Текст книги "Раздвоенное сердце (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Колин и Тесса исчезли из моего поля зрения. Новый грохот потряс землю. Чьё тело вызвало его? Тессы или Колина? Но внезапно прикосновение к моей ноге в одно мгновение заставило оцепенеть все мои мысли. Прохладная морда прижалась к моей кровоточащей икры ноги, и голодное рычание третьего существа смешалось с ужасным грохотом битвы из ломающихся костей и гипнотического пения Тессы.

Мне не нужно было видеть животное, чтобы узнать его. Я знала его мечты, и они касались меня. Это был волк. Он учуял мою кровь. Значит, в лесу есть довольно много способов, чтобы умереть, поняла я. Пение Тессы оборвалось отвратительным бульканьем.

Ещё раз сломал ей шею. Я лежала неподвижно и ждала, что острые зубы волка вопьются мне в кожу. Пока он ещё не порвал её. Кожа человека такая же прочная, как кожа животного. Но к моему безграничному удивлению я вдруг почувствовала, как тёплый язык волка утешающе и очень тщательно стал облизывать мою рану. Прежде чем я успела понять, что со мной происходит, передо мной появились чёрные глаза Колина. Грубо он оттащил меня от мёртвого тела кабана, на которое я всё это время облокачиваться и чья кровь смешалась с моей, пока не оставил меня возле дерева. Мои глаза начали болеть и слезиться. Колин перевернул кабана на спину, разорвал одним движением его живот и воткнул свои ногти в сонную артерию, в то время как дымящиеся внутренности выскользнули на землю. Не моргнув глазом, он подставил сначала свой торс под струю крови, а потом и лицо.

Если бы я не была парализована, я бы отвернулась. Но так я должна была наблюдать за ним, без возможности закрыть глаза. Колин засунул руку в зияющее чрево кабана и вытащил всё ещё слегка трепещущее сердце; другой рукой он хватал без разбора ткани и кишки.

Волк оставался мирно сидеть рядом с мёртвым кабаном, а его жёлтые глаза, не отрываясь, смотрели, почти мечтательно, в безучастное лицо Колина. Колин выпрямился и ждал, когда Тесса снова придёт в себя. Долго ждать не пришлось, когда изнуряющий хруст её костей смешался с барабанным стуком дождя.

Она закашляла и захрипела, выплюнула чёрно-коричневые сгустки крови на свою одежду. Медленно она вытягивала член за членом. Потом она вскочила, как будто бы ничего не было, и стала раскачиваться взад и вперёд и при этом пела. Колин вытянулся во весь рост, голова гордо поднята, грудь выпячена, живот втянут. Теперь и он расправил руки и элегантно и проворно зашагал в сторону Тессы. Кишки в его руке тянулись по земле и оставляли слизистый след крови, который не мог смыть даже дождь. Довольная, полная надежды улыбка появилась на бледном лице Тессы. Колин тоже улыбался.

Нет, подумала я в отчаяние. Что ты делаешь? Что же ты творишь? Нет! Пожалуйста, не сдавайся! Но Колин продолжал держать свои руки поднятыми, пока его вымазанный кровью торс не коснулся одежды Тессы. Застонав, Тесса стала тереться о его грудь и прижалась лицом к его разорванной рубашке.

Колин крепко обнял её. И вот он уже начал шататься. Ещё несколько секунд и Тесса придавит его спиной к земле. Но прежде чем Колин потерял равновесие, волк резко вскочил и стал часто дышать. Его тело было настолько напряжённо, что его мышцы дрожали.

Содрогаясь, Колин прижал свои губы ко рту Тессы. Она села на колени. Не отрывая от неё губ, Колин намотал кишки вокруг её шеи, а сердце кабана он засунул ей в вырез её грязной одежды. Волк грозно зарычал. Колин завопил от напряжения, когда с помощью сильного удара кулака оторвался от Тессы.

В недоумении она попыталась схватить его за руку, чтобы притянуть его снова к себе. Но волк уже был там. Завыв, он набросился на спину Тессы и опрокинул её. Прежде чем я поняла, что Колин освободил меня от оцепенения, он уже был возле меня и поднимал с сильно оттопыренной рукой вверх.

– Мне нужно тебя отшлёпать, – ругался он. Я невольно отшатнулась от него, и он тут же отпустил меня. От него воняло внутренностями кабана и затхлой одеждой Тессы, мускусом её одутловатой кожи. Его щёки были настолько бледны, что я думала, что могла видеть сквозь кожу кости.

Крик Тессы пронёсся через тусклый лес, когда волк разорвал одежду и набросился на её упругое, мягкое тело. Колин согнулся пополам, как будто ему нужно было вырвать.

– Я касался её, везде, – задыхаясь, сказал он и прижал руку к горлу. – Её яд ... он у меня на коже.

– Дождь смоет его, – попыталась я его успокоить, хотя почти больше не могла выносить его близость и запах. – Сначала мы должны выбраться отсюда. Ты можешь идти?

Я не стала ждать ответа. Он был Маром, он должен был быть в состоянии сделать это. Хромая, я изо всех сил старалась идти вперёд, только бы подальше от этого ужасного крика, раздающегося позади.

– Отыщи Тильмана. Он должен теперь знать, что мы идём, – дала я указания Колину. Но теперь это была я, кто сбавил темп. Моя раненая нога почти больше не повиновалась мне, а потеря крови ослабила меня. Всё вокруг меня кружилось. Но скорее я бы умерла здесь на месте, чем позволила прикоснуться ко мне Колину. Он обнимал Тессу. Он поцеловал её, и он был весь в крови и слизи.

– Не смей! – зашипела я, когда он хотел взять меня за руку. Он остановился, кивнул и повернул в другую сторону. На четвереньках я ползла за ним. Недалеко перед нами журчало в подлеске. Мы достигли один из многих ручьёв. Колин поспешил к берегу и погрузил свой торс в воду, пока течение не унесло основную кровь и ткани.

Он так яростно тёр свою кожу ладонями, что это выглядело так, будто он хотел оторвать её от костей. Но он до сих пор выглядел так, словно не мог выносить сам себя. Нервно он посмотрел на меня. Я сделала один шаг в его сторону и втянула в себя воздух. Я снова почувствовала его запах. Его, а не Тессы. И его соблазнительный аромат вытеснил всё остальное.

– Всё хорошо, – сказала я тихо. – Теперь ты должен мне помочь.

Я так близко подошла к нему, что могла наблюдать за тем, как капли воды на его бледных щеках испаряются за считанные секунды. Колин поднял меня одним быстрым движением, положил себе на плечи и побежал лёгкой поступью прямо к машине. Тильман сидел, будто окаменев, на сиденье водителя.

Бесцеремонно Колин распахнул дверь, толкнул его в сторону, а меня подтолкнул назад к кузову. Он повернул ключ. Машина тут же завелась.

– Так, моя дорогая Эли, – прошипел Колин и повернулся угрожающе ко мне.

Тильман испуганно вздрогнул.

– Он в порядке, – успокоила я его быстро.

– После того, как ты угробила мою машину и чуть не убила себя, я был бы тебе очень благодарен, если ты мне сообщишь о своём плане.

Я посмотрела на него исчерпывающе. В физическом отношении, казалось, он был в порядке. О его душе сейчас не было времени беспокоиться. Но внезапно он снова согнулся пополам. Дрожь прошла по его телу.

– Эта бестия, – произнёс он измученно. Его руки соскользнули с руля. Колин опустил своё туловище, застонав, на пассажирское сиденье.

– Это последствия от её яда. Но они должны пройти, – сказала я оптимистично. Тесса не опрокинула его. Я это точно видела. И это было решающим фактором: не упасть. А остаться стоять. Это просто должно было пройти.

– Что делает паук? – спросила я, не отрывая взгляда от Колина. Тильман виновато от меня отвернулся.

– Эли, я действительно думал, что он мёртв. Я даже потряс банку. Но ... когда вы только что подходили – он вздрогнул. Или мне это только показалось?

Я позволила своему лицу опуститься на дно кузова и подавила панику. Ладно, план Б. В конце концов, я ожидала, что такое случится, хотя не думала, что это произойдёт так быстро. Значит, это просто ещё не закончилось. С трудом я подняла голову и посмотрела на Тильмана. Он кусал свои губы. Видимо, его действительно мучила совесть.

– Поезжай ты! – крикнула я. – И поторопись! В клинику моего отца. Мы должны выбраться отсюда, немедленно.

Тильман перелез через безвольное тело Колина назад на сиденье водителя и направил машину, хрипло дыша, через лес. На востоке небо окрасилось в красновато-коричневый цвет.

Я перелезла на переднее сиденье и приложила своё ухо к груди Колина. Я услышала рокот, слабый и тихий, но услышала. И потому что я надеялась, что смогу помочь побороть его отвращение к себе, отныне и навсегда, я осталась там лежать, рядом с ним. С болью во всём теле и кровоточащей ногой, но возле Колина. Я прижала свои тёплые кулаки ему подмышки, пока его грудь, наконец, не расслабилась.

Глава 42. Отсрочка

– Эли!

Кто-то грубо потряс меня за плечо. Но я не шевелилась. Я не хотела просыпаться. Было так приятно лежать здесь и дремать.

– Эли, чёрт, сейчас же просыпайся. Мы приехали!

Я попыталась сбросить руку со своего плеча, но она ухватилась за него ещё сильнее. Ногти впились глубоко в мою кожу. Потом внезапно стало так светло, что мои глаза открылись сами. Тильман светил мне фонарикам прямо в лицо. Тильман? Внезапно я осознала, где была.

– Мы приехали, – сказал Тильман ещё раз и показал раздражённо вперёд. Как зловещий монстр перед нами возвышалась клиника. – Что теперь?

– Чёрт, чёрт, – причитала я. Я не могла больше пошевелить ногой. Она свисала, как будто не принадлежала больше моему телу. Я облокотилась на грудь Колина, в которой всё ещё тихо, но успокаивающе клокотало, и протянула свои ноги, застонав и ругаясь, вперёд, пока не оказалась на краю кожаного сиденья в сидячем положении.

Колин лежал холодный и неподвижный позади меня, всё ещё съёжившись, но его черты лица разгладились.

– Ты уверенна, что он жив? – спросил Тильман скептически.

– Да, – ответила я, тяжело дыша, и осмотрела мельком свою ногу. Она была покрыта чёрной коркой, но из раны теперь сочился только сок.

От кровопотери я, во всяком случае, не умру. А если умру, то скорее от инфекции. Но она убьёт меня лишь через несколько дней. Гной, высокая температура, сепсис. Похороны.

– Почему ты хочешь завести его туда?

– Мёртвые души, – объяснила я кратко, потому что каждое слово приносило боль. – Работают как защитная броня, потому что им больше не снятся сны.

Я подождала несколько секунд, прежде чем снова смогла говорить без того, чтобы мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Потом я взяла паука и отдала его Тильману.

– Пожалуйста, возьми его, может быть, он мне ещё понадобиться.

Неохотно он подчинился и засунул банку в карман своей куртки с капюшоном.

– Мы должны отвести его поближе к закрытому отделению, – продолжила я приглушённо. – Там будет для него самое безопасное место. В какую-нибудь пустую комнату.

Закрытое отделение. То отделение, где лечат самые сложные случаи психических заболеваний. Люди, которые пытались убить себя или других, у которых была сильная зависимость от наркотиков. Или вообще больше не знали, кем они были, и следовали за какими-то воображаемыми голосами, которые приказывали им невероятные вещи. Всегда, когда папа рассказывал об этом, у меня пробегали по спине ледяные мурашки. И в то же время меня одолевало безудержное любопытство. Именно поэтому я теперь об этом так много знала, чтобы бояться этого.

– Значит, нам нужен план сражения, – предположил Тильман задумчиво и нахмурился. – У тебя он есть?

Я только покачала головой. Мне это уже надоело – составлять планы. А слово «план» я больше не могла слышать. Но то, как мы выглядели... Мы были более чем подозрительными. Я всё ещё была покрыта землёй, ветками и цветами. Колин – да, что было с Колином или что он делал, я точно не знала. Но так как Демоны Мара не могли спать, он, скорее всего, был в сознании. Тем не менее, и его тоже никто не должен видеть. Его брюки и рубашка были порванными, а к его белой коже всё ещё прилипали остатки крови. Тильман выглядел более-менее нормально, но это нас не спасёт. Я посмотрела на часы в машине. Около шести утра. Потом мой взгляд последовал по тёмному недружелюбному фасаду здания клиники.

Закрытые отделения почти никогда не находились на первом этаже. Обычно их устраивали на третьем или четвёртом этажах. Да, в верхней части здания я смогла увидеть решётки на окнах. А с этажа выше, как раз под самой крышей, спускался пожарный шланг до самого мощёного двора. Многие грязные непрозрачные стёкла окон имели трещины, и не было никаких жалюзи или ставень.

– Хорошо. Теперь у меня появилась идея, – сказала я собрано. – Я думаю, медицинский персонал делает в это время обход пациентов, разносят завтрак и выдают таблетки. Мы дождёмся благоприятного момента, когда мы его незаметно сможем поднять на верхний этаж. Потому что выглядит так, будто там идет ремонт. И сегодня воскресенье. Строителей там не будет.

Я вытерла, как смогла, землю с лица, но она прилипла, как цемент, к моей коже. Запах орхидей становился всё интенсивнее. Но моей самой большой проблемой была моя нога.

– Тебе придётся поддерживать меня.

– Без проблем, – ответил Тильман. – А что же с ним?

Я обернулась к безжизненному телу позади себя.

– Колин? – спросила я тихо и провела по его бледной щеке. Медленно его длинные, изогнутые ресницы поднялись, и он посмотрел на меня – испытывая отвращение к себе и всё ещё злясь, но в себе. Он ничего не сказал.

– Я думаю, он не разговаривает, чтобы сэкономить силу, – предположила я беспомощно. Потом я посмотрела Колину глубоко в апатично блестящие от лихорадки глаза. – Но нести мы тебя не сможем. А теперь, пожалуйста, никаких больше игр наподобие того, кто над кем возьмёт верх. Я не Луис.

Я протиснулась мимо Колина и вылезла из машины. Как в замедленной съёмке и всё-таки удивительно плавно, он выпрямился, вышел из машины и подошёл к нам. Его веки ни разу не моргнули.

– Как мы пройдём мимо вахтёра? – спросил Тильман объективно.

– Ты её можешь как-нибудь отвлечь? Парализовать или что-то ещё? – попросила я Колина и бросила взгляд на худую женщину в домике для вахтёров, которая уже удивлённо смотрела на нас.

Колин повернулся призрачно медленно в её сторону и уставился своими глазами в её. Её голова упала безвольно в сторону. Она уснула. Колин незаметно кивнул. Его ледяное дыхание погнало нас вперёд.

С жатой челюстью и кулаками я подавила крик, когда моя нога наткнулась на дверь лифта. Колин облокотился неподвижно о стену и опустил веки. Может, он медитировал, чтобы подавить своё отвращение?

Я изучала панель с кнопками. 1, 2, 3, 4. Пятого этажа нет. Разве папа не рассказывал недавно о невыносимых условиях? То, что строители каждое утро, в полдень и вечером, шумя, проходят мимо его самых тяжёлых и больных пациентов, чтобы попасть к лестнице, ведущей наверх, на чердак? Я нажала на кнопку с 4. Лифт начал двигаться. Даже из-за этого небольшого рывка я зашаталась от боли. Тильман перехватил меня. Короткий подъём отдался тревогой в животе.

– Можешь, пожалуйста, ещё раз? – спросила я Колина нежно. В конце концов, нам нужно было как-то войти. А закрытые отделения вели к неизбежно закрытым дверям. Он не ответил. Его молчание поколебало моё терпение.

Двери лифта открылись, скрепя. Я встала спиной к холодной стене, рядом с трёхкратно запертой дверью и попыталась с помощью глубоких вдохов уменьшить пульсирующую боль в ноге. Тильман оглядывался с любопытством. Колин встал как раз напротив двери, взгляд непоколебимо направлен на замок. Мучительные минуты проходили, пока не послышалось приближение шагов, и не загремел замок. Рука Колина беззвучно вытянулась вперёд. Он поймал безвольное тело медбрата, прежде чем он смог упасть, и положил его небрежно на пол. Мужчина громко захрапел. Колин ненадолго обвис, потом его мускулы и сухожилия снова превратились в сталь. Несмотря на мою раненую ногу, через несколько мгновений мы достигли конца коридора. Позади нас раздался рыдающий крик, который просто не хотел становиться тише.

– Ещё раз я не смогу это сделать, не становясь при этом для вас опасным, – проникнул голос Колина в моё сознание.

– Поняла, отправила я, молча, послание в ответ.

Осталось-то всего несколько метров. Мы не прошли ещё и трёх шагов, когда из двери с левой стороны в конце коридора высунулся зад, покрытой белым, одного из медбратьев.

– Давайте сюда, – прошептал Тильман и подтолкнул нас в комнату с правой стороны.

Колин последовал за нами, закрыл дверь и на четвереньках пополз по стене вверх. Потом он прилип спиной к потолку.

– Классно, – пробормотал Тильман и забыл на одно мгновение поддерживать меня.

Застонав, я упала.

– Привет, – сказал девичий, но пугающе изнурённый голос возле меня. – А вот и снова вы.

Озадачено я развернулась, в то время как Тильман поднимал меня снова на ноги. Мы почти оба упали. Маленькая толстая женщина стояла возле нас, с отсутствующим взглядом и строго разделёнными жидкими волосами. На ней была надета махровая пижама с вышитыми розовыми медвежатами.

– Э... да, – сказала я дружелюбно и села на свободную кровать.

– А почему вы здесь? – спросила она. Это звучало так, как будто она задавала этот вопрос уже бесчисленное количество раз и вовсе не была заинтересована в ответе.

Спонтанно я не могла придумать болезнь, которая бы мне подошла.

– Мания величия, – прорычало надо мной. Я посмотрела наверх: Колин всё ещё свисал неподвижно с потолка. Старуха последовала за моим взглядом.

– Только что покрасили, – сказала она с гордостью и направила свои бледные глаза снова на меня. Она не увидела и не услышала Колина.

– Ну? Скажите уже, почему вы здесь? – прошептала она заговорщицки.

– Я не знаю, – сказала я. – Вероятно по ошибке.

Женщина улыбнулась по-детски, но её глаза оставались пустыми.

– Да, да, так говорят все. Но они уже находятся тут долго. По крайней мере, три недели. Я всегда видела их за завтраком.

Я сглотнула. Женщина показала своим пухлым пальцем на саму себя и сказала шёпотом:

– Шизофрения. Но я скоро выйду. Мне можно будет выйти на свободу. Вам нужно будет ещё остаться. А мне можно будет выйти. Мне можно выйти.

Она повторяла это как мантру, как будто благодаря этому всё станет правдой.

Потом она прервала сама себя высоким "о" и уставилась на свою пустою таблетницу. Её улыбка внезапно исчезла.

– Вы сегодня ещё не принимали таблеток. Вам нужно принять таблетки. Подождите, я позову медбрата ...

Колин бесшумно упал вниз и вытолкал нас с холодным дыханием из комнаты. И действительно, дверь в конце коридора была открыта. Слишком хорошо знакомая рука сомкнулась вокруг ручки.

– Нет! – закричала я, испугавшись, когда Колин стал двигаться в ту сторону, и я хотела остановить его. Но ледяной ветер погнал Тильмана и меня за ним мимо папы, на лестничную площадку.

– Елизавета! – Папа смотрел на меня, не веря своим глазам, потом он последовал за нами. Дверь с грохотом закрылась. Ещё раз за нами раздался хриплый стон женщины, которая только что безумно кричала. Где-то капала сточная труба, и пахло дезинфицирующим средством и строительными отходами.

– Ничего ему не делай, – умоляла я, но Колин снова вернулся в свою медитативную неподвижность, глаза закрыты, тело как из камня.

– Елизавета, – сказал папа ещё раз и смотрел на меня озадаченно, прежде чем его взгляд обратился к Колину и потемнел.

– Ладно, хорошо, – сказала я невнятно. – Он не убежал. Он с ней сражался. А я... я его оттуда вытащила, и если ты нам сейчас не поможешь, тогда я перееду завтра к Паулю и никогда больше не вернусь. Никогда!

– Ты становишься всё тяжелее, – пожаловался Тильман и присел на колени. Я скользнула к стене. С нескрываемым очарованием я наблюдала за тем, как свежая ярко-красная кровь вытекла из моей раны на пол.

– Я не позволю шантажировать себя, Елизавета, – сказал папа. Это прозвучало не очень убедительно.

Испуганно он смотрел на мою рану. Храбро я дотронулась до крови и нарисовала ей лицо на полу.

– Хорошо, – захихикала я. – Тогда завтра я поеду к Паулю и умру там. Ха-ха.

К лицу на полу я добавила два огромных уха, шею и большую грудь. Тщательно я выбрала место для сосков.

– Боже мой, да ребёнок полон галлюциногенов, – застонал папа и начал срывать с моего тела лишайники. – Ты думаешь, что очень умная, – проворчал он и убрал ветку белладонны из моего пояса. – Но то, что она, в их присутствие – он бросил сердитый взгляд в сторону Колина, – становиться во много раз сильнее, если носить её непосредственно на теле, а тем более при потери крови, наверное, ускользнуло от тебя при твоей экскурсии в ботанике.

– Я даже выпила, – объявила я гордо.

– О Боже, – застонал папа и похлопал меня по щекам, чтобы я не заснула. Я укусила его за палец.

– Ах, значит, в этом был смысл с этими растениями, – позабавился Тильман. – Господи, Эли, я уже подумал, что ты совсем сошла с ума.

– Так тоже можно сказать, – проворчал папа, который как раз запутался в мамином чёрном куске материи. – Что ты вообще тут делаешь?

– Ладно, я думаю мне пора исчезнуть, – пробормотал Тильман подчёркнуто безучастно и направился к лестнице.

– Ключи от машины, – прозвучало сердито от стены, возле которой присел Колин.

Он протянул руку, раскрыв ладонь. Я снова захихикала и начала задумчиво заплетать папины волосы в маленькие косички, в то время как он упрямо боролся с корнем мандрагоры, который застрял у меня в воротнике.

– Ну, хорошо, – недовольно пробормотал Тильман и уронил ключ в руку Колина. – Можно мне тогда брать у тебя уроки каратэ?

– Убирайся сейчас же! – закричал папа, разозлившись.

– Я уже ушёл, – сказал Тильман примирительно. – Я позвоню тебе, Эли.

– Если буду ещё жива, то возьму трубку, – усмехнулась я довольно. Папа вытянул последнюю ветку из моих волос и пошёл вверх по лестнице на верхний этаж. Я могла слышать, как он между всего ремонтного оборудования распахнул дверь.

– Давай сюда! – приказал он.

Колин сбросил с себя своё неподвижное, как камень, состояние и метнулся напоминающими кошачьи движения шагами вверх по лестнице и в комнату, из которой затхлый воздух дошёл до меня. На одно мгновение моё сознание прояснилось, и я хотела последовать за Колином. Но папа уже снова был возле меня. Предупреждающе он обхватил меня за запястье.

– Так, моя девочка, а теперь мы позаботимся о тебе.

– Это, наконец, то всё? – спросила я. Меня вырвало два раза на папины штаны, потому что он не посмел дать мне обезболивающего, в то время как промывал и зашивал рану. Потому что я всё ещё находилась не в таком уж и не неприятном кайфовом состоянии, о котором никто не знал, как долго оно продлиться.

Как принцесса, я восседала на операционном столе и смотрела, как спокойно работали папины руки. Умело он протянул чёрную нитку через края раны и завязал узел.

– И это был действительно ...?

– Дикий кабан, – успокоила я его, растягивая слова. Я приставила пальцы к своим ушам, чтобы имитировать острые бивни кабана, наклонилась вперёд и закричала: – Бу!

Папа взял, качая головой, бинт.

Когда остались видны только мои пальцы под белыми повязками, облака за молочными стёклами продвинулись в сторону, и показалось утреннее солнце. Яркие лучи упали на скальпели, и они заблестели серебром. Папа и я зажмурили глаза и отвернулись. Мой дурман так же быстро улетучился, как и появился, и боль жестоко захватила весь мой разум и чувства.

– Отвези меня домой, папа, – попросила я прежде чем ослабела, и, потеряв сознание, опустилась на прохладные, зелёные простыни операционного стола. Только в воскресенье вечером мама пришла в себя от шока, пошла на кухню и поджарила пару сочных стейков. Сначала их запах завлёк папу, в то время как я сидела на кровати и массировала свои ноющие от боли виски.

Нога постоянно пульсировала, но температуры у меня не было. Когда я услышала, как стучат столовые приборы, я схватила свои костыли и заковыляла вниз. Мама и папа сидели молча друг против друга, не смотря друг на друга и не говоря друг с другом. Я взяла себе стейк и посмотрела сначала на маму, потом на папу. Они смотрели мимо меня.

– Я хочу к нему, – прервала я напряжённую тишину. – Сейчас.

Мама уронила нож. В уголках её глаз блестели слёзы. Папа глубоко вздохнул и посмотрел на меня. У меня застрял кусок мяса, который я как раз жевала, в глотке. Поспешно я схватила стоящий на другом конце стола стакан маминого вина и выпила его одним гладком. Кислота жгла в моём горле.

Папа встал.

– Тогда пойдём со мной, Елизавета.

– Нет, – прошептала мама.

– Почему нет? Ты ведь хотела, чтобы она узнала правду, – сказал папа с суровостью в голосе.

«Какую правду?» спрашивала я себя, и чувство угнетения невыносимо возросло.

Мама вздрогнула и посмотрела не него сердито.

– Я хочу этого, и в то же время не хочу. Так же как я хочу быть с тобой, а иногда вот не хочу.

– Не могли бы вы обсудить свои проблемы в отношениях позже? – упрекнула я их. – Вы ведёте себя весьма по-детски.

Не двусмысленным движением руки папа показал мне следовать за ним. Двадцать молчаливых минут позже мы стояли в пустом тёмном крыле клиники, над закрытым отделением, друг против друга.

– Он там, – сказал папа и показал на тяжёлую, железную дверь. – Пять минут, – добавил он. – Я буду ждать здесь.

Хотя мне это не нравилось, но мой инстинкт подсказал мне, что я правильно сделаю, если позволю ему остаться поблизости. Почему только он так быстро согласился с моей просьбой? Это было на него не похоже. Я проковыляла к двери, нажала на заржавевшую ручку и распахнула её.

– Колин! – Я хотела броситься к нему, но его взгляд остановил меня.

– Нет, Эли, оставайся там, где стоишь, – закричал он предупреждающе.

Я остановилась.

– Почему? – начала я, но ему не нужно было ничего объяснять.

Колин сидел в углу этой пустой комнаты на шатком стуле, руки связаны за спиной. На нём всё ещё были его изодранные брюки и рваная рубашка, но очевидно, он смог помыться. Его глаза сияли лихорадочным блеском и были окружены тёмно-синими тенями. Везде на лице просвечивали вены фиолетового цвета. Жёстко выступали скулы под натянутой кожей. Он выглядел больным. И очень голодным. И потом было что-то ещё, что я не хотела признавать, но и не могла игнорировать. Это меня пугало. Колин пугал меня. Теперь его грудь затряслась, и рычание вырвалось у него из горла.

Резко он отвернулся и стал смотреть на луну, которая проглядывала через маленькое зарешеченное окно. Снаружи, где-то вдалеке, я услышала волчий вой. Руки Колина потянули за верёвки. Но они были так туго перевязаны, а также прицеплены к трубе батареи, что он не мог от них избавиться. Ни в этом состоянии.

Я даже не пыталась остановить слёзы. Боль в горле была невыносима и доходила до самого сердца.

– Почему он связал тебя? – рыдала я.

– Я хотел так, – сказал Колин хрипло. Он не смотрел на меня. – Так будет лучше.

Мои слёзы капали на грязный пол и оставляли тёмные круглые пятна. Они были попросту растрачены. Чисто бесполезная трата. Несмотря на предупреждение Колина, я подошла к нему, наклонилась и подставила щёку к его холодному рту. Мои костыли с грохотом упали на пол. Опять его грудь задрожала, а его язык жадно облизывал мою кожу. Я опустилась на свои дрожащие колени. Это было не так, как обычно. С каждой слезой, которую он съедал, из моего тела выходила сила. Но я стиснула зубы, вытеснила безумную боль в ноге и выдержала всё до конца.

Я должна была плакать, потому что в противном случае задохнулась бы, а он был голоден. Всё было просто. Мы помогали друг другу. В конце концов, я могла потом пойти домой и съесть остатки маминого стейка. Когда мне стало немного легче на душе и я могла держаться на ногах только прилагая огромные усилия, Колин, застонав, оторвался от меня.

Я протянула руки вверх, поднялась, опираясь на его плечи, к нему на колени и опустилась на его грудь. Я поцеловала его голую кожу. На ощупь она была как замороженная. Я позволила моим губам подняться вверх – да, здесь на его горле мои слёзы оставили тёплый след. Рокот в его теле, который только что был не регулярным и принуждённым, стал более спокойным и ритмичным. Какое-то время мы молча ждали, пока у меня снова не появилось немного энергии, а тёплый участок на горле Колина достиг его груди.

– Она не умерла, не так ли? – спросила я то, что уже давно знала. Тильман позвонил мне после обеда. Паук иногда шевелил своими ногами, как будто хотел попробовать, может ли он их использовать. Колин засмеялся, фыркая. Это прозвучало как шипение раненого зверя.

– Она просто не умирает. Я бы пытался и дальше, но ... Эли, посмотри, пожалуйста, на меня. Я тебе ничего не сделаю, я клянусь. Посмотри на меня.

Я подняла голову. В его глазах всё ещё была лихорадка и голод, но мои слёзы подействовали. Бледное отражение прошлого блеска возвратилось назад.

Он устало улыбнулся.

– Я бы продолжил бороться против неё дальше, если бы ты не появилась – скорее всего, зря. Но когда я учуял тебя, во всех этих цветах и ветках, как ты так смело и упрямо шагала ей навстречу ... Это вытянуло из меня силу, но так же сделало меня счастливым.

– Тогда у тебя очень странный способ показывать это, – вставила я. – При том, что моя маскировка сработала. Она меня не заметила.

– В конце концов, это бы случилось, поверь мне. И представь себе, галлюциногены начали бы действовать уже в лесу ... То, что она получит нас обоих – нет, я бы ей этого не позволил. – Он серьёзно посмотрел на меня. – Только вот это не решение.

Я отодвинула это высказывание подальше от себя. Я не желала признавать этого.

– Что же. Значит, ты всё-таки не умер. Вот так.

Колин слабо улыбнулся и покачал головой. Неожиданно мной овладела башенная ревность. Я оторвалась от него, встала, качаясь, и стала сердито на него смотреть. Колин невозмутимо смотрел в ответ.

– Чёрт, Колин, как ты только мог подпустить к себе такую женщину. Ты был молод и красив, а она – она просто отвратительна! Я всё время думала у неё лицо, как у модели, но ... – Беспомощно я замолчала. Я всё ещё не понимала этого.

– Если она делает то, что делает – вгрызается в душу и заставляет поверить, что она твоё спасение – тогда она прекрасна. Она как обещание. Но в тот момент, когда я понял, что со мной должно случиться, то увидел её истинное лицо. И ты права. Она отвратительная ведьма.

Я больше не могла стоять. Я снова опустилась Колину на колени и прикоснулась щекой к его прохладной груди, чтобы сохранить ясную голову. Но уже мои слёзы начали терять свою силу. Рокот в его теле стал более пронзительным и нервным. Его голод вернулся. А с ним и ужас, который снова и снова поднимался во мне, если я прижималась слишком близко к телу Колина. Он начинал становиться опасным.

– Крысы здесь не очень-то питательны, Эли, – сказал он с горечью. – Недалёкие, жадные сны – размножение и жратва, больше ничего. Я не знаю, как долго я смогу это ещё вынести. Мне нужно открытое небо надо мной, свобода. Мне нужна ночь. И мне нужна моя лошадь.

Снова ветер принёс к нам далёкий вой волка. Невольно Колин потянул за верёвки, опутывавшие его запястья. Я увидела, как они глубоко впились в его кожу. Голубая кровь потекла вдоль его пальцев и капала с заострённых, острых, как бритва, ногтей. Голос Колина стал ниже и более гневным, когда он продолжил говорить.