Текст книги "The Elder Scrolls. На изломе времён. Часть 2. Хаммерфелл (СИ)"

Автор книги: Антон Кондрашкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Моя жизнь была гораздо проще, чем мужа. С самого утра у меня было только три занятия: ребёнок, готовка и пациенты. Лантейя постоянно пыталась мне помочь, но серьёзных заданий я ей не поручала: а вдруг ещё поранится или обожжётся? По моей просьбе Гист расклеил объявления по городу объявления о том, что я оказываю услуги лекаря… дёшево. Разумеется, тут же набежала толпа святош, которая начала громогласно требовать, чтобы я ставила такие же цены, что и они. Я низменно повалялась у них в ногах, заверяя, что непременно выполню их просьбу, но всё равно сделала по-своему! С возрастом приходит и хитрость! Пациенты приходили прямо ко мне домой, что позволяло мне не отлучаться из дома.

Впрочем, кроме пациентов гостей у нас дома практически не было. Единственными, кто заходил к нам относительно часто (более одного раза в месяц), были Арания и Элизабет. Арания – наша соседка по улице. Как можно было понять по имени, она тёмная эльфийка, непонятно чем зарабатывающая на жизнь. Мне достаточно было недели наблюдения за ней, чтобы понять, что Арания употребляла скуму, сильнодействующий наркотик. Утомлённый взгляд, слегка трясущиеся руки, тусклая кожа, – всё это выдавало в ней типичного подсевшего на скуму беднягу. После осознания этого факта, я старалась всячески ограничить с ней любые разговоры и даже иногда не открывала дверь, если она заходила ко мне.

Кроме Арании к нам ещё иногда заходила Элизабет, по фамилии Фраури (ударение на последний слог). Это была напарница Гиста по службе и его старый друг ещё с Имперского Легиона в Сиродиле. Низенькая, плечистая и просто невероятно сильная для женщины воительница могла усмирить разбушевавшихся заключённых, а как потом выяснилось – воспитывала двух детей одна. У Элизабет Фраури были короткие пшеничные волосы, тёмно-зелёные глаза и типичное для бретонцев округлое лицо.

Элизабет мне не понравилась с первого нашего знакомства. Во-первых, она искренне укоряла меня за то, что я так опекаю свою дочь. Да какое ей дело, как я воспитывают МОЮ дочь. Как-то раз, когда мы пересеклись с ней на площади во время её увольнительного, она рассказывала мне, как её детишки сами о себе заботятся. И что, что старшему уже десять? Это не повод оставлять маленьких детей одних и хвастать этим!

Ну а во-вторых, мне начало казаться, что эта натренированная баба увиливает за моим мужем! Хотя нет, это во-первых! Видели бы вы, дорогие читатели, как эта, смешно сказать, женщина пялится на Гиста! Конечно, она значительно уступала мне по красоте и утончённости, но муж больше проводил времени на работе, да и к тому же, признаю, Элизабет и Гистеллус были похожи как брат и сестра, чего не сказать о нас. И уж конечно, я старалась лишний раз не пускать эту гору доспехов в свой дом! Сейчас я сама не могу поверить, что я могла быть настолько ревнивой, к тому же совершенно без видимой причины.

А вот Лантейя сразу с ней подружилась! Когда Элизабет впервые пришла к нам домой, чтобы передать Гисту какие-то распоряжения, то сразу же заприметила маленькую девочку. Оказывается, у этой бронированной женщины есть слабость к детям.

– А кто это у нас тут такая смелая девочка? – “поприветствовала” Лантейю Элизабет.

– Лантейя, – ответила дочка и добавила, нахмурив личико. – Вы странный рыцарь! Вы похожи на женщину! – не сумела связать противоречивый образ девушки-рыцаря малышка.

К слову о моей ненаглядной малышке. Эта маленькая девчушка сродни воде: чуть опустишь руки – тут же куда-нибудь утечёт! Вечно бегает, что-нибудь берёт, вертит в руках, изучает. Она обожала бегать вдоль берега, собирая красивые камушки, гулять со мной, помогать мне по мелочи. Сначала я брала Лантейю с собой на рынок, но эта непоседа умудрилась один раз потеряться!

Вы даже не представляете, дорогие читатели, как я перепугалась, чуть не поседела раньше срока. А эта девчонка, оказывается, засмотрелась на какого-то шарлатана на рынке, показывающего фокусы. Слава богам, я нашла её быстро, не успев поседеть раньше срока. После этого я вообще старалась ни на секунду не выпускать доченьку из виду, где бы ни была! Кроме одного раза.

Как-то раз, будучи в увольнении, Гист отозвал меня в сторону от пациента и слегка сжал мои пальцы. Я сразу поняла, что дело нечисто: он делал так только когда предстоял очень серьёзный разговор.

– Лафф, – вздохнув, начал он, – мне нужна твоя помощь…

– Странная просьба, Гист, – удивилась я. – Мы вроде бы не совсем чужие друг другу люди, и так формально можно было не просить.

– Нет, ты не поняла, не только мне. Лафф, городская тюрьма официально просит о твоих услугах! – выдал шокирующую весть мой муж.

– ЧТО?! – крикнула я так громко, что мой пациент зашевелился в соседней комнате. – Ты… ты серьёзно? Кому из всей вашей солдатской братии пришла в голову эта светлая мысль? – саркастично спрашивала я.

– Погоди, дорогая,– остановил меня Гист. – Дело серьёзное, иначе я бы ни за что не потащил тебя в казематы, поверь мне. Среди заключённых началось какое-то заболевание. Наш штатный лекарь не смог его опознать, тюрьму временно закрыли на карантин.

– Почему меня? – перспектива оказаться в сырых мрачных казематах вместе с убийцами и насильниками меня очень пугала. – Целители из храма с радостью бы взялись за такое задание, они же денежки просто обожают!

– Моё начальство, как и военный министр, не ладят со служителями, поэтому стараются не прибегать к их услугам, чтобы показать независимость, – в последние слова Гист вложил всё своё негативное отношение к дешёвой «показухе».

– Хорошо, – тяжело вздохнув, согласилась я, но тут же осеклась. – Когда нужно прибыть?

– Идём сейчас, – заявил Гист и направился к двери.

– Погоди! – кое-что дошло до меня. – Ты что, со мной пойдёшь? А кто с Лантейей будет сидеть?! Я ни за что её одну не оставлю!

– Конечно, без присмотра она не останется! – бодро заявил Гист. – Я нашёл для неё сиделку!

– Не-е-е-е-т! – протянула я, осознавая то, что подразумевал мой муж. – Только не говори мне, что ты позвал Элизабет!

– А что ты имеешь против? – удивился Гист. – Лиз отлично справляется со своими двумя, так что с Лантейей всё будет в порядке!

– С каких пор ты зовёшь её Лиз? – меня зацепило такое обращение.

– Я её так ещё в Имперском Легионе звал, – непонимающе поднял брови супруг. – Да чего тебе так не нравится Лиз? Армия Вэйреста вряд ли ещё увидит более способного воина.

– Да это-то тут при чём, – закатила я глаза. – А, ладно, пойду провожу пациента.

Когда, наконец, Элизабет соизволила явиться, я рассказала Лантейе, что мне придётся ненадолго отлучиться, и что за ней присмотрит тётя Лиза. Как же малышка обрадовалась, поэтому я почувствовала себя вдвойне брошенной. Я рассказала Элизабет весь распорядок дня, чего стоит и не стоит делать, где еда и всё в таком духе. Няня не перебивала и слушала внимательно, а когда провожала нас, сказала: «Не беспокойтесь, мы уж точно не заскучаем!» Я ушла из дома с очень плохим ощущением.

По дороге Гист рассказал мне, что они усилили контроль на входе и выходе из тюрьмы: все, кто контактировал с инфицированными, пока остаются внутри здания и ожидают моего вердикта. Я прихватила с собой справочник редких болезней, да мою любимую сумку с инструментами. «Громператор» я оставила на чердаке, ведь в замкнутых пространствах его опасно использовать – можно и по своим попасть.

Тюрьма находилась за городом, на некотором удалении от основного тракта. Она представляла собой огороженное железным забором длинное здание, внутри которого и были сами казематы. На верхних этажах находились комнаты управления и распределения, посты внешней охраны и оружейная. Внутри проходило несколько коридоров, один над другим, а по бокам этих коридоров теснились ряды камер.

Там, вдоль стен, располагалось несколько коек, а иногда и просто набитых соломой тюфяков, маленький стол да крохотное окно где-то под потолком. Стены тюрьмы Вэйреста славились своей толщиной, поэтому единственным способом выбраться была стальная дверь, ведущая из казематов в главное тюремное здание, однако она запиралась на особый замок, сделанный мастерами кузнечного дела. Даже если поднимется полномасштабный бунт, эта дверь задержит заключённых на неопределённое время.

Меня пропустили внутрь не досматривая. В мрачных, освещаемых одними факелами коридорах, полных убийц, насильников, воров и некромантов-извращенцев мне стало очень страшно. У меня предательски задрожала губа, и Гист успокаивающе взял меня под руку, и как он только умудряется вернуть мне прежнее равновесие всего одним движением? Моё появление вызвало нездоровый интерес: я спиной ощущала, как меня провожают мерзкие взгляды заключённых, следящих за мной через решётки.

Меня привели к камере, где и находились больные. Она была другой – её дверь оказалась из плотно подогнанных друг к другу толстых досок (я не стала разочаровывать начальство, что такие меры вряд ли задержат распространение болезни), а внутри не было окна. Там я видела трёх мужчин, лежащих прямо на холодном полу. Прежде меня в камеру зашло несколько стражей и тюремный лекарь. Факелы высветили каждый камешек плесневелых стен.

– О, какая красоточка, – самым мерзким на свете тоном сказал один из невольников. – Вот не думал, что ты приведёшь нам такую эльфиечку…

– Заключённый, молчать! – отрезал Гист таким тоном, что у меня волосы дыбом встали. – Встать лицом к стене! Ты, – указал он на тощего парня с руками-палками, – встать на центр комнаты и раздеться!

– Эй, стражник, – опять заговорил тот мерзкий тип. – Ты лучше б её раздел…

Договорить он не успел, потому что схлопотал от Гиста закованным в броню кулаком прямо по почке и согнулся. Я ничего не могла вымолвить. Тот Гист, который играет по вечерам с дочкой или сидит, обнявшись со мной, на скамеечке, который обожает пошутить и посмеяться в голос, сейчас стальным голосом командовал каким-то преступником.

– Приступай к осмотру, – повернулся он ко мне и незаметно подмигнул.

Вот теперь я смогла выдохнуть! Ну подожди, Гист, вернёмся домой – и я заставлю тебя сменить работу, хоть на графского слугу! Несмотря на то, что вся комната была высвечена факелами, мне пришлось зажечь волшебный огонёк. Я приступила к осмотру: всегда начинаю с глаз – они точно отражают состояние больного. Глаза этого заключённого были яркими, живыми, ну насколько это вообще возможно в тюрьме. Я осмотрела лицо, но также не нашла никаких признаков особой хвори. Стража сообщила мне, что все больные жаловались на слабость и лёгкое недомогание.

Я добралась до шеи. Поперёк шеи тянулась цепочка алых прыщей, окаймлявших горло, будто ожерелье… рубиновое ожерелье. Я помню, что тогда никак не могла поверить своим глазам. Едва эти слова пролетели в моей голове, как ужас начал закрадываться в моё сердце, и я попятилась назад. Гист недоумённо посмотрел в мою сторону, а я всё пятилась и пятилась, в конце концов, выбежав наружу! Вслед мне полетели оклики, из камеры вышел Гист и побежал следом, оставив охранников закрывать комнату. Я дважды повернула и без стука вбежала в комнату начальника тюрьмы. Септимус Игностис (с трудом вспомнила его имя) разговаривал со своим заместителем, боевым магом по профессии.

– Леди Лаффориэль, что случилось?

– Немедленно заблокируйте тюрьму! Ни в коем случае не выпускайте никого! – крикнула я.

В комнату вбежал озадаченный супруг, не менее озадаченный Септимус недобро прищурил глаза. Поговаривали, что он настоящий садист, считающий всякого кроме себя ничтожеством и при каждом возможном случае избивающий заключённых.

– Что случилось, Лафф? – нервно спросил Гист. – Ты так побледнела.

– Потрудитесь объяснить происходящее! – напрягся начальник тюрьмы.

– Я опознала болезнь! – выдохнула я. – Это Кнахатенский грипп!

В комнате повисла тишина. После продолжительного молчания Септимус покачал головой.

– Это невозможно, леди Лаффориэль! Этого просто не может быть! Кнахатенский грипп победили много лет назад!

– Я сама не могу в это поверить, но «рубиновое ожерелье»... Я сама его видела – яркая красная сыпь на шее в виде ожерелья! И болезнь не победили, просто жгли трупы и бежали из городов!

– Да вы хотя бы представляете, что это значит?! Кнахатенский грипп истребил более трети населения всего Тамриэля!

– Если это правда, нужно немедленно бежать отсюда, пока сами не заразились! – вытаращил глаза заместитель Септимуса.

– Вот именно! – согласился его начальник.

– Ни в коем случае! – мой голос сорвался. – Болезнь распространяется моментально! Именно поэтому я и говорю изолировать тюрьму! Необходимо остановить болезнь, пока она не истребила весь город! Если мы выпустим отсюда хоть одного человека, весь континент может снова начать вымирать!

– Ещё чего! – прищурил глаза заместитель командующего. – Я не собираюсь помирать вместе с этим сбродом!

– Отставить! – стальным голосом отрезал Игностис, и я поняла, где супруг подхватил этот тон. – Ты что, бредишь?! В городе живёт полторы сотни тысяч жителей, в том числе дети! Мы не обречём их на смерть! Немедленно подай магический сигнал недосягаемости.

Послышался взрыв за окном и снаружи всё окрасилось красным цветом.

– Это сигнал, что к тюрьме приближаться запрещено, – пояснил Септимус. – Лучше, чтобы никто нам не мешал. Мои люди уже заперли двери. Мы уйдём во внутренние комнаты и будем ждать. Запасов внутри тюрьмы хватит на месяц, если кормить только гарнизон.

Хоть это и было жестоко, но я с этим согласилась. А спустя минуту я поняла, что это совершенно бесполезно: я стояла прямо рядом с больным, а значит, сейчас инфицирована вся тюрьма! Нет смысла ждать, если жить мне осталось дней пять, не больше. Мы все умрём.

Командир гарнизона решил никому не сообщать о гриппе и просто объявить карантин до “окончания эпидемии“. Септимус Игностис лично запер все входные двери, а ключи спрятал в сейфе. И хотя информация не разглашалась, по тюрьме поползли слухи, все кругом были мрачные и подавленные.

Я отчаянно вспоминала все подробности этой болезни. Кнахатенский грипп впервые был обнаружен в Штормхолде. Поначалу болезнь проявляется в виде общего недомогания и мышечной слабости, впоследствии начинается лихорадка и кровотечение изо рта, носа и ушей. Отличительной приметой болезни была цепочка ярко-алых прыщей на шее, в виде ожерелья. Смерть наступает в течение трёх дней.

Неизвестно, кто изначально переносил болезнь, неизвестно, как её лечить, неизвестно даже, как она передаётся. Грипп бушевал на территории Тамриэля сорок три года и унёс жизни более трети всего населения. Болезнь уничтожала города, религии и целые национальности. После окончания эпидемии в Аргонии не осталось ни одного человека.

Я не знаю, сколько времени я просидела в одной позе, кажется, почти весь день. Гист куда-то запропастился, а я осталась в одиночестве, погружённая в мысли столь мрачные, что и не описать. И постепенно в мою голову заползла идея, чёрная, как пустота Ситиса: а зачем ждать? Один правильный разрез и несколько минут ожидания… и всё. Никакой агонии, никаких предсмертных мук от ломоты в теле, я уйду красиво и тихо, как и подобает благородной альтмерке!

Я взяла в руки скальпель и замерла. Вот он – переломный момент! Как же я рада, дорогой читатель, что я не переломила себе жизнь этим моментом. В комнату зашёл Гист и, увидев меня, бросился вперёд, выбив из рук нож.

– ТЫ ЧТО УДУМАЛА, ДУРА?! – закричал он так громко, что я вздрогнула всем телом. – Да как ты до такого додумалась?! Решила сдаться без борьбы?!

– Бороться бессмысленно, – я безвольно опустила руки. – Мы уже мертвы. Я чувствую, как слабеет моё тело, шея нестерпимо чешется. Я не хочу умирать в агонии…

– Не думал, что ты можешь быть такой эгоистичной! – жёстко бросил Гист, я от неожиданности подняла голову и немного пришла в себя. – Решила, что уже мертва?! НЕТ! Ты жива до тех пор, пока кому-то нужна! Ты нужна всем здесь, ты мне, мне нужна!

Стало стыдно… за то, что я поступила так малодушно, потеряла любовь к жизни и напрочь забыла обо всём. Я не нашла смелости посмотреть мужу в глаза и просто опустила голову вниз.

– Гист…

– Прекращай эти свои фокусы, – ещё не отошёл от шока Гистеллус. – Не важно, сколько осталось жить: недели, дни или часы! Наш срок отведён нам богами, и мы не вправе сами обрывать наше существование. Покуда бьётся сердце, а руки способны творить, мы обязаны делать всё, что в наших силах. Мы должны не выпустить эту болезнь в город, иначе Лантейя… все они могут погибнуть. Давай сделаем так, чтобы наша жизнь закончилась правильно…

– Гист… я… я не знаю, что на меня нашло, – слова застревали у меня в горле. – Я так отчаялась. Я не хочу потерять дочку, не хочу потерять тебя. Я не хочу умирать!

И я разрыдалась. Я так никогда не плакала: это была самая настоящая истерика. Когда супруг обнял меня, я почувствовала, что у него мокрое лицо. Это был единственный раз, когда он заплакал.

– Больше, больше не называй меня дурой, – сквозь слёзы выговорила я.

– А ты больше так меня не пугай, а то запру в камере и охрану поставлю, – отозвался Гист.

– А я ведь и не знала, что ты бываешь такой суровый, – тихо прошептала я ему на ухо. – Если честно, мне кажется, что такая работа не для тебя.

– Как говорила Лиз: «Призвание само нас находит», – отозвался он, всё ещё не отпуская меня. – Здесь я чувствую себя по-настоящему нужным.

– Так! – я внезапно ожила и вырвалась. – Что за Лиз такая? Давай-ка, выкладывай! Она явно не просто твоя напарница, даже я заметила, как эта стерва на тебя пялится!

– Не зови Лиз стервой, пожалуйста, – слегка виновато ответил Гист. – Просто когда-то мы с ней… встречались.

– Чего?! – подобные известия и без смертельного гриппа были шокирующими. – Так это у неё твои дети?!

– Нет конечно! – сам ужаснулся от этой мысли Гист. – Понятия не имею, где она умудрилась их завести. Ты не знаешь, как я удивился, когда увидел её здесь, я-то думал, что она так и осталась служить в столице.

– Просто невероятные новости! – гнетущие мысли в голове полностью заменились на жгучую ревность. – И когда ты мне собирался это рассказать, муженёк?

– Ты к чему клонишь? – притворился тупым Гист. – Эх, Лафф, вот ну почему ты всегда такая ревнивая, а? Чтобы у нас не было раньше, всё уже много лет в прошлом. И даже если Лиз ничего не забыла, между нами ничего нет, кроме работы. И, в конце-то концов, – гордо выпрямился Гист, – почему я оправдываюсь? Мне тогда лет восемнадцать было!

И хотя Гистеллуса я простила… временно простила. Ох, знали бы вы, дорогие читатели, как же часто мне хотелось придушить эту молоденькую… женщину. В ней не было ни капли такта и женственности, а за исключением относительно неплохой внешности в ней не было совершенно ничего особенного, НИЧЕГО!

В общем, так мы и проводили часы. Часы складывали в дни. Я уже потеряла счёт времени, которое прошло с момента нашего вынужденного заточения, а обстановка всё накалялась. Заключённые, конечно, начали догадываться о происходящем, но ещё не понимали масштабов. Апофеоз наступил спустя два дня.

Начался бунт. Я толком и не знаю, кто открыл камеры, но все заключённые вырвались в коридоры. Несколько охранников сразу погибли, остальные забаррикадировали входные двери и держали оборону. Я чудом выжила, избежав незавидной участи оказаться под ножом какого-нибудь ублюдка. Началась давка, а вперёд вышел командир Игностис.

– СТОЯТЬ НА МЕСТЕ! – громыхнул он с такой силой, что содрогнулись стены. – Как вы посмели, отродье, выйти из своих камер?

– Пошёл прочь, ублюдок! – закричал какой-то преступник. – Мы не хотим помирать за решёткой от Кнахатенского гриппа! Мы хотим последние дни прожить на воле!

– Кто вам сказал про грипп? – глаза начальника бешено сверкали. – Отвечай, выродок!

– А ты думал всё замолчать? – толпа снова заволновалась. – Вы нас тут не удержите!

– Послушайте же! – заорала я. – Там же дети в городе! Неужели вы их всех обречёте на смерть?! Я не выпущу никого…

– Заткнись, эльфская шлюха! Заткни свою пасть или мы сами её тебе кое-чем заткнём! Мы тебя тоже порежем на куски, дрянь! – раздавались вопли из толпы.

Мне стало страшно! Толпа была неуправляема. Кто-то рассказал заключённым о смертельной болезни, и сейчас это было дикая стая животных, жаждущих вырваться на свободу! Из толпы вылетел камень и угодил мне по голове, по лбу потекла кровь. Гист отволок меня в сторону и прикрыл собой, ни на секунду не опуская меч.

– Плевали мы на детей и город! Мы жить хотим! – больше всего орал какой-то заключённый в первых рядах, подзадоривая толпу. – Вперёд парни, нас куда больше! Убьём их всех и заполучим свободу!

– Ах, свободу им подавай?! – взгляд Септимуса стал совсем недобрым. – Вот она, ваша свобода! – он вынул связку ключей от дверей тюрьмы и сбросил в канализационный сток. – Теперь вы, мрази, не выйдете отсюда никогда!

– Сволочь! Ублюдок! Ты сдохнешь! Мы всё равно выйдем отсюда! – орала толпа, постепенно приближаясь.

Внезапно сквозь узников протолкался здоровенный орк, на голову выше почти всех.

– О, Гогрон! – обрадовался заводила. – Вот теперь-то победа точно наша…

И тут орчище схватил беднягу и развернул его голову в противоположную сторону, раздался противный хруст, и тело преступника осело. Повисла гробовая тишина, в которой звук орочьего голоса раздавался, как труба.

– Вы что, не слышали? – толпа медленно отходила от Гогрона. – Это страшная смертельная болезнь, которая может вновь поубивать людей всего Тамриэля. И вы серьёзно готовы ради пары дней свободы принести столько смертей? – он грозно осмотрел остальных узников.

Позже Гист рассказал мне, что это Гогрон гро-Малдур. Он был предводителем самой большой разбойничьей банды в округе, пока его не схватили двадцать стражников Вэйреста. Также было известно, что у Гогрона в городе была сестра с детьми, так что ему было что защищать.

– У меня там есть родственники, так что если вам вдруг захотелось свободы, сначала придётся пройти мимо меня! – объявил орк. – Эй, начальник! – бросил Гогрон Септимусу. При этом я успела разглядеть у них обоих на шее алые прыщи. – В обычном случае я бы ни за что не стал выдавать кого-либо, я так никогда не делаю. Однако я не хочу, чтобы эпидемия расползлась. Это твой заместитель рассказал нам про грипп и открыл решётки.

Раздался звон тетивы от спускаемого арбалета, а затем сдавленный вскрик, когда болт воткнулся в грудную клетку предателя.

– Спасибо, Гогрон, – перезаряжая арбалет, отозвался Септимус, а затем обратился к солдатам. – Уберите этот мусор подальше, чтобы не вонял.

Поразительно то, что все беспрекословно подчинились, даже не изумившись только что свершившейся казни. Похоже, слухи про Септимуса были правдой. Кто-то ещё пытался выкрикивать что-то, но пара выпущенных стрел и злобный взгляд Гогрона, не уступающий взгляду командира Септимуса, остудил пыл бунтовщиков, вернувшихся в свои камеры.

Буря прошла мимо, однако нашей основной проблемы это не решило. У всех солдат нестерпимо чесалась шея, каждый чувствовал недомогание. Шёл третий день нашего пребывания в тюрьме, но, как это ни странно, от болезни пока никто не умер. Ранее этот вирус убивал людей сотнями, а сейчас даже кровь ни у кого не текла.

– Шестнадцать проклятий на этот грипп, – заорал Гист. – Как же всё чешется! Боги мои, почему всё так чешется?!

– Да ладно, так уж и всё, – скептично отозвалась я, не успевая залечивать ему разодранную кожу. – Вон уже, до крови шею разодрал!

– Да если бы только шею, – причитал супруг. – У меня даже пятка чешется!

– В смысле? – последняя фраза меня откровенно смутила. – Ну-ка, снимай броню!

Когда Гист снял доспех и рубашку, я сначала ужаснулась: каждый сантиметр тела был покрыт алыми прыщами, будто ягодами. Но затем мне пришла в голову шокирующая мысль. Я немедленно пошла к Септимусу, чтобы попросить об услуге, следом за мной спешил Гист.

– Командир Игностис, – как всегда без стука ворвалась я к Септимусу, – есть срочное дело!

– И почему вы всегда врываетесь без предупреждения? – процедил он, расчёсывая себе шею, но всё же изобразил на лице заинтересованностью. – И какое же?

– Нужно, чтобы вы срочно выстроили всех заключённых для повторного детального осмотра!

– Чего?! – угрожающе встал командир. – Хотите ещё один бунт поднять?

– Появилась новая информация, которую срочно нужно проверить, командир, – я говорила как можно скорее, чтобы не дать страшному командиру возможности говорить. – Не могу сказать сейчас, что происходит, нужно сперва всё проверить!

– Да что же вы за…

– Командир, – выступил вперёд Гист, – Лаффориэль – одна из известнейших целительниц не только Вэйреста, но и нескольких провинций. Я уверен, что она не зря тратит ваше время, командир!

– Хорошо, проводите ваш “детальный осмотр”, – процедил он.

Было видно, что и Септимус, и заключённые, и тюремная охрана больше напоминает мёртвых, чем живых. Понурые, серые, сгорбившиеся, – все они просто ждут окончания своих мучений, даже не надеясь на избавление. Мы шли от камеры к камере и везде находили одно и то же: исступлённо расчёсывающих себя заключённых и стражников, с ног до головы покрытых прыщами. Боги мои, я никогда не чувствовала себя такой живой!

– Господин Игностис, – учтиво обратилась я к командиру, – в общем… это не Кнахатенский грипп!

– ЧЕГО?! – Септимус громыхнул на всю тюрьму. – Вы в этом уверены?

– Да! – торжественно ответила я. – Мне не ведома эта болезнь, но это точно не грипп. Он не вызывает высыпаний на всём теле, только на горле. Да и чесотки я тоже не припомню. К тому же очень странно, что к третьему дню даже кровотечение изо рта не пошло…

– Вы… вы просто невозможная! – то ли от облегчения, то ли от бешенства высказался Септимус. – Из-за вашего неверного диагноза тут невесть что произошло, даже бунт поднялся! Не надейтесь, что вам это так просто сойдёт с рук! А теперь НАЙДИТЕ КТО-НИБУДЬ ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ КЛЮЧИ!

Ещё полдня солдаты лазили по канализации, ища там упавшие ключи. Когда, в конце концов, входные двери распахнулись, вышедших встречала целая толпа храмовых целителей, стражи и политиканов. Сколько было шума и гомона, сколько ругани и речей! Я даже слышала парочку нелицеприятных выражений в мой адрес, но мне было совершенно всё равно. Все необходимые проверки и процедуры от лекарей длились целую вечность, но когда меня, наконец, отпустили, вместе с Гистом я припустилась домой.

Когда я зашла, то увидела совершенно неприемлемую картину: Элизабет и Лантейя готовили, причём последняя лихо резала огромным ножом мясо, а потом ссыпала неаккуратно нарубленные куски в бурлящий котёл. В то же время один отпрыск Элизабет пропалывали мой маленький огородик, а второй нещадно драил полы.

– Мама! – крикнула дочка. – Ты вернулась! – и с визгом бросилась ко мне.

Я схватила её и крепко обняла. Боги мои, как же я по ней соскучилась!

– Мама, папа, а мы с тётей Лизой вам пирог приготовили! – взахлёб говорила Лантейя. – А ещё мы с ребятами бегали на речку, там так весело было!

Сперва я хотела отчитать Лантейю, но видя, как в котле сгорает похлёбка, как на столе стоит кривой, как колено стражника, пирог и как смеётся эта троица ребятишек, что я просто не смогла испортить их веселье.

Зато при виде Элизабет, которая чуть ли не со слезами на глазах рассказывала моему мужу, как она волновалась, мне очень захотелось её умертвить. Что бы мне ни говорил про неё Гист, как бы он ни уверял меня, что между ними всё давным-давно кончено, Элизабет, похоже, была совершенно иного мнения.

С тех пор изменилось многое. Я стала давать дочке гораздо больше свободы, чем раньше. Как следствие, она сразу нашла себе кучу друзей, вместе с которыми терроризировала соседей. Дети Элизабет, Кастав и Леон Фраури, часто заходили к нам в гости, слава богам, без своей мамаши. Гистеллуса повысили до заместителя командующего (вместо убитого). Гогрону, за его действия во время бунта, сократили срок его заключения и разрешили видеться с семьёй. Говорят, когда он освободился, стал пекарем. Зато вот Арания не изменилась – всё также принимает скуму и сидит в своём доме.

Ах да, забыла написать ещё про одну мелочь. Как целители не старались, остановить распространение странной сыпи, чья эпидемия началась в тюрьме, не удалось. Через неделю весь Вэйрест чесался и проклинал всё и вся. Каждый мужчина, женщина и ребёнок истово расчёсывал себе кожу до крови, проклиная тюрьму, где не следят за чистотой в камерах, и целителей из храма, которые могут только молитвы читать.

В конце концов, я всё-таки смогла состряпать лекарство от этой сыпи. Стоит ли говорить, что за эту неделю я просто озолотилась, а очередь к моему дому тянулась аж до улицы. Всё, что ни делается – всё к лучшему!

***

Лаффориэль закончила свой рассказ, радуясь, что снова оказалась в центре внимания. Маринетт взирала не неё с нескрываемым восхищением, будто живого героя увидела. Редгардка, в свою очередь, улыбалась во все двадцать целых зубов.

– Вот уж не думала, что окажусь в одной камере с самой леди Лаффориэль! Хоть ты меня и вряд ли помнишь, но уж я-то тебя запомнила!

– Ах, внуча, то-то я думала, кого же ты мне напоминаешь?! – защебетала Лаффориэль.

– П-простите, вы знакомы? – быстро переводила взгляд с редгардки на Лаффориэль и обратно Маринетт.

– Да, внученька, – ответила бабушка. – Когда-то несколько молодых людей набросились на меня на дороге, а я им объяснила, что грабить – нехорошо!

– Ха-ха, – захохотала соседка по камере. – Только сначала она повалила нас наземь колдунством каким-то, а уж потом стала мораль читать!

– Смотрю, девица, – меняла обращения Лаффориэль от фразы к фразе, – мои нравоучения тебе впрок не пошли.

– Ну, не все меняются так сразу, – заметила философски редгардка.

– Так это же вроде лет двадцать назад было, – напрягла память бабушка.

– А я что сказала? – удивилась редгардка.

Так и шло время, а три женщины всё болтали и болтали про всё подряд.

Глава 3. Самый дурацкий побег

Амиэль чудом избежал ареста, хотя и видел его собственными глазами. Похоже, стражники охотились именно за группой путешественников, и он смог проскользнуть в трактир, где снял себе комнату, щедро приплатив трактирщику за молчание.

Пока наши герои сидели в мрачных казематах, Амиэль нежился в бадье с водой, тщательно отмываясь от канализационных стоков. Правда, блаженство ему омрачали приступы паранойи от ожидания того, что каждую минуту за ним кто-нибудь придёт. Когда он, наконец, закончил, то почувствовал себя по-настоящему живым. После этого он перебрал вещи из своего мешка, осмотрел свой драгоценный сундучок и заново всё упаковал.

«Ладно, хоть через границу провели, сопровождение, называется, – думал Амиэль, хотя в его душе царило гадкое настроение. – Тупые мужики, вот пусть и сидят в своей тюряге, так им и надо. Ну почему они такие высокомерные?»