Текст книги "Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 42 страниц)

2

В одном из своих поздних произведений – Рассуждение о нынешнем в 1787 году почти повсеместном голоде в России^{837} – Щербатов в качестве радикального средства избежать голода в будущем предлагает продать всех государственных и экономических (бывших монастырских) крестьян помещикам, от чего, по его мнению, произойдут следующие «пользы»:

…каждой бы старался умножить разные домостройствы в сих деревнях; дворянство бы обогатилось, земледелие и другие домоводствы умножились, службы наградились, крестьяне лутше бы управляемы и защищены были; доимок (недоимок. – В.Р.) бы не было, и казна не токмо бы потеряла, но нашла прибыль в денежном своем доходе…^{838}

Этот план Щербатова по радикальному расширению области частновладельческого крепостного права исходит из представления о том, что помещики, преследуя свои собственные интересы, будут стремиться развивать хозяйство в своих поместьях, вводить разные усовершенствования, заботиться о крестьянах. В результате, по Щербатову, будет достигнуто общее благосостояние, и не только дворянство обогатится, но и казна получит прибыль – как за счет выкупа дворянами земель с крестьянами, так и за счет более исправных поступлений подушной подати от крестьян, трудящихся под надзором помещиков. Кроме того, государство вообще станет богаче за счет увеличения количества производимых натуральных продуктов.

Предлагая эту программу, Щербатов понимал, что реализация ее при существующем положении дел вряд ли возможна. Это была своего рода программа-идеал, требовавшая в качестве предпосылки благоразумного поведения от помещиков и хорошего управления государством. Поскольку в поздний период своего творчества Щербатов уже видел, что ни одно из этих условий не соблюдается, он выдвинул идею, более пригодную для практической реализации. Он предложил учредить государственную коллегию, которая бы занималась улучшением методов ведения сельского хозяйства на землях, заселенных государственными и экономическими крестьянами. Такая коллегия могла бы вводить разного рода «домостройства», следить за удобрением почвы, а также переводить крестьян, нуждавшихся в земле, на малозаселенные территории^{839}.

Таким образом, теоретически предпочитая частновладельческое хозяйство, Щербатов рекомендовал в качестве практической меры улучшение государственного хозяйства. Такая двойственность в подходе, выглядящая несколько парадоксально, отражает общую амбивалентность мировоззрения Щербатова. С одной стороны, он воображал себе идеальное, «благоустроенное» общество, в котором и дворянство будет добродетельно, и государство будет действовать правильным, методическим образом, на основе рациональной калькуляции «общего блага». С другой стороны, с сожалением констатируя неосуществимость своего идеала в ближайшей перспективе, Щербатов видел практический выход в обращении к государственному механизму, пусть даже далекому от совершенства, как к единственной силе, способной спасти общество от последствий нравственного разложения.

Чтобы понять этот двойственный проект Щербатова, меряющий общество по некоторой идеальной мерке, но предполагающий также и возможность частичных улучшений путем конкретных практических мер, необходимо подробнее остановиться на характеристике общего мировоззрения мыслителя.

Возвышенный общественный идеал Щербатова, наиболее детально описанный в его утопическом Путешествии в землю Офирскую^{840}, был основан на представлении о возможности существования некоего идеального общества, в котором каждый, начиная с государя и кончая крестьянином на пашне, добросовестно исполнял бы свои «должности». При этом система таких «должностей» должна быть выстроена таким образом, что каждый, заботясь о своих собственных интересах, одновременно способствовал бы достижению общего благополучия. Согласно Щербатову, такой совершенный механизм, согласующий общее благо и личные интересы членов общества, может функционировать лишь в том случае, когда потребности каждого удовлетворяются с должной умеренностью.

Щербатов учитывает то обстоятельство, что большинство людей, получая даже вполне достаточные блага для удовлетворения своих потребностей, не склонны довольствоваться этим и стремятся к большему. В совершенном обществе такое превышение желаний над действительными потребностями должно регулироваться законами, способствуя правильному функционированию государственного механизма. Представителям низших слоев общества должна быть предоставлена возможность улучшать свое благосостояние честным путем, при строгом контроле со стороны государства. Так, необходимо препятствовать обману в торговле, производству некачественных продуктов и изделий, различным злоупотреблениям и так далее.

Однако чтобы контролировать попытки обогащаться нечестным путем со стороны производящих и торгующих членов общества, необходимы честные чиновники и судьи, не подверженные коррупции. Правильность функционирования государственного механизма может быть обеспечена лишь в том случае, если корпорация государственных служащих будет иметь иную, отличную от низших, подконтрольных слоев общества мотивацию. В основе ее должен лежать в первую очередь не материальный интерес, а честолюбие, то есть забота о своей репутации и стремление к повышению своего социального статуса. Некоторое материальное улучшение жизни по мере роста таких служащих по иерархической лестнице чинов Щербатов все же предусматривает, но строго регламентирует и жестко привязывает его к статусу. Проблема, однако, состоит в том, каким образом может возникнуть корпорация таких исключительно честных государственных служащих, для которых честолюбие оказывается более сильной мотивацией, нежели стремление к богатству.

Щербатов видит решение этой проблемы в культивировании наследственного дворянства, связанного строгим кодексом чести, причем бесчестье или заслуги должны бросать тень или отсвет славы не только на тех, кто совершил соответствующие поступки, но и на весь их род. Честь принадлежит не просто той или иной личности, а родовому имени, и честолюбие должно иметь не персональный характер, но являться заботой о честном имени, принадлежащем целому родовому клану. Таким образом, привязанность к родным и забота о собственном потомстве оказывается тем естественным побуждением, которое Щербатов хочет использовать, чтобы противодействовать стремлению к личному обогащению.

Проблема современного Щербатову «неидеального» общества состояла, по его мнению, прежде всего в том, что сами эти «естественные» связи оказывались под угрозой вследствие распространившегося «самства». Последнее может быть кратко охарактеризовано как предпочтение немедленного удовлетворения индивидуальных прихотей и желаний интересам других людей, пусть даже и связанных с данным индивидом родством, дружбой или узами брака. Понятие «самства» Щербатов вводит в качестве главной причины, объясняющей, отчего произошло обличаемое им «повреждение нравов». Он описывает действие «самства» следующим образом:

…самство никого кроме себя не любит, и любить не может. Самство ни малейшим чем пожертвовать ни ближнему, ни другу, ни отечеству не в состоянии. Самство не разбирает прямых, основанных на добродетели, польз, но все к своенравию своему относит. Самство не побуждается ни к каким полезным трудам, ибо все ему не токмо полезным, но вредным является, что особливейшим образом не относится к его удовольствию. Самство всегда сопряжено с завистью и злобою, ибо завидует всякому добру, которое другой имеет, что и оно не преисполняет через край его удовольствия; и желая все себе, злится, ежели кто другой что имеет, и наконец, зараженный сей болезнью человек не инако мнит, что он есть все, и вся вселенная должна быть для него, а прочее все ничто^{841}.

Щербатов связывает, таким образом, необузданное стремление к удовольствиям, «сластолюбие», как он его называет, с распадом социальных связей, которые обеспечивают согласование интересов каждого с достижением общего блага для всех. Гедонизм в его представлении оказывается неразрывно связанным со своеволием, то есть предпочтением личных капризов добросовестному исполнению своей «должности», основанному на рациональном понимании устройства мира, в котором все взаимозависимы. Добродетель, по Щербатову, основана на разуме, на понимании долговременных, «прямых» «польз», тогда как порок связан со страстями, с прихотями, с жаждой чувственных удовольствий.

Обратимся теперь к тому, как описанное Щербатовым «повреждение нравов» проявлялось, с его точки зрения, в жизни дворянского поместья.

3

Хотя «повреждение нравов», согласно представлениям Щербатова, распространяется сверху вниз по ступеням социальной иерархии, оно носит универсальный характер и затрагивает, среди других, и самый низший слой общества – крестьян. У них оно проявляется, по Щербатову, в следующих формах:

…толь сильная есть сия зараза, что и в самыя сии простая сердца проникла; вселила в сердца их непомерное желание к излишеству по их состоянию, ослабило члены их леностию, вкоренило в души их сребролюбие и склонность к обману, татьство и распутство, искоренила даже любовь к исчадию. Трудом и потом доставши что малое, земледелец от безбережливости старается то проесть или пропить. Подвластной помещику крестьянин с леностию и нерачением его работу исполняет, и привыкши к такой лености, и в самой собственной своей работе она ему последует; раззоряет помещика и себя в бедность приводит. Тягость бедности, с желанием излишнего совокупленные, побуждают его повсюдова, где что продает, обман употреблять; но как обманы сии его самства не удовольствуют, то кидается в татьство и разбой. […] Часто отнимают нужное у сыновей, и отбегают от отдания дочерей в замужество, дабы не лишиться работницы, а самым сим ввергают их в преступлении, и силятся, по елику возможность их есть, уменьшить род человеческой^{842}.

Не будучи в силах противодействовать «повреждению нравов», распространившемуся при дворе и в среде столичного дворянства, подражающего примеру развратного двора, добродетельный дворянин может, по мысли Щербатова, навести порядок хотя бы в своем собственном поместье. Его функция оказывается не только хозяйственной, но и нравственной. По существу, он выступает как глава «дома» в античном смысле: он не только добивается повышения доходности своего хозяйства и уменьшения расходов, но и следит за нравственностью своих «домочадцев», ограждая их от «лености», пьянства и прочих пороков, регулируя их браки и способствуя тем самым увеличению населения своего маленького государства. Однако насколько осуществим такой проект «островка добродетели» в государстве «поврежденных нравов»? Постараемся проследить эволюцию взглядов Щербатова в этом вопросе.

До провозглашения Манифеста о вольности дворянства Щербатов проходил службу в гвардейском Семеновском полку и не имел возможности непосредственно руководить хозяйством в своих поместьях, важнейшим из которых было находившееся близ Ярославля и включавшее два больших села – Михайловское и Козьмодемьянское. Жизнь в Петербурге требовала значительных расходов, и Щербатов всячески старался повысить доходность поместья, что было непростой задачей, поскольку последнее находилось в нечерноземной зоне, где урожайность хлебов была довольно низкой. Благодаря документам, сохранившимся в фонде Щербатовых в РГАДА, в первую очередь переписке Щербатова с управляющими поместьем, оказывается возможным довольно подробно восстановить обстоятельства, оказавшие влияние на экономические взгляды Щербатова в этот период^{843}.

Как выясняется из исследований Л.В. Сретенского и У. Дэниэла, а также публикации Екатерины IIосифовны Индовой, Щербатов, находясь в Петербурге, пристально следил за жизнью своего поместья, стремился давать подробные указания представителям своей вотчинной администрации. В инструкции управляющему подробно описано, как нужно удобрять помещичьи поля, как организовать сев, жатву, молотьбу, как ухаживать за дорогими английскими овцами, как сохранять имевшийся в усадьбе лес и так далее. При этом акцент делается на строгом контроле со стороны вотчинной администрации за всеми действиями крестьян. Злоупотребления самой администрации должны были контролироваться, во-первых, с помощью строгой письменной отчетности. Во-вторых, крестьяне могли жаловаться на злоупотребления администрации самому помещику, что обеспечивало некоторую степень контроля снизу. В то же время за добросовестную работу служащим администрации поместья были обещаны щедрые награды. Таким образом, находясь вдалеке от поместья, Щербатов стремился контролировать его жизнь методами, похожими на те, которые применялись в государственном управлении.

Однако всего этого, очевидно, оказалось недостаточно, и, как отмечает Сретенский, Щербатов, вопреки своим первоначальным взглядам, был вынужден перейти к косвенным методам управления, переведя своих крестьян на оброк. Заинтересованность крестьян в улучшении своего благосостояния должна была послужить обогащению их помещика, получавшего доход не столько от земледелия, сколько от отхожих промыслов своих крестьян. В результате возникло, как полагает У. Дэниэл, противоречие между «экономическим видением» и «экономической реальностью». С одной стороны, теоретически Щербатов стремился к тому, чтобы усадить своих крестьян на землю и строго контролировать их труд. С другой стороны, на практике, в условиях ограниченного плодородия земель в его поместье он был вынужден позволить крестьянам получать доходы вне поместья, например на заработках в столицах.

Представляется, однако, что конфликт между «видением» и «реальностью» – это некое схематическое упрощение. Скорее здесь проявляется уже упоминавшаяся двойственность мировоззрения Щербатова в определенный период его жизни. Эта двойственность может быть понята как результат происходившей в сознании Щербатова эволюции от абстрактных теоретических установок, обусловленных идеологическими соображениями, к учету практических ограничений, налагаемых реальностью. Уже в инструкции управляющему отражено своеобразное смешение таких идеологических и практических элементов. Помимо стремления к мелочному, детальному контролю в ней можно найти элементы другого подхода: например, Щербатов, продавая в Ярославле доски со своей лесопилки, старается поручать эту продажу крестьянам, которые, продавая также и свои доски (по той же цене, по требованию помещика), таким образом будут стремиться получить максимальный доход. Или, нанимая работников для того, чтобы переправить купленный в Нижнем Новгороде и смолотый на помещичьей мельнице хлеб для продажи в Петербург, он нанимает своих собственных крепостных за плату как вольнонаемных^{844}.

Иначе говоря, документы вотчинного архива Щербатова отражают довольно сложную эволюцию взглядов их создателя на способы разрешения собственных хозяйственных проблем. Стремление к детальному контролю над хозяйственной жизнью поместья сочетается с попытками опоры на собственный экономический интерес крестьян, на их инициативу. Это предполагает, что имущество экономически благополучных крестьян должно быть гарантировано от произвольной экспроприации помещиком, если не юридически, то практически. Владелец поместья ограничивается получением заранее установленного оброка, пусть и довольно значительного, понимая, что произвольные или несистематические поборы подорвут доверие и ограничат хозяйственную инициативу крестьян, что в конечном счете отрицательно скажется на собственном благосостоянии помещика.

В 1762 году, воспользовавшись Манифестом о вольности дворянства, Щербатов почти сразу же выходит в отставку и поселяется в своем ярославском поместье. Помимо литературных трудов на более общие темы (в эти годы он начинает писать свою многотомную Историю Российскую с древнейших времен) он составляет письмо в Вольное экономическое общество. Последнее, по инициативе императрицы Екатерины, объявило в 1766 году конкурс на лучшую работу, отвечающую на вопрос: следует ли крепостным предоставить личную свободу или хотя бы охраняемое законом право на движимое имущество или землю^{845}.

Щербатов отвечает отрицательно на обе части вопроса. Предоставление гарантированных государством имущественных прав без личной свободы представляется ему фикцией: если сама личность крестьянина не гарантирована от злоупотреблений со стороны помещика, то как можно гарантировать целостность имущества? Что же касается личной свободы, то Щербатов полагает, что такая свобода приведет лишь к тому, что крестьяне разбегутся из неплодородных центральных областей государства. Часть из них уйдет на заработки в города, а часть переместится в более плодородные области (в частности, вниз по Волге). Помещики же центральных областей будут обречены на бедность, оставшись с пустой землей, что может привести даже к восстанию дворянства против монархии, допустившей освобождение крестьян^{846}.

Не останавливаясь сейчас на анализе этих аргументов, обратим лишь внимание на то, что Щербатов представляет себе существующую связь между помещиками и крестьянами как взаимовыгодную. Он утверждает, что крестьяне в центральных областях страны недовольны не своими помещиками, а своим положением земледельцев. Это вызвано неблагоприятными условиями климата, истощенностью почв, частыми неурожаями и так далее. В то же время если позволить крестьянам переходить в более плодородные области, то пострадают не только помещики, но и все государство, так как труднее будет собирать налоги. Кроме того, хлеб, произведенный в отдаленных областях, из-за отсутствия дорог будет сложно доставлять в центр государства. Исходя из этих условий, существующее положение, хотя и невыгодное для самих крестьян, необходимо для благосостояния государства, нуждающегося в надежном поступлении налогов и в наличии состоятельного дворянства. Поскольку жалованье, получаемое последним за службу, недостаточно, то доходы от поместья оказываются необходимым дополнением, чтобы обеспечить дворянам в городах и в армии уровень потребления, соответствующий их социальному статусу. В обмен же на доход, получаемый от труда крестьян, добросовестные помещики стараются предоставить им защиту и покровительство. Если же отменить крепостное право, то, как пишет Щербатов, произойдет следующее:

Хотя материнские попечения царствующей императрицы, казалось бы, должны были истребить неправосудие, однако, к несчастью, господа, ее неоднократные указы по одним и тем же предметам и жалобы народов достаточно показывают, что несчастный порок мздоимства, малое прилежание судей к своим обязанностям и низкие их чувствования слишком вкоренились, чтобы могли быть в скорости исторгнуты. Поэтому помещичьи крестьяне, терпя тысячи притеснений со стороны губернских начальств, отдадутся с удовольствием вельможам и будут тогда переходить из рук в руки к тем, кто теперь стоит или тогда стоять будет у вершины власти^{847}.

Из этого отрывка видно, как Щербатов, стараясь продемонстрировать общность интересов помещиков и подвластных им крестьян, указывает на силы, выступающие в провинциальной жизни в качестве врагов поместного дворянства. Это в первую очередь коррумпированное низшее чиновничество, но также вельможи и прочие сильные мира сего, имеющие возможность добиваться нужных им решений в провинциальных судах.

Щербатов выступает здесь на стороне тех дворян, кто не имеет возможности подкупить в свою пользу судейских – или просто не хочет этого делать по соображениям чести. В противостоянии коррумпированной судебной системе и владелец поместья, и его крестьяне объединены общностью интересов (ведь и взятки платятся за счет тех же крестьян), и если кто-то и может защитить крестьян от злоупотреблений, то только помещик. Он, во всяком случае, может попытаться добиться правосудия в столицах благодаря своему знанию законов или наличию влиятельных покровителей.

Этот же отрывок показывает в то же время, что, сколь бы ни была разумна деятельность помещика в микрокосме своего поместья, как бы ни был он внимателен по отношению к своим крестьянам, поместье никогда не может стать островком благополучия в мире «поврежденных нравов». Дворянин, даже самый добросовестный, вместе со своими крестьянами всегда рискует стать жертвой недобросовестных судей или влиятельных соседей. Поэтому в следующий период своего творчества Щербатов обращается в основном к проблемам государства как целого, полагая, что, пока эти проблемы не будут разрешены, не будет возможным и благополучие отдельных поместий.

4

В своих поздних произведениях Щербатов не скрывает, что, по его мнению, причиной нарушений в работе государственного механизма является политика самой императрицы. Последняя, закрывая глаза на воровство и произвол своих приближенных, многочисленных фаворитов и их родни, поощряет тем самым коррупцию низших служащих, берущих пример со своего начальства. Страдают в результате рядовые дворяне, не имеющие влиятельных родственников или достаточных средств на взятки.

Обличению царящей в государстве повальной коррупции посвящены многие страницы произведений Щербатова. Причина этого явления, с его точки зрения, – «повреждение нравов». Однако если эта причина неустранима, то по крайней мере не дает ли возможность местное дворянское самоуправление как-то противодействовать этой «болезни» или хотя бы смягчить ее симптомы? Такой ход мысли, при всей его кажущейся логичности, не был свойственен Щербатову. Проведенная Екатериной реформа областного управления, предусматривавшая элементы дворянского самоуправления на местах, выборность судей и ряд других мер, вызвала только новый приступ язвительной критики со стороны князя.

В этот период Щербатов, вопреки своим прежним представлениям, выступает против того, чтобы дворянство, в ущерб гражданской и военной службе, занималось своими поместьями, переселяясь в них на жительство. По его словам,

Колико дворинин не будет стараться о своем домостроительстве, однако все его старания будут меньше, нежели как всякой крестьянин о своем старается, а сим он разстроит прилежание и время их о их домостроительстве, не зделав полезного себе. Дворянин, живучи в деревне, для нужды и веселья своего должен будет держать излишних лошадей, преумножить скотину, преумножить дворовых и для всего сего людей отнимет от сохи и тем убавить земледельцов, которых и так уже излишных нету; заведет собак и хлеб, как и для собак, могущий бы итги на продовольствее государства, употребить на продовольствие своих людей, скота и собак. К тому же, где есть общество, тут есть более и изыскания о спокойствах жизни. Знатные дворяне, живучи в своих деревнях, введут такое сластолюбие, какое имели в столичных городах, и бедные всякой, елико ему можно, а иной и сверх силы своей, будет ему подражать, и чрез сие сластолюбие везде вкоренится; привоз таковых для сластолюбия нужных вещей умножится […] и дабы снести оное исполнять будут отегощать своих крестьян, чрез что доимки умножатся, крестьяне разбегутся – и умножатся разбои, которые опять дворян из деревень выгонят. Тщетно приказано наместнику стараться унимать роскошь. Он либо пренужден будет его терпеть иль всех дворян в исправительный дом посадит^{848}.

Итак, всякое институциональное изменение в системе власти, в том числе передача части полномочий центральных учреждений на места, не даст желаемого эффекта до тех пор, пока не устранена главная причина неблагополучия государства – «повреждение нравов», распространяющееся не только сверху вниз по властной «вертикали», но и из столиц в провинции.

А исправления нравов от наместников я не ожидаю, ибо от двора поехавший мало способен нравы исправлять. Да чем то и исправлять, когда закон презрен, преступления против обрядов церковных награждены, развратные поступки награждены, добродетель наказана, правосудие попираемо, главные судебные места уподлены и трусостью или воровством чины достают^{849}.

Выборность судей, по Щербатову, не может решить проблему взяточничества, поскольку необходимо изменить те условия, которые способствуют нечестному поведению. И поэтому коррупция только усугубится с предусмотренным губернской реформой умножением судебных мест:

…и прежде судьи с некоторыми еще выгодами имели толь малое жалованье, что принуждены были для пропитания своего брать [взятки], отчего народ роптал, а теперь судей больше, жалованье меньше, не только есть выгода, но паче убыток, то ежель и на самую нужду возьмут, то как сие может снести народ […] К тому же удивительно, что в таком государстве, где законы не собраны, где большая часть их не напечатана, где нет почти училища, где бы учили гражданские права, где мало людей правильно и грамоте знают, тут бы толь великое число судей хороших можно сыскать, а худые будут более вредны^{850}.

Итак, согласно Щербатову, решение российских проблем состоит не в том, чтобы переложить на провинциальное дворянство задачу преодолеть коррупцию в низших судебных учреждениях. Рядовое дворянство, само подверженное «повреждению нравов», оставив государственную службу и переехав на жительство в провинцию, только обременит своих крестьян излишними поборами к общему вреду для государства. Щербатов полагает, что решение проблемы коррупции возможно не на периферии, а там, где эта проблема возникла, то есть в самих столицах. В первую очередь необходимо упорядочить законодательство, обуздать произвол вельмож и самого государя, причем последний должен сам показать пример строгого выполнения собственных законов.

Что же касается поместного хозяйства, то Щербатов в этот период выступает скорее за поощрение инициативы самих крестьян. По его мысли, дворянин, живущий и служащий в городе, должен предоставить крестьянам возможность самим искать источники доходов, рассчитывая на то, что они, к собственной своей пользе, найдут способ преумножить и свой доход, и доход помещика.

5

Однако и эту позицию Щербатова нельзя считать окончательной. В последние годы жизни он болезненно переживал свою отстраненность от государственных дел и невозможность что-либо практически изменить в сложившемся политическом устройстве. Князь вновь стал уделять внимание хозяйственным вопросам, чаще посещал свои поместья. Теперь, однако, Щербатов рассматривал свои личные хозяйственные дела сквозь призму общих проблем государства. Надежды на «добродетельных» и «разумных» помещиков, как в молодости, не было. Скорее преобладали опасения какой-то грозящей катастрофы^{851}.

В этот период творчества Щербатов снова возвращается к своей первоначальной идее о необходимости удерживать крестьян на пашне, даже вопреки их ближайшим экономическим интересам. И здесь мы вернемся к произведению, с которого начали анализ мировоззрения Щербатова, – к его рассуждению о причинах голода 1787 года.

Вот как описывает князь обстоятельства, ставшие причиной такого рода бедствий в России:

Помещики, из детства отдалены от своих деревень, худо и понимают все тонкости земледелия, кладут свои деревни на оброк, получают великие доходы, пребывают в службе, живут или по определениям в места, или по выборам, в городах, не имея ни времени, ни удобности войтить во все подробности домостройства, а иные, ради удовольствия своего, и без привязанности к должности то же делают. Наконец, бедные дворяне, которые до сего наиболее прилежали к земледелию, быв должностями отвлечены и получая более жалованья, нежели бы могли доходов с деревень получить, малыя свои селении оставляют […] Наконец, достаточные и благоразумные помещики, чювствующие, какую пользу можно от земледелия получить, имея в разных уездах свои деревни, за недостатком людей для присмотру, принуждены и в плодороднейших областях деревни свои на оброк класть. […] вольные (управляющие. – В.Р.) требуют великого жалования, а заслужат ли, или нет его, то неизвестно […] А и самые оставшиеся в крепости, при самых знаках их усердия, токмо ищут время или случая отбыть от своих господ, и по сему нерачениями о пользе господской к разорениям помещика и крестьян себя приготовляют. А потому хотя бы и желал какой помещик употребить свои старании о земледелии, но за недостатком, кому препоручить смотрение за крестьянами, их ущербом себе, равно и государству, должен проживать^{852}.

А как же аргумент, что крестьяне, переведенные на оброк, будут, заботясь о собственных интересах, преумножать доходы помещика? Даже если это и так, то, как замечает Щербатов, такой порядок наносит ущерб «пользам» государства, поскольку приводит к сокращению производства хлеба:

…крестьянин, убегая от труда земледелия, от неподлиннаго же прибытку, которой он может надеиться от земледелия, располагает свой труд таким образом, чтоб и лакомство это было удовольствовано, и верность в получении денег ему безопаснее и точнее была – кидает свою пашню и стремится в разные промыслы, оставляя свою землю. А и оставшийся, худое имея знание о земледелии, последуя токмо обычаям своих предков, не имея ни наставника, ни понудителя к его трудам, с небрежением к земледелию прилежит, худому урожаю пуще огорчается и труд, долженствующий составить его благосостояние, в ненависть приемлет^{853}.

В результате, согласно Щербатову, при существующем состоянии экономики производство хлеба в стране лишь незначительно превышает его расход. Поэтому всякий неурожай (а они повторяются регулярно в центральных областях страны) грозит сильнейшим голодом.

Как уже упоминалось, единственный выход, представлявшийся Щербатову в сложившихся обстоятельствах практически осуществимым, состоит в использовании силы государственного принуждения для налаживания экономически рационального ведения хозяйства – там, где государство обладает такими возможностями, то есть на землях государственных и экономических крестьян.

Что же касается частной инициативы помещиков, то Щербатов, по-видимому, был разочарован в ее возможных результатах, по крайней мере при сложившемся распределении собственности (раздробленность поместий и так далее). Ему бы хотелось сделать дворянство богатым, подобно английским землевладельцам, способным позволить себе значительные затраты ради улучшения плодородия почв, развития животноводства и тому подобного. Такое «идеальное» решение возможно, по Щербатову, лишь при ином политическом устройстве, которое позволило бы противодействовать усугубившемуся «повреждению нравов».

Возвращаясь к вопросу о противоречии между теоретическими установками Щербатова и его практической деятельностью в качестве хозяина поместья, следует отметить, что, с одной стороны, теоретические взгляды мыслителя претерпели определенную эволюцию, а с другой стороны, Щербатов сохранял целостность подхода к решению возникавших перед ним проблем. Со временем, как позволяют заключить приведенные выше наблюдения над текстами Щербатова, он отказался от идеальных схем, основанных на ничем не подкрепленных предположениях (например, о способности большинства помещиков рационально действовать ради собственных долгосрочных интересов, совершенствуя свое хозяйство), и пришел к пониманию той печальной истины, что такие схемы невозможно воплотить в жизнь: ведь сельские помещики, переселившись в свои усадьбы, вместо «домостроительства» займутся охотой, заведут «роскошь» и только отвлекут крестьян от сельскохозяйственных работ. Что же касается предпочтения прямых методов контроля над крестьянским трудом, то от них, убедившись в их неэффективности и в невозможности существенно улучшить плодородие земли, Щербатов вынужден был отказаться. Как и многие другие помещики нечерноземной полосы, он обратился к оброчной системе, предполагавшей отход крестьян на заработки. Щербатов видел, однако, и отрицательные стороны этого явления с точки зрения «государственной пользы»: по его мнению, отток рабочей силы в города мог привести к недостатку хлеба в стране. Поэтому, вопреки точке зрения Сретенского, считавшего, что единственной целью Щербатова было увеличение собственных доходов, можно утверждать, что последний предлагал механизмы контроля над миграцией сельского населения, которые позволили бы сочетать отходничество с выполнением сельскохозяйственных работ в необходимые сроки. Эти механизмы подразумевали ограничение экономической свободы крестьян, и, таким образом, отстаивавшийся прежде Щербатовым тезис о том, что можно добиться благосостояния и для помещиков, и для крестьян, опираясь на их экономические интересы, подвергся существенной корректировке. Однако в этом случае, как и во многих других, можно говорить лишь о приспособлении идеальной теоретической схемы к требованиям реальности, а вовсе не о каком-то неразрешимом противоречии между идеологическими установками и ходом самой жизни, как мы видим у Сретенского. При этом сам рационально-прагматический подход Щербатова к решению встающих перед ним проблем оставался неизменным: его можно уподобить подходу изобретателя, который постепенно адаптирует механизм, сконструированный на основе абстрактной теоретической модели, к ограничениям, вызванным первоначально неучтенными обстоятельствами – сопротивлением среды, коррозией деталей и так далее.