Текст книги "Японские народные сказки"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

151. Луна на ветке

На окраине города Мияти возле храма Асо-дзин-дзя находится роща Старого Бога. Там у самой дороги стоит высокое дерево эноки[190]190
  Эноки – железное дерево.


[Закрыть]. По ночам появлялся в том месте проказливый барсук и морочил людей. Умел он принимать разные облики, но больше всего славилось его искусство показывать полную луну на ветке.

Влезал барсук на дерево эноки, вытягивал вперед одну из своих лап, и она становилась раскидистой веткой. Этого мало! Сияла на ветке полная луна. Каждый, кто проходил мимо, останавливался и говорил: «Какая красота!», а барсук себя не помнил от гордости. В темные и дождливые ночи призрачная луна разгоралась еще ярче, а прохожие изумлялись еще сильнее.

Однажды в такую ночь, когда ни один луч не пробивался сквозь тучи, барсук решил, по своему обычаю, удивить прохожих. Шел мимо один человек и вдруг увидел раскидистую ветку, а над ней полную луну.

Остановился он и залюбовался:

– Ах, до чего красива луна в роще Старого Бога!

Но в эту минуту выкатилась из-за облаков другая луна. Стало их сразу две.

– Что за наваждение! – вскричал прохожий. – Две луны! Чудится мне, что ли?

Тут барсук спохватился. Призрачная луна вдруг спряталась позади дерева.

– Ах, вот одна исчезла! – подивился прохожий. – И как раз самая красивая.

Обрадовался барсук похвале и снова показал луну из-за дерева.

– То одна, то две! Непостижимо! Что-то здесь творится неладное. Нет, страшно здесь одному в такую пору! – И прохожий убежал со всех ног.

А вот что случилось в другой раз. Дождался барсук ночи потемнее, влез на дерево, вытянул вперед лапу-ветку с призрачной луной и поджидает путников. Вот наконец показался на дороге один путник. Увидел он призрачную луну и прошептал сквозь зубы:

– Эге, господин барсук! Ты думаешь меня обморочить. Не выйдет! Я сам славно тебя проведу.

Этот путник был человек бывалый и слышал не раз про барсучьи проказы. Барсук старался вовсю. Луна у него так и сверкала, так и горела над темной изогнутой веткой.

Вдруг прохожий сказал:

– Что-то здесь неладно. Луна в это время должна стоять ниже.

Барсук, услышав это, спохватился, и луна вдруг нырнула вниз.

– И опять не то, – громко говорит прохожий. – Сейчас она стоит уж слишком низко. Отчего это, хотел бы я знать?

Вдруг луна взлетела вверх.

– Чудеса! А теперь съехала куда-то в сторону. Ведь она была правее.

Еще больше растерялся барсук. Вытянул он луну-ветку, сколько мог дальше и не удержался, кувырком слетел с дерева.

Убежал барсук опрометью в чащу, а прохожий, посмеиваясь, пошел опять своей дорогой.

152. Одураченный барсук

В старину, в далекую старину в горах водилось множество барсуков. Возле одной деревни обитал на горном перевале один проказливый барсук. Часто он появлялся перед прохожими в образе великана и навел страх на всю деревню.

В той деревне жил Санкити, погонщик лошадей, на диво смышленый мальчик. Про него шел слух, будто он один не был ни разу одурачен барсуком, когда ходил через перевал. И в самом деле, Санкити даже ночью в горах ничего не боялся.

Однажды жители деревни стали просить Санкити усмирить барсука. Санкити согласился и попросил три рыбы-иваси. Привязал он их к веревке и пошел к перевалу. Только Санкити поднялся на вершину, как вдруг из кустов выглянул барсук:

– Санкити-са, Санкити-са, не дашь ли ты мне этих иваси?

– А-а, барсук! Что ж, пожалуй, дам. Но ты, говорят, мастер превращаться. Давай будем состязаться. Если победишь меня, получай иваси.

– Как, Санкити, разве ты тоже умеешь превращаться?

– Еще как, велика хитрость! Это для меня плевое дело.

– Ну, раз так, давай состязаться.

– Ладно. Ты, барсук, начинай первым.

Барсук обрадовался. Он решил оборотиться великаном и как следует напугать мальчика. Хлопнул себя по голове – пон! – и стал великаном.

– Что, Санкити, страшно тебе? – спросил барсук.

– Ха, подумаешь! Самый обыкновенный великан. Невидаль какая! Вон на той горе барсуки делают то же самое. А вот превратиться во что-нибудь маленькое – это куда похитрее. Например, можешь ли ты стать блохой, а?

Барсук сразу принял свой прежний образ.

– Блохой? Такой, что ли? – Он поймал у себя на груди блоху и показал мальчику.

– Вот, вот. Трудновато тебе стать такой крохотулей.

– Увидишь. Сейчас превращусь в блоху, – барсук хлопнул себя по голове – пон! – и вдруг пропал из виду.

– Санкити, я тут, я тут. Видишь ли ты меня?

– Не разгляжу что-то. Прыгни мне на ладонь, тогда увижу.

И тут на ладонь Санкити прыгнула маленькая блошка.

Санкити вмиг поймал ее и зажал между ногтями.

Испугался барсук и взмолился дрожащим голоском:

– Спасите, пощадите!

Санкити заставил барсука поклясться, что он не будет больше пугать людей, и отпустил на свободу.

Так рассказывают.

153. Барсук – любитель стихов

В старину под верандой дома Идзумия в городе Комацу[191]191
  Город Комацу находился в старинной провинции Кага (ныне часть преф. Исикава).


[Закрыть] жил барсук. Хозяин этого дома очень любил хокку. В ясные осенние ночи он, бывало, раздвинет сёдзи в комнате для занятий. А комната эта глядела прямо в сад. Читает хозяин громким голосом любимые стихи, попивает вино и любуется светлой луной. А барсук притаится внизу – и слушает, слушает…

Как-то хозяин получил из Эдо от своего друга – поэта Сюка[192]192
  Поэт Сюка (ум. в 1774 г.) был известен в свое время как сочинитель поэтических трехстиший – хокку.


[Закрыть]новое стихотворение:

 
О цветы орхидей!
Как торжественно-величаво
Вы раскрылись в тиши.
 

Хозяин переписал эти строки красивым почерком на длинном листе бумаги и несколько раз прочел вслух, но в это время его пригласили в гости, и, уходя, он забыл второпях листок со стихами на столе. Только хозяин ушел, как барсук пробрался в комнату, схватил листок и побежал в сад. Положив драгоценный листок под сосной, барсук стал глядеть на полную луну. И вдруг, надув свой толстый живот, давай от восторга колотить по нему лапами, как по барабану, так что гул пошел кругом.

На другое утро хватился хозяин, что листок со стихами пропал. Обыскал он и дом и сад – нет нигде, да и только! Вспыхнул он от гнева, как огонь:

– Кто украл листок с моего стола, сознавайтесь!

Все домашние в один голос отвечали:

– Не видели мы никакого листка и знать ничего не знаем!

А у хозяина был проказливый сынок.

– Значит, это ты, и никто другой! – закричал на него отец. – Больше некому. И не смей отпираться, озорник! Сейчас же неси сюда листок, а не то я тебя так проучу, что надолго запомнишь.

И решил тогда мальчик подкараулить вора, чтобы оправдаться перед отцом. Каждый вечер он прятался в засаду возле веранды, но вор все не показывался. Так прошло несколько дней. Вдруг мальчик видит: выбежала из кабинета какая-то черная тень и бросилась в сад. Выглянул мальчик из-за столба. Что за чудо? Да ведь это барсук, и в зубах у него листок. Вот, значит, кто стихи таскает!

А барсук положил листок у подножия сосны и начал что-то бубнить себе под нос, словно трудные знаки разбирает. А потом давай надуваться, да как застучит по своему животу, будто по барабану! И сразу, как по команде, запели, зазвенели, застрекотали в саду все сверчки и цикады – ни дать ни взять целый оркестр заиграл.

Мальчик позвал отца. Пришел отец и видит: барсук-то не первый попавший листок стащил, а тот, что со стихами.

– Значит, и барсук может любить стихи! – воскликнул хозяин. – Кто бы подумал! – И он оставил листок со стихами барсуку – любителю поэзии.

154. Барсуки-музыканты

Давно-давно это случилось в Сёсэйдзи – Храме свидетельства истины, что стоит возле гавани Кисарацу. Тогдашний настоятель был человек великой учености и сверх того очень любил играть на сямисэне. В огромном храме даже днем было сумрачно – музыка помогала коротать вечера.

Однажды глубокой осенней ночью вдруг что-то разбудило настоятеля. Со двора доносился гул множества голосов. «Сейчас будто не время собираться людям», – подивился настоятель, встал с постели и начал потихоньку глядеть в щелку двери. Нет ни души. Только сверкает лунный свет на мокрых от росы травах и цикады без устали стрекочут в густых зарослях. «Значит, почудилось мне. Но все же странно…»

Настоятель решил, что у него в ушах шумело, и снова лег почивать. Но только задремал, как опять зазвучало множество голосов. Он стал прислушиваться, не вставая с постели, а шум все ближе, все громче, словно целая толпа к храму валит. «Удивительное дело!» – подумал настоятель. На его памяти такого еще не бывало. Слушал он, слушал и вдруг понял: это не простой шум, можно различить ритм и мелодию.

Музыка звучит уже у самого окна. «А-а, это деревенская молодежь затеяла ночью веселье. Нет на них угомону!» Настоятель встал и снова поглядел в щелку двери. «Как! Да ведь это барсуки! Барсуки!» – Настоятель так и замер от испуга.

Посреди храмового двора, покрытого росой, собрались большие барсуки и малые барсучата числом не менее сотни. Ходят они длинной вереницей и бьют себя по надутым животам, словно стучат в барабаны. Дуют в камышовые дудки и свистульки из древесных листьев. А иные барсуки под эту музыку даже в пляс пустились.

Настоятель молча глядел во все глаза.

Но вот барсуки хором грянули песню:

 
В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
А мы – барсуки
Дондокодон.
В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
А мы – барсуки
Дондокодон.
 

Спели они эту песню несколько раз и пошли водить хоровод вокруг храма, играя на флейтах и стуча в барабаны – свои надутые животы.

Перепуганный настоятель понемногу пришел в себя: «Ха-ха, а ведь барсуки – отличные музыканты. Песенка у них очень хороша» – и начал тихонько напевать про себя:

 
В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
А мы – барсуки
Дондокодон.
 

Понемногу он увлекся, стал петь все громче и громче и наконец запел в полный голос. Даже в лад песне постукивал по двери и притоптывал ногой. Словом, настоятель, развеселившись, присоединился к музыкантам, но барсуки, ничуть этому не удивляясь, кружились в хороводе и все больше входили в раж.

Настоятель заводил песню:

 
В храме Сёсэйдзи
Пэнпэкопэн.
 

В ответ гремел хор:

 
А мы – барсуки
Дондокодон.
 

Но вот настоятель вышел на веранду, и началось состязание, кто кого перепоет. Но только пропели первые петухи в деревне, как барсуки мигом куда-то исчезли.

На другую ночь снова пришли большие барсуки и малые барсучата. Настоятель поджидал их с радостью. Опять зазвучал оркестр из флейт и барабанов и настоятель вступил в состязание. Барсуки еще больше наддали жару.

То ли у настоятеля было железное терпение, то ли у барсуков крепкая кожа на животах, но песням, казалось, конца не будет.

Однако на четвертую ночь настоятель напрасно, вытянув шею, вглядывался в темноту ночи. Почему-то не явился ни один барсук. «Бывают же чудеса! С таким жаром они соревновались со мной – и вдруг всему конец. Что-то, видно, случилось», – встревожился настоятель.

Едва настало утро, он обошел все окрестности храма. Видит – самый большой барсук, главный заводила в хоре, валяется, бедняга, мертвый. Не выдержала кожа на его живом барабане.

155. Лиса – мастерица брить головы

В старину жила на горном перевале Татими лисица по прозванию Отон-нёро. Она наводила мороку на путников и наголо обривала им головы. Натерпелись от нее лиха жители соседней деревни.

Однажды созвал староста всех сельчан и стал угощать их вином. Зашла за беседой речь и о плутовке Отон-нёро.

– Если б кто-нибудь разделался с ней, – сказал староста, – получил бы богатую награду. Может, кто вызовется?

Двое молодых людей, порядочные хвастуны, охотно откликнулись:

– Мы эту бесстыжую Отон-нёро проучим за ее проделки завтра утром, еще до завтрака, и придем к вам за наградой.

Сельчане подумали, посмеиваясь про себя: «Опасная затея. Лучше бы не брались они за это дело».

Пришли юноши под вечер домой, заткнули за пояс серпы и отправились на перевал Татими. Вдруг видят – идет неспеша старая лисица золотисто-рыжего цвета.

– Вот она! Вот она! – шепнул один.

– Вижу, вижу! Не проведет нас, негодяйка, – отозвался другой.

Стоят они молча и смотрят, что-то будет.

Лисица оборотилась молодой красавицей и взяла на руки маленькую статую Дзидзо[193]193
  См. примеч. 1 к № 16.


[Закрыть], стоявшую у дороги. Нарвала она речной травы, потерла статую, и вдруг Дзидзо превратился в младенца. Привязала она его себе на спину и пошла дальше.

Друзья говорят друг другу:

– Посмотрим, что она дальше будет делать.

Идут следом.

Лисица их не приметила. Скоро остановилась она перед домом. Постучала в дверь, ей открыли. Вошла она в дом. Заглянули юноши в щелку двери. В доме дедушка с бабушкой себя не помнят от радости, ласкают дочь и внучка. Не ведают они, что это оборотни. «Жаль их, – подумали юноши. – Обморочила плутовка лисица старика со старухой. Надо открыть им правду».

Вышла старуха во двор, они и говорят ей:

– Бабушка, ведь это лисица прикинулась твоей дочкой.

Но старуха поверить не захотела.

– Да правда же, бабушка. Не твоя дочь это, а плутовка лиса. Мы своими глазами видели, как она красоткой обернулась.

Но бабушка и слушать не хочет.

Понемногу повысили они голос. Старик вышел из дома поглядеть, что случилось. Юноши говорят ему:

– К вам в дом лисица забралась. Прикинулась, будто ваша дочь.

Но старики так и не поверили им.

– Сумасшедшие вы, вот что, – говорят.

– Так вы нам не верите?! Хорошо же, мы вам докажем. Надо бросить маленького оборотня в котел с кипящей водой. Он сразу примет свой настоящий вид. Ведь это на самом деле не младенец, а каменный Дзидзо.

Так они горячо убеждали, что старик наконец поверил. Взял он ребенка и, как старуха ни останавливала его, бросил в котел с кипящей водой.

Ребенок закричал и заплакал. Время шло, а он так и не превратился в каменного Дзидзо. Юноши смутились. Не знают, что теперь делать.

В страшный гнев пришел старик:

– Злодеи вы, негодяи! За что вы на нас такое зло держали, что погубили нашего милого внучка?! Сейчас же идем в управу, там дадите ответ.

Побелели от страха юноши, задрожали всем телом и стали кланяться до земли:

– Смилуйтесь, простите нас!

Но старик со старухой и слушать их не стали. «Пойдем в управу на суд!» – только и отвечали они.

А в это время мимо проходил настоятель местного храма. Услышал он шум и крик и спросил, что случилось.

– Мое дело спасать людей, – примиряюще заговорил он. – Мертвого младенца уже не оживить. Зачем вам тащить этих молодых глупцов в управу и требовать их казни? Пусть лучше пойдут со мной в храм. Постригутся в монахи и будут всю свою жизнь молиться за упокой. Душе ребенка от этого будет большая польза.

Подумали старик со старухой, что настоятель прав, и простили виновных.

А настоятель повел их в храм.

– Сейчас постригу вас в монахи, – сказал он и наголо обрил им головы.

Стали юноши бить в деревянные гонги и громко молиться за упокой души погибшего младенца.

Вдруг слышат – кто-то окликнул их по имени. Тут они как от сна очнулись. Смотрят, все исчезло: храм и настоятель, старик и старуха. Сидят юноши посреди луговой травы. В смятении погладили они себя по голове: ни одного волоса, все обриты наголо.

А в руках они вместо гонгов держат бамбучины, испачканные лошадиным пометом.

Обманула их лиса Отон-нёро, обрила им головы.

156. Лис – весовая гиря

В старину, далекую старину жил в деревушке среди гор торговец корой бумажного дерева кодзо[194]194
  Кора бумажного дерева идет на выделку так называемой японской бумаги.


[Закрыть]. Покупал он ее у крестьян, да и сбывал в оптовую лавку с малой прибылью. Хороший он был и добрый человек, все его любили. Но жилось ему трудно, уж очень семья большая: сам с женой и пятеро детей. Во всем нехватка.

Однажды утром стала жена корить мужа. Холода наступают, надо детям теплую одежду купить, а муж домой гроши приносит.

Муж бросил в досаде одно лишь слово:

– Уразумел! – и опрометью из дома. Но как помочь делу, он, по правде сказать, не знал. Снова пошел бродить по округе в поисках товара. К вечеру так устал, что еле ноги волочил. Вот наконец последний перевал перед родной деревней. Осеннее солнце заходит рано. «Какая темь! Дай отдохну немного».

На вершине горы в тени двух сосен стояло святилище божества, чтимого в тех местах. Скинул торговец кодзо тяжелую ношу с плеч, присел отдохнуть и вынул из-за пазухи хурму.

– Пресветлый бог мёдзин-сама[195]195
  Мёдзин-сама – пресветлый бог, обращение к синтоистскому божеству, в данном случае, видимо, к богу Инари (см. примеч. 3 к № 49).


[Закрыть], сижу я, отдыхаю перед твоим храмом, позволь мне поднести тебе этот плод. Но, боюсь, он несладкий, уж прости мне. Если подзаработаю малость, поднесу тебе что-нибудь получше.

Положил одну хурму перед святилищем, а сам начал жевать другую:

– Мм, рот свело. А тебе, пресветлый бог, какая попалась, сладкая ли?

Вдруг раздался голос:

– Сладкая.

Стал торговец кодзо испуганно озираться – никого нет.

А голос снова:

– Сладкая, сладкая.

– Кто это?

В страхе торговец собрался было бежать.

– Не убегай, не убегай! Стой! – загремел голос.

Торговец кодзо так и прирос к месту, колени подкосились.

– Послушай, – на этот раз ласково и мягко заговорил голос из святилища. – Я – божество этих мест. Но люди сейчас оскудели в вере, ничего мне не подносят. С самого лета горло пересохло. Твоя хурма сладкая, сочная, спасибо тебе. Ты обещал мне принести что-нибудь получше, как раздобудешь деньжат. Правда ли это?

Немного пришел в себя торговец кодзо и смущенно ответил богу:

– Чистая правда, не обману. Только теперь плохие у меня заработки, не на что делать приношения.

– Вот в чем дело. Так я помогу тебе нажить деньги. Сделаем вот что. Ты ведь продаешь свой товар в оптовую лавку. Один лис из моей родни будет подвешиваться, как гирька, к весам невидимо для человеческих глаз. Семь канов коры бумажного дерева будут тогда весить девять, а то и все десять канов. Вместо трех-четырех монов ты заработаешь тридцать-сорок. Ведь чистая прибыль. Ну как, согласен?

Радостно внимал торговец голосу бога и обещал в благодарность не скупиться на приношения, а лису – весовой гирьке давать в день по три сладких бобовых колобка.

С тех пор торговец кодзо стал зарабатывать больше своих товарищей по ремеслу и дела его пошли в гору.

Но вот однажды он в вечерних сумерках пошел, как обычно, к святилищу с дарами.

Вдруг бог окликнул его и говорит:

– Ты теперь зажил хорошо. А у нас назначено сборище богов. Я должен отлучиться и больше не смогу тебе помогать. А если ты один без меня будешь водить дружбу с лисом, то может выйти для тебя большая докука.

Но торговцу и дальше хотелось наживать лишние деньги, чтобы выйти в богачи, и он с жаром стал умолять бога оставить ему лиса – весовую гирьку в помощники.

– Что ж, хорошо. Но этот лис уже вошел в пору, когда надо жениться. Будешь ли ты и его жену кормить колобками?

– А почему нет? Одна или две лисицы – какая разница.

На том и порешили. Много времени не прошло, торговец кодзо сделался настоящим богачом.

Однажды стоял снежный вечер. Торговец проходил мимо горного храма, как вдруг перед ним внезапно появился белый лис.

– Я и есть родственник здешнего бога, – сказал он удивленному человеку. – Родилось у меня девять лисят. Отныне прошу приносить мне тридцать три колобка.

– Легкое ли дело! Моя жена и так стала подозревать меня. До сих пор она все же давала мне с собой прорву еды, но тридцать три колобка! Это уж слишком. Трудно мне будет, очень трудно.

– Трудно? Вот о чем заговорил. Ведь с самого начала мог понять: раз я женился, значит, у меня народятся детки. Яснее ясного. Неужели же ты позволишь, чтобы мои дети, мои лисята голодали? – разразился лис упреками.

Что будешь делать? Торговец кодзо с неохотой согласился. А хитрый лис давай его подзадоривать:

– Так ты согласен? Вот и хорошо, я как раз задумал, чтобы ты открыл оптовую лавку.

– Неужели это возможно?

– Еще и как! А ты взамен обещай мне заботиться о моих детях и внучатах.

– Ладно, обещаю.

Торговец вновь заключил договор с лисом. И вот стал он богатым купцом, владельцем оптовой лавки. Каждый день посылал он белому лису тридцать три бобовых колобка, а жене налгал, что это подношение богу.

Так прошло полгода. Однажды вечером вышел торговец на веранду. Вдруг в саду, залитом лунным светом, показался белый лис.

– Какое дело привело тебя сюда? – спросил кодзокаи.

– Ты ведь теперь важный купец, сам к нам на гору не жалуешь, – недовольно проворчал лис.

– Но я помню долг благодарности и всегда посылаю колобки по счету. Жена каждый день их готовит, – ответил торговец.

– Хм, оно так, но колобков уже не хватает. Детки-то мои переженились. Вот и считай девять на девять, стало быть, восемьдесят один. Это внучата. Теперь дети с мужьями и женами. Девять на два – восемнадцать. Да нас с женой двое. А всех сто один: большая у меня семья. Умножь на три, и выйдет триста три колобка. Пересчитай, все точно.

Вот что потребовал белый лис в тот вечер, но добавил: через год внуки переженятся, надо будет позаботиться и об их потомстве. У торговца голова кругом пошла.

– Ой, хватит, – закричал он, – большего не требуй, молю тебя, довольно!

– Как это не требуй! Позабыл, что ли, наш уговор? Моими стараниями ты в богатые купцы вышел. А теперь хочешь меня надуть. Я-то семью завел, понадеялся на тебя, а ты!.. – все громче кричал лис. – От меня так просто не отвяжешься. Не на такого напал. Я, белый лис, от своего не отступлюсь! – и, сердито вертя хвостом, лис пустился бежать вверх на гору.

Торговец был робкого нрава. Он испугался угроз белого лиса и заболел от страха. Наконец, измучившись от тревожных мыслей, он все открыл жене.

– Плохо дело, муженек! В деревне говорят: не вступай в сговор с лисицей. Ведь, чтобы прокормить лисью семейку, никаких денег не хватит. Беда, да и только! Но, говорят люди, если загодя, раньше, чем лисье семейство снова приумножится, выплатить вперед по новому счету, то лисица отстанет. Муженек, сколько сейчас лисьих поколений?

– Три поколения.

– Так вот что… – Жена задумалась. – Надо изготовить тысячу сто шестьдесят колобков и отослать их сейчас, пока не народились у белого лиса правнуки. Я изготовлю. Но с этих пор положись на меня и во всем меня слушайся.

– На тебя вся надежда. Но только скорей изготовь колобки, – начал просить жену торговец кодзо.

– Слушай же, надо нам отныне жить по-прежнему. Берись-ка снова за работу. Большое богатство – не наш удел. Надо трудиться, как нам от роду положено. Всякий знай свое место и делай свое дело, вот что главное.

– Ты права, права, верно.

И стали они с женой жить, как прежде, небогато, зато со спокойной душой.