Текст книги "Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц)

Уездные воеводы были под контролем воеводы провинциального, но и последний не избегал наказаний, если уездный воевода не выполнял должного в срок. Так, провинциальный воевода Квашнин-Самарин подвергся в 1754 году штрафу за неправильный сбор таможенных, кабацких и канцелярских пошлин воеводой в Алексине^{449}.

Такой пристальный надзор за деятельностью воевод со стороны центральных органов серьезно ограничивал полноту власти как провинциального, так и уездных управителей, вынуждая их ответственнее относиться к исполнению законов. Полномочия воевод во вверенном им регионе ограничивались также и снизу, в силу фактических пределов их власти на местах, в первую очередь в отношениях с городским населением провинции. По действовавшему законодательству городское население подлежало сословному суду в ратушах и магистратах и только разбирательство уголовных преступлений горожан входило в юрисдикцию воевод^{450}. В Тульской провинции власть провинциального воеводы была ограничена значительно больше: половина жителей центрального города была вообще выведена из его подчинения. По указу Сената 1741 года тульские оружейники относились к ведомству Оружейной канцелярии, подчиненной напрямую Военной коллегии, а с 1749 года они изымались из подчинения воеводе и по полицейским и уголовным делам^{451}. В случае возникавших конфликтов в городе или противоречий между оружейниками и городскими или провинциальными властями в разбирательство немедленно включалась Военная коллегия и вслед за ней Сенат. В таких условиях отсутствие следственных дел над воеводами Тульского края может положительно свидетельствовать в пользу их «беспорочной службы», что подтверждалось и соответствующими отметками в их «сказках». О человеческой порядочности воевод мы можем судить лишь косвенно, так как всегда остается вероятность того, что тульские воеводы были ловкими управленцами, умело использовавшими неформальные связи в Москве и выходившими сухими из воды. Но об их способности управлять регионом мы можем хотя бы частично судить по их служебным «историям» и обстоятельствам их жизни.

Провинциальный воевода О.Т. Квашнин-Самарин (родился в 1699 году[94]94
  Даты рождения здесь и далее высчитаны по указанию возраста чиновниками в их послужных «сказках» за 1754–1756 годы (РГАДА. Ф. 286. Оп. 1. Кн. 419).


[Закрыть]) принадлежал к старинному дворянскому роду. Среди его родственников были занимавшие в 1750-х годах высокие должности член Вотчинной комиссии Федор Петрович Квашнин-Самарин и член Юстиц-коллегии Петр Тимофеевич Квашнин-Самарин; последний, судя по всему, был братом тульского воеводы. Осип Тимофеевич, однако, блестящей карьеры не сделал. Полученное им неплохое образование позволило ему начать службу еще при Петре I в Инженерном корпусе (в 1713 году), во время которой он продемонстрировал заметные профессиональные качества инженера: был командирован в разные города для «починки и строения крепостей, снятия планов и сочинения проектов», состоял при Главной канцелярии артиллерии и фортификации в должности инженерпоручика. С началом Русско-турецкой войны (1735–1739) Квашнин-Самарин был отправлен в полк капитаном, где участвовал «во многих походах и партиях», из-за чего по окончании военных действий получил отставку по болезни, с награждением коллежским асессором. Однако отдохнуть от ратных подвигов Квашнину-Самарину не пришлось, так как он сразу же был отправлен на Выгу возглавлять следственную комиссию об олонецких раскольниках, а затем назначен уездным воеводой в Архангельскую губернию. Там он прослужил три года, с 1741-го по 1743-й. В 1747 году его брат стал членом Юстиц-коллегии, и, вероятно, благодаря этому 48-летний Осип Квашнин-Самарин был переведен воеводой в Тулу. Правда, награждения следующим рангом он не получил, как не получил и жалованья, но последнее обстоятельство сглаживалось тем, что он владел 300 душами в Новгородском уезде. Должность тульского провинциального воеводы Квашнин-Самарин исполнял почти 12 лет, выслужив ранг надворного советника^{452}.

Уездным воеводой в Кашире был с 1742 года Яков Иванович Лопухин (родился в 1704 году), принадлежавший к старинному и знаменитому роду первой жены Петра I Евдокии Лопухиной. В детстве Якова Ивановича его семья находилась при дворе, отец и старший брат, Степан Иванович, были личными стольниками у молодого Петра, еще один брат – дворцовым комиссаром. В 1719 году вся семья попала в опалу, так как многие ее члены проходили по делу царевича Алексея. Авраама Федоровича Лопухина, младшего брата царицы Евдокии, колесовали, брат будущего каширского воеводы Степан Иванович был сослан на вечное житье в Кольский острог. Яков Иванович начал службу только после смерти Петра, в марте 1725 года, в Петербургском драгунском полку драгуном, затем ротным писарем (что говорит о полученном им хотя бы некотором образовании). В 1733 году он был произведен в том же полку в прапорщики, на следующий год в поручики. Но в 1736 году, раненный в крымских степях в походе армии против Турции, Лопухин попал в плен, был увезен в Турцию, где через два года был выкуплен греком. Еще год заняло путешествие этого грека вместе с Лопухиным через Голландию в Россию. Попав в Санкт-Петербург в 1739 году, Лопухин явился в Сенат и был направлен в Военную коллегию, которая отставила его от военной службы «за ранами и за глухотою». О нем было представлено в кабинет Анны Иоанновны, и пострадавший поручик (XII ранг) был пожалован сразу в коллежские асессоры (VIII). Вероятно, родство с царицей Евдокией сыграло тут положительную роль. Лопухин был отправлен во Владимир товарищем воеводы. В 1742 году, при Елизавете, он был назначен уездным воеводой в Каширу. Награждения рангом при новом назначении 38-летнему коллежскому асессору не последовало, жалованья ему также не положили. Несмотря на очевидные трудности материального порядка – Лопухин в 1755 году владел лишь 88 душами во Владимирском, Переславль-Залесском и Каширском уездах, – наличие имения в уезде, где он воеводствовал, несомненно облегчало его ситуацию. «Лопухинское дело» 1743 года, по которому главным участником проходил Степан Васильевич Лопухин, двоюродный брат царицы Евдокии, приговоренный к казни колесованием, но по «монаршей милости» сосланный с женой и детьми в Сибирь, вероятно, задержало карьеру каширского воеводы, который пробыл на этом посту по крайней мере 14 лет. С 1760 года он, однако, уже служил в Московской конторе Главной дворцовой канцелярии в ранге надворного советника (VII)^{453}.

Семен Евстигнеевич Мусин-Пушкин (родился в 1701 году), воевода Белева, самого крупного после Тулы города провинции, также принадлежал к старинному и знатному роду, сильно возвысившемуся при Петре. Среди его представителей были губернатор Москвы и сенатор Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, возведенный Петром в графское достоинство; его сын сенатор Платон Иванович и президент Берг-коллегии Апполос Епафродитович. Платон Мусин-Пушкин был замешан в деле Волынского в 1740 году, в результате чего был приговорен к ссылке в Сибирь. Трудно сказать, насколько близким было родство белевского воеводы с вышеперечисленными вельможами, но, вероятно, оно не было сильно отдаленным, так как Семен Евстигнеевич получил при Петре образование в Морской академии, где обучался 10 лет (с 1716 года), потом был переведен солдатом в лейб-гвардии Преображенский полк, выпущен в армию капитаном, а в 1740 году получил отставку от военной службы «на свою экономию» с награждением рангом секунд-майора. В 1743 году, возможно в связи с возвращением Елизаветой «пострадавших в прежнее царствование», он был вызван именным указом императрицы в Правительствующий сенат и определен уездным воеводой в Старую Руссу Новгородской провинции, где пробыл шесть лет. После этого он «находился под счетом» в Ревизион-комиссии, откуда был «выслан» в Санкт-Петербург на год, не сумев, вероятно, вовремя отчитаться за время воеводства. Назначение воеводой в Белев он получил до истечения года «ссылки» в Петербург, в августе 1752 года. Определение было сделано, однако, без награждения новым рангом и без жалованья. Собственные доходы Мусина-Пушкина от имения в 130 душ во Владимирском и Новгородском уездах были невелики^{454}.

По делу Волынского также проходил и был казнен вместе с ним советник Конюшенной конторы Андрей Федорович Хрущов. Его дальним родственником был назначенный в 1747 году воеводой в Алексин Фома Федосеевич Хрущов (1709–1766). Хрущовы также принадлежали к старинному дворянскому роду, в числе общих предков Андрея и Фомы были стольники и воеводы, получившие богатые вотчины в Тульском, Веневском и Каширском уездах. Фома Федосеевич начал службу в 1722 году солдатом в пехотном полку, дослужился до квартирмейстера и в 1740 году был отставлен, без награждения рангом. При Елизавете, в 1744 году Фома Хрущов был вновь призван на службу, пожалован капитаном, определен к статским делам и в 1747 году назначен в Алексин воеводой, в ранге все того же капитана и опять без жалованья. Там он задержался на 12 лет и выслужил себе повышение – ранг коллежского асессора. Его имение было более значительным: в 1755 году он имел 237 душ мужского пода в Каширском, Епифанском, Крапивенском и Елецком уездах^{455}.

Воеводой старинного города Дедилова был назначен в 1751 году Алексей Иванович Макаров (родился в 1720 году). Среди деятелей, пострадавших при Анне Иоанновне, мы видим «секретного кабинет-секретаря» Петра I и, с 1727 года, президента Камерколлегии Алексея Васильевича Макарова (1674–1740), ложно обвиненного во взяточничестве и утайке секретных бумаг. Хотя следствию не удалось доказать его вины, бывший доверенный Петра провел вместе с женой и детьми несколько лет в тюрьме и затем остаток своих дней под домашним арестом. Его дальний родственник Алексей Макаров получил образование в кадетском корпусе, но из-за болезни по окончании курса был отставлен в 1737 году сержантом, в 1743 году награжден прапорщиком и определен к статским делам – с 1746 году в Калугу воеводским товарищем, ас 1751 года в Дедилов воеводой, с тем же рангом прапорщика и без жалованья, имея всего лишь 153 души мужского пола. Там он прослужил до 1757 года^{456}.

Из древнего дворянского рода происходил и назначенный в 1749 году воеводой в Ефремов Василий Кондратьевич Хитрово (родился в 1719 году). Хотя семья не принадлежала к древней знати, а ее члены возвысились до боярских чинов лишь при Алексее Михайловиче, при Елизавете Петровне несколько представителей рода Хитрово занимали высокие посты: Яков Лукич в 1748 году стал генерал-майором и получил повеление присутствовать в сенаторской конторе, в 1753 году был назначен президентом Вотчинной коллегии; Петр Никитич служил при дворе в чине обер-егермейстера, Василий Андреевич – в чине действительного камергера. Семья имела связи в самых высоких кругах административной системы, что предопределило и серьезные проблемы для некоторых ее членов. Анна Федоровна Хитрово вышла в 1710 году замуж за Павла Ивановича Ягужинского, принеся ему в приданое имения, которые сделали его одним из богатейших людей своего времени. Ставший в 1722 году генерал-прокурором Ягужинский развелся с женой, чтобы жениться на дочери канцлера Гавриила Ивановича Головкина. Анна была сослана в монастырь, где вскоре и умерла. Между Хитрово и Ягужинским начался многолетний процесс по поводу обширных тульских имений. Семья, однако, сумела сохранить и преумножить богатство: в 1762 году Хитрово владели более чем 4000 душ мужского пола только в Центрально-Черноземном регионе. Начавший службу солдатом в лейб-гвардии Семеновском полку в 1736 году, будущий ефремовский воевода Василий Кондратьевич Хитрово обладал небольшим, но вполне «достаточным» имением в 273 души мужского пола в Калужском, Ярославском, Суздальском и Вологодском уездах. В 1741 году он получил отставку, а в 1744 году был награжден прапорщиком и определен в Белгородскую губернию в город Мирополье воеводой. В 1749 году 30-летний прапорщик был назначен, правда без нового ранга и без жалованья, воеводой в Ефремов, где он прослужил по крайней мере до 1755 года. Его карьера дальше не развивалась, он был отставлен все тем же прапорщиком^{457}. Возможно, арест и высылка в имение Ф.А. Хитрово в 1763 году наложили тень и на ефремовского воеводу.

В Епифани с 1750 по 1759 год воеводой служил прапорщик Иван Саввич Чоглоков (родился в 1710 году). Мы не знаем, был ли он в родстве с камергером Николаем Наумовичем Чоглоковым и его женой, известной обер-гофмейстериной Марией Симоновной Чоглоковой, урожденной Гендриковой, двоюродной сестрой Елизаветы Петровны. Супруги Чоглоковы пользовались большой властью при дворе. Мария Чоглокова была приставлена императрицей к молодой Екатерине в первые годы ее замужества для наставничества и слежки. После смерти мужа в 1754 году, не сумев оправдать ожиданий императрицы, она была отстранена от должности и вскоре умерла. Будущий епифанский воевода Иван Чоглоков, начав службу в лейб-гвардии Преображенском полку в 1726 году, получил отставку в 1740-м с рангом лейб-гвардии капрала, в 1743 году, находясь по-прежнему в отставке, был пожалован прапорщиком, а в 1745 году направлен в Новую Ладогу воеводой, откуда в 1749 году был переведен в Епифань и вступил в должность воеводы 21 января 1750 года. В 1755 году за ним числилось 73 души в Новгородском, Ярославском и Алексинском уездах^{458}.

Воевода города Венева Дмитрий Кириллович Данилов (родился в 1696 году) также принадлежал к старинному боярскому роду, записанному позже в VI часть дворянских родословных книг Тульской и Орловской губерний. К середине XVIII века Даниловы входили в состав верхушки крупновотчинных провинциальных родов Центрального Черноземья^{459}. Дмитрий Кириллович начал службу в 1727 году и до 1747 года, когда был отставлен «за болезнями» к статским делам, прошел путь от солдата до прапорщика, получив при отставке ранг титулярного советника. В 1748 году он был отправлен в Епифань для окончания переписи мужского населения по II ревизии, после чего был назначен воеводой в Венев, где прослужил более десяти лет. За ним числилось 117 душ в Тульском и Крапивенском уездах^{460}.

Новосильским воеводой дважды, в 1738–1741 и с 1744 по крайней мере до 1755 года, был Михаил Степанович Адоевцов (родился в 1688 году). Не имея знатных родственников, он начал службу в 1713 году в армейских полках солдатом, дослужился до поручика, в 1738 году был отставлен к статским делам без награждения рангом и назначен воеводой в Новосиль, где прослужил три года, потом после трехлетнего перерыва был произведен в коллежские асессоры и вновь отправлен воеводствовать в Новосиль, без жалованья. Крестьян за ним было 100 душ в Алексинском уезде^{461}.

Крапивенским воеводой в 1743 году был назначен Андрей Яковлевич Игнатьев (родился в 1698 году), начавший службу в лейб-гвардии Преображенском полку в 1714 году, переведенный в 1725 году в Копорский пехотный полк поручиком, где вскоре стал капитаном, после чего был отставлен к статским делам и назначен в 1738 году воеводой в Епифань. В Епифани Игнатьев прослужил три года, был награжден рангом коллежского асессора и затем переведен в город Крапивну, за службу в котором он получил в 1752 году следующий ранг надворного советника. У него имелось 120 душ в Тверском уезде^{462}.

Ю.В. Готье, проанализировавший корпус воевод в России за 1720–1760-е годы, отметил, что должности городских или уездных воевод создавались для среднего провинциального дворянства и именно представители этого слоя дворянства обычно занимали их в провинции, хотя назначения людей недворянского происхождения на воеводские должности также случались. В Тульской провинции середины XVIII века мы видим иную картину – не просто все 100 процентов воевод принадлежали к потомственному дворянству, но большинство из них (восемь человек из десяти) вели свое происхождение от древних и знатных родов, члены которых входили в ближайшее окружение царской семьи или занимали высокие посты в центральных органах власти. Хотя городовые или уездные воеводы Тульского края и принадлежали к боковым ветвям знатных родов, наличие родственников, пусть дальних, на высших должностях в государстве способствовало, очевидно, их направлению в центральные уезды страны, с преобладавшим дворянским землевладением[95]95
  Если в отдаленные провинции России губернаторы, по мнению Дж. Ле Донна, назначались как в ссылку, на должности провинциальных и уездных воевод в Сибирь нередко назначались реально сосланные по суду дворяне, а также пленные из иностранцев; недворяне составляли около 50 процентов воевод в Сибири. См.: Акишин М.О. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII в. С. 195–196.


[Закрыть]. Второй особенностью, привлекающей внимание, является наличие среди руководителей уездного уровня представителей «опальных», но «прощенных» в начале царствования Елизаветы аристократических семейств. Четверо из девяти уездных воевод принадлежали именно к таким родам. Назначение на должности уездных воевод членов «опальных» родов (Лопухин, Мусин-Пушкин, Хрущов, Макаров) демонстрировало либеральную политику императрицы, провозглашавшую, что родственники не несут ответственности за неправедные деяния членов их семей[96]96
  Данная политика ярко проявилась в назначении Василия Авраамовича Лопухина (1711–1757), сына казненного брата царицы Евдокии и двоюродного племянника проходившего по «Лопухинскому делу» Степана Лопухина, генерал-аншефом и награждении его посмертно орденами Св. Александра Невского и Св. Анны.


[Закрыть], и для назначаемых людей означало царскую милость и заботу, – хотя оно и происходило без повышения ранга и без жалованья, но все-таки включало представителя опального семейства в систему власти. С другой стороны, назначения были незначительными, в уезды, но уезды не отдаленные, а в соседней с Москвой провинции, что позволяло держать этих людей на виду, под контролем[97]97
  Вероятность возможной нелояльности и оправданность недоверия к членам опальных семей подтверждались примерами семей Лопухиных, Хрущевых, Чоглоковых, где дети и племянники опальных вельмож вновь участвовали в заговорах начала 1760-х годов (так же как и дальний родственник ефремовского воеводы Ф.А. Хитрово).


[Закрыть]. Одновременное нахождение на подобных должностях в соседних уездах представителей провинциальных дворянских семейств (Игнатьев, Адоевцов) уравнивало тех и других. Более того, в случаях с представителями как аристократических родов, так и провинциальных дворян прослеживалась тенденция назначения на должность людей с более низкими предыдущими рангами, что должно было восприниматься ими как награда. Сохранение же не соответствующих должности более низких рангов позволяло центральным властям стимулировать стремление воевод выслужить положенный им по должности ранг, что в некоторых случаях и происходило.

Готье также подсчитал, что большинство воевод в 1740–1760-е годы получали назначения на должность в возрасте от 50 до 70 лет, причем большинство из них были определены в статскую службу «за болезнями и старостью»^{463}. В этом отношении мы также видим существенное отличие данных «команды» тульских воевод от средних показателей корпуса администраторов в провинции: подавляющее большинство тульских воевод было назначено в уезды в возрасте самом продуктивном – около 40 лет, а двое из них, Хитрово и Макаров, стали воеводами в Тульской провинции в 30 и 31 год, причем Хитрово свое первое назначение уездным воеводой получил в 25 лет. Лишь двое воевод, Данилов и Адоевцов, стали воеводами в 50 лет (Адоевцов получил назначение в Новосиль в 56 лет). Назначения на самые ответственные должности в наиболее развитые города провинции – Квашнина-Самарина провинциальным воеводой в Тулу в 48 лет и Мусина-Пушкина в Белев в 51 год – были для них уже вторыми сроками воеводства (первые назначения оба получили в 42 года). Относительно молодой возраст определил и иные, чем непригодное для военной службы состояние здоровья, причины отставки и перевода к статским делам будущих тульских воевод: лишь четверо из десяти воевод показали в своих «сказках», что получили отставку «за болезнями», причем двое из них были совсем еще молодыми людьми – Макаров семнадцати лет, сразу по окончании кадетского корпуса, Лопухин – тридцати пяти, после ранений и плена. Главной причиной отставки от военной службы для большинства тульских воевод было массовое увольнение дворян из армии по окончании Русско-турецкой войны. Большинство из них было призвано на службу новой властью при Елизавете, через три-четыре года после увольнения, и назначено на руководящие должности. До назначения в Тульскую провинцию почти все воеводы (восемь человек из десяти) имели управленческий опыт в роли воевод (шестеро из десяти) или товарищей воеводы. Опыт управления был не единственным источником знаний для местных управителей – двое из них получили формальное образование в Морской академии и кадетском корпусе, двое других также получили, очевидно, образование, позволившее одному из них заниматься инженерными работами, а второму стать ротным писарем. Четверо прошли через лейб-гвардейские полки, специально предназначенные Петром для обучения дворян и подготовки их к офицерской службе. Высокое доверие властей к образованности и профессионализму гвардейцев доказывалось их постоянной посылкой к следственным комиссиям по разбору правонарушений губернаторов и воевод в провинции. Таким образом, на должностях воевод в Тульской провинции мы видим относительно молодых и здоровых людей, в большинстве своем принадлежавших к аристократическим семьям и обладавших образованием и предыдущим опытом управленческой работы.

Назначения воевод Тульской провинции на должности в определенные уезды кажутся также не лишенными некоторой логики. Так, определение провинциальным воеводой в Тулу именно О.Т. Квашнина-Самарина могло иметь для правительства стратегический смысл: не обладая реальной властью над расположенным в городе оружейным заводом и над казенными оружейниками, он как опытный инженер мог лучше понимать нужды производства, следить за исправным исполнением казенных заказов и пользоваться большим, чем другой статский воевода, авторитетом среди оружейников и их сословных властей. В 1753 году при возникновении в городе конфликта между оружейниками и купцами – последние были недовольны незаконным размножением лавок кузнецов, от которого происходило, по их словам, «тульскому купечеству в торгах помешательство и разорение» – тульский магистрат решился исполнить полученные ранее указы Сената о сломе лавок оружейников только после консультации с провинциальным воеводой и действуя вместе с ним. Вмешавшаяся в дело Оружейная канцелярия донесла о случившемся в Военную коллегию, последняя рапортовала в Сенат, который предписал «для целости всей империи дела» и своевременности выполнения оружейниками казенных заказов их лавки в городе сломать, но разрешить иметь в Оружейной слободе, поручив надзор за этим Квашнину-Самарину^{464}. В Каширском уезде, самом близком к Москве, где наблюдалась самая высокая в крае концентрация дворянского землевладения (95 процентов) при наибольшем количестве дворянских владельцев, причем наиболее знатного происхождения (в 1781 году в уезде насчитывалось 367 дворянских фамилий, среди которых были 21 княжеская и одна графская^{465}), именно Я.И. Лопухин как представитель древнего и знатного рода мог пользоваться авторитетом среди уездного дворянства. То, что он сам был помещиком этого же уезда, также должно было способствовать более тесным связям Лопухина с местным дворянством, чем в ситуациях, когда воевода был «чужим». В других уездах высокого дворянского землевладения (от 80 до 94 процентов) – Алексинском, Белевском, Епифанском – тоже воеводствовали представители знатных родов: Хрущевых, Мусиных-Пушкиных, Чоглоковых.

Для осуществления единоначалия и строгой иерархии власти на местах при введении воеводских должностей было решено присваивать провинциальным воеводам ранг полковника (VI), а уездным воеводам – майора (VIII)^{466}. «Сказки» чиновников Тульской провинциальной канцелярии 1754–1756 годов показывают, что на практике это положение не осуществлялось. Возглавлявший провинцию воевода Квашнин-Самарин, выслужив на военной службе ранг капитана (IX), при переходе на гражданскую службу получил ранг коллежского асессора (VIII), который не изменился у него при переводе на должность провинциального воеводы и совсем не соответствовал полковничьему рангу. Из 9 тульских уездных воевод лишь трое имели ранг, соответствовавший по Табели о рангах их должности. Однако даже у них ранги не соответствовали положенному майорскому рангу по званию и были выслужены ими на предыдущей службе: белевский воевода Мусин-Пушкин был отставлен с военной службы в ранге секунд-майора и, хотя писал в «сказке», что был назначен в Белев «с награждением воеводою», свой ранг продолжал показывать как секунд-майорский; крапивенский воевода Игнатьев был награжден рангом коллежского асессора при вступлении в должность воеводы в Епифани в 1738 году, при переводе в Крапивну спустя пять лет его ранг не изменился; новосильский воевода Адоевцов дослужился в военной службе лишь до ранга поручика (XII), был отставлен от нее, назначен воеводой в Новосиль без награждения рангом и только спустя несколько лет получил повышение до коллежского асессора (VIII), что хоть и соответствовало классу его должности по Табели о рангах, но было гораздо менее престижным рангом, чем майорский. Остальные воеводы не имели и этого, обладая более низкими рангами, с IX (капитан) по XIV (прапорщик, этот ранг имели трое уездных воевод).

Соответствие рангов и воеводских должностей заслуживает внимания еще с одной точки зрения. Хотя правительство неоднократно на протяжении XVIII века делало попытки ограничить использование военных рангов штатскими чиновниками, политика в этом отношении была непоследовательной, что подтверждается и определением военных рангов полковника и майора для воевод – чиновников на гражданской службе. Указ 1735 года специально оговаривал, что военных генеральского, штаб– и оберофицерского рангов при отставке к гражданским делам следует награждать, если «достойны будут», не военными, а исключительно штатскими рангами. Только тех военных, кто не был годен ни к какой другой службе и получал окончательную отставку, разрешалось награждать военными рангами. Это положение подтверждалось указами 1765 года и даже 1790 года^{467}. На практике сохранение или получение военного или гражданского ранга при переходе на гражданскую службу не имело никакой логики и производит впечатление дела исключительно произвольного. Из десяти тульских воевод лишь четверо имели гражданский ранг, остальные сохраняли военный. Предположение, что гражданский ранг получали дворяне, выпущенные предварительно в окончательную отставку со службы военной, а военный сохраняли те, кто был непосредственно переведен с военной службы на гражданскую, не находит подтверждения при рассмотрении послужных списков тульских воевод. Как уже указывалось, провинциальный воевода Квашнин-Самарин, дослужившись до капитана в армии, был отставлен в 1739 году от военной службы, награжден коллежским асессором и определен к следствию об олонецких раскольниках; с назначением через два года на должность городового воеводы Архангельской губернии, а затем в 1747 году провинциальным воеводой в Тулу повышения в ранге он не получил. В то же время алексинский уездный воевода Фома Хрущов, прослужив 18 лет в пехоте, вышел в отставку в 1740 году, но спустя четыре года был определен к статским делам и награжден капитаном; спустя семь лет он получил назначение в Алексин «воеводою рангом капитана». Дедиловский воевода Алексей Макаров, отставленный за болезнью после кадетского корпуса сержантом, был определен позже к статским делам прапорщиком (XIV), сохранив этот ранг при назначении уездным воеводой в 1751 году.

Указ о сменяемости воевод каждые два-три года также не исполнялся: на своих должностях тульские воеводы задерживались подолгу, по 12–13 лет, а крапивенский воевода Игнатьев был на этой должности не менее 19 лет. За долговременную службу, однако, воеводы не часто получали награждение новыми рангами: мы имеем сведения лишь о троих воеводах, Квашнине-Самарине, Лопухине и Игнатьеве, выслуживших ранг надворного советника (VII); Хрущов получил ранг коллежского асессора, прочие же оставались к 1755 году с теми же низкими рангами, в которых начинали воеводскую службу. Как видим, разнообразие в рангах воевод совсем не соответствовало положению законодательства и в этом отношении никак нельзя говорить об эффективности действия Табели о рангах спустя более 30 лет после ее введения.

В Тульской провинциальной канцелярии в распоряжении воеводы в 1750-е годы состоял штат «табельных» чиновников из девяти человек: воеводского товарища, четырех офицеров «при подушном сборе», полицейского, чиновника с особым поручением «для смотрения и розведования корчемств и неуказной продажи вина», смотрителя «магазина для провианта» и секретаря, ведавшего всей бумажной работой канцелярии и имевшего в подчинении нескольких канцелярских служителей без чина. Воеводам уездным не полагалось помощников в лице воеводских товарищей: при исполнении своих разнообразных обязанностей они могли рассчитывать лишь на помощь офицера при подушном сборе и канцеляристов. У троих уездных воевод, однако, не было даже офицера для сбора налогов (в Веневе, Дедилове и Ефремове). Только в одной уездной канцелярии (в Епифани) числился коллежский регистратор.

25 из 27 чиновников местных канцелярий Тульской провинции, включая воевод, прошли через военную службу, что было характерно для российского бюрократического аппарата середины XVIII века в целом. Среди них мы не видим титулованного дворянства и чиновников первых пяти классов по Табели о рангах, за исключением одного князя в должности полицейского, с рангом, правда, лишь гвардии подпоручика (X). Представителей дворянства «второго разряда» (по классификации С.М. Троицкого^{468}), то есть чиновников VI–VIII рангов, к которым должны были принадлежать и воеводы, мы насчитываем семь человек (26 процентов), причем из десяти воевод к ним относились только четверо. Остальные 19 чиновников, как военные, так и гражданские, имели ранги от IX до XIV. Собственно «гражданские» должности по административному управлению провинцией (вне зависимости от их рангов, военных в том числе) занимали 13 человек – 10 воевод, 1 воеводский товарищ, 1 коллежский асессор (VIII) при провинциальной канцелярии и 1 коллежский регистратор (XIV) при уездной канцелярии в Епифани.

Несоответствие реальных рангов чиновников их должностям было явлением довольно распространенным^{469}. Для достижения определенной правительством цели – единоначалия и строгой иерархии власти на местах – это обстоятельство могло быть, однако, чревато осложнениями. Потенциальным источником проблем могли стать главные помощники воевод – офицеры при подушном сборе.

Формально офицеры при подушном сборе были третьими, после воеводы и воеводского товарища, лицами в провинциальных канцеляриях и вторыми в канцеляриях уездных. Ю.В. Готье указывает, однако, что в указе 1736 года, вводившем должности офицеров при подушном сборе при администрации на местах, их обязанности и степень подчиненности воеводе не были точно определены. Воевода должен был иметь «за ними смотрение», контролируя их деятельность и отвечая за них перед высшим начальством^{470}. Офицеры при подушном сборе помимо своих непосредственных обязанностей, связанных со сбором податей и недоимок, нередко занимались набором рекрутов, усмиряли крестьянские бунты, а также должны были заменять воеводу в случае его отсутствия. Готье приводит несколько случаев, когда офицеру при подушном сборе поручали вести следствие по делу воеводы, на которого поступила жалоба, и даже вступать в воеводскую должность в случае отстранения от нее воеводы^{471}.