Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Беги Суханов

Соавторы: Аширмурад Мамилиев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

ПРОДАННЫЙ СОН
Пьеса-сказка в двух действиях

По мотивам туркменских народных сказок

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М а м е д.

Т а б и б  К е м а л.

Г ю л ь б а х а р (она же – голубка).

Ш а х.

В и з и р ь.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и.

В о р  И б р а г и м.

М а к л е р.

Х а д ж и – а г а.

С л е п о й  н и щ и й.

Х а м м а л – н о с и л ь щ и к.

Д е р в и ш.

Ш а х – з а д е.

Ш у т.

С к о т о в о д.

С т р а ж н и к и.

Т е л о х р а н и т е л и  ш а х а.

Т о р г о в ц ы.

Г о р о ж а н е.

Ч е р н ы й   к о б ч и к.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Площадь рядом с городским базаром в древнем Мерве. По ней то и дело снуют торговцы с туго набитыми хурджунами, носильщики с мешками на спинах и большими корзинами на головах, жители города.

Со стороны базара доносится многоголосый гул.

На краю площади стоит кибитка. В ней живет известный по всему Туркестану ученый, знахарь и немного волшебник Табиб Кемал. На топчане перед кибиткой лежит молодой человек – М а м е д. Он то и дело стонет.

Из кибитки выходит скромно одетая миловидная девушка. Это Г ю л ь б а х а р, внучка старого Табиба Кемала. В руке у нее пиала с каким-то снадобьем.

Г ю л ь б а х а р. Дедушка интересуется, как ты себя чувствуешь, джигит?

М а м е д. После лекарства, которое ты, о славная девушка, дала мне вчера вечером, мне стало легче дышать. Но ноги по-прежнему без движений, парализованы. Как видишь, Гюльбахар, речь вернулась ко мне, разум прояснился, однако все равно я – полумертвец.

Г ю л ь б а х а р. Вот, Мамед, выпей еще и это. (Поит Мамеда снадобьем.) Дедушка говорит, что ты пошел на поправку. Верь и ты!

М а м е д. Какой же я неудачник! Мне двадцать лет, из них семь я – калека. В двенадцать лет, Гюльбахар, я сел на коня, начал джигитовать. Однажды на тое, во время скачек, взбесившийся жеребец сбросил меня, на землю. Так я стал жалким калекой. Умоляю тебя, великодушная Гюльбахар, дай мне какой-нибудь яд, прекрати мои адские муки! Я хочу умереть!

Г ю л ь б а х а р (с улыбкой). Не спеши, джигит! Умереть всегда успеешь. Всю эту ночь до зари дед мой не спал, варил какое-то лекарство. Я видела лицо дедушки, видела: он верит в твое исцеление, Мамед. Потерпи еще немного. Он верит. И я верю. Верь и ты.

М а м е д. А у меня, мне кажется, не осталось веры, Гюльбахар. И родители мои не верят в мое исцеление. Они живут далеко отсюда – на берегу бескрайнего моря Хазара. Год назад темной ночью я выполз из отчего дома и пополз по дороге на восток… Я много слышал о знаменитом ученом и врачевателе Табибе Кемале, живущем в Мерве. И я решил добраться до него. Целый год я полз. Посмотри на мои руки, Гюльбахар! Они все в мозолях. Я здесь, в Мерве, у дома знаменитого Табиба Кемала. Но веры, повторяю, уже почти нет в моем сердце, я растерял ее в пути – по пескам Каракумов.

Г ю л ь б а х а р. Крепись, джигит! Крепись, Мамед-джан! Ты еще сядешь на коня. Верь! Верь!

М а м е д. Проклятый недуг подточил мое мужество. Даже неудобно признаваться тебе в этом, Гюльбахар.

Г ю л ь б а х а р. Вера и надежда – вот два великих крыла человеческой души. Не опускай эти крылья, джигит!

М а м е д. Пока не опустил, Гюльбахар. Они-то и помогли мне добраться сюда. Но прошла уже неделя с тех пор, как Табиб Кемал начал бороться с моим недугом, а я вот все лежу…

Г ю л ь б а х а р. Дедушка вернул тебе речь, Мамед, он прояснил твой рассудок. Не все сразу, джигит! Имей терпение!

М а м е д. А ноги! Мои ноги!

Из кибитки выходит  Т а б и б  К е м а л. В руках у него пиала и розовый кувшинчик.

Т а б и б  К е м а л. Не все сразу, молодой человек. Извини, забыл твое имя.

М а м е д. Мамед.

Т а б и б  К е м а л. Так вот, Мамед-джан, не скрою, бывают и у нас неудачи. Ты, наверное, слышал о знаменитом во всем мире ученом, враче, поэте и философе – Авиценне. Так вот, Авиценна спас от смерти и болезней тысячи людей, а вот собственного сына Джамала спасти не смог. Все бывает, сыночек Мамед.

М а м е д. А что, у сына Авиценны тоже был паралич ног?

Т а б и б  К е м а л. Хуже, сынок, хуже. Говорят, печень его сына от недуга превратилась в камень. Авиценна удалил камень, но все-таки парень умер, да упокоит его душу аллах!

Г ю л ь б а х а р. Говорят, из этого камня Авиценна сделал рукоятку для своего ножа.

Т а б и б  К е м а л (наливает из розового кувшинчика в пиалу снадобье, подносит его ко рту Мамеда). Выпей это, сынок. А ты, Гюльбахар, сходи принеси голубой кувшинчик, который стоит на огне.

Гюльбахар уходит в кибитку.

М а м е д. Я видел, Табиб Кемал, сколько людей ушли от вас исцеленными за эти дни. Я верю в вас, Табиб Кемал!

Т а б и б  К е м а л (улыбается). А я, Мамед, верю в любовь человека к жизни, в его могучий дух! И еще я верю в целебную силу природы. Я верю в голубое небо, в чистый воздух, верю в травы. Должен сказать, Мамед, после того как Авиценна потерял родного сына, он отправился путешествовать по белому свету. Однажды, изрядно устав, он остановился у какого-то родника – отдохнуть и перекусить. Сел. А нож свой с каменной рукояткой бросил на траву, которая росла рядом. Когда настала пора двигаться дальше в путь, Авиценна протянул руку за ножом и увидел, что на траве лежит одно лишь стальное лезвие! Каменной рукоятки как не бывало! «Что за чудо?!» – воскликнул Авиценна. Достал из хурджуна еще один кусочек камня, того самого, извлеченного из тела сына, и бросил его на траву. Камень на его глазах растаял, словно снег у костра. Печали Авиценны не было предела. Он понял, что мог бы излечить этой травой печень сына, знай он раньше о лечебных свойствах этой травы. Это была мята.

М а м е д. Обыкновенная мята?!

Т а б и б  К е м а л. Необыкновенная, необыкновенная мята, сынок! Так-то, Мамед.

Из кибитки выходит  Г ю л ь б а х а р. В руке ее голубой кувшинчик.

М а м е д. У вас симпатичная внучка, Табиб Кемал!

Т а б и б  К е м а л. Не только симпатичная, но и толковая. Гюльбахар – прекрасная помощница. Я уже доверяю ей готовить некоторые лекарства. Доверяю лечить некоторые недуги. И вообще я ей доверяю во всем. Извини, что я хвалю ее, свою родную кровь, Мамед-джан. Говори мне «ты», сынок! Сказано в одной мудрой книге: с шайтанами – на «вы», с аллахом – на «ты».

Г ю л ь б а х а р. Сглазишь меня, дедушка!

Т а б и б  К е м а л. Разумное не боится порчи.

М а м е д. Табиб Кемал, прошу тебя, помоги мне!

Т а б и б  К е м а л. Этим мы и занимаемся, джигит. (Показывает на голубой кувшинчик.) Мамед-джан, в этом сосуде сильное лекарство, которое я приготовил по рецепту знаменитого Авиценны.

М а м е д. Дай мне выпить его поскорее!

Т а б и б  К е м а л. Погоди, Мамед. Не все так просто. Сначала послушай. В этом лекарстве нет лишь одного компонента. И самого главного. Без него даже такое мощное лекарство не подействует.

М а м е д (уныло). Зачем же тогда пить его? Ты не смог бы найти недостающего, Табиб Кемал?

Т а б и б  К е м а л. В лекарстве недостает сильной, страстной человеческой веры в выздоровление. Не просто веры, повторяю, а страстной, железной веры в исцеление! Ты должен найти ее в себе, Мамед, в своем молодом сердце! Ты должен сказать себе: я поднимусь с постели, я встану на ноги, я буду здоров! Буду плясать на своей свадьбе! Вскачу на скакуна! Ты должен приказать себе! Ну!

М а м е д (кричит). Я должен подняться! Я поднимусь! Непременно! Я хочу на коня!

Т а б и б  К е м а л (протягивает Мамеду голубой кувшинчик). Пей, джигит! И да поможет тебе вера в себя!

Г ю л ь б а х а р. Пей, Мамед-джан!

Т а б и б  К е м а л. И да поможет тебе вера в исцеление!

М а м е д (жадно пьет содержимое кувшинчика, восклицает). На коня! Хочу на коня! Хочу встать! Хочу-у-у! (У него перехватывает дыхание.) Что это?!. Я не могу дышать!.. (Кладет руку на грудь.) Табиб Кемал, здесь все горит!.. Здесь огонь! Огонь! Или я умираю?..

Т а б и б  К е м а л. Умрешь, если заколеблешься! Верь! Ну!.. Кто – кого? Ты – его, огонь, или он – тебя? Собери свою волю в кулак, джигит! Ну! Ну же!

Г ю л ь б а х а р. Ты сядешь на коня, Мамед-джан!

М а м е д (корчится от боли). Да!.. Да!.. Да!.. (Кричит.) Да-а-а-а! (Внезапно умолкает.)

Наступает долгая пауза.

Т а б и б  К е м а л. Ты здоров, Мамед-джан, встань! Поднимись с топчана! Иди!

Мамед продолжает лежать с закрытыми глазами.

Г ю л ь б а х а р. Ой! Он умер, дедушка! Как жалко! Ведь такой симпатичный! Ма-мед!

Т а б и б  К е м а л (улыбается). Жив. Жив! И не только жив, но и здоров.

Г ю л ь б а х а р. Ты думаешь? А мне кажется…

Т а б и б  К е м а л (перебивает). Смотри, у него подергиваются губы. Хитрец! Он едва сдерживает смех. Хочет попугать, подшутить над нами. Верный признак, что он здоров. Таков человек! Пока жив – смеется! Вставай, Мамед!

М а м е д (вскакивает с топчана). Ур-р-р-а-а-а-а!.. Ур-р-р-а-а-а!.. Я здоров! Я исцелен! (Обнимает Табиба Кемала.) Спасибо тебе, отец! Моя жизнь принадлежит тебе! Распоряжайся ею! (Кидается к Гюльбахар, обнимает и ее, при этом не торопится выпустить девушку из своих объятий.)

Т а б и б  К е м а л (в зал). Да, здоров! И уже заболел – моей внучкой! Обратите внимание: меня, старика, он обнял едва-едва. Такова природа молодости! Сейчас он объяснится ей в любви. Как говорится, с корабля – на бал. Слушайте, слушайте!

М а м е д (не обращая внимания на Табиба Кемала). Ты понимаешь, Гюльбахар, пока я здесь лежал, ты столько раз проходила мимо меня, что я… Короче говоря, твое лицо… Твои глаза… Твоя улыбка… Словом, ты покорила меня!

Г ю л ь б а х а р (улыбается). Дедушка может обидеться на тебя, Мамед. Ты бы с ним поговорил.

М а м е д. Да, да, ты права, Гюльбахар. У нас ведь все впереди, а? Точно?

Г ю л ь б а х а р (смущенно). Не знаю, не знаю. Ты ведь имеешь понятие о наших законах, Мамед. Судьбу девушки решают старшие. (Показывает на Табиба Кемала.)

М а м е д. Ах, да! Как это я забыл? (Кидается к Табибу Кемалу.) Ты – волшебник, Табиб Кемал! Ты – чародей! Я так благодарен себе за исцеление! А какая у тебя внучка! Чудо-внучка! Когда я пил твой бальзам, я думал: если поправлюсь – непременно станцую с Гюльбахар что-нибудь веселенькое. (Оборачивается к Гюльбахар.) Гюльбахар, может, порадуем дедушку? Прошу тебя! Пусть посмотрит, как работают мои ноги!

Звучит музыка. Мамед танцует и увлекает в танец вначале Гюльбахар, а затем и Табиба Кемала.

Слышны громкие голоса: «Дорогу! Дорогу луноподобному! Дорогу солнцеподобному! Дорогу нашему великому шаху! Нашему шах-ин-шаху! Дорогу наследнику аллаха на земле!»

Музыка смолкает. Танец обрывается.

Жаль, помешали! Но мы ведь еще станцуем, а, Гюльбахар? Ведь станцуем? На нашей свадьбе… Чего тянуть резину? Давай, Гюльбахар?..

Т а б и б  К е м а л (усмехается, в зал). Какая может быть здесь у нас резина – в средние века?! Необразованный парень! Когда еще только изобретут резину?! Эх, молодо-зелено!

Г ю л ь б а х а р (лукаво, Мамеду). Посмотрим, посмотрим, парень! Все зависит от дедушки.

Вновь слышны голоса: «Дорогу мудрейшему из мудрейших! Дорогу нашему дорогому и любимому, трижды луно– и солнцеподобному шаху! Нет, четырежды луно– и солнцеподобному!»

М а м е д. Ого! Оказывается, у нас очень мудрый правитель?! А я и не знал.

Т а б и б  К е м а л. С чего это ты взял, Мамед, что он мудрый?

М а м е д. Так ведь вот – кричат!

Т а б и б  К е м а л. А кто кричит?

М а м е д. Ну кто, кто?.. Человек кричит.

Т а б и б  К е м а л. Не человек, а придворный глашатай. Есть разница. Запомни на всю жизнь, Мамед. Ему платят за то, что он превозносит шаха. И еще запомни, Мамед… От слов «халва-халва» во рту сладко не бывает.

М а м е д. Хорошо, Табиб Кемал, запомню. Однако нам помешали… Мы здесь разговаривали… Гюльбахар, ты скажи дедушке…

Г ю л ь б а х а р. Что сказать?

М а м е д. Ну, про резину… которую не надо тянуть. Мы же решили с тобой. Ты дал мне слово.

Г ю л ь б а х а р. Я?! Слово?! Когда?!

М а м е д. Ну, перестань притворяться! Я знаю, ты скромная, скромная.

Г ю л ь б а х а р. Но разве я давала тебе слово?

М а м е д. Но ведь ты пошла со мной танцевать.

Г ю л ь б а х а р. Да, но и дедушка тоже танцевал с нами.

М а м е д. Вот именно! Вот именно! Значит, он одобряет наш союз. Он одобряет, а я еще ни разу не поцеловал тебя, свою невесту! Хорошо это? Это же невежливо!

Г ю л ь б а х а р (хохочет). Как, уже невесту?

М а м е д. Разумеется. Ведь чем-то я должен отблагодарить его? Карманы мои пусты. Все, что у меня есть, – это моя жизнь. И я уже отдал ее твоему дедушке. Ты же слышала…

Г ю л ь б а х а р. Но ведь ему – не мне!

М а м е д. Какая разница? Пользуйтесь оба. Я не жадный.

Т а б и б  К е м а л (весело смеется, в зал). И к тому же, кажется, не дурак. Но это мы еще проверим!

Появляется  н а ч а л ь н и к  д в о р ц о в о й  с т р а ж и.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Привет, старик! Как говорят у нас на Востоке, салам алейкум!

Т а б и б  К е м а л. Ваалейкум салам, почтеннейший начальник дворцовой стражи! (В зал.) У него есть кличка. Возможно, вы слышали?.. Рябой Реджеб.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Как дела, волшебник? Что нового? Как двигаете науку… в этом самом направлении? (Делает характерный жест тремя пальцами.) Научились, наконец, превращать песок в золото?

Т а б и б  К е м а л. Я не алхимик, начальник. Я – врач, лекарь! Это всем известно.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. А-а-а! Верно, верно. Кстати, ты нам и нужен как врач, как лекарь. Радуйся и трепещи! Сам четырежды луно– и солнцеподобный, наш великий шах-ин-шах хочет побеседовать с тобой. Дай-ка я обыщу тебя. На всякий случай. По инструкции. Нет ли при тебе оружия? Руки за голову! (Профессионально обыскивает старика, находит в его кармане мелкую монету, кладет в свой карман. Кричит в сторону кулис.) Все в порядке, ваше четырежды луно– и солнцеподобное величество! Можете пожаловать!

Входят  ш а х, в и з и р ь, т е л о х р а н и т е л и, с т р а ж н и к и. Табиб Кемал, Мамед и Гюльбахар кланяются им.

Ш а х. Так это ты – старик, дающий исцеление от тысячи болезней?

Т а б и б  К е м а л. Ваше величество, сам мудрейший Авиценна лечил только от пятисот недугов. Куда уж нам, его недостойным ученикам? Так, работаем по мере своих сил, кипятим травы… Кого-то удается исцелить, а кого-то…

Визирь и начальник стражи пожирают глазами Гюльбахар.

Ш а х. Ну, ну, не скромничай. Я этого не люблю – скромности! Настоящий джигит всегда должен быть немного хвастуном. Я по себе сужу.

В и з и р ь. Перестраховщик он, ваше величество!

Ш а х (кивает на Гюльбахар). Кто это, старик? Твоя дочь?

В и з и р ь. Ах, какой персик! Какой гранат! Какая клевая чувиха!

Т а б и б  К е м а л. Это моя внучка, ваше величество! Гюльбахар. Сирота.

В и з и р ь. Нет, я просто обалдеваю! Клянусь!

Ш а х (протягивает Гюльбахар руку). Очень приятно познакомиться, девушка. Шах!

В и з и р ь. А мне выходит – мат?!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. И мне – мат?!

Ш а х (сладким голосом). Ваш шах, девушка! (Меняет интонацию голоса, строго.) Однако шахматными играми займемся потом. Старик, ты должен исцелить меня.

Т а б и б  К е м а л. Если бы мне удалось исцелить хотя бы щенка, который лежит у ворот дворца вашего величества, я и тогда уже считал бы себя самым счастливым из смертных! (В сторону.) Прости за лицемерие, господи!

Ш а х. Щенками пусть занимается живодер. А ты займись мною, старик. Болезнь у меня странная, предупреждаю. Собственно, это даже не болезнь, а так… нечто… Но с другой стороны – иначе не назовешь. Понимаешь, старик, мне снятся кошмарные сны, от которых я потом, днем, делаюсь больным.

Т а б и б  К е м а л. Давно, ваше величество?

Ш а х. С весны, старик. После крестьянского бунта. Столько голов полетело! Мне бы радоваться. Не они – меня, а я – их! Я и начал радоваться, но тут начались эти сны. Жуткие сны! Видно, насмотрелся я всякого…

Т а б и б  К е м а л. Людям свойственно видеть во сне то, что они видели и пережили наяву, ваше величество!

Ш а х. Не перебивай! То, что сны жуткие сами по себе, – это полбеды. Некоторые из этих снов сбываются. В этом их главный кошмар!

В и з и р ь. Например, три дня назад нашему уважаемому и дорогому, трижды луно– и солнцеподобному…

Ш а х (перебивает). Четырежды…

В и з и р ь. Простите, ваше величество! Четырежды! Четырежды! Итак, нашему четырежды луно– и солнцеподобному шаху три дня назад приснился сон, будто его единственный сын Шахин, как безродный конокрад, похитил из шахской конюшни самого резвого, самого любимого шахского иноходца и хотел удрать в соседнюю страну – к нашим врагам. Началась погоня, наш шах-ин-шах послал в беглеца стрелу…

Ш а х. Ложь! Не я, а ты, визирь, выстрелил в Шахина из лука, в моего единственного сыночка!

Т а б и б  К е м а л. Так, действительно событие! А мы тут погрязли в мелких, житейских заботах и ничего не слышали об этом.

В и з и р ь. Это сон, старик! Шахский сон! Всего-навсего только сон, слава всевышнему!

Ш а х. Уж не знаю – слава или не слава! Короче, мне снится… Сын мой летит на сером иноходце. Летит по-настоящему, парит над землей, будто на орле. И вот визирь – будь он трижды проклят! – посылает черную стрелу в летящего коня. Конь мгновенно исчезает, а сынок мой Шахин летит на землю и падает на спину ослицы – откуда она только взялась? Будь она трижды проклята! Да, Шахин падает на спину ослицы, которая тут же – бесстыжая! – ожеребилась… Не могла найти другого времени! Тьфу! Тьфу!

Т а б и б  К е м а л. Ну и ну! Надо же! Действительно, некрасиво поступила ослица! Но мы, ей-богу, ничего не слышали об этом!

Ш а х. Эй, Реджеб! Джигиты! Всыпьте ему десять плетей, раз он не слышал!

Начальник стражи бьет плетью Табиба Кемала.

Г ю л ь б а х а р. За что? Остановитесь! В чем вина моего дедушки?

В и з и р ь. Пусть не иронизирует! Великий шах-ин-шах всего-навсего пересказывает свой сон, а твой дед-нахал пытается высмеять его. Красиво это? (Хочет потрогать волосы Гюльбахар, та ускользает.)

Ш а х. Да, старик, это был сон, но он оказался вещим. Наутро из конюшни исчез мой серый иноходец, будто сквозь землю провалился. А светоч моих очей, мой любимый единственный сынок Шахин не стал есть плов, не стал есть шашлык, люля-кебаб и прочее, а выбежал в дворцовый сад и, встав на четвереньки, принялся есть клевер. С тех пор он воображает себя осленком и кричит по-ослиному: и-а, и-а, и-а… И уши у него сделались длинными, как у осленка…

Т а б и б  К е м а л. Ваше величество, может, его заколдовали? Сглазили?

В и з и р ь. Глупости, старик. Какой колдун осмелится заколдовать сына нашего трижды… виноват, четырежды луно– и солнцеподобного шах-ин-шаха?!

Ш а х. Короче говоря, мое дело маленькое, старик! Дай мне срочно лекарство против моей болезни!

Т а б и б  К е м а л. А чем все-таки вы больны, ваше величество? Что у вас болит? Где? В каком месте?

Ш а х. Послушай, старик, по-моему, я разговариваю с тобой по-туркменски, на нашем с тобой родном языке! Повторяю, мне снятся кошмарные сны. Я просыпаюсь и потом уже не могу заснуть. Разве это не болезнь? Измени мои сны. Дай мне какое-нибудь лекарство!

Т а б и б  К е м а л. Уважаемый шах-ин-шах, ваше величество, сны можно только толковать. Лечить надо в подобных ситуациях не человека, а жизнь этого человека, образ его жизни. Никаких лекарств против дурных снов не было и не может быть!

В и з и р ь. То же самое говорим и мы. Вчера нашему высочайшему приснилось, будто у него выпали все тридцать два зуба. Ну, мы, конечно, немедленно призвали нашего придворного звездочета, штатного толкователя снов. Дурак и ляпнул, что, мол, должны погибнуть все родные и близкие шах-ин-шаха и он останется один, как сова на развалинах…

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. У этого грамотея мы сначала раскаленными щипцами вырвали с корнем его поганый язык, а затем и вовсе голову отхватили.

Ш а х. Не напоминайте, не напоминайте, ради аллаха! Не бередите мне душу. Не такой уж я изверг!

В и з и р ь. Вот именно, не такой. Совсем другой. Например, заглянул к нам как-то во дворец один старик дервиш. Так вот, он сказал совсем другое, сказал, что наш великий шах-ин-шах переживет всех своих родных и близких.

Ш а х. За это я дал ему пиалу золотых монет.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (в сторону). Черта с два ему достался хоть один золотой! Я лично выпроваживал оборванца-бродягу из города. (Шаху.) Мой повелитель, ваше величество, я должен отлучиться, заглянуть на базар. Он наводнен моими агентами-джасусами – в целях, естественно, вашей высочайшей безопасности. Маленькая проверка… (В сторону.) Купеческих карманов.

Ш а х. Молодец, начальник стражи, молодец. Вот тебе орден! (Вешает на грудь начальника стражи орден.)

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Благодарю, ваше величество, наш четырежды луно– и солнцеликий!

Ш а х (достает из кармана еще один орден, протягивает его начальнику стражи). А ты – мне!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. С удовольствием, ваше величество. (Прикрепляет к груди шаха орден. Уходит.)

Ш а х. Такие-то дела, старик. Короче говоря, мне хвалили твои познания в медицине, и я, как видишь, решил снизойти до тебя. Сам пришел к тебе.

Т а б и б  К е м а л. Примите в жертву голову вашего верного слуги, мой шах-ин-шах!

Ш а х. Зачем мне эта пустая тыква? Мне нужно лекарство от моего недуга. Ясно?

Т а б и б  К е м а л. От дурных сновидений есть прекрасное, испытанное дедовское средство, ваше величество! Побольше работать физически, поменьше спать. Не будет такого живота…

Ш а х. Что?! Что ты сказал?! Наглец! Нахал! Работать физически?! А кто будет думать?! Думать за вас, рабы! За всю страну! Живот тебе мой не нравится?! Мой высочайший шахский живот?! Визирь! Дай-ка ему еще парочку горячих!

Визирь бьет плетью старика.

Благодарю, достаточно! Он мне нужен живой. Слушай, старик! Этой ночью мне опять приснился гнусный сон. Приказываю тебе истолковать его! Эй, визирь, изложи ему содержание моего сна. (Пальцами затыкает себе уши.)

В и з и р ь. Слушай внимательно, старик! Наш высочайший и справедливейший шах-ин-шах увидел во сне белого дракона. Этот дракон ворвался в шахский дворец, и тотчас райская птица Бильбильгойэ, которая до этого кружила над головой нашего солнцеликого, метнулась в сторону и села на голову какого-то нищего оборванца. А белый дракон кинулся к нашему несравненному шах-ин-шаху и отгрыз ему голову. (Кричит.) Я рассказал ему, мой шах! Все! Откройте уши!

Ш а х (вынимает пальцы из ушей). Ну, слышал?

Т а б и б  К е м а л. Слышал.

Ш а х. Ну так истолкуй мне этот сон! Мы ведь остались без звездочета.

Т а б и б  К е м а л. Я не звездочет, ваше величество. Я врач, лекарь.

Ш а х. Какая разница! Тот же книжник!

Входит  н а ч а л ь н и к  с т р а ж и, шепчет что-то на ухо визирю.

В и з и р ь. Тащи его немедленно сюда!

Ш а х. Что случилось, ребята?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Пощадите нас, ваше величество, не гневайтесь!

Ш а х. Хорошо, обещаю. Выкладывай, Реджеб, что там такое?

Начальник стражи делает знак в сторону кулис. Д в а  с т р а ж н и к а  вводят  ч е л о в е к а  в одежде чабана.

Ш а х. Кто это?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Кочевник-скотовод, ваше величество! Этот сукин сын затевает заговор против вашего величества!

Ш а х. В зиндан! В темницу немедленно! Пожизненно! А какой заговор, любопытно? Так, для коллекции. Очевидно, не без участия внутренней оппозиции и соседних держав?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. И да, и нет, ваше величество. Новый вариант.

Ш а х. То есть?

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Негодяй продает своих паршивых овец в долг – до вашей смерти!

Ш а х. Что?! В долг – до моей смерти?! В темницу, в темницу! Навечно! И плетью наказать!

Начальник стражи бьет скотовода плетью.

С к о т о в о д (кричит). О справедливый, о солнцеликий шах, выслушай меня!

Ш а х. Не желаю я слушать того, кто пожелал смерти своему шаху. Сво-е-му! А? Тащите изменника в темницу-зиндан! В самую темную, в самую глубокую! Да, и не забудьте допросить его как следует!

Визирь кивает начальнику стражи, тот делает знак стражникам. Стражники уводят скотовода.

Голос скотовода за сценой: «Выслушайте меня, о справедливый, о солнцеликий шах!»

Слышны бранные голоса стражников, звуки плетей, истошные вопли скотовода. Затем тишина.

Ну, вот, все… Дает показания. Теперь полстраны придется пересажать. (Визирю.) Как у нас с темницами, визирь?

В и з и р ь. Как всегда, ваше величество. Плохо. Нехватка. Но мы выйдем из положения. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Т а б и б  К е м а л. Великий шах-ин-шах, к вашему сведению, этот бедняга делал вам добро.

В и з и р ь. Какое еще там добро?

Т а б и б  К е м а л. Допустим, он один желал вам смерти, а сто человек, которые купили у него овец, теперь день и ночь будут молить аллаха, чтобы он дал вам железное здоровье и благополучие.

Ш а х. Это с какой же стати?

Т а б и б  К е м а л. Да потому, что в тот день, когда наш шах умрет, им придется раскошелиться – вернуть долг.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Врешь, собака!

Ш а х. Сам ты врешь, начальник стражи!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Совершенно верно, мой шах. Я вру.

Ш а х, Старик мудро рассудил. Очень топко. Мы напрасно бросили в темницу-зиндан беднягу скотовода! Жаль, очень жаль!

Т а б и б  К е м а л. Так выпустите его, ваше величество! Сделайте доброе дело.

Ш а х. Не могу, старик. Он ведь сознался уже и в другом.

Т а б и б  К е м а л. В чем?

Ш а х. Да в чем угодно. Во многом, очень многом! У начальника стражи там такие ребята! Кому угодно развяжут язык. Умеют будоражить воображение.

Т а б и б  К е м а л. Но ведь…

Ш а х. Да, да, скотовод невиновен. Но раз сознался… И потом, старик, есть же такая сложная вещь, как мой престиж – авторитет шахской власти! Словом, ты не лезь в наши дела, в политику! У нас много нюансов. Много смутного, неясного, неожиданного. Сами иногда диву даемся от того, что у нас в результате получается. Но ты не дурак, старик. Я вижу, далеко не дурак. Потому я и прошу тебя: а – растолкуй мой сон с белым драконом и птицей Бильбильгойэ, б – сделай так, чтобы впредь дурные сны не снились мне.

Т а б и б  К е м а л. Это не в моей власти, ваше величество. Не могу, увольте.

Ш а х. Я приказываю тебе! Эй, начальник стражи! Реджеб, помоги ему! Подстегни его воображение!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (замахивается на старика плетью). Слушаюсь, ваше величество…

Т а б и б  К е м а л. Мне кажется, дракон – это…

Ш а х. Да, да, кто дракон? Визирь? Или этот?.. (Кивает на начальника стражи.)

Т а б и б  К е м а л. Затрудняюсь сказать, ваше величество. Не хочу врать. Вот если бы ваш сон видел еще кто-нибудь!

Ш а х. И что тогда?

Т а б и б  К е м а л. Возможно, в вашем сне, ваше величество, были еще какие-то моменты, какие-то детали, на которые вы не обратили внимания и уже забыли. А они-то и могли бы подсказать нам кое-что.

Ш а х. Верно рассуждаешь, старик. (Начальнику стражи.) Эй, Реджеб, найти человека, который, кроме меня, видел мой сон!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (стражникам). Найти человека, который видел шахский сон!

Стражники убегают.

Т а б и б  К е м а л (недоуменно). Что, и найдут?

Ш а х. Конечно. У них большой опыт.

М а м е д. Фантастика!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (в сторону). Не найдут, так изобретут! Мой метод.

Ш а х. Но пока не нашли, пока ищут, у нас есть некоторое время. Давай-ка ты, старик, поработай головой! Выкладывай свои соображения.

Т а б и б  К е м а л. Значит, вначале птица Бильбильгойэ порхала над вашей головой, ваше величество?

Ш а х. Да, а потом опустилась на голову нищего голодранца.

Т а б и б  К е м а л. Возможно, это знак: если жизнь в стране не изменится, то счастье обладания троном отвернется от шаха и повернется к кому-нибудь другому.

Ш а х. Не кощунствуй, старик! Учти, я ведь могу и рассердиться!

Т а б и б  К е м а л. А дракон, очевидно, – это гнев народа. А может, и ваши придворные, их козни.

В и з и р ь. Старый пес несет вздор! Он умышленно перевирает сон вашего величества!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Позвольте, мой шах, я отрублю ему голову. (Хватается за рукоятку меча.)

Т а б и б  К е м а л. Я сказал правду, ваше величество.

Ш а х. Думаешь, околел бы, если бы сладко солгал? Неужели не мог? Тьфу!

Т а б и б  К е м а л. Мы, честные лекари, говорим только правду, ваше величество.

Ш а х. А почему?

Т а б и б  К е м а л. Язык не поворачивается лгать.

Ш а х. Что ж, если у тебя такой непослушный язык, старик, мы можем вообще избавить тебя от него. Короче говоря, я требую, чтобы ты исцелил меня от кошмарных снов. Явно, это недуг. А раз недуг, ты обязан лечить меня.

Т а б и б  К е м а л. У меня нет лекарств против этой странной болезни. Обратитесь к народу, ваше величество. Посоветуйтесь со своими подданными. Говорят, глас народа – глас божий!

Ш а х. Ты предлагаешь мне, луноподобному, солнцеликому, великому шах-ин-шаху, обращаться за советом к нищим голодранцам?! Наглец!

В и з и р ь. Отрубить ему голову – и все!

Г ю л ь б а х а р (кидается к Табиб у Кемалу). За что? Он ведь ни в чем не виноват! Дедушка!..

В и з и р ь. А эту голубку… (Стражникам.) Эй, свяжите ей крылышки и доставьте во дворец! Пригодится!

М а м е д. Как бы не так! (Хватает палку, преграждает стражникам дорогу.)

Завязывается отчаянная драка. Один из стражников бьет саблей плашмя по голове Мамеда. Мамед падает и теряет сознание.

Т а б и б  К е м а л. Внучка, спасайся! Беги в дом! В углу на полке стоит красный кувшин. Хлебни из него, а кувшин разбей! Скорее! Скорее!

Гюльбахар скрывается в кибитке.

Ш а х. Вырвать старику язык!

Стражники набрасываются на Табиба Кемала, связывают его.

В этот момент из кибитки выбегает  Г ю л ь б а х а р. На ней белое покрывало. Ее руки превратились в два больших белых крыла. Она приняла облик голубки.

Все изумленно смотрят на нее.

Мамед, очнувшись, поднимает голову. Он тоже изумлен.

Г ю л ь б а х а р. Дедушка! Родной!

Т а б и б  К е м а л. Улетай! Скорее! Спасайся!

Г ю л ь б а х а р. А как же ты?

М а м е д (вскакивает на ноги). А как же я?

В и з и р ь. Хватайте голубку!

Т а б и б  К е м а л. Спасайся, Гюльбахар!

Гюльбахар улетает.

Ш а х. В зиндан старика! В темницу его! Как следует допросить – и на плаху!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Само собой, ваше величество! Допросим на совесть! Сил не пожалеем!

Ш а х. Слушайте мой очередной указ! Под страхом смертной казни запрещаю всем своим подданным видеть какие-либо сны и вообще спать, дабы среди этих снов не затерялся тот сон, который мы ищем, дабы его легче можно было обнаружить на пустом, так сказать, месте! Мы хотим, чтобы в нашей счастливой стране не было никаких снов, от которых, как мы знаем, может случиться большая беда в случае их исполнения! Никаких снов по всей стране! Никто не должен спать! А тот мой злополучный сон – с белым драконом и птицей Бильбильгойэ – найти во что бы то ни стало! Он нужен мне для исследования и выводов! Верните мне мой сон! Ищите мой сон! Тот, кто найдет его, будет щедро вознагражден. Тот получит кувшин золота! В стране объявляется чрезвычайное положение! Никто не должен спать! Ни днем, ни ночью! Под страхом смертной казни! Никаких снов! Никаких сновидений! Визирь, начальник стражи! Повторяйте!