Текст книги "Пьесы"
Автор книги: Беги Суханов
Соавторы: Аширмурад Мамилиев
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Авансцена. Вечер. Улица в городке. Угол дома. Чуть дальше – развалины кибитки.
Появляется М у р а д – Г ю р з а в сопровождении т р е х б а н д и т о в. Приложив руки ко рту, кричит по-совиному. Издали доносится ответный крик.
М у р а д – Г ю р з а. Хозяин идет.
Входит К у р б а н – Т и л ь к и ч и.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ты, Гюрза?
М у р а д – Г ю р з а. Я, хозяин.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Тише, тише! Что случилось? Почему пришел? К добру ли?
М у р а д – Г ю р з а. Увы, хозяин, не сделали мы дело. Проклятый хромой помешал мне осуществить наш замысел.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вот так ты оправдываешь деньги, которые я плачу тебе! Скотина!
М у р а д – Г ю р з а. Курбан-ага, я сделал все, что было в моих силах! Я стрелял в Гельды-Батыра, но, к сожалению…
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. «К сожалению, к сожалению»… Сделать бы так, чтобы ты сожалел о том, что родился на свет!
М у р а д – Г ю р з а. Воля твоя, хозяин. Я весь в твоей власти. Я пришел сказать тебе, что хромой Пальван решил помириться с большевиками.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Тьфу, шайтан!
М у р а д – Г ю р з а. Что будем делать?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и (с усмешкой). Отдам тебя в руки Гельды-Батыра.
М у р а д – Г ю р з а. Сейчас не время шутить, хозяин.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Жаль, что я не могу сделать этого. Ты достоин наказания, Гюрза!
М у р а д – Г ю р з а. Я еще пригожусь, хозяин! Дай мне время и возможность. Хочешь, отправлю к дьяволу душу хромого Пальвана?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и (размышляет). Хромой хитер, тебе не осилить его. Лучше подумай о душе Гельды-Батыра.
М у р а д – Г ю р з а. Согласен.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Если ты не прикончишь его, он прикончит тебя. Ты понимаешь это?
М у р а д – Г ю р з а. Говори, что делать, хозяин?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Сейчас он должен пройти здесь. Его ждут в исполкоме. Действуйте осторожно, но решительно!
М у р а д – Г ю р з а. На этот раз я не промахнусь, Курбан-ага.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Никаких выстрелов! Не убивай его здесь, Гюрза. Кроме того, у меня есть особый разговор к Гельды-Батыру. Старые счеты! Свяжите ему покрепче руки, ноги и увезите в пески. А когда мы схватим и хромого, мы поставим их рядышком, зятя и шурина, на бархане и скажем им «аминь» на двоих.
Доносится пение Гельды-Батыра. Пение все ближе.
М у р а д – Г ю р з а. Это он – Гельды!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Удачи тебе! (Скрывается в развалинах.)
Появляется Г е л ь д ы – Б а т ы р. Бандиты набрасываются на него. Завязывается схватка. Гельды-Батыр отчаянно сопротивляется. В схватке принимает участие и Курбан-Тилькичи. Бандитам удается оглушить и связать Гельды-Батыра.
М у р а д – Г ю р з а. Ну вот, товарищ красный командир, теперь тебе будет очень хорошо! А голову твою мы на днях отправим в подарок великому хану.
Г е л ь д ы – Б а т ы р (приходит в себя, тяжело дышит). Выходи, выходи, Курбан-лиса! Не прячься! Я узнал тебя. Жалкая трусливая лисица! Предатель!
М у р а д – Г ю р з а. Заткнись, батрак, или я заткну тебе рот свинцом!
Г е л ь д ы – Б а т ы р. Подлецы! Грязные свиньи! Жалкие трусы! Напали на одного из-за угла!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Забирайте его, джигиты! И в путь! До встречи в урочище Гум-гиден!
Бандиты уводят связанного Гельды-Батыра.
Курбан-Тилькичи идет в противоположную сторону.
Открывается занавес. Комната в здании исполкома. К а л а ш и н разговаривает по телефону. Входит К у р б а н – Т и л ь к и ч и.
К а л а ш и н. Безобразие!.. Куда вы смотрели, товарищ Назаров? Средь бела дня бандиты нападают на аул и поджигают гумно!.. Где была ваша конная милиция?.. И где наш добровольческий отряд, черт возьми? Где его командир?.. Как только он объявится, скажите, его ждут в исполкоме! (В сердцах швыряет трубку на аппарат, ходит взад-вперед по комнате, не обращая внимания на Курбана-Тилькичи.)
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да, неприятная история.
К а л а ш и н. Это преступление! Мы создали большой вооруженный отряд, а басмачи прямо у нас под носом сжигают большую часть нашего урожая! Вы не видели Антонова, Тилькичиев? Может, он знает, где находится Гельды-Батыр?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Антонов тоже очень странно ведет себя. Упорно ищет союза с Мерданом-Пальваном. С этим матерым волком!
Входит А н т о н о в.
К а л а ш и н. Очень кстати, Георгий Николаевич. У нас опять происшествие. Где Гельды-Батыр?
А н т о н о в. Я сам ищу его.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Странно как-то получается, товарищ Калашин! Басмачи нападают на гумно, сжигают хлеб, а командир отряда краснопалочников второй день где-то прохлаждается.
А н т о н о в. Очевидно, с ним что-то случилось.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Может, он опять поехал в пески – в гости к своему шурину?
К а л а ш и н. Действительно, очень странно ведет себя ваш хваленый Гельды-Батыр.
А н т о н о в. Я не нахожу ничего странного в его действиях.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Зачем он отвел свой отряд к городу? Басмачи мгновенно воспользовались этим и подожгли гумно в Ялкыме.
А н т о н о в. Вы отлично знаете, почему отряд был оттянут к городу. Сегодня должен прибыть Мердан-Пальван.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Значит, пусть погибает народный хлеб, так? Я считаю, Гельды-Батыр должен ответить за это перед трибуналом.
К а л а ш и н. Да, черт возьми, Гельды-Батыру придется ответить за погибший хлеб! Отряд второй день без командира.
А н т о н о в. Надо спокойно разобраться во всем, товарищи.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мы уже разобрались, товарищ Антонов. Фактов слишком много. Налицо измена. Да, да, предательство!
А н т о н о в. Перестаньте болтать вздор, Тилькичи!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вы, товарищ Антонов, не посчитавшись с мнением видных работников района, сделали попытку добиться компромисса с врагом народа Мерданом-Пальваном. В тот день, когда вы отправились к нему на свидание, его головорезы поголовно истребили видных активистов двух аулов и угнали весь кооперативный скот. Кто в этом виноват? Вы! А сегодня в Ялкыме сгорело зерно. Разве это не доказывает, что Гельды-Батыр предает нас, предает советскую власть?
А н т о н о в. Перестаньте обливать грязью честного большевика, Тилькичи!
К а л а ш и н. Георгий Николаевич, вот уже восьмой день мы ждем Мердана-Пальвана с повинной, а его все нет и нет. Надо начинать операцию против его банды!
А н т о н о в. Я считаю, отряду не следует выступать без командира.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Гельды-Батыр уже не командир отряда. Он предатель!
А н т о н о в. Повторяю, вы клевещете на честного человека!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. С вас, товарищ Антонов, мы тоже спросим по всей строгости!
К а л а ш и н. Действительно, черт побери, странные вещи у нас тут происходят! Мы создаем большой вооруженный отряд, а толку никакого! Наоборот, бандиты до предела активизировались.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Это ли не доказательство предательства Гельды-Батыра?
А н т о н о в. Гельды-Батыр своей жизнью, своими делами доказал верность советской власти! Он защищал Советы от белогвардейцев и англичан! Советское правительство дважды наградило его орденом Красного Знамени. Называть предателем одного из храбрейших бойцов гражданской войны может лишь человек, у которого черная душа и лютая ненависть к нашей власти!
К а л а ш и н. Ну, ну, Георгий Николаевич, ты переходишь границу дозволенного!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Не надо нас запугивать! Лучше подумайте о себе, Антонов. Ты шел на поводу у Гельды-Батыра, а ведь ты комиссар отряда!
А н т о н о в. Я верю Гельды-Батыру, как себе! (Выходит.)
К а л а ш и н. Антонов! Вернись! Антонов!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Товарищ Калашин, я предлагаю немедленно арестовать Антонова! Ясно, он и Гельды-Батыр – одного поля ягоды.
К а л а ш и н. Вздор, Тилькичиев!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Простите, товарищ Калашин, я просто советуюсь с вами.
К а л а ш и н. Необходимо срочно поднять на ноги всех активистов района!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Зачем? Начнется паника.
К а л а ш и н. Это надо сделать. Мне звонили из Ашхабада – из Чека. Там по-прежнему предполагают, что диверсии последних дней совершались не людьми Мердана-Пальвана, а организовывались специально, чтобы бросить на него тень, дабы скомпрометировать его еще больше в глазах местного населения и властей. Чекисты считают, что в районе действует опытный враг. Они убеждены, это один из людей Джунаид-хана. Я склонен согласиться с этими выводами.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ваши слова для меня закон, товарищ Калашин. За дело советской власти я готов умереть. У меня есть предложение: надо срочно позвонить в милицейскую часть, пусть пришлют людей. Сюда, к нам.
К а л а ш и н. Для чего?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Пусть окружат здание исполкома. Если Мердан-Пальван и в самом деле придет сюда, клюнув на сладкие речи Антонова…
К а л а ш и н. Тилькичиев, если Мердан-Пальван придет с повинной, мы не должны брать его под стражу. Ведь Антонов и Гельды-Батыр гарантировали ему неприкосновенность, дали ему слово.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Товарищ Калашин, но ведь существует еще и такое понятие, как интересы советской власти, интересы народа. Прежде всего надо учитывать их, эти интересы, а не чьи-то неоправданные обещания. Мердана-Пальвана следует брать немедленно, врасплох. Потом будет трудно сделать это. Враг есть враг!
К а л а ш и н. Вы так считаете, Тилькичиев? Возможно, вы правы, черт возьми! А придет ли он?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Должен. Я знаю Мердана-Пальвана как облупленного. Он тем и знаменит, что если уж что пообещал – сделает непременно. Примитивный человек.
К а л а ш и н. Вы считаете верность слову признаком примитивности, Тилькичиев?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Отчасти. Интересы советской власти требуют гибкости. Постоянной, неослабной! Революционной гибкости!
К а л а ш и н. Любопытная теория.
Входит М а р и я.
М а р и я. Товарищ Калашин, там пришел человек, говорит, что он – Мердан-Пальван.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мердан-Пальван?! Пришел, значит! Он один?
М а р и я. Да.
К а л а ш и н. Пусть войдет.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Эх, не успели вызвать милицию!
Мария выходит.
К а л а ш и н. Да, черт возьми, этот Мердан-Пальван – человек слова!
Входит М е р д а н – П а л ь в а н.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Заходи, Пальван, заходи.
К а л а ш и н. Здравствуйте, Мердан-Пальван.
М е р д а н – П а л ь в а н (настороженно). А где русский комиссар?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Зачем тебе комиссар?
М е р д а н – П а л ь в а н. Нужен. Есть разговор.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Комиссар и Гельды-Батыр уехали по срочному делу. Говори, зачем пожаловал? Что тебе надо от нас?
М е р д а н – П а л ь в а н (растерянно). Так, так… У нас с комиссаром был один разговор… Я думал… И вот я решил… Если, конечно, комиссар говорил правду…
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Что ты решил, Пальван?
М е р д а н – П а л ь в а н. Я согласен.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ах, согласен? С чем же ты согласен?
М е р д а н – П а л ь в а н. Я согласен помириться с советской властью и служить ей.
К а л а ш и н. Понятно. Вы все хорошо продумали, Мердан-Пальван? Все взвесили?
М е р д а н – П а л ь в а н. Если бы не продумал, не взвесил, не пришел бы сюда.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Пальван, если не секрет, расскажи нам чистосердечно, чем вызвана столь неожиданная перемена в тебе?
М е р д а н – П а л ь в а н. Я не понимаю вас.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. А мы тебя отлично понимаем, тебя и твой ход, Пальван. Натворил столько дел, а теперь вдруг надумал стать ангелочком?! Да?!
М е р д а н – П а л ь в а н. Вы первые пришли ко мне.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мы – к тебе, а ты вот – к нам.
М е р д а н – П а л ь в а н. Что ты хочешь сказать этим, Тилькичи? Говори напрямую! Без выкрутасов!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Если без выкрутасов, то давай выкладывай оружие на стол. Быстро!
М е р д а н – П а л ь в а н. Так, так… Но ведь я пришел не для этого.
К а л а ш и н. Короче говоря, Мердан-Пальван, вы арестованы. Контрреволюция есть контрреволюция, черт возьми!
М е р д а н – П а л ь в а н. Значит, вы пригласили меня для того, чтобы арестовать?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Не тебе рассуждать, зачем мы тебя пригласили, бандит! Повторяю, оружие на стол!
М е р д а н – П а л ь в а н. Значит, так?!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Да, да, значит, так!
М е р д а н – П а л ь в а н. Значит, опять обман?!
К а л а ш и н. Сдайте оружие, потом будем разговаривать.
М е р д а н – П а л ь в а н. Не думал я, что представители советской власти окажутся и на этот раз такими бесчестными!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Не тебе судить о нашей чести, бандит! Ты арестован! (Направляет на Мердана-Пальвана револьвер.)
М е р д а н – П а л ь в а н. Я чувствовал, что этим может кончиться.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вот и хорошо, когда игрок понимает, что он проиграл, и признает свое поражение.
М е р д а н – П а л ь в а н. Некрасивую игру вы сыграли. Позорную для чести мужчины игру!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Довольно болтать! Сдавай оружие! Ну!
М е р д а н – П а л ь в а н. Берите! (Делает шаг к Курбану-Тилькичи, затем молниеносным движением ноги выбивает револьвер из его руки. Бросается к окну, ногой высаживает раму и выпрыгивает на улицу.)
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Держите его!
К а л а ш и н. Стой, стрелять буду!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Стреляйте, стреляйте! (Поднимает с пола револьвер, стреляет в окно.)
Вбегает А н т о н о в.
А н т о н о в. Что здесь происходит?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Мердан-Пальван!..
А н т о н о в. Пришел?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Пришел и ушел…
А н т о н о в. Что?!
К а л а ш и н. Мы хотели арестовать его.
А н т о н о в. Какая безответственность!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Жаль, вырвался гад!
А н т о н о в. Вы совершили преступление!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Не валите с больной головы на здоровую, товарищ Антонов! Кажется, вы сочувствуете ему?
А н т о н о в. Не словоблудствуйте, Тилькичиев!
Вбегает М а р и я.
М а р и я. Товарищи, товарищи! Скорее!
А н т о н о в. Что случилось, Мария?
М а р и я. Они увезли ее. Скорее! Скорее!
А н т о н о в. Кого увезли? Говори толком!
М а р и я. Они увезли Сахрагюль…
А н т о н о в. Кто? Как?
М а р и я. Один из всадников этого Мердана-Пальвана. Она шла по улице. Очевидно, к нам. Бандит подхватил ее, бросил поперек седла и умчался!
А н т о н о в (Курбану-Тилькичи). Вот что вы натворили!
К а л а ш и н. Да, теперь Мердан-Пальван совсем озвереет!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Надо было пристрелить его сразу же, как только он вошел.
А н т о н о в. Что касается Гельды-Батыра, я кое-что узнал. Вчера вечером его видели на улице, он шел в сторону исполкома.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Шел и не дошел?
А н т о н о в. А может, не дали дойти?
М а р и я. Бедная Сахрагюль, бедный Гельды-Батыр!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Я уверен, скоро мы услышим о Гельды-Батыре! Услышим его выстрелы из Каракумов в нашу сторону!
А н т о н о в. Сукин сын!
К а л а ш и н. Георгий Николаевич, придется тебе взять на себя командование отрядом. Начинай операцию против банды Мердана-Пальвана. Немедленно!
А н т о н о в. Командир отряда – Гельды-Батыр. Без него я не буду действовать. А с вами мы поговорим в другом месте. (Уходит.)
К а л а ш и н (кричит вслед). Антонов, вернись, черт возьми! Какая ерунда! Тилькичиев, возьмите вы на себя командование отрядом! Срочно в погоню за Мерданом-Пальваном! Я сейчас позвоню в Ашхабад в Чека – и тоже за вами!
З а н а в е с.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Весенний день в Каракумах.
А з а т – Ш е м а л лежит на песке, смотрит в небо. Рядом с ним дутар. Он поднимается, берет в руки дутар, играет на нем и тихо поет.
Входит М а р и я.
М а р и я. А, дядя-бородач, это вы? А я думала, вы глухонемой. О чем вы поете?
А з а т – Ш е м а л. Да так. Песня.
М а р и я. Про любовь?
А з а т – Ш е м а л. Нет, просто песня. Про дом, про отца, про мать.
М а р и я. А про любовь вы знаете песни?
А з а т – Ш е м а л. Нет, не знаю.
М а р и я. Пожалуйста, дядя-бородач, спойте мне какую-нибудь песню про любовь.
А з а т – Ш е м а л. Тот, кто не любит, не может петь о любви. И не должен.
М а р и я. Вы все время молчите, дядя-бородач. Почему?
А з а т – Ш е м а л. Люди тратят столько слов, что это только мешает им понять друг друга. Почему?
Входят А т а – Т ю р к и К е л ь д ж е. Кельдже тащит за собой пулемет. Азат-Шемал хочет уйти.
К е л ь д ж е. Эй, как тебя там?.. Это самое… Подожди! Слушай, Азат-Шемал, почему ты такой мрачный всегда? Почему сторонишься людей, парень?
А з а т – Ш е м а л. А тебе-то что?
К е л ь д ж е. Просто любопытно, что ты за человек. Это самое… Вот я заметил, днем, с людьми, ты молчишь, а ночью, когда спишь, разговариваешь. Много разговариваешь, парень.
А з а т – Ш е м а л. Что же я говорю?
К е л ь д ж е. Все отца зовешь. «Отец, отец!» А что дальше – не разберешь. Это самое… Что ты за человек, парень? Из какого рода? Из какого племени? Я, например, из племени Тильки.
А з а т – Ш е м а л. А я – из племени пролетариев.
К е л ь д ж е. О-о, выходит, ты, парень, из одного племени с Ленин-джаном и Калин-джаном?! Теперь мне все понятно. Это… самое… Ну, раз ты из племени пролетариев, то я, выходит, могу и пожаловаться тебе, не так ли? Понимаешь, Парень, было у меня две верблюдицы и два верблюжонка…
М а р и я. Послушайте, дядя-жалобщик, я ведь тоже из племени пролетариев до мозга костей. Значит, вы и мне можете пожаловаться.
К е л ь д ж е (в сторону). О-хо-хо! Ну, времена настали! Женщины не стесняются мужчин! Вмешиваются в наши разговоры! Зачем Георгий таскает эту девку за собой по пескам? Это самое… Так вот, Азат-Шемал, было у меня, значит, две верблюдицы…
А т а – Т ю р к. Ох, Кельдже-джан, как ты надоел мне своей болтовней! «Верблюдицы, верблюдицы»!.. О другом говорить не можешь?
К е л ь д ж е. Ты тоже надоел мне, Ата-Тюрк. Без конца говоришь о другом. А мне хочется о верблюдицах…
А т а – Т ю р к. Скажи, Азат-джан, кем ты приходишься Довлету Мирзе?
А з а т – Ш е м а л. Довлет Мирза – мой отец.
А т а – Т ю р к. Я так и думал. (Тихо.) Да упокоит аллах его душу!
М а р и я. А где он сейчас, твой отец?
А з а т – Ш е м а л. В песках, говорят. Он давно уже с басмачами. Сам я не был в родном ауле уже с год. Работал в Ашхабаде.
М а р и я. Твой отец басмач?
А з а т – Ш е м а л. Да.
А т а – Т ю р к. Кто тебе сказал это, парень?
А з а т – Ш е м а л (нехотя). Сказали. Из-за отца меня и арестовали, едва я приехал в город. Спасибо Гельды-Батыру, освободил меня, а то бы подыхал сейчас где-нибудь в сибирской глуши…
А т а – Т ю р к. Азат-джан, да упокоит аллах душу твоего отца. Он погиб.
А з а т – Ш е м а л. Как – погиб? Не может этого быть! Мне сказали, что…
А т а – Т ю р к. Да, погиб. Его застрелили недалеко от Змеиного колодца, когда он гнал домой овец. Застрелили и там же закопали. После этого твой младший брат Сапар ушел к Мердану-Пальвану. Но ты должен знать, Азат-джан, что твой отец, бедняга Довлет, никогда не был с басмачами.
А з а т – Ш е м а л. А как же тогда…
А т а – Т ю р к. Да, по аулу тотчас пустили слух, будто его забрали и убили большевики за то, что он не вступил в капратил. Мать твоя не верила, думала: может, ушел к басмачам?
А з а т – Ш е м а л. А что мой брат?
А т а – Т ю р к. После того как исчез твой отец, в ауле появился Мурад-Гюрза. Пришел в ваш дом и тоже сказал Сапару, что твой отец замучен до смерти в ашхабадской тюрьме. И тогда Сапар дал клятву на коране отомстить за отца. «Сто большевистских голов будут жертвой тебе, отец!» – сказал он. Об этом Сапар рассказал мне самолично. Мурад-Гюрза сбил его с толку. А о том, как погиб Довлет Мирза, мне рассказал Гарыб-Йомуд. Мы вместе с ним уходили от Мердана-Пальвана. Гарыб-Йомуд тоже был у Змеиного колодца в тот злосчастный день. В твоего отца стреляли нукеры Мурада-Гюрзы.
А з а т – Ш е м а л. Бедный отец! Зачем они сделали это?
А т а – Т ю р к. Чтобы смутить народ. Чтобы еще больше натравить Мердана-Пальвана на советскую власть.
Появляется К у р б а н – Т и л ь к и ч и.
К е л ь д ж е. А-а, товарищ Тильки-джан! Или как там тебя?.. Салам алейкум! Это самое… Скажи, долго мы еще будем торчать в этих песках? Почему не наступаем? Почему не уничтожаем бандитов?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Сами виноваты, товарищи! Почему вы не стали стрелять, когда я приказал? Если бы из ста ваших пуль в цель попала хотя бы одна, то и тогда бы мы уложили многих из них. Простая арифметика.
К е л ь д ж е. Басмач есть басмач, Тильки-джан. Его издали не запугаешь. Это – лихие головы. Без рукопашной схватки нам не обойтись. Это самое… Тильки-джан…
К у р б а н – Т и л ь к и ч и (сердито перебивает). Какой я тебе Тильки-джан?! Меня звать Курбан Тилькичиев! Запомни, старик: Курбан Тилькичиев. Я ваш командир!
К е л ь д ж е. Это самое… Товарищ Тилькичи, не обижайся на простого человека. Я бедный дайханин. Было у меня две верблюдицы…
А т а – Т ю р к. Ай, кемендир-джан, долго ли мы еще будем продавливать песок своими боками?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Вы правы, товарищи, надо продолжать погоню. Надо сесть басмачам на хвост!
А т а – Т ю р к. Ай, кемендир-джан, преследовать надо было раньше. Прошли уже сутки. Теперь тебе не угнаться за басмачами. У них лошади получше наших.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ничего. Рано или поздно они вынуждены будут остановиться. Вот тогда мы и накроем их.
К е л ь д ж е. Это самое… Товарищ Тилькичи, я смотрел, когда они уходили… Видишь вон ту тамарисковую рощу?.. Там они разделились на четыре отряда, и каждый отряд пошел своей дорогой. Который из них ты хочешь преследовать?
М а р и я. Может, они разделились на четыре отряда для того, чтобы окружить нас с четырех сторон?
К е л ь д ж е. Это самое… Ата-Тюрк, в каком же направлении я должен теперь установить свой пулемет?
А т а – Т ю р к. Теперь тебе, Кельдже, надо иметь четыре пулемета и защищать все четыре стороны. Короче говоря, от наступления мы переходим к обороне? Так, кемендир-джан?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. В таком случае мы должны отступить к аулу.
А т а – Т ю р к (насмешливо). А что, если разбойники отрезали нам путь и к аулу.
К е л ь д ж е. Это самое… Товарищ Тилькичи, я в отряд вступил добровольно из-за похищенной верблюдицы. Ведь так? Но теперь я чувствую, мне никогда не найти ее. Тем паче верблюжонка… Больше того, здесь под твоим руководством, я могу потерять еще и голову. Гельды-Батыра нет, Антонова нет. Поэтому я хочу добровольно уйти от тебя.
А т а – Т ю р к. А пулемет свой оставишь нам или с собой заберешь – вместо верблюдицы?
К е л ь д ж е. Пулемет очень хорошая вещь, Ата-Тюрк, но пахать им землю нельзя. Пулемет не возьму.
А т а – Т ю р к. Пожалуй, Кельдже, и я составлю тебе компанию. Азат-джан, счастливо оставаться, сынок. А мы пойдем домой.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Товарищи бойцы, прекратим разговоры о возвращении домой! Лучше сообща все обдумаем и придем к какому-нибудь мудрому решению.
К е л ь д ж е. Это самое… Как тебя там?.. Тилькичи, разве советская власть не искоренила насилие, с помощью которого ты хочешь заставить меня остаться под твоим началом?
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Советская власть прежде всего не любит предателей. Учти это, старик! Предателей мы будем безжалостно шлепать!
А з а т – Ш е м а л (в сторону). Вор кричит: держите вора!
М а р и я. Товарищ Тилькичиев, вы, как всегда, перегибаете палку!
А т а – Т ю р к. До свидания, Азат-джан. С таким командиром главное – береги голову. Все остальное можно приобрести. Пошли, Кельдже!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Теперь мне ясно, старик: ты – шпион Мердана-Пальвана! Именем советской власти сейчас я кокну тебя на месте! (Достает наган.)
К е л ь д ж е. Это самое… Тилькичи, советская власть дала тебе оружие не для того, чтобы ты направлял его на честных дайхан!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Она дала мне оружие для борьбы с ее врагами и предателями!
А т а – Т ю р к. Можешь стрелять в меня, Тилькичи. А мы пойдем. Стреляй в спину старым людям. Пошли, Кельдже-джан.
Курбан-Тилькичи целится в Ата-Тюрка. Азат-Шемал бросается к нему, выхватывает наган из его рук.
А з а т – Ш е м а л. Советская власть дала всем равные права шлепать предателей!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. А ты заткнись, молокосос! С тобой-то все ясно. Твой брат – с басмачами. И ты такой же.
А з а т – Ш е м а л. Хитрая лиса!
А т а – Т ю р к. Не марай своих рук, Азат-джан. (Курбану-Тилькичи.) Мне кажется, Тилькичи, единственный шпион и предатель среди нас – это ты!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Ты ответишь за свои слова, старик! Мы помним: всего неделю назад ты был в банде басмачей!
К е л ь д ж е. Это самое… Азат-джан, сынок, отдай мне наган этого лиса. Он нам пригодится в дороге.
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Даю голову на отсечение, вы все трое связаны с басмачами.
К е л ь д ж е. Считай, ты уже без головы, Тилькичи. Впрочем, ты немного прав… Я-то, конечно, связан с басмачами, здесь ты не ошибаешься, связан тем, что у них моя верблюдица.
А т а – Т ю р к. Вот именно. Раз они пьют молоко твоей верблюдицы, значит, ты помогаешь им!
М а р и я. Я слышу конский топот. Кто-то скачет к нам.
А т а – Т ю р к. Тебе показалось, дочка. Это ветер шумит на гребнях барханов.
М а р и я (вслушивается). Да нет же… Явно кто-то скачет. Кто это может быть?
К е л ь д ж е. Кажется, ты права, дочка. (Ложится на песок, прислушивается.)
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Азат-джан, пожалуйста, верни мне мой револьвер. Пошутили – и хватит.
А з а т – Ш е м а л. На, возьми, шутник! (Возвращает наган.)
К е л ь д ж е. Что будем делать, воины? Надо принимать решение. Иначе нас могут застать врасплох.
А т а – Т ю р к. А на что твой пулемет? И перестань дрожать. Вспомни, ведь ты мужчина, Кельдже!
К е л ь д ж е. О, вспомнил! Действительно, мужчина! Это самое… Но и мужчине обидно погибать из-за какой-то верблюдицы…
А т а – Т ю р к. При чем здесь-то верблюдица?
К е л ь д ж е. Никак не могу забыть, ребята!
А з а т – Ш е м а л. Довольно болтать. Сейчас они будут здесь. (Командует, возвысив голос.) Эй, джигиты, всем залечь! Стрелять по команде! (Марии.) А ты что стоишь, ханум, словно джейран на пригорке?
М а р и я. Любуюсь тобой, дядя-бородач. Из тебя, я вижу, вышел бы неплохой командир!
А з а т – Ш е м а л. Командовать – не подчиняться!
Все ложатся. Курбан-Тилькичи стреляет наугад.
А т а – Т ю р к. Никак ты застрелился, Тилькичи?
К е л ь д ж е. Зачем стрелял? Теперь они узнали, где мы! Предатель!
А з а т – Ш е м а л. Дай сюда револьвер, Тилькичи!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Не подходите ко мне! Уложу на месте!
А т а – Т ю р к. Вот негодяй!
К у р б а н – Т и л ь к и ч и. Я вынужден защищать свою жизнь!
К е л ь д ж е. Ни одна шальная пуля не берет таких! Всегда находит какого-нибудь бедняка вроде меня. Это самое… Кажется, они остановились.
А з а т – Ш е м а л (кричит). Эй, кто вы такие? Что делаете здесь?
Голос Антонова: «Не стреляйте! Свои!»
А т а – Т ю р к. У нас здесь, в песках, все свои, даже бандиты тоже наши, местные.
Голос Антонова: «Мы – краснопалочники!»
К е л ь д ж е. Это самое… Голос знакомый. Кажется, Георгия.
Голос Антонова: «Эй, вы, там! Что замолчали?»
М а р и я. Георгий Николаевич, это вы?
Входят К а л а ш и н и А н т о н о в. Их сопровождают два вооруженных м и л и ц и о н е р а.
А н т о н о в. Здравствуйте, товарищи! Гоняемся за вами второй день по пескам!
А т а – Т ю р к. Здравствуй, Георгий-джан! Как самочувствие?
М а р и я. Нет ли известий о Сахрагюль, Георгий Николаевич?
А н т о н о в. Увы, как в воду канула.
А з а т – Ш е м а л. А что с Гельды-Батыром?
А н т о н о в. Тоже ни слуху ни духу. Но есть одна ниточка… К нам пришел человек. Он живет на окраине города, в районе Сухой балки. Говорит, неделю назад видел, как вечером в сторону балки четверо в папахах тащили кого-то, связанного по рукам и ногам. Потом, говорит, слышал топот копыт. Это было как раз в тот день, когда исчез Гельды-Батыр. И еще у нас есть сведения, что в этот вечер в городе был некто Мурад-Гюрза, махровый басмач, со своими людьми.
А т а – Т ю р к. Ядовитая гюрза! Убийца!
А з а т – Ш е м а л. Товарищ Георгий, отпусти меня на несколько дней из отряда. Я знаю, где искать Гельды-Батыра, если только…
А н т о н о в. Вот именно, если только… Нет, Азат-джан, один в поле не воин.
К а л а ш и н. Товарищи, черт возьми! Пропал не верблюд, не овца. Исчез командир добровольческого отряда! Надо найти!
А т а – Т ю р к. Искать надо Мурада-Гюрзу.
А н т о н о в. По коням, бойцы!
З а н а в е с.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Глухое место в Каракумах. Под навесом из хвороста и сухой травы сидит М е р д а н – П а л ь в а н. Он угрюм, размышляет.
Входит С а п а р.
С а п а р. Не помешаю, дядя Мердан?
М е р д а н – П а л ь в а н. Нет, сынок. Садись. Что-нибудь случилось? Я вижу, ты озабочен чем-то.
С а п а р (садится рядом). Долго мы еще пробудем здесь, дядя?
М е р д а н – П а л ь в а н. А что?
С а п а р. Вода кончается. Люди недовольны. Сегодня ушли еще трое. И еще, дядя…
М е р д а н – П а л ь в а н. Ну, говори, Сапар!
С а п а р. Напрасно ты отпустил Мурада-Гюрзу живым. Он враг. Он нанесет удар в спину. Напрасно…
М е р д а н – П а л ь в а н. Я делил с ним хлеб-соль. И с ним, и с его отцом Хаджи-баем. Только подлец посягает на жизнь того, с кем он сидел у одной скатерти.
С а п а р. Он увел своих нукеров. Он сманил с десяток наших парней. Он угрожал тебе.
М е р д а н – П а л ь в а н. У нас с Мурадом-Гюрзой разные пути. Да ведь я и не удерживаю никого возле себя силой, ты знаешь это. Если хочешь, ты тоже можешь уйти от меня, Сапар.
С а п а р. Обижаешь меня, дядя Мердан!
М е р д а н – П а л ь в а н. И в мыслях не было, сынок. Дело в другом… Я понял: не будет у меня удачи в жизни, которую я избрал. Поэтому лучше тебе уйти от меня. Нечего тебе делать здесь, в песках.
С а п а р. Я останусь с тобой до конца, дядя.
М е р д а н – П а л ь в а н. Напрасно, сынок.
С а п а р. Может, уйдем за хребет, как это сделал Джунаид-хан?
М е р д а н – П а л ь в а н. Нет, Сапар, человек так устроен, что может жить только у себя на родине.
С а п а р. Но другие-то живут.
М е р д а н – П а л ь в а н. Живут?! Гниют, сынок. Долго и мучительно гниют. Потом исчезают навеки, растворяются в чужом народе, как в кислоте. Живое мясо дымит, ничего не остается.
С а п а р. Аэроплан с красной звездой и сегодня кружил над нами, словно беркут. Нас выследили. Плохо.
М е р д а н – П а л ь в а н. Да. Потому я и говорю тебе, сынок: уходи от меня.








