Текст книги "Во имя жизни"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ МАГНО РУБИО

Магно Рубио – филиппинский парень всего четырех футов шести дюймов ростом. Темный, словно кокосовый орех. С маленькой, как у черепахи, головой. Он собирал горох на склонах калифорнийских холмов за двадцать пять центов в час. И вот этот Магно Рубио вдруг влюбился в девицу, которую никогда не видел в глаза. Девицу, которая, как говорил Кларо, была «вдвое толще и вдвое выше его»...

Мне привелось стать невольным свидетелем их горячего спора.

– Я люблю ее, – настаивал Магно.

– Да как это возможно? – возражал Кларо. – Она же вдвое толще и вдвое выше тебя.

– А какое это имеет значение для любви?

– А вот имеет: мне дядя говорил.

– Значит, твой дядя ошибался.

– Мой дядя никогда не ошибался. Да хранит господь его душу.

– А он был образованный человек?

– Да уж не тебе чета. Жизнь знал, хотя и не учился по книжкам.

– Ну, не знаю, – засомневался Магно и прищурил свои по-рыбьи тусклые, безжизненные глаза. И тут он заметил меня. – Ты ведь учился в колледже, Ник?

– Да, учился.

– Сколько лет?

– Вполне достаточно, чтобы кое в чем разбираться, Магно.

– Вот тогда скажи мне, значит ли что-нибудь рост и всё такое для любви? Я говорю, понятно, о настоящей любви. Честной любви.

– Не думаю.

Магно весь засветился радостью и повернулся к Кларо.

– Вот и я так считаю, – заключил он.

– Но ведь он даже в глаза не видел девицы, в которую, как он уверяет, влюбился, – не сдавался Кларо.

Магно взглянул на меня с надеждой.

– Объектом любви может быть и идеал, мечта, некая прекрасная внутренняя сущность человека, – объяснил я. – Именно в этом прежде всего заключается любовь. И она растет, зреет в зависимости, разумеется, от возможности влюбленного материализовать обожаемый объект.

Маленький темнокожий филиппинец раскрыл рот, обнажив гнилые зубы. Он проворно, по-обезьяньи вскочил на ноги и прокричал своему оппоненту:

– Вот это – то, что нужно. Слыхал? Я, может, не все понял, что сказал Ник. Но мне ясно, что можно любить и девушку, которую никогда не видел!

– Именно это я и имел в виду, Магно.

– Ник, ты спас мне жизнь!

– Все это ерунда, – охладил его пыл Кларо и, схватив со стола узкогорлый кувшин, с бульканьем отпил красного вина. В животе у него заурчало. – Все слова, слова, слова! Они ничего не значат. Мой дядюшка не мог ошибаться, потому что он был джентльменом!

Они сидели за обеденным столом друг против друга в прокопченной кухне нашего барака и поочередно придвигали к себе кувшин с вином. Стояло раннее весеннее утро, и солнце за стенами барака сверкало на покрытых росой холмах, где слабый ветерок едва заметно шевелил похожие на белые звезды эдельвейсы, длинные голубые шапки люпинов и разноцветные головки маков. В это время мы не работали. Кое-кто из нашей бригады еще спал на своих соломенных матрасах; другие играли в карты в углу, кто-то бренчал на гитаре, устроившись на крыльце. В нерабочий день каждый занимался своим делом. Мы же втроем толковали о любви Магно Рубио к девице с гор Арканзаса. Девице, с которой он переписывался, но никогда не виделся.

– Ты мне поможешь, а, Ник? – обратился он вдруг ко мне.

– Конечно, Магно.

Он с досадой поглядел на Кларо и попросил его оставить нас одних.

– Это ты меня просишь выйти, безграмотная деревенщина, да? – с презрением проговорил Кларо. – Невежда так обращается с человеком, который окончил два класса школы! Послушай ты, пеон...

– Вот тебе доллар, – проговорил Магно, не обращая внимания на оскорбительный тон соплеменника. – Пойди выпей вина у себя в комнате. Видишь, я не считаюсь с расходами.

– Послушай-ка, игорот²¹...

– Вот тебе два доллара. Ну будь джентльменом, как твой дядя.

Кларо испытующе поглядел на деньги. Сгреб со стола хрустящие купюры, подхватил кувшин и вышел из кухни.

– В чем дело, Магно?

– Я хочу, чтобы ты написал мне письмо, Ник.

– Письмо? Куда?

– Моей девушке в Арканзас.

– Я полагал, ты пишешь ей.

– Да, конечно, но...

– Боюсь, что мне трудно будет выражать за тебя твои чувства, Магно.

– Да нет, ты сможешь. Я стану диктовать тебе на нашем языке, а ты переводи на английский. – Он взглянул в том направлении, куда скрылся Кларо. Тот плюхнулся на свою кровать так, что пружины завизжали под ним, словно дюжина поросят. Потом Магно повернулся ко мне и насупился. – Видишь ли, это он писал мне письма. Но уж очень дорого он дерет за них. Очень, Ник.

– Так ты платишь ему?

– И сколько!

– Почем же за письмо?

– Нет, нет, нет, – запротестовал он. – Все не просто. Сначала он брал с меня галлон вина. Потом решил на мне подзаработать. Скорее всего он не сам до этого додумался. Наверное увидел в каком-нибудь кинофильме. Он потребовал установить «твердую таксу»: пять долларов за письмо.

– Ну что ж, пожалуй, это резонно, Магно. В конце концов он потратил какие-то деньги, чтобы получить свое двухклассное образование.

– Но дело в том, Ник, что я отправлял моей девушке письма каждый день. А зарабатывал я по два с половиной доллара в день. Но я же должен был писать ей, потому что я ее люблю. Ты понимаешь, Ник?

– Понимаю. Я тоже однажды был влюблен.

– Так ты видишь, как все получается?

Я согласно кивнул головой и сказал:

– Стало быть, пять долларов за письмо. Это больше, чем я зарабатываю за день учетчиком в нашей бригаде.

– Это еще не все, Ник. – Он наклонился ко мне и, сверкнув водянистыми рыбьими глазами, продолжал: – Кларо понял, что я по-настоящему люблю эту девушку, что я жить не могу без нее, и потребовал с меня по центу ta каждое слово!

– По центу за слово! Да это грабеж!

– То-то и оно! И знаешь еще что, Ник? Он стал писать длиннющие письма, в которых я ничего не мог разобрать. Напихивал в них как можно больше слов. А может, он все это от себя писал, а не от меня?

– Трудно сказать...

– Но меня даже не это больше всего беспокоило... – проговорил он, выставляя на всеобщее обозрение торчащие наружу полусгнившие зубы. Он откусил кусок жевательного табака и стал жевать его, перекатывая во рту с одной стороны на другую.

– В себе-то я уверен, – продолжал он. – Но вот ведь какое дело, – некоторые люди пользуются своим образованием, чтобы закабалить других. А я-то думал, что образование дается человеку, чтобы он просвещал необразованных, направлял их. Или все врут про это самое образование, а, Ник?

– Не думаю, Магно. По-моему, образование – это как раз то, что ты о нем сказал: образованные должны просвещать необразованных. И даже больше. Образование это как бы перископ, с помощью которого можно найти взаимопонимание между людьми.

Магно выплюнул изо рта липкий кусок табака, слизнул с толстых губ шероховатым, точно зазубренным, языком коричневые капли слюны и треснул кулаком по шаткому столу.

– Вор! Эксплуататор проклятый, он сосет мою кровь! Ты знаешь, Ник, он такое удумал, что не появись тут ты, я бы всю жизнь на него ишачил!

Я с удивлением посмотрел на этого человека с головой, не больше кокосового ореха, насаженной на черепашью шею.

– Нет, не знаю.

– Потом он потребовал у меня десять центов за слово!

– Что?!

– Вот то, что ты слышал, Ник! Я платил ему по двадцать долларов за письмо! Иногда и больше! Вот!

Я с интересом изучал его обезьянью физиономию.

– Это невероятно, Магно!

Он откусил еще кусок табака и сглотнул слюну, обнажив свои безобразные зубы.

– Я был согласен платить ему и такие деньги. Но слов в письмах становилось все больше, я совсем их не понимал. Вот я и спрашиваю: как знать, не писал ли он все это от себя? Как ты думаешь, не мог он сотворить такую подлость, а, Ник?

– Знаешь, некоторые люди способны на все, Магно. Есть такие, что за доллар готовы на пузе по дерьму ползать.

– Вот уж чего не знал, Ник. – Он искренне расстроился. – Я думал, все мы рождаемся честными.

– Рождаемся-то мы все честными, Магно. Но со временем некоторые из нас теряют эту честность.

– Я же не потерял ее.

– Вот и храни ее, свою честность, Магно. Говорят, быть честным – выгоднее всего.

– Это я тоже слыхал. Все же...

– Ты слыхал то, что надо, Магно.

– Ладно. – Он сковырнул болячку с приплюснутого носа. – Теперь я избавился от его кабалы. Благодаря тебе. Будешь мне писать письма, а, Ник?

– Ну конечно, Магно.

– А что бы ты хотел за это иметь? Я знаю, ты не пьешь, как Кларо. Не бегаешь за девками, как наш бригадир. Не играешь в азартные игры, как это хулиганье там, в городе. Не куришь дорогие сигареты, как шлюхи в отеле «Элита». Ты не жуешь табак, как...

– Ну хватит, хватит, – остановил я его излияния. – Прекрати это, Магно. Я сделаю это потому, что хочу тебе помочь. Может быть, когда-нибудь и мне понадобится твоя помощь. Вот и все.

– Что мне в тебе особенно нравится, Ник, так это то, что ты правильно используешь свое образование.

– Кстати, Магно, – снова прервал я его, – откуда ты взял, что твоя девушка из Арканзаса высокая и полная?

– Так она написала в письме.

– Ты хочешь сказать, что это Кларо сообщил тебе, что она так написала?

– Совершенно верно.

– А она не присылала тебе свою фотографию?

Магно порылся в карманах, извлек старый потертый

бумажник и среди счетов и журнальных вырезок отыскал потрепанную фотографию.

– Вот, это – она, Ник.

Я взглянул на фотоснимок, блеклый и захватанный пальцами. По нему вряд ли можно было определить возраст девушки, ее рост и вес.

– Ну, и что говорит Кларо, какого она роста?

– Пять футов и одиннадцать дюймов, – ответил он. – Но мне все равно. Правда, все равно. Мне нравятся высокие девушки.

–Всем они нравятся, Магно, – пошутил я, с трудом удерживаясь, чтобы не добавить: «Особенно таким коротышкам, как ты». А какой у нее вес, что на этот счет говорит Кларо?

– Сто девяносто пять фунтов... на босу ногу, – серьезно ответил он. – Но это меня нисколько не беспокоит. Мне нравятся полные девушки. Правда нравятся.

– Всем они нравятся, Магно, – сказал я и чуть не добавил: «Особенно тем, что в весе петуха, как ты». – Но вместо этого поддержал его. – Действительно, какое имеет значение рост или вес девушки, если по-настоящему ее любишь.

У маленького филиппинца даже ноздри раздулись от возбуждения.

– Я люблю ее, Ник.

– Вижу, что любишь.

– Так ты напишешь ей письмо от моего имени?

– Разумеется, Магно.

Он быстро сбегал к себе в комнату и возвратился с карандашом и блокнотом почтовой бумаги в руке. Он захватил с собой зачем-то и словарь. Заложив руки за спину, он несколько раз обошел вокруг стола; остановившись передо мной, сморщил свою обезьянью рожу и начал диктовать.

Магно Рубио. Четырех футов шести дюймов ростом. Темный, словно кокосовый орех. С маленькой, как у черепахи, головой. Филиппинский парень, влюбившийся в девицу пяти футов и одиннадцати дюймов ростом – сто девяносто пять фунтов мяса и костей на босу ногу. Девицу вдвое толще и вдвое выше его, как говорил Кларо...

– А как же ты познакомился со своей Кларабель? – поинтересовался я у Магно.

– Я отыскал ее в журнале, – объяснил он.

– Где?

– Ну знаешь, в одном из этих журналов, которые дают имена и адреса девушек за один доллар.

– В журнале «Одинокие сердца»?

– Да, вроде, в нем.

– Но ты ведь, кажется, не умеешь читать, Магно?

– Ну, Кларо прочел мне.

– Это он выбрал для тебя Кларабель?

– Он. А что?

– Нет, ничего. И ты, разумеется, дал ему за это доллар.

Магно согласно кивнул черепашьей головой. Поковырял пальцем в волосатой ноздре. Вытащив оттуда нечто, он некоторое время сосредоточенно рассматривал это нечто, потом стряхнул на пол и вытер руку о штаны.

– И сколько времени ты уже переписываешься с нею?

– Три месяца. Ты помнишь, когда мы собирали помидоры, мне не хотелось работать? Это было как раз перед тем, как я нашел Кларабель.

– А, помню, помню, Магно.

– Ты знаешь, Ник, столько времени мне было не для кого работать, – пояснил он. – А когда я нашел Кларабель... – Он поперхнулся едкой табачной жвачкой, на глазах его выступили слезы.

– Понимаю.

– Ну и вот почему я с тех пор работаю как вол, каждый день. И ни о чем не жалею.

– Это – вдохновение, Магно.

Он оперся подбородком на руки, а я глядел на него и пытался представить, какие мысли рождаются в его куриных мозгах. Я припомнил, как около трех месяцев тому назад он целыми днями торчал один в бараке, мечтательным взором рассматривая страницы дешевых журналов. Я знал, что он не умеет читать, но эти журналы были щедро иллюстрированы фотографиями голых и полуголых девиц. Я вознамерился было обучить его алфавиту, потратил на это несколько дней, но он совершенно не мог сосредоточиться. Все тут же вылетало у него из головы – мысли его были заняты соблазнительными картинками. Он оправдывался, врал, что болен или очень занят.

Нет, он не был болен. Или, вернее, заболел любовью. Бригадир распекал его за то, что он отлынивает от работы, а он ссылался на разыгравшийся вовсю артрит. И бригадир оставил его в покое, потому что, если у него и в самом деле артрит, ему нельзя работать в холодную погоду. Уже подступала зима, и помидоры могли померзнуть. Но благодаря нашему природному трудолюбию и выносливости урожай был спасен.

И не был он ничем занят. Совершенно ничем. Ему просто нечего было делать в бараке, потому что у нас был повар, который готовил нам еду, а заодно и убирал барак. Магно Рубио редко стирал свою одежду, если стирал ее вообще. Он носил одни и те же отрепья и не снимал их даже, когда ложился в постель. Сидеть рядом с ним за обеденным столом было нестерпимо: от него несло давно немытым телом, потом, чем-то омерзительным, как от скунса-вонючки. Не то чтобы он ленился стирать, просто не был приучен к чистоте. Или не понимал, что другие люди обладают обостренным обонянием и не переносят этого отвратительного запаха не в пример ему, пеону, который провел всю свою жизнь среди свиней и козлов.

И вот теперь у него появилась Кларабель. Он был влюблен впервые в жизни. И впервые в жизни смердящие лохмотья, прилипшие к его спине, были, наконец, сброшены. Мне вспомнилось, что, когда он сжигал их на заднем дворе, я вынужден был убежать из нашего барака к подножию холма на свежий воздух. Но даже тут мне не удалось спастись: подвел желудок, и я долго проклинал людскую нечистоплотность. Магно между тем обрел человеческий облик. Он был влюблен.

Наступила середина весны, и мы собирали горох по склонам холмов неподалеку от нашего барака. Мы с Магно Рубио работали бок о бок, обирали соседние ряды, начинавшиеся на склоне и заканчивавшиеся на каменном плато, куда местные фермеры выпускали пастись своих коз и овец, не тревожась о том, что они наедятся там ядовитого астрагала. Мы ползали на коленях вверх и вниз по холмам, словно большие коричневые жуки.

Бросив очередную горсть стручков в свою жестянку, я взглянул на него.

– Ну, каковы твои планы относительно Кларабель? – спросил я у него.

– Я хочу жениться на ней, Ник, – ответил он серьезно.

– Так, наверное, надо будет написать ей об этом в следующем письме?

– Я как раз собирался попросить тебя об этом.

– Значит, ты сделаешь ей предложение. А сколько денег ты уже истратил на нее, если не секрет?

Считая, он загибал пальцы и шевелил толстыми губами.

– Больше двухсот долларов, Ник. Обручальное кольцо – семьдесят пять долларов. Часы – восемьдесят долларов. Пара замшевых туфель, кое-что из одежды, браслет с бриллиантом – сто двадцать девять долларов. Да, около трехсот долларов.

– Целая куча денег, Магно.

– Она стоит этого.

– Ну, раз ты так считаешь...

– Я трачу на нее каждый цент, который зарабатываю. Я даже занял немного денег у нашего бригадира под проценты. – Он зашмыгал грязным носом. – Это стоит того, Ник.

– Конечно, конечно, Магно. Так ты хочешь, чтобы я сегодня же вечером написал ей письмо с предложением выйти за тебя замуж?

– Да, Ник. Чем скорее, тем лучше.

– А что если она передумает, когда приедет сюда, в Калифорнию?

Мимолетная тень сомнения набежала на его обезьянье лицо.

– Вряд ли Кларабель может так поступить: она добрая девушка.

– Мне хочется надеяться, что ты прав.

– Я верю ей.

Итак, я написал письмо, в котором Магно делал своей девушке предложение. Тут же от нее пришел ответ. Она сообщала, что принимает его предложение, но, к сожалению, не может пока выехать, потому что у нее тяжело больна мать. Тем не менее она просила Магно выслать ей деньги на билет и некоторые прочие расходы, чтобы, как только старой женщине станет лучше, она могла бы отправиться в путь.

Деньги ей, разумеется, сразу же были высланы. Прошло несколько дней. Минули две, три недели. Наконец, пришло письмо от Кларабель. Я читал его и строчка за строчкой переводил Магно Рубио. Если кратко пересказать его, Кларабель сообщала, что мать умерла после «тяжелой, продолжительной болезни» и все присланные деньги пришлось потратить на похороны. Мало того, полная отчаяния, она писала, что отныне на ее плечи легла забота о младших братьях и сестрах, которым нет еще и десяти. Однако, добавляла она, ее сердце по-прежнему принадлежит ему, и она с надеждой смотрит в будущее, мечтая о том дне, когда окажется свободной от семейных обязательств.

– Бедная девушка, – печально прокомментировал письмо Магно Рубио.

И больше он не сказал ничего. Мы, как и прежде, писали ей письма. Время от времени по ее просьбе посылали деньги, а еще одежду для малолетних братьев и сестер. Магно Рубио ни на что не жаловался. Ни одного слова протеста, никаких возражений. Помолвка с девушкой из Арканзаса сделала его еще более трудолюбивым и экономным. Он даже стал экономить на жевательном табаке. Эта жертва могла сравниться только с теми, на которые идут фанатичные южнофилиппинские мусульмане – моро, давшие обет священной войны с христианами, чтобы попасть прямиком в рай. И разумеется, он снова облачился в лохмотья.

Он работал и работал не покладая рук. Работал, как филиппинский водяной буйвол – карабао, а жил, как последняя собака. Сезон уборки гороха прошел, и у нас выдалась неделя отдыха до начала посадки сельдерея и моркови. Потом наступил сезон салата. Потом мы прореживали и поливали посевы. Месяц проходил за месяцем, один сезон уступал место другому. Так прошел год, увы, без каких-либо знаменательных для Магно Рубио событий.

Из Арканзаса в Калифорнию и обратно шел поток писем. Кларабель по-прежнему не на кого было оставить младших братьев и сестер. А бедный Магно, так и не подозревая ни о чем, с надеждой предвкушал тот сладкий миг, когда, наконец, она приедет к нему в Калифорнию.

«Ты будешь ждать?» – с мольбой вопрошала она в каждом письме. И влюбленный филиппинец неизменно отвечал: «Я буду ждать!» Отвечал ей и давал обет сам себе.

И он ждал. Прошло уже два с половиной года с тех пор как, благодаря посредничеству Кларо, они начали переписываться. Минуло три года, а он все ждал. Что поддерживает человека в его долготерпении? Какими качествами души должен он обладать, чтобы сохранить столько веры в человека, которого не видел ни разу в жизни? Я не знаю. Но Магно Рубио обладал таким долготерпением и такой верой. Другой на его месте уже давным бы давно разуверился, но он, вопреки здравому смыслу, ни в чем не сомневался.

«Я буду ждать!» – твердил он каждый день.

Магно Рубио. Филиппинский парень. Четырех футов и шести дюймов ростом. Темный, словно кокосовый орех. С маленькой, как у черепахи, головой. Филиппинский парень, собиравший помидоры на склонах калифорнийских холмов за двадцать пять центов в час, влюбился в девицу, которую никогда в жизни не видел в глаза. Девицу пяти футов и одиннадцати дюймов ростом – сто девяносто пять фунтов мяса и костей на босу ногу. Девицу вдвое толще и вдвое выше его, как говорил Кларо...

– Что ты подаришь Кларабель на рождество, Магно?– спросил я.

Он оскалился, как козел, – под мышкой у него было что-то объемистое.

– Я подарю ей радиоприемник, – объявил он. – В этой штуке вместе приемник и фонограф. Она обошлась мне в две сотни долларов.

– Вот это здорово, Магно.

– Давай отошлем ей его прямо сейчас, Ник.

Мы так и сделали. Но напрасно мы ожидали ответного письма. Его так и не было до самого рождества.

Мы все собрались в бараке. Бригадир и еще двое играли в покер в углу кухни. Кларо, как всегда, потягивал вино за обеденным столом. Магно Рубио смазывал жиром волосы, пристроив у окна осколок зеркальца. Он по-обезьяньи щерил в улыбке зубы, чувствуя себя наверху блаженства: он был влюблен.

– Пусть Кларабель знает, какой я чистенький сегодня вечером, – объявил он.

– По-моему, ей это безразлично, – отозвался я. – Уж слишком далеко она от тебя, чтобы оценить по достоинству твое пристрастие к чистоте.

Он прекратил расчесывать свои блестящие черные волосы и обернулся ко мне.

– А вот мы расскажем ей про это в следующем письме, Мик.

– Несомненно, Магно.

– Главное, Ник, я чист душой, когда думаю о ней.

Я, раскладывая пасьянс «солитэр», буквально застыл с очередной картой в руке. Взглянул в его обезьянье лицо и, может быть, впервые задумался над тем, что действительно у этого уродца с плоским носом и тусклыми рыбьими глазами чистая душа. Переведя взгляд на Кларо, я отметил, что он здорово опьянел: из перекошенного рта текла слюна, красные глаза, казалось, вот-вот лопнут, как мороженые томаты.

– У тебя нету девушки, Ник? – вдруг обратился ко мне Магно. Я снова с интересом посмотрел на него.

– Нету.

– Нужно, чтобы у тебя была девушка. Ты же образованный человек.

– Образование, знаешь ли, мало помогает в любви.

– У тебя на самом деле нигде-нигде во всем мире нет девушки?

Я энергично замотал головой.

– Если бы я был на твоем месте, я бы писал всем хорошеньким девушкам подряд. Должна же быть где-то девушка и для тебя, Ник.

– Не думаю, Магно.

– Как это получается, что симпатичные девушки влюбляются в таких необразованных парней, как я, а?

– Тебе лучше знать, Магно.

– Ну взять, к примеру, Кларабель. Отчего она влюбилась в меня, а не в тебя, Ник?

– Ты же первый нашел ее.

– А если бы ты первый нашел ее, а я появился потом, влюбилась бы она все равно в меня или нет?

– Полагаю, что влюбилась бы.

Он радостно заржал. Кларо треснул обоими кулаками по столу и вскочил на ноги.

– Послушай ты, пеон! – От ткнул пальцем в Магно.– Чего это ты так развеселился?

– Просто он счастлив, Кларо, – вмешался я. – У него есть девушка – и он счастлив.

– Да, у меня есть Кларабель, – подтвердил Магно.

– Кларабель, фу-ты ну-ты! – с вызовом завопил Кларо.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Магно. Он сунул расческу в карманчик рубашки и сделал несколько шагов по направлению к Кларо. – Давай, выкладывай. Ты сомневаешься, что такая девушка, как Кларабель, может полюбить такого осла, как я? А чем я хуже других?

– «А чем я хуже других?» – передразнил его Кларо.– Будто ты не знаешь, деревня!

Магно подошел еще ближе к своему обидчику. Я перестал раскладывать пасьянс.

– Ты что, не знаешь, что ли, что похож на обезьяну?– истерично выкрикнул Кларо. Глаза у него налились кровью, в углах рта выступила пена. – Ты что, забыл, что ты всего-навсего батрак, да к тому же неграмотный! Такие девицы, как Кларабель, не влюбляются в безграмотную деревенщину!

– Так ведь ты тоже батрак.

– Грамотный, грамотный батрак! Так-то, обезьянья твоя рожа, собачий сын!

– А какая разница?

– «Какая разница?» – снова передразнил его Кларо.

– Можешь говорить, что хочешь. Кларабель все равно любит меня.

– Докажи, пес паршивый!

Магно неторопливо достал свой старый бумажник, извлек оттуда прядь волос и положил ее на стол.

– Вот самое лучшее доказательство. Это она мне прислала. Со своей собственной головы.

– И ты уверен, что ты – единственный мужчина, у которого найдется локон Кларабель, да? – Кларо достал такую же прядь и тоже выложил ее на стол. – Boт, гляди, обезьяна! Вот настоящее доказательство. А это не с ее головы?

Магно Рубио был сражен. Он нагнулся над двумя прядями волос, сравнивая одну с другой. Кларо тоже склонился над столом. Почти касаясь головами, они словно под микроскопом рассматривали локоны, бросая друг на друга подозрительные взгляды. Глаза их от ярости, казалось, готовы были треснуть, как переспелые плоды гуавы. Но, в конце концов, Магно смирил свой гнев. Его душа, чистая и прекрасная, была чужда всякому насилию и жестокости.

– Этот твой локон еще ничего не доказывает, – заявил он Кларо миролюбивым тоном. Осторожно достал снимок

Кларабель и выложил его на стол. – А вот это уже без сомнения кое-что доказывает.

Презрительно усмехнувшись, Кларо помахал перед носом у опешившего Магно фотографией, которую достал из своего бумажника.

– Доказывает, осел ты несчастный! Вот – неопровержимое доказательство! Видел, грязная свинья!

Магно Рубио потянулся за фотографией, но Кларо быстро отдернул руку. Однако я успел разглядеть на фотокарточке миловидную, довольно молодую девушку с хорошей фигурой и молил про себя бога, чтобы Магно не удалось рассмотреть ее.

– Дай мне взглянуть! – Так и взвился влюбленный филиппинец.

– Пошел к черту! – заорал Кларо в ответ.

Словно черепаха, которая прячет голову под панцирь, Магно втянул свою маленькую, с кокосовый орех, голову в плечи. Его тусклые рыбьи глаза засверкали. Ноздри плоского носа раздулись. Рот исказился в злобном рыке. Кривые, как у гориллы, ноги подбросили его вверх. И вот они уже катаются по полу в яростной схватке. И вот уже Магно Рубио, оседлав Кларо, молотит его по лицу кулаками, превращая физиономию соперника в сплошное месиво.

Я вскочил из-за стола и попытался схватить Магно за руки, но в нем пробудилась какая-то нечеловеческая сила, он был точно сбесившийся пес. Я окликнул игроков в покер:

– Эй, парни! Помогите мне!

Они на миг глянули в нашу сторону и как ни в чем не бывало продолжали игру. И я решил обращаться с ним, как с бешеным псом. Я изо всех сил стиснул ему шею и не разжимал рук до тех пор, пока он, наконец, не отпустил Кларо. Воспользовавшись тем, что Магно судорожно ловил ртом воздух, Кларо с трудом поднялся на ноги и выскочил из комнаты. Я возвратился к своему пасьянсу. Магно же отошел к стене и принялся, рыдая, лупить по ней кулаками. Он колотил по стене до тех пор, пока его кулаки не окрасились кровью. Выбившись из сил, он свалился в углу кухни и затих, а Кларо, стоя на крыльце, поносил его последними словами.

Магно Рубио. Филиппинский парень. Четырех футов шести дюймов ростом. Темный, словно кокосовый орех. С маленькой, как у черепахи, головой. Магно Рубио, филиппинский парень, срезавший сельдерей за двадцать пять центов в час, влюбился в девицу с гор Арканзаса. Девицу, которую никогда в жизни не видел. Девицу вдвое толще и вдвое выше его, как говорил Кларо...

– Ну, что слышно от Кларабель, Магно? – спросил я его как-то.

– Ничего.

– Так, наверное, нам следует написать ей, а?

Он посмотрел на меня. Высунул изо рта, зияющего как бездонная яма, шершавый язык и зевнул так, что стала видна желтоватая перепонка, которой язык прикрепляется к гортани.

– Бесполезно, Ник, – ответил он, наконец. – Кларо все испакостил.

– Ну, я не думаю, – попытался я его утешить. – Кроме того, он ведь уехал отсюда.

– Он – сволочь!

– Ты что-нибудь узнал про него?

– Он ей писал.

– Ну и что?.. Побеждает лучший, Магно. А ты – лучший.

– Ты, правда, так думаешь?

– А то как же?

– Давай напишем ей сегодня вечером,– согласился он.

– А ты с тех пор так и не получал от нее писем?

– Получал, Ник, – признался он, не дав мне договорить. – Целых десять писем. Я не хотел показывать их тебе. Они у меня в комнате.

– А почему не хотел показывать?

– Я подумал, Кларабель...

– Ну и глупо, Магно, – оборвал я его.

– Ты прочтешь их сегодня вечером? И напишешь от меня письмо?

– Разумеется, Магно.

Мы упаковывали салат в тени под деревьями. Снова наступил май, и урожай был обильным. Прошло уже три года и четыре месяца с тех пор, как Магно начал переписку со своей Кларабель. Я переводил ему ее письма одно за другим. Они были аккуратно сложены у него в хронологическом порядке в коробке из-под сигар – по мере того, как он их получал. Кларабель уверяла его – от письма к письму все горячей – в своей неизменной любви. Магно слушал и удовлетворенно покачивал головой. По его темному лицу блуждала блаженная улыбка. Когда же я дошел до последнего письма, то не поверил своим глазам. И все же там черным по белому было написано, что Кларабель приезжает в Калифорнию. Она уже была на пути сюда.

– Когда ты получил вот это, последнее, письмо? – спросил я Магно.

– Сегодня утром. – Его тусклые рыбьи глаза впервые в жизни сияли. – А она ничего не пишет, она приезжает, чтобы выйти за меня замуж?

– Именно так оно и есть, Магно. Достаточно ли у тебя денег на этот случай?

– Я приберег пятьдесят долларов.

– Вряд ли этого хватит.

– Но я думаю...

– Знаешь, тебе придется выехать из этого штата, чтобы оформить свой брак. Так-то.

– А в городе мы не могли бы это сделать?

– Нет, нельзя, Магно, – объяснил я ему. – Вас нигде не распишут во всем штате Калифорния. Таков закон. Вам нужно будет поехать в Нью-Мехико или в Вашингтон. Это – самые ближние отсюда штаты, в которых вас могут зарегистрировать. И тебе понадобится по крайней мере две сотни долларов на все это.

– Я и не знал, что жениться так дорого.

– И это – только начало, Магно.

– Ты хочешь сказать, что еще будут какие-то расходы?

– Несомненно. Несколько позже.

Но Магно уже грезил близким триумфом, и сладкие мечты застили ему свет.

– Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, Ник.

– Я тебя знаю...

– Я еще займу у нашего бригадира.

– Смотри, ты запродаешь ему себя на всю оставшуюся жизнь.

– Это стоит того, Ник. – На лице его было написано предвкушение долгожданного счастья. – Когда она приезжает, Ник?

– В субботу около полудня, как написано в письме. Сегодня у нас четверг. У тебя целых два дня, чтобы подготовиться как следует. Надо будет встретить ее в городе, у автобусной станции.

– Ник, ты поедешь со мной, ладно?

– Конечно, Магно.

Он облизнул толстые губы и, не глядя на меня, пробормотал:

– Ты мне не одолжишь сотню, Ник?

– Извини, Магно...

– Я понимаю. Ладно, пойду к бригадиру...

– Уверен, он поможет тебе.

– Как ты думаешь, она писала Кларо или нет?

– Не знаю.

– Я убью его.

Мы грузили корзины с салатом в грузовики, когда Магно Рубио принесли телеграмму. Телеграмму от Кларабель. Она приезжала в город раньше, чем предполагала, – в пять часов дня в пятницу. А был уже полдень той самой пятницы. Оставалось всего каких-нибудь четыре часа, чтобы подготовиться, а нам еще надо было нагрузить пять автомашин. Магно прямо остолбенел на миг. Но тут же принялся кидать корзины в грузовик за двоих. Я старался не отставать от него, чтобы успеть управиться до того, как наступит исторический момент.

И мы успели. Покончив с погрузкой, бегом бросились в барак, быстро помылись, переоделись. И, выпросив у бригадира пикап, понеслись в город.

Кларабель уже ожидала на автобусной станции. Я сразу узнал ее по той фотографии, что выкладывал Кларо из своего бумажника. А вот Магно даже не обратил на нее внимание: он высматривал девицу пяти футов одиннадцати дюймов ростом – сто девяносто пять фунтов мяса и костей на босу ногу. Я потянул его за руку и подтолкнул к той девушке, которая по моим подсчетам должна была быть Кларабель.