Текст книги "Случайная судьба"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
Поппи вдруг представила крошечного котенка, только недавно навсегда потерявшего мать, скорчившегося от ужаса в темной сумке, которого везут, неизвестно куда. Вот кто действительно имеет полное право бояться, грустно усмехнулась она про себя. Уж ему, небось, куда хуже, чем ей. Котенок снова мяукнул, и Поппи внезапно вспомнилось, как Виктория раз за разом пыталась вспрыгнуть на шкаф, падала и вновь пыталась, пока не добилась своего. И Поппи сразу стало легче. Все ее смущение вдруг куда-то пропало.
Оно исчезло бесследно – где-то на полпути между Западной Виргинией и Флоридой Поппи внезапно сочла смущение роскошью, на которую она не имеет права, и напрасно потерянным временем, которого у нее тоже нет. Тем более сейчас, когда есть заботы и поважнее, добавила она про себя. И заставила себя переключиться на них.
Наконец, самолет совершил посадку в Майами. Приятельница Кэсси, Сюзан Макдермотт, уже ждала Поппи у выхода. Не успела та появиться, как Сюзан с улыбкой кинулась к ней навстречу и, предупредив, что встречу перенесли на час раньше, торопливо покатила Поппи к поджидавшей их машине. Та даже ничего не успела сообразить, как они уже подъезжали к городу.
Поппи ошарашенно крутила головой по сторонам: теплый воздух, ни крупинки снега на улицах, вдоль которых приветливо кивают растрепанными макушками пальмы, уходящие вдаль до самого горизонта, небоскребы вместо холмов… Но сильнее всех других чувств было удовольствие от того, что она все-таки это сделала. К тому времени когда ее кресло-коляска въехала в лифт адвокатской конторы, Поппи уже просто раздувалась от гордости, но как только кабина остановилась на пятом этаже, она заметно присмирела. Двойные стеклянные двери с тихим шорохом раздвинулись в стороны, и она вслед за Сюзан двинулась по коридору к отделанному красным деревом конференц-залу.
Норман Андерсон оказался гораздо старше, чем она представляла, примерно ровесником Мэйды, с простым, но приятным и честным лицом. Выражение лица у него показалось ей по-детски беззащитным. Она, пожалуй, удивилась бы этому, если бы вид его спутницы не поразил ее еще больше.
* * *
Мика изо всех сил старался не думать о том, что сейчас происходит во Флориде, – уж слишком многое было поставлено на карту, а он ничем не мог тут помочь. Не хотелось ему думать и о четырнадцатилетней девочки, которая вдруг неожиданно возникла из небытия. Он мог только сожалеть о том, что ребенок, от которого в свое время отказалась Хизер, теперь держит их судьбу в своих руках. И от нее зависит не только судьба самой Хизер, но также судьба его самого и двух его дочерей. Это казалось до обидного несправедливым.
Но мир полон подобных несправедливостей, одной из которых была зверская жестокость, с которой Роб Диченца некогда обращался с Хизер. А разве справедливо то, что спустя столько лет ее бросили в тюрьму, обвинив в его убийстве? А снежная буря, грозившая сгубить его урожай? По части первых двух из них он был бессилен что-либо изменить, поэтому, взяв себя в руки, занялся сахароварней. Еще дюжина добровольных помощников явились прямо с раннего утра, и всю первую половину дня они не разгибая спины расчищали завалы. Теперь, когда основную часть трубопровода удалось привести в порядок и сок мог снова прибывать без помех, а эта часть холма была уже очищена от поваленных деревьев, будущее уже не казалось Мике таким мрачным. И пока Гриффин руководил добровольцами на подступах к сахароварне, Мика получил возможность сварить тот сок, что накопился за последнее время.
Он включил цепь. Сок медленно двинулся к выпарочному агрегату, дошел до точки кипения сначала в заднем котле, потом стек в передний котел, после чего оказался, наконец, в последнем из них. Когда он уже почти превратился в сироп, Мика включил фильтровальный пресс. И тут его настигла последняя несправедливость судьбы. Фильтровальный пресс был единственным агрегатом из всей системы, для которого требовался электрический ток. А электричества по-прежнему не было. Правда, зная, что у него есть запасной генератор, Мика не слишком переживал. И вот теперь, когда он нужен был Мике как воздух, этот самый генератор взял да и вышел из строя.
* * *
Одного взгляда на дочь Хизер оказалось достаточно, чтобы у Поппи захватило дух. Ей не нужно было говорить, кто перед ней: у Алтеи Андерсон не было ни серебристо-серых глаз ее матери, ни крошечного шрама возле губы, но в остальном сходство было просто потрясающим. У матери и дочери были совершенно одинаковые длинные густые волосы, то же лицо в форме сердечка, те же прямые брови вразлет, то же хрупкое, изящное телосложение.
Поппи схватилась за сердце. Она не могла оторвать от малышки глаз. Малышки?! Тее было четырнадцать, но с виду ей можно было смело дать все двадцать два. Весьма развитая физически, с приятно округленными формами, которые выгодно подчеркивали мини-юбка и тонкий пуловер, несомненно, итальянского производства и весьма откровенного покроя, она выглядела старше своих лет. Манеры этой девочки поражали изысканностью. Назвать ее подростком было бы просто глупо. Во всяком случае, держалась она, как молодая женщина.
Мысленно одернув себя, Поппи заставила себя оторвать от нее взгляд и попыталась запомнить имена тех, с кем ее знакомили. В зале было восемь человек, и если бы их всех предусмотрительно не рассадили вокруг огромного стола заседаний, она вряд ли бы смогла догадаться, кто из собравшихся тут адвокатов кого представляет. Поппи вежливо кивала всякий раз, когда ей называли очередное имя. Кивнула она и тогда, когда ей представили Нормана Андерсона, а вслед за ним Тею. Она подняла на нее глаза и уже не могла оторвать их, сколько ни старалась.
– Простите, – беззвучно выдохнула она, сообразив, что все смотрят на нее. – Но вы поразительно похожи на свою мать. Вы такая красивая!
– Спасибо, – прошептала Tea, но за ее вежливой, заученной улыбкой манекенщицы Поппи почудилось смущение.
Пока Сюзан лаконично знакомила собравшихся с делом Хизер, Поппи гадала, что чувствовала бы она, окажись она на месте этой рано повзрослевшей девочки. Уже давно доказано, что между матерью и ребенком существует невидимая, но крепкая связь. Если бы Поппи тоже удочерили, она наверняка со временем захотела бы узнать побольше о своей родной матери – не жить с ней, ни полюбить ее, нет – просто узнать.
Адвокаты погрузились в обсуждение понятных им одним деталей, перебрасываясь такими мудреными словечками, как «законность», «конфиденциальность», «конституционные гарантии» и «права несовершеннолетних». Поппи изо всех сил старалась ничего не упустить, но ее взгляд помимо ее воли то и дело обращался к Тее. Только сейчас до нее дошло, что Tea, должно быть, слышит все это уже не в первый раз. И для нее во всем этом, наверное, нет особой неожиданности. Так, обычное любопытство. Как показалось Поппи, девочке очень хочется узнать хоть что-то о Хизер.
Ее отец больше молчал. Он держался довольно спокойно, предоставив своему адвокату обсуждать дело с Сюзан Макдермотт – примерно так и представляла это себе Кэсси. Адвокат Андерсона рассуждал о тех неизбежных неприятностях, которые повлечет огласка подобного дела, о той боли, которую она может причинить. Он был решительно против – в особенности, по его словам, потому, что речь тут шла о ребенке.
О ребенке? То есть о Тее?! Тут уж Поппи решительно не в состоянии была смолчать.
– Честно говоря, странно, что вы вообще сочли возможным привести ребенка сюда. Я бы нисколько не удивилась, если бы вы решили оградить ее от всего этого.
Ответил ей Андерсон. Его слова прозвучали хоть и спокойно, но твердо.
– У моей дочери уже сложилось собственное мнение по этому вопросу. Она с самого начала следила за расследованием по газетам. И она сама захотела прийти сюда.
– Ей уже известно, кто ее биологические родители?
– Ей известно, что ее удочерили сразу после рождения, – коротко ответил Андерсон. – Я лично до недавнего времени и понятия не имел, что ей известно о том, кто ее мать.
Tea, покосившись на отца, виновато понурилась, и Поппи вдруг страшно захотелось спросить, что он имел в виду. Впрочем, какая разница, откуда Tea узнала о Хизер. Гораздо важнее сейчас было другое – судя по ее виду, непохоже, чтобы для девочки это стало таким уж ударом.
– У Хизер на этот счет тоже есть свое мнение. – Глядя Тее в глаза, Поппи говорила так, словно в комнате не было никого кроме них двоих. – Она бы никогда в жизни не призналась, что у нее есть ребенок, поскольку ей ненавистна была сама мысль о том, чтобы впутывать тебя в эту историю. Если бы не один человек, мы бы до сих пор не знали даже твоего имени – поскольку она сама его не знала. Считала, что не имеет на это права, раз отказалась от тебя сразу после рождения. Ей было известно только, что ты обрела родителей, которые тебя любят, и она была благодарна им за это. Она приехала в Лейк-Генри, не взяв из прошлой жизни ничего, кроме рюкзака, где было только письмо от адвоката, занимавшегося в свое время твоим усыновлением. И еще вот этого. – Поппи вытащила из сумки крохотную бирку, которую каждый новорожденный получает при рождении, и через стол протянула его Тее.
– Не думаю, что это правильно! – взвился адвокат Андерсона – и тут же замолк с открытым ртом, потому что Tea протянула руку и быстро схватила бирку.
Слава тебе, Господи!
«Молодец!» – едва не крикнула Поппи. Потому что если человеку нельзя увидеть первую вещь, которую он получает, едва вступив в этот мир, то что же тогда считать правильным? Естественно, адвокату Андерсона очень не хотелось, чтобы Tea видела ее – ведь тогда девочка, вполне возможно, почувствовав связь с матерью, могла бы настоять на том, чтобы установить их родство. Именно на это и рассчитывала Поппи, когда клала в сумочку бирку.
Tea впилась в нее взглядом.
Адвокат, увидев, что момент упущен, вернулся к тому, о чем уже говорилось раньше.
– Главный вопрос – это время. Давайте говорить начистоту. Все мы понимаем, что на каком-то этапе нам так или иначе придется привести Алтею в суд. Но еще до этого мы должны быть полностью уверены, что ей не будет нанесен никакой ущерб.
Сюзан Макдермотт вновь указала на то, что в этом деле вопрос времени имеет первостепенное значение, и адвокаты снова принялись препираться. Когда выяснилось, что ни одна из сторон не намерена уступать, Сюзан предложила сделать небольшой перерыв.
Разъяренная Поппи выкатилась из зала и двинулась к дамскому туалету. Но не успела она открыть кран, как дверь у нее за спиной слабо скрипнула, и, обернувшись, она увидела Тею. Оглядевшись, девочка плотно прикрыла за собой дверь.
В ее огромных глазах Поппи прочла откровенное любопытство.
– Скажите… она красивая? – прошептала она.
Поппи кивнула.
– Очень. Погоди-ка. – Ополоснув и насухо вытерев руки, она порылась в сумочке и протянула девочке пачку снимков. Это были как раз те, что сделал Гриффин, когда они были в Миннеаполисе. Выражение лица Теи, когда она жадно вглядывалась в них, уже говорило о многом.
– Я видела ее фотоснимки в газете, – пробормотала она. – Но это не одно и то же. Здесь она выглядит счастливой.
– У нее и в самом деле была счастливая жизнь. Она замечательный человек, Tea. Одна из тех, в ком прекрасно все – и душа и тело. И она скорее бы умерла, чем причинила бы тебе боль. Если начистоту, ей вообще неизвестно, что я здесь.
– Тогда почему вы приехали?
– Она моя лучшая подруга. Было время, когда я, оказавшись в этом кресле, готова была сдаться. Но она не позволила мне этого.
– А что случилось?
– Авария. Снегоход перевернулся.
– Она была с вами, когда это произошло?
– Нет. Но примчалась почти сразу же.
– Вы сказали, что она даже не знает, как меня зовут. А она хотела бы узнать?
Зная Хизер не хуже самой себя, Поппи не сомневалась ни минуты.
– Хотела бы, только понимала, что это глупо. Отказаться от тебя и без того было очень тяжело. Это едва не разорвало ей сердце. А узнай она, как тебя зовут, ей пришлось бы пройти через это снова. Ты бы стала реальной, понимаешь, девочка? Потом ей захотелось бы увидеть тебя, стать частью твоей жизни. Но ведь у тебя к этому времени уже была своя собственная жизнь. И Хизер считала, что вмешиваться в нее она просто не имеет права.
– А ей известно, что моя мать умерла?
– Нет.
– Я отыскала документы об удочерении в ящике маминого стола после ее смерти, – прошептала Алтея, сразу превратившись в растерянную четырнадцатилетнюю девочку, которой она, в сущности, и была. – Они мне были ни для чего, мне просто хотелось знать, понимаете? Ну вот, а потом… я подумала, что папа расстроится, и не стала ему говорить. Только на этой неделе призналась, что все знаю. Но мне известно, что он тоже следил за этим делом по газетам, и мне вдруг захотелось, чтобы он знал, что я тоже все знаю.
– В каком ты классе?
– В девятом. Хожу в частную школу.
«В девятый класс? Это в четырнадцать лет? Что-то рановато», – прикинула Поппи.
– Держу пари, ты очень умная, – улыбнулась она.
– А Хизер… Чем она занимается?
– Она из тех, кого называют рукастыми: замечательно готовит, шьет, вяжет. Еще из нее мог бы получиться великолепный дизайнер интерьеров.
– А вот у меня с этим не очень. А какой у нее был любимый предмет в школе?
– Ну, я ведь не знала ее, когда она училась в школе, но она очень ловко управляется с компьютером, занимается бухгалтерией, счетами и всем прочим, так что, думаю, с математикой у нее всегда было в порядке.
– И у меня тоже! – обрадовалась Tea. Потом вдруг нахмурилась. – Моя мама умерла от рака. А у Хизер ничего такого нет?
– Нет, нет, что ты! Она, правда, часто простуживается, но это и все.
– И я тоже. Нет, это просто невероятно! А вот мой папа никогда не простуживается.
– Мне он понравился. Похоже, он славный человек.
– Так оно и есть! – с жаром подтвердила Tea. – Папочка просто чудо. Это ведь он позволил мне прийти сюда. И даже специально попросил перенести встречу на час раньше, чтобы я могла успеть в перерыв на обед. Другие родители на его месте ни за что бы не позволили, верно? А я читала о вашем городе в газетах. Это просто невероятно!
– Да, нам изрядно досталось в последнее время. Эта снежная буря может сорвать нам сезон.
– Сезон?
– Сезон, когда из кленового сока варят сироп. Любишь кленовый сироп?
Tea, не ответив, разглядывала фотографию, где были сняты Мика и Хизер.
– Это и есть его бизнес?
– Да. И ее тоже. В этом деле она, так сказать, его муза.
Tea прислонилась к раковине с таким видом, что было ясно – она не намерена прерывать столь интересный разговор.
– Расскажите мне о ней. Как проходит, например, ее день? Когда она встает, что ест на завтрак, что потом делает…
Снова скрипнула дверь, и показалось лицо Сюзан.
– Там небольшая паника, – с заговорщическим видом прошептала она.
Поппи решила, что с этим можно подождать. Она поймала себя на том, что испытывает почти такую же симпатию к Тее, как испытывала к самой Хизер. Но девочке, как-никак, всего четырнадцать, и эта встреча как раз и была устроена для того, чтобы оградить ее от уродливых призраков прошлого. Поппи могла сколько угодно считать, что это глупо, но ей очень не хотелось усугублять разногласия между Теей и ее отцом.
– О’кей, иду, – отозвалась она и двинулась к выходу.
* * *
Фотографии остались у Теи. Сунув их в маленькую кожаную сумочку, она торопливо пригладила рукой волосы, благоразумно выждала пару минут и тоже вышла из туалета. Первым, кого она увидела, был отец, нетерпеливо вышагивавший по коридору. На лице у него было написано беспокойство.
– С тобой все в порядке, тыковка? – с мягкой улыбкой, которую она так любила, спросил он.
Кивнув, она взяла его под руку.
– А с тобой?
Он грустно улыбнулся.
– Когда слышишь об этом, все выглядит совсем по-другому, не так, как в газетах, верно? – Андерсон развел руками.
– И это тебя беспокоит? – Что-то подсказывало ей, что отец боится. Tea немало времени проводила в интернетовских чатах и успела наслушаться всяких ужасов о том, что происходит, когда факт усыновления всплывает наружу. Но она скорее откусила бы себе язык, чем согласилась бы причинить ему боль. – Если так, – она заглянула ему в глаза, – то я больше не буду спрашивать. Я ведь тебя люблю. Ты мой папочка!
– Знаю, милая, знаю.
– И все равно, это даже интересно, тебе не кажется? – снова защебетала она, не в силах сразу успокоиться. Возбуждение бурлило в ней, настоятельно требуя выхода. – Словно вдруг обнаружился какой-то давным-давно забытый родственник, о котором ты и понятия не имел. Она ведь теперь тебе тоже вроде как родственница, если ты мой папа, правда?
Лицо у него вдруг стало растерянным, в глазах снова мелькнул страх.
– Не думаю, что это она его убила, – уверенно заявила Tea.
– Однако он умер. Прости. Мне жаль, что приходится об этом говорить.
– Но это ведь случилось так давно. И я его даже никогда не видела. У меня такое чувство, словно это просто кино. – Как странно, подумала Tea, а вот мать, о которой она только что узнала, напротив, была в ее глазах живой и потрясающе реальной.
– И все-таки, – вздохнул Норман, – я пожалуй, предпочел бы, чтобы твои родители были живы и здоровы.
Tea сжала его руку:
– Это потому, что ты такой хороший. И еще потому, что ты меня любишь. Ты – самый лучший в мире отец!
Со свистом втянув в себя воздух, он обнял ее за плечи и порывисто прижал к себе. Потом, с хорошо знакомым ей задиристым выражением, словно говорившим: «А теперь пойдем, надерем им задницы!», с которым он всегда отправлялся на заседания своего банка, кивнул в сторону двери в конференц-зал.
Глава 20
Пока Сюзан бегала звонить Кэсси, чтобы сообщить ей хорошие новости, Поппи в сопровождении Андерсонов выбралась на улицу.
– Хотите посмотреть, где я живу? – уже перед самым концом совещания спросила Tea. И у Поппи, конечно, не хватило духу ей отказать. Tea предлагала это вовсе не из вежливости – было заметно, что ей действительно этого хочется. Поппи и самой этого хотелось – хотелось увидеть и узнать о ней как можно больше, чтобы потом рассказать обо всем Хизер.
У Нормана Андерсона был собственной шофер, но сидел он за рулем обычной машины, а не лимузина. Поппи с Теей расположились сзади, а кресло сунули в багажник. Не успели они отъехать, как Норман повернулся к дочери:
– Вообще-то ты собиралась вернуться в школу.
– Только на французский. У нас должна была быть подготовка к тестированию. Все в порядке, пап. Я и так готова. А если что, позвоню Тиффани. Она во французском сечет еще лучше меня.
Андерсон с сомнением покосился на дочь, но промолчал. Потом обратился к Поппи:
– Насчет последнего я бы еще поспорил. Но разве станешь ворчать, когда твой ребенок заканчивает год на «отлично», верно?
Вот так Поппи узнала, что Tea сильна не только в математике. Как вскоре выяснилось, школа, в которой она училась, была интернациональной – это стало понятно, когда машина миновала свежеоштукатуренное здание и Tea с энтузиазмом помахала рукой группе причудливо одетых подростков, толпившихся у крыльца. Потом Поппи увидела дом, где они жили, когда Tea была еще совсем маленькой, парк, куда ее водила мать, магазин, в который они вместе ходили за покупками. Ей показали клуб, где Норман играл в гольф, a Tea – в теннис. После него – кинотеатр, ресторан и музыкальный магазин, который особенно любила Tea, а именно Tea командовала, куда ехать. Девочка трещала, не переставая, прерываясь только для того, чтобы дать указания шоферу.
Поппи решила про себя, что если общительность передается по наследству, то Tea, скорее всего, унаследовала ее от отца, поскольку Хизер была гораздо сдержаннее. Она бы даже утомила Поппи, не будь девочка столь очаровательно непосредственной.
Потом машина свернула к воротам городского особняка, где сейчас жили Tea с отцом, и Поппи сдалась. Она уже смирилась с тем, что на рейс 4:19 она уже безнадежно опоздала, но до следующего, в 6:30, еще оставалось время.
– Извините, думаю, мне пора позвонить своему приятелю, – сказала Поппи и полезла в сумку за телефоном. «Моему приятелю»… Как странно это звучит, подумала она и даже зажмурилась от удовольствия. Странно, но чертовски приятно.
– А как его зовут? – спросила Tea.
– Гриффин. Гриффин Хьюз.
Норман оглянулся. Брови его поползли вверх.
– Гриффин Хьюз? Не родственник ли Пайпера, случайно?
– Его сын. А вы знаете Пайпера?
– Наши дорожки часто пересекались, – буркнул он. По его голосу было ясно, что это знакомство из тех, которыми обычно дорожат. – Не знал, что его сын живет в Лейк-Генри.
– Вообще-то Гриффин из Нью-Джерси, но сейчас, когда Хизер нет, он приехал помочь Мике, которому одному ни за что бы не справиться, – пробормотала Поппи, набирая номер. – Эта снежная буря – просто кошмар какой-то! Утром Гриффин забросил меня в аэропорт, а потом помчался к Мике помочь ему очистить участок от поваленных деревьев. – В трубке раздался слабый сигнал. – Как только освободят шланги, сок снова начнет поступать на сахароварню.
– Слушаю! – раздался в трубке далекий голос Гриффина.
Поппи вся зарделась от радости. Смутившись, она воровато оглянулась по сторонам, покраснела и понизила голос.
– Привет. Как ты меня слышишь?
– Просто великолепно. Поздравляю, милая. Ты молодец.
– Я тут ни при чем, – тихо сказала она. – Мика рад?
– А то нет! По-моему, он даже дышать боялся. Кэсси сейчас работает над условиями соглашения, а Мика уже снова взялся за сироп.
– Электричество уже включили?
– Нет. И запасной генератор тоже не работает, так что фильтровать пришлось вручную. Бедняга уже валится с ног от усталости, зато весь сироп удалось сохранить. Ты уже в аэропорте?
– Нет. Полечу позже. Андерсоны устроили мне экскурсию по городу, а сейчас мы как раз подъехали к их дому. Ну, скажу тебе, это что-то! – Она весело подмигнула Тее.
– Значит, полетишь рейсом 6:30?
– Да. Это не слишком поздно? Ты ведь встаешь еще до рассвета.
– Ты тоже. Устала?
– Немножко.
– У тебя все в порядке?
– Абсолютно. Мне пора, Гриффин. Из аэропорта позвоню.
– Обязательно. Я люблю тебя.
Она почти не колебалась.
– Я тебя тоже, – и прежде чем опешивший от удивления Гриффин успел что-то сказать, Поппи уже отсоединилась.
Через минуту, снова оказавшись в привычном для себя кресле, Поппи вместе с Теей отправилась на экскурсию по дому. Она увидела девичью спальню, зеленую с золотом, поражавшую изысканным вкусом, и примыкавшую к ней ванную, раза в два больше той, что была у Поппи. Потом кухню, столовую, гостиную и кабинет. Tea следовала за ней по пятам, по дороге познакомив ее с горничной и кухаркой. Когда экскурсия подошла к концу, они вышли в патио и уселись у края бассейна.
Поппи с радостью посидела бы молча, в тишине, наслаждаясь по-летнему теплым воздухом и ароматами цветов, но им так о многом нужно было поговорить. Tea сгорала желанием узнать все о Лейк-Генри – не меньше, чем Поппи, желавшая услышать о ее любимых блюдах, музыкальных группах и спортивных достижениях. Кухарка принесла им лимонад. Норман заглянул к ним и почти сразу же ушел.
Когда пришло время ехать в аэропорт, Tea заявила, что не желает об этом и слышать.
– Мы должны пригласить Поппи в клуб на обед, – умоляла она отца. – Там так здорово!
– А как же твой экзамен? – напомнил Норман.
– Я позанимаюсь! Час сейчас и еще час потом, когда вернемся. Ты ведь останешься, Поппи, да? Я же сама слышала, как ты говорила Гриффину, что вернешься поздно вечером. Ну, и зачем тебе это? С таким же успехом можно улететь и утром. У нас есть чудесная комната для гостей. А наш агент по путешествиям может перенести дату отлета. И потом, мне ведь все равно в школу к восьми. Мы завезем тебя в аэропорт, а потом я поеду в школу. Видишь, как удобно?
– Но тогда тебе придется встать пораньше, – заметил Норман.
Tea метнула в его сторону возмущенный взгляд.
– Ничего страшного, – фыркнула Tea. – Не могу же я позволить Поппи ехать в аэропорт одной! – Она повернулась к Поппи. – Ну как, согласна?
* * *
Кэсси была в полном отчаянии – без света и электричества, с отключенным телефоном она бы не переделала и половины того, что должна была сделать. Это значило, что ей нужно брать все свои папки с документами, помощника и ехать в Сэйфилд, в офис своей приятельницы, где было электричество и работали телефоны и где она могла воспользоваться факсом и ксероксом. Оттуда она позвонила генеральному прокурору Калифорнии. У нее ушло не меньше часа, прежде чем он взял трубку. После чего она с торжеством в голосе зачитала ему свои заметки.
– В нашем деле наметился новый поворот, – объявила Кэсси. – Я знаю, вы предпочли бы, чтобы я обращалась к Баду Гринеллу. Но поскольку он все равно без вас ничего не решит, я подумала, что будет быстрее обратиться непосредственно к вам. Поэтому я отправила вам подготовленный мною пакет документов через службу Федерал Экспресс. Он будет вручен вам уже завтра утром. В нем проект соглашения и аффидевиты[6]6
Аффидевит – письменное показание, подтвержденное присягой или торжественным заявлением.
[Закрыть], которые позволят прекратить это дело.
– Какие именно? – вежливо поинтересовался прокурор.
Кэсси была готова на все, лишь бы это оставалось в тайне как можно дольше. К несчастью, предложение заключить сделку и прекратить дело неизбежно влекло за собой необходимость выложить карты на стол. А это было рискованно. Если сделка сорвется и им придется все-таки идти в суд, обвинение будет заранее знать план защиты и тем самым окажется во всеоружии. Но тут уж ничего не поделаешь. Ситуация накалилась. И теперь ей предстояло убедить генерального прокурора, насколько сильные козыри у них на руках.
– Мы нашли ребенка, – сказала она. – У нас есть заверенное и подписанное по всей форме согласие ее приемного отца на проведение всех необходимых тестов на ДНК. Хизер тоже дала свое согласие, так что теперь мы сможем доказать, что она является матерью девочки. Защита просит дать разрешение провести тесты, воспользовавшись образцами крови на одежде, которая в ту ночь была на Робе Диченце. Мне известно, что одежда до сих пор хранится в полиции. Наш адвокат там…
– Кто ваш адвокат?
– Дж. С. Бейкер, – с ноткой удовлетворения в голосе ответила Кэсси. Было немалой победой убедить Дж. С. заняться этим делом. В адвокатской среде он слыл ренегатом, человеком, отвергающим любые традиции. За ним тянулась дурная слава и целый шлейф громких побед в зале суда. У Дж. С. была своя юридическая контора, а у обвинителей при одном только виде его зеленели лица и глаза наливались кровью. Кэсси было хорошо известно, что Дж. С. хлебом не корми – только дай утереть нос кому-то из сильных мира сего. А поскольку семейство Диченцы было живым олицетворением мира, который он ненавидел, Дж. С. тут же дал согласие заняться этим делом, причем бесплатно – так сказать, ради общественного блага. – Как раз сейчас он работает над текстом заявления. И не видит причины, почему оно может быть отклонено, тем более что свидетельские показания у нас на руках. Это честное предложение. Если выяснится, что ребенок не от Роба, все станет ясно. Если же отец – он, игра начнется сначала, но уже на других условиях.
– Я так понимаю, вы уже уверены, в том что отцом был Роб?
– Я знаю, что это так. У Хизер – у Лизы – никого больше не было. Никто – ни один человек из тех, кого опрашивала полиция, даже не заикнулся о том, что могло быть иначе. Против нее было выдвинуто немыслимое количество других обвинений, но ни у кого никогда даже язык не повернулся обвинить ее в неверности. О да, знаю, сам Роб направо и налево кричал, что это не его ребенок. Но тем не менее никто никогда не назвал ребенка своим – ни тогда, ни сейчас.
В трубке повисло молчание. Потом раздалось короткое:
– Продолжайте.
Судя по всему, желание отфутболить ее к Баду Гринеллу у прокурора пропало. Обрадовавшись, что он согласен выслушать ее лично, Кэсси сразу приободрилась.
– Если отцовство будет доказано, это подкрепит другие пункты защиты, на которых она настаивала и которые отрицали члены семьи Диченцы. А потом, у нас есть еще Эйден Грин.
– Ага, – протянул прокурор. – Вот, стало быть, кто вынюхивал тут о нем.
– Да. И мы его нашли. Он был лучшим другом Роба. Благодаря их тесным отношениям, которые длились много лет, ему многое известно. А поскольку так получилось, что его никогда не допрашивали под присягой, то, стало быть, его нельзя обвинить в даче ложных показаний.
– Зато его можно обвинить в том, что он давал заведомо неверную информацию во время проведения расследования. Или в сокрытии ее.
– Нельзя, потому что он этого не делал. У нас есть этому подтверждение, и даже не одно. Они как раз в том пакете с документами, который вы получите. Прочтя их, вы убедитесь, что Эйден ответил на все вопросы, которые ему задавали. А если те, кто вел расследование, попросту не додумались задать ему нужный вопрос, то не Эйдена же в этом винить, верно? Вообще говоря, – продолжала Кэсси, сильно подозревая, что следствие по делу велось под неусыпным оком старшего Диченцы, – если ваши парни не задали те вопросы, которые просто обязаны были задать, то мне очень хотелось бы знать, могло ли случиться, что им слегка намекнули не копать слишком глубоко?
– Давайте говорить начистоту. Это вовсе не мои парни. Меня тогда вообще тут не было.
Ага, он уже защищается! Кэсси возликовала.
– Тогда в ваших же интересах заставить вашего предшественника дать по этому поводу объяснения.
– Но не теперь и не здесь. Так на чем настаивает защита? Я вас слушаю. И поскорее, пожалуйста. У меня мало времени.
– Мы утверждаем, что Лиза Мэтлок была беременна от Роба Диченцы. Когда она отказалась сделать аборт, на котором Роб настаивал, он стал избивать ее, что угрожало ее жизни и жизни ее еще неродившегося ребенка, и сделал это в очередной раз в ту ночь когда все и произошло. Когда Лиза села в машину, ее единственным желанием было спастись. Роб внезапно вынырнул из темноты прямо перед машиной. Она просто не успела остановиться.
– Но она сбежала!
– Она понятия не имела, что Роб мертв. Он перепугал ее до смерти. У нас на руках множество свидетельств, подтверждающих факт жестокого обращения, и мы не замедлим довести их до сведения суда, если, конечно, нас заставят сделать это. Представьте себе: ночь, стоянка, забитая машинами, и пьяный в дым молодой человек, пробирающийся между ними. И беспомощная молодая женщина, ставшая жертвой могущественного человека из богатой семьи, причем много старшее ее. Он не раз поднимал на нее руку, что подтверждается протоколами медицинских осмотров, проведенных в двух разных клиниках, и врачи, проводившие осмотр, официально это засвидетельствуют. Копии данных документов утром будут также у вас в офисе. Итак, что у нас есть? Беременность, требование сделать аборт, угроза физической расправы плюс независимый свидетель, готовый подтвердить все вышеизложенное. И в результате – намеренное желание со стороны семьи ввести суд в заблуждение.
