Текст книги "Не слышу зла (ЛП)"
Автор книги: Айви Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 28
Истон
– Не верится, что до Дня Благодарения осталось всего несколько дней. Я подумала, что мы могли бы сходить посмотреть на парад. Может, заказали бы китайскую еду, как когда ты был маленьким. Что думаешь? – с надеждой спрашивает мама, наполняя кружку кофе.
– Конечно, мам. Как скажешь, – отвечаю я с натянутой улыбкой.
Она отвечает мне такой же фальшивой улыбкой, и я опускаю взгляд в тарелку с хлопьями – лишь бы не видеть эту ложь на ее губах.
Так мы и живем последние недели с тех пор, как вернулись в город. Изображаем перед друг другом, что все в порядке, хотя на самом деле это не так. Не помогает и то, что приходится ютиться в настоящей дыре. Да, возможно, чуть лучше той однокомнатной квартирки в Квинсе, что мы снимали до появления Дика, но ненамного. Мама категорически отказывается тратить деньги мужа больше необходимого, поэтому этот уголок – лучшее, что она смогла найти за короткий срок с минимальными затратами
– Ты общался с ребятами? – она делает глоток своего дешевого кофейного пойла.
Я киваю, невнятно бурча что-то, пока пытаюсь проглотить как можно больше этих отвратительных хлопьев, по вкусу похожих на картон.
– У них все в порядке?
– Да, мам. Они ждут не дождутся каникул на День Благодарения.
– Что ж, хорошо, – бормочет она, постукивая пальцем по кружке.
Я проклинаю себя за эту глупую ремарку о друзьях. Сезон праздников всегда были маминым любимым временем в году. Она не только курировала кучу благотворительных проектов, но и мы с Диком старались проводить больше времени дома. День Благодарения и Рождество ассоциировались с семейным уютом. В этом году нас на одного человека меньше, да и обстановка совсем не та, к которой мы привыкли.
– О, пока не забыла. Ты никогда не угадаешь, кто звонил мне вчера, – ее голос звучит оживленнее, привлекая мое внимание.
– Кто?
– Пастор Дэвис.
При упоминании дяди Скарлетт ложка со звоном ударяется о край тарелки, откалывая кусочек. Я вскакиваю с кухонного стула и несу тарелку к раковине, едва не разбивая ее по дороге – лишь бы скрыть реакцию.
– Да ну? И что ему нужно?
– Он извинялся. Говорил почти час, что не должен был поддаваться давлению и просить меня отказаться от обязанностей в церкви. Тем более не посещать службы. Звучало искренне.
– Легко звучать искренним, когда уже ничего не поделать, – рычу я, злясь, что совесть пастора проснулась лишь после того, как мама уехала в другой штат.
– Ты прав. Кажется, это слишком мало и слишком поздно. Но признаю, было приятно. Даже если это уже не имеет значения.
Черт.
Я поворачиваюсь, облокачиваюсь о раковину и смотрю на мать.
– Нет, мам. Ты права. Никогда не поздно признать ошибки и попытаться их исправить. Если пастор Дэвис связался с тобой, значит, он действительно сожалеет.
На ее губах появляется слабая улыбка, но этого недостаточно, чтобы вернуть блеск в ее глаза.
– Ты слышал что-нибудь от Скарлетт?
Я прикусываю язык до крови, делая вид, что ищу кожаную куртку, лишь бы не лгать ей в лицо.
– Да, у нее все хорошо.
– Возможно, пастор пересмотрел свои взгляды под влиянием племянницы. Уверена, она очень по тебе скучает.
Я не решаюсь повернуться, особенно слыша грусть в ее голосе.
– Истон…
– Я ненадолго выйду, – перебиваю я, прежде чем она предложит мне вернуться в Эшвилл. – Просто прогуляюсь по парку, может, загляну в кампус НЙУ18.
– Хорошо, дорогой. Будь осторожен.
– Люблю тебя, – кричу я уже на выходе. Оказавшись за дверью, закуриваю, прислонившись к стене.
– Эй, здесь нельзя курить! – кричит соседка, заметив сигарету у меня во рту.
– Да-да-да, – бурчу я, спускаясь по лестнице на шумные улицы Нью-Йорка.
Можно что угодно говорить о Нортсайде, но ни один тамошний сноб не смел бы запретить мне курить в помещении. Если бы кто-то это сделал, я бы заставил их проглотить зажженную сигарету. Но здесь, на суетливых улицах города, где я родился, такие фокусы не пройдут. На каждого взрывного ублюдка найдется другой – с еще более коротким запалом.
У офисного здания я сверяюсь с телефоном – еще десять минут в запасе. Не утруждая себя объявлением о визите секретарше, шагаю в лифт. К счастью, утренний час пик уже прошел, и я еду один. Когда двери лифта открываются, секретарша Дика бросается ко мне.
– Истон, мистер Прайс ждет тебя. Пожалуйста, следуй за мной.
Мы заходим в угловой кабинет с панорамными окнами и прекрасным видом на небоскребы Манхэттена. Секретарша быстро ретируется, прикрыв за собой дверь, чтобы ни одно слово не вышло за пределы этих стен.
Дик сидит, развалившись в кресле, и выглядит потрепанным. Ни следа от его обычной безупречности. Аккуратные каштановые волосы взъерошены, будто он дергал за них несколько дней подряд. Темные круги под глазами выдают бессонные ночи. Даже костюм, обычно безупречный, выглядит помятым. Рукава закатаны до мускулистых предплечий, пиджак и галстук брошены на белый кожаный диван, который, похоже, служил ему кроватью не одну ночь.
– Как она? – с несчастным видом спрашивает он.
Я сажусь в кресло напротив, широко расставив ноги, и отвожу взгляд, потому что слишком больно видеть короля на коленях, вымаливающего подачки. Или в данном случае – вести о моей матери.
– Держится, – отвечаю я.
Рассказывать, что она стала тенью себя – совсем как он – значит лишь усугублять его боль.
– Это пришло вчера, – он швыряет толстый конверт на полированную поверхность стола из красного дерева.
– Что это?
Я беру конверт, пока Дик встает и направляется к мини-бару в углу, чтобы налить себе еще скотча. Я не напоминаю ему, что сейчас только десять утра, и крепкий алкоголь не лучший завтрак. Пусть скорбит, как хочет. Было бы лицемерием читать нотации, когда у меня самого есть порок, помогающий пережить день.
– Бракоразводные документы, – хрипит он, сделав большой глоток. – Адвокат твоей матери вручил их мне прошлым вечером.
– Ты собираешься их подписать?
Он тяжело вздыхает, осушая стакан одним махом.
– Если этого хочет Наоми, – отвечает он, возвращаясь к столу. Но вместо того чтобы сесть, облокачивается о край передо мной. – Она этого хочет, Истон?
– Не знаю, – честно отвечаю я. – Я даже не знал, что она обращалась к адвокату, не говоря уже об этом, – добавляю, бросая конверт обратно на стол.
Он скрещивает руки на груди, изучая меня.
– Ты уже перевелся из Ричфилда в НЙУ?
Я качаю головой.
– Почему нет?
– Этого я тоже не знаю, – огрызаюсь я, чувствуя дискомфорт от его пристального взгляда.
– Знаешь, сынок. Твоя жизнь в Эшвилле. Не здесь.
Я провожу языком по зубам, нервно тряся ногой.
– Зачем ты позвал меня? – резко спрашиваю я, желая сменить тему.
– Ты всегда ненавидел ходить вокруг да около. Кажется, у нас это общее.
Я морщу нос, потому что этот ублюдок прав. Мы похожи больше, чем мне хочется признать.
– Держи, – он бросает мне еще один конверт.
– Это твой способ развлечься, старина? Швыряться конвертами и заставлять меня угадывать, что внутри? Предупреждаю, если достанешь коробку с отрубленной головой, я сваливаю.
Он закатывает глаза на мою отсылку к "Седьмой", но в уголках его губ мелькает улыбка. Грудь сжимается при виде этой улыбки, которая, вероятно, появилась на его лице впервые с тех пор, как начался весь этот кошмар.
Он скучал по нашим подтруниваниям.
Черт.
Кажется, я тоже.
– Просто открой его, умник.
– Ладно, и что в нем?
– Мое завещание, – отвечает он.
– Дик, тебе сорок пять, а выглядишь ты на двадцать. Сомневаюсь, что ты откинешься в ближайшее время, – шучу я.
– Мужчины умирают от разбитого сердца каждый день, Истон, – пожимает он плечами.
Черт. Разве это не правда?
Я ерзаю в кресле, ухмылка сходит с моего лица.
– Зачем мне твое завещание?
– Потому что, если я подпишу бумаги о разводе, не уверен, что ты тоже не вычеркнешь меня из своей жизни.
– Я не понимаю.
Он отходит от стола и возвращается в кресло.
– Если я выполню просьбу твоей матери и подпишу эти документы, я потеряю ее. Навсегда. Я знаю это и приму ее решение, даже если оно разрывает меня на части. Нет ничего, чего бы я для нее не сделал. Но я не могу потерять и тебя.
– Дик, ты несешь какую-то чушь.
– Возможно. Возможно, когда все закончится, я окончательно рехнусь. Но пока еще в здравом уме, я хочу сделать все правильно. Вот оно. Тебе это может не понравиться, но когда женился на твоей матери, я получил и тебя. И несмотря на все наши ссоры, я старался быть лучшим отцом, даже если во мне не было отцовских генов. Я знаю, что облажался как муж. И знаю, что облажался как отец. Но если я не могу вернуть твою мать, то хотя бы надеюсь, что ты не отвернешься от меня.
– Что конкретно ты хочешь сказать?
– Я говорю, что в твоих руках нотариально заверенное завещание, по которому все, чем я владею, перейдет тебе.
– Мне не нужны твои деньги, – выплевываю я, и мой голос дрожит.
– Они никогда не былы тебе нужны. Поэтому то они и достанутся тебе.
– Ты что, пытаешься меня купить? – я сжимаю кулаки.
– Нет, сын. Я пытаюсь удержать тебя. Я потерял ее. Пожалуйста, не заставляй меня потерять и тебя.
– Но ты даже не любил меня. Как ты можешь? – запинаюсь я, все это слишком тяжело для меня. Его отцовские слова, взгляд, полный безусловной любви. Все. – Как ты можешь любить такое чудовище, как я? Я – доказательство жестокости другого мужчины.
– Замолчи! Немедленно, Истон! – он вскакивает, бросается ко мне, хватает за дрожащие плечи, и на его глазах наворачиваются слезы. – Ты не виноват в том, что случилось с твоей матерью. Слышишь? Она любит тебя больше жизни. Ты был благословением, которое помогло ей пережить тот кошмар. Ты исцелил ее, Истон. Ты был ее спасением. Не я. Она была бы счастлива и в той дыре, где вы жили раньше. Когда я появился в ее жизни, она уже была счастлива. Благодаря тебе, сынок. Я влюбился не в сломленную женщину, а в ту, что излучала столько любви и света. Я был очарован тем, как она вообще может существовать. Ты дал ей это, Истон. Ни на секунду не сомневайся в этом. Это я погасил ее свет, а не ты. Не ты. И я никогда себе этого не прощу.
– Ты не сделал ничего плохого, – качаю головой я, закрыв глаза, не в силах смотреть ему в лицо.
– Разве? Я подвел ее. Я дал клятву защищать ее и нарушил ее. Из-за меня она чувствует себя грязной. Будто над ней снова надругались.
– Ты не виноват.
– Тогда кто?
Я.
После тягостной паузы он отступает, давая мне столь необходимое пространство.
– Все это в прошлом. Здесь, в Нью-Йорке, она снова будет счастлива.
Сомнительно.
– А ты? Ты тоже останешься?
– Да, – бормочет он. – Знаю, что не должен. С точки зрения бизнеса мне стоило бы вернуться в Эшвилл, но все там напоминает о том, что я потерял. Я задохнусь там. А здесь... здесь я хотя бы чувствую себя ближе к ней. К тебе. Если ты позволишь.
– Осторожнее, Дик, звучишь так, будто у тебя есть сердце, – пытаюсь пошутить я, в жалкой попытке разрядить напряжение.
– Мы оба знаем, что это не так. Твоя мать была моим сердцем. Останется им навсегда. Без нее его просто нет.
Правда в его словах вонзается в мое собственное черствое сердце.
– Я подумаю над этим, – уклончиво говорю, поднимая конверт, чувствуя себя неловко из-за его уязвимости.
Или своей.
– Конечно, сынок, – отвечает он с грустной улыбкой, все еще не сходящей с его лица.
Я разворачиваюсь, торопясь сбежать от этой духоты чувств, когда он окликает меня:
– Истон?
– Да?
– Может, поужинаем на этой неделе? Выберешь место сам.
В его голосе слышится надежда, вытеснившая скорбь.
– Зачем? – запинаюсь я.
– Разве отец не может поесть со своим сыном? – он пожимает плечами.
Я киваю, эмоции накрывают меня с головой.
– Я позвоню, – бросаю я и вылетаю из кабинета, будто у меня зад горит.
Только когда двери лифта закрываются, и я оказываюсь почти на первом этаже, начинаю дышать.
Я бесцельно брожу по городу, а слова Дика все еще звонят в ушах.
Лишь когда луна поднимается высоко в небе, понимаю, что провел весь день в ходьбе, погруженный в свои беспокойные мысли. Вернувшись в нашу скромную квартиру, первое, что замечаю – тишину. Иду искать маму и обнаруживаю, что ее дверь закрыта, а изнутри доносятся приглушенные рыдания.
Они оба так чертовски страдают...
Тихие всхлипы моей матери разрывает мое сердце на части, но и вид Ричарда сегодня утром, убитого горем, тоже давит.
Не в слива вынести облака горя, нависшего над моей семьей, я запираюсь в своей комнате.
Лежа на кровати, уставившись в потолок, пытаюсь понять, когда же жизнь стала такой хреновой?
Когда мы стали убийцами. Вот когда, тупица.
Звук телефона выводит меня из состояния отвращения к себе. Должно быть, это Ричард насчет ужина. Но, к огорчению моего разбитого сердца, вижу новое сообщение от Скарлетт.
Я скучаю. Пожалуйста, вернись домой, Истон. Я люблю тебя.
Я кусаю костяшки пальцев, лишь бы подавить вопль, рвущийся из груди. Пролистываю ее сообщение, чтобы не прочитать – ниже смс от Финна, Линкольна, Кеннеди, Стоун и даже бессердечного Кольта. Все спрашивают, как я, и когда вернусь.
Даже если пытаюсь отрицать это, я понимаю страдания родителей. Я задыхался от своих дольше, чем готов признать. Нью-Йорк когда-то был моим домом – но не теперь. Не когда моя семья ждет в другом месте. Я оставил в Эшвилле трех братьев и двух сестер, которые готовы стоять за меня горой. Но самое главное, я оставил Скарлетт – мое гребаное сердце.
Ты также оставил Общество.
Или нет? Почему мне кажется, что именно этого наказания они и добивались? Я имею ввиду, взгляните на это место. Я оглядываю свою убогую комнату, которая больше похожа на притон. Не говоря уже о том, что на днях я застал мать, разглядывающую в газете вакансии уборщицы, когда та думала, что я не вижу. Я не могу позволить ей это сделать. Дик тоже никогда этого не допустит, как бы она ни настаивала на отказе от его денег. Но она ведь никогда и не была с ним из-за денег. Она была с ним, потому что он понимал ее. Любил ее. До него у нее была дерьмовая жизнь, а теперь, из-за одного видео, она готова все бросить.
К черту это!
Я должен все исправить. Это из-за меня мои близкие в такой ситуации, и я найду способ это исправить.
Не в силах выдержать еще один день без ее голоса, я звоню Скарлетт. Я отчаянно жажду хотя бы капли ее присутствия – крошечного света в темном тоннеле моей жизни.
– Алло? – отвечает она, но я молчу.
Я снова закусываю кулак, когда она начинает тихо плакать.
– Ист? – шепчет она.
Я все еще молчу. Если открою рот, то тут же полечу к ней, бросив все.
– Возвращайся домой, Ист. Пожалуйста. Просто возвращайся.
Я работаю над этим, малышка.
На линии становится тихо, мы просто слушаем друг друга.
Я ложусь на кровать, закрываю глаза, представляя ее рядом. И когда я почти ощущаю аромат сакуры в комнате, Скарлетт начинает петь.
И я делаю то, чего не делал с самого отъезда – плачу.

На следующее утро я просыпаюсь с новой решимостью, горящей в груди. Вскакиваю с кровати и мчусь в спальню матери с одной-единственной целью. Стуча в дверь, я зову ее:
– Мам?
– Заходи, дорогой, – слышится ее приглушенный голос.
Когда я открываю дверь, мама торопливо смахивает следы слез и изо всех сил пытается улыбнуться.
Да, сегодня это дерьмо закончится.
– Я вспомнил наш вчерашний разговор про День Благодарения и подумал, зачем ждать? Может, сходим сегодня куда-нибудь поужинать? Проветримся.
– Конечно, Ист. Как скажешь, родной, – она улыбается.
Такова моя мать. Готова проглотить любую боль, лишь бы я был счастлив. Теперь моя очередь вернуть ей чертово счастье.
– Мне нужно кое-что сделать, но как насчет того, чтобы встретиться в восемь в "Дино"?
– Боже, я и забыла про этот ресторан, – она слабо смеется.
Потому что это была дыра, не стоящая упоминания. Но тогда это было лучшее, что мы могли себе позволить. И все же я не напоминаю ей, что есть там – верный способ отравиться.
– Подумал, тебе понравится. Ладно, мне пора, но увидимся там в восемь, договорились, мам?
Я подхожу ближе и целую ее в щеку. Перед тем как уйти, ловлю ее взгляд – она искренне рада ужину со мной, даже в худшем итальянском ресторане Куинса.
Едва выхожу из дома, как пишу сообщение второму гостю.
Следующие двенадцать часов я брожу по городу, убивая время до ужина. Я прихожу в "Дино" на час раньше и жду у входа. Первой появляется мама. К счастью, сегодня она принарядилась: ни следа от растекшейся туши, мешковатых футболок и спортивных штанов. В потрясающем черном платье от Dior и лакированных туфлях она выглядит так, будто собирается стать центром этого вечера. Что мне только на руку, ведь я как раз пригласил того, кто поможет ей это сделать.
– Не верится, что это место еще существует, – хихикает она.
– Некоторые вещи сложно уничтожить, мам.
– Пойдем внутрь?
– Дождемся еще кое-кого, – отвечаю я.
– Мы будем не вдвоем? – удивленно спрашивает она, как раз в тот момент, когда подъезжает автомобиль Ричарда.
Выходя из машины, он даже не пытается скрыть, как счастлив видеть маму. Дик тоже привел себя в порядок: свежевыбритый, в тройке от Gucci – ясно, что он здесь, чтобы завоевывать сердца. И я ставлю все свои фишки на то, что у него получится.
– Ричард? Что ты здесь делаешь? – запинается мама, краснея и переминаясь с ноги на ногу.
– Я его пригласил. Ты ужинаешь с мужем, мам. Не со мной.
– Истон...
– Нет, мам. Я не стану сидеть сложа руки, когда вижу, как ты страдаешь. Тебе нужно поговорить с ним. Разобраться. Вы любите друг друга. До тошноты, – шучу я, подмигивая Дику, который краснеет так же сильно, как и она. – Не позволяй глупому скандалу разрушить то, что у вас есть. Оно того не стоит.
Мама качает головой, по ее лицу текут слезы.
– Я не могу. Я опозорила нашу семью.
– О чем ты, Наоми?! Я же тоже был на том видео!
– Но тебя не было видно, Ричард. Все думают, что я изменила тебе.
– Но я знаю правду. Мне нет дела до их мнения.
– А мне есть. Посмотри, какой ущерб репутации твоего банка нанесла эта утечка. Ты так много работал, а теперь все разрушено – и все из-за меня.
– К черту банк! Я продам его, если это значит, что ты останешься со мной. Потому что ты – единственное, что мне нужно. Единственное, чего я когда-либо хотел, Наоми. Я люблю тебя. Понимаешь? Я чертовски люблю тебя. Мы давали обещание, помнишь? Быть вместе в радости и в горе. Это просто препятствие на нашем пути. Прошу, Наоми, не делай из этого гору, что разделит нас навсегда, – шепчет он, обнимая ее, и дрожь в ее теле успокаивается. – Может, просто прогуляемся? – тихо предлагает он. – Немного пройдемся и поговорим. Что скажешь, дорогая?
– Хорошо, – бормочет она, неохотно высвобождаясь из объятий.
Затем она поворачивается ко мне, обнимает меня и целует в щеку.
– Я люблю тебя, Истон. Мне так повезло быть твоей матерью.
– Не-е, мам. Это мне повезло, – отвечаю я, с трудом сдерживая эмоции.
Перед тем как уйти, поворачиваюсь к Ричарду.
– Не облажайся, пап. Исправь это. Ты меня понял?
Его глаза вспыхивают, и, клянусь, я никогда не видел их такими огромными, как сейчас.
– Я справлюсь, сынок. – Он икает и вдруг обнимает меня так сильно, что у меня перехватывает дыхание. – Спасибо, Истон, – шепчет он мне на ухо, и мне приходится сглотнуть ком в горле. – Пойдешь с нами? Поговорим как семья?
– Нет, пап. Вам нужно обсудить то, что детям лучше не слышать, – смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку.
– Ага, точно, – усмехается он, отпуская меня и сжимая мое плечо.
– Уверен, что справишься?
– Да, теперь все под контролем, – отвечает он, бросая любящий взгляд на маму.
– Отлично. И не вздумай отпускать ее в ту дыру, где мы ютились. Вези ее в пентхаус и разбирайтесь там. Запри ее на замок, если понадобится.
– Это же твоя мать, сынок. Не уверен, что мне будет комфортно держать ее против воли, – краснеет он, поправляя воротник.
Дилетант.
Они уже готовы уходить, но мне нужно еще кое-что.
– О, и, пап, просто чтобы ты знал, я беру твой самолет.
Я возвращаюсь домой.
Глава 29
Скарлетт
Мои опухшие веки так тяжелы, что открывать их буквально больно. Я держу их закрытыми еще немного, позволяя последним лучам лунного света ласкать мое лицо через узкую щель между шторами. Совсем скоро зазвонит будильник, напоминая, что мне снова предстоит прожить день без него.
В те редкие моменты, когда я все таки засыпаю, Истон приходит ко мне в грезах. Я стараюсь мысленно воссоздать его серебристые глаза – те самые, что никогда не умели скрывать его любовь – лишь бы снова увидеть этот сон. Хотя бы во сне мне не приходится мириться с мыслью, что я не знаю, когда он снова окажется в моих объятиях. Потому что вопрос не в том, вернется ли он. Я знаю, что да – даже если сам он все еще сомневается.
То, что связывает нас с Истоном, не разрушить ни временем, ни расстоянием. Это нечто большее. Наша любовь, рожденная во тьме, озарила светом этот мрачный, запятнанный мир. Она напомнила нам, что сколько бы нас не проследовало наше прошлое, оно не властно над нашим будущим. Наше будущее принадлежит только нам. Но сейчас меня терзает неопределенность настоящего.
Я тихо вздыхаю, когда меня окутывает знакомый аромат.
Гвоздика, дым и дорогая кожа.
Я впитываю его, как пустыня впитывает первые капли дождя. Мне почти чудится, как любовь Истона касается моей кожи, ласкает щеку, а его теплое дыхание щекочет ухо. Во рту пересыхает, когда две сильные руки обвивают мою талию сзади, притягивая меня так близко, что наши тела сливаются воедино. Я не произношу ни слова – боюсь, что это сон, и он исчезнет, стоит мне открыть глаза. Но вот его нос скользит по моей нежной коже за ухом, и еще один вздох облегчения срывается с моих губ.
– Ты скучала по мне, Скар?
Каждую секунду каждого дня.
– Хм, – гудит он в ответ, крепче прижимая меня к себе. – Нам нужно многое обсудить, малышка. Но сейчас… мне просто необходимо чувствовать тебя.
Я поворачиваюсь к нему лицом, и сердце сжимается при виде темных кругов под его глазами. Я прикасаюсь к его щекам, проверяя, настоящий ли он, или это очередная галлюцинация измученной любовью души.
– Ты здесь.
– Да, – шепчет он, приподнимая подол моей ночной рубашки и стягивая ее через голову, оставляя меня обнаженной в своих объятиях. – Ты так и не ответила, скучала ли по мне, – он улыбается, и одна из его рук сжимает меня между ног. – Хотя, пожалуй, тебе не нужно этого делать. Твое тело всегда говорит мне все, что я хочу знать.
Его пальцы начинают играть с моим клитором, и все мое существо поет от наслаждения, смакуя каждое прикосновение. Но я собираю всю волю в кулак и хватаю его за запястье, останавливая.
– Скар…
– Нет, Ист. Не раньше, чем ты ответишь мне на один вопрос.
– Играешь в труднодоступную? – дразнит он, целуя кончик моего носа. – Ты же знаешь, как я люблю с тобой играть.
Он обхватывает мою шею, и я чувствую, как его член, твердый, как сталь, упирается мне в бедро. Но всему этому придется подождать.
– Не сегодня, Истон. Никаких игр, – качаю я головой.
Он видит серьезность в моих глазах, и его самодовольная ухмылка исчезает.
– Спрашивай что угодно, Скар. Я никогда не стану тебе лгать. Просто спроси.
– Ты вернулся навсегда?
– Да, – отвечает он честно, и в его воспаленных глазах читается тревога, что я могу оттолкну его или разлюбить.
Как он может быть таким самоуверенным в одних вещах и таким уязвимым в других, всегда будет для меня загадкой.
– Ты когда-нибудь оставишь меня снова? – продолжаю допрос я.
– Нет, Скар. Разве что ты сама скажешь, что я тебе больше не нужен. Хотя, пожалуй, даже тогда я не уйду.
– Хороший ответ, – улыбаюсь я, давая понять, что бояться нечего.
– Хочешь спросить меня о чем-нибудь еще, или я могу наконец заняться любовью со своей девушкой? – приподнимает он бровь, и на его губах снова появляется та самая наглая усмешка.
– Последний вопрос.
– Скар, ты меня убиваешь, – разочарованно стонет он, прижимаясь эрегированным членом к моей ноге.
Вид его его мучений должен бы ранить меня, но сейчас это лишь доказательство того, как сильно он меня хочет. Я обхватываю его член рукой, и он резко вдыхает сквозь зубы.
– Черт, – рычит он.
– Еще нет, – дразнюсь я.
Его тихий смешок согревает мне душу.
– Если вдруг тебе снова понадобится бежать и покинуть Эшвилл, я не стану ждать приглашения. Куда ты – туда и я. Понял?
Он кивает, и его член лишь сильнее пульсирует в моей руке.
– Я знаю, что в этом мире есть монстры, Ист. Но пока мы вместе, нам ничего не страшно. Запомни это, прежде чем снова попытаешься оставить меня. Мы с тобой – одно целое, Ист. Навсегда.
– Я знаю, малышка. Прости. Этого больше не повторится. Обещаю.
– Хорошо.
– А теперь… можно я тебя трахну?
– Я думала, ты собирался заниматься со мной любовью? – не удерживаюсь от провокации.
– Ах, Скар. Как бы я тебя ни взял, это всегда будет лишь способ показать, как сильно я люблю тебя. Потому что это так, детка. С первого дня, как увидел, я любил только тебя.
– Я знаю.
– Погоди, – он смеется, и в его великолепных серых глазах вспыхивает озорной огонек. – Ты только что процитировала Хана Соло?
– Понятия не имею, о ком ты. Да и сейчас мне все равно, – рычу я, толкая его на спину.
Все, что он собирался сказать в ответ, замирает на его губах, когда я беру его твердый член и направляю в себя. Мы оба стонем от этого соединения, слова больше не нужны. Потому что это – все, что наши сердца хотели сказать друг другу, и даже больше.
– Боже, как же я скучал по тебе, – хрипит он, впиваясь пальцами в мои бедра, направляя мои движения. – Каждый день я умирал от мысли, что больше никогда не окажусь внутри тебя.
– Тебе больше не придется бояться. Этого никогда не случится, – клянусь я, упираясь ладонями в его твердею грудь.
Голова сама запрокидывается назад, когда Истон находит ту самую точку, от которой в глазах вспыхивают звезды.
– Истон!
– Знаю, малышка. Для меня это тоже будет быстро. Я слишком долго скучал по тебе, – рычит он, проводя большим пальцем по клитору, и мое зрение застилает белый свет.
Он входит в меня так яростно, будто хочет разорвать на части, и я кричу от оргазма.
– Черт, Скар! – вскрикивает он, делая еще несколько глубоких толчков, прежде чем излиться в меня до последней капли.
Я падаю на его грудь, радуясь, что его сердце бьется в том же ритме, что и мое.
– Если бы не знала тебя лучше, подумала бы, что ты хочешь меня оплодотворить, – говорю я, едва отдышавшись.
– Как бы меня не забавляла эта идея, я слишком эгоистичный ублюдок, чтобы делить тебя с кем-то. По крайней мере, пока, – отвечает он, приподняв мой подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Да? Тогда почему ты так редко пользуешься защитой?
– Потому что, когда я впервые обыскивал твой дом, заглянул в твою аптечку и увидел там противозачаточные. А когда получил анализы и убедился, что чист, никакой презерватив уже не мог меня остановить.
– А как же я? Мы же никогда не обсуждали мою сексуальную жизнь до тебя.
Он легко шлепает меня по попе, просто чтобы подразнить, но в нем чувствуется намек на угрозу.
– Я знал, что ты чиста. Ты бы не переспала со мной, если бы это было не так. И я не хочу разговаривать о твоих прошлых связях. Уверен, твою невинность еще в школе забрал этот Брэд Питерсон. Надо было размозжить ему колени, когда был шанс. Пожалуйста, не напоминай мне, что я этого не сделал, потому что каждый раз меня охватывает ярость. И я даже думать не хочу, что после него был кто-то еще. Просто знать, что хоть один мужчина трогал то, что всегда принадлежало мне, сводит меня с ума.
– Тогда я не была готова к тебе. И ты не был готов ко мне. Нам нужно было прийти друг к другу в свое время. Иначе мы могли бы потерять все это, если бы поспешили.
Его глаза сверкают, наполненные любовью и благоговением, и в них я вижу подтверждение своим словам. Мы все равно оказались бы здесь – в этом моменте – если бы просто дали себе время понять, что это неизбежно.
– Как поживает твоя мама? – спрашиваю я, рисуя пальцем круги на его груди.
– Лучше, теперь, когда рядом Ричард, – он искренне улыбается. – Но ты же знаешь, полностью она уже не оправится.
– Да, знаю.
Если сливают интимное видео с мужчиной – он "крутой", но если с женщиной – ее навеки клеймят шлюхой. И не важно, что ее частную жизнь нарушили, или что она занималась любовью со своим мужем. Отныне люди будут видеть ее самую уязвимую сторону, а не добрую, самоотверженную женщину, какой она является. Общество извращенно. Оно берет прекрасное мгновение между любящими людьми и делает его грязным. Наоми будет трудно преодолеть это клеймо, но если она окружит себя теми, кто ее ценит – возможно, справится с этим штормом.
– Вижу, ты не скучала в мое отсутствие, – говорит он, играя прядью моих волос.
– О чем ты?
– Увидел кучу бумажных пакетов в гостиной, когда вошел. Чуть не споткнулся о них из-за их количества.
– А, это. Это не я. Стоун и Кеннеди ворвались ко мне на днях, требуя "девичника". Кеннеди заявила, что шоппинг-терапия лечит все. А поскольку она меня пугает, я подчинилась.
– Да, это похоже на Кен, – усмехается он. – Она хороший человек. С ней ты в безопасности.
Хм. Не уверенна, но оставлю это при себе. Истон любит ее, как сестру, значит, теперь она навсегда в моей жизни – нравится мне это или нет.
– Пока тебя не было, они со Стоун не отлипали от меня. Стоун и Финн провожали меня на занятия. Твои друзья взяли меня в кольцо.
– Потому что они знают, как ты важна для меня. И если я не мог защитить тебя, это бы сделали они.
Я хмурюсь.
– Зачем мне защита?
Его тело напрягается, и тревога сжимает мне горло. Истон приподнимается, прислонять к изголовью кровати, и кусает губу.
– Истон, зачем мне защита? – повторяю я тверже, садясь прямо.
– Потому что слив видео с моей матерью было не просто чьей-то больной шуткой. Это наказание. Мое наказание.
Я взбираюсь к нему на колени, обнимая, и жду объяснений.
– Ты права, думаю, в этом мире есть монстры, Скар. Я – один из них. И за это карма рано или поздно настигнет меня.
– Я в это не верю. Ты не монстр, Ист.
– Твое сердце мешает тебе видеть правду.
– Мое сердце видит тебя настоящим.
Он нелепо проводит по моей щеке тыльной стороной ладони.
– Иногда я жалею, что не могу смотреть на себя твоими глазами. Ты заставляешь меня верить, чтобы однажды я могу стать хорошим, – шепчет он.
– Ты уже такой. Для меня – так точно, и этого достаточно.
– Значит, тебя не волнует, если бы я был монстром для кого-то еще?
– Если ты когда-либо становился таким, то лишь потому, что они этого заслужили. Потому что в глубине души ты хороший, Истон. Твоя темная сторона проявляется только тогда, когда тебя вынуждают.
– Ты чертовски идеальна, ты знаешь это? – хрипло шепчет он, обхватывая мою шею, чтобы его висок прильнул к моему.
– Нет, это не так. Но и в этом нет ничего страшного. Мне достаточно быть идеальной только для тебя.
