Текст книги "Муза (ЛП)"
Автор книги: Айла Старлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Глава 9
Софи
К обеду я практически подпрыгиваю от возбуждения. Мне не терпится рассказать Сал о моем разговоре с мистером Хейсом. Сал – единственный человек, который действительно поддерживает мое творчество. Не потому, что она его понимает... это не так. А потому, что она понимает меня.
Но между этим есть разница. Между любовью к чему-то ради кого-то и реальным пониманием глубокого смысла того, что он делает, и восхищением этим. Вот почему сегодня с ним было по-другому. Я почувствовала, что меня понимают.
Мы встречаемся в нашем обычном месте, на старой деревянной скамейке, которая видела лучшие дни, во дворе школы. Дерево скрипит под нами, как будто может сломаться в любой момент. Над нами голые ветви грушевого дерева, которые тянутся к небу. Весной, когда оно цветет, запах отпугивает нас, но зимой это место принадлежит нам.
Сал роется в своей темно-синей сумке, настолько изношенной, что она могла бы работать в этой школе, и достает запас закусок. Мой желудок в ответ благодарно урчит.
– Наслаждайся, подруга, – говорит она, бросая мне упаковку с моими любимыми острыми чипсами. Ее мама называет ее сумку «сумкой эмоциональной поддержки», и, честно говоря, она, возможно, права.
Мы с жадностью поедаем чипсы, их хруст заполняет тишину между нами, и наконец я не выдерживаю.
– Ты никогда не догадаешься, что сегодня произошло, – я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, в нетерпении выложить все. – Рисунок, о котором я тебе рассказывала, который делала для мистера Хейса, помнишь? Ему он очень понравился.
Я делаю паузу для драматического эффекта.
– Но это не самое главное, он предложил показать его своей подруге. Которая владеет галереей. В городе.
Глаза Сал расширяются.
– Детка, это же потрясающе! Я знала, что ты ему нравишься.
Я стону.
– О боже! Это не... уф. Сал! – я показываю ей язык, дразня в ответ.
– Ладно, ладно, – говорит она, поднимая руки в знак капитуляции. – Но признайся. Ты все еще испытываешь к нему чувства, да? Я вижу, как ты на него смотришь... – она наклоняется ближе, ее голос становится тише.
Я киваю головой.
– Да. И я знаю, что это совершенно безумно говорить о учителе, но... я не знаю. С ним все по-другому. Я знаю, что между нами была только одна ночь, но то, как наши души соединились, совсем другое.
Прижавшись ко мне, она корчит рожицу, а потом становится серьезной.
– Я рада за тебя. И не думаю, что это безумие. Иногда мы находим утешение в самых неожиданных местах.
Я поднимаю бровь и оглядываю двор.
– Это цитата из чего-то? Куда делась моя лучшая подруга?
Она драматично вздыхает.
– Ох... Я могу быть и такой, знаешь ли, – затем она ухмыляется. – Но да, это была цитата.
Я смеюсь, качая головой.
– Ладно, мисс Философ. Хватит о моей личной жизни. Если мы все еще собираемся пойти на ту вечеринку в выходные, мне нужно что-то надеть. Пойдем по магазинам?
– Да! Я бы предложила сбежать и пойти сейчас, но на пятом уроке у меня тест. Встретимся после последнего звонка. Я знаю бутик, где есть самые милые вещички.
– Договорились! – говорю я, мну в руках пустую пачку чипсов. – Я подзаработала няней, так что у меня есть деньги, которые нужно потратить.
После школы мы с Сал отправляемся на столь необходимую шопинг-терапию. Мы подъезжаем к бутику, и я сразу же стону. В витрине фигуристые манекены позируют в платьях, которые едва ли можно назвать одеждой. Я закатываю глаза.
– О, черт, нет, – говорю я, скрестив руки. – Я бы ни за что не надела ничего из этого!
Сал уже хихикает.
– Ой, да ладно тебе, старушка! Уверена, мы найдем что-нибудь, что подойдет твоему старушечьему вкусу. А если нет, то поблизости есть много других магазинов.
Ворча, я ставлю машину на стоянку, выскакиваю из нее и запираю, как только Сал делает то же самое.
– Ладно. Я знала, что не стоило давать тебе право выбора.
Сал, как обычно, берет на себя инициативу, как только мы входим в магазин. Воздух наполнен ошеломляющим миксом ароматов духов. Она марширует по проходам, вытаскивая платья, юбки и топы с вешалок и складывая их мне в руки, пока я не становлюсь больше тканью, чем человеком.
Я вытаскиваю одно платье из кучи и чуть не задыхаюсь. Оно совершенно прозрачное и едва прикрывает мою задницу, не говоря уже о чем-то еще.
– Ни за что, блядь! – кричу я, отталкивая его обратно к ней. – Ты официально сошла с ума.
Она закатывает глаза, выхватывает его из моих рук и заменяет чем-то менее скандальным.
– Расслабься. Это для меня. А ЭТО для тебя.
Я прищуриваюсь, глядя на него.
– Не хочу тебя расстраивать, но оно ненамного лучше.
Она бросает на меня взгляд, который говорит заткнуться и примерить его.
Вздохнув, я сдаюсь и раздеваюсь до трусиков, прежде чем попытаться втиснуться в шелковые лоскутки ткани. Оно обтягивающее, но не в плохом смысле. Разрез над бедром вызывающий, но не непристойный.
Я поворачиваюсь к зеркалу и смотрю на свое отражение.
– Ладно, хорошо. Возможно, ты действительно права.
Она ухмыляется, уже злорадствуя.
– Ну, конечно! Почему ты всегда сомневаешься в моей компетентности?
– На этот раз я с тобой согласна, – признаю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на спину. И вправду, оно закрывает мою задницу. Еле-еле. – Но что, черт возьми, на тебе надето?!
Мы взрываемся от смеха, слезы наворачиваются на глаза от нехватки кислорода. Ее платье, если его вообще можно так назвать, лимонно-зеленого цвета и сделано из эластичного материала, который кричит «тренировочное видео 80-х».
– Точно нет, – она снимает его с себя и бросает на пол, прежде чем взять другое. – Оно преступление против моды.
Как всегда, следуя правилам, я поднимаю брошенное платье и вешаю его обратно на вешалку. Продавцы в магазинах не получают достаточно денег, чтобы работать с нашим беспорядком.
Сал наконец останавливается на бордовом облегающем платье, которое прекрасно подчеркивает ее стройную фигуру, и мы направляемся к кассе.
Девушка за прилавком тоже учится в нашей школе. Она одна из популярных девочек, член социального клуба, в который я никогда не получу приглашение. Не то чтобы я хотела его. Она едва взглянула в мою сторону, и я сомневаюсь, что она знает мое имя. Это неудивительно, в основном я держусь в стороне.
Неважно. Это не имеет значения.
Я провожаю Сал до ее машины и обещаю позже ей написать. Пора домой.
Глава 10
Софи
Я потянула подол платья, уже сомневаясь в своем решении прийти сюда. Надо было взять с собой свитер. Я не скромница, но уверенность в своей фигуре – не моя сильная сторона. Зеркало подтвердило то, что Сал повторяла мне, пока я собиралась. Я выгляжу хорошо. Но хорошо выглядеть и чувствовать себя комфортно в своей коже – две совершенно разные вещи.
Кроссовки Converse на моих ногах были моим компромиссом. Небольшое восстание против каблуков, которые Сал пыталась меня убедить надеть. Сал, на своих каблуках и с дымчатым макияжем глаз, суетилась вокруг моих волос и макияжа, как будто я была ее личным проектом.
– Доверься мне, – сказала она.
Я пытаюсь.
Музыка пульсирует изнутри трехэтажного дома Джеффа, вибрируя в моих костях, когда мы поднимаемся по подъездной дорожке. Она грозит разорвать мне барабанные перепонки даже с улицы. Входная дверь приоткрыта, приглашая нас войти. Его родители, должно быть, уехали на выходные, и это единственный повод, который ему нужен.
Внутри воздух насыщен запахом тел, алкоголя и стойким душком марихуаны. Помятые банки и брошенные пластиковые стаканчики валяются повсюду. На бильярдном столе, защищенном морщинистой простыней, бушует импровизированный турнир по пив-понгу. Пары целуются и теряются в объятиях друг друга в каждом углу, и я быстро отвожу взгляд.
Рядом с пивным бочонком толкается группка парней, их движения неряшливые, улыбки ленивые. Мимо проходит девушка, обнявшая подругу за шею, обе хихикают и явно перебрали. Место гудит безрассудной энергией, которая обещает плохие решения до полуночи.
Мы сильно опоздали. Или, может быть, опоздали настолько, что пожалели, что пришли.
Сал направляется на кухню, наливает две чашки дешевого алкоголя и сует одну мне в руки. Я не планировала пить, но раз уж я здесь, то почему бы не подкрепить себя немного спиртным. Я глотаю, напиток жжет мне горло, слезы щиплют глаза, когда я заставляю себя проглотить. Черт, это было гораздо больше, чем я должна была выпить. С учетом того, что мне много и не нужно.
Здесь, наверное, собралась вся чертова школа, люди стоят вплотную друг к другу. Я пытаюсь притвориться, что мне весело. Притворяться до момента, пока не поверю в это сама. Я следую за Сал, которая порхает от группы к группе, как истинная светская львица. В конце концов, мы оказываемся за столом для пивного понга, и неожиданно для себя, я сама начинаю играть.
Я не сильна в спорте. Во всех видах спорта. Но, как и в большинстве случаев в жизни, ради Сал я постараюсь.
Толпа теснится, в предвкушении зрелища. Или, скорее, в предвкушении нашего поражения. Напротив нас занимают свои места два футболиста, друзья Джеффа, Томас и Дрю. Это так несправедливо.
Томас ухмыляется, как всегда самоуверенно. От него веет высокомерием.
– Готовы проиграть, девочки?
Сал и я одновременно закатываем глаза.
– Посмотрим, – отвечает она насмешливо.
Дрю хватается за пах с отвратительной улыбкой.
– У меня для вас есть утешительный приз, когда вы проиграете.
Меня тошнит. Сомневаюсь, что там может быть что-то впечатляющее. Те, кто больше всех хвастается, обычно имеют меньше всего.
Но их насмешки действуют. Моя соревновательная жилка просыпается, требуя, чтобы я заставила их съесть свои слова. Я хватаю мячик, теперь полная решимости выиграть, и бросаю.
Он летит над столом, отскакивает от живота Томаса и падает на пол. Вокруг нас раздается хохот, и моя уверенность в себе исчезает.
Ну, черт.
Дрю не теряет времени и забивает нам один мяч, а я выпиваю свой напиток, уже отчаянно надеясь забить.
Сал забивает следующий мяч, визжа от радости, когда мы даем друг другу пять. Мне удается забить два мяча подряд, прежде чем я снова промахиваюсь, но парни, блядь, не промахиваются. Каждый из них попадает прямо в стакан. Я должна была догадаться. Они же спортсмены, черт.
Нам потребовалось двадцать минут, чтобы проиграть, и когда я отошла от стола, комната закачалась. У меня сжалось все в животе.
Блядь. Я пьяна.
Я не так часто пью. Ненавижу тошноту, головокружение, то, как мир качается и становится недосягаемым. Травка лучше. Когда курю, я все еще чувствую себя собой. Я все еще принимаю решения, которые кажутся мне своими. А пьяная я? Она – полная катастрофа.
Когда мы уходим в гостиную, я мысленно клянусь, что сегодня больше не буду пить. Мы втискиваемся в кресло, явно предназначенное для одного человека, и я кладу голову на плечо Сал, наблюдая за разворачивающимся хаосом. Люди бросают осторожность к черту, предаваясь грехам. Кто-то даже нюхает дорожку белого порошка с кофейного столика, но этот момент проходит, прежде чем я успеваю его полностью осознать.
Я все еще смотрю на потолочный вентилятор, загипнотизированная его ленивыми кругами, когда понимаю, что Сал исчезла. Наверное, она ушла в ванную. Я поднимаюсь на ноги и, шатаясь, пробираюсь через дом. Комнаты – это дезориентирующий лабиринт бежевых стен и дорогого, безликого декора. Богачи. Я закатываю глаза.
Музыка гремит, моя голова пульсирует в такт каждому удару. Сверху над головой кружатся огни, усугубляя ситуацию. Грудь сжимается, живот скручивает. Стены начинают сжиматься.
Мне нужно выйти.
Где, черт возьми, Сал?
Свежий воздух бьет меня, как пощечина. Не знаю, как я выбралась на улицу, но мне все равно. Я сделала это. Затем мой желудок переворачивается, и кислота поднимается в горло. Я едва добираюсь до куста, прежде чем тошнота берет верх.
Изящные пальцы собирают мои волосы, рядом со мной раздается мягкий голос.
– Ты в порядке? Тебе что-нибудь нужно?
Я качаю головой. Я не знаю его, но все равно благодарна.
Музыка гремит за моей спиной, вибрируя в моем черепе. Мне нужно уйти. Сейчас же.
Я спотыкаюсь, направляясь к тротуару, а впереди простирается темная и пустая улица. Ни фонарей, ни проезжающих машин. Уже далеко за полночь, и единственный свет исходит от дома, который я оставила позади.
Я не знаю, куда иду, но продолжаю двигаться. Ноги дрожат подо мной, едва удерживая меня в вертикальном положении. Мысль о том, что это небезопасно, мелькает в моей голове, но исчезает, прежде чем я успеваю ее осознать.
Когда я не могу идти дальше, мое тело падает на обочину. Опустив голову на руки, я отказываюсь от идеи попробовать еще раз.
Слева появляются фары, гул двигателя затихает. Машина останавливается. Открывается дверь. Слышны шаги приближения.
Я поднимаю голову, щурясь в темноте.
Мужчина подходит ближе, его лицо все еще скрыто в тени.
– Ты пришел меня спасти? – бормочу я, невнятно произнося слова.
А потом этот человек говорит своим хриплым, грубым и знакомым голосом.
– Тебе не следует быть здесь одной.
Я задерживаю дыхание.
Это он.
Я пытаюсь встать, но колени подкашиваются. Тротуар мчится на встречу, пока сильные руки не подхватывают меня и без труда поднимают. Он держит меня крепко, но мягко, прижимая к себе.
Он хорошо пахнет. Теплым кедром, как лес, и чем-то сладким. Корицей и сахаром. Я могла бы съесть его.
Я пытаюсь сказать ему об этом, но мои слова сливаются в бессвязный набор звуков.
– Ты пьяна, – шепчет он мягким, но страдальческим голосом.
– Мммм... – это все, что я могу произнести. Алкоголь, его тепло, он сам. Это слишком.
Он выдыхает, долго и медленно, его грудь поднимается и опускается у моего бока. Его выражение лица меняется, как будто он ведет битву, которую знает, что не может выиграть.
Он несет меня к своей машине и усаживает. Я моргаю, глядя на него, мое зрение затуманено.
– Софи... – говорит он, и это трогает что-то глубоко во мне.
Я с усилием открываю тяжелые веки.
– Почему ты здесь?
Он кривит губы, будто даже это слишком сложно для него.
– Я живу недалеко.
Я облизываю губы, вдруг почувствовав сухость во рту.
– Ммм. Мне повезло.
Его челюсть напрягается. Он обходит машину и садится на водительское сиденье. Теперь он так близко. Я протягиваю руку и кончиками пальцев лениво рисую круги на его руке.
Он замирает.
А потом я отключаюсь, погружаясь в сон.
Глава 11
Тео
Тени почти полностью скрывают ее черты лица, но я все равно смотрю на нее. Ее пухлые губы иногда искривляются, но в остальном она уже более двух часов как мертва для этого мира.
Когда я нашел ее на обочине дороги, пьяную в стельку...
Блядь.
Слово «разорванный» даже не начинает описывать эмоциональные мучения, которые я испытал в тот момент.
Я должен был остановиться. Я бы остановился для любого человека... по крайней мере, так я себе говорю. Но остановился бы я на самом деле?
Она выглядела такой уязвимой, ее платье едва прикрывало ноги. Ее тело скрутилось в комок, она сидела на обочине в темноте. Каким бы человеком я был, если бы оставил ее там, где ее мог найти кто-то со злыми намерениями?
От этой мысли у меня скручивает живот. Какой-нибудь пьяный придурок мог бы увидеть ее, полусознательную, с раскинутыми ногами, и решить, что она его добыча. Какой-нибудь извращенец мог бы затащить ее в свою машину, и она не смогла бы его остановить.
Эта картина слишком ужасающа. Я отгоняю ее, но она не уходит. Сжимая мне горло, как петля.
Да, я поступил правильно. Любой порядочный человек остановился бы. Любой порядочный человек позаботился бы о ее безопасности. Вот и все. Вот и вся правда.
Но если это правда, почему я все еще сижу здесь? Почему смотрю, как она спит, запоминая, как тени ее ресниц трепещут на щеках, как ее губы слегка приоткрываются, когда она дышит? Почему я, блядь, не могу уйти?
А потом она оказалась в моей машине, без сознания. Практически мертвая для этого мира. Я не знаю, где она живет, не говоря уже о том, кому позвонить, чтобы ее забрали. И, честно говоря, я готов поспорить, что ее родители не будут рады, если их учитель привезет ее в таком состоянии в час ночи. Это будет выглядеть не очень хорошо.
Я фыркаю. Потому что сейчас ненамного лучше, черт возьми.
Я не мог заставить себя пойти спать. Слишком боялся, что что-то пойдет не так. Или что она проснется, растеряется, испугается, и сойдет с ума.
И вот я здесь. Чертов извращенец, наблюдающий за тем, как она спит. Восхищающийся ее красотой, хотя даже не должен признавать ее существование.
Моя жизнь резко изменилась.
Стул, на котором я сижу, твердый, и спина начинает болеть. Я потягиваюсь, пытаясь размять мышцы. Вот что бывает, когда не двигаешься почти два часа. Вокруг так тихо, что я слышу каждый ее вдох и выдох, и мне становится спокойнее, когда я понимаю, что с ней все в порядке. На данный момент я могу исключить алкогольное отравление.
Но я все еще не двигаюсь. Я буду ее защитником ночью, поскольку днем я не могу быть для нее никем.
Она начинает шевелиться, из ее горла вырывается тихий стон.
Черт.
Все мое тело напрягается в ответ. Звук, который не должен ничего значить, который должен быть просто еще одним бессознательным шумом ночи, заставляет жар пробежать по моим венам.
Это непроизвольно. Реакция, которую я не могу контролировать. Но это не делает ее нормальной.
Я наблюдаю, как она открывает глаза, свои красивые карие глаза, все еще немного несфокусированные.
– Что... – бормочет она, прежде чем повернуться ко мне и вскочить. – Ого, где я?
Я хватаюсь за затылок, напрягаясь. Ну вот, началось.
– Софи, ты была очень пьяна. Я нашел тебя на обочине дороги... одну.
Я вижу, как бегают ее глаза, ее разум пытается понять случившееся. Я просто смотрю и жду.
Она будет паниковать?
Черт, я не хотел ее напугать. Это была ошибка. Я идиот.
– Почему ты не отвез меня домой? – невнятно произносит она, алкоголь еще не полностью выветрился.
Я вздыхаю.
– Я не мог.
– Не мог или не хотел? – спрашивает она, прочищая горло и выпрямляясь. Одеяло, которым я укрыл ее, скользит по ее талии.
Я опускаю взгляд, не в силах смотреть на нее. Видеть ее такой, полуголую, в моем доме, на моем диване... вызывает во мне чувства, которых не должно быть. Которых не может быть.
Я подавляю эти чувства и еще раз напоминаю себе, что я ее учитель.
– Софи... Я не знаю, где ты живешь. Я не знал, кому позвонить. Я не мог просто так оставить тебя там одну. Не знать наверняка, кто мог бы тебя найти и с какими намерениями.
Ее губы слегка приоткрываются, как будто эта мысль даже не приходила ей в голову. Как будто она только сейчас осознает, насколько по-другому все могло бы сложиться.
– А ты... каковы ваши «намерения», мистер Хейс?
Я презрительно фыркаю, вставая со стула. Не могу больше выносить этот разговор.
– Я принесу воды. Она точно понадобится.
Я прохожу мимо нее, приближаясь к выходу из комнаты.
– Спасибо, – тихо произносит она, так тихо, что я едва слышу.
Я не могу сдержать улыбку.
– Пожалуйста.
Я задерживаюсь на кухне, чтобы привести себя в чувства. Чтобы отговорить себя от самоубийства и вернуться к реальности. Я хожу по тонкому льду. В любом случае, если все всплывет, меня, скорее всего, уволят. Но я могу хотя бы оставаться профессионалом, насколько это возможно в данной ситуации.
Наполнив стакан водой, я возвращаюсь и вижу, что она прислонилась к дивану, закрыв глаза.
Я прочищаю горло.
– Вот, пожалуйста. Еще я принес ибупрофен, если нужно.
Она улыбается, самой красивой улыбкой, которую я когда-либо видел.
Клянусь, если бы верил в судьбу, я бы подумал, что она издевается надо мной. Кого я так разозлил в прошлой жизни, что эта притягательность кажется мне судьбой? Какая больная шутка.
Она берет стакан, и наши пальцы касаются друг друга.
Я замираю.
Всего на секунду.
Не желая отдергивать руку.
Ее прикосновение пускает импульс, зажигая что-то, чего я не чувствовал уже слишком долго. Это что-то похоже на то, будто мое сердце снова забилось, после того как долгое время было холодным и мертвым.
Она подносит стакан ко рту, принимает лекарство и делает глоток воды. Ее глаза все время смотрят в мои, ни разу не отрываясь. Ее взгляд вопросительный, как будто она пытается что-то понять.
Понять меня.
Я – слишком сложная головоломка, которую не смогут разгадать даже лучшие игроки в пазлы.
Ей лучше навсегда забыть обо мне.
Мне тоже.
Я прерываю напряженный зрительный контакт и позволяю своему взгляду скользнуть по ее телу. Любуюсь ее обнаженными, нежными плечами. Изгибами ее декольте, которые опасно близки к тому, чтобы вырваться из платья. Изгибом ее талии, где она соединяется с бедром, прямо перед тем, как красное, пушистое одеяло закрывает мне вид на все, что ниже.
Затем двигаюсь. Отступаю, создавая пространство между нами.
Мне нужно уйти.
Я заставляю себя смотреть в пол, надеясь, что она не заметила, как я разглядывал ее тело. Она ставит стакан на кофейный столик и зевает, ее глаза снова становятся сонными.
– Тебе нужно поспать, – выдавливаю я из себя, слова как кислота в горле.
Она колеблется, достаточно долго, чтобы я почти снова посмотрел на нее.
Но это слишком опасно.
Затем она очень тихо говорит.
– А что, если я не хочу?
Я резко выдыхаю.
– Не надо.
В моем голосе слышится предупреждение.
Оно звучит резче, чем я хотел. Потому что, если она это сделает, если продолжит, то моя лишенная сна версия может убедить себя остаться здесь. Разговаривать с ней всю ночь. Позволить границам между нами продолжать рушиться.
А я не могу этого допустить.
Ее усталость берет верх, что является маленьким чудом, и она снова засыпает. Я накрываю ее одеялом, говоря себе, что это только для того, чтобы она не замерзла. Достаточно невинное действие.
А потом я решаю, что пора и самому поспать.
Я выхожу из комнаты, направляюсь к лестнице, но не без того, чтобы сказать последнюю фразу.
– Спокойной ночи, нарушительница.
Слова вырываются из моих уст, прежде чем я успеваю их остановить, и выключаю свет, не успев увидеть, улыбнулась ли она.








