Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Беги Суханов

Соавторы: Аширмурад Мамилиев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Пьесы

НА РАСПУТЬЕ
Драма в двух действиях

60-летию образования Союза Советских Социалистических Республик посвящается

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М.  И.  К а л и н и н.

Г е л ь д ы – Б а т ы р.

Г е о р г и й  А н т о н о в.

К е л ь д ж е.

К а л а ш и н.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и.

М е р д а н – П а л ь в а н.

М у р а д – Г ю р з а.

А з а т – Ш е м а л.

М а р и я.

С а п а р.

А т а – Т ю р к.

С а х р а г ю л ь.

С е к р е т а р ш а.

С т а р и к  т у р к м е н.

Б о й ц ы  д о б р о в о л ь ч е с к о г о  о т р я д а.

Н у к е р ы, б а с м а ч и.

М и л и ц и о н е р ы.

События происходят в 1920-х годах.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Приемная М. И. Калинина в Ашхабаде. В кабинете стол, стулья, диван и кушетка. Одна из дверей ведет в кабинет М. И. Калинина.

За столом  с е к р е т а р ш а.

Открывается дверь. В приемную заглядывает  с т а р и к  т у р к м е н.

С е к р е т а р ш а (усталым голосом). Отец, опять вы?! Умоляю вас, поймите же, нет сейчас Михаила Ивановича. Нет, нет! Сколько раз можно говорить одно и то же? Вы по-русски понимаете?

С т а р и к. Мал-мал понимай, дочка. Я ведь издалека приехал. Очень важный дело есть. Очень надо, пойми. Очень издалека.

С е к р е т а р ш а. Откуда бы вы ни приехали, отец, товарища Калинина сейчас нет. Приходите завтра утром.

С т а р и к. Вах, но ведь я… Когда это утро будет?.. Не скоро, дочка. Вах-вах!..

С е к р е т а р ш а. Да не вздыхайте вы, пожалуйста. Все напрасно, отец. Домой идите, домой. Если у вас есть заявление или жалоба, оставьте мне, я передам лично товарищу Калинину. Вы написали заявление?

С т а р и к. Вах, дочка!.. Если бы я мог писать заявления, разве бы я был сейчас здесь? Я был бы мирзой! Большим начальником!

С е к р е т а р ш а. Отец, дорогой, ну, пожалуйста, поверьте мне, Михаил Иванович придет не скоро.

С т а р и к. Хорошо, дочка, тогда я буду ждать Калин-джана на улице. (Исчезает.)

С е к р е т а р ш а (ворчит). Очень трудный день. И вчера был трудный. Все хотят видеть Михаила Ивановича. И у всех, разумеется, самые важные, самые неотложные дела. Люди идут и идут. (Направляется в кабинет Калинина.)

Дверь открывается; в приемную, ступая на цыпочках, входит  К е л ь д ж е. В руках у него большая палка-посох. Он делает несколько шагов по комнате. В приемную опять заглядывает  с т а р и к  т у р к м е н.

К е л ь д ж е. Это самое… Нельзя, нельзя. Эй, как тебя там?.. (Пытается закрыть дверь.) Нельзя, говорю, сынок!

С т а р и к. Я – сынок?! Это ты мне – сынок! И почему нельзя? Тебе, значит, можно, а мне почему-то нельзя, да?

К е л ь д ж е. Ах, какой ты упрямый! Это самое… Удивительно, как тебя уговорили в свое время покинуть утробу матери? Извини, конечно, что я заговорил об этом. И все-таки ты очень несообразительный, недогадливый человек! Ты что это вздумал равнять меня с собой?

С т а р и к. А ты что – внук белого царя?

К е л ь д ж е. Эх, темный ты человек! Отсталый турок! Белого царя давно в помине нет, а ты говоришь про его внука! Я – государственный человек, я почти вступил… в этот самый… в капратил… Ясно тебе? А внук белого царя – это ты сам. Понял?

С т а р и к. Замолчи, эй, замолчи! И перестань трясти своей козлиной бородой! Ты надоел мне! Тьфу!

К е л ь д ж е. И ты надоел мне! Тьфу! (Выталкивает старика за дверь. Папаха старика падает на пол.)

Голос старика за дверью: «Эй, ты, отдай мою папаху! Отдай, говорят, а то хуже будет!»

Это самое… На кой черт мне сдалась твоя папаха! (Держит дверь.)

Появляется  с е к р е т а р ш а, подскакивает к Кельдже, легонько хлопает его ладонью по спине.

С е к р е т а р ш а. Что здесь происходит? Что за безобразие? Я ведь сказала вам, отец!..

К е л ь д ж е (продолжает держать дверь). Вот и я говорю ему… (Оборачивается.)

С е к р е т а р ш а (видит, что обозналась). Так это не вы? Вы ведь были без бороды, кажется.

К е л ь д ж е. Нет, это я. И борода всегда при мне. Это самое…

С е к р е т а р ш а. А вы откуда взялись? Как вы здесь оказались, товарищ?

К е л ь д ж е. Это самое… Я пришел к Калин-джану. Вхожу – а здесь никого нет.

С е к р е т а р ш а. Так, понятно.

К е л ь д ж е. А потом сюда начал лезть вот этот самый… Ну, я и решил…

С е к р е т а р ш а. Все ясно. Вам нужен Михаил Иванович? Но он приедет поздно. Сегодня приема не будет. Приходите завтра.

К е л ь д ж е. То же самое я сказал и этому упрямцу. (Кивает на дверь.) Это самое… Ты, дочка, занимайся своим делом, а я… Это самое…

С е к р е т а р ш а. Ну что вы заладили, товарищ, одно и то же?! «Это самое, это самое…» Лучше объясните коротко, что у вас за дело к Михаилу Ивановичу?

К е л ь д ж е. С удовольствием объясню, с большим удовольствием, дочка. Это самое… Я – Кельдже, сын Амана-Проказника. Это самое… Мы из рода Иг. Понимаешь, что это значит, дочка? Это самое… То есть мы – чистокровные туркмены, настоящие, стопроцентные туркмены, не смешанные с персами. Понимаешь теперь? Кроме того, мы – из племени Тильки. Тильки – значит «лиса». Это по-туркменски…

С е к р е т а р ш а. Товарищ, очень рада за вас, что вы из рода Иг и что вы – Тильки.

К е л ь д ж е. Да не я сам тильки-лиса! Ох, непонятливая! Это самое… Племя наше так называется – Тильки. А что, у вас, у русских, этого нет? Вам неважно, из какого рода и племени человек?

С е к р е т а р ш а. У нас, дорогой товарищ, выясняют происхождение человека не по роду и племени, мы обычно интересуемся классовой принадлежностью человека.

К е л ь д ж е. Ну, хорошо, допустим, у вас так. К какому же классу в таком случае вы относите людей из племени Тильки? Ты не забыла, дочка?.. Тильки – значит «лиса».

С е к р е т а р ш а. Не знаю, не знаю я, что вы за лисы? Да и вообще… Что вы мне голову морочите, товарищ? Как вы попали в эту комнату?

К е л ь д ж е. Вах, подумаешь! Я еще не в такие комнаты могу попадать!..

С е к р е т а р ш а. Я вижу, товарищ, вы человек остроумный и веселый. Однако не будем терять время на пустые разговоры. Давайте займемся каждый своим делом.

К е л ь д ж е. Так это мне как раз и надо! Я пришел по делу. Слушай, дочка. Вот мы, люди племени Тильки… Это самое…

С е к р е т а р ш а. Пожалуйста, покороче. Что вам угодно?

К е л ь д ж е. Мне надо увидеть Калин-джана.

С е к р е т а р ш а. Послезавтра товарищ Калинин будет выступать на городском митинге, там вы его и увидите.

К е л ь д ж е. Нет, я хочу увидеть его сегодня. И именно здесь. Я хочу сообщить товарищу Калин-джану важное известие. Что, не веришь? Это самое…

С е к р е т а р ш а. Товарищ Калинин вернется усталый, ему надо отдохнуть. Он ведь живой человек, не из железа. Приходите завтра. Это самое… Тьфу, вы, товарищ, заразили меня вашими словечками!

К е л ь д ж е. А я слышал, что Калин-джан никогда не устает, работает и днем, и ночью.

С е к р е т а р ш а. Повторяю, он живой человек.

К е л ь д ж е. А я повторяю, дочка, что мне надо видеть его сегодня. Давай сделаем так, дочка, ты займись своим делом, а я сяду здесь и подожду.

С е к р е т а р ш а. Ох, какой вы упрямый! Где ваше заявление? Дайте мне его. Придет товарищ Калинин – я лично передам ему.

К е л ь д ж е. Заявление? Что такое заявление, дочка? Как я тебе дам то, чего у меня нет?

С е к р е т а р ш а. Вот я и объясняю вам: надо было вначале написать заявление, а потом уже приходить.

К е л ь д ж е. «Написать, написать»… Ну, скажешь тоже! Разве я умею писать? А что, без этого самого заявления никак нельзя?

С е к р е т а р ш а. Нельзя. Это самое… О господи, опять!

К е л ь д ж е. Если нельзя, ты сама и напиши мне… А, дочка? Это самое… Напиши, пожалуйста.

С е к р е т а р ш а. У меня нет времени.

К е л ь д ж е. Нехорошо, дочка, отказывать гостю, который к тому же годится тебе в отцы. У нас, в Туркмении, это не принято. Гость – это всегда от бога, запомни. Прошу тебя, напиши. И не бойся, я тебе за, то, что ты напишешь мне это самое заявление, дам… это самое…

С е к р е т а р ш а (смеется). Что это самое?

К е л ь д ж е. Как его?.. Ну, это самое… (Делает тремя пальцами характерный жест.)

С е к р е т а р ш а (пытается возмутиться). Знаете что, товарищ?!

К е л ь д ж е. Ну, хорошо, хорошо, не сердись, дочка… А что, у вас, у русских, это не принято?.. Хорошо, не берешь вознаграждение – еще лучше. Только напиши.

С е к р е т а р ш а. Хорошо, так и быть. (Садится к столу.) Говорите, что писать?

К е л ь д ж е. Пиши, пожалуйста, так. Во-первых, пиши… Эс-салам алейкум, Калин-ага. Теперь дальше… Мы тысячу раз благодарны нашему единственному творцу аллаху за то, что твоя нога ступила на туркменскую землю, и мы поэтому тысячу раз готовы произнести: эльхамдульильлях!.. эльхамдульильлях!..

С е к р е т а р ш а. Товарищ, товарищ! Это что, мечеть вам?

К е л ь д ж е. Что, нельзя про аллаха?

С е к р е т а р ш а. Михаил Иванович атеист, он не верит в бога. Он верит в человека, в определенные экономические законы.

К е л ь д ж е. Вот как? Хороший человек – и не верит в бога?! Это самое… Однако, мне кажется… Ну, хорошо, вычеркни про аллаха. (Оборачивается к зрительному залу.) Ну и ну! Взял и вычеркнул имя аллаха! Что же теперь будет?.. Нет, не видать мне теперь своей верблюдицы!.. Так, пиши дальше… Добро пожаловать, Калин-джан! Пусть твоя голова всегда будет поднята гордо! Пусть ты всегда будешь в добром здравии!.. Пиши дальше… К тебе обращается Кельдже из туркменского племени Тильки, сын Амана-Проказника…

С е к р е т а р ш а. Товарищ, говорите по существу. Это самое…

К е л ь д ж е. Ага, опять! Ты не спеши, не спеши, дочка. Это самое… Пиши дальше… Моего деда звали Язлы Гочак. Это был бедняк из бедняков. Почти всю свою жизнь он проработал у бая слугой и жениться сумел лишь на старости лет… Написала?.. Давай дальше… Так он жил, и наконец аллах призвал его к себе. Уходя, он оставил на этой земле сына, то есть моего отца, и верблюдицу. Мой отец тоже был этим самым… батраком у бая. Он ушел из жизни, не сумев довести количество оставленных ему верблюдов до двух…

С е к р е т а р ш а. Товарищ, зачем товарищу Калинину нужна вся эта история?

К е л ь д ж е. Нужна, очень нужна, дочка! Ты пиши, пиши. Лишь бы ты успевала писать… Да, затем на свет появился я – Кельдже. Я тоже, как и все мои предки, был бедняком. Однако кое-что мне удалось сделать. Я сумел довести количество верблюдов до двух… Это самое…

С е к р е т а р ш а (в сторону). Подумаешь! Великое дело сделал!

К е л ь д ж е. Правильно говоришь, дочка! Очень трудное дело я сделал! Это самое… Но пока я удвоил количество своих верблюдов, ох и пришлось мне хлебнуть горя! Однако, представляешь, дочка, как я был счастлив, когда эти мои верблюдицы принесли мне наконец по одному верблюжонку? Ах, как я радовался! Теперь у меня было вдоволь вкусного белого айрана и верблюжьего чала. Но опять пришла беда – басмачи, да накажет их аллах! Пришли и забрали силой одну из моих верблюдиц! И верблюжонка одного тоже угнали. Ах, какая это была верблюдица! Породистая, племенная! Видела бы ты, дочка, ее мордочку! Чтобы купить такую, мне пришлось поехать чуть ли не на край света – в Теджен! Это самое…

С е к р е т а р ш а. И что же теперь? Это самое… Хотите, чтобы басмачи возместили вам вашу потерю?

К е л ь д ж е. Возместят они, жди!

С е к р е т а р ш а. Действительно, жалко вашу верблюдицу!

К е л ь д ж е. Ты должна понять, дочка. Ты ведь тоже… это самое… женщина. Да, а теперь местные власти пристают ко мне. Это самое… Говорят: раз за тобой числится четыре верблюда, двух ты должен отдать в капратил.

С е к р е т а р ш а. В кооператив.

К е л ь д ж е. Я и говорю: в капратил.

С е к р е т а р ш а. Раз надо отдать в кооператив, вот и отдали бы. Другие ведь отдают. Устав для всех один.

К е л ь д ж е. Что, разве у меня четыре верблюда?

С е к р е т а р ш а. Два. Вы сами только что сказали. Это самое… Тьфу!

К е л ь д ж е. Что я сказал? Что я сказал? Ты когда-нибудь видела, что такое верблюд, дочка?

С е к р е т а р ш а. Конечно, видела.

К е л ь д ж е. Нет, не видела. Клянусь аллахом, никогда не видела настоящего верблюда. Если бы видела, ты была бы в состоянии отличить взрослого верблюда от верблюжонка. Нельзя верблюжонка считать верблюдом. Это самое… И я сказал тебе, одну верблюдицу с верблюжонком угнали басмачи!.. Это самое…

С е к р е т а р ш а (прекращает писать, разочарованно). Вот уж не думала, товарищ, что вы такой мелочный человек!

К е л ь д ж е (конфузится). Почему же мелочный, дочка? Просто я надеюсь: может, жива еще моя верблюдица с верблюжонком?

С е к р е т а р ш а. Думаете, сюда забрела? Думаете, Михаилу Ивановичу нечем больше заниматься, как только вашими верблюдами?

К е л ь д ж е. Но ведь должен кто-то входить в положение таких бедняков, как я! Если бы басмачи не угнали ее… Это самое…

С е к р е т а р ш а. Сами виноваты! Надо было еще до этого отдать их в кооператив. Тогда бы вы избавились от ненужных хлопот.

К е л ь д ж е. Верблюдица – это не хлопоты, дочка! Верблюдица – это хорошо, очень хорошо! Верблюдица кормит туркмена, верблюдица поит туркмена, верблюдица одевает туркмена! Верблюдица – это очень, очень хорошо! Запомни. А отдать верблюдицу в капратил – это все равно что отдать ее басмачам.

С е к р е т а р ш а. Это почему же?

К е л ь д ж е. Да потому, что капратил не может защитить свой скот от басмачей.

С е к р е т а р ш а. Но ведь и вы не смогли.

К е л ь д ж е (вздыхает). Не смог. Потому и пришел к товарищу Калин-джану. Может, он найдет управу на басмачей!

Входят  К а л и н и н, А н т о н о в  и  Г е л ь д ы – Б а т ы р.

К а л и н и н. Слышите, товарищ Гельды-Батыр? И здесь идет разговор о басмачах. Вот вам и ответ на вопрос: в какой степени сейчас это серьезно для Туркмении?

К е л ь д ж е. Да как же о них не говорить, почтеннейший, не знаю, как тебя звать?.. Это самое… Ведь они – да накажет их аллах! – и мою верблюдицу… Это самое… Понимаешь?

К а л и н и н (смеется). Понимаю, понимаю. Прежде всего, здравствуйте, товарищ!

К е л ь д ж е. И тебе тоже – салам алейкум, почтеннейший! (Протягивает Калинину руку, знаками спрашивает Гельды-Батыра: мол, кто это, что за человек?)

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Товарищ Калинин. Из Москвы.

К е л ь д ж е. Да ну! Калинин?! Сам Калин-ага?!

К а л и н и н (весело). А что, дорогой товарищ, разве я не похож на Калинина?

С е к р е т а р ш а выходит.

К е л ь д ж е. Это самое… Когда мне говорили: «В Туркмению едет Калин! Едет Калин!» – я представлял себе богатыря вроде нашего Мердана-Пальвана, шурина вот его – Гельды-Батыра, а ты, оказывается… Это самое…

К а л и н и н. Ну, ну, смелее! Что – это самое? (Садится за стол.)

К е л ь д ж е. Да нет, ничего…

К а л и н и н. Все-таки? На кого же я похож, уважаемый?

К е л ь д ж е. Это самое… Извини, но ты похож на такого же дайханина, как я сам. Мне кажется, Калин-ага, у тебя там, наверху, есть, наверное, большая поддержка, а?

К а л и н и н. Есть, уважаемый, есть.

К е л ь д ж е. Я так и думал. Кто же это, если не секрет?

К а л и н и н. Партия Ленина.

К е л ь д ж е. А-а, это самое… Значит, ты тоже из племени Ленин-ага, вставшего на защиту бедняков всего мира?

С е к р е т а р ш а  возвращается, в руках у нее пачка бумаг.

С е к р е т а р ш а. Михаил Иванович, это все вам. Я отобрала самое важное.

К а л и н и н (просматривает бумаги). Спасибо, Нина Андреевна. И здесь тоже – басмачи, басмачи, басмачи… Кстати, Гельды-Батыр, как у вас в масштабах республики обстоит дело с оружием? Я помню ваше письмо. Вы получили винтовки?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Получили, товарищ Калинин, получили. Большое вам спасибо за содействие! Винтовки мы сейчас же распределили по районам – в народную милицию. И все-таки оружия у нас мало.

К а л и н и н (показывает на Кельдже). Этот товарищ сетует совершенно справедливо. Необходимо действенно помогать дайханам, охранять их труд, их имущество. Завтра я буду говорить с товарищами из ЦК. Кроме вашего отряда, Гельды-Батыр, надо создать еще несколько добровольческих отрядов в областях и районных центрах Туркмении. Наша большая ошибка заключается еще и в том, что мы слишком уж суровы по отношению к середняку и зажиточному крестьянину. Мы несправедливо смешиваем их с басмачами и тем настраиваем их против себя. А в результате – дружба врозь. Они держатся от нас на расстоянии, не хотят знаться с нами. Всякие перегибы с нашей стороны приводят к тому, что середняки частенько присоединяются к басмачам. Владимир Ильич Ленин говорил, что с помощью насилия ничего невозможно создать. Насилие по отношению к середняку, считал он, – это самое что ни на есть политическое вредительство. Наша цель, товарищи, не в том, чтобы посажать в тюрьмы неугодных нам, несогласных с нами людей или же насильно загнать их в кооперативы. Надо их убедить, надо добиться такого положения, чтобы народные массы сами, добровольно перешли на нашу сторону. Многие крестьяне здесь, в Туркмении, еще не разобрались в истинных целях большевиков и потому пребывают в бегах, боятся, не доверяют нам.

К е л ь д ж е. Вах, Калин-джан, истинная правда! Это самое… Будь неладен этот Мердан-Пальван, но ведь вначале он тоже был с вами, с большевиками. А затем что-то ему не понравилось. Чем-то вы его обидели. И теперь, веришь, Калин-джан, нет злее и лютее врага, чем он. Это он увел мою верблюдицу с верблюжонком… Вернее, его нукеры.

К а л и н и н. Вот, пожалуйста! Значит, наши коммунисты на местах обошлись с ним несправедливо. Значит, местные власти действовали, не разобравшись, что к чему, перегнули палку. Обычная история.

К е л ь д ж е. Верно говоришь, почтеннейший. Это самое… Вот недавно пришел ко мне Курбан-Тилькичи из исполкома и наорал на меня. Почему, говорит, ты, контра, не отдаешь в капратил своих верблюдов? Во-первых, я не знаю, что такое контра. Во-вторых, с какой стати я должен отдавать в его капратил своих последних верблюдов, которые для меня и кусок хлеба на старости, и в то же время транспорт? И в-третьих, если мы все, дайхане, знаем, что Курбан-Тилькичи сукин сын, хоть он и в исполкоме, как мы можем довериться его капратилу? Как говорится, каков мулла – такова и мечеть!

К а л и н и н. Этот крестьянин здраво рассуждает. Я полностью на его стороне. Мы, организаторы советской власти, не всегда четко представляем себе все сложности жизни дайханина, не знаем его веками формировавшуюся психологию. У него от рождения привычка к собственности. Это надо понимать. А в политике это надо учитывать практическими действиями. Всегда!

А н т о н о в. Михаил Иванович, мы строго ориентируемся на декреты, директивы и указы партии в отношении крестьянства.

К а л и н и н. На директивы надо ориентироваться не столько строго, сколько творчески, диалектически, проверяя практической отдачей их целесообразность. Директивами и указами следует пользоваться, прежде всего исходя из интересов революции, интересов народа, исходя из особенностей данной республики, данной нации. К сожалению, многие коммунисты на местах забывают, что директивы и указания партии должны осуществляться в соответствии с местными условиями жизни. Подобные товарищи приносят нашему делу больше вреда, чем пользы.

К е л ь д ж е. Я слышу, почтеннейший, ты говоришь мудрые слова. Спасибо тебе за них!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Михаил Иванович, извините, у меня к вам еще одна просьба. Большая и последняя.

К а л и н и н (смеется). Не зарекайтесь, товарищ Гельды-Батыр. Досадно, что местные органы власти не дают крестьянам удовлетворительные и исчерпывающие ответы на все их вопросы. Досадно слышать о перегибах, об извращениях линии партии. Это наносит существенный урон нашему делу. От этого страдают и наша политика, и наша экономика.

К е л ь д ж е. Вах, если бы Мердан-Пальван не переметнулся от вас, большевиков, к басмачам, если бы вы удержали его при себе, я бы не лишился своей верблюдицы с верблюжонком и судьба не занесла бы меня в этот кабинет, не отнимал бы я сейчас у тебя твое драгоценное время, Калин-ага!

К а л и н и н. Вот видите, товарищ Гельды-Батыр, выходит, и наша с вами вина есть в том, что этому дайханину сейчас плохо.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Лес рубят – щепки летят, товарищ Калинин. Так, кажется, у вас, в России, говорят? И еще я слышал на Украине: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. (Смеется.)

К а л и н и н. Плохо, очень плохо, что щепки летят. В наше дело они летят, товарищ Гельды-Батыр, в наше великое дело. Работа нам предстоит большая и долгая. Эту великую работу желательно с самого начала делать аккуратно, чистыми руками. Ясно?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Ясно, товарищ Калинин. Учиться будем на ходу.

К а л и н и н (улыбается). Что верно, то верно. Так что за просьба, товарищ Гельды-Батыр?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Михаил Иванович, мою просьбу только вы один можете удовлетворить.

К а л и н и н. Говорите, слушаю вас. Если будет хоть малейшая возможность…

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Оставьте у нас Антонова. Мы с Георгием четыре года прослужили в одном полку. В нашем добровольческом отряде, который сейчас создается, нужен толковый комиссар.

К а л и н и н. Об этом вы говорите с самим Георгием Николаевичем. Действительно, его больным легким необходим теплый климат, это мне известно. Словом, лично я не против.

А н т о н о в. Михаил Иванович, а как же…

К а л и н и н (перебивает). Георгий Николаевич, вы должны по-хозяйски отнестись к своему здоровью. Оно не только ваше, но и наше, то есть общественное. (Смеется.) Солнце Туркмении пойдет вам на пользу. Кроме того, вы знаете местные условия, характер туркмен, а они знают ваш характер.

А н т о н о в. Туркменскую землю я считаю своей второй родиной.

К а л и н и н. Вот и отлично. Решено. Итак, товарищ Гельды-Батыр, и эта ваша просьба удовлетворена. Но мы будем спрашивать с вас.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Я готов.

К а л и н и н. С бандитизмом в вашем районе должно быть покончено! Сейчас это очень важно. Ваш район дает основной хлеб республике.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Главное, товарищ Калинин, сколотить хороший отряд и хорошо вооружить его.

К а л и н и н. А в чем загвоздка?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Люди не так охотно, как мы хотели бы, идут к нам еще и потому, что у нас туговато с оружием, с боеприпасами. Районные руководители не очень-то поддерживают нас в этом вопросе.

К а л и н и н. Да, то, что добровольцы не рвутся к вам, – это скверно.

К е л ь д ж е. Эгей, почтеннейший Калин-ага, да кто же пойдет добровольно на эту волчью стаю?! У них ведь это самое… Есть столько этих самых… Ну, как их?.. С круглой-то пастью…

К а л и н и н. Что, что? Я не понял.

К е л ь д ж е. Ну, это самое… Тьфу, будь проклято даже их название!.. Ага, вспомнил! Пушки, пушки! У них есть даже пушки!

К а л и н и н. У басмачей – пушки? Неужели? Впервые слышу. (Смотрит вопросительно на Гельды-Батыра.)

К е л ь д ж е. Есть, есть, почтеннейший Калин-джан!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Товарищ Калинин, да откуда у них пушки?! Старик преувеличивает.

К е л ь д ж е. Это самое… Как там тебя звать?.. Ты не говори так. Я точно знаю, что у басмачей есть… это самое… пушки.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Ты видел их своими глазами?

К е л ь д ж е. Да, можно сказать, видел.

А н т о н о в. Когда вы их видели?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Ничего он не видел. У страха глаза велики.

К е л ь д ж е. Не наговаривай на меня, Гельды-Батыр. Я старый человек. Есть у басмачей пушки, есть!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Вот заладил. Тебя спрашивают, когда ты их видел и где?

К е л ь д ж е (растерянно). Это самое… Значит, не то, чтобы я сам лично, своими глазами видел… Но их видел такой же человек, как и я.

А н т о н о в. Кто этот человек?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Кадыр-Болтун?

К е л ь д ж е. Да, он. Наш мельник.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Все ясно. Кадыр-Болтун пулемет называет пушкой.

К а л и н и н. Но пулеметы у басмачей, выходит, есть?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Пулеметы есть, товарищ Калинин. Англичане снабжают их.

К а л и н и н (с горечью). На тружеников-дайхан – с пулеметами! Да, надо всерьез брать в руки оружие, надо раз и навсегда покончить с басмачами!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Уверяю вас, товарищ Калинин, мы с Георгием создадим такой отряд, что…

К е л ь д ж е (перебивает). Это самое… Когда создадите хороший отряд, вы должны… Это самое… Словом, и я тоже…

К а л и н и н. Уважаемый, на коней сядут те, кто помоложе, а вы будете спокойно сеять пшеницу, хлопок.

К е л ь д ж е. Нет, почтеннейший Калин-джан, как я смогу спокойно что-то делать, зная, что в этот момент хромой бандит Мердан-Пальван отправляет по кусочкам в свой огромный, как мешок, живот мою верблюдицу с верблюжонком?! Чувство справедливой мести не дает мне покоя! Я хочу отомстить за свою дойную верблюдицу, за своего невинного верблюжонка! А вторую свою верблюдицу я хотел бы подарить тебе, уважаемый Калин-ага – от своего имени и от имени всех моих односельчан. Только она сейчас в ауле. Не знаю, как нам быть…

К а л и н и н (смеется, приложив руки к груди). Спасибо, спасибо за верблюдицу! Я вижу, вы очень щедрый человек, уважаемый. Но там, где я живу, нет никакой возможности держать такое величественное животное. Может, вы подарите свою верблюдицу Георгию Николаевичу, если он, конечно, согласится?

К е л ь д ж е. Раз ты так хочешь, Калин-ага, я отдам ему мою верблюдицу. Но сможет ли он достойно оценить все бесценные качества этого прекрасного животного?

К а л и н и н. Сможет, сможет. Георгий хороший парень.

Раздается телефонный звонок. Секретарша поднимает трубку.

С е к р е т а р ш а. Здравствуйте. Сейчас… Михаил Иванович, вас. (Передает трубку Калинину.)

К а л и н и н (берет трубку). Да, слушаю… А, это вы, Кайгысыз Сердарович? Слушаю, слушаю вас… Что?.. В Мары?.. Что ж, я готов… Ничего, в дороге отдохнем. Но, товарищ Атабаев, как мы с вами договорились, никаких торжеств, никаких церемоний! Не отрываете людей от работы только для того, чтобы встретить заезжего гостя. Теперь такое дело… У меня здесь товарищ Гельды-Батыр. Вы, Кайгысыз Сердарович, назначили его командиром ударного добровольческого отряда. Он обратился ко мне с просьбой, и я не отказал ему. Просьба такая: он просит назначить Георгия Николаевича Антонова комиссаром отряда. Антонов согласен. Как вы?.. Тоже?.. Верное решение, говорите?.. Я ни при чем, выражайте свою благодарность Гельды-Батыру… Хорошо, хорошо, приезжайте, я готов. (Кладет трубку.) Ну вот, Гельды-Батыр, вы все слышали.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Большое вам спасибо, Михаил Иванович!

К а л и н и н. Георгий Николаевич, нам предстоит поездка в Мары. Сейчас за нами заедут.

А н т о н о в. Я готов, Михаил Иванович.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Не дали мы вам отдохнуть, товарищ Калинин. Извините. До свидания! Счастливой дороги!

К е л ь д ж е. До встречи в добром здравии, почтеннейший Калин-ага!

К а л и н и н (тяжело поднимается из-за стола). То ли старость подкрадывается, то ли сильно устал?

К е л ь д ж е (протягивает свою палку). Вот тебе в помощь еще одна нога, почтеннейший. Прими хоть это…

К а л и н и н. Спасибо, друг Кельдже. У меня есть своя трость.

К е л ь д ж е. Это не простая палка, Калин-ага, – особая. Я бы даже сказал – золотая.

К а л и н и н (усмехается). Вы, уважаемый, веселый человек.

К е л ь д ж е. Я говорю серьезно, Калин-ага. Вообще-то это обыкновенный чабанский посох – из тамариска. Но в тот год, когда у нас был голод, я этой самой палкой продырявил всю землю у нас в ауле и обнаружил столько запрятанного байского зерна, что после этого односельчане сказали про мою палку – золотая.

К а л и н и н. Ах, вот оно что! (Берет палку в руки, рассматривает.) Значит, золотая? А что, если мы передадим эту палку в организуемый добровольческий отряд Гельды-Батыра? Пусть они прикрепят к ней свое красное знамя. Красное знамя на золотой чабанской палке! Это символично!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Товарищ Калинин, по-туркменски золотой и красный – одно слово. Так что это будет красное знамя на красной палке.

А н т о н о в. А отряд предлагаю назвать – «Краснопалочники».

К а л и н и н. Неплохое название.

К е л ь д ж е. Раз такое дело… Это самое… Я тоже записываюсь к вам. Уж лучше к вам, чем в капратил Курбана-Тилькичи.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. В отряде старикам делать нечего, Кельдже-ага.

К е л ь д ж е. Как это – нечего? Палку мою берешь, а меня самого, значит… это самое?.. Несправедливо! Скажи ему, Калин-ага!

К а л и н и н (улыбчиво). Я на стороне стариков. Я ведь и сам уже, как говорится, не первой молодости.

К е л ь д ж е (после паузы, задумчиво). Это самое… Как же это вышло? Пришел вроде в поисках своей верблюдицы – и вдруг стал нукером Гельды-Батыра!

А н т о н о в (усмехается). Да, неожиданный поворот!

К а л и н и н. Я бы сказал – революционный поворот!

К е л ь д ж е. Вообще-то я давно сыт по горло этими ружейными выстрелами, но… раз надо… Калин-джан, прошу тебя, прежде чем я возьму в руки винтовку, благослови меня на ратные подвиги.

К а л и н и н. Гельды-Батыр, Георгий Николаевич! Уважаемый Кельдже! Пусть выстрелы, которые вы, краснопалочники, сделаете, защищая дайхан от басмачей, станут последними выстрелами на земле туркменского народа, совершившего решительный и важный поворот в своей судьбе, в своей истории!

З а н а в е с.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Комната в здании исполкома районного городка.

М а р и я  сидит одна, пишет, изредка мурлычет что-то про себя.

За окнами сумерки.

В комнату заглядывает  С а х р а г ю л ь  и тотчас исчезает. Затем раздается робкий стук в дверь.

М а р и я. Да, войдите!

Стук повторяется.

Я сказала, войдите! (Встает, открывает дверь.) Прошу вас, смелее, смелее!

Входит  С а х р а г ю л ь.

С а х р а г ю л ь. Неудобно как-то… Я не помешала тебе, сестра?

М а р и я. Нисколечко! Садитесь. Слушаю вас.

С а х р а г ю л ь (садится на краешек стула). Я пришла…

М а р и я. Вы не смущайтесь. У вас, наверное, какая-нибудь жалоба?

С а х р а г ю л ь. Нет, нет… Я не жаловаться пришла. Просто так… На сердце тревожно… Понимаешь, сестра?

М а р и я. Понимаю. Очевидно, кто-то вас обидел? Говорите, не стесняйтесь, тут, кроме нас двоих, никого больше нет.

С а х р а г ю л ь. Да нет, никто меня не обидел. Я в лавку иду – за керосином. Думаю, дай зайду… спрошу…

М а р и я. Как вас звать?

С а х р а г ю л ь. Сахрагюль.

М а р и я. А меня – Мария. Давай я тоже буду говорить тебе «ты»! Хорошо?

С а х р а г ю л ь. Конечно, Мария.

М а р и я. Так что у тебя стряслось, Сахрагюль?

С а х р а г ю л ь. Понимаешь, Мария, прошла уже неделя, как мой муж не появляется дома…

М а р и я. Бросил тебя? У меня такая же история…

С а х р а г ю л ь. Что ты, что ты, сестра! Упаси аллах! Просто утром он сел на коня, сказал: вечером жди… И вот уже прошла неделя… Дома он говорил мне про какой-то отряд… Говорил, нужны храбрые нукеры для отряда, нужно оружие, нужны хорошие лошади… Соседи сказали мне: иди в исполком, Сахрагюль, они все знают…