Текст книги "Случайная судьба"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Но тут она услышала рев снегохода. Звук доносился со стороны озера – казалось, огромная муха с сердитым жужжанием бьется о стекло. Ослепительный свет фар словно ножом вспорол сгущающийся сумрак. Поппи, разглядывая водителя, уже знала, кто это может быть, хотя лицо его скрывал шлем. Забыв о брусьях, она выкатилась в гостиную и успела распахнуть входную дверь еще до того, как он заглушил движок.
Гриффин стащил с головы шлем и улыбнулся.
– Привет!
У нее предательски задрожали руки, но Поппи нашла в себе силы улыбнуться в ответ. Со своими каштаново-рыжими волосами и румянцем во всю щеку Гриффин был невероятно хорош собой, и она уже в который раз подумала, что при одном только взгляде на него превращается в желе.
– Привет, незнакомец.
– Здорово мы сегодня поработали, верно?
Поппи кивнула.
– А теперь я хочу повезти тебя покататься.
– Неужели Мика сегодня выгнал тебя пораньше?
Улыбка Гриффина стала еще шире.
– Билли привел какого-то своего приятеля, Эмоса, и они там управляются вдвоем. Мика с дочками устраивают в саду фейерверк, а я и без их фейерверков чувствую себя самым счастливым в мире человеком. Ладно, пошли, покатаемся немного.
Веселье ударило ей в голову с такой силой, что она почувствовала себя невесомой и легкой, как воздушный шарик. Но когда-то она дала себе слово больше не садиться на снегоход.
– Уже темнеет.
– Неужели ты не знаешь, что на этих штуковинах видимость зависит от того, насколько хорошо снег отражает свет фар? – удивился Гриффин.
Естественно, она это знала. Об «этих штуковинах» Поппи знала абсолютно все.
– Может, в другой раз? – неуверенно промямлила она.
– Я хочу свозить тебя на Литл-Беар, – уперся Гриффин.
– Кажется, начинается дождь, – гнула свое Поппи.
– Бог с тобой, какой еще дождь?! Только слегка накрапывает. Билли сам предложил мне свой снегоход, вот я и решил свозить тебя туда пообедать. По дороге заскочил к Чарли и прихватил чили. Ты как-то говорила, что просто обожаешь чили.
Поппи скользнула взглядом по смирно застывшей у ног Гриффина машине.
– Я не могу сесть на это!
– Это что, недоверие?
– Нет. Дурные воспоминания.
– Возможно, пришло время заменить их более приятными.
В принципе она не возражала, но в то же время чувствовала, что еще не время. Она не готова…
– Брось, Поппи, – подзуживал ее Гриффин. – В конце концов, в ту ночь был жуткий ветер, и случившееся несчастье не имеет никакого отношения к тому, что вы выпили. В такую погоду даже самый опытный водитель может запросто попасть в аварию.
Улыбка разом слетела с лица Поппи, будто ее сорвало тем самым ураганным ветром, о котором он говорил.
– Откуда ты это узнал? С кем ты говорил?
– А если я признаюсь, поедешь со мной?
– Да.
– Прочитал в полицейском рапорте. Он находится в свободном доступе.
– А с кем ты это обсуждал?
– Ни с кем. Только с тобой.
– Но я не говорила с тобой об этой аварии.
– В общем, да. Просто я сложил два и два и запустил пробный шар. И ты сама это подтвердила.
Поппи уже открыла было рот, но тут же захлопнула его, сообразив, что сама загнала себя в ловушку. Разозлившись, она круто развернула свое кресло и покатилась в комнату для тренировок. За ее спиной грохнули об пол тяжелые ботинки, и она услышала мягкие шаги обутых в шерстяные носки ног. Не оборачиваясь, Поппи бросила ему через плечо:
– У меня столько же прав снова садиться на снегоход, сколько ходить, танцевать, желать мужчину или иметь детей. Это грешно.
– Так давай согрешим! – с энтузиазмом предложил Гриффин. Прежде чем Поппи смогла его остановить, он схватил ее в охапку и через мгновение она жалобно пискнула, почувствовав, как он натягивает на нее куртку. Вслед за этим на колени к ней шлепнулась шапка. – Надевай, – скомандовал он, направившись в другую комнату.
– Но я не хочу, Гриффин, – взмолилась она, когда он принялся натягивать на нее ботинки. – Уже темнеет. Я боюсь. – Он распахнул дверь, и холодный ветер стегнул ее по лицу. Но тут Гриффин ловко натянул ей на голову шлем, и ветер куда-то исчез.
Подогнав снегоход, он усадил ее на него и надел свой шлем. Потом поднял забрала на обоих шлемах и придвинулся к ней вплотную.
– Повтори, что ты не хочешь. Если это действительно так, я отнесу тебя в дом.
Не скажи он этого, Поппи, вполне возможно, и отказалась бы. Она не видела никаких оснований быть втянутой в эту авантюру, не говоря уже о том, что ей это было попросту неприятно. Но чувство, которое она испытывала, было двойственным. Конечно, поездка на снегоходе после всего того, что ей пришлось пережить, всколыхнула бы печальные воспоминания прошлого. И в то же время все это казалось сейчас таким далеким, почти нереальным. Куда реальнее было то, что она испытывала в эту минуту – почти детский восторг, жгучее нетерпение.
Нет, она вовсе не хотела возвращаться в дом. Эта ночь действительно была создана для того, чтобы праздновать.
* * *
Поездка вокруг озера была похожа на волшебный сон, обед перед раскаленной печкой оказался потрясающим. А уж заниматься любовью в жарко протопленной комнате было все равно что оказаться в раю. Потом они ненадолго выбрались наружу, где, завернувшись в одеяла, посидели на крылечке. На затянутом облаками небе не было ни звездочки. Влажный, липкий туман превратился сначала в мелкий дождь, а затем в мокрый снег, и только озеро мягко мерцало в темноте.
Убаюканная тишиной, Поппи едва не спросила, когда он возвращается в Принстон. Он все равно уедет, она это знала. Устанет от всего этого и вернется домой.
Она не сможет поехать с ним. То есть, конечно, смогла бы, только ей не хочется. Поппи любила Лейк-Генри. Ей нравилось жить здесь, нравились его жители, нравилось, что тут все друг друга знают, нравилась атмосфера покоя и безмятежности.
Не желая нарушать очарование этой минуты, она так и не спросила его, когда он собирается домой. Но, проснувшись среди ночи, когда Гриффин встал, чтобы подбросить дров в огонь, она вновь вспомнила об этом. А потом еще раз, пару часов спустя, проснувшись от шорохов на крыше.
– Красные белки, – сонным голосом пробормотал Гриффин, крепче прижимая ее к себе.
– Снег с дождем, – прошептала Поппи, гадая, почему он это сделал? Неужели только для того, чтобы ей было удобно опираться на него спиной? Впрочем, ее не очень это волновало. Слишком хорошо ей было сейчас, чтобы ломать себе над этим голову.
Правда, она не уснула, вернее уснула, но не сразу. Лежа с отрытыми глазами и прислушиваясь к шороху снега за окном, Поппи гадала, почему ее все-таки гложет смутное чувство вины за то, что она отдалась ему. По изменившемуся звуку она могла бы точно сказать, когда снег сменился ледяным дождем. Однако снег это был или дождь, он хорошо убаюкивал. Под этот монотонный стук в стекло она сама не заметила, как уснула.
* * *
Мокрые хлопья снега так залепили окна, что внутри домика царил полумрак, и Поппи с Гриффином не сразу сообразили, что проспали.
Рывком сев на постели, Гриффин бросил взгляд на часы.
– Вот это да – половина одиннадцатого!
– Но ведь сегодня же воскресенье. К тому же холодно, – сонно пробормотала Поппи. – Забирайся обратно – я без тебя замерзла.
Обхватив ее за талию, Гриффин заглянул ей в лицо.
– Думаю, Мика уже гадает, куда это я запропастился.
Печка полностью прогорела, и в комнате было жутко холодно. Не потрудившись одеться, Гриффин нагишом распахнул дверь и выглянул наружу.
– Все к черту замерзло! Слава тебе, Господи, что мы вчера покончили с трубами! – Он плотно захлопнул дверь и скользнул ужом под гору наваленных поверх постели одеял.
Поппи почувствовала, что он весь дрожит, и прижалась к нему, чтобы согреть.
– Сегодня ты никуда не поедешь!
– Интересно, как бы я это сделал, если мы отрезаны от всего остального мира, – радостно сказал он, подтыкая одеяло. – Я понятия не имею, доберемся ли мы вообще до берега.
Поппи ухмыльнулась.
* * *
К полудню ледяной дождь лил уже вовсю, что сделало мысль о возвращении на снегоходе еще менее привлекательной. Поев сваренного на плите супа и бутербродов с арахисовым маслом, они снова забрались в постель. И, как ни странно, уснули. Проснувшись около часа, они снова решили выяснить, что происходит снаружи. Вокруг, сколько хватало глаз, все обледенело. Лед на озере казался достаточно прочным, но обжигающе холодный дождь продолжал моросить. Вернувшись в дом, они устроились возле печки.
– Какое у тебя первое воспоминание в жизни? – неожиданно спросила Поппи.
Гриффин улыбнулся.
– Самое первое? Надо подумать. – Некоторое время он молчал. – Как Рэнди пошел в школу. Мне тогда было три года, он был моим товарищем по играм, и я страшно расстроился из-за того, что он уезжает. Помню, стоял на крыльце, пока он забирался в школьный автобус, и чуть не плакал. А твое?
– Как отец держит меня на коленях и читает мне сказку. Жаль, что ты не знал его. Он был на редкость добрым человеком. А какое у тебя самое лучшее воспоминание?
– Самое лучшее? День Благодарения, я тогда уже учился в колледже. Всякий раз у нас собиралось человек тридцать гостей. Мне это нравилось. А когда я закончил колледж, Синди сбежала из дома, и все было уже не так, как прежде. А твое?
– О, оно совсем свежее! Как Мэйда обнимает Лили прошлым октябрем. В этом было что-то символическое. – Спустя пару минут после этого Гриффин вошел в ее жизнь, знаменуя этим новое начало, только тогда она об этом еще не догадывалась. Мысленно обругав себя за излишнюю чувствительность, Поппи постаралась перевести разговор на другое. – А самое тяжелое?
– Ночь, когда умерла мама. А твое?
– Сам знаешь. Авария.
– А если бы тебе предложили загадать любое желание, что бы ты загадала?
– Ты первый.
– Иметь пятерых детей, трех собак и кошку. Теперь ты.
– Двух. Я бы хотела двух детей, – выпалила она. И удивленно посмотрела на него.
Гриффин промолчал, даже не попытавшись пошутить по поводу столь неожиданно вырвавшегося у нее признания, – и горячая волна любви и признательности затопила Поппи. Будь на то ее воля, она осталась бы тут до конца своих дней.
В эту минуту раздалось страшное «крэ-эк», и огромная сосна, вывернув из земли корни, с ужасающим грохотом обрушилась на землю. Спина Поппи покрылась мурашками. Гриффин, не будучи местным, не сразу сообразил, что происходит. А когда сообразил, почувствовал настоящий страх.
– Если такая же чертовщина творится сейчас в кленовой роще, чем это может кончиться? – отрывисто спросил он.
Заметив, как беззвучно шевельнулись губы Поппи, Гриффин принялся поспешно собирать ее вещи.
* * *
Назад они возвращались медленно. Перед ними разворачивалась картина ужасающего разгрома: сломанные или вывороченные с корнями деревья, обрушившиеся на землю деревянные пристройки… А остановившись возле дома Поппи, они онемели: чудовищных размеров дерево рухнуло на его крышу.
В этот момент дверь с треском распахнулась, и на крыльцо, отпихивая друг друга, вывалились Мэйда и Лили с Роуз. Мэйда поскользнулась на льду и наверняка упала бы, если бы дочери не подхватили ее под руки. Все трое уставились на Поппи с Гриффином.
Глава 18
Перекошенное от ужаса лицо Мэйды было белее снега, и сердце Поппи ухнуло в пятки. Естественно, первое, что пришло ей в голову – с кем-то из близких случилось несчастье.
Подогнав снегоход как можно ближе к поваленному дереву, Гриффин заглушил двигатель и повернулся к Поппи, чтобы взять ее на руки. Теперь это вышло у него далеко не так быстро и ловко, как накануне. То, что вчера еще было снегом, превратилось в толстую корку льда. Пару раз он поскользнулся и едва не свалился вместе с ней. Пока он вносил Поппи в дом, она вся взмокла от страха.
– Слава богу! – простонала Мэйда, едва не наступая Гриффину на пятки. Он чувствовал, как она дышит ему в затылок. Ворвавшись в комнату вслед за ним, Мэйда схватилась за сердце. Грудь ее ходила ходуном, дыхание было хриплым – казалось, она едва держится на ногах. – Слава Богу, – повторила она. – Знали бы вы, как я перепугалась!
– Из-за меня? – робко пискнула Поппи.
– Естественно! Едва рассвело, я помчалась к тебе, чтобы узнать, все ли у тебя в порядке. А тебя нет! Машина на месте, кресло тоже, а ты сама будто испарилась! Ты не представляешь, что я пережила?! Знаешь, что первое пришло мне в голову?
– Мама решила, что тебя похитили, – вмешалась Роуз, материализовавшись за спиной Мэйды, пока Гриффин усаживал Поппи в кресло. – Похитили, изнасиловали, а потом, само собой, убили. Бессовестная! Неужели трудно было позвонить кому-нибудь из нас и сказать, где ты?!
Поппи стало стыдно. Конечно, она должна была позвонить. Виктория, требуя, чтобы ее заметили, вспрыгнула ей на колени, и Поппи спрятала покрасневшее лицо в ее пушистом меху. Но чувство вины было ужасным. Она бросила на Гриффина беспомощный взгляд.
– На острове нет телефона, – объяснил он. – Вообще-то мы рассчитывали вернуться рано утром, но потом решили немного переждать. Вы уж простите нас. Это я во всем виноват.
Обращался он к Мэйде, но вместо нее ответила Роуз.
– Уж кому-кому, а Поппи следовало бы понимать, как мы волнуемся, – возмущалась она. – Ну, Поппи, что молчишь? Я ведь права, да? Разве было когда-то такое, чтобы ты уезжала из дома на всю ночь? Да еще без коляски? Да никогда в жизни!
– Роуз, – тихонько остановила ее Лили. – Она ведь вернулась. Это просто недоразумение.
– Ну, уж нет – это самый настоящий эгоизм, вот что это такое! – взорвалась Роуз.
– Но я же не знала, что вы придете! – слабо оправдывалась Поппи.
– Даже когда разразилась буря?! – дружно возмутилось все трио. Тут сверху донесся грохот, потом оглушительный треск, и взгляды всех устремились к потолку.
– Вот, – тоном пифии, предсказание которой незамедлительно сбылось, вещала Роуз. – По-твоему, у нас не было причин волноваться? Одному Богу известно, что может случиться в такую бурю. А тут еще ты со своим эгоистическим желанием непременно жить в одиночестве. Впрочем, это уже отдельный разговор. Мама всегда проверяет, как ты тут. Паршивка бессовестная! Из-за тебя она состарилась на десять лет!
– Со мной все в порядке, – слабым голосом пробормотала Мэйда.
– Ты на себя в зеркало полюбуйся, – безапелляционно отрезала Роуз. – Видела бы ты свое лицо, когда Поппи не оказалось в доме! Да и неудивительно – в конце концов, ты уже не девочка.
– Возможно, Роуз. Но и не такое уж ископаемое, каким ты меня пытаешься представить. Со мной все в порядке! – обиженно поджала губы Мэйда. Но Роуз, отмахнувшись от матери, снова взялась отчитывать Поппи.
– Одно дело, когда мы были еще детьми. Впрочем, ты и тогда всегда все делала по-своему. Одна дикая выходка за другой – тебе было плевать, что думают об этом мать с отцом. Плевать, что они волнуются, плевать на все. Теперь, сама став матерью, я хорошо понимаю, каково это – возиться с неуправляемым ребенком. Только ведь ты давно уже не ребенок! Я думала, авария, в которую ты попала, научила тебя уму-разуму.
– По-видимому, нет, – отрезала Поппи, решив заткнуть рот Роуз. – Да, я уже больше не ребенок, и я осталась такой же невозможной, как была. А ты стала матерью, но мозгов у тебя не прибавилось.
– Поппи, – взмолилась Мэйда. Казалось, она вот-вот заплачет.
Но Поппи уже было не остановить.
– Она права лишь в одном. Да, я уехала из дома на всю ночь и уехала без своего инвалидного кресла. Да, я не поступала так ни разу за все двенадцать лет. Но вчера я это сделала – просто потому, что я хотела это сделать. Страшно хотела. Мне ненавистна сама мысль о том, что я не имею на это права. Я прожила в этих цепях двенадцать лет. А ты, Роуз, за это время закончила колледж, вышла замуж за своего распрекрасного Арта, родила троих чудесных ребятишек. Потому что ты заслуживаешь своего счастья, а я нет.
– Поппи… – ахнула Лили, всплеснув руками.
– А я – нет, – повторила Поппи. Но смотрела она не на онемевших сестер, а на Мэйду. – В тут ночь, двенадцать лет назад, за рулем была я, а не Перри. Гриффин уже догадался об этом. Теперь вот и ты это знаешь.
– Ты была за рулем?! – растерянно пролепетала Роуз.
Поппи по-прежнему смотрела в глаза матери. Все эти двенадцать лет она жаждала высказать все, что наболело у нее на душе, увидеть, как воспримет это Мэйда. Там, на Литл-Беар, когда Гриффин спрашивал, о чем она мечтает, она едва не проговорилась. Почувствовать, что тебя любят – что может быть большим счастьем? И вот теперь, впившись глазами в лицо матери, она наблюдала…
– Тогда, на вечеринке, мы много пили, – продолжала она. – А когда пришло время возвращаться домой, Перри уже так нагрузился, что еле ворочал языком. Вот я и села за руль. Конечно, надо было ехать помедленнее, но… Короче, я не справилась с управлением, и снегоход перевернулся. Я осталась жива, хоть и в инвалидном кресле. А Перри ударился о дерево и погиб.
– Полиции это известно? – осторожно спросила Роуз. В голосе ее явственно слышался страх.
– Роуз! – прошипела Лили, предостерегающе тряхнув Поппи за плечо.
Поппи повернулась к Роуз:
– Я никогда об этом не говорила. Можешь сама им сказать, если хочешь.
– Я вовсе не имела в виду…
– Она ничего не скажет, – перебила ее Мэйда. – Кому это нужно, тем более сейчас?
– Мэйда права, – вмешался Гриффин, встав позади Поппи. Он не дотрагивался до нее, но Поппи чувствовала его присутствие. – В данном случае речь ведь не идет о нарушении закона. Неосторожная езда? Возможно, но теперь это уже не докажут. Неумышленное убийство? Может быть. Но к какому наказанию ты бы приговорила ее, а, Роуз?
Роуз слабо махнула рукой.
– Предлагаешь упрятать ее за решетку? – безжалостно продолжал Гриффин. Поппи почувствовала в его голосе нарастающий гнев, и сердце ее затопила любовь. – Но она и так уже приговорена к инвалидному креслу, так что ты явно опоздала. Чем она может искупить свою вину? Покаяться публично? Или заняться самобичеванием?
– Да что вы на меня насели?! – возмутилась Роуз. – Сделали из меня какое-то чудовище…
– Тогда кто чудовище? Я? – обращаясь к матери, спросила Поппи.
По лицу Мэйды пробежала судорога боли. В глазах ее, как ни странно, не было и намека на удивление. Только безмерное сожаление. И вдруг, сделав усилие над собой, она улыбнулась.
– Нет, Поппи. Конечно, нет. Во всяком случае, не больше, чем все мы тут.
На глаза Поппи навернулись слезы. Она внезапно вспомнила ту игру, в которую они играли с Гриффином. «Какое у тебя самое грустное воспоминание?» – «Как Мэйда обнимает Лили». – «А самое лучшее?» – «Как она обнимает меня».
Но до того, как мечта ее сбылась, на крышу рухнуло еще одно дерево – с таким оглушительным треском и грохотом, что Виктория в панике кубарем скатилась с коленей Поппи и мгновенно исчезла. Во всем доме вырубился свет, и они остались в полной темноте.
– Вот черт! – в сердцах бросила Мэйда.
– Лампы у тебя есть? – спросила у Поппи Лили.
– На кухне, – ответила та и двинулась за ними.
– Мне нужно домой, – объявила Роуз и потянулась за курткой. – Арт сейчас с девочками, но если электричество выключили во всем городе, то мельница тоже встанет, и ему придется мчаться туда.
Пронзительно зазвонил телефон. Но не на коммутаторе – это была личная линия Поппи. Она взяла трубку на кухне.
– Слушаю.
– Это Мика. Гриффин у тебя?
– Да. – Глаза Поппи отыскали Гриффина. – Что случилось?
– Конец света. Электричества нет, деревья валятся одно за другим, по дороге не проехать… Мне позарез нужна помощь.
* * *
Дорогу покрыл тонкий слой льда, и она стала безумно скользкой. Поппи, нахмурившись, смотрела из окна, как Роуз и Лили, цепляясь друг за друга и отчаянно скользя, пробираются к машине. Мэйде пришлось бы туго, если бы Гриффин не предложил ее подвезти. За него Поппи не волновалась – Гриффин был гораздо осторожнее любого из местных.
Поппи провисела на телефоне не меньше часа, прежде чем телефонная связь прервалась окончательно и в трубке повисла гробовая тишина. Она схватилась за сотовый, но все телефоны в городе молчали. К счастью, большинство местных, звоня с работы или из машины, уже привыкли пользоваться сотовыми телефонами, а у Поппи были все их номера. Если кто-то был ей очень нужен, она его из-под земли достанет, усмехнулась она. Отговорок Поппи не слушала – стоны по поводу жуткой погоды, кучи скопившихся дел и все такое прочее отскакивало от нее как от стенки горох. И бесполезно было твердить, что добраться до Мики будет не так-то просто. В конце концов, у каждого, кому она звонила, в хозяйстве был и грузовик, и запас песка, и цепи на колеса.
– Лучше послушайте меня, – снова и снова повторяла она. – Деревья валит прямо на сахароварню. Трубопровод оборван, провода тоже. Починить их можно будет, только если распилить и убрать деревья. Нужны люди – много людей! И непременно с бензопилами. Так на вас можно рассчитывать? – Если в ответ раздавалось невнятное бормотание, грозившее перейти в отказ, Поппи переходила к решительным действиям. – Слушайте, для Мики это вопрос жизни и смерти. Не будет труб, не будет и сока, верно? В конце концов, в такое время все сахаровары должны помогать друг другу. Помнится, пару лет назад, на Рождество, Мика чинил вам крышу, когда она вдруг потекла, – елейным тоном напоминала она. Это могла быть крыша, или разбитое окно, или затонувшая в озере лодка – не важно. Не было в Лейк-Генри человека, которому бы Мика не помог в свое время, и Поппи было об этом известно. – Кажется, тогда он не прислал вам счет, верно? Значит, у вас есть возможность вернуть ему долг.
* * *
Кэсси была уже без сил. И виноваты в этом были отсутствие электричества, непрерывно звонивший телефон и ее сынишка Итан, средний из троих, так не вовремя подхвативший круп и принимавшийся отчаянно вопить, едва только мать спускала его с рук. Кэсси усадила его на колени, пристроив мокрую от пота головенку у себя на плече, пока сама она, сидя за письменным столом, при свете чадившей масляной лампы делала пометки в блокноте. Ее терзало нетерпение. Не дожидаясь начала рабочей недели, она еще в воскресенье уселась на телефон.
До истечения срока ордера на содержание Хизер в Нью-Гемпшире оставалось всего двенадцать дней. Учитывая, с каким скрипом работает судебная машина, времени у них было в обрез. Первый звонок Кэсси сделала в Чикаго Джонатану Фитцджеральду. После того что им вчера рассказала Хизер, теперь главным было найти ее ребенка. Семейство Диченца с пеной у рта утверждало, что Роб не был отцом малышки. Если им удастся доказать обратное, это станет их козырной картой.
К сожалению, у Кэсси был только домашний номер телефона Фитцджеральда, и ей ответил запыхавшийся женский голос.
– Слушаю.
– Будьте добры Джонатана Фитцджеральда.
– А кто его спрашивает?
– Его коллега Кэсси Бирнс. Я звоню из Нью-Гемпшира. Мы с ним вместе работаем над одним делом. – Естественно это было обман, но совсем невинный, успокаивала себя Кэсси. – Простите, что звоню в воскресенье…
– Он в больнице. В пятницу у него случился сердечный приступ. Я даже решила, что это оттуда звонят. Честно говоря, мы не уверены, что он выкарабкается.
Кэсси на мгновение онемела. Она так готовилась к этому разговору, тщательно выбирая слова и доводы, которые считала наиболее убедительными – и вдруг такой удар.
– О господи, – пролепетала она, немного придя в себя. – Простите, я не знала. Мне очень жаль.
– Он сейчас в реанимации. Мы просим пока не приходить в больницу – все равно к нему никого не пускают. Кроме нас, конечно.
К счастью, Кэсси соображала быстро.
– Понимаю. Безусловно, вы правы. Сейчас главное, чтобы он поправился.
– Конечно. Нам сказали, что все должно решиться в ближайшие дни.
– Скажите, пока он больнице, делами, наверное, занимается кто-то из его партнеров?
– Разве вы не в курсе, что его фирма больше не существует?
Сердце Кэсси упало.
– Нет.
– В общем-то, Джонатан и один из его бывших партнеров продолжали разгребать дела, но остальные разлетелись кто куда еще несколько месяцев назад. Думаю, это его и подкосило. Так что позвоните его партнеру. Он еще молодой, но весьма толковый, – одобрительно сказала женщина.
Кэсси записала фамилию, поблагодарила и, попросив женщину передать Джонатану сердечный привет и пожелание скорейшего выздоровления, распрощалась. Затем набрала продиктованный ей номер телефона. Может, Алекс Файрмен действительно был толковым адвокатом, но он явно не любил, когда его лишали воскресного отдыха.
Кэсси, извинившись, постаралась объяснить, из-за чего такая срочность.
– Джонатан пообещал, что непременно поможет, если возникнет необходимость, – добавила она.
– Не знаю, что он вам там обещал, – недовольно проворчал ее собеседник, – но у меня и своих дел по горло. Ладно, перезвоните мне во вторник или, еще лучше, в среду. Может, мне удастся отыскать кого-нибудь, кто сможет вам помочь.
– Насколько я понимаю, у вас остались его записи?
– Это не ко мне, леди. Спрашивайте разрешение у Джонатана. Я и близко к ним не подойду, пока он сам мне не прикажет.
– Послушайте, но он очень беспокоился насчет этого дела!
– Может быть. Однако я не стану лишний раз тревожить его. Мне очень жаль.
Разговор продолжался меньше минуты. Положив трубку, Кэсси тут же снова подняла ее и позвонила в Сакраменто помощнику генерального прокурора. Не застав его, Кэсси решила, что при том повороте, который приняло дело, она имеет полное право обратиться прямо к самому генеральному прокурору. Один из ее одноклассников дружил с генеральным прокурором Вашингтона, который, в свою очередь, являлся близким приятелем другого генерального прокурора, из Калифорнии. Одноклассник Кэсси знал о нем все за исключением номера домашнего телефона, который удалось достать через сестру одной приятельницы, заседавшей в бесконечных благотворительных комитетах на пару с супругой генерального прокурора.
От нее Кэсси с немалым удивлением узнала, что генеральный прокурор штата Калифорния сам был приемышем. Будучи усыновлен сразу после рождения, он, когда ему стукнуло двадцать, вознамерился отыскать своих настоящих родителей. Настроение у нее поднялось. Можно было рассчитывать на то, что человек с таким жизненным опытом с пониманием отнесется к Хизер.
Увы, прокурор был не только склонен придерживаться буквы закона – Кэсси сильно подозревала, что не меньший трепет вызывает у него и имя всесильного Диченцы.
– Миссис Бирнс, – начал он, когда Кэсси объяснила ему суть дела, – не понимаю, чего вы хотите от меня. Вы готовы признать, что Хизер Мэлоун и Лиза Мэтлок – одно и то же лицо?
– Нет, пока мы не отыщем этого ребенка.
– Так найдите его.
– Проще сказать, чем сделать. Я же вам рассказала о ситуации в Чикаго.
В трубке послышался вздох.
– Существует установленный порядок, миссис Бирнс. Звоня мне домой, вы нарушаете его. Вы уже обсуждали этот вопрос с мистером Гринеллом?
Бад Гринелл был помощником генерального прокурора, в ведении которого как раз и находилось дело Хизер.
– Мистер Гринелл выразил полную готовность к сотрудничеству, – ответила Кэсси. – Он выслушал меня и пообещал связаться со мной как можно скорее. Я знаю, что он постоянно держит вас в курсе. При вашей репутации прекрасного юриста и генерального прокурора иначе и быть не может. Но о ребенке я пока ему не говорила. Скажите, а вы знали о его существовании?
– Ходили такие разговоры в свое время. Но семья решительно это отрицала.
– Тесты, возможно, докажут обратное. Мне кажется, существование этого ребенка сравняет шансы.
– Найдите его, тогда и поговорим.
– Ребенок существует на самом деле. Нам известны место и дата рождения. К несчастью, из-за отсутствия адвоката, который в свое время занимался ее удочерением, поиски девочки могут растянуться бог знает на сколько.
– Это не важно.
– Только не для моей клиентки. К сожалению, мои возможности небезграничны. А речь идет о ребенке. Малышку удочерили сразу же после рождения. Сейчас ей уже четырнадцать. Возраст, когда дети особенно ранимы. Мне ненавистна сама мысль о том, что свора любопытных газетчиков вцепится в нее еще до того, как мне удастся с ней поговорить. А у вас есть средства помешать этому.
Увы, ее собеседник, судя по всему, был настоящий сухарь. Или он забыл, что такое быть приемным ребенком, или для него не было ничего выше служебного долга.
– Похоже, вы так и не поняли, миссис Бирнс, – проскрипел он, и Кэсси заранее догадалась, что за этим последует. – Нам не нужен этот ребенок. Если он и нужен кому-то, так только вам. Позиция обвинения и так достаточно прочна.
– А как насчет торжества справедливости? Неужели вам не хочется узнать, что же в действительности произошло между Лизой и Робом?
– Нам это известно. В нашем распоряжении десятки свидетельств о том, как испорченная и корыстная женщина воспользовалась случаем, чтобы убить достойного человека. Мы тщательно изучили все аспекты этого дела. Суть его будет изложена в подписанном губернатором ордере на выдачу, о чем мы уже проинформировали судью. – В трубке послышался смешок. – Думаю, вы получите его уже в конце недели.
Кэсси была уничтожена. При той скорости, с которой они продвигаются вперед, каждый из этих тридцати дней отсрочки был для них буквально на вес золота.
Торопливо распрощавшись, она повесила трубку. И что теперь? Оставалось только одно. Поколебавшись, она позвонила Гриффину.
* * *
Гриффина удалось отловить только под утро в понедельник, и то потому, что они с Микой были еще в сахароварне. Они вывели из гаража трактор, который был единственным средством передвижения, способным цепляться за покрытую льдом землю, и, оставив двигатель работать, включили фары. Но даже при их свете трудно было оценить причиненный бураном ущерб.
Тем не менее, вернувшись домой, Мика уселся за стол и принялся составлять список того, что необходимо купить для ликвидации последствий ненастья. Больше всего его беспокоило состояние нижней части трубопровода, на которую упало дерево. Пока она вновь не войдет в строй, в котлы сахароварни не попадет ни капли сока.
Гриффин тем временем читал поступившие на его сотовый сообщения. Одно из них, подписанное «Поппи», заставило его улыбнуться – это был целый прочувствованный монолог, в котором она призывала их держаться и твердо обещала, что подкрепление появится уже утром. Но стоило ему ознакомиться с сообщением Кэсси, как улыбка мигом слетела с его лица. Гриффин принялся лихорадочно набирать номер телефона Ральфа.
– Для Лизы Мэтлок наступает решающий момент, – объяснял он Ральфу, заметив, что Мика, оторвавшись от своего списка, смотрит на него. – Адвокат, который, как мы надеялись, сможет помочь отыскать ее дочку, угодил в больницу и лежит в реанимации. А прокурор Калифорнии просто запрыгает от счастья, если ребенка не найдут. К тому же времени у нас, оказывается, еще меньше, чем мы надеялись. Ордер на выдачу, подписанный губернатором, прибудет уже в конце недели. В общем, сделай хоть что-нибудь. – Гриффин с досадой положил трубку и задумался.
