Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Беги Суханов

Соавторы: Аширмурад Мамилиев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

М а р и я. Как звать твоего мужа?

С а х р а г ю л ь. Гельды.

М а р и я. Гельды?!

С а х р а г ю л ь. Да, Гельды. Он мой муж.

М а р и я. А по отчеству? Как звать его отца?

С а х р а г ю л ь. В округе все зовут его Гельды-Батыр.

М а р и я. Ах, Гельды-Батыр?! Он жив-здоров. Его срочно вызвали в Ашхабад. Сам товарищ Калинин вызвал. Оказывается, он знает твоего мужа, Сахрагюль.

С а х р а г ю л ь. Слава аллаху! Значит, жив мой Гельды?! Время очень нехорошее, Мария… Опасное…

М а р и я. С твоим джигитом ничего не случится, Сахрагюль. У него есть голова на плечах.

С а х р а г ю л ь. Дай аллах, чтобы все было так, как ты говоришь, сестра! Пусть до всевышнего дойдут твои золотые слова! А я сижу дома одна и жду, жду… Еще один день прошел. На сердце – камень. Понимаешь, сестра?

М а р и я. Еще бы! Теперь, как станет тоскливо, приходи ко мне. Будем дружить.

С а х р а г ю л ь. Спасибо, Мария, приду.

М а р и я. Детей у вас с Гельды много?

С а х р а г ю л ь. Детей пока нет. Но… (Смущается, умолкает.)

М а р и я. А чем дома занимаешься, Сахрагюль? Не скучно?

С а х р а г ю л ь. Когда скучать-то? Дома всегда много дел, Мария. Когда есть время, тку ковер.

М а р и я. Счастливая – умеешь!

С а х р а г ю л ь. Приходи и ты ко мне – научу.

М а р и я. Эх, да разве нам сейчас здесь до ковров?

С а х р а г ю л ь. Ковер – всегда хорошо! Ковер – красиво, Мария! Ковер радует душу. Ковер – сам частица души… Душа человека вечная – и ковер тоже. Я пойду, Мария.

М а р и я (улыбается). Славная ты женщина, Сахрагюль! Заглядывай. И не волнуйся. Приедет твой джигит. Как увижу его, скажу: мчись домой, Гельды, молодая жена соскучилась!

С а х р а г ю л ь. Нет, нет, Мария! Ради аллаха, не говори ему, что я была здесь. Очень прошу!

М а р и я. Но почему?

С а х р а г ю л ь. Так… Он рассердится на меня, если узнает, что я приходила. Умоляю тебя, Мария, не говори ему ничего. У нас свои порядки…

М а р и я. Странно. Но раз ты просишь, не скажу.

Входят  К а л а ш и н  и  К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Курбан-Тилькичи пристально смотрит на Сахрагюль. Мужчины проходят в кабинет Калашина.

С а х р а г ю л ь. Этот тоже у вас работает?

М а р и я. Кто?

С а х р а г ю л ь. Да этот, Тилькичи. Лиса!

М а р и я. Работает. А что?

С а х р а г ю л ь. Нет, ничего, я просто так спросила. Хорошо, Мария, я пойду. А то лавку закроют. На обратном пути, может, опять загляну.

М а р и я. Счастливо, Сахрагюль! Теперь я знаю, какая у нашего Гельды-Батыра жена.

С а х р а г ю л ь. Какая же?

М а р и я. Душевная. Вечная душа!

С а х р а г ю л ь. Я тоже тебя полюбила, Мария. Ты успокоила меня. (Выходит.)

Мария складывает бумаги в папку и тоже выходит.

Входят  К а л а ш и н  и  К у р б а н – Т и л ь к и ч и.

К а л а ш и н. Итак, Тилькичиев, вы против назначения Гельды-Батыра командиром добровольческого отряда?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Решительно против, товарищ Калашин.

К а л а ш и н. Но почему, почему, черт возьми?! Ведь его рекомендует на этот пост сам Атабаев! Лично звонил сегодня.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вы – новый человек, товарищ Калашин. Всех наших дел не знаете. Мы здесь, на местах, лучше знаем своих людей. Последнее слово должно быть за нами.

К а л а ш и н. Для меня вопрос не ясен, черт возьми!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Сейчас объясню. Вы видели жену Гельды-Батыра? Она только что была здесь, разговаривала с Марией. Так вот, Сахрагюль – родная сестра Мердана-Пальвана. Вы понимаете, басмача Мердана-Пальвана?!

К а л а ш и н. Неужели родная сестра, черт возьми?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да, единоутробная.

К а л а ш и н. Действительно, фактик! Но Атабаеву я обязан подчиниться. В последнее время ваш Мердан-Пальван действует не так активно, как прежде. Очень нетипичный басмач, черт возьми! Мечется. Сначала был на нашей стороне и принимал активное участие в борьбе с белогвардейцами и интервентами. Затем заступился за Аталы-бая и поссорился с нами. После этого, говорят, побывал за кордоном в гостях у самого Джунаид-хана. Кажется, после этой встречи он прозрел. Вернулся – и весь свой скот поголовно отдал государству.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Когда ваш предшественник Иванов в прошлом году встретился и поговорил с ним, он опять согласился помогать нам. И опять дружба не вышла. Однажды ночью вскочил на коня и снова подался в пески. Ни с того ни с сего.

К а л а ш и н. Ни с того ни с сего ничего на свете не бывает, Тилькичиев. Запомните это. Диалектика! Вы с Ивановым и загнали его в Каракумы, черт возьми! Левак вы, Тилькичиев! Как минимум – левак!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Товарищ Калашин, у туркмен есть поговорка: «Волчонка не приручишь». Мердан-Пальван – коварный барс. Он и до революции занимался разбоем, грабил людей. На него нельзя ни в чем положиться, ему нельзя верить. Сотня-другая овец, которых он для виду передал государству, едва ли составляет десятую часть его отар. Если я не ошибаюсь, его скот должен находиться где-то возле Уч-депе или же в урочище Гум-гиден.

К а л а ш и н. Откуда у вас такие подробности, Тилькичиев?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да уж знаю. Туркмены – народ подвижный, много ездят по пустыне – туда-сюда, все видят, все замечают.

К а л а ш и н. Так, так. По моим сведениям, до революции Мердан-Пальван грабил только богачей.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Не только, не только! Бедняки тоже пролили немало слез из-за него.

К а л а ш и н. Тилькичиев, хочу спросить у вас одну вещь.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Спрашивайте, товарищ Калашин.

К а л а ш и н. В девятнадцатом году вы отказались служить в отряде Гельды-Батыра? Ушли от него. Причина?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вы уже спрашивали меня об этом.

К а л а ш и н. Да, спрашивал. Но тогда вы ответили мне весьма туманно.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Честно говоря, товарищ Калашин, мы с Гельды-Батыром просто не любим друг друга.

К а л а ш и н. Из-за чего?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да так…

К а л а ш и н. А все-таки?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Это допрос, товарищ Калашин?

К а л а ш и н. Я хочу знать.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Хорошо, скажу. Я был заместителем командира отряда. И я потребовал ликвидировать Мердана-Пальвана как классового врага, как изменника. Комиссар отряда был согласен со мной. Дело в том, что в самый драматический момент боя с белогвардейцами и англичанами Мердан-Пальван со своими нукерами повернул коней и умчался в аул. Он предал нас. Это было покушение на революцию. Из-за него погибли бойцы. Мы обратились в ревтрибунал, потребовали расстрела Мердана-Пальвана. Нам удалось поймать его. Но Гельды-Батыр каким-то образом организовал ему побег. Вскоре он женился на его сестре. Вот почему я ушел из отряда. Я решил, что мне нечего делать в отряде врага.

К а л а ш и н. Легче, легче, Тилькичиев! Субъективные оценки оставьте при себе!

Входит  Г е л ь д ы – Б а т ы р.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Разреши, Владимир Петрович?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мы заняты. Подожди немного.

К а л а ш и н. Входи, входи, Гельды-Батыр! Здравствуй! Почему не позвонил из Ашхабада?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Не было возможности, Владимир Петрович.

К а л а ш и н. Ну, удачно съездил?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Кое-что сделал.

Входит  А н т о н о в.

А н т о н о в. Разрешите? Привет старым знакомым!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. О-о-о, товарищ Антонов! Какими судьбами? Здравствуйте, здравствуйте!

А н т о н о в. Здравствуйте, Тилькичи. Слышал, слышал! Стали большим начальником. Поздравляю.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (улыбчиво). Товарищ Антонов, мы с вами давние знакомые, а вы все никак не можете запомнить, как меня звать. Я не Тилькичи – Тилькичиев. Хорошо?

А н т о н о в. Простите. В отряде вас звали все Тилькичи, вот и я тоже.

К а л а ш и н. Добро пожаловать в наши края, товарищ Антонов! Наслышан.

А н т о н о в. Спасибо. Будем вместе работать.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Владимир Петрович, просили тебе передать. (Достает из нагрудного кармана бумагу, передает Калашину.)

К а л а ш и н (читает). Так, ясно. (Передает бумагу Курбану-Тилькичи.) Вот познакомьтесь.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (читает). Что это значит?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Это – приказ, Тилькичи. Азата-Шемала надо освободить.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Азат-Шемал – предатель. Потому и арестован. Его отец, его брат…

А н т о н о в (перебивает). Вы неправильно арестовали его, товарищ Тилькичи.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Тилькичиев.

А н т о н о в. Да, Тилькичиев.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Товарищ Калашин, но ведь…

К а л а ш и н. Приказы партии надо выполнять. Разумеется, мы все проверим, разберемся в фактах.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Я возражаю! Азат-Шемал – предатель!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Азат-Шемал – честный человек. Освободи его из-под стражи, Тилькичи!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ты слишком много берешь на себя, Гельды! Я предупреждаю…

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Владимир Петрович, объясни, пожалуйста, смысл приказа своему заместителю.

К а л а ш и н. Тилькичиев, освободите из-под стражи и приведите сюда Азата-Шемала.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Товарищ Калашин!..

К а л а ш и н. Выполняйте приказ, черт возьми! Мы должны соблюдать законность.

Курбан-Тилькичи, недовольный, выходит.

Поздравляю, Гельды-Батыр! Телефонограмма о твоем назначении командиром добровольческого отряда нами получена.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Спасибо, Владимир Петрович. Буду сколачивать боевой отряд!

К а л а ш и н. Набрать бойцов для отряда – дело непростое, как я понимаю. Не влезешь в душу каждого. Надо исключить малейшую вероятность того, что наше оружие будет повернуто против нас же. Где будешь брать людей?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. В окрестных аулах – где еще? Ядро отряда у меня уже есть, как ты знаешь.

К а л а ш и н. Проверяй, проверяй и еще раз проверяй!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Этим ребятам я могу доверить свою жизнь. А сколько отчаянных смельчаков в районе ждут сейчас моего приглашения!

К а л а ш и н. Что же, действуй! В добрый час!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Мы рассчитываем на твою помощь, Владимир Петрович.

К а л а ш и н. Всегда готов.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Нужно оружие.

К а л а ш и н. Будет.

Г е л ь д ы – Б а т ы р (показывает на Антонова). Мой комиссар.

К а л а ш и н. Знаю. Поздравляю, товарищ Антонов!

А н т о н о в. Спасибо, Владимир Петрович. И за обещанную поддержку тоже спасибо. Оружие, боеприпасы – сейчас для нас это важнее всего.

К а л а ш и н. Главное – люди, повторяю.

А н т о н о в. Да, люди – главное.

К а л а ш и н. Старайтесь брать в отряд из тех, кто прежде служил в Красной Армии.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. В районе не так уж много бывших бойцов Красной Армии.

К а л а ш и н. Тоже верно.

Голос Марии: «Туда нельзя, отец!»

К е л ь д ж е (врывается в комнату, в руке у него палка). Это самое… Ты, дорогая, не очень-то… А-а, салам алейкум сразу всем!

К а л а ш и н. Салам алейкум, отец! Что вам надо?

К е л ь д ж е. Это самое… Как бы тебе объяснить, сынок… Я ведь уже был у тебя… Ты помнишь?

К а л а ш и н. Да, припоминаю. Но очень смутно.

К е л ь д ж е. Я приходил с жалобой.

К а л а ш и н. Ах, по поводу верблюдицы?

К е л ь д ж е. Точно, сынок. Ну, получилось что-нибудь?

Г е л ь д ы – Б а т ы р (смеется). Ох, упорный старик! Вынь да подай ему его верблюдицу.

К е л ь д ж е. Эй, эй, почему только верблюдицу?! И верблюжонка тоже.

К а л а ш и н. Послушайте, отец, как же я вырву вам вашу верблюдицу из лап басмачей?

К е л ь д ж е. Ну уж не знаю… Это самое… Вырви как-нибудь, сынок. Если ты – наше правительство, то тебе придется вырвать! И про верблюжонка не забудь.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Ох, Кельдже-ага, как ты надоел нам всем со своей верблюдицей!

К а л а ш и н. Ужасно надоел, черт возьми!

К е л ь д ж е. А мне надоело объяснять всем, что значила в моей жизни эта дойная верблюдица!

К а л а ш и н. Мы строим новую жизнь, старик. У нас столько забот, а ты – моя верблюдица, моя верблюдица!

К е л ь д ж е. И верблюжонок тоже!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Тьфу! (Смеется.)

К е л ь д ж е. Строите новую жизнь?

К а л а ш и н. Вот именно. Но-ву-ю, пойми, отец!

К е л ь д ж е. И новая, и старая жизнь туркмена в пустыне, сынок, начинается с овцы, с верблюдицы. Это в раю людям не надо заботиться об одежде, а нам здесь, на земле… это самое… Вот, например, Калин-ага сразу меня понял и обнадежил в отношении верблюдицы.

Г е л ь д ы – Б а т ы р (хохочет). С верблюжонком?

К е л ь д ж е. Да, с верблюжонком.

К а л а ш и н. Так ты был у самого Михаила Ивановича?

К е л ь д ж е. А как же? Конечно, был. Говорю, он понял и поддержал меня.

К а л а ш и н. Твою жалобу, отец, я передал Тилькичиеву. Обращайся к нему.

К е л ь д ж е. Ничего он не сделает, этот ваш Тилькичи.

К а л а ш и н. Тилькичиев – мой заместитель. И он обязан принять меры по твоей жалобе, отец.

К е л ь д ж е. И вернет мне мою верблюдицу? Сомневаюсь. Он ведь чужак здесь, Тилькичи… Он не из нашего племени. Ведь мы не Тилькичи, мы – Тильки… Это самое… Это разные вещи.

Входят  К у р б а н – Т и л ь к и ч и  и  А з а т – Ш е м а л.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вот он, привел.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Салам, Азат! Ты свободен.

К е л ь д ж е. Ну вот, все! Теперь им не до моей верблюдицы!

А н т о н о в. Здравствуй, Азат-Шемал, то есть Вольный Ветер!

Азат-Шемал угрюмо молчит, смотрит исподлобья на присутствующих.

К а л а ш и н. Мы освобождаем тебя, Азат-Шемал. Ты слышишь?

А з а т – Ш е м а л (угрюмо). Слышу.

Г е л ь д ы – Б а т ы р (весело). Азат-Шемал, затяни потуже свой джигитский пояс, мы опять садимся на коней!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Азат, племянник, не обижайся на нас. В революционных делах прежде всего нужна бдительность!

А з а т – Ш е м а л (кидается к Курбан-Тилькичи). Собака!

А н т о н о в. Товарищи, товарищи, что все это значит?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Это значит, товарищ Антонов, что Азат-Шемал сердит на нас за то, что мы арестовали его. Но ведь есть же интересы революции, интересы советской власти…

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Тилькичи, нельзя именем советской власти чинить беззакония!

К а л а ш и н. Товарищи, давайте прекратим эту взаимную перебранку и вернемся к обсуждению основного вопроса! Ведь очень важный вопрос!

К е л ь д ж е. Эй, как тебя там, начальник?! Это самое… Прежде чем вы перейдете к своему важному и большому вопросу, решите вначале мой – маленький. И еще… Это самое… Как может тот, кто не способен сделать малое, совершить нечто большее?

К а л а ш и н. Тилькичиев, рассмотрите жалобу этого человека и избавьте нас от него.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (Кельдже). Я приму вас немного позже, отец. Сейчас мы заняты.

К е л ь д ж е. Эй, начальник! Может, ты все-таки, как и я, из племени Тильки? Тогда ты должен обязательно помочь мне.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Кельдже, извини, но ты надоел нам. У нас серьезное дело. Дай спокойно поговорить.

К е л ь д ж е (отходит в сторону, ворчливо). Дорвались люди до разговоров! У них это называется делом. Посмотрел бы я на них, если бы не мою, а их верблюдицу угнали басмачи.

А н т о н о в. Товарищ Калашин, я предлагаю следующее: вы отправите свои милицейские группы на защиту аулов, расположенных вблизи города, а мы, краснопалочники, двинемся в пески. Гельды-Батыр хорошо знает эти места.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Как только ты, Владимир Петрович, обеспечишь нас боеприпасами, мы тотчас сядем на коней.

К е л ь д ж е (Азату-Шемалу). Эй, как тебя там?.. Ты слышишь меня?.. Ты веришь, что эти говоруны могут сидеть в седлах? Я – нет. Я считаю, или ты – джигит, сидишь на коне, делаешь дело, или ты – болтун, как бы красивы ни были твои речи. Послушай, а ты, часом, не глухонемой?.. Чего уставился на меня? Говори, если тебя спрашивает человек, который годится тебе в отцы!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Зачем создавать большой, громоздкий отряд? Я считаю, достаточно прикрепить к каждому аулу два-три вооруженных человека.

К а л а ш и н. Нет, черт возьми, это не мера! Два-три вооруженных активиста способны лишь поддерживать некоторый порядок в ауле. А как противостоять тем, кто, как Мердан-Пальван, может нагрянуть со стороны? В Ялкыме у нас было два милиционера, а чайхану подожгли среди бела дня! Нашу красную чайхану! Басмачи угнали весь скот кооператива «Азатлык», убили секретаря партячейки аула Дашрабат. Две активистки района исчезли бесследно. Я им не завидую, черт возьми!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Поймать бы этого Мердана-Пальвана, да поставить к стенке, да шлепнуть на глазах у всех – вот тогда, я уверен, в районе стало бы тихо и спокойно. Это был бы наглядный урок каждому любителю пострелять и пограбить.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. «Поймать, поймать»… Дело гораздо сложнее, чем ты представляешь его нам, Тилькичи.

А н т о н о в. Мердан-Пальван – это лишь часть зла. Не следует забывать о тех, кто подстрекает его, натравливает на нас и даже действует под его именем.

К а л а ш и н. Полностью согласен с товарищем Антоновым. Вчера мне звонили чекисты из Ашхабада. Они считают, кто-то под видом Мердана-Пальвана регулярно совершает в районе террористические акты.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Если я не ошибаюсь, ниточка тянется к Джунаид-хану? Не так ли?

К а л а ш и н. Да, у чекистов имеются достоверные сведения о причастности Джунаид-хана к этим террористическим актам.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Лично я в это не верю. Джунаид-хан уже не фигура. Политический труп!

К а л а ш и н. Товарищи, конечно, первым делом необходимо ликвидировать банду Мердана-Пальвана.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мое мнение: надо вызвать из Ашхабада регулярные войска и в одну ночь покончить с бандитами.

А н т о н о в. Регулярные войска – в Каракумы?! В это безбрежное море?!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. По нашим данным, примерно две трети людей, собравшихся вокруг Мердана-Пальвана, дайхане – бедняки и середняки, не понявшие нашей программы.

А н т о н о в. В какой-то степени это и жертвы нашего политического головотяпства! Кооператив – новое дело. Объяснять надо народу, пробуждать его сознание, а мы сплошь и рядом – силком, силком… Не агитируем за новую жизнь, а волоком за собой тащим, на аркане. Как тут не кинуться в Каракумы?

К а л а ш и н (внезапно мрачнеет). Как это понимать, черт возьми? Камень в мой огород? Тут еще до меня нарубили дров Иванов с Тилькичиевым.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Словом, речь идет не только о создании мирной обстановки в районе, но и об исправлении наших собственных ошибок, о спасении человеческих душ, которые на нашей же совести!

К а л а ш и н. Это что-то новое!

А н т о н о в. Только для тех, кто не усвоил ленинского завета: сила социализма только в сознательности масс!

К а л а ш и н. Не надо меня учить политграмоте, черт возьми!

А н т о н о в. Я не учу. Я лишь хочу обосновать свое предложение: следует попытаться мирно договориться с Мерданом-Пальваном.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Что?! Мирно?! С этим басмачом?!

К а л а ш и н. Не противоречит ли это духу нашего великого дела?

К е л ь д ж е (Азату-Шемалу). Вах, как люди быстро учатся долго и красиво говорить без пользы делу?!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Георгий прав! Если бы нам удалось мирно договориться с Мерданом-Пальваном…

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (перебивает). Ах, как тебе хочется, чтобы с Мерданом-Пальваном договорились мирно! Ах, ах!

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Тилькичи, не паясничай!

К а л а ш и н. Гельды, это правда, что Мердан-Пальван брат твоей жены, твой шурин?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Я вижу, Тилькичи и здесь уже поработал языком.

К а л а ш и н. Я тебя спрашиваю.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Да, да, он брат моей жены! Но разве дело, которому мы служим, это не вся наша жизнь? Всех нас! Так что больше?

К а л а ш и н. Вопрос исчерпан. Мария!

Входит  М а р и я.

К а л а ш и н. Подготовь мандат товарищу Гельды-Батыру, командиру добровольческого отряда района, и товарищу Антонову – комиссару отряда.

М а р и я. Владимир Петрович, отпустите меня в отряд медсестрой. Ну, пожалуйста!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Что за прихоть?

М а р и я. Я была медсестрой красного казачьего полка в гражданскую.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Наша пустыня называется Каракумы! Черные пески! Страшные пески!

К а л а ш и н. Мария, я сказал – два мандата! И соответственно – приказ по исполкому!

М а р и я (уныло). Хорошо. (Выходит.)

К а л а ш и н. С разговорами покончено, черт возьми! Как говорится, по коням! С тебя, Гельды, – отряд в полсотни всадников. Три дня сроку. Мы с Антоновым занимаемся оружием.

К е л ь д ж е. Эй, эй! Это самое… А как же моя верблюдица? Значит, махнули на нее рукой?

Входит  М а р и я.

М а р и я. Вот мандаты и приказ, Владимир Петрович.

К а л а ш и н (читает документы, подписывает). Все правильно.

Мария идет к двери.

К е л ь д ж е. Эй, дочка, дочка, погоди… Это самое… Пиши, пожалуйста!

М а р и я. Что писать-то?

К е л ь д ж е. Это самое… Пиши приказ…

М а р и я (прыскает). Какой еще приказ, отец?

К е л ь д ж е. Не смейся, дочка, не смейся. Это самое… Сядь и пиши. Приказ Мердану-Пальвану! Пиши так… Эй, ты, хромоногий Пальван, хоть народ и уважал тебя когда-то, но сейчас мы приказываем тебе в течение трех дней вернуть дайханину Кельдже дойную верблюдицу с верблюжонком, которых твои джигиты угнали у него со двора!

Все смеются.

М а р и я (с интересом смотрит на Азата-Шемала). А у вас, молодой бородатый человек, не будет никаких приказов?

А з а т – Ш е м а л (сдержанно улыбается). Ох, дурной старик!

К а л а ш и н. Тилькичиев, ты останешься вместо меня. Звони в Ашхабад, вырывай оборудование для артезианских скважин! Дайханам нужна вода. Вода, вода! Сейчас все вопросы – политические, черт возьми!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Сделаю, товарищ Калашин.

Г е л ь д ы – Б а т ы р (подходит к Азату-Шемалу). Выше голову, Азат-джан! Как говорят в народе, у хорошего джигита вечно неприятности. Значит, ты и вправду джигит. Пошли.

Азат-Шемал идет к двери, бросая на Курбана-Тилькичи сердитые взгляды.

К е л ь д ж е. Эй, эй, стойте! Это самое… Сначала басмачи угоняют мою верблюдицу, а теперь и вы… это самое…

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Идем, идем, старик! Вместо верблюдицы я дам тебе пулемет, а вместо верблюжонка – лишнюю ленту с патронами.

К е л ь д ж е. Это тот, что с круглой-то пастью?.. Ну, хорошо, хорошо! Серьезная штука. А как дашь-то, насовсем?

Все, кроме Курбана-Тилькичи, выходят.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мария! Эй, Мария-джан!

Входит  М а р и я.

М а р и я. Да, товарищ Тилькичиев!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. А ты куда пошла? Ты ведь на работе.

М а р и я (сухо). Да, я на работе, товарищ Тилькичиев.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Сядь, поговори со мной.

М а р и я. Я печатаю то, что вы дали мне утром. (Хочет уйти.)

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ну вот, сразу начинаешь хмурить брови. Хорошеньким женщинам не идет сердиться. Погоди, Мусенька! Думаешь, я не видел, как ты косилась на этого щенка Азата?

М а р и я. Товарищ Тилькичиев, если у вас есть ко мне какое-нибудь поручение.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ну, хорошо, хорошо, иди. Нет, постой! Скажи, сегодня никто не приходил… за лекарствами?

М а р и я. За лекарствами?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да, для кооператива «Гореш». Никто не спрашивал меня?

М а р и я. Никто.

Входит  С а х р а г ю л ь. Увидев Курбана-Тилькичи, теряется.

С а х р а г ю л ь. Ой!..

М а р и я. Сахрагюль, с тебя магарыч! Гельды вернулся. Жди его сегодня дома.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (слащаво). А-а, Сахрагюль?! Цветок пустыни?! Что с тобой, красавица? Похудела, поблекла, бедняжка! Так-то за тобой смотрят!

М а р и я. Да уж вы посмотрите! По себе знаю. Сначала наобещаете с три короба, а потом – одни переживания!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (Сахрагюль). Я-то тебя понимаю, голубка! Вечно одна. И детей у тебя нет… А теперь еще этот приказ…

С а х р а г ю л ь (настораживается). Какой приказ?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Твой муж получил приказ уничтожить Мердана-Пальвана.

С а х р а г ю л ь. Моего брата?! Аллах, аллах!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Приказ есть приказ.

С а х р а г ю л ь. О аллах, помоги нам! (Убегает.)

М а р и я. Сахрагюль, постой! Товарищ Тилькичиев, ну как вы могли?! Эх!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мария, ты можешь идти домой, поздно уже.

Мария молча выходит. Курбан-Тилькичи подходит к окну, смотрит вслед ей.

Открывается дверь, в комнату входит  М у р а д – Г ю р з а.

М у р а д – Г ю р з а. Салам алейкум, хозяин.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и (недовольно морщится). Тише. Какой я тебе тут хозяин, скотина?! Или ты забыл, как надо обращаться ко мне?

М у р а д – Г ю р з а (ухмыляется). Здравствуй, товарищ Тилькичиев! Здравствуй, советский начальник!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Здравствуй, Мурад, здравствуй. Я ждал тебя вчера. Какие новости, Мурад?

М у р а д – Г ю р з а. От великого хана приехал человек. Хан говорит, ему нужно триста лошадей и люди! Люди, люди! Оружие есть – английское!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. «Великий хан, великий хан»! Отсиживается за хребтом. Уснул! Когда он наконец ударит?

М у р а д – Г ю р з а. Как только накопит силу, как только объединит вокруг себя все отряды, которые действуют в Туркмении против большевиков.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Он упускает момент. Завтра от этих отрядов не останется и следа!

М у р а д – Г ю р з а. Что-нибудь случилось?

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да, случилось. Многое случилось. Большевики организуют по всей Туркмении свои отряды. Здесь у нас Гельды-Батыр через три дня возглавит пятьдесят всадников – краснопалочников.

М у р а д – Г ю р з а. У-у, шайтан!

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Сколько у тебя парней, на которых ты можешь положиться?

М у р а д – Г ю р з а. Два десятка, не больше. Остальные – стадо, сброд. Жалкие трусы. От одного гневного взгляда Мердана-Пальвана будут три дня лежать, обняв пески, затаив дыхание. Они – с ним, не со мной. Увидишь, рано или поздно этот хромоногий станет нашим заклятым врагом.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мурад, ты разговариваешь с ним, значит, должен знать, что у него в душе. Или Пальван не делится с тобой?

М у р а д – Г ю р з а. Он не доверяет ни мне, ни великому хану. Когда я предлагаю ему предпринять что-нибудь серьезное, он отмахивается, говорит: не трогайте тех, кто не трогает нас. Он днями молчит, все думает, думает. О чем? Я не знаю. Сердцем он не с нами. Убрать бы его сейчас! И тогда, считай, нам достанется двести его всадников. Двести джигитов станут на сторону великого хана. Им некуда деться.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Гельды-Батыр и русский комиссар хотят идти к Мердану-Пальвану и предложить ему мир. Как только они отправятся в пески, я сообщу тебе. Надо сделать так, чтобы они не вернулись назад. Любой ценой! Пока они живы, я бессилен. Хромоногий может снюхаться с ними и прийти в город для переговоров. Если тебе не удастся прикончить их там и Мердан-Пальван появится с ними здесь, я сделаю все, чтобы он больше не вернулся в пески. А ты будь начеку. Учти: если хромоногий задержится в городе хоть на один день, ты возглавишь его ребят.

М у р а д – Г ю р з а. Хорошо, Курбан-ага. А если Гельды-Батыр и русский комиссар не вернутся от нас, постарайся стать во главе их отряда. И тогда дни этого отряда будут сочтены. Если нам будет сопутствовать удача, отправишь в Гум-гиден к Рябому Оразу надежного человека с письмом для великого хана. Напиши ему: пусть ждет нас – двести всадников. Пригоним лошадей, пригоним скот.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Только учти, Мурад, у меня не две жизни, одну из которых я могу пожертвовать большевикам.

М у р а д – Г ю р з а. Об этом не беспокойся, Курбан-ага. Если тебе придется трудно, дай мне знать. Я не оставлю тебя в беде, лишь бы голова моя была на плечах.

К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Спасибо, Мурад-джан, иного ответа я не ожидал от тебя. Теперь иди. И да поможет тебе аллах!

М у р а д – Г ю р з а. Ты живешь в стане наших заклятых врагов, Курбан-ага! Пусть всевышний аллах позаботится, чтобы ни один волосок не упал с твоей головы!

Обнимают друг друга.

З а н а в е с.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Пустыня. А т а – Т ю р к  и  С а п а р  лежат в дозоре.

А т а – Т ю р к. Вах, как же это получилось, Сапар-джан, что я, человек преклонного возраста, бросил дом, старуху жену, взял и сел на коня? Зачем мне это надо было? Удивляюсь я себе.

С а п а р. На все воля аллаха, Ата-ага. Ты меня извини, но я замечаю, у тебя последнее время испортился характер: ворчишь без конца. Раз все от аллаха…

А т а – Т ю р к. Вах, Сапар-джан, как же не ворчать, сынок? Не могу понять, зачем мы тут прячемся, в песках, будто играем с кем-то в прятки? Ты можешь мне объяснить, что мы здесь делаем?

С а п а р. Ждем благоприятного момента. Я так понимаю. Но как только дядя Мердан…

А т а – Т ю р к. «Дядя Мердан, дядя Мердан»! Брось! Я думаю, не сбился ли он с правильного пути, твой дядя Мердан?..

С а п а р. Ата-ага!

А т а – Т ю р к. Да, да. Если это не так, почему он позволяет Мураду-Гюрзе грабить таких же бедняков, как мы? Раньше было понятно: баи грабили бедняков, дайхан, а теперь что же получается? Бедные грабят бедных. Хорошо это?

С а п а р. Ата-ага, когда дело касается чести, разница между богатым и бедным исчезает. Я так понимаю.

А т а – Т ю р к. Эх, молод ты еще, сынок! Ничего не смыслишь в жизни. Что бы там ни было, а мне не по душе то, что мы творим.

С а п а р. Если не по душе, иди домой и отлеживай там себе бока на тюфяке.

А т а – Т ю р к. Если мы будем и дальше рыскать, как волки, по голодной пустыне, я так и поступлю, парень. И тебе советую сделать то же. (Поднимается, хочет идти. Неожиданно настораживается.) Взгляни, Сапар-джан, кажется, там кто-то идет. Или мне мерещится?

С а п а р (вглядывается). Да, идут двое. Это не наши. Направляются в нашу сторону. (Поднимает ружье.)

А т а – Т ю р к. Погоди, Сапар, сначала надо узнать, кто такие.

С а п а р. Иди, Ата-ага, сообщи дяде Мердану, а я буду следить за ними.

Ата-Тюрк уходит. Сапар прячется за кустом верблюжьей колючки.

Появляются  Г е л ь д ы – Б а т ы р  и  А н т о н о в.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. По-другому надо было действовать, Георгий.

А н т о н о в (оглядывается). Что тебе не нравится в наших действиях, Гельды?

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Я думаю, не лучше ли тебе вернуться назад, к отряду?

А н т о н о в. Перестань. Опять ты об этом… Осторожничаешь.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. На сердце у меня неспокойно, Георгий. Кроме того, в народе у нас говорят: «Осторожность украшает джигита».

А н т о н о в. Пока мы делаем все правильно, товарищ командир. Вон за барханом наш конный отряд. Если что – ребята подоспеют.

Г е л ь д ы – Б а т ы р. Говорю, тревога на сердце, Георгий. Все-таки веду тебя в логово хищного зверя.