Текст книги "Муза (ЛП)"
Автор книги: Айла Старлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 12
Софи
Солнечный свет падает на мое лицо, его тепло обволакивает, как объятия. Насыщенный аромат кофе витает в воздухе, проникая сквозь туман сна и вытягивая меня к сознанию. Я поворачиваюсь, и незнакомая текстура подо мной вызывает легкое беспокойство. Моя кровать не такая твердая. Мои простыни не пахнут так. Чистые, свежие и с оттенком чего-то несомненно... мужского.
Я открываю глаза. Бежевые стены. Плоский телевизор. Белый диван.
Это не моя комната. Не мой дом.
Меня пронзает озарение, и вдруг прошлая ночь уже не кажется такой туманной. За моими глазами мелькают яркие обрывки образов. Я спотыкаюсь на дороге. Его фары прорезают темноту. Я чувствую его руки, сильные и уверенные, когда он поднимает меня. Чувствую, как его мышцы напрягаются под моей щекой, когда я прижимаюсь к нему.
О, боже мой.
Я спала здесь. Он привез меня сюда.
Я вскакиваю, сердце бешено колотится в груди. Мое платье смято, но все еще на месте, тело укутано красным одеялом, которое я не помню, чтобы брала. Должно быть, он накрыл меня им. От этой мысли мое сердце замирает, и я испытываю странное чувство при мысли о нем, моем мужчине из бара, ставшем учителем, заботящемся обо мне.
Затем наступает паника, и я начинаю искать свой телефон. Родители. Пропущенные звонки. Черт. Если они...
Мой взгляд останавливается на телефоне, который лежит в другом конце комнаты. Он аккуратно подключенном к зарядному устройству под телевизором. Еще один маленький знак доброты. Еще одна вещь, от которой у меня скручивает живот. Я бросаюсь к нему и разблокирую экран. Никаких пропущенных звонков от родителей. Слава богу. Но...
Десять пропущенных звонков.
Поток сообщений от Сал.
Сал: Где ты?
Сал: Что за хрень, девочка? Ты ушла?
Сал: Ладно, я волнуюсь. ВОЗЬМИ ТРУБКУ.
Сал: Я сейчас действительно сойду с ума. Джефф сказал, что кто-то видел, как ты, спотыкаясь, шла по дороге.
Сал: Не заставляй меня звонить твоим родителям.
Меня охватывает новая волна паники. Я быстро отправляю ответ, прежде чем она успевает выполнить свою последнюю угрозу.
Софи: Я в порядке! Потом все объясню, обещаю.
Мой телефон сразу же вибрирует.
Сал: О боже, я уже собиралась организовать поисковую группу. Ты пошла домой?!
Мои пальцы зависают над экраном. Правда давит на грудь, но я знаю, чем это закончится, если ей расскажу. Она будет давить и выпытывать подробности. А я... я сама даже не знаю, как к этому отнестись.
Софи: Да.
Ложь вызывает у меня тошноту, но я позволяю себе солгать. Мне нужно время, чтобы все обдумать.
Спрятав телефон в карман, я оглядываю комнату в поисках выхода. Входной двери не видно. Если я буду двигаться тихо, может, мне удастся ускользнуть, прежде чем придется...
Слишком поздно.
Движение привлекает мое внимание, и я замираю. Он стоит в дверном проеме и смотрит на меня.
Черт. На нем серые спортивные штаны и белая футболка, волосы растрепаны, на подбородке отпечаток подушки после сна. Такой вид не должен быть привлекательным, но это абсолютно не так. В нем есть нотка усталости, под глазами тени, которых раньше не было. Из-за меня.
Отлично.
Я поднимаю руки, провожу пальцами по волосам и морщусь. Боже, наверное, я выгляжу ужасно. В фильмах пробуждение всегда выглядит легко, но в реальности волосы после ночи больше похожи на крысиное гнездо, чем на романтическую прическу. А он... ну, он исключение из правила. Раздражающе идеален даже после тяжелой ночи.
– Ты проснулась, – говорит он, и в его голосе невозможно разобрать эмоции.
– К сожалению, – у меня пересохло в горле, и звук собственного голоса заставляет меня поморщиться.
Он указывает на кофейник.
– Кофе? В холодильнике есть сливки.
Я киваю, привлеченная одним только ароматом. Он отодвигается в сторону, и когда я тянусь за кружкой, мой взгляд задерживается на коллекции, сложенной в шкафчике.
Я сдерживаю смех.
– Вау.
Он поднимает брови.
– Что?
– О, ничего. Просто восхищаюсь твоим вкусом в выборе агрессивно банальных кружек.
Я беру одну с надписью «Jolly AF1» и наливаю себе полную чашку кофе. Без сливок. Просто черный, как я люблю.
На столе передо мной лежат нераскрытые письма. Мой взгляд скользит по верхнему конверту, задерживаясь на напечатанном имени.
Тео Хейс.
Тео.
Это имя ему подходит. И я внутренне ликую, теперь зная его имя.
Я сажусь на стул у стола, оставляя между нами одно место. Кофе крепкий и мягкий, согревает меня изнутри, когда я делаю глоток. Я закрываю глаза, мурлыкая от удовольствия, прежде чем осознаю.
Рядом со мной он напрягается.
Я моргаю, глядя на него.
– Что?
Он отводит взгляд и меняет тему, поджимая губы.
– Итак... что ты помнишь?
Я провожу пальцем по краю кружки, бросая на него взгляд, а затем снова смотрю на кофе.
Я помню достаточно.
Тепло его груди, когда он нес меня внутрь, нежность, с которой он укрыл меня одеялом, его взгляд... как будто он разрывался между желанием защитить меня и необходимостью сдерживать себя, чтобы не прикоснуться.
Как будто он сдерживался.
По моей спине пробегает дрожь, едва заметная, но его глаза ее улавливают.
Я вынуждаю себя улыбнуться.
– Достаточно, чтобы чувствовать себя неловко.
Он выдыхает через нос, медленно и размеренно.
– Не нужно.
Я безрадостно смеюсь.
– Тебе легко говорить. Это не ты отрубился в машине учителя после того, как напился на дурацкой вечеринке.
При этом слове его челюсть напрягается. Учитель.
Я не упускаю этого.
В его глазах мелькает эмоция, но она быстро скрывается. Как будто ему нужно было об этом напомнить. Как будто мне нужно было об этом напомнить.
Я делаю еще один глоток кофе, позволяя горькой жидкости расплескаться по языку.
– Ты меня занес, да?
Его пальцы сжимают кружку, костяшки становятся белыми. Он не отвечает сразу, и я знаю, что это означает «да».
– А что еще я должен был сделать? – его голос теперь звучит грубее. – Оставить тебя на подъездной дорожке?
Я наклоняю голову, наблюдая за ним.
– Ммм. Как по-рыцарски с твоей стороны.
Его ноздри раздуваются. Он проводит руками по лицу, потирая глаза.
– Просто допей свой кофе, Софи.
То, как он произносит мое имя, вызывает у меня еще одну волну дрожи по спине.
– Я отвезу тебя домой, когда ты закончишь.
Я откидываюсь на спинку стула, делая вид, что обдумываю его предложение.
– А завтрака не будет?
Он бросает на меня взгляд, явно раздраженный и не впечатленный. Но в этом взгляде есть еще что-то.
Колебание.
Как будто он почти, почти хочет сказать «да».
Но потом он качает головой. Я делаю вид, что не разочарована.
На мгновение я замолкаю, уставившись в свою чашку, позволяя тишине опуститься между нами.
Затем я тихо спрашиваю.
– Можно задать вопрос?
Он поднимает на меня настороженные глаза.
– Да.
– Почему ты стал учителем?
Он моргает, застигнутый врасплох. Не вопросом, возможно, а тем, что я его задала, как будто он не ожидал, что мне будет интересно.
Он прислоняется к столу, скрестив руки на груди. Ему нужно несколько секунд, чтобы ответить.
– Сначала я не хотел, – медленно говорит он. – Я хотел быть писателем. Наверное, до сих пор хочу. Но мне нужна была работа. Друг предложил мне долгосрочную работу заместителя, и я согласился. Думал, что это будет временно.
Я жду. Чувствую, что это еще не все.
– Но дело было не только в зарплате, – признается он через мгновение. – Я начал замечать, сколько детей приходило в школу, и никто о них не заботился. Никто не говорил им, что они важны. И вспомнил, каково это. Быть семнадцатилетним. Злым и одиноким. Я подумал... может быть, я мог бы стать тем человеком, который был нужен мне тогда.
Я не могу отвести от него взгляд, его слова находят во мне отклик, которого я не могла предвидеть.
– Тебя трудно понять, – говорю я тихо, не отрывая глаз от своей кружки.
Тео бросает на меня взгляд, слегка приподнимая брови.
– Это плохо?
– Нет, просто... – я пожимаю плечами. – Большинство людей, с которыми я встречаюсь, постоянно говорят о себе. А ты нет. Это... необычно.
Он немного откидывается назад, улыбаясь.
– Мне нечего рассказать.
– Сомневаюсь, – бормочу я.
Его глаза снова встречаются с моими.
– Обычно люди обо мне не спрашивают.
Эти слова бьют по мне как удар в живот. Я замираю, сжимая пальцами кружку.
– Ну, – говорю я, слегка наклоняясь к нему, – а должны. Ты заслуживаешь, чтобы люди спрашивали о тебе.
Он долго смотрит на меня.
– А как насчет тебя?
– А что насчет меня?
– Что заставило тебя начать рисовать?
Я опускаю глаза.
– Думаю, мне нужно было занятие, через которое я могла бы выразить все то, что не смогла сказать вслух.
Слова вырываются из моего рта, прежде чем я успеваю их обдумать, но, как только они звучат, чувствую, насколько они правдивы.
Он хмурится, как будто заглянул глубже, в саму меня.
– Кто-то тебя обидел? – тихо спрашивает он.
У меня пересыхает во рту. Я киваю, хотя никогда ни с кем об этом не говорила, кроме Сал.
Он ждет.
– Мой бывший, – говорю я. – Он тоже был старше. Ненамного, но достаточно. Я думала, что он меня любит. Он говорил, что я для него все. А потом он... изменился, – следующие слова вылетают из моего рта, отчаянно стремясь вырваться на свободу. – Он не бил меня и ничего такого. Не в этом смысле. Но сломал меня другими способами. Контролировал меня. Заставлял чувствовать себя ничтожной, сумасшедшей. Будто мне повезло, что он вообще меня заметил.
Я с трудом сглатываю.
– Он изменял. Неоднократно. Лгал об этом, пока ему не стало лень даже лгать. И к тому времени я уже не узнавала себя.
Между нами наступает долгая тишина.
Затем Тео говорит.
– Мне жаль. Ты не заслужила подобного.
Его голос тихий, но в нем слышится ярость. Как будто, если бы он когда-нибудь встретил этого парня, он не был бы ответственен за то, что произошло бы дальше.
Я смотрю на него.
– Ты когда-нибудь переживал что-то подобное?
Он колеблется. Затем кивает.
– Может, в другой форме. Но... да. Я знаю, каково это. Доверять кому-то, кто заставляет тебя чувствовать себя одновременно слишком величественно и ничтожно. Заставляет сомневаться в себе.
Наши глаза встречаются и задерживаются друг на друге.
Он не тянется ко мне, не пытается исправить ситуацию. Просто сидит рядом. Со мной.
И это... Боже, это заставляет меня плакать.
– Ты видишь меня, – шепчу я, почти не осознавая этого.
– Я вижу тебя с той самой ночи, когда мы встретились.
Глава 13
Софи
Поездка домой проходит тихо, но комфортно. Его присутствие успокаивает, постоянное ощущение покоя обволакивает меня, как утяжеленное одеяло. Я могла бы сидеть рядом с ним часами, ничего не говоря, просто существуя. Он как убежище, которое я нахожу в курении травки, только лучше.
Но желание протянуть руку и прикоснуться к нему? Оно сильное. И то, как его пальцы время от времени дергаются на руле, заставляет меня думать, что он тоже этого хочет. Я продолжаю говорить себе, что, скорее всего, это только мое воображение, но не может быть, чтобы только я чувствовала химию между нами.
Она витает в воздухе, электрическая и густая, каждый вздох наполнен ею. Кажется, что молекулы наших клеток тянутся друг к другу, притягиваемые чем-то первобытным, чем-то неизбежным.
Он хорошо знает этот район. Когда я сказала ему свой адрес, он не колебался и не спрашивал дорогу. Он просто поехал. С того момента мы не разговаривали.
Когда мы въехали в мой район, он замедлился перед поворотом на мою улицу, съехал на обочину и переключил коробку передач в положение парковки. Между нами витает тихая напряженность.
– Я, э-э... думаю, лучше не подвозить тебя ко входной двери, – его голос грубый и низкий. Его глаза мельком настороженно смотрят на меня. Между нами витают вопросы, невысказанные, но понятные. Никто из нас не будет никому об этом рассказывать, как и о баре. Еще один секрет, который мы разделяем.
– Да, наверное, это разумно. Не хотелось бы, чтобы кто-то неправильно понял, – я улыбаюсь, пытаясь разрядить обстановку, охладить то, что бы это ни было. Но напряжение остается, кипит, заставляя мою кожу покрыться мурашками, а пульс участиться. Что-то изменилось между нами, пусть и незначительно.
Боже, если бы только он не был моим учителем. Все в нем, его присутствие, сдержанность, тихая сила, это просто... Я не могу этого объяснить. Я даже не могу понять, что чувствую.
Он прочищает горло, сжимая челюсти, и на его лице появляется выражение боли.
– Софи... – начинает он, как будто хочет продолжить, но знает, что не должен. Ему и не нужно это говорить, я и так знаю.
Я киваю, с трудом сглатываю слюну и вылезаю из его машины, быстро помахав на прощание.
Я чувствую его взгляд на себе, когда иду домой, его тяжесть давит на мою спину, но я не оборачиваюсь. Это не может значить ничего большего, и я не хочу выглядеть отчаявшейся.
Никого из родителей нет дома, скорее всего, они пошли на бранч с друзьями, как часто бывает по воскресным утрам. Моя сестра еще спит, ее дверь плотно закрыта. В доме тихо и пусто.
Идеальное время, чтобы погрузиться в свои мысли.
Я снимаю платье для вечеринки, ткань скатывается к моим ногам, как выброшенное воспоминание. Заходя в душ, я выкручиваю воду на максимально горячую температуру, позволяя обжигающим струям бить по моим уставшим мышцам, смывая остатки прошлой ночи. Напряжение в плечах, боль в пояснице от сна на его диване, призрак его прикосновений... все это стекает в канализацию, но что-то во мне отказывается уходить.
Глаза закрываются, когда вокруг витает густой и туманный пар, обволакивая меня теплом. И тогда, как будто мой разум заимел собственную волю, я представляю его.
Тео.
Не как моего учителя. Как мужчину, которого я встретила в баре.
Я вижу его руки, большие и теплые, скользящие по моей влажной коже, его мозолистые пальцы, рисующие медленные, ленивые круги на моих бедрах. Дразнящие и многообещающие. Я задерживаю дыхание, представляя, как он подходит сзади, прижимается ко мне, его накаченное тело неуступчиво и требовательно.
Его грубая щетина скользит по моей шее, опускаясь ниже, к ключице. Губы едва касаются моей кожи, горячее дыхание обжигает мое ухо, когда он шепчет мое имя.
Одной только этой мысли достаточно, чтобы мое сердце забилось чаще, а в животе расцвело глубокое, мучительное желание. Мои пальцы двигаются инстинктивно, скользя между бедрами, гонясь за фантазией, отчаянно пытаясь сделать ее реальностью.
Я представляю его руки вместо своих.
Его прикосновения. Медленные, мучительные и обдуманные. Он держит меня на месте, заставляя принять себя, заставляя почувствовать каждый сантиметр его тела.
Я впиваюсь зубами в губу, пытаясь подавить стон, который грозит вырваться из моего горла, но он все равно вырывается, в тихой, задыхающейся мольбе.
– Тео...
Имя разбивается в наполненном паром воздухе, поглощаемое потоком воды, но это не имеет значения. Удовольствие наступает быстро и большой силой, вырывая дыхание из моих легких, заставляя ноги дрожать, когда фантазия накрывает меня волнами. Я хватаюсь за скользкую стенку душа, удерживая себя, когда теряю контроль, и мое тело сгибается под ее силой.
Я задыхаюсь, сердце бешено колотится, кожа слишком горячая, даже когда вода начинает становится холоднее. Но я не открываю глаза. Пока нет. Потому что в течение нескольких блаженных секунд я все еще могу чувствовать его. Все еще слышу, как он шепчет мое имя. Все еще представляю, как его вес прижимает меня к плитке, разрывая меня на части.
Но это не реально.
И этого никогда не будет.
Осознание тяжелым грузом ложится на грудь, когда я заставляю себя выключить воду. Наступающая тишина оглушает. Я обернулась полотенцем, моя кожа покрылась мурашками от перепада температур, и пошла обратно в свою комнату.
Я едва дошла до кровати, прежде чем рухнула, тело изможденное, а разум все еще погружен в туман. Последней сознательной мыслью, прежде чем усталость поглотила меня, был Тео.
Громкий хлопок вырывает меня из бессознательного состояния, дверь моей спальни с грохотом ударяется о стену. Мое сердце замирает, панический вздох застревает в горле, когда я с трудом поднимаюсь.
Мой отец стоит в дверном проеме, его хмурый взгляд настолько резкий, что прорезает остатки удовольствия, все еще витающие вокруг меня.
– Вставай, – его голос жесток, в нем слышится нетерпение. – У тебя есть дела. Почему, черт возьми, ты все еще в постели? Уже полдень.
Мой желудок сжимается от знакомого страха, обычной реакции моего тела на гнев родителей.
Он знает?
Как он мог узнать?
Стыд жжет меня изнутри. Глупая, иррациональная реакция. Я не сделала ничего плохого, ничего, о чем он мог бы знать, и все же чувство вины не уходит, сжимая мою грудь.
– Я просто вздремнула, – говорю я хриплым голосом. – Вчера ночью у Сал я плохо спала.
Я поднимаюсь, притворяясь спокойной, игнорируя дрожь в руках. Я тянусь за одеялом, но замираю... почти слишком поздно осознавая, что под ним я все еще голая.
Его глаза сужаются, он окидывает меня резким, оценивающим взглядом, от которого я всегда чувствую себя маленькой. Но он не давит и не спрашивает, почему я вздрагиваю.
– Поторопись, – говорит он резко. – Твоей маме нужна помощь внизу.
И вот так, он поворачивается и уходит, оставляя мою дверь открытой, вечно злясь без причины.
Я резко выдыхаю, и облегчение накрывает меня головокружительными волнами.
Он не знает.
Я на секунду откидываю голову на подушку, закрываю глаза, пульс все еще бешеный. Последствия слишком многих эмоций, нахлынувших на меня слишком быстро.
Затем, глубоко вздохнув, я сбрасываю с себя одеяло и хватаю ближайшую футболку и спортивные штаны. Ткань мягкая и приятная, небольшое утешение от грызущего напряжения в груди. Я быстро надеваю их, успокаивая себя.
Внизу пахнет маминой готовкой. Чеснок и травы перемешиваются с резким запахом чистящего спрея. Она в полной панике.
– Софи, мне нужно, чтобы ты пропылесосила и помыла полы, – она едва поднимает глаза от протирания столешниц, ее движения суетливы, а голос резкий. – Робертсоны, включая Коула, придут сегодня на ужин.
Я замираю.
Робертсоны.
Горло сжимается, подкатывает тошнота.
– Робертсоны?
Она вздыхает, уже раздраженная моей реакцией.
– Перестань себя жалеть. Ты и этот парень можете сдержаться и вести себя цивилизованно. Его родители – наши друзья.
Этот парень.
Я кусаю внутреннюю сторону щеки, достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус крови.
Мой первый парень. Мой единственный парень.
Тот, кто разбил мне сердце.
Тот, кто давил на меня, кто не принимал отказа. Тот, кто никогда не считал свои поступки неправильными.
Я была молода. Наивна. Воспитана быть послушной.
И я подчинялась.
Мои родители не знают всего. Они знают, что он изменял мне, что он оставил меня разбитой и опустошенной. Но им все равно, они не хотят избавить меня от него.
Скрежеща зубами, я беру пылесос и включаю его, гул заглушает вихрь мыслей, терзающих мой мозг. Я сосредотачиваюсь на ритме, на линиях, которые вывожу на ковре. На чем угодно, чтобы не погрузиться слишком глубоко в воспоминания.
В конце концов, моя сестра Белла входит в комнату, потягивается и протирает глаза от сна. Я не упускаю из виду, что ее не подняли с постели, как меня. Что ей позволили отдохнуть.
– Привет, сестренка, – говорю я, улыбаясь через силу. – Хочешь помочь?
Она фыркает.
– Да, да. Уборка в воскресенье. Моя мечта сбылась.
Я закатываю глаза.
– Мама в плохом настроении.
Она стонет.
– О, отлично.
Но когда она входит в кухню, я слышу, как наша мать смеется.
Смеется.
Белла всегда умудряется ее рассмешить. Это ее суперсила.
Это осознание приносит больше боли, чем должно.
Я переключаюсь на мытье полов, таща за собой ведро, пока не натираю их до блеска. Ничего другого не подойдет для моей матери перфекционистки.
Она порхает по основному этажу дома, взбивая подушки и переставляя вещи, которые не нужно переставлять, отчаянно пытаясь поддерживать иллюзию, что мы – идеальная семья в идеальном доме, устраивающая идеальные ужины.
Ложь.
Я убеждена, что она сама в это верит, обманывая себя так же, как убеждает мир. Ведь если это не транслируется в социальных сетях, то произошло ли оно вообще?
Моя мать – королева представлений.
Вечная выпендрежница... даже когда все ложь.
Глава 14
Софи
Мы готовимся к ужину, а мама суетится вокруг нас, проверяя наш внешний вид. Клянусь, она решила свести нас с ума. Ее руки порхают над нами, приглаживая торчащие волосы и поправляя одежду, пока вздохи неодобрения не прекращаются. Беллс и я убегаем в ее комнату, закрывая за собой дверь, как будто ограждаемся от зоны боевых действий.
Беллс владеет кистью для макияжа как художник, нанося пудру на мое лицо мягкими, легкими движениями. Мы больше не проводим много времени вместе. Ее мир – это суета школы, друзей и всех тех подростковых драм, которые поглощают пятнадцатилетних. Я понимаю. В ее возрасте я была такой же. Но сегодня она здесь, со мной, и я позволяю себе насладиться этим – позволяю теплу сестринской любви проникнуть в мои кости.
Внутри я – клубок тревоги. Челюсть болит от того, что я слишком сильно ее сжимаю, а живот скручивается в узлы. Я не хочу его видеть, после того, как так долго удавалось его избегать. Последние полтора года я уклонялась от этих ужинов, ускользая до его прихода, но сегодня у меня нет оправданий. Поэтому я надеваю доспехи, глубоко вдыхаю, выпрямляю плечи и готовлюсь к удару. Жалобы меня не спасут.
– Ты в порядке? – спрашивает Белла, наклоняя голову и хмуря брови от беспокойства.
– Все будет хорошо, – ложь легко и непринужденно срывается с моего языка. – Я просто очень не хочу видеть Коула.
Белла не знает всех подробностей, я избавила ее от самых страшных. Она еще так молода и наивна. Нет нужды заранее отвращать ее от человечества. Но она знает достаточно, чтобы выразить сочувствие.
– Мне жаль. Если бы я могла тебя прикрыть, я бы это сделала, но, думаю, из этой ситуации нет выхода.
Я протягиваю руку и быстро сжимаю ее руку. Она почти всегда милая. За исключением тех случаев, когда крадет мою одежду.
– Как дела у твоего парня? – спрашиваю я, толкая ее локтем. Пора сменить тему.
– Старая новость. Мы расстались, – она машет рукой, но ее улыбка быстро возвращается. – Но ничего, я уже пережила. Появился новый парень по имени Дакота, он ТАКОЙ МИЛЫЙ.
Я смеюсь, и часть напряжения спадает с моих плеч. О, быть бы снова пятнадцатилетней и такой невинной.
– Ооо, буду ждать подробностей!
– Конечно. Кстати, можно одолжить что-нибудь милое для похода в торговый центр в эти выходные? Он, возможно, пойдет со мной! – она улыбается своей самой невинной улыбкой. Она знает, что я не могу отказать, когда она вежливо просит.
– Ладно, но только верни! Клянусь, твой шкаф – черная дыра.
Звенит дверной звонок, и мое тело мгновенно напрягается от этого звука. Я слышу шепот голосов, натянутые любезности, которыми обмениваются, как деньгами. Их дружба такая фальшивая, все это спектакль. Неоплачиваемые актеры на сцене жизни. Деликатный баланс вежливого соперничества, каждая семья стремится затмить другую. Это утомительно, и я действительно не понимаю этого. Если это не настоящая дружба, как у меня с Сал, то зачем вообще продолжать притворяться?
Не успеваю я опомниться, как нас с Беллс зовут вниз. Я высоко поднимаю подбородок и спускаюсь по лестнице с видом безразличия, по крайней мере, надеюсь, что так это выглядит для наших нежеланных гостей.
Коул стоит у двери с самодовольной ухмылкой, одетый в хаки, с отутюженной рубашкой. Он выглядит точно так же, как и раньше, но при этом совершенно незнакомо. Я изучаю его, ища в нем мальчика, которого когда-то знала, но все, что вижу – это отполированная оболочка человека, которого когда-то любила, а потом начала бояться.
Он всегда был рядом, наши семьи вращались в одной орбите. Мы знали друг друга с начальной школы. Мы бегали по лесам его семейного поместья, играли в грязи, даже таскали Беллс с собой в наши приключения из мира фантазий. Он всегда был озорным и иногда играл грубо, но в детстве мне нравилась его компания. В конце концов, откуда мне было знать?
В пятнадцать лет его внимание казалось мне захватывающим, ажиотажем, который заставляет игнорировать предупреждающие знаки. И сначала было весело. Но потом появилось давление. Медленное разрушение моих границ, манипуляции, замаскированные под любовь. Мое «нет» превратилось в «может быть», а потом в «ладно, наверное». Если это сделает тебя счастливым.
Но не «да».
А потом он изменил мне. Нагло и без каких-либо угрызений совести. Даже не удосужившись придумать хорошую ложь. Я не знаю, способен ли он на сочувствие, но если и способен, то ни разу не проявил его по отношению ко мне.
Голос моей матери вырывает меня из раздумий.
– Софи, дорогая, пора есть, – она улыбается, полная тепла и южного очарования, но острый блеск в ее глазах предупреждает меня, чтобы я не устраивала сцену.
За столом Коул сидит прямо напротив меня. Мы произносим молитву, чего никогда не делаем, если нет зрителей. Это лицемерие почти забавно. Я устремляю взгляд на свою тарелку, сосредоточиваясь на ритме, с которым моя вилка скребется по фарфору.
Еда хорошая, признаю. Моя мама умеет готовить. Будучи домохозяйкой, она имеет много времени, чтобы совершенствовать свое мастерство. Я накладываю себе порцию салата «Цезарь», жареных ребрышек и картофельного пюре, зная, что пока мой рот полон, от меня не будут ждать, что я буду говорить.
– Итак, Коул, как дела в колледже? – голос моей матери практически пропитан восхищением. Вставьте здесь закатывание глаз. – Я слышала, ты подумываешь о юридической школе?
– Да, мадам. Корпоративное право, как у моего отца, – его ухмылка естественна, его высокомерие буквально льется из него волнами. Меня тошнит.
– О, это просто замечательно! Я бы хотела, чтобы Софи пошла в юридическую школу. Она и так достаточно со мной спорит, так что могла бы и получать за это деньги! – она смеется, довольная собственной шуткой.
Я встречаю ее взгляд, не испытывая никакого удовольствия.
– Извини, что разочаровала.
– Я уверен, что она добьется больших успехов, правда, детка? – встревает Коул, и мне хочется ударить его по горлу. Что за хрень. Его голос пропитан снисходительностью, а прозвище вызывает у меня тошноту. Я знала, что это была ужасная идея. Надо было притвориться больной.
Он такой самодовольный, черт возьми.
Моя сестра тихонько стучит ногой по моей под столом в знак поддержки. Дает понять, что она на моей стороне, даже если не может сказать это вслух. Я люблю ее за это. Я делаю медленные, размеренные вдохи, пытаясь успокоить свои нервы. Мой желудок – это скрученный узел напряжения, который готов лопнуть.
Разговор стихает до фонового шума, пока Коул наблюдает за мной, его глаза не выражают ничего в своей голубой глубине. Никакого сожаления, никакого раскаяния, только тот же пустой, расчетливый взгляд, который заставлял меня сомневаться в себе и своих воспоминаниях. Я никогда не забуду чувство сомнения в своем здравомыслии и никогда не позволю другому мужчине заставить меня почувствовать то же самое.
Я извиняюсь и пробираюсь через дом, пока не дохожу до ванной наверху. Мне нужно время, чтобы перевести дух. Я закрываю за собой дверь и поворачиваю замок, наконец-то чувствуя себя в безопасности благодаря прочной преграде между нами.
Я смотрю на себя в зеркало, мое отражение смотрит на меня, кожа бледная, а лицо напряженное. Боже, как бы мне хотелось затянуться. Всего одна тяга, чтобы успокоиться. Но это только ухудшит ситуацию позже. Я жду еще несколько минут. Резкий вдох, медленный выдох. Не успеваю опомниться, как время истекает. Я выпрямляю плечи и открываю дверь, но там стоит Коул, преграждая мне путь.
– Что за черт, Коул? Уйди, – хмурюсь я.
Он, конечно, не уходит. Как и следовало ожидать. Его взгляд лениво скользит по мне, задерживаясь так, что у меня по коже бегут мурашки. Я пытаюсь пройти мимо него, но он поднимает руки, преграждая мне путь.
– Я скучал по тебе, детка, – его голос низкий, полный фальшивого очарования. – Хотел позвонить, узнать, как у тебя дела, но, знаешь, колледж... Но я на неделю приехал домой. Может, мы могли бы провести немного времени вместе... как в старые времена, – он подмигивает, и эта чертова наглость заставляет меня закричать, кровь закипает в жилах.
– Не заинтересована.
– О, не будь такой, детка, – он наклоняется, его горячее дыхание касается моей кожи. – Я знаю, что облажался, но я был молод и глуп. Теперь я повзрослел. А ты... – его глаза снова скользят по мне, намеренно медленно. – ...ты явно тоже.
Так хочется его ударить.
– Коул, я не буду повторять. Убирайся, черт возьми, – мой голос резкий и твердый, я пытаюсь притвориться храброй.
Я толкаю его, но он хватает меня за талию и дергает назад. Его тело прижимается к моему, и я чувствую это... отвратительное доказательство его намерений. У меня переворачивается желудок, тошнота поднимается к горлу. Я хочу плакать. Я хочу кричать. Но вмешаются ли мои родители? Скорее всего, они просто посмеются и скажут, что это нормальное поведение для мальчиков.
– Давай, мы можем повеселиться. Это не займет много времени.
Я вырываюсь из его рук, сердце колотится, и бегу к лестнице.
Черт.
Мои ключи. Мне нужны мои ключи.
Я хватаю их со стола в прихожей, и бегу к машине, с силой захлопывая дверь и запирая ее за собой одним резким движением. Моя грудь поднимается, дыхание становится резким и прерывистым. Мне плохо, я чувствую себя маленькой и такой беспомощной. С родителями я разберусь позже. Я не могу оставаться в этом доме с ним ни минуты больше.
Коул – причина, по которой я поклялась больше не вступать в отношения. Он – причина, по которой я не верю сладким словам и очаровательным улыбкам. Потому что под очарованием и остроумием всегда скрывается тьма. Она просто ждет шанса вырваться на свободу.
С тех пор как мы расстались, у меня были веселые, случайные связи. Я ходила на свидания. Но я больше не поверю в настоящую любовь. И нужен чертовски сильный мужчина, чтобы убедить меня снова рискнуть.
Вибрация в кармане заставляет меня чуть не выпрыгнуть из кожи. Руки дрожат, когда я вытаскиваю телефон, и облегчение наполняет грудь, когда я вижу имя Сал, светящееся на экране.
Я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить, и включаю громкую связь.
– Девочка, где ты была? Я весь день ждала от тебя ответа! – говорит она, и в ее голосе слышна тревога. Боже, я люблю ее.
– Сал... – выдавливаю я, прежде чем разрыдаться.
Черт, я не хотела плакать. Не из-за Коула, не снова.
– О боже! Что случилось? Забудь, где ты? Я еду к тебе.
– Нет, нет, – я делаю глубокие вдохи и выдохи, пытаясь успокоиться. Все мое тело дрожит от ярости, слезы разочарования текут по моему лицу. – Могу я приехать?
Она колеблется на мгновение, прежде чем ответить.
