Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Беги Суханов

Соавторы: Аширмурад Мамилиев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Совещание в кабинете директора обувной фабрики продолжается. Присутствуют  Х е к и м о в, Г о ш л ы е в, К у р б а н о в, Ш и х н а з а р о в, А й н а  и  О р а з.

Х е к и м о в (благодушно). Продолжайте, Айна Амановна. Мы внимательно слушаем вас, дорогая.

А й н а. Все. Я сказала все, Нурлы Хекимович.

Г о ш л ы е в. Как это все?! Как это все?! Срываете нам план, срываете обязательства, взятые нашей фабрикой, оставляете рабочих без зарплаты, без премиальных – и тебе нечего сказать?! Кош-шмар!

А й н а. Пусть говорят те, кто несет ответственность за брак.

К у р б а н о в. Что касается меня, товарищи, я уже высказался. Вы слышали…

Х е к и м о в. Да помолчал бы ты, Курбанов! Не из-за тебя ли весь этот сыр-бор?

К у р б а н о в. Вах, Нурлы Хекимович, я ведь уже объяснил вам, что если бы…

А й н а. Нурлы Хекимович, вы ведь не слепой. Вы сами еще до отпуска видели, какого качества продукцию гнали в цехе Курбанова. Как мы можем предлагать такую обувь покупателям? Надо же иметь совесть!

Г о ш л ы е в. «Совесть»! «Совесть»! Заладила! При чем здесь совесть?! О продукции говорим, об обуви. Не о совести. Совесть – абстрактное понятие, а нам, материалистам, нужна конкретная вещь – план! Ясно, что среди большого количества продукции может быть несколько пар некачественной обуви. Ведь тысячами шьем! Не десять – пятнадцать пар.

А й н а. А мы, ОТК, утверждаем с полным основанием: вся продукция цеха Курбанова – брак. Вся, вы понимаете?! Вся!

Г о ш л ы е в. Что ты морочишь нам голову, Айна? Что ты скандалишь тут из-за ерунды? У Мерджен научилась? Ведь это детская обувь! Дети есть дети. Откуда им знать, что такое брак и что такое доброкачественная обувь? Они еще маленькие, чтобы разбираться в таких тонкостях. Наденут туфельки на ножки да попрыгают несколько раз – вверх-вниз, прыг-скок! – вот и все. Много ли им надо?

А й н а. Много! Очень много! Нельзя обманывать детей, впрочем, как и взрослых! «Наденут туфельки на ножки»! «Вверх-вниз»! «Прыг-скок»! Не очень-то ребенок попрыгает, если у него в туфельке торчит острый гвоздь и подметка вот-вот оторвется. Нет, лично я не могу пойти на сделку с совестью, не стану обманывать детей! Речь идет о сотнях, тысячах ребятишек. И Мерджен Мурадовна того же мнения. Нет, нет и нет! На этот счет я получила строгие инструкции от Мерджен Мурадовны.

Г о ш л ы е в. «Гвоздь»! «Гвоздь»! А где была раньше твоя Мерджен Мурадовна? Пять лет назад! Три года назад! Полгода назад, наконец!

А й н а. Брак есть брак, Дорткули Базарович.

Г о ш л ы е в. А кто в этом виноват? За брак должны нести ответственность прежде всего вы, отдел технического контроля, точнее, твоя начальница – Мерджен Мурадовна. У нас есть все основания прийти к такому выводу.

О р а з (встает, подходит к столу). Может, ты, Дорткули, и нас познакомишь со своими липовыми основаниями? (Садится у стола.)

Г о ш л ы е в. А ты, Ораз, лучше помолчал бы! Твоя-то позиция мне ясна.

О р а з. Что же тебе ясно?

Г о ш л ы е в (с издевкой). Ах, какие мы наивные!

А й н а. Вы на что-то намекаете, Дорткули Базарович?

Г о ш л ы е в. Разумеется. Уж ты-то, Айна, должна быть в курсе дел своей начальницы.

О р а з. Дорткули, наши с Мерджен личные отношения здесь ни при чем.

Г о ш л ы е в. При чем, при чем! Еще как при чем! Разве ты просто так, ни с того ни с сего, стал бы заступаться за нее?

Х е к и м о в. Гошлыев, перестань! Мы сейчас говорим о работе, о делах, а ты опять… Где логика?

О р а з. Было бы странно, если бы ом говорил о работе. Работа, дела, труд – не его стихия.

К у р б а н о в. Я на сто процентов присоединяюсь к словам Ораза.

Г о ш л ы е в. Не спеши присоединяться. Я могу говорить и о работе. Еще как могу! И я хочу спросить вас всех: почему отдел технического контроля ограничивается лишь проверкой качества готовой продукции? Почему отдел не влияет на весь производственный процесс? Почему он не контролирует работу непосредственно в цехах? Почему его начальница своевременно не воспользовалась большими правами, данными ей законом? И наконец, повторяю, где она была все эти годы? Допустим, качество нашей продукции не на должном уровне. Но в этом есть и ее многолетняя лепта. Она фактически создавала это качество. Столько лет, повторяю, закрывала глаза, и вдруг, как снег на голову, – нет!

О р а з. Может, и твои обязанности заместителя директора фабрики переложить на этот отдел?

Г о ш л ы е в. Не надо иронизировать. Не надо шутить, Ораз. Если отдел технического контроля так уж дорожит авторитетом фабрики, почему он, повторяю, загодя грудью не встал на пути брака? Загодя! Вы понимаете – за-го-дя! Не ты ли, Ораз, как-то на собрании говорил, что высококачественная творческая работа и качественная продукция – это не только материальный, но и моральный фактор, что они имеют определенную этическую силу? В настоящий момент отдел технического контроля, вернее, его начальник Мерджен Мурадова, подходит формально, не творчески к проблемам фабрики, к проблеме нашего плана, нашей чести. А ведь подход к делу – под-ход! – это часть работы. Я бы даже сказал – весьма существенная часть. А, шеф?.. Разве я не прав?

О р а з (перебивает). Какая демагогия! Нурлы Хекимович, разрешите ответить Гошлыеву!

А й н а. Я хотела бы сама ответить. Вы кончили говорить, Дорткули Базарович?

Г о ш л ы е в. Пока – да. Но я надеюсь, все усвоили мою мысль. Повторяю, отдел технического контроля хочет пустить на ветер труд и усилия сотен рабочих, вместо того чтобы активно и практически содействовать получению высококачественной продукции.

О р а з. А я повторяю, Дорткули, что ты искаженно представляешь себе функции отдела технического контроля.

Г о ш л ы е в. Нет на свете таких производственных функций, молодой человек, с которыми бы не был знаком Гошлыев.

О р а з. Если бы ты был знаком с ними, ты не стал бы винить технический контроль за допущенный брак. Ведь как возникает брак…

Г о ш л ы е в (перебивает). Брак, молодой человек, возникает тогда, когда начальники цехов начинают крайне халатно относиться к своей работе.

О р а з. Вот, вот. А Волга впадает в Каспийское море. Однако я что-то не припоминаю, чтобы за последнее время нашу продукцию возвращали в столь большом количестве. Может, Дорткули, напомнишь, когда было такое?

Г о ш л ы е в. В том-то все и дело! Об этом-то я и толкую! Раньше наш ОТК был покладистей. И еще вопрос присутствующим. Почему из продукции цеха, которым руководит наш Ораз, за последние полгода бракуется, как правило, всего пять-шесть десятков пар обуви, в то время как продукция цеха Курбанова браковалась на шестьдесят – семьдесят процентов, а за последние три недели почти на все сто процентов? Почему, я спрашиваю? Неужели этот факт, это явление ни о чем не говорит?

О р а з. Послушай, Дорткули, может, хватит ходить вокруг да около? Может, скажешь прямо то, что ты хочешь сказать?

Г о ш л ы е в. И скажу, молодой человек. Ведь ни для кого из нас не секрет, что Мерджен не станет вставлять тебе палки в колеса. Разве не так?

О р а з. Если я тебя правильно понял, ты хочешь сказать, что продукция моего цеха благополучно проходит через ОТК не потому, что она сама по себе хорошего качества, а потому, что у меня с Мерджен хорошие отношения? Так, что ли?

Г о ш л ы е в. Да, именно это я и имел в виду, Ораз.

О р а з. Ты недобрый человек, Дорткули, и ты странный человек, Дорткули.

Х е к и м о в. Послушай, Гошлыев, говори по существу дела. Что тебе до их личных отношений?

А й н а. Нурлы Хекимович, вы бы сами заглянули сегодня на склад и посмотрели, что там за товар. Товарищ Курбанов, скажите честно, положа руку на сердце, смогли бы вы обуть своих детей в подобную обувь?

К у р б а н о в. Можно подумать, мы нарочно выпускаем некачественную обувь!

А й н а. Как бы там ни было, но за такую продукцию кому-то придется отвечать!

К у р б а н о в. Ну да, обычная история: стрелочник всегда виноват.

Х е к и м о в. Ах ты, бедненький! Несчастный стрелочник! Отказываешься признать свою вину? Да откуда в тебе такая наглость?.. Если не ты виноват, то кто же? Твой цех! Ты несешь ответственность за брак. Ты не просто виноват, ты – преступник! Айна Амановна права. И Мерджен права, судить тебя надо!

К у р б а н о в. Товарищи, как же так?! Или вы думаете, я нарочно выпускаю некачественную продукцию? Да что я – глупец?! Во-первых, кожа некачественная, во-вторых, не хватает классных специалистов, в-третьих…

Х е к и м о в (перебивает). Никаких «в-третьих»! Если ты видишь, что идет брак, надо немедленно принимать меры, надо останавливать цех. Как можно пускать на ветер государственное добро? Если б ты заранее проявил расторопность, смекалку, инициативу, нам бы не пришлось краснеть сегодня! Ведь логично?

К у р б а н о в. Странно! Не вы ли сегодня сами, Нурлы Хекимович, отчитывали нас за остановку цехов по приказу Мерджен Мурадовны в ваше отсутствие? А теперь вдруг… Где же логика?

Х е к и м о в. Не оправдывайся, не оправдывайся.

К у р б а н о в. Выходит, во всем виноват я? Так, что ли?! Выходит, невыполнение плана на моей совести, да? И это я, значит, виноват в том, что мы шьем детскую обувь из некачественной кожи? Так мне вас следует понимать, Нурлы Хекимович?

Г о ш л ы е в. Выходит, что так, товарищ начальник цеха.

К у р б а н о в. Что же мне теперь делать? Посоветуйте, подскажите, товарищи!

Ш и х н а з а р о в. Первым делом, пади к ногам Айны. Уж она-то уломает как-нибудь свою начальницу – Мерджен. Затем… Срочно исправь ошибки, устрани недостатки или… напиши заявление по собственному желанию…

К у р б а н о в. Айна, дочка, умоляю тебя, избавь меня от позора! У меня трое маленьких детей, пожалей хотя бы их! (Падает на колени перед Айной.)

А й н а. Встаньте, товарищ Курбанов! Мы ведь на работе, не в театре. Это же фабрика!

Г о ш л ы е в. Ах, Айна, Айна! И тебе не стыдно заставлять пожилого человека унижаться, стоять перед тобой на коленях?! И ты еще наш комсомольский секретарь! Что сказали бы в райкоме? Кош-шмар!

А й н а. Встаньте же, товарищ Курбанов! Прошу вас, поднимитесь!

О р а з. Встань, коллега!.. Рабочий человек! Это тебе просто не к лицу!

К у р б а н о в. Двадцать лет я работаю на этой фабрике, но никогда еще не испытывал такого позора!

О р а з. Прекрати комедию, коллега!

А й н а. Это не комедия, товарищи, – трагедия. Наша общая трагедия.

Входит  А й г ю л ь.

А й г ю л ь. Нурлы Хекимович, по белому телефону звонит Бердыев – из министерства, спрашивает, когда мы конкретно отправим обувь, согласно принятым обязательствам? И планом интересуется.

Х е к и м о в (Айне). Вот вы, Айна Амановна, и объясните товарищу Бердыеву, как и что.

А й н а. Могу объяснить. (Поднимает телефонную трубку белого аппарата.)

Х е к и м о в. Мой аппарат не работает. Поговорите из приемной. Пройдите туда.

А й н а. Хорошо. (Встает.)

Айна и Айгюль выходят.

Г о ш л ы е в. Бердыев… Это ваш свояк, Нурлы Хекимович?

Х е к и м о в (недовольно морщится). При чем здесь свояк, не свояк?! Сейчас мы на работе, Гошлыев. Логично? (Пауза.) Да, ситуация! На собрании солидного коллектива мы произносили громкие слова, давали обещания… Между прочим, Шихназаров, ты тоже давал обещание.

Ш и х н а з а р о в. Обеспечьте мой цех необходимыми качественными материалами, и я выполню свое обещание, Нурлы Хекимович.

Х е к и м о в. Ты тоже, Гошлыев… (Берет из рук Гошлыева портфель, кладет его на стол.)

Г о ш л ы е в. Вы только вывезите за ворота фабрики нашу продукцию – хоть миллион пар! – а пристроить ее – это уж мое дело. Об этом не беспокойтесь!

Входит  А й г ю л ь.

А й г ю л ь. Нурлы Хекимович, вас тоже просят к белому телефону. (Кивает в сторону приемной.) Там эта Айна такого наговорила!

Хекимов выходит в приемную.

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

О р а з. Да, переполох в министерстве, видимо, изрядный.

Г о ш л ы е в. Если бы только в министерстве!

Ш и х н а з а р о в. Я считаю, нам нужен хороший вратарь. И два смелых нападающих.

О р а з. А к ним еще три умелых защитника и два полузащитника. Вот тогда бы твои мячи со Знаком качества еще успешнее влетали в ворота торгующих организаций. Не так ли, Шихназаров?

Ш и х н а з а р о в. Знаешь, что я скажу тебе, дружище? Не лезь не в свое дело.

Г о ш л ы е в (показывает на книги на столе Хекимова). Неужели наш шеф прочитал все эти книги? По-моему, это так… для красоты. (Берет одну из книг.) Ага, энциклопедия! (Листает книгу.) Интересно, очень интересно!

Ш и х н а з а р о в (подходит к Айгюль, игриво). Прекрасно выглядишь, Айгюлечка! О, какие мы носим модные туфельки! Если не секрет, где ты достаешь такие?

А й г ю л ь. Я уже говорила, у меня есть свои личные мастера на фабрике. Они шьют только для меня. Ясно?

Ш и х н а з а р о в (многозначительно). Ясно, ясно. А не мог бы я, дорогая Айгюль, пополнить их ряды своей скромной персоной?

Айгюль кривит губы и выходит.

Гошлыев начинает смеяться ни с того ни с сего. Все смотрят на него удивленно.

Г о ш л ы е в. Послушайте!.. Вы знаете, что значит – Мерджен? Мерджен – это коралл!.. Есть такой морской моллюск. А моллюск – это беспозвоночное существо, покрытое раковиной, мягкотелое…

Ш и х н а з а р о в. Мягкотелое?.. Я бы не сказал этого про нашу Мерджен.

Г о ш л ы е в. Да, да, мягкотелое существо, обычно без внутреннего скелета, которое обитает в морских водах…

О р а з (берет книгу из рук Гошлыева, пробегает глазами заметку). Если уж ты решил информировать нас, то надо читать все, что здесь написано! Мерджен – камень. Драгоценный камень ярко-красного, белого или розового цвета… (Закрывает книгу, кладет на место.)

Входят  Х е к и м о в  и  А й н а. Садятся.

Х е к и м о в. Теперь вы знаете точку зрения министерства. И у нас нет иного выхода, Айна Амановна. Я, как вы понимаете, тоже за высококачественную продукцию. В этом вопросе я всей душой на стороне ОТК и поддерживаю все ваши, с Мерджен Мурадовной, требования. Естественно, в наши дни стыдно выпускать продукцию низкого качества. Выполнение плана, да еще за счет доброкачественной продукции, – сейчас это должно быть нормой, обычным явлением. Именно поэтому как директор фабрики я считаю выполнение плана нашим священным долгом. Это не просто план, это – государственный план. Его надо обязательно выполнить. Надо держать данное слово. Ведь логично? Никаких других вариантов быть не должно.

Ш и х н а з а р о в. Нурлы Хекимович, разрешите мне сказать вам два слова.

Х е к и м о в. Два слова? Пожалуйста. Даже три, если это имеет отношение к делу.

Ш и х н а з а р о в. Имеет, имеет. Нурлы Хекимович, скажите, должны мы выпускать продукцию хорошего качества? Я считаю, что должны. Даже обязаны. Так о чем же мы здесь спорим?

О р а з (горячо). Есть такое понятие, как рабочая совесть, рабочая честь! Речь идет об этом.

К у р б а н о в (внезапно раздражается, Шихназарову). Я считаю… Мы обязаны… Тоже мне – грамотей нашелся! Чем ты кичишься? Подумаешь? Выпускаешь какие-то покрышки для мячей…

Ш и х н а з а р о в. А ты разве не в курсе, что эти мячи имеют Знак качества?

К у р б а н о в. В курсе, в курсе. Мне все известно. Только на твоих мячах со Знаком качества наша обувная фабрика далеко не уйдет. Подчеркиваю, мы прежде всего – обувная фабрика. Пусть и наш цех обеспечат тем же материалом, какой получаете вы, и тогда посмотрим, чей скакун окажется на финише первым!

Х е к и м о в. Не понимаю. Что ты хочешь сказать этим, Курбанов?

Курбанов угрюмо молчит.

Г о ш л ы е в. Ну, говори же! Что как воды в рот набрал? Говори.

К у р б а н о в. И скажу. Не хотел, но теперь скажу. Всякому терпению рано или поздно приходит конец!

Г о ш л ы е в. Ну, ладно, что пыжишься, словно варан в пустыне? Того и гляди, лопнешь!

Ш и х н а з а р о в. Жаль, если не лопнет!

К у р б а н о в. Не лопну, не надейтесь. Нурлы Хекимович, вы когда-нибудь всерьез интересовались, почему мой цех дает так много брака?

Х е к и м о в. Я интересуюсь не только одним твоим цехом. Мой долг как директора интересоваться даже тем, что вы едите в обеденный перерыв в нашей рабочей столовой, дорогой товарищ Курбанов. Ведь логично?

К у р б а н о в. Не очень-то вы интересуетесь проблемами нашего цеха, Нурлы Хекимович.

Х е к и м о в. Что ж, видно, теперь придется проявить к нему повышенный интерес.

К у р б а н о в. Вы хоть раз прочли внимательно мой рапорт, вернее – мои многочисленные рапорты? Вот вы все в один голос трубите: второй цех выпускает брак. Брак, брак, брак! Это верно. Но почему? По какой причине? Ведь это главное.

Г о ш л ы е в. Второй цех выпускает брак по той элементарной причине, что начальник цеха не справляется со своими прямыми обязанностями.

К у р б а н о в. Что касается моих обязанностей и того, как я с ними справляюсь, – это тема особого разговора. Лучше об этом сейчас не говорить. Будет только хуже…

Г о ш л ы е в. Как это понимать? Что значит – будет только хуже?

К у р б а н о в. Словом, был брак во втором цехе – и будет! Ясно вам?

Х е к и м о в. Послушай, Курбанов, ты не спятил? Ты понимаешь, что ты говоришь?

К у р б а н о в. Я-то понимаю… А вы, Нурлы Хекимович, часто интересуетесь, какие ко мне поступают материалы? Из кожи, которую я получаю, нельзя шить не то что обувь для детей, даже шихназаровские мячи. Хорошо, допустим, кожа плохая, другой кожи не дают нам, но ведь и эту плохую кожу мы не можем получить своевременно. Кроме того, мы идем не в ногу с модой, не учитываем спроса и вкуса покупателей. Наша обувь устаревает морально, не дойдя до детских ножек. Обувь, которую мы шьем в спешке, в погоне за цифрами плана по выпуску обуви, бумерангом возвращается к нам же на фабрику. Мы платим штрафы, затем мы перешиваем эту обувь, тратим много лишнего труда и материалов. Но заработная плата рабочих остается прежней. Отсюда – никто не заинтересован в работе, отсюда – текучесть кадров. Один работает шесть месяцев, другой – три, затем – прощай фабрика! Ветеранами труда мы называем таких, кто работает у нас на фабрике три-четыре года. Смешно!

А й н а. И я считаю – смешно! Но почему тогда вы, Курбанов, пытаетесь всеми правдами и неправдами протолкнуть через наш ОТК свою недоброкачественную продукцию?

К у р б а н о в. А что же нам остается делать? Нужно фабрике выполнить план по выпуску? Нужно. Рабочим платить надо? Надо.

Г о ш л ы е в. Наломал дров, а теперь, когда пришло время ответ держать, выкручиваешься, ищешь зацепку.

К у р б а н о в. Никакой зацепки я не ищу. Я говорю то, что есть в действительности. Такова истина.

Ш и х н а з а р о в. «Истина, истина»! Тоже мне – философ! Эта истина оборачивается против тебя. Ты что, с луны свалился? (Передразнивает.) «Кожа плохая»!.. «Не можем получить своевременно»!..

К у р б а н о в. Да – плохая! Да – не можем!

Ш и х н а з а р о в. А почему ты мирился с положением? Почему заранее не бил тревогу? Выходит, ты дважды виноват.

К у р б а н о в. А что я должен был делать?

Ш и х н а з а р о в. Схватить надо было за горло кого следует.

О р а з. До каких пор можно хватать друг друга за горло? Что мы – звери?

Ш и х н а з а р о в. Смысл жизни – в борьбе. Вспомни, нас учили: развитие – это борьба. Не так ли, Айна Амановна? Вы ведь в институте учитесь, должны знать.

А й н а. Борьба бывает разная. По-разному можно вести ее. Вот, скажем, та борьба, которую ведете вы, Шихназаров…

Ш и х н а з а р о в. Как же я веду ее?

А й н а. Сами знаете.

Ш и х н а з а р о в. Да, я веду борьбу, я борюсь. Могу и за горло схватить, если надо, если речь идет о высококачественной продукции. Хватаю, и еще как хватаю!

К у р б а н о в. Не другие ли за тебя борются? Не загребаешь ли ты жар чужими руками? Самая лучшая кожа, из которой шить и шить детскую обувь, попадает в твой хобот.

Ш и х н а з а р о в. Если бы не попадала, считай, у нас не было бы мячей со Знаком качества.

К у р б а н о в. Повторяю, зачем нам нужны эти мячи? Ведь мы – обувная фабрика. Для чего они нам? Для того, чтобы говорить: вот, мол, и мы даем продукцию со Знаком качества? Кому нужен столь сомнительный авторитет? Ведь это – пускание пыли в глаза.

Х е к и м о в. Хорошие мячи – это хорошая поддержка нашей фабрике. Если ты не понимаешь этого, Курбанов, что ж, тогда мне жаль тебя.

К у р б а н о в. Да, этого я не понимаю. Вернее, я понимаю, что это вовсе не так. Я уверен в этом.

Г о ш л ы е в. У тебя слишком низкий уровень экономических знаний, Курбанов. Надо учиться, дорогой. Учиться экономике. Ты слышал: экономика должна быть экономной? Вот тебе мой добрый совет: обязательно учись.

А й н а. Одна моя знакомая работает на заводе, который выпускает главным образом металлические чайники и металлическую посуду. А побочно они делают гири для весов. Основная их продукция оставляет желать много лучшего, а вот их гири – черные, чугунные гири! – имеют Знак качества. Ведь тоже своего рода очковтирательство.

Г о ш л ы е в. Ты хочешь сказать, Айна, что мячи и гири для весов никому не нужны?

А й н а. Сейчас я хочу сказать другое. Я считаю, что каждое производственное предприятие должно прежде всего заботиться о своей основной продукции. И Знак качества должен красоваться прежде всего на этой продукции. Хотите выпускать покрышки для мячей, – пожалуйста, делайте их хорошо из отходов кожи, из обрезков. И тогда у детей будет двойная радость – и хорошая обувь, и хорошие мячи.

Х е к и м о в. Айна Амановна, вы должны быть в курсе дела. И ассортимент основной продукции, выпускаемой нашей фабрикой, и побочной мы согласовываем с министерством. Экспериментальные мячи – только начало. Мы планируем в будущем году наладить выпуск башмачков для кукол.

А й н а. И все-таки, повторяю, все внимание следует уделять качеству нашей основной продукции. Тем более что она в этом очень нуждается. Знак качества должен перекочевать с мячей Шихназарова на нашу обувь!

Ш и х н а з а р о в (весело). А я предлагаю повесить его на шею нашего начальника отдела технического контроля – Мерджен Мурадовой!

О р а з. Послушай, друг, не кажется ли тебе, что ты переходишь границы дозволенного?

Ш и х н а з а р о в. Нурлы Хекимович, по-моему, мы ведем разговор не по существу. Секрет производственного успеха всецело зависит от начальника цеха, от его умения работать, от его смекалки, энергии, находчивости, от его способности найти общий язык с нужными людьми. Если будешь сидеть сложа руки и ждать, когда тебе принесут хорошую кожу, качественные нитки и прочее, останешься ни с чем. Что делаю я? Я не довольствуюсь тем, что мне дает Дорткули Базарович, я сам еду на ткацкую фабрику, на кожевенный завод. Иду с жалобами в вышестоящие инстанции. Где надо, делаю подарок нужному человеку. Словом, не ухожу с пустыми руками. Короче говоря, ты, Курбанов, напрасно думаешь, что быть начальником цеха так уж просто.

К у р б а н о в. Я не признаю твоих методов! Они противоречат принципам нашей общественной жизни.

Ш и х н а з а р о в (передразнивает). «Принципам, принципам»! Да перестань ты бросаться громкими словами! Учти: победителя не судят!

К у р б а н о в. Ты не победитель! Ты разрушитель. Ты насаждаешь методы, чуждые нашему образу жизни. И жаль, что тебя поощряют в этом! (Делает жест в сторону Гошлыева.)

Г о ш л ы е в. Спокойно, спокойно, Курбанов! Крушишь мечом направо и налево?! Недоволен тем, как твой цех обеспечивается материалом?

К у р б а н о в. Недоволен.

Г о ш л ы е в. Удивительно! Я вижу, Курбанов, ты хочешь действовать по принципу: «Не тот краснеет, кто ворует, а кто вора поймал». Так? Ну, это у тебя не получится. Нурлы Хекимович, у меня есть факты, свидетельства, документы, подтверждающие, что и второй цех своевременно обеспечивается материалом. У меня есть цифры!

К у р б а н о в. В смысле количества – да, здесь ваши цифры подтвердятся.

Х е к и м о в. А ты чего хочешь?

К у р б а н о в. Нас не устраивает качество.

Г о ш л ы е в. Так, так! Как говорится: «Дай мне орех, да еще и без скорлупки». Надо действовать, действовать! Бери пример с Шихназарова.

К у р б а н о в. На это не надейтесь. Я не сторонник аморальных методов.

Ш и х н а з а р о в. Выходит, это я аморальный, а не ты? У меня Знак качества, ты забыл?

К у р б а н о в. Знак качества на аморальности?

Ш и х н а з а р о в. На моих мячах!

Х е к и м о в (хитро усмехается, Курбанову). А ты знаешь, Курбанов… Я с тобой полностью согласен. Ты меня убедил. Логикой.

Г о ш л ы е в. Нурлы Хекимович! Шеф! Да вы что?!

Х е к и м о в. Да, да, согласен. Товарищи, прошу обратить внимание, я всегда стараюсь делать правильные выводы из критики. Разумеется, критика не очень приятная вещь. Но что поделаешь? Логика – мой бог! Итак, товарищи, вопрос прояснился. Будем считать, что мы договорились. Словом, план надо выполнять, а данное слово держать. А из критики будем делать конструктивные выводы.

А й н а. Прошу прощения, Нурлы Хекимович, лично для меня вопрос по-прежнему не ясен. Как я поняла, мы будем продолжать выпускать недоброкачественную продукцию. Будем и впредь швырять на ветер государственное добро, штамповать никому не нужный товар!

Х е к и м о в. Успокойтесь, Айна Амановна. Этим вопросом мы тоже займемся в свое время! Решительно! Мы поставим этот вопрос на партбюро. Как только наш главный инженер вернется с курсов повышения квалификации, а парторг выйдет из больницы…

О р а з. Его только вчера оперировали. Он пролежит в больнице еще с месяц.

Х е к и м о в. Но ведь выйдет наконец?

О р а з. Да, выйдет. И сразу же уедет в санаторий.

А й н а. И все это время мы будем выпускать брак?

Г о ш л ы е в. Пойми, Айна, вопрос-то очень серьезный! Ведь брак! Сначала мы обсудим на партбюро, а затем вместе со всеми коммунистами…

А й н а. По-моему, все, кто здесь присутствует, не только коммунисты, но и члены партийного бюро. Нет лишь одной Мерджен Мурадовны. Но ее точка зрения вам хорошо известна. А я – комсомольский секретарь фабрики. Так чего же нам ждать? Мы все, здесь присутствующие, несем ответственность за качество фабричной продукции. Мы и должны решить, как покончить с браком. И решить немедленно! Сколько можно обманывать самих себя? Сколько можно обманывать государство и народ?

Раздается телефонный звонок. Хекимов поднимает трубку.

Х е к и м о в. Да, Хекимов слушает… А, здравствуй, здравствуй… Что?.. Да, логично, это наша промашка… Они уже звонили… Словом, мы договорились… Дайте нам еще три-четыре дня… Три дня?.. Хорошо, спасибо… Всего доброго, до свидания. (После паузы, присутствующим.) Это Байрамов из Комитета народного контроля. Он тоже напоминает, что, согласно обязательствам, мы должны дать еще двадцать восемь тысяч пар обуви. Ясно вам? Двадцать восемь тысяч пар в три дня! Правда, двадцать тысяч пар у нас лежат на складе…

А й н а. Нурлы Хекимович!..

Х е к и м о в. Айна Амановна, о чем еще может быть разговор? Мы не снимаем с повестки дня вопрос об улучшении качества нашей продукции. Мы накажем тех, кто этого заслуживает. Но сейчас перед нами одна задача: мы должны дать в три дня двадцать восемь тысяч пар обуви. Надеюсь, все меня правильно поняли, товарищи?

А й н а. Значит, опять погоним брак? Как же так, товарищи? Где же у нас совесть?

Г о ш л ы е в. Надо выполнить план! Надо выполнить обязательства! Вот где наша совесть!

А й н а. Мы, ОТК, не позволим вывезти за ворота фабрики ни одной пары бракованной обуви!

О р а з. Товарищи, давайте разберемся! Я помню наше последнее собрание, где мы все в один голос ратовали за качественную продукцию, где мы говорили о рабочей чести, совести, а сегодня мы фактически берем за горло руководство ОТК, людей, которые всей душой болеют за производство и больше всех заботятся о качестве продукции.

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

Входит  А й г ю л ь, кладет на стол Хекимова папку с бумагами.

Х е к и м о в. Что это?

А й г ю л ь. Заявления об увольнении.

Х е к и м о в (открывает папку). Так… Хаджи Рахманов… А это кто? Закройщик Искендеров?.. А ему-то что надо? Чего он хочет?

А й г ю л ь. Не знаю. Он там, в приемной. Говорит: не уйду, пока Хекимов не наложит резолюцию. Впустить его, Нурлы Хекимович?

Х е к и м о в. Нет, я сам. Извините, товарищи. Покину вас на одну минуту. (Встает, выходит.)

Ш и х н а з а р о в. Айгюль, красавица, переходи работать в наш цех. Научу тебя шить покрышки для мячей со Знаком качества.

А й г ю л ь. Я, красавец мой, не футболист, и меня мячами со Знаком качества не соблазнишь. Я предпочитаю хорошие модные туфли. (Выходит.)

Ш и х н а з а р о в. Ей можно ходить и в чарыках, ей все идет. Даже бракованные туфли на ней покажутся хрустальными башмачками.

Входит  Х е к и м о в, садится за стол, хмурится, комкает заявления, кидает их в корзину.

Г о ш л ы е в. Нурлы Хекимович, я бы не стал задерживать тех, кто хочет уйти. Как говорится, насильно мил не будешь.

Х е к и м о в. Мне нужны кадры, Гошлыев. Кадры! Я нуждаюсь в рабочих, хорошо знающих свое дело.

Г о ш л ы е в. Да, но если человек не хочет…

О р а з. По-моему, надо шире и всесторонне подходить к проблеме качества…

Г о ш л ы е в. Сейчас мы должны думать только о плане, об обязательствах, молодой человек! Разве не ясно?

О р а з (не слушает Гошлыева). И Курбанов, и Мерджен Мурадовна, и Айна правы! Мой цех обеспечивается материалами не лучше, чем цех Курбанова. Болезнь одна. И тем не менее…

Г о ш л ы е в (насмешливо). «Болезнь, болезнь»! Ты что – медицинский кончал?

О р а з. И тем не менее с начальника цеха спрос особый. Он – и только он! – прежде всего отвечает за работу своего коллектива. Курбанову как минимум следовало бы влепить строгача, так как в некачественной продукции, которую производит его цех, повинен главным образом он.

Г о ш л ы е в. Ай, молодец, Ораз-джан! Ты, оказывается, башковитый малый!

А й н а. А по-моему, неправильно всю ответственность взваливать на начальника цеха. Низкое качество продукции – это и результат серьезных просчетов в общей организации производственного процесса на фабрике. А кто в этом виноват? Разумеется, руководители фабрики, партийный актив. Разве я не права?

Г о ш л ы е в. Нет, товарищи, эта девушка докопает нас сегодня! При чем здесь руководители фабрики? Кош-шмар!

Х е к и м о в. Продолжайте, продолжайте, Айна Амановна. Очень интересные мысли. Чувствую, мы поймем друг друга.

А й н а. Нурлы Хекимович, я уверена, вам не понравится то, что я скажу. Поэтому позвольте мне ограничиться сказанным.

Х е к и м о в. Напрасно. Повторяю: я – за критику. Если вам есть что сказать, пожалуйста, пожалуйста. Кто сказал «а», тот должен сказать и «б».

А й н а. Хорошо, я скажу. Мы с Мерджен Мурадовной считаем, что наша фабрика работает неритмично, неравномерно. В начале каждого месяца мы находимся в состоянии летаргии, спим, а как только месяц подходит к концу, у нас начинается переполох. Нас лихорадит. Объявляется аврал, возникает суматоха. Какое может быть качество у обуви, сшитой наспех, в суете?