Текст книги "Случайная судьба"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Ну, тут я с вами не согласен. Этого вы никогда не сможете доказать, – ввернул прокурор.
– Сможем хотя бы попробовать, – успокоила его Кэсси. – После того, как докажем все остальное. Неужели вы считаете, что все те люди, что в один голос твердили, будто они ничего не видели, до сих пор преданы Чарли Диченце? Все, что нам нужно – это отыскать одного, у кого хватит храбрости признать, что в свое время убитые горем родственники попросили его не говорить дурно о бедном, погибшем мальчике. Эйден Грин уже готов это подтвердить, об этом упоминается и в письменных показаниях, которые он только на прошлой неделе дал под присягой – этот документ я также вам отправила. Но и это еще не все. Если дело дойдет до суда, мы заставим вызвать туда всех, кто подтвердит, что Лиза Мэтлок была не единственной, на кого Роб Диченца поднимал руку.
– Ради всего святого, чего вы добиваетесь? – взорвался прокурор. – В конце концов, парня давно уже нет в живых.
Кэсси ушам своим не верила – в устах генерального прокурора подобные слова выглядели просто дико. Это был верх непрофессионализма. Кэсси моментально воспрянула духом. Теперь ей уже не было нужды заглядывать в свои записи. То, что она хотела сказать, давно уже вертелось у нее на кончике языка.
– Вы правы – он мертв. И все это дело тоже может и должно быть похоронено – потому что смерть его была не более чем трагической случайностью. Именно это и выяснится в ходе судебного разбирательства, только для того, чтобы доказать это, нам придется прилюдно копаться в его грязном белье. То-то газетчики порадуются, верно? Будет ли это приятно его семье? Очень сомневаюсь. Но это уже их проблема. Они сами этого хотели. Сами-то они не постеснялись поливать грязью Лизу Мэтлок – или Хизер Мэлоун – к тому же на всю страну. Уверена, они никак не ожидали, что дело может обернуться для них совсем по-другому – а именно так и случится, если мы не уладим все по-тихому. И по справедливости. Причем уже завтра.
– Завтра?!
– Ладно, могу дать вам на раздумья пару дней, но не больше, – смилостивилась Кэсси. – Сорок восемь часов. А после этого устрою пресс-конференцию.
– Это чистой воды шантаж! И я могу этому воспрепятствовать.
– Попробуйте – я тут же выдвину против вас иск по поводу попытки замять дело, – отрезала она. – Только на этот раз там будет фигурировать уже не имя вашего предшественника, а ваше собственное. Кстати, а как насчет свободы печати? И права каждого свободно высказывать свое мнение? Как насчет прав моей клиентки? Хизер Мэлоун уже лишилась надежды на беспристрастное расследование, и все это благодаря Чарли Диченце. До сих пор все слушали только одну сторону. Пришло время выслушать и другую.
– В суде. Перед судом присяжных.
Но Кэсси даже ухом не повела.
– Что ж, если вся эта грязь не всплывет сейчас, пусть это произойдет в суде. И суд будет открытым, так что все подлые трюки, к которым в свое время прибегло семейство Диченцы, чтобы не дать ей просочиться наружу, станут известны всем и каждому в этой стране. Надеюсь, вы меня хорошо поняли? Поговорите с ними – очень вам советую. Спросите, хочется ли им, чтобы имя их покойного сына прилюдно вываляли в грязи? Спросите, хотят ли они, чтобы адвокаты четырнадцатилетней девочки выдвинули против них иск о возмещении ущерба? Между прочим, эта девочка является их родной внучкой, что мы тоже без труда докажем в суде. И если до четверга мы не сможем договориться полюбовно, так и случится. Можете мне поверить.
– Ладно, – буркнул прокурор в трубку тоном, которым обычно разговаривают с балованым ребенком. – Какого рода сделку вы предлагаете?
Кэсси захлестнула волна ликования. Она набрала полную грудь воздуха и решила: была не была. Тем более, что терять ей было нечего.
– Чтобы дело было официально закрыто.
– Закрыто?!
– Закрыто.
– Не могу. Это не в моих силах. Тем более, когда речь идет об убийстве!
– Еще как сможете. – Кэсси уже имела время все обдумать. – На мой взгляд, у вас есть две возможности покончить с этим: либо объявить, что, получив возможность более тщательно изучить это дело, вы находите невозможным отыскать достаточно свидетелей событий той ночи, на память которых можно было бы положиться – учитывая, сколько лет прошло с тех пор. Или сообщить, что в деле появились новые детали, которые поставили под сомнение сам факт, что это было убийством.
– Но пресса непременно захочет узнать, что же это за детали, из-за которых все это дело рухнуло словно карточный домик. Да нет… семья ни за что не пойдет на это!
– Тогда воспользуйтесь первым вариантом. Вы, как генеральный прокурор, вполне можете посоветовать семье не поднимать шума, поскольку это в их же интересах. Да и ваша собственная роль в качестве беспристрастного судьи в данной ситуации будет на редкость выигрышной. Семья погибшего «сохранит лицо», если сама выступит с предложением закрыть дело. Пусть объявят, к примеру, что вновь ворошить обстоятельства той давней трагедии для родителей, мол, слишком мучительно – тем более по прошествии стольких лет.
– Рассчитываете, что ее освободят «подчистую»?
– Хочу, чтобы с нее были сняты все обвинения, – жестко произнесла Кэсси. – До последнего! Это не было убийством. Девушка пыталась спасти свою жизнь, а он выскочил прямо перед ее машиной, да еще темной ночью посреди неосвещенной стоянки. Снимите с моей клиентки все обвинения в убийстве. А если убийства не было, то, стало быть, и бегства с целью уйти от наказания не было тоже.
– Боже правый, да вам палец в рот не клади! А вы не слишком многого хотите, леди? – возмутился прокурор. – Может, сойдемся на вердикте «случайный наезд, повлекший за собой смерть потерпевшего»?
– Нет, не пойдет. Парень был пьян и метался между автомобилями, которыми была забита парковка. Так что о дорожном происшествии речь вообще не идет. Моей клиентке пришлось дорого заплатить за краткое знакомство с Робом Диченцей. Не будь она мягкой и незлобивой по натуре – о чем свидетельствует та скромная и добропорядочная жизнь, которой она жила с тех пор, – я бы заставила ее подать в суд на семейство Диченца, обвинив их в диффамации. Но, повторяю, она незлопамятна. И добра. Все, чего она хочет, это вернуться к семье. И мне бы очень не хотелось подвергать ее лишней пытке, что неизбежно случится, если ее заставят вернуться в Калифорнию и предстать перед судом, чтобы очистить себя от этих гнусных обвинений. Тем более, когда в этом нет никакой нужды.
– Может, уступите хоть в чем-нибудь, а, миссис Бирнс?
– Соглашайтесь на мои условия, и моя клиентка будет молчать. Ни одна живая душа не услышит от нее ни слова об этом деле и о той неприглядной роли, которую сыграл в нем покойный Роб Диченца. Однако я настаиваю, чтобы ее немедленно освободили – как только вы дадите согласие замять это дело и решить все миром. В конце концов, она нисколько не опасна для общества. И было бы жестоко заставить ее провести в тюрьме еще хотя бы один лишний день. Поэтому я требую, чтобы это было сделано незамедлительно. Как можно быстрее, слышите? И вот это-то как раз в ваших силах. – Возможно, юрист из него действительно аховый, зато он прекрасно знал правила политической игры.
– Я вам не Господь Бог, – недовольно проворчал тот. – И решать тут не мне.
Кэсси было это известно ничуть не хуже, чем ему самому.
– Семейство Диченцы сейчас в городе. Я уже успела навести справки и знаю, что они приехали. Мне известно также, насколько убедительны вы можете быть – при желании, конечно. И если вы захотите, – намеренно подчеркнула она, осторожно намекая на то, что он тоже был приемным ребенком и ей об этом отлично известно, – то найдете нужные слова, чтобы убедить родителей Роба в том, что четырнадцатилетняя девочка, имевшая счастье попасть в семью, где ее любят, не должна пострадать из-за грехов двух молодых людей, давших ей жизнь. Надеюсь, вы согласны, господин генеральный прокурор? Тогда до свидания. Буду ждать вашего звонка.
* * *
Позвонив Мике и дав ему полный отчет об этом разговоре, Кэсси собрала свои вещи и вернулась в Лейк-Генри. По дороге она завезла домой свою помощницу, потом ненадолго заехала к себе в офис – только для того, чтобы закрыть его на ночь. И помчалась домой. По дороге Кэсси прикидывала, что приготовить на ужин, с которым на первый взгляд не предвиделось особых проблем, поскольку плита у нее была газовая. Потом принялась мечтать, как поиграет с детьми – сначала с младшим, который укладывался спать раньше всех. И, наконец, мысленно пересчитала имевшиеся в доме свечи – после того, как дети угомонятся, придет черед поиграть и с Марком, мечтательно улыбнулась она.
Но дома вместо толпы обрадованных домочадцев ее поджидала записка от Марка. Муж сообщал, что повез детей в Конкорд – они, мол, упросили его сводить их в кино, а потом в «Макдоналдс».
Раздираемая двойственными чувствами – чувством неожиданной свободы и обидой на домашних, которые, похоже, уже привыкли обходиться без нее, – Кэсси приготовила себе спагетти, сдобрив их изрядной порцией сыра, развела в камине огонь и уселась на тахту ждать. Не прошло и нескольких минут, как она уже крепко спала.
* * *
А Мика в это время буквально истекал потом. Ему было так жарко, что, выливая последнюю порцию готового сиропа и собираясь еще раз процедить его, он почувствовал, что вот-вот умрет. Конечно, в сахароварне и должно быть жарко, и сердце у него радовалось при одном только взгляде на дочек, тихонько игравших в углу в куклы. Зато в доме сейчас небось стоит стылый холод, ведь теперь, когда все разъехались по домам, некому было больше поддерживать внутри огонь. Мисси и Стар притащили сюда свои спальные мешки и заявили, что останутся тут ночевать – вместе с отцом.
– С глубиной все в порядке? – коротко бросил Гриффин. Стоя возле последнего котла, заново заполненного соком, он терпеливо ждал, когда тот закипит.
Мика, бросив взгляд на уровень, кивком дал понять, что все в порядке, после чего вернулся к своему занятию. Пот заливал ему глаза, но причиной этому была не только жара. Сироп приходилось фильтровать вручную, и Мика чувствовал, что безнадежно опаздывает. Вряд ли им удастся закончить до полуночи. Ему-то лично в общем-то наплевать, тем более что больше пяти часов ему все равно вряд ли удастся поспать. Заботы не давали ему покоя. Провертевшись в постели почти до утра, он, случалось, забывался на пару часов, чтобы в следующую ночь снова таращиться в потолок до рассвета.
Слава богу, хоть одна проблема решена. Нижнюю часть труб удалось починить, и сок снова начал прибывать.
Но перед ним тут же встала другая проблема. Если он не успевает переработать его уже сейчас, что будет завтра, когда сока станет еще больше? Господи, помилуй, да ведь он попросту захлебнется! Поскорей бы дали электричество! Ему позарез нужен был фильтровальный пресс, однако прошел слух, что местная электростанция войдет в строй не раньше чем через день-два.
К тому времени он, вероятнее всего, попросту свалится от усталости. Может, оно и к лучшему, злобно решил он про себя. По крайней мере не останется сил думать о Хизер. А если он перестанет думать о Хизер, ему будет легче дышать. Подумав об этом, Мика сделал глубокий вздох и попытался расслабиться, но в груди стоял тяжелый ком, и с этим ничего нельзя было поделать. Мике порой казалось, что это его собственный страх не дает ему дышать – страх за Хизер. Но чего он на самом деле боялся – что она вернется или что она уже не вернется никогда, – он и сам толком не понимал. А может, больше всего он боялся, что вернется-то она вернется, только это будет уже не она, а совсем чужая женщина.
Кэсси сказала, что нужно ждать. Но, как оказалось, ждать иногда тяжелее всего.
Тут дверь сахароварни с шумом распахнулась, и в проеме показалась спина Скипа Хаузера. Паршивец не попадался Мике на глаза с того самого дня, как они столкнулись на заправке, и сейчас он едва удержался, чтобы не гаркнуть, какого черта тот, мол, явился сюда… но тут Мика заметил, что Скип и какой-то другой мужчина с трудом пытаются внести что-то внутрь. И Мика прикусил язык, потому что ему вдруг почудилось что-то до боли знакомое.
Отвернувшись и сделав вид, что занят и ничего не замечает, Мика принялся снова процеживать сироп.
Покосившись в его сторону, Скип присел возле неработающего фильтровального агрегата, опустив на пол возле него небольшой генератор. Потом с трудом распрямился, стянул с рук перчатки и повернулся к Мике.
– Держу пари, что пару деньков этой штуковины никто не хватится. Но в любом случае меня тут не было и ты меня не видел. Заметано? – глядя в сторону, буркнул Скип.
Не прошло и пятнадцати минут, как фильтр озабоченно загудел, и тогда Скип торопливо направился к двери.
– Эй! – окликнул его Мика. И тоже отвел глаза в сторону. – Спасибо, старик…
Махнув рукой, Скип исчез за дверью.
* * *
Через два часа, когда с дневной порцией сока было покончено, а полученный сироп, профильтрованный и процеженный, был разлит по канистрам и запечатан, Мика велел Гриффину отправляться домой. После чего самостоятельно перемыл все до блеска, мысленно дав себе слово раздать своим добровольным помощникам не меньше пяти галлонов сиропа. Честно говоря, сегодняшнее появление Скипа стало для него полной неожиданностью, лишний раз подчеркнув, как сильно можно ошибаться в людях.
Ополоснув напоследок раковину, он развесил все сушиться, потом присел на корточки возле двух скорчившихся в углу маленьких тел.
– Подъем, – ласково прогудел он, тихонько расталкивая дочек. Дождавшись, когда обе вылезли из своих мешков, Мика аккуратно скатал их и велел девочкам надевать теплые ботинки. Стар потянулась к нему, и отец подхватил ее на руки. – Бери фонарь, Мисси, и постарайся не отставать, – велел он.
На мгновение он замер на месте: сладкий запах сиропа, тепло прижавшихся к нему детских тел вдруг заставили его сердце забиться чаще. На душе у Мики внезапно стало удивительно хорошо и спокойно. Для полного счастья ему не хватало только одного…
Подтолкнув Мисси к двери, он запер дверь сахароварни, напоследок окинув удовлетворенным взглядом стройные ряды банок с сиропом, выстроившихся на полках.
– Быстро, быстро, – прошептал он. Хотя луна заливала светом дорожку, чувствовалось, что к ночи заметно похолодало. В доме оказалось ненамного теплее, но спальные мешки сохранили еще немного тепла. Мисси, забравшись в постель, через минуту уже спала. Стар цеплялась за шею, пока он укладывал ее в постель.
– Папочка, – прошептала она.
Он присел на край постели, аккуратно подоткнув спальный мешок со всех сторон.
– Так, значит, у мамы был ребеночек?
Мика вдруг мысленно вернулся в сахароварню, когда он почувствовал, что для полного счастья ему не хватает только одного – Хизер. И ребенка – их общего. Но это было совсем не то, что имела в виду Стар.
– Когда-то был, – неохотно признал Мика, зная, что, если об этом говорилось в доме, вечно подслушивающая Стар не преминула сделать свои выводы.
– А что с ним случилось?
– Она не могла о нем заботиться, поэтому отдала его людям, которые с радостью это делали.
– А почему она не могла о нем заботиться?
– Она была слишком молода.
– А ребеночек плакал, когда она его отдала?
– Думаю, он был тогда еще слишком мал, чтобы что-то понимать.
– Я бы плакала, если б меня отдали.
Мика крепко прижал ее к себе:
– Этого никогда не будет. Так что можешь не волноваться.
– А ребеночек Хизер скучает без нее?
Откуда было Мике знать? Он понятия не имел, что удалось выяснить Поппи. И уж тем более не знал, какие чувства испытывает сама Хизер.
– Ну, сейчас этот ребеночек ведь уже совсем большой. Это девочка, она выросла, и у нее есть свой папа.
– Ты у меня тоже есть. Но я скучаю по мамочке. Как ты думаешь, если ей придется выбирать, вдруг она захочет остаться с той, другой девочкой, а не с нами?
– Нет, она выберет нас, – твердо сказал Мика. Но сам он, если честно, не был в этом так уж уверен, и в этом-то и крылась причина глодавшего его страха. Теперь он знал, что у Хизер есть прошлое. Независимо от того, чем закончатся переговоры Кэсси, она имеет полное право вновь стать Лизой. Но Мика даже представить себе не мог, что будет, если она решит вернуться назад в Калифорнию. Но… кто знает?
Он любил Хизер. Однако если она вновь станет Лизой Мэтлок, их с девочками ждет одиночество.
* * *
Гриффин уже успел забыть, что значит бывать одному. Вспомни он, что дома его никто не ждет, он бы наверняка еще дважды подумал бы, стоит ли ему возвращаться домой. Приехав к Поппи, он очень скоро обнаружил, что вот-вот завоет от одиночества. И хотя именно Гриффин накануне настаивал, чтобы она прихватила с собой пижаму, однако к вечеру он успел уже благополучно забыть об этом и желал только одного – чтобы она была дома. Еще у Мики он уже принялся считать часы до ее возвращения. Но Поппи вернется только утром. Она оставила ему сообщение на автоответчике – никаких объяснений, просто коротко предупредила, что решила, мол, остаться до утра. И все. Тех несколько слов, которые он так хотел услышать, не было.
И я тоже. В тот раз она сразу повесила трубку.
А Гриффину позарез нужно было узнать, так ли это на самом деле. Вспомнив, что Поппи обещала позвонить еще раз, возможно, уже из аэропорта, он весь день таскал телефон в кармане – и только уже усевшись в грузовик, чтобы ехать домой, обнаружил, что проклятая штука каким-то неведомым образом отключилась, превратившись в бесполезный кусок пластмассы. Как такое могло случиться, одному Богу известно. Как и следовало ожидать, в памяти не осталось ни одного сообщения.
В доме без нее было пусто, холодно и темно. Гриффин, чертыхаясь сквозь зубы, зажег свечи, потом развел огонь в камине и налил себе стакан вина. После чего принялся искать Викторию. В результате долгих поисков ему удалось-таки обнаружить ее в чулане на стопке сложенных одеял. Однако кошка не выразила ни малейшего желания составить ему компанию.
Держа в одной руке свечу, а в другой – стакан с вином, Гриффин принялся бесцельно бродить по дому. Казалось, на его месте любой бы только радовался возможности хоть немного побыть одному, без чужих. Однако Поппи – это не «чужие». С ней одной он чувствовал себя легко и просто. Она не имела привычки цепляться к нему по любому поводу. Она была веселой. Умной. Заботливой. И невероятно мужественной.
Что касается мужества, то примерно то же самое Гриффин мог бы сказать и о себе. Разве ему не удалось выжить на Литтл-Беар, без жалоб и сетований вынести все тяготы, с которыми обычно приходится сталкиваться приезжему в чужом и недружелюбно настроенном городе? Но мысль о Поппи, прикованной к своему креслу, в незнакомом городе, с ее страхами, справится ли она – еще бы не справится! – мигом вернула его с небес на землю, заставив покраснеть от стыда. Хорош гусь! Пыжится от гордости и при этом боится набрать номер телефона, который вот уже сколько дней лежит у него в кармане. Скривившись от омерзения перед собственным малодушием, Гриффин вытащил из кармана бумажку с номером и взялся за телефон. С гулко бьющимся сердцем он считал про себя гудки… один, два, три, четыре. Гриффин уже приготовился услышать в трубке щелчок, а затем металлический голос автоответчика, когда на том конце трубки вдруг ответил пьяноватый женский голос.
– Надеюсь, – заплетающимся языком пробормотала женщина, – у вас хорошие новости?
Гриффин с трудом проглотил ком в горле.
– Могу я поговорить с Синтией Хьюз?
В трубке наступило молчание. Потом он услышал шорох и треск, словно телефон тащили куда-то, и, наконец, ему ответил другой голос. Этот звучал гораздо мягче, чем первый. Но не узнать его Гриффин не мог – даже через семь лет.
– Да?
Гриффин едва не задохнулся от волнения.
– Синди!
В трубке снова повисла тишина, и сердце у него упало. Неужели Синди повесила трубку?!
– Подожди! – взмолился он. – Не бросай трубку, прошу тебя! Я так долго тебя искал! – В ответ ничего. Сердце у Гриффина стучало так, будто готово было разорваться. – Синди?
– Да, – чуть слышно прошептала она. – Как тебе удалось меня отыскать?
– Твое стихотворение помогло, – радостно признался он. – То, что было напечатано в «Янки». Робин Крис. Кристофер Робин. Ты ведь всегда обожала Винни-Пуха, верно? Помнишь, как я читал тебе эту книжку?
Она так долго молчала, что Гриффин снова перепугался. Потом в трубке раздалось тихое:
– Да.
– Твое стихотворение просто великолепно! Только очень печальное. Ты писала его о себе, да?
– Со мной все в порядке.
– Я прочел твою записку, но мало что понял. Но я знаю, почему ты сбежала, – торопливо продолжал он. – Это стало невыносимым, да? Мама и папа ничего не замечали, а если бы заметили, то наверняка пришли бы в бешенство. Ну, а мы… – с нажимом в голосе проговорил Гриффин, – словом, от нас помощи тоже ждать было нечего. Ты, наверное, знаешь, что мама умерла. – В двух словах он рассказал Синди о том, что произошло за эти годы.
– Да, – снова прошептала она.
– И о том, что мы все, так сказать… хм… разошлись.
– Да. В этом есть доля и моей вины.
– Ты тут ни при чем. Мы сами во всем виноваты.
– Нет, причина все равно во мне.
– Брось! Ты была еще совсем ребенком. И это был обычный детский бунт. А мы были старше и несли за тебя ответственность. Нужно было помнить об этом. Но каждый из нас интересовался только своей собственной жизнью и предпочитал держать рот на замке – как будто если делать вид, что все в порядке, то так оно и будет. Да, мы ошибались. Мы жестоко ошибались.
Синди молчала.
– Синди?
– Я сбежала, – вздохнула она, – потому что мне вдруг стало тошно. Вся эта наша мышиная возня, понимаешь? Захотелось избавиться от всего этого, начать все заново. Так я и сделала. Начать-то начала, но ничего не забыла. Трудно стереть из памяти прошлое – особенно, когда у тебя есть семья. И невозможно запретить себе чувствовать.
Будь это обычный, ничего не значащий разговор, Гриффин рассказал бы ей о Хизер, ведь в их судьбах было много общего. Но это был не обычный разговор. Это был разговор из тех, от которых зависит судьба многих людей. Главное сейчас было не перегнуть палку.
– С тобой все в порядке?
– Я больше не принимаю наркотики, если это то, что ты имеешь в виду. Бросила в тот самый день, как удрала из дома. Я ведь писала об этом в записке. Мне хотелось, чтобы ты об этом знал.
Гриффин знал, что даже наркоманы с солидным стажем порой бывают способны проявить силу воли и «завязать». Что ж, хорошо, если так. На душе у него полегчало.
– Ты не замужем?
– Нет. Я еще не настолько себе доверяю, чтобы решиться на такое.
Снова этот комплекс вины, выругался он про себя. Она до сих пор обвиняет себя в распаде семьи.
– Лечишься до сих пор?
– Да.
– Деньги нужны?
– Нет.
– Ты уверена? – Она не ответила. Что ж, пусть так, подумал Гриффин. – Как ты устроилась? Все нормально? – Ему страшно хотелось услышать, что она довольна своей жизнью. – Кстати, а кто это подходил к телефону?
– Подруга. Снимаем квартиру на двоих. Да, конечно… вполне довольна. Правда, все мои приятели – из тех, кого жизнь изрядно потрепала, но мне они нравятся. Послушать, что они иногда рассказывают о себе, так это же рехнуться можно. По всем из них жизнь прошлась паровым катком. Но мы с ними сами себе семья. Да и работа мне в радость.
– Замечательно. Очень рад за тебя. Расскажи мне еще о том, как ты живешь.
– Так… плыву по течению. Перекатиполе.
Гриффин почувствовал под ногами зыбкую почву. Синди явно давала ему понять, что в любой момент может снова сорваться с места – и исчезнуть.
– Ты счастлива? – робко спросил он.
– Иногда. Даже можно сказать, часто.
Это уже что-то!
– Может, тебе что-нибудь нужно?
– Нет.
– Как насчет того, чтобы встретиться?
– Нет.
– Я приеду, куда скажешь! – взмолился он. – Хоть на край света!
– На край света не понадобится, – сухо бросила она. – Достаточно кода, чтобы догадаться, где я сейчас. Желаешь приехать сам? Или побежишь докладывать остальным?
– Если ты не хочешь, не буду, – испугался Гриффин.
– Не хочу. Так что заруби себе на носу: если позвонит кто-то еще, я тут же смоюсь.
– Даже если это будет Питер? Или Алекс? – полюбопытствовал Гриффин. Из всех братьев эти двое были самыми мягкосердечными.
– Послушай, Гриффин, постарайся понять – я еще не совсем выбралась из всего этого. Просто услышать их имена, и то уже мучительно – ведь это заставляет меня вновь вспомнить, кем я когда-то была. А я этого не хочу.
Гриффин сильно подозревал, что Синди слишком дорожит тем, что у нее есть, чтобы снова бежать. Но она должна понять это сама.
– Ты всегда опережала нас на шаг. Честно говоря, когда мне попался на глаза этот псевдоним, я просто боялся поверить, что это ты. Очень хотелось думать, что ты вспоминаешь обо мне.
Синди даже не думала это отрицать.
– Мне пора, Гриффин, – мягко сказала она. – Оставь мне свой номер телефона.
Он оставил ей номер своего сотового, а также адрес и телефон в Принстоне. Подумав немного, велел записать заодно и телефон и адрес Поппи – просто на всякий случай.
Услышав фамилию Поппи, Синди вдруг заинтересовалась.
– Эта твоя Поппи Блейк случайно не родственница Лили Блейк, о которой прошлой осенью писали все газеты?
– Родная сестра. Невероятная женщина – ей, как и тебе, несладко пришлось в жизни. Ее тоже постоянно преследует прошлое.
– И ты взялся ей помогать только потому, что не можешь помочь мне?
– Не уверен, что от меня много помощи. К тому же она прекрасно справляется и сама. Просто я люблю ее.
– О господи! – ахнула Синди. Это было так похоже на ту, прежнюю Синди, что он едва не рассмеялся. – Держи меня в курсе, идет?
– Я смогу найти тебя по этому номеру?
– До тех пор, пока кто-то из вас не явится сюда. И Ральф в том числе. Впрочем, ты это и так знаешь.
– Хорошо. Дашь мне знать, если соберешься переехать?
– Зависит от того, с чего мне вдруг понадобится переезжать. Я еще не забыла, на что способен Ральф. Да и у братца Рэнди тоже длинные руки. Он ведь нашел-таки эту бедняжку Мэтлок, верно? Рэнди сейчас с тобой, в Нью-Гемпшире? Я угадала?
– Нет. Его роль в этом деле кончилась вместе с ее арестом. – Гриффин немного помолчал. – Папа наверняка спросит, как твои дела. Что мне делать? Рассказать ему? Он ведь даже не знает, что мне удалось тебя отыскать.
– Нет, не говори ему ничего. Ты же его знаешь. Он немедленно выследит меня, а потом свалится мне как снег на голову и возьмется вновь… опекать меня. А я к этому еще не готова. Может, потом. Но пока – нет.
Гриффин твердо верил, что этот день обязательно настанет. Если судьба Поппи и Хизер и научила его чему-то, так тому, что никогда не надо отчаиваться. Теперь он хорошо понимал, что чувствовала его сестра. Что ж, не будем загадывать, решил он. Но пока она согласна поддерживать с ним связь, надежда еще жива.
* * *
С утра в среду Гриффин не поехал к Мике – впервые за несколько недель. Вместо этого, окрыленный вчерашним разговором с Синди и предвкушая скорое возвращение Поппи, он до блеска надраил дом, позавтракал на скорую руку в кафе, съездил в порт, где из грузовика пересел в «порше» и полетел в Манчестер. Естественно, он оказался там куда раньше, чем ему было нужно, но не особенно из-за этого переживал. Все равно в ожидании Поппи у него все валилось из рук. Уж лучше было ждать ее в аэропорту.
Ее самолет немного опоздал. Выпив вторую чашку кофе, Гриффин описывал круги возле табло, извещающего о времени прилета, постоянно терзая дежурного администратора одними и теми же надоевшими до оскомины вопросами. Администратор – может, потому что это была женщина, к тому же достаточно пожилая, чтобы оказаться его матерью, – неожиданно прониклась к нему сочувствием. Мало того, что она терпеливо отвечала на его вопросы – в конце концов она снизошла даже до того, что самолично провела его чуть ли не к самому трапу самолета, объяснив охране, что бедняга встречает «женщину в инвалидном кресле».
Гриффин едва не подпрыгивал от нетерпения. У него на глазах самолет коснулся земли и замер. Толпа пассажиров потянулась к зданию аэропорта, и Гриффин впился взглядом в дверь, через которую они должны были войти. Поппи была последней, но Гриффин не роптал. Даже ожидание казалось ему прекрасным. А при виде Поппи сердце его радостно затрепетало.
Он бросилась ей навстречу, вырвал саквояж, который стоял у нее на коленях, и крепко обнял ее. Руки Поппи обвились вокруг его шеи, и Гриффин, не в силах больше сдерживаться, вытащил ее из кресла и закружил. Ему плевать было на то, что на них все смотрят – пусть хоть весь мир таращится на них, на него самого и его девушку! Он был горд – ею, собой, тем, что они все-таки вместе.
Когда он усадил ее в кресло, Поппи задыхалась от смеха.
Гриффин схватился за спинку ее кресла.
– Ты это вправду сказала? – Естественно, она сразу же догадалась, что он имеет в виду.
Поппи кивнула.
– Только до сих пор гадаю, что мне с этим делать, – пожаловалась она, но глаза ее смеялись.
– Придумаем что-нибудь, – бросил он, раздуваясь от гордости. – Пошли. Хочу тебя кое с кем познакомить.
Подталкивая кресло, Гриффин вывез ее из здания аэропорта и направился к парковке. Поппи взглядом отыскала «порше» среди массы машин и удивленно вскинула на Гриффина глаза.
– Кое с кем?
– Она там. Внутри.
– Послушай, – запаниковала она, – мы же все не влезем. Твой таинственный незнакомец – или незнакомка, я, моя сумка да еще кресло…
– Влезем, – уверенно бросил Гриффин. Он-то уже успел все заранее просчитать. И все обдумать – тоже заранее. И у него не было никакого желания рисковать той, которую он уже привык считать своей единственной любовью. Вместо этого он сделал то, что уже привык делать, – распахнул перед ней дверь.
Он попридержал коляску, давая Поппи время устроиться на переднем сиденье. Потом сложил кресло и сунул его в багажник. Впихнуть его туда удалось не сразу, и Гриффин на мгновение перепугался. Наконец он сообразил повернуть колеса, легкий толчок, и кресло скользнуло внутрь. Страшно довольный собой, Гриффин захлопнул багажник и сел за руль.
Поппи с удовольствием погладила мягкую кожаную обивку сиденья.
– Симпатичная машина, – одобрительно сказала она. Потом ткнула пальцем в экран монитора. – Включай. Это ведь и есть «она»?
От удивления челюсть у него отъехала в сторону, как каретка пишущей машинки.
– Как ты узнала?!
– Мы пользуемся такой штукой на озере, – довольно усмехнулась Поппи. – Помогает ночью не заблудиться между островами. Чарли прозвал ее Эмили.
У Гриффина вырвался вздох.
– А я называю свою Сейдж. Да, Поппи, просто нет слов – похоже, тебя ничем не удивишь. – Он повернул ключ зажигания. Пальцы Поппи легли на его руку.
