Текст книги "Глиф"

Автор книги: Антон Фарб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Промыв достаточно глубокие царапины под струей ледяной воды (Илона начала медленно приходить в себя, будто отходя после серьезной попойки или таблеток вроде экстази – или чем там сейчас принято закидываться в гламурном мире?), Ника обработала ранку перекисью и прижала ватку. Расковырять вену Илона не успела, хотя явно к этому стремилась, но кровь продолжала струиться прямо на замшевые сапожки Ники. Вот ведь, твою матушку, в сердцах выругалась Ника, меняя тампон. Использованный ватный кругляш упал на пол, и Ника, одной рукой поддерживая обмякающую Илону, а другой – зажимая ее запястье, краем глаза заметила, что первый, самый яркий отпечаток на ватном диске, имеет вполне определенную форму:

Она уже видела нечто подобное совсем недавно, сегодня, буквально только что… Ну да, точно! У девочки-эмо был браслет с Футарком. Ника буквально впихнула начинавшую лопотать Илону в могучие руки Маргариты Петровны, выскочила в коридор, метнулась в комнату – но поздно, слишком поздно, девчонки и след простыл, и только лежал на столе, среди позабытых камушков, дешевый стальной браслетик с рунами.

8

Руки ему связали за спиной, туго, но бестолково – если бы машину не бросало так из стороны в сторону, Ромчик смог бы распутать веревку. Но кто бы не сидел за рулем, водить он то ли совсем не умел, то ли недавно научился: то и дело рвал с места, резко тормозил, лихачил на легких поворотах и сбрасывал скорость почти до нуля перед сложными. Машину – это был джип-паркетник, Ромчик не успел разглядеть ни модель, ни марку, только запомнил, что цвет вроде бы светлый, серый или металлик – мотало по дороге, как пьяного матроса, а вместе с ней мотало и Ромчика по багажнику. Он дважды стукнулся головой о запаску, саданулся коленями о какой-то железный ящик и с трудом избавился от воткнувшегося в спину гаечного ключа. Эх, были бы свободны руки – и ключ бы еще как пригодился… но развязаться у Ромчика не получилось.

Зато он подслушал часть разговора похитителей.

– Куда его? – спросил первый, гнусавый.

– На хату, – сказал второй, с хрипотцой курильщика.

– А потом? – опять первый.

– Тихо, блядь! – гавкнул третий, до сих пор хранивший молчание. – Он же все слышит!

И все.

Ромчик, как мог, сгруппировался, попытавшись принять позу эмбриона, и стал ждать. Минут через десять машина остановилась, мотор заглох.

– Ну че? – спросил Гнусавый.

– Обождем пока, – ответил третий голос, по всей видимости – главный в этой гоп-компании.

Щелкнула зажигалка, по машине разнесся дух дешевого табака.

– Стремно как-то, – посетовал Хрипатый.

– Заткнись, – велел ему Главарь.

Что бы ни пережидали похитители, это продолжалось не больше пары минут. Потом джип качнулся и хлопнули дверцы. Открылся багажник, и даже через вонючую мешковину Ромчик ощутил дуновение холодного воздуха. Его довольно ловко подхватили под ноги и под плечи, вытащили и поставили на землю. Ромчик попытался сымитировать обморок, подкосив коленки и обмякнув в руках похитителей, но его больно ткнули под ребра чем-то железным, и он больше не дурковал.

Семь шагов вперед. Писк домофона. Запах подъезда – курева, кошек, сырости. Еще два шага, опять остановка. Скрип двери. Три шага вперед и лестница. Восемь ступенек. Разворот направо. Скрежет ключа, щелчок замка. Деревянный пол под ногами. Толчок в спину – и Ромчик грохнулся на что-то мягкое.

– Свисток, поставь чайник, – скомандовал Главарь. – Че-то я замерз. Трусит.

– Ты че, охренел? Нахрена ты погоняло светишь? – возмутился Гнусавый.

– Насрать, – отмахнулся Главарь. – Чефирь забабахай, а я пока Тухлому позвоню.

Похитители вышли, оставив Ромчика в одиночестве.

В принципе, перспектива похищения для него не была чем-то таким уж запредельным. Еще года два назад Вязгин в присутствии Ромчика на пальцах разъяснял Радомскому-старшему, что шансы Ромчика – единственного ребенка в одной из самых богатых семей города – быть похищенными ради выкупа достаточно велики. Отец, как водится, отмахнулся от предложения приставить к Ромчику персонального бодигарда, а Ромчик же получил богатую почву для фантазий типа «а что я буду делать, если…»

Ну вот. Если. Давай, делай…

Итак, что мы имеем? Первый этаж – это хорошо. Хотя наверняка есть решетки на окнах.

Мы где-то в городе, и недалеко от центра. Везли минут пятнадцать от силы, и все время был слышен гул машин. Это тоже хорошо.

Похитители – дебилы и непрофессионалы. Это плохо.

И очень-очень наглые. Вели в квартиру через парадный вход, с мешком на голове, и не боятся называть друг друга по кличкам… Это не просто плохо. Это уже херово.

Зато мешок с головы не снимают. Обнадеживает…

Ромчик не успел додумать эту мысль до конца.

Из прихожей донесся звонок, опять защелкали замки. Что-то зашуршало.

– Ну как? – спросил новый голос, лишенный каких-либо выразительных примет.

– Нормуль, – сказал Главарь. – Вон он.

В комнату вошли. Двое или трое.

– Посадите его, – приказал Невыразительный.

Ромчику придали вертикальное положение. Похоже, он валялся на тахте.

– Снимите мешок.

– Да ну нах! – Гнусавый возмутился. – Он же нас запомнит!

– Это не имеет значения, – успокоил Невыразительный. – Снимайте. И где его телефон?

Чья-то рука схватила мешок, зацепив растрепавшиеся волосы Ромы, и сдернула его с головы. Рома заморгал часто-часто, а потом сфокусировал зрение.

Трое. Два типичных и даже полузнакомых гопа: один в «адидасе» и кепочке, второй, с бритой головой – в кожаной куртке и камуфляжных штанах.

А вот третий… Заказчик всего происходящего – а в том, что человек с невыразительным голосом и был заказчиком, организатором, идейным вдохновителем и Шефом с большой буквы, Ромчик не сомневался ни секунды – был маленького, метра полтора, не выше, росточка, и выглядел как совершенно заурядный дяденька с улицы: брючки, ветровочка и хозяйственная сумка через плечо. Второй раз и не взглянешь на такого.

В руках у Шефа был Ромкин айфон.

– Можешь не улыбаться, – предупредил он и сфотографировал Рому.

9

С тех пор, как запретили азартные игры и позакрывали все казино, а покер почти официально признали спортом, Радомский, уходя из дома на ночь глядя, с честным видом объявлял жене:

– Дорогая, я уехал в спортклуб!

Он даже брал с собой сумку «Найк» с кроссовками, шортами, футболкой и специальной спортивной бутылочкой для воды. Сумка эта ни разу не покидала багажник «Хаммера», когда Радомский посещал «клуб спортивного покера», а жена и не думала проверять ее содержимое – точно так же, как она не задавалась вопросом, почему от супруга после занятий спортом пахнет виски и табаком. Жена у Радомского была достаточно умной женщиной, чтобы придерживаться политики «я не спрашиваю, а ты не рассказываешь» и закрывать глаза на многие вещи. Но самого Геннадия Романовича искренне забавлял как процесс конспирации, так и каламбур со «спортивным покером».

Это было все равно что воровать дрова для шашлыка на соседней даче: купленные в магазине чушки доставляли на порядок меньше удовольствия…

Сегодняшним вечером Радомский настроился на большую игру. Он купил фишек на полторы штуки, разложил их в три неравных столбика, переодел часы на правую руку (личная, проверенная в деле примета), заказал односолодовый виски со льдом и среднего размера сигару.

Было около десяти вечера, и серьезных противников за столом пока не наблюдалось. Парочка полузнакомых бизнесменов средней руки (вчера – шмотки на базаре, сегодня – бутик в торговом молле), невротичная дамочка с сигаретой в длинном мундштуке, какой-то перепуганный вьюноша с дрожащими пальцами, горбун в старом советском костюме, ну и, естественно, завсегдатай заведения дядя Саша – сальные волосы, прыщи и большой опыт в онлайновых турнирах.

Пан Киселевич, спекулянт недвижимостью, скупщик разорившихся еще при совдепии заводов, главный конкурент Радомского в бизнесе и главный же его визави за карточным столом (а так же просто большой сукин сын) пока не появился.

Радомский играл по-маленькой, осторожничал, в драку не лез и почти не блефовал. Два раза сунулся с большого блайнда, и оба раза уступил дяде Саше, слив почти две сотни баксов. Потом переждал. Вьюноша, как и ожидалось, вылетел первым. Дамочка встала из-за стола в половину двенадцатого, и вроде бы даже в плюсе. Бизнесменчики дернули коньяку и слегка оборзели. Их следовало наказать.

Поймав еще на флопе две пары, Радомский аккуратно, чтобы не дай бог не спугнуть, раскрутил одного из дурачков на олл-ин, и раздел вчистую. Буквально на следующей сдаче дядя Саша проделал нечто аналогичное с его товарищем. Потеряв все деньги за два раунда, дурачки приуныли и свалили.

За столом осталось трое: Радомский, дядя Саша и горбун, до сих пор игравший ровно и уверенно.

А потом произошло неожиданное. Где-то к часу ночи, когда игра стала по-настоящему интересной, дядя Саша вдруг попер вперед танком, то ли блефуя, то ли действительно заполучив хорошую карту. Радомский предпочел упасть, а странный горбун ответил, и еще как: у дяди Саши был стрит в пиках, а у горбуна – фуллхаус.

Дядя Саша, офигев от такой наглости, бросил игру, оставив Радомского с горбуном наедине.

– Вы – Геннадий Романович Радомский, – впервые за весь вечер подал голос горбун, тасуя карты.

– Совершенно верно. С кем имею честь?

– Это не важно, – сказал горбун. – Я сейчас выиграю у вас все деньги, а потом мы поговорим о вещах более серьезных.

Радомский хохотнул. У него возникло ощущение, что этого хамоватого калеку он где-то видел, и совсем недавно. И, кажется, при большом скоплении народа… Ну точно! На брифинге автоквеста. Работает память, работает старушка…

Горбун тем временем повышал ставки на каждой сдаче. Карта ему просто перла. Радомский даже заподозрил его в жульничестве, но нет: все было по-честному, горбун даже сам предложил поменять колоду, а сдавали они по очереди. Через пять кругов перед Радомским осталась жалкая горка фишек долларов этак на сто. Горбун свои фишки только успевал отгребать в сторону, чтобы не мешали.

– Ну что? – улыбнулся он. – Хватит или доиграем до конца?

– Кто вы такой? – спросил мигом взмокший Радомский. – Что вообще происходит?!

– На свете есть игры интереснее покера.

– Это еще что значит?!

– Я предлагаю вам вступить в Игру. Вы согласны?

– Какую еще, к чертям, игру?

– Самую главную Игру в вашей жизни, – сказал горбун.

Радомский вытер пот со лба, залпом допил виски:

– Ребята, если это какой-то развод, то вы не понимаете, с кем связались…

– Это не развод, – горбун оставался спокойным. – Это Игра. Вы дали толчок к ее началу. Пора бы и поучаствовать.

– Толчок? Начало?! Вы вообще о чем?

– А вы вспомните свою беседу с Загорским три месяца назад. Здесь же, за этим самым столом.

Радомский вспомнил. И вздрогнул. То ли от ненависти, то ли от обиды. Загорский, сволочь, тварь, подонок. Значит, Игра уже началась. Но мне уготована роль обычного игрока…

– Не обычного, – возразил горбун, и Радомский понял, что последние фразы произнес вслух. – Ключевого.

– Это не то, на что я рассчитывал, – резко сказал Радомский.

Горбун пожал плечами.

– У вас нет выбора.

– Ах вот как… – процедил сквозь зубы Радомский. – А не пошли бы вы вместе со своим Загорским, долбаной Игрой, вонючими глифами и всей вашей шушерой знаете куда?!

Горбун опять пожал плечами, встал из-за стола и вытащил из кармана своего дешевого костюмчика визитную карточку с одним только номером телефона.

– Позвоните мне, когда передумаете, и получите свои инструкции.

– Пшел вон! – рявкнул Радомский. – И передай своим, чтобы даже не пытались меня больше подставлять! Я вас с говном смешаю, игроделы сраные!

– До свидания, – все так же спокойно попрощался горбун и вышел, оставив гору фишек на столе.

– Вашу дивизию, – пробормотал себе под нос Радомский, вытаскивая телефон и набирая номер Ники Загорской.

После дюжины гудков в трубке раздался сонный голос:

– Да? Алло?

– Ника? Это Радомский. Мне нужно срочно связаться с Аркадием Львовичем.

– Что? Который час?!

– Я прошу прощения за поздний звонок, – еле сдерживаясь, сказал Радомский, – но мне нужен ваш дед! У вас есть с ним связь?

– Только по е-мейлу… Я ему напишу, чтобы перезвонил… Подождите, а что случилось? У него проблемы? – заволновалась Ника.

– Нет. Пока – нет.

Но будут, добавил он про себя. Еще какие. Я ему, козлу, устрою.

– Достаньте мне номер его телефона. Или назначьте встречу. Соврите, что заболели. Или еще что-нибудь. Мне надо срочно с ним увидеться. Вы сможете это сделать, Ника?

– Я постараюсь, – ответила девушка. – Но я бы хотела знать, что происходит.

– Завтра. Завтра я вам все объясню. А пока – спасибо, Ника!

Радомский сбросил вызов, и телефон в ту же секунду зажужжал, приняв сообщение. Это еще от кого?..

Сообщение было от Ромчика. Уведомление о MMS. Доставить? Да.

Пару секунд ожидания.

MMS принят. Показать? Да, вашу мать, показать!

Фотография. Ромчик. Длинные волосы растрепаны. Руки скручены за спиной. Взгляд – испуганный. На плече какой-то черный мешок. На заднем плане – ободранные обои.

Ну, твари…

Радомский взял со стола визитку горбуна, еще раз взглянул на Ромчика, потом – на визитку, поразмыслил пару мгновений – и набрал номер Вязгина.

10

Еще ночью погода испортилась, небо заволокло тучами, и к утру начал накрапывать дождик – первый в этом году, холодный, мелкий, затяжной.

В доме Анжелы, старом, дряхлом, наполовину просевшем в землю, сырость и зябкость утра ощущались особенно остро. Казалось, что за окном не ранняя весна, а глубокая-глубокая осень, и вот-вот ударят морозы, и вместо дождя с неба посыплется снег.

Страшно хотелось большую чашку горячего кофе. С молоком. Или даже нет, со сгущенкой. Чтобы было сладко до приторности.

Марина понимала, что так ее организм реагирует на стресс. После пережитого ужаса с Илоной, бессонной ночи в больнице, изнуряющей ругани с врачами, промозглой ночной погоды надо было согреться и повысить уровень сахара в крови. Но кофе Анжела дома не держала.

Слава богу, Наташа, ненасытная душонка, добыла где-то «Сникерс» и поделилась с Мариной. Сразу полегчало…

Когда Анжела наконец оторвалась от своего компьютера, Марина с Наташей уже шушукались, как заправские подружки, на тему «надо ли определять пол ребенка заранее или нет»? Для Марины подобная форма общения – шушукаться – была в новинку, и она отнесла временное падение IQ до уровня беременной самки на все тот же стресс.

– Черт знает что такое, – сказала Анжела раздраженно. – Интернет работает через пень колоду. Почта уходит, но не проверяется, поисковики глючат, кое-какие ресурсы вообще недоступны!

– Может, это из-за погоды? – робко предположила Наташа.

Анжела даже не удостоила ее взглядом.

– Ты точно все нарисовала? – уточнила она у Марины.

– Да, – твердо ответила та.

– Ну, тогда прибегнем к классическим методам. Помоги-ка мне, пожалуйста…

Вдвоем они придвинули к платяному шкафу табуретку, на которую забралась Анжела, но при ее росте и табуретки было маловато, чтобы заглянуть в недра антресолей, и она уступила место Марине.

– Такой большой серый том, – подсказала она, страхуя Марину. – В коленкоровом переплете.

Бардак на антресоли был, конечно, феерический. Искомый томина обнаружился между свернутым одеялом и плотно набитым тряпками пакетом. Чихнув пару раз от поднятой пыли, Марина передала тяжеленную книгу Анжеле, и та, сразу забыв про балансирующую на табуретке помощницу, принялась шелестеть страницами. Спрыгивать вниз пришлось самостоятельно.

– Вот! – торжествующе воскликнула Анжела. – Все-таки склероз меня еще не совсем одолел!

Она ткнула пальцем в рисунок на развороте – угловатые закорючки с подписями.

– Такая? – уточнила Анжела.

– Да, – в один голос ответили Наташа с Мариной.

– Руна Перт, – прочитала по книжке хозяйка дома. – Четырнадцатая руна германского алфавита. Точное значение неизвестно. Предположительно символизирует тайну, или процесс посвящения.

Наташа фыркнула.

– Это у Илонки-то тайна? Да я ее с детского садика знаю, она же тупая как пробка! Она и буквы-то поди не все еще выучила, а тут руны…

– Не всегда люди играют в игры, – назидательно сказала Анжела. – Иногда игры играют в людей. Значит, руны… Мариночка, ты умница. Тебе цены нет. Все сходится: Черное Солнце и руны против vévés… Две команды, а не одна.

– Есть еще кое-что, – заметила Марина. – Я собиралась рассказать вчера, но не успела. Вот, – она протянула Анжеле рисунок Славика. – Монада Джона Ди. Еще один… как его Ника назвала? Ах да, глиф. Его тоже использовали в Игре.

– Ну, вообще-то этот символ называется Египетская Монада, и первым описал его Атаназиус Кирхер, а Джон Ди всего лишь его усовершенствовал, – сказала Анжела просто для того, что потянуть время. Появление монады было для нее полным сюрпризом, и Марина почувствовала удовлетворение.

– И как это вяжется с рунами и вуду? – внутренне торжествуя, спросила она.

– Никак, – Анжела развела руками. – Полная эклектика…

– А может быть, – продолжила наступление Марина, – команд не две, а больше? И война глифов масштабнее, чем мы думаем?

– Я считаю, – рассудительно ответила Анжела, – что этот вопрос следует задать не мне, а твоей драгоценной Нике Загорской. Я и раньше предполагала, что девочка не так проста, как хочет казаться, а уж после вчерашнего… Знаешь, кто ее прислал? Радомский собственной персоной!

– Стоп-стоп-стоп! – замахала руками Наташа. – Эта самая Ника вчера, когда Илонку везли в больницу, сунула мне свою визитку и сказала, что хочет встретиться…

– Вот именно, – многозначительно кивнула Анжела.

Марина внезапно ощутила, как к горлу подкатывается с трудом сдерживаемая ярость. Ника. Наглая столичная жидовка. Если выяснится, что за всем этим стоит она… Как в таких случаях говорят? Держите меня семеро, шестеро не удержат! Уничтожу эту дрянь!..

В этот момент в дверь постучали. Притихшие женщины испуганно переглянулись.

– Кто это может быть? – спросила Наташа.

– Сейчас узнаем, – с наигранной бодростью сказала Анжела и пошла открывать.

Она вернулась через минуту в компании чудовищно грязного, насквозь промокшего, чумазого подростка, похожего на бомжа. Старенькая курточка и серые джинсы были вымазаны рыжей глиной, и той же глиной было вымазано его лицо, а через плечо была перекинута тоже грязная, но все равно красивая кожаная сумка с серебряными заклепками.

– Анжела Валерьевна, – чуть запыхавшись, сказал подросток. – Это я, Женя. Мы с вами на полигоне познакомились, помните? На фестивале бардов…

– Я помню, – кивнула Анжела. – Клеврет, верно?

– Да, точно, Клеврет! – обрадовался парень.

– Ну-ка, господин Клеврет, раздевайтесь и снимайте-ка башмаки, а то все ковры мне испачкаете, – заявила Анжела, довольно удачно изобразив заботливую клушу. – С чем пожаловали? – спросила она, брезгливо, двумя пальцами принимая у Жени перемазанную куртку. – И где это вы так поизносились, а?

Избавившись от верхней одежды и обуви, Женя-Клеврет рухнул на ближайший стул и обхватил себя руками.

– Мне н-нужна ваша п-помощь. – Его трясло от холода, тоненький свитер был тоже насквозь мокрый, и у парнишки зуб на зуб не попадал. – Я в-вам принес тут… вот… – Он ногой подтолкнул сумку с торчащим из нее свитком.

– Свитер тоже, – скомандовала Анжела, и Наташа, в которой проснулся материнский инстинкт, помогла Женьке стащить свитер через голову.

– Т-там, – сказал он, растирая синие от холода руки, – в сумке…

Марина, до сих пор не принимавшая участия в этом пиршестве заботы и эрзац-материнства, решила присоединиться и растереть мокрого дрожащего мальчишку. Она принесла из ванной вафельное полотенце и приступила к делу, начав с рук. Но Женя вдруг ойкнул от боли – и Марина увидела, что именно она начала растирать. Внутри у нее все обмерло.

– Смотрите! – воскликнула Марина и ткнула пальцем в предплечье подростка.

Там, на фоне свежего, багрового кровоподтека ярко синела вытатуированная монада.

11

Настроение у Ники было – гаже не бывает. После ночного звонка Радомского уснуть она не смогла, и до утра проворочалась в постели, пытаясь выбросить из головы назойливые мысли о том, что могло случиться с дедом. Встала в семь утра, невыспавшаяся и злая. Кофе в доме неожиданно закончился, сливки в холодильнике успели скиснуть. И вообще запас продуктов уменьшился. Оно и неудивительно: если верить календарю, начиналась вторая неделя пребывания Ники в родном Житомире. И начиналась она, следует заметить, отвратительно.

Погода не радовала, ночью прошел дождь, кругом была слякоть и грязь, в которую Пират не преминул влезть и испачкаться по уши. Купать его целиком Ника не рискнула, ограничилась тем, что вымыла ему, как смогла, лапы и отправила на одеяло обсыхать. То ли от перемены атмосферного давления, то ли от отсутствия утренней дозы кофеина, у нее здорово разболелась голова. А тут еще и домашний интернет отказался работать без объяснения причин. Пришлось упаковать ноут в сумку «Нэшнл Джиогрэфик» и отправиться на поиски круглосуточного интернет-клуба или любого кафе с вай-фай.

Прогулка пасмурным утром (опять начинал накрапывать дождик, и налетали порывы холодного ветра) по грязным улицам Житомира настроения не улучшила. Общепитов или иных заведений с вай-фай зоной ей не встретилось ни одного (значок висел на дверях почты, но она в такую рань еще не работала), зато интернет-клубов нашлось целых три. В двух из них, еще вчера бывших игровыми притонами, действовал только «игровой интернет», то бишь, работали только онлайн-версии не так давно запрещенных одноруких бандитов, а в последнем Нике не разрешили подключить свой ноутбук («у вас там вирусы!»), и пришлось пользоваться местным чудом компьютерной техники весьма преклонного возраста.

Накопившееся раздражение эволюционировало в медленно – пока еще медленно – кипящую злость. Интернет тупил, скорость была никакая, компьютер дважды зависал. Новых писем в ящике не было, и это вызывало удивление: Олежка-то за неделю мог бы что-нибудь и черкнуть, негодяйская душонка… Ника отправила короткое письмо деду («Дед! Свяжись со мной срочно! Мой телефон…») на оба его адреса – обычный и тот, незнакомый, с которого он прислал последнее сообщение насчет выставки Чаплыгина. Заодно еще раз перечитала послание, с которого, в общем-то, все для нее и началось. «Мой старинный приятель», понимаешь ли… Что ж вы такого напридумывали, старые вы пердуны?

Потом Ника загрузила карту Житомира и проверила свою гипотезу насчет расположения глифов. Пространственное мышление ее не подвело: глифы легли на карту равносторонним четырехугольником, с vévé Дамбаллы точно по центру. Ника отметила еще и библиотеку, но это было далековато и совсем несимметрично. Либо вандализм с картиной не имел отношения к Игре, либо… либо будут еще глифы. Впрочем, в последнем можно не сомневаться.

Тут ей позвонила журналистка Наташа, которой Ника все-таки умудрилась вчера, в этой дурацкой кутерьме, всучить визитку. Почему-то нервничая и заикаясь, Наташа предложила встретиться в «Макдональдсе». Ника поначалу не поверила своим ушам: «Макдональдс» в ее понимании (крупнейшая сеть бесплатных туалетов, шутил Олежек) не очень подходил для деловой встречи, но когда Ника уточнила, в каком именно, а Наташа наигранно хихикнула и объяснила, что «он у нас один», картина немного прояснилась. Эффект провинции, так сказать…

Ехать туда надо было через весь город. Погода стремительно портилась, ветер крепчал, и все указывало: вот-вот грянет буря. Славная такая буря, с ливнем, ураганом, поваленными деревьями и оборванными линиями электропередач. А у Ники не было с собой даже зонта. Раздражение стало вырываться наружу, и она даже затеяла скандал с водителем маршрутки, которому надумалось покурить за рулем. Сигарету тому пришлось выбросить.

Из хорошего было только то, что «Макдональдс» располагался в большом торговом молле на Киевской – том самом, который бросился ей в глаза в ночь приезда, с синими гирляндами на деревьях у входа. Там же был большой продуктовый супермаркет, и можно было закупиться еще на неделю. Или две.

Сколько еще придется торчать в родной провинции, Ника не знала, и это бесило сильнее всего.

Но уезжать, не разобравшись в происходящем, и не поговорив с дедом, она не собиралась. Ожидая Наташу в «Маке», Ника взяла себе молочный коктейль и попыталась вызвонить Радомского. Тщетно, телефон олигарх выключил. Тогда она набрала Вязгина. Тот долго не брал трубку, потом буркнул «я занят» и сразу разорвал связь.

Это разозлило Нику до такой степени, что, когда Наташа все-таки появилась, беседа их больше напоминала допрос с пристрастием где-нибудь в застенках то ли гестапо, то ли ЧК. Ника спрашивала, Наташа отвечала. Конечно, все было не так просто: Наташа терялась, сбивалась, несла чушь, меняла тему и пыталась задавать встречные вопросы. Но Ника была уже в том состоянии холодной, кристально-чистой ярости, при котором любое сопротивление собеседника значения не имеет.

Через полчаса Ника выкачала из журналистки все, что та знала. Полученной информации, если отбросить шелуху, повторы, слухи, сплетни и домыслы, было на удивление мало. Наташа начала расследование с глифа на телецентре. Обратилась к Анжеле за консультацией. Тут же была (сама не понимая, как и почему) завербована мадам Анжелой и обязалась отчитываться перед ней о всех собранных данных. В процессе расследования – каковое, в понимании Наташи, сводилось к фотографированию глифов и анализу архивов телецентра в поисках прецедентов – была отловлена Вязгиным и тут же согласилась работать и на него тоже…

И эта бесхребетная медуза, готовая служить всем и сразу, еще и попыталась подлизываться к Нике, выясняя, не может ли Ника – с ее-то связями! – устроить Наташу на какой-нибудь столичный телеканал, можно даже кабельный. Вид при этом у журналистки был – как у побитой собачонки.

– Вчера, – сказала Ника, – у Анжелы. Помнишь, там была девочка… вся в черном, с длинной челкой. Она еще забыла вот это, – Ника выложила на стол браслет с рунами. – Ты ее знаешь?

На «ты» Ника перешла в самом начале, и Наташа приняла это как должное, продолжая «выкать» в ответ.

– Какая еще девочка? – округлила и без того круглые, как пуговки, глаза Наташа. – Не помню я никакой девочки…

Удивление ее было достаточно искренним, чтобы Ника в него поверила. Не помнит, значит, не помнит…

– А вот этот символ, – Ника на салфетке нарисовала закорючку, повторяющую кровавый отпечаток с запястья Илоны, – тебе знаком?

– Нет! – с такой страстью выпалили Наташа, что сразу стало ясно: врет.

– Ну и черт с ним… – с легкостью согласилась Ника. – Так в какую, ты говоришь, больницу, увезли Илону?..

Когда Наташа ушла, оставив Нике папку с фотографиями глифов – оставив настойчиво, чуть ли не насильно, дабы продемонстрировать свою полезность, готовность к сотрудничеству и неудержимое желание продаться ну хоть кому-нибудь – Ника допила молочный коктейль, выждала секунд тридцать, запихнула папку в сумку к ноутбуку, вытащила оттуда «Кэнон» и двинулась следом.

Подобным ей прежде заниматься не приходилось, все-таки она была высококлассным фотографом, а не репортером желтой газетенки, но с «папарацци» в свое время общалась, и кое-какие приемчики переняла. Например, не смотреть прямо на объект слежки, а ловить отражение в витринах (благо, чего-чего, а витрин в торговом центре хватало). Двигаться в рваном ритме. Держать дистанцию. Конечно, для грамотно организованной «наружки» требовалось минимум три человека, постоянно находящихся на связи, а в идеале – еще и диспетчер, но Наташа слежки не ожидала, оторваться не пыталась и вела себя как образцовая овца.

Едва выйдя из «Мака», она вытащила мобильник и позвонила, прикрывая рот рукой. Ника прошла в пяти метрах, незамеченная, и остановилась у банкоматов, делая вид, что снимает деньги, и наблюдая за Наташей в зеркальце, за которым была спрятана камера.

Наташа стояла на одном месте, притопывая ножкой, и явно кого-то ожидая. Этот «кто-то» вскоре вышел из того же «Макдональдса» и оказался щуплым подростком весьма болезненного вида. Кожа его была бледной, с черными пятнышками угрей, и под глазами были синяки от недосыпа. Одевался подросток в стиле хип-хоп: мешковатые джинсы с висящей мотней, огромная, размера на три больше, чем надо, курточка, и бейсболка задом наперед. Обменявшись парой слов, Наташа и подросток вместе пошли в сторону торгового зала, Ника пару раз щелкнула их «Кэноном», и продолжила слежку.

Возле входа в супермаркет (не забыть потом купить продуктов, напомнила себе Ника) парочка разделилась: подросток завис у витрины с ножами и пневматическими пистолетами, а Наташа пошла дальше, в бутик с одеждой для беременных. Поколебавшись пару секунд, Ника выбрала Наташу. Та что-то знала про руны и, что более важно, про роль Анжелы во всем происходящем.

Но через полчаса стало ясно, что Наташа просто-напросто предалась унылому шопингу. Ника и сама весьма уважала этот процесс, но скорее из охотничьего инстинкта, чем из тяги к шмотью. Найти на развалах барахолки или на распродаже разорившегося магазинчика уникальную, штучную вещицу, да еще и поторговаться за нее, купить за копейки, чтобы надеть один раз – о, тут требовались талант, терпение и удача не меньшие, чем для хорошего репортажного снимка… Но покупать ширпотреб в бутиках?.. Фу!

Спустя почти полтора часа, нагрузившись пакетами, Наташа еще раз кому-то позвонила и направилась к выходу, но не пешеходному, возле остановки общественного транспорта, а ведущему к парковке. Этого Ника не предвидела. Как-то она не подумала, что Наташа может водить машину. Теперь придется вызывать такси. А таксисты в реальной жизни (в отличие от кино) вовсе не склонны «ехать вон за той машиной»…

Додумать она не успела. Что-то сильно дернуло ее за левое плечо, она чуть не упала, и тут же почувствовала, как исчезла привычная тяжесть сумки «Нэшнл Джиогрэфик» – с ноутбуком, запасным аккумулятором и (самое главное!) объективами для «Кэнона».

Пацан в мешковатых штанах, который так мило беседовал с Наташей, сорвал сумку с плеча Ники и дал деру к дверям. Ника сразу, помогли рефлексы, побежала следом, не тратя дыхания на крики и возгласы. Она лишь удивилась, что сумку сдернули здесь, внутри, под многочисленными камерами наблюдения…

Бегать хип-хопер не умел, размахивал руками и путался в собственных ногах. Ника, даже после недельного перерыва в тренировках, все еще пребывала в хорошей форме, спасибо Пирату с его буйной энергичностью. Дверь на парковку вела раздвижная, с фотоэлементом, и воришке пришлось притормозить, чтобы дверь успела открыться. Тут-то Ника его и поймала – почти, потому что, когда половинки двери разъехались в разные стороны, с улицы налетел порыв ветра такой силы, что ее едва не сбило с ног.