пустота. Вдалеке я услышала гортанный, низкий крик – крик животного. Ветки ломались, и что-то тяжёлое грохнулось глухо на землю.

Колин пил. Торопливыми шагами, быстро и пружинисто, я бежала домой. Никто не умрёт. Ни я, ни Колин, ни Тильман, и папа тоже нет.

Глава 34. Любовники

Равнодушно я налила себе четвертую чашку чёрного кофе. Мой желудок урчал из-за такого количества кофеина, а мои пальцы дрожали, но мне ещё несколько часов нельзя засыпать.

Поездка верхом на Луисе отдавалась болью в мускулах, когда я снова залезла на свой письменный стол. Отсюда у меня был самый лучший обзор вниз, а папин театральный бинокль помогал мне наблюдать. Мне нужно было преодолеть себя, чтобы сосредоточить мысли на моём замысле и сфокусировать чешущиеся глаза.

Меня всё ещё сильно преследовало то, что Колин рассказал мне о моём отце. То, что папа был дипломатом между людьми и похитителями снов – было с одной стороны, очень захватывающим, а так же немного романтично. С другой стороны, он подвергал себя огромному риску. Он мог попасть в свою же клинику, или, что ещё хуже, быть убитым.

Я посмотрела на часы. Двадцать минут пятого. Ещё немного и наступит рассвет. Я горячо надеялась, что таинственный курьер, приносящий карты Таро, скоро покажется. Я чувствовала себя настолько разбитой, что мне даже не хотелось есть, хотя голод свирепствовал в моём желудке. Но жевать и глотать казалось мне утомительным, а о походе на кухню я даже не хотела думать.

Но внезапно вся боль в одно мгновение была забыта. Я быстро схватила бинокль и сфокусировала его. Действительно кто-то направлялся к нашему дому. Одинокий силуэт, не выше одного метра шестьдесят.

– Так я и думала! – прошептала я торжествующе.

Не включая свет, я спрыгнула с письменного стола и сбежала по лестницы. Я пробралась вслепую к двери зимнего сада, скользнула быстро через двор к улице. Он шёл с верхней стороны участка, я подкрадывалась с нижней.

Теперь он достиг переднего двора, остановился и огляделся – вполне очевидно ища интересный способ забросить третью и последнюю карту.

Я плотно прижалась к стене, повернула за угол и бросилась одним скользящим движением в узкий проход между густым рододендроном и передней стены дома. Я бы сама похлопала себя по спине от удовлетворения, когда увидела, что мой курьер карт направляется к веранде. Ведь в его репертуаре ужасов не хватало того, чтобы положить карту перед дверью, позвонить и убежать.

На четвереньках я проползла по мягкой земле и встала, как бегун на сто метров, в исходное положение. Как только его тень появилась возле меня, я оттолкнулась и прыгнула вперёд.

«Ха!» хотела я закричать.

Но мой крик победы застрял в горле. Прежде чем я смогла вырвать у него карту, он схватил меня за горло и жестоко швырнул в сторону железных перил крыльца. Не промахнувшись, его кулак попал мне прямо в глаз. Я больше не могла дышать, а перед глазами вспыхивали вспышки света.

Тем не менее, я подняла колено и пнула с размаха ему между ног. Рывком он отпрянул, что заставило его ослабить хватку на моём горле. Я вырвала свою шею из его сильных рук и начала кричать.

– Прекрати сейчас же, ты, долбанный идиот, это я!

Я закашлялась. У меня всё ещё было такое впечатление, будто его пальцы давят мне на горло. Мой рот наполнился слюной. Неженственно я её сплюнула, всё ещё задыхаясь. Мои глаза слезились, а в скуле было такое чувство, будто её сломали. Тильман остановился.

– Эли? – раздался из полутьмы передо мной его вопрошающий взрослый голос.

Ничего не ответив, я прошла, шатаясь, через двор в зимний сад. Несколько мгновений спустя я изнутри распахнула входную дверь. Тильман стоял передо мной с опущенными руками на веранде. Нерешительно он наклонился и поднял конверт, который при нашей борьбе упал на пол. Я вырвала его у него.

– Можно я угадаю? – прошипела я сердито. – Любовники? Смерть? Повешенный?

Когда наверху я сидела в засаде, я ещё раз пролистала мамину книжку о картах Таро и запомнила те карты, которые казались мне зловещими. А это, безусловно, должно быть что-то зловещее. Тильман с удивлением посмотрел на меня.

– Любовники. Это Любовники, – сказал он спокойно. Ничего в его лице не указывало на то, что он только что, как вышедший из-под контроля дебошир, набросился на меня. Вспышки света перед моими глазами побледнели, но теперь опухал мой глаз.

– Для меня это становится немного зловещим, – пробормотал Тильман и посмотрел на меня вопросительно. – О чём ты только думала?

Возмущённо я покачала головой.

– О чём я думала? – закричала я. – Для тебя это становится зловещим? А кто бросает мне камни с жуткими картами в дом ночью, в то время как снаружи рушиться мир?

– Это просто камень, – поправил меня Тильман привередливо.

– Закрой рот и дай мне сначала сказать, – прервала я его раздраженно. В соседнем доме зажёгся свет. Я схватила Тильмана за руку и втащила в коридор. Не хватало ещё, чтобы наш спор посреди ночи стал всеобщим достоянием.

Достаточно было того, что мне последующие дни придётся ходить с подбитым глазом. Как только мы оказались в гостиной, я снова закричала. Тильман неподвижно слушал.

– Если кто-то здесь и должен задаваться вопросом, что всё это значит, то это, скорее всего, я! – кричала я ему. – Скажи мне в лицо, если хочешь что-то мне сообщить. А не разыгрывай здесь этот маскарад!

Возбуждённо я ходила туда-сюда, в то время как Тильман, как само собой разумеющееся, уселся на наш диван.

– Маскарад. Это довольно красивое слово, – отметил он не по годам мудро. – И нет причины, что бы так волноваться.

– Нет? – наехала я на него и указала осуждающе на свой опухший глаз.

– Я имею в виду карты. Остальное было чистой самообороной. Я же не знал, что ты ночуешь в рододендроне.

Застонав, я опустилась в мамино кресло для чтения. Оно, заскрипев, просело, и, треща, разблокировалась подставка для ног. Мои ноги грубо взлетели вверх. Я посмотрела в сторону Тильмана. Конечно же, он усмехался. Но я больше не была в состоянии подняться и дать ему пощёчину, так, как бы мне хотелось это сделать. Поэтому я ограничилась тем, что показала ему средний палец.

– Таро карты работают не так, – сказал он учительским тоном. – Не имеет смысла, если карты буду толковать тебе я. Это ты должна сделать сама. Я их только вытащил. Любовники, кстати, не хорошая карта.

– Ах, – ответила я сухо. Кто бы мог подумать. – И почему вообще ты раскладываешь для меня карты?

– Потому что я думаю, что ты в опасности. У меня был странный сон. Почти что видение. И я подумал, что лучше сообщить тебе об этом. – Он коротко прокашлялся. – Тебе надо положить лёд на твой глаз.

Ну, тогда он превосходно притворил своё видение в жизнь. Колин, по крайней мере, пока меня ещё не избивал. Я закрыла устало глаза и стала всё обдумывать. Ладно, у Тильмана не было злых намерений. Максимум догадки. Я его так и оценила: хотя он и был очарован сверхъестественным, при этом рассуждал трезво, чтобы полностью поверить в это. Он только экспериментировал. Он был в поисках истины.

И если я не ошибаюсь, за всем этим пряталось сильное одиночество. Тем труднее мне было говорить с ним на чистоту. Но это было необходимо.

– Перестань меня преследовать, – сказала я строго. – Но прежде всего, перестань преследовать Колина. Это не хорошо.

– Ты не имеешь права мне приказывать, Эли.

– Тильман, это уже больше не чаепитие. Я это говорю не потому, что хочу избавиться от тебя. А потому, что так и должно быть! – закричала я и встала с маминого кресла. На мгновение у меня перед глазами зарябило. Или это было солнце, которое только что взошло и погрузило зимний сад в яркий красный свет?

– Нет, – ответил он. – Почему я должен тебя слушать?

– Я не могу тебе этого сказать.

– Нет, – повторил он упрямо. – Знаешь, это не справедливо. Я доверял тебе и взял с собой в лес. Я послушался своего сна и вытянул карты. А теперь появляешься ты и запрещаешь мне что-то, не обосновывая этого. Я нахожу это дерьмовым.

Он поднялся, взял карту Таро с гостиного стола и разорвал её пополам.

– Вот! – фыркнул он и бросил её мне под ноги, прежде чем быстро покинуть комнату. Три секунды спустя хлопнула входная дверь. Музыкальная подвеска в зимнем саду тихо зазвенела.

– О Боже, – причитала я и села на пол. – Как мне надоел весь этот театр.

Любовники ... Я взяла обе половинки от карты и соединила их снова вместе. Он хотел меня предупредить. А я выгнала его из своей жизни, в то время как Колин высасывал из мозга олений сны о периоде спаривания.

Я достала папин гипотермический пакет, который он использовал, когда у него была мигрень, из морозилки и кое-как дотащилась наверх. Не раздеваясь, я легла в свою кровать и приложила гипотермический пакет к глазу. Мне срочно была нужна пауза. Нужно что-то поесть, позаботится о своих ранах, помыться. Но прежде всего мне нужно поспать.

Одной рукой я натянула на ноющие плечи тонкое летнее одеяло. Птица на краю леса – кричала ли она вообще ещё? Прежде чем я смогла услышать её крики, я глубоко и крепко заснула.

Глава 35. Голые факты

– Мне он нравился.

Мой голос прозвучал укоризненно. Но это было правдой. Мне нравился Тильман, и теперь я была вынуждена нашу начинающуюся дружбу пресечь на корню. Я хотела написать ему письмо, но должна была, к моему стыду, признаться, что даже не знала его фамилии. Но даже если бы и знала – я ведь не могла ему объяснить, почему я должна была это сделать.

И еще потому, что Колин был единственным человеком – по крайней мере, кем-то, похожим на человека – с кем я могла ещё поговорить, поэтому ближе к вечеру я просто пошла к нему. Я плохо выглядела. С синяками на шее, с ушибами на спине и рёбрах и с фиолетовым опухшим глазом.

Но Колин продолжал и дальше сидеть на коленях на полу, повернувшись ко мне спиной, и сортировал стопки бумаг и документов. Он пока ещё ни разу не взглянула на меня.

– Для меня дьявольски трудно находить друзей, – продолжила я говорить. – А он, в любом случае, больше мне не друг.

– К сожалению, такое случается, – сказал только Колин и продолжил сортировать дальше.

– Так, значит, случается, – ответила я ехидно.

Колин кинул стопку бумаг в угол так сильно, что листья в беспорядке рассыпались, и тяжело вздохнул. Боже мой, вот у него было настроение. Такое же плохое, как у меня.

Сегодня утром по радио что-то говорили о самом жарком дне года и уже пригрозили, что затем жара спадет. Осень наступит рано в этом году. Снаружи было уже больше 30 градусов, а они говорили об осени. Я это ненавидела. И теперь я стояла здесь, в доме Колина, а он ещё больше ухудшил моё настроение тем, что бросался бумагами и не обращал на меня внимания.

– Эли, – вздохнул он угрюмо. Его спокойствие казалось вынужденным. – Я не просил тебя связываться со мной. Это включает в себя и потерю друзей. Но ты сама всё время возвращалась.

Он попытался пробить дырки в одной из многочисленных стопок бумаг, но механизм заклинило. Раздраженно он швырнул дырокол об стенку камина. Он открылся, и белые конфетти закружились, как заблудившийся снег в душном воздухе.

– Что, было не вкусно сегодня ночью? – спросила я язвительно. Может быть, я играла с огнём. Но это всё же было лучше, чем сделать то, что я действительно хотела: упасть на пол и рыдать.

Наконец Колин повернулся, и его мрачный взгляд превратился в чистое изумление, когда он увидел моё лицо. Ну, наконец-то. Он сразу же встал и подошел с хмурым взглядом ко мне. Инстинктивно я отпрянула, когда он поднял руку.

– Эй, я тебе ничего не сделаю, – прошептал он и потянул меня к лестнице.

– То же самое я думала и о Тильмане, – проворчала я.

– Пошли наверх. Мне нужно все тщательно осмотреть.

В ванной комнате я села на закрытую туалетную крышку, в то время как Колин ощупывал мой глаз своими прохладными, утешающими пальцами. Было больно, но я старалась дышать неглубоко и не жаловалась.

– А это что такое? Засос?– спросил он насмешливо и коснулся моей шеи. Я предпочла не отвечать. Для шуток у меня не было настроения. – Это всё заживёт. Нужно только немного времени.

Он внимательно посмотрел на меня. Из его глаз исчезли последние ледяные голубые крапинки. Я попыталась уклониться, но он взял мой подбородок в свои руки, так что я должна была смотреть на него.

– Зачем ты вообще надеваешь рубашки, если не застёгиваешь их? – спросила я жалко. – И что это за бумаги там внизу?

– Материал из университета. В скором времени я пишу экзаменационные работы, – сказал он и сделал пренебрежительный жест. Что касается вопроса о рубашке, его он совершенно не принял во внимание. Тем не менее, я потянула за мягкую, тонкую ткань, которая снова больше открывала, чем скрывала.

– Она старая, не так ли? – Теперь мой голос звучал уже намного спокойнее. Колин кивнул.

– Ей немного больше ста лет. Я не знаю, как часто я её уже зашивал и чинил. Попробуй сделать это с вашими дешёвыми тряпками, сделанными в Китае. Они не переживут и двух лет.

– А твои сапоги? – допытывалась я. Хотя он и был снова босиком, но гниющие сапоги и Колин – в моей голове это было связано друг с другом. – Сапожник ещё жив?

– Я мог бы в них танцевать на его могиле, – подразнил он с кривой усмешкой. – Это типичная причуда Демонов Мара. Хранить старые вещи. Я не единственный, кто так делает.

Мы некоторое время молчали. Я почти не удивлялась, почему он не спрашивал, как я заработала свои травмы. Либо он это знал, либо представлял, что случилось. Наш короткий разговор успокоил меня. Здесь, в ванной комнате, было приятно прохладно. Тем не менее, я приподняла свои густые волосы, чтобы воздух мог достичь моей вспотевшей шеи.

– Я знаю, он младше, но мы как-то понимали друг друга, – снова заговорила я о Тильмане и благоразумно умолчала, что он отказался прекратить свои преследования. На сегодняшний день с меня хватило взбучки. Возможно, это было просто чистое упрямство, и он передумает.

– Ты беспокоишься о разнице в возрасте? – засмеялся Колин. – Нас разделяет 140 лет. И это, кажется, тебя не волнует.

Он сел, скрестив ноги, на пушистый коврик и смотрел на меня снизу вверх, забавляясь. Странное это было свидание. Но это меня не беспокоило. Оно было таким чудно личным.

– Ну, всё зависит от того, как воспринимаешь этот возраст. А так, ты очень хорошо сохранился. Очень хорошо.

И это мягко сказано. Тени под его глазами исчезли, как будто их никогда и не было. Его кожа, как всегда, безупречно светилась. А потом эти волосы – я просто должна была прикоснуться к ним. Робко я вытянула руку и взяла прядь пальцами. Она сразу же зашевелилась, нежно и эластично, но я почувствовала покалывание на ладони, как будто меня не сильно ударило током.

Колин ждал с полузакрытыми веками, пока я не закончила своё исследование.

– Вероятно, я чувствую свой возраст как двадцати летний, – сказал он, наконец, задумчиво. – Конечно, столько лет не проходит бесследно. Душа меняется. Тем не менее, возраст – это только число. Тебе ведь тоже не семнадцать.

– Нет? – спросила я наполовину удивленно, наполовину польщено.

– Нет, – ответил он, улыбаясь. – У тебя упрямство, как у пятилетней девочки, тело пятнадцатилетней девушки и душа, по крайней мере, тридцатилетней женщины. А твои глаза не имеют возраста. В них есть что– то вечное.

Итак, были ли это комплименты или нет? Эта вещь, насчёт глаз, прозвучала прекрасно, и я заметила, что мне стало ещё немного теплее. Душа тридцатилетней. Это, напротив, казалось не особенно сексуальным, но хорошо объясняло, почему я никогда не могла поговорить с Дженни и Николь о важных вещах.

Колин встал и прошёл без комментариев в спальню. Застенчиво я побрела за ним.

– Что теперь? – Я облокотилась на дверной проём, вопросительно глядя на него.

– Ты почти не спала, – сказал Колин и прогнал кошек с кровати. – Отдыхай.

Приглашение прозвучало заманчиво. В комнате было полутемно, и мягкий воздух задувал в настежь открытые окна.

– А потом? – спросила я сонно.

– Потом мы пойдём гулять с Луисом, – ответил Колин спокойно и подвёл меня к кровати. Я едва могла стоять на ногах.

– Нет, не пойдём, – запротестовала я слабо, сопротивляясь против давления его рук, которые мягко толкали меня вперёд. Без дальнейших церемоний он схватил меня и бросил на кровать. Скрепя, она подо мной просела.

– Ой, – воскликнула я.

Я упала на свои ушибы. Застонав, я схватилась за бок. Может быть, всё-таки было хорошо, что Тильман больше не был моим другом. Качая головой, Колин сел ко мне на кровать и вытащил мою футболку из штанов, прежде чем я могла что-то против этого предпринять. Уверенно он задрал её наверх.

– Скажи мне, чем вы оба занимались? – спросил он в недоумение и положил свою прохладную руку на отеки.

– Я думаю, у Тильмана куриная слепота. Он не узнал меня, когда я, не предупредив, бросилась на него из кустов и хотела вырвать карту из его руки. И тогда он просто защищался.

Колин ощупал второй ушиб. Я должна была сдерживаться, чтобы не засмеяться. Его холодные кончики пальцев посылали мелкую дрожь по моей коже. Может, Тильман даже хотел, чтобы я его поймала? Колин, казалось, был для него важен. Но мысли последнего были заняты моими травмами.