Текст книги "Муза (ЛП)"

Автор книги: Айла Старлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 30

Софи

Я едва вижу дорогу сквозь слезы, мои пальцы до боли сжимают руль. Грудь поднимается и опускается резкими, неглубокими вздохами, паника пронизывает мою кожу.

Не могу поверить, что это происходит снова. Не могу поверить, что я во второй раз поверила в ложь. Сначала Коул, теперь Тео. Оба улыбались мне в лицо, приглашая кого-то другого в ту часть своей жизни, которую обещали отдать мне.

Мой разум бесконечно повторяет эту сцену. Бокалы с вином. Ее смех. То, как они сидели там, уютно рядом, и его взгляд, когда он увидел меня в окне. Шок. Вина. Паника. Я видела его. Я знаю, что видела. Такой взгляд невозможно сымитировать, если ты невиновен.

Я сильнее нажимаю на педаль газа, и моя машина рвется вперед, как будто скорость может спасти меня от давящего груза в груди. Мой телефон вибрирует на сиденье рядом со мной, и я инстинктивно смотрю вниз. Тео.

Его имя светится на экране, словно насмехаясь надо мной. Я нажимаю боковую кнопку и выключаю звук, затем резко возвращаю руку на руль. Я не хочу слышать его голос. Я не хочу слышать ложь, которую он уже готовит, чтобы накормить меня. Я не хочу давать ему шанс превратить это в нечто, что заставит меня усомниться в том, что я видела собственными глазами.

Я заезжаю на подъездную дорожку, шины слегка визжат, и сижу там мгновение в удушающей тишине. Мое тело дрожит. Ярость, предательство, разбитое сердце... все это переплетается во мне, образуя жестокий узел, который я даже не могу начать распутывать.

Еще один звонок, еще одно сообщение. Моя рука дрожит, когда я сую телефон в бардачок и захлопываю его, как будто он может запереть вместе с ним всю мою глупую, кровоточащую надежду.

Я чувствую себя снова пятнадцатилетней, стоящей у раздевалки, прижимая книги к груди и делая вид, что не слышу, как Коул смеется со своими друзьями над девушкой, с которой он переспал на выходных. Делая вид, что не понимаю самодовольного выражения его глаз, когда он заметил, что я подслушиваю.

Тогда я винила себя во всем. В том, что я недостаточно хороша. Недостаточно красива, недостаточно весела, чтобы он продолжал мной интересоваться. Я думала, что, если буду любить его сильнее, давать больше, прощать больше, он выберет меня так же, как я уже выбрала его.

Я была наивна. И он это знал. Он использовал это против меня. Он переживал меня, выплюнул и улыбнулся, как будто сделал мне одолжение. Его нарциссическая любовная бомбардировка подействовала на меня.

Теперь, сидя в темноте в своей машине, я задаюсь вопросом, изменилось ли что-нибудь.

Но потом происходит что-то еще хуже.

Я начинаю скучать по Тео. Скорбеть о нем.

Не только о важных вещах, поцелуях, поздних ночных сообщениях, о том, как приятно было быть желанной. Но и о мелочах. О тихих моментах, о которых я никому не рассказывала.

Например, о том, как он приносил мне угощения, не дожидаясь просьбы. О том, как он замечал, когда мне было холодно, и без слов накрывал мои ноги одеялом. О том, как он наклонялся ко мне, когда я говорила, и смотрел мне в глаза, как будто в мире не существовало ничего другого.

Или как он заставлял меня разговаривать по телефону, после того, как ему пора было ложиться спать, только чтобы еще раз рассмешить меня.

Как его рука тянулась к моей, как будто он ничего не мог с собой поделать, как будто это был просто инстинкт.

Боже, именно эти мелочи убивают тебя.

Не предательство.

Даже не разбитое сердце.

А отсутствие внимания.

Я вылезаю из машины, ноги дрожат, живот переворачивается, и заставляю себя войти в дом, как будто ничего не случилось. По дороге беру телефон, но не включаю экран. Не могу.

Родители сидят в гостиной, свет от телевизора окрашивает их лица в бледные и мерцающие оттенки. Они едва взглянули на меня.

– Ты рано вернулась, – говорит отец, не поднимая глаз.

– Я устала, – отвечаю я, и мой голос звучит монотонно, чуждо даже для моих собственных ушей.

Он ворчит и снова поворачивается к экрану. Хорошо. У меня нет сил на что-либо еще.

Я беру бутылку воды из холодильника, мои руки онемели и не слушаются меня, и поднимаюсь наверх. Каждый шаг кажется тяжелым, как будто я тащу по деревянной лестнице тело, в два раза больше моего. Когда наконец добираюсь до своей комнаты, я закрываю дверь, запираю ее и ползу на кровать.

Какое-то время я просто лежу, пытаясь отдышаться. Мое тело болит не от физического истощения. Я чувствую, как мое сердце трещит по швам, из него выливается что-то уродливое и грязное.

Я хочу позвонить Сал. Я хочу услышать ее голос, который скажет мне, что все в порядке, что я ничего не выдумала, что я не сумасшедшая. Но сегодня вечером она ушла, живет своей жизнью. Я не хочу быть грустной, сломленной девушкой, которая тянет всех вниз.

Вместо этого я натягиваю на себя одеяло, беру пульт и включаю «Анатомию Грей». Первый сезон, первая серия. Мне не нужно особо внимательно смотреть. Я знаю каждую строчку, каждую сцену. Я не хочу смотреть что-то новое, я хочу смотреть что-то знакомое, когда все вокруг меня рушится.

Первые несколько минут пролетают в тумане, моя грудь сжимается, а горло горит. Слезы льются беззвучно и бесконечно, пропитывая подушку. Я позволяю им течь. Чтобы бороться с ними, нужны силы, которых у меня нет.

Я скорблю по отношениям, которые, как я думала, у меня были. Скорблю о будущем, которое я позволила себе представить. О будущем, в котором Тео стоял рядом со мной, гордый и уверенный, и в котором мне больше не нужно было скрывать свои чувства.

Шоу продолжается, фоновый шум заполняет пространство, которое обычно занимает Тео в моей голове.

Это так глупо, на самом деле. Я должна была знать лучше. Должна была знать, что сказки не бывают реальными. Любовь – это просто игра, в которую играют мужчины, когда хотят чего-то от тебя. Они поднимают тебя, наполняют надеждами и мечтами, а затем вырывают почву из-под ног в тот момент, когда ты доверяешь им достаточно, чтобы стоять.

Я не знаю, как долго плачу, но точно до момента, пока усталость не одолевает меня. Я засыпаю под скомканным одеялом, а мерцание телевизора озаряет мое мокрое от слез лицо.

На следующее утро я просыпаюсь с тупой болью в мышцах, которые слишком долго были напряжены. На мгновение я лежу неподвижно, паря в том туманном пространстве между сном и бодрствованием, где все онемело.

Потом все возвращается. Тео. Эвелин. Бокалы с вином. Выражение его лица. Я переворачиваюсь, зажмуриваю глаза, желая, чтобы все исчезло.

Мой телефон лежит на тумбочке, безмолвный и темный. Я знаю, что, если включу его, увижу дюжину пропущенных звонков, сотню сообщений. Может быть, даже извинения. Объяснения. Или, что еще хуже, может быть, ничего.

Мне все равно. Меня это не волнует.

Потому что волнение означает открыть дверь для новой боли. А я не смогу этого пережить. Не снова. Не от него.

Вытаскивая себя из постели, я бреду в ванную. Выгляжу ужасно. Опухшие глаза, спутанные волосы, футболка, свисающая с одного плеча. Я брызгаю на лицо холодной водой, пока жжение не пробуждает меня настолько, что я могу двигаться.

Внизу Беллс уже в кухне, напевает под нос, готовит бейгл. Когда я вхожу, она поднимает глаза и прищуривается.

– Доброе утро, зомби.

В ответ я ворчу и опускаюсь на стул.

– Бейгл? – предлагает она.

Я киваю, слишком уставшая, чтобы ответить, как следует. Она берет еще один из пакета и бросает его в тостер.

– Ты выглядишь ужасно, – говорит она небрежно.

– Спасибо, – бормочу я, потирая лицо руками.

Она еще немного наблюдает за мной, между нами проносятся невысказанные слова, прежде чем она наконец говорит.

– Ты в порядке?

Нет. Но я все равно киваю.

Она не настаивает, и я ей благодарна. Она просто кладет поджаренный бейгл на тарелку и подталкивает ее ко мне – это ее версия предложения мира.

Мы едим в тишине, и я позволяю оцепенению окутать меня, как вторая кожа. Когда мы обе заканчиваем, она роется в куче неоткрытых писем и вытаскивает конверт, махая им мне.

– Это пришло тебе вчера.

Я протягиваю руку... и замираю.

На обратном адресе написано SCAD. Саваннский колледж искусства и дизайна. Сердце подскакивает к горлу.

Неуклюже разрывая конверт, я дрожу так сильно, что чуть не разрываю бумагу внутри. Глаза затуманиваются, и на секунду я не могу разобрать ни слова. Потом я вижу.

Поздравляем.

Я усиленно моргаю, уверенная, что мне показалось. Но нет. Это здесь, ясно как день.

Я поступила. Я действительно поступила!

Смех поднимается из горла, резкий и веселый, и я прижимаю письмо к груди. Счастливые слезы щиплют глаза, в отличие от прошлой ночи.

Я вскакиваю и бросаюсь к Беллс, обнимая ее так крепко, что она вскрикивает. Это именно то, что мне было нужно сегодня.

Она обнимает меня в ответ, смеясь.

– Черт, Соф. Я горжусь тобой!

Я улыбаюсь сквозь слезы.

– Спасибо! Спасибо. Я не могу в это поверить.

Она сияет, ее лицо полно настоящей, простой любви, и на несколько драгоценных мгновений пустота внутри меня не кажется такой большой. В моей груди зарождается надежда.

Она маленькая и хрупкая. Но она есть. И сейчас ее достаточно.

– Как ты собираешься сказать маме и папе? – ее голос звучит мягко, неуверенно.

Я съеживаюсь.

– Понятия не имею, но пока, что оставлю все как есть.

Мои мысли мчатся к Тео, прежде чем я успеваю их остановить, и желание схватить телефон, позвонить и поделиться новостью накрывает меня как приливная волна.

На полсекунды легко представить его реакцию. Его голос, озаренный гордостью, то, как он обнимет меня и скажет, что всегда знал, что я смогу это сделать. Мы вдвоем, вместе в городе, преследуя мечты, строя жизнь, полную красок, любви и возможностей.

Это было бы идеально. Это должно было быть идеально.

Но вы знаете, что говорят о мечтах. Это просто истории, которые мы рассказываем себе, пока реальность не пробуждает нас. И иногда реальность разбивает вам сердце и оставляет вас истекать кровью на полу.

Я сжимаю губы, засовываю письмо о зачислении обратно в конверт и заставляю себя двигаться. Потому что мечты не спасут вас. Только вы сами можете это сделать.

Глава 31

Тео

О чем я только думал, впустив ее сюда?

Я хожу по гостиной, как запертое в клетке животное, крепко сжимая телефон в руке и оставляя следы на ковре. Каждый пропущенный звонок, каждое проигнорированное сообщение жгут меня, как кислота. Уже почти четыре утра, а я не сомкнул глаз, и каждый час без ее ответа сжимает мне шею, как петля.

Когда я открыл входную дверь и увидел там Эвелин, я был в шоке. Меня застали врасплох, и я должен был знать, что не стоит этого допускать. Я не видел ее с той ночи в галерее, и еще дольше не думал о ней. Все, что было между нами, если вообще когда-либо было что-то настоящее, давно сгорело.

Но Эвелин всегда умела вклиниваться туда, где ей не место. Всегда крутилась вокруг меня, всегда тянула меня назад, как раз, когда я думал, что наконец-то освободился. У нас никогда не было настоящих отношений, на самом деле. Они были удобны, почти ожидаемы. Все вокруг нас вели себя так, как будто мы были неизбежны, как две части пазла, которые подходят друг другу только потому, что их слишком долго держали рядом.

Ей было важнее, как мы выглядим, чем как на самом деле живем. Отборные фотографии, постановочные улыбки, бесконечная потребность доказывать что-то миру, которому было на это наплевать. Было изнурительно. Она была изнурительна. И я оставался в отношениях дольше, чем следовало, путая комфорт с искренностью, потому что не знал, что может быть лучше.

До тех пор, пока не появилась Софи.

Я опускаюсь на край дивана, сжимая кулаки на бедрах, пытаясь найти какую-то опору в крутящемся хаосе в моей голове. Софи изменила все. Она раскрыла меня, даже не пытаясь, вошла в мою жизнь с огнем в глазах и упрямым наклоном подбородка и заставила меня понять, как чертовски плохо я жил. Она заставила меня хотеть вещей. Настоящих вещей.

И теперь, благодаря бреду Эвелин и моей собственной чертовой глупости, Софи думает, что я ее предал.

Я не могу ее винить.

Если бы я вошел и увидел ее одну с ее бывшим, с бокалами вина между ними, смеющихся, как будто все не в прошлом, я бы тоже сошел с ума. Я бы предположил худшее.

Я прячу лицо в ладонях, тяжело дыша. Мое сердце физически болит.

Я в трех секундах от того, чтобы сделать что-то опрометчивое, например, поехать к ней домой, залезть в окно и умолять ее выслушать меня. Упасть на колени на ее лужайке, если это необходимо. Сделать все, что угодно, чтобы она поняла, что то, что она видела, не было тем, чем казалось.

Но я знаю, что это не так.

Если я буду давить на нее сейчас, это, скорее всего, только оттолкнет ее еще дальше. Я должен дать ей время, даже если это убивает меня. Я должен верить, что то, что у нас есть, достаточно сильно, чтобы мы пережили это. Хотя каждая минута, проходящая без ее голоса, кажется еще одним шагом к тому, чтобы потерять ее навсегда.

Я поднимаюсь с дивана и снова начинаю ходить по комнате, проводя рукой по волосам, пока кожа на голове не начинает покалывать. Если Эв все разрушила, я никогда ей не прощу. Черт, я никогда не прощу себе.

Ее оправдание было смешным. Она «не знала», что я с кем-то встречаюсь. Видимо, она «была недалеко и просто хотела поболтать». Конечно. Поэтому она ворвалась в мой дом, как будто у нее все еще было право здесь находиться, налила себе выпить и устроилась на моем диване, как будто ничего не изменилось.

Я не притронулся к своему вину. Я даже не сел рядом с ней, оставаясь напряженным, холодным и настолько далеким от нее, насколько это было возможно, пока ждал, когда появится ее чертов Uber. Она уже слишком много выпила, ее речь была слегка невнятной, а румянец на щеках был слишком очевиден, чтобы его не заметить. Я не хотел, чтобы она здесь была, не хотел уделять ей ни секунды своего времени, но я также не мог с чистой совестью позволить ей сесть за руль и рискнуть убить кого-то еще. Поэтому сидел и ждал. Я держался на расстоянии.

И Софи пришла как раз перед тем, как все могло закончиться. Перед тем, как я смог бы выгнать Эвелин навсегда. Но Софи этого не видела. Как она могла это увидеть?

Все, что она видела – это нашу историю, худшую из возможных, прямо перед ней. Историю, которую я должен был закрыть за дверью покрепче.

Боже, ее лицо, когда наши взгляды встретились через стекло. Думаю, этот образ будет преследовать меня до конца жизни.

Я перестаю ходить по комнате и тупо смотрю на темный экран своего телефона. Тишина давит все сильнее, душит, тяжелая от всего, что я хочу сказать, но не могу подобрать нужных слов. Все, что мы строили, все, что я боялся признать вслух, ускользает с каждой секундой ее молчания.

Правда в том, что Софи – не просто девушка, с которой я почти переспал, не просто мимолетная интрижка, чтобы убить время, пока не появится что-то получше.

Она – та самая.

Она – чертово солнце, а я – просто мужчина, достаточно глупый, чтобы думать, что могу продолжать вращаться вокруг нее, не сгорев дотла.

Я хочу всего с ней. Беспорядочных утр, поздних ночей, когда мы сливаемся воедино. Ссор и прощений. Совместной жизни, которую я начал представлять себе, что мы когда-нибудь сможем иметь. Жизни, о которой я даже не знал, пока она не заставила меня поверить, что я могу ее иметь.

И теперь я, возможно, потерял все.

Я опускаюсь обратно на диван, усталость накрывает меня как волна, но я знаю, что сон не придет. Не сегодня. Может быть, никогда, если она не простит меня.

Я не просто хочу, чтобы она вернулась. Мне нужно, чтобы она вернулась.

Потому что теперь речь идет не только о любви. Речь идет о выживании.

Софи – единственное, что заставляет меня хотеть стать лучше. Единственное, что заставляет меня верить, что в жизни еще есть что-то, за что стоит бороться. И я буду бороться за нее, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Глава 32

Софи

Остаток выходных я провожу, прячась в своей комнате, выходя только поесть и в туалет. В конце концов, я разблокирую телефон, чтобы заблокировать номер Тео и удалить всю нашу переписку, не прочитав ни одного слова. Затем я курю, пока не теряю способность ясно мыслить, и смотрю телевизор, выбирая все, что достаточно бессмысленно, чтобы отвлечь мой мозг от боли, сжимающей грудь.

В понедельник утром я появляюсь в классе в последнюю секунду, скользя в помещение, не давая себе возможности слишком много думать. Моя единственная цель – избежать любой возможности остаться наедине с Тео, мистером Хейсом. Я не знаю, что я скажу, если он загонит меня в угол. Я даже не знаю, что думаю.

Часть меня все еще хочет его выслушать. Рациональная часть, маленькая, упрямая частичка, которая пытается вернуться к жизни после двух дней, проведенных в тумане дыма и страданий.

Но другая половина, израненная Коулом, которая поклялась никогда больше... говорит мне бежать. Запереть свое сердце и выбросить ключ. Защитить себя любой ценой. А что, если все это было ложью? Что, если он такой же, как и все остальные, играет в игру, говорит все правильные вещи, пока не получит то, что хочет?

Тем не менее, моя рациональная сторона сопротивляется.

Ночи, которые мы провели в разговорах, то, как он прикасался ко мне, как будто я была особенной, то, как он смотрел на меня, как будто он действительно видел меня... это не было фальшивкой. Это не могло быть фальшивкой. Это была та связь, о которой люди пишут песни. Та любовь, которую бестселлеры пытаются, но не могут запечатлеть.

Или это, или я действительно самая большая дура, которую когда-либо видел этот мир. Что я пока не исключаю.

В тот момент, когда я вхожу в класс, его глаза мгновенно прикипают к моим. Все его тело дергается вперед, прежде чем он успевает себя взять в руки, прочистить горло и отвести взгляд.

Но я видела это. Боль и сожаление.

И на мгновение мое сердце сжимается так сильно, что удивительно, что я не падаю на пол.

Я скольжу на свое место, опустив голову. Сал протягивает руку и быстро сжимает мою. Я рассказала ей краткую и грубую версию по SMS, но мы еще не говорили об этом лично. И, честно говоря, я не хочу. Если сказать все вслух, будет только еще больнее.

Когда смотрю на нее, я замечаю, что она вступила в жестокую схватку взглядов с мистером Хейсом.

Я чуть не смеюсь.

Если бы взгляды могли убивать, Тео был бы уже под землей. Как он и заслуживает.

Следующий час тянется невыносимо медленно. Я чувствую, как взгляд Тео снова и снова скользит в мою сторону, но я отказываюсь отвечать на него. Когда он начинает ходить по рядам, раздавая бумаги, чего он никогда не делает, он задерживается на мгновение у моей парты, и у меня идут мурашки по коже от дискомфорта.

Я продолжаю смотреть на парту перед собой, делая вид, что не замечаю его, что не чувствую его присутствия. Сал громко и неприятно прочищает горло, и наконец он уходит.

Как только звенит звонок, я вскакиваю со стула, отчаянно нуждаясь в свежем воздухе. Сал догоняет меня в коридоре, берет меня под руку и замедляет мой шаг, чтобы идти со мной в ногу.

– Соф, – говорит она мягко, как будто пытается успокоить раздраженного малыша.

– Я в порядке, – быстро говорю я. – Просто... я не могу. Я не могу сейчас с ним разговаривать.

Она кивает, понимая.

– Совершенно справедливо. Просто... не изолируйся, ладно? Я здесь.

– Спасибо, – бормочу я, и я действительно так думаю. Но сейчас мне нужно пространство.

Мы расстаемся, и следующие два урока проходят в тумане белого шума. Когда звенит звонок на обед, я выхожу на улицу к своей машине, благодарная за повод сбежать. Воздух на улице свежий, небо яркое, мир продолжает жить, как ни в чем не бывало. Как будто мое сердце не разбилось на миллион острых, бесполезных осколков.

Я открываю дверь машины и беру бутылку с водой с пассажирского сиденья. Хлопая дверью сильнее, чем нужно, я пытаюсь убедить себя, что это не имеет значения, что Тео не имеет значения.

Что без него мне будет лучше.

Проблема в том, что я не верю ни единому слову.

Мое сердце все еще хочет его, даже сейчас, когда не должно. Я заставляю себя повернуться к школе, выпрямляю плечи, замыкаю свои чувства глубоко внутри, где никто не может их достать. Я прохожу через двери и направляюсь по коридору к столовой.

И тут чья-то рука хватает меня.

Я вскрикиваю, когда меня затаскивают в кладовую, а дверь с грохотом захлопывается. Рука закрывает мне рот, когда я открываю его, чтобы закричать, и меня прижимают к твердой груди, а рука обхватывает мою талию, крепко держа меня.

Паника разгорается, пока я не слышу его голос в моем ухе.

– Софи. Это я.

Ему повезло, что он заговорил, потому что я была готова без колебаний впиться зубами в его руку.

Я оттолкнула его, и он включил свет, осветив Тео, который стоял там с потрясенным и диким взглядом. При виде его у меня защемило в груди, и я ненавижу это.

– Что тебе нужно? – спрашиваю я, мой голос звучит холодно и резко.

Он резко вдыхает, его лицо искажается.

– Софи, послушай меня...

– Нет, – перебиваю я его. – Мне не нужно слушать ту чушь, которую ты собираешься наговорить. Я видела. Я видела тебя с ней.

– Ты ошибаешься, – говорит он, и его голос дрожит. – Это не то, о чем ты подумала. Она пришла без приглашения. Я не хотел, чтобы она там была. Я ее не приглашал. Я ее не трогал.

Я издаю пустой смешок.

– Правда? Потому что с того места, где я стояла, вам, казалось, было очень комфортно.

– Но это не так...

– Хватит, – говорю я, качая головой. – Я на всю жизнь наслушалась лжецов. Я не могу больше этого делать.

Я снова пытаюсь пройти мимо него, но он протягивает руку, бережно, но твердо обхватывает мою голову и заставляет меня посмотреть на него.

– Софи, – говорит он голосом, полным печали, срываясь на крик, – я хочу, чтобы ты помолчала. Я хочу, чтобы ты услышала меня, когда я скажу это, потому что это единственное, что заставляет меня дышать последние сорок восемь часов.

Он берет меня за лицо, его руки дрожат на моих щеках.

– Я бы никогда тебя не предал. Ни за миллион лет, блядь. Эвелин для меня ничто. То, что ты видела – это ее отчаяние, ее попытка ухватиться за то, что давно умерло. Я ее не приглашал. Я ее не хотел. Я держался от нее как можно дальше, пока ждал ее чертов Uber. Потому что единственный человек, которого я хочу в своей жизни... – он прерывается, вздыхая дрожащим голосом, – ...это ты.

Я застыла, глядя на него, его слова были как пощечина.

– Я влюбляюсь в тебя, Софи, – говорит он, словно сам не может в это поверить. – И да, это слишком быстро. И да, ты моя ученица, и да, мир сойдет с ума, если об этом узнает. Но мне плевать на все это.

Он притягивает меня ближе, наши лбы соприкасаются, его голос грубый и хриплый.

– Мне плевать на правила. Мне плевать на риски. Я бы сжег всю свою жизнь дотла, если бы это означало быть с тобой. Ты – все, чего я никогда не осмеливался желать, все, чего я никогда не считал себя достойным, и теперь, когда ты у меня есть... – его голос дрожит. – Я боюсь потерять тебя.

Он издает грубый, беспомощный смешок.

– Я думал, что сильный. Я думал, что недосягаемый. Потом появилась ты и разрушила меня, и, черт, Софи, я не хочу восстанавливаться, если жизнь дальше будет без тебя.

Он качает головой, эмоции вырываются из него волнами.

– Я сделаю все, что угодно, ладно? Я встану на колени прямо здесь, если это необходимо. Я выйду в коридор и буду кричать во весь голос...

Он поворачивается, тянется к дверной ручке, его голос становится громче.

– Я люблю Софи Уилсон! Я люблю ее! Я люблю ее, и мне плевать, кто об этом знает!

И он говорит это искренне. Каждое слово.

Что-то внутри меня разрывается.

Я прижимаюсь губами к его губам, хватаю его за рубашку на груди и притягиваю к себе. Мы сливаемся друг в друге, как взрыв, неистово и отчаянно, все, что мы сдерживали, наконец вырывается наружу.

Его руки обхватили мою талию, скользнули к бедрам, потом ниже, схватили меня и подняли, а я обхватила его ногами за талию. Он прижал меня к стене, с такой силой, что загремели полки, но мне было все равно. Я не хотела пространства. Я не хотела воздуха. Я хотела его.

Он прижался ко мне, его тело горячее и твердое, и из глубины его груди раздался низкий стон, когда я в ответ задвигалась навстречу ему. Трение восхитительно, мучительно и его совершенно недостаточно.

Он поднял меня выше, идеально прижимаясь ко мне. Одна рука скользнула между нами, прижимаясь к болезненному жару в моем лоне, через тонкую ткань моих леггинсов.

Я задыхаюсь, прижавшись к его губам, мои бедра поднимаются навстречу его руке, отчаянно желая большего. Его пальцы находят нужное место и медленно, уверенно кружат, заставляя меня задыхаться и дрожать, пока я цепляюсь за него, как за спасательный круг.

– Тео... – задыхаюсь я, прижимая лоб к его плечу, пока удовольствие быстро нарастает. Острая, мучительная спираль скручивается все туже и туже внутри меня.

– Вот так, – шепчет он, его голос грубый. – Кончи для меня.

Я не могу остановиться, даже если бы хотела. Волна оргазма накрывает меня, вырывая из моего горла стон, я дрожу и сжимаюсь, все мое тело расслабляется в его объятиях.

Он держит меня, целуя в щеку, в шею, шепча слова, которые я не могу полностью расслышать из-за шума крови в ушах. Когда я наконец успокаиваюсь, дрожащая и полностью разбитая, я понимаю, что его дыхание такое же неровное, как и мое.

Я смотрю вниз и замечаю мокрое пятно, темнеющее на его джинсах.

Мой взгляд возвращается к его глазам, широко раскрытым от удивления. Он смеется, задыхаясь, щеки краснеют.

– Да, – говорит он тихим голосом. – Вот что ты со мной делаешь.

Я не могу сдержаться. Я тоже смеюсь, наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, мои движения медленные, губы задерживаются на его. Я не хочу отрываться, пока не хочу.

– Тебе лучше переодеться, пока тебя никто не увидел, – дразню я. – Думаю, нам следует... – я смотрю на дверь, и реальность с новой силой возвращается ко мне. – Может, одному из нас следует уйти первым?

– Да, – говорит он, и в его голосе слышится сожаление. – Иди первая. Я подожду несколько минут.

Он сжимает мою руку и в последний раз нежно целует мои пальцы.

– Увидимся позже, нарушительница.

– Пока, Тео, – шепчу я.

Я выскальзываю в коридор, сердце все еще бешено колотится, а тело гудит от электричества. Не могу поверить в то, что мы только что сделали. В школе. В кладовой.

Это было смело, безрассудно... И чертовски рискованно. Но это было идеально.

Мое сердце словно сшито по кусочкам. Может, я должна была доверять ему с самого начала. Может, в следующий раз я так и поступлю. Хотя, нет, забудьте. Лучше, чтобы следующего раза не было.

Я иду по коридору, пробираясь сквозь толпу после обеда, чувствуя себя легче, чем всего час назад. Когда я встречаю Сал после последнего звонка, она прислоняется к моей машине, скрестив руки, с поднятой бровью.

– Ты выглядишь подозрительно самодовольной, – говорит она.

Я смеюсь, мои щеки краснеют от жара, но я не даю объяснений. Некоторые вещи касаются только меня, по крайней мере, пока. Она берет меня под руку и тянет к водительской двери.

– Ладно, но я права, что теперь все в порядке?

Я киваю, на губах играет легкая улыбка.

– Хорошо. Эй! Хочешь пойти со мной на ярмарку в эти выходные?

Я колеблюсь, прикусывая нижнюю губу.

– Э-э, может быть. Я надеялась погулять с Тео...

Сал драматично стонет.

– Ой, да ладно тебе! Мы всегда ходим вместе! Это традиция! Пригласи его тоже. Я приведу Джейса.

– Я не думаю... – я замолкаю, оглядываясь по сторонам. – Мы не можем появляться вместе на публике. По крайней мере, до тех пор, пока я не закончу школу, – я скривила лицо от разочарования. – И даже тогда...

Она закатывает глаза, как будто я веду себя как ребенок.

– О, просто приходите по отдельности и притворитесь, что встретились случайно. Все будет хорошо.

Я вздыхаю.

– Все школьники и их матери ходят на эту чертову ярмарку.

– Ладно! – она фыркает, размахивая руками. – Тогда я пойду одна.

Я смеюсь и толкаю ее локтем.

– Ты такая драматичная. Ладно, я пойду. Он переживет одну ночь без меня.

Она поднимает брови.

– Ты в этом уверена?

Я снова смеюсь, наслаждаясь ее поддразниванием.

– Увидимся завтра?

Она крепко обнимает меня.

– Конечно.

Я сажусь в машину, опускаю окна, весь мир сияет в золотистом свете солнца, и еду домой. Улыбка не сходит с моего лица всю дорогу.