Текст книги "Глиф"
Автор книги: Антон Фарб
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Звонок в дверь – все то же поднадоевшее «тирлинь-тирлинь» – заставил Ромчика вздрогнуть.
– Кто это? – шепотом спросил Вова, испуганно глядя почему-то на карту Житомира с прилепленными стикерами-глифами.
– Сиди тихо, – скомандовал Ромчик и отправился посмотреть.
Ника, конечно, наказала ему дверь не открывать ни при каких обстоятельствах (как будто Рома сам этого не понимал; Ника вообще была классная, но периодически строила из себя заботливую клушу) – ну так и Рома шел всего лишь посмотреть, а не открывать.
Посмотрел. В глазок. Но безуспешно – на лестничной клетке свет не горел, и не видно было ни зги.
«Тирлинь-тирлинь»!
– Кто там? – громко спросил Ромчик, вытягивая из кармана велосипедную цепь.
– Это я, Игорь, – раздался до боли знакомый голос. – Ника дома?
Какой еще к чертям Игорь?
– Ники нет, – чуть растерявшись, ответил Рома. – Что-то передать?
– Ромчик, ты? – переспросили из-за двери. – Это же я, Игорь Белкин! Открывай давай!
Белкин. Легок на помине! Или опять Игра вмешивается в происходящее, подчиняя все своим неведомым законам?
Как бы там ни было, прикинул Ромчик, а особой опасности Белкин, способный передвигаться лишь в инвалидном кресле или на костылях, представлять не должен. А вот пару вопросов ему задать не мешало бы…
– Сейчас, обожди, – сказал Ромчик, убрал цепь и защелкал замками.
27
Первый труп они заметили почти сразу. Его трудно было не заметить: долговязый детина в полном байкерском прикиде (берцы, кожаные штаны, усеянная заклепками косуха, джинсовая жилетка с вышитым на спине ржавым тараканом и черная бандана с зелеными листиками конопли) лежал возле пустой собачьей будки, лицом вниз.
– Давайте его перевернем, – предложил Радомский.
– Зачем? – спросила Ника.
Вместо ответа Радомский присел на корточки и, взявшись за плечо покойника, потянул его на себя. Что-то липко чавкнуло.
– Не надо, – успела попросить Ника. – Не надо трогать руками…
А потом она увидела. С трупом было что-то не так. С лицом.
Точнее, лица у трупа не было вовсе.
Кровавые лоскуты, черные в призрачном свете луны, свисали с костей черепа. Не было ни глаз, ни носа, и кашеобразное месиво с осколками зубов было на месте нижней челюсти.
Радомский удивленно присвистнул.
– Эк его, – сказал он. – Картечью, что ли?
– Нет. Это не картечь.
Она уже видела подобное. В Косово. Так выглядели трупы, над которыми потрудились падальщики. Одичавшие собаки, еноты, лисицы. Кто-то обглодал лицо байкеру. До костей.
Страшно не хватало фотоаппарата…
Хотелось спрятаться за видоискателем. Но – увы. Наблюдателем эту бодягу не пересидишь. Придется участвовать.
– Вот это – картечь, – показала рукой она на стены дома.
Давно не беленая штукатурка была усеяна десятком крошечных оспин.
– И это наверняка картечь, – добавила она, махнув в сторону выбитого окна (одной створки вообще не было, а другая криво висела на одной петле; на подоконнике и отливе россыпью бриллиантов поблескивало битое стекло, и полоскалась на ветру грязная тюлевая занавеска). – А вот дерево – вряд ли. Скорее, динамит. Только взрыва ведь мы не слышали, так?
Старое, скрюченное дерево, росшее в центре двора, выворотило с корнем и повалило на крышу дома. Шифер проломался, и из-под него торчали черные, прогнившие стропила.
– Машина, – сказал Радомский уверенно. – Дерево задели машиной. Вон следы, видите? – Он показал на две глубоких борозды в черной, жирной земле. – «Хаммер» или «Тойота FJ». Точно такие же были во дворе вашего дома, возле простреленного мотоцикла.
– Выходит, эта перестрелка была продолжением первой?
– Вероятно…
Они оба замолчали, и во дворике повисла совершенно неестественная, стерильная тишина. Собаки, поняла Ника. Собаки не лают. После такой пальбы, да в частном секторе все местные тузики и барбосы должны с ума сходить. Если они не сбежали, как Пират. Все разом.
И воя сирен, что характерно, не слыхать. Аборигены тоже сбежали? Или забились под пол, как мыши? Неужели никто не вызвал милицию? Ах да, телефоны же не работают… Тогда понятно. Каждый сам за себя.
– Пойдемте в дом? – предложил Радомский.
– Подождите, – остановила его Ника. – По-моему, там еще один…
Зрение и чутье военного корреспондента ее не подвели: за поваленным деревом был еще один труп, на этот раз – знакомый. Скинхед в нейлоновом «бомбере» и камуфляжных штанах. Ему попали в грудь, из дробовика, с близкого расстояния и, вероятно, не один раз. Нейлоновая курточка была вся издырявлена, и кое-где торчали клочья синтепоновой подкладки. Крови практически не было: скинхед, очевидно, сразу упал на спину, а так как картечь не прошла насквозь, кровь осталась внутри тела.
– Я его знаю, – сказала Ника. – Он был на складе. Где держали Рому.
– Ага, – изрек Радомский. – Судя по диспозиции, эта мразь держала оборону. А байкеры штурмовали. Если скин работал на Анжелу… – Радомский недобро блеснул глазами.
Они переступили через покойника и приблизились к входной двери. Открытая настежь, она вела в полутемный тамбур, куда пробивались лучи света из комнаты.
– Я пойду первый, – вызвался Радомский.
Ника не возражала.
Единственным источником света в комнате оказался экран двадцатидюймового монитора, на котором крутился скринсейвер со скандинавскими рунами. И даже в этом тусклом свете было видно, что комнате здорово досталось в результате перестрелки. Люстра, сбитая картечью, валялась под ногами, обои кое-где еще тлели вокруг маленьких дырочек, и весь, абсолютно весь, был изрешечен ковер на стене. Остро и кисло пахло кордитом.
– Ого! – сказал Радомский.
Он нагнулся, заглянул под стол с монитором.
– Корпус снят, – сообщил он. – Точно винт подключали. А вот тут, похоже, был подключен еще и ноутбук…
– Смотрите. Под ногами.
В разбитое окно как раз заглянула луна – полная, желтая, ноздреватая – и стало видно, что на засыпанном мусором и осколками люстры полу нарисован глиф.
– Однако, – с уважением в голосе сказал Радомский. – Постаралась, ведьма. Кропотливая… Только что это за хрень-то?
– Дерево Сефирот, – ответила Ника. – Каббала. Читали «Маятник Фуко»?
В ответ Радомский только выматерился.
– Как же они уже все задолбали, оккультисты хреновы…
– Тихо! Слышите?
Из платяного шкафа, чудом не пострадавшего при перестрелке, донесся шорох.
Радомский перешагнул, стараясь не наступить, через глиф и взял с этажерки тяжелую, на вид старинную, ступку с пестиком. Ступку тут же поставил обратно, а медный пестик перехватил на манер дубинки. Подкравшись к шкафу, замахнулся пестиком и кивнул Нике. Та рывком открыла дверцу.
– Не надо! – вскрикнул знакомый детский голос. – Не стреляйте!
Это был Женька-Клеврет, сидящий под грудой драповых пальто и пуховых шалей.
Кухонькая у Анжелы была крошечная и загаженная донельзя (все, абсолютно все, покрывал слой копоти и пыли). Анжела точно не относилась к числу старательных хозяек, и готовила здесь крайне редко. Из мусорного ведра торчали коробки из-под пиццы.
Ника с трудом отыскала сравнительно чистый стакан и наполнила его водой из баллона с помпой, после чего вернулась в комнату.
Женька уже отходил после истерики. Его перестало трясти, он даже выбрался из шкафа – вот только слезы все еще градом катились по щекам.
– На, – Ника протянула ему стакан. – Выпей.
Она похлопала себя по карманам и спросила Радомского:
– У вас нет ничего сладкого?
– Есть, – удивился тот и протянул ей «Сникерс». – А зачем?
– Ему нужен сахар, – пояснила Ника. – Быстрее отпустит… Жуй! – приказала она Женьке.
Мальчишка послушно впился зубами в батончик, запивая водой из стакана.
– Что тут произошло? – не выдержал Радомский.
Клеврет сделал судорожное глотательное движение и ответил.
– Не знаю! Я спрятался!
– Мы в курсе, что ты спрятался, – еле сдерживаясь, сказал Радомский. – А что было до того?
– Анжела… меня позвала… – прерываясь на шоколадку, начал рассказывать Женька. – Не знаю, как… как будто бы – голос в голове. Сказала – приходи. Я пришел, а она тут рисует, вон, на полу. Сказала, надо обождать. Мы ждали. Потом приехала машина. Там были какие-то гопы, по-моему, те же, что Ромчика… ну, похитили. А с ними девчонка, красивая такая. Она у них вроде как за главную была. Она дала Анжеле винт от ноута. Анжела сказала: подключай. Я и подключил, к системнику. А потом ее ноут подключил, по сетке. А тут байкеры приехали. И началась пальба. Я и спрятался.
– Девчонка была – высокая, худая, длинные светлые волосы? – уточнил Радомский.
– Угу. Ее вроде Илоной называли…
– За главную, значит! – скрипнул зубами Радомский.
– Мне так показалось. Они вообще странные были, гопы эти. Один вообще не разговаривал, только рычал. А другой, бритоголовый... Обдолбанный, что ли. Глаза стеклянные…
– Подождите, – сказала Ника. – А что было потом? После стрельбы?
– Не знаю, я в шкафу сидел…
– Но слышать-то ты что-то слышал, так?
– Вроде бы Анжела в машину села. Она еще Илоне сказала: вот, мол, и все, жертвы принесены, ключ у меня, пора действовать. И сказала, куда ехать.
– И куда же? – взревел Радомский.
Женька весь сжался и выдавил:
– В телецентр…
– Ах ты ж сука… – прошипел Радомский. – На своих двоих нам ее не догнать!
– Тихо! – опять сказала Ника. У нее, после попадания в привычную обстановку (кровь, гарь и смерть) будто бы обострился слух. – Кажется, машина.
Шум мотора ей не почудился: вскоре хлопнула дверца и через мгновение – скрипнула калитка.
– Везет, – прошептал Радомский. – Проблема транспорта решается сама собой…
28
С Белкиным было что-то не так. Неправильно. Он протиснулся мимо Ромчика в квартиру, Рома успел только «здрасьте» сказать, а Белкин уже рыскал по комнатам, изучая разгром и ремонт. Дверь в студию со связанным Вовой Ромчик прикрыл, поэтому Белкин сосредоточился на гостиной и коридоре.
– Где она? – спросил он. – Где Ника?!
– Нету, – сказал Рома, разглядывая Белкина. – Ушла.
Одет гость был как последний бомж. Драная курточка, чуть ли не с помойки, с разошедшейся молнией, схваченная на талии поясом. Под курточкой – мешковатый свитер в жирных пятнах и с воротом, растянутым настолько, что видны бинты на груди, обильно политые чем-то желто-оранжевым. Пахло от Белкина – как в аптеке, карболкой и дезинфекцией. Волосы всклокочены, глаза горят, будто два уголька, движения резкие, дерганые…
Стоп!
Стоп-стоп-стоп!!!
А где костыли? Где кресло-каталка?! Белкин даже не хромал!!!
Прикидывался? Симулировал? Но зачем?!
– Там что? – Белкин кивнул на закрытую дверь.
– Не твое дело! – Рома задрал подбородок.
На дерзость Белкин внимания попросту не обратил: шагнул вперед и пинком распахнул дверь.
– О как! – сказал он, увидев Вову. – Ну-ну… – добавил он, разглядывая карту на стене. – Как я и думал… Ай да Ника… А ведь как играла… как прикидывалась…
– Что вам… тебе здесь надо? – спросил Рома.
– Ключ, – коротко ответил Белкин. – Мой ключ к игре. Который у меня украли.
– Поздно, – сказал Вова, нехорошо ухмыльнувшись. – Он у «Мажоров».
– Кто навел?! – страшно выпучив глаза, рявкнул Белкин.
– Ведьма. Анжела. Подружка твоей Марины. Марина, кстати, сейчас с «Тараканами», – сообщил Вова с явным намерением уколоть бывшего товарища побольнее.
Из Белкина будто бы выпустили весь воздух. Он как-то скукожился, смялся – и пропал задор, огонь в глазах потух.
– Твари, – прошептал он. – Все – твари. Все против меня. Все меня предали…
– Не плачь, – сказал Вова язвительно. – Сам виноват. Думал, разыграть нас в темную? Манипулятор хренов. Маккиавели недоделанный.
Тут Ромчик окончательно перестал что-либо понимать. А Белкин покачался с носка на пятку, почесал грудь, и задумчиво проговорил:
– Анжела, значит. Ведьма. Фэн-шуй, говорите… Ну-ну… – Глаза его опять хищно затлели. – Ромчик! Телевизор у вас есть?
– Есть, – сказал Рома. Он решил пока ни во что не вмешиваться и дать ситуации развиваться самостоятельно. Слишком мало информации для принятия решения. И слишком мало рычагов контроля.
Игра начала играть себя сама…
– Где?
– В кабинете. ТВ-тюнер в компе.
– Показывай!
ТВ-тюнер по-прежнему отказывался демонстрировать что-нибудь кроме местного канала, но Белкину именно он и был нужен. Отстранив Ромчика, Белкин дорвался до мышки, с безумной скоростью пощелкал в настройках, и телесигнал моментально обрел и голос, и нормальные цвета.
Шла передача из студии. То ли новости, то ли какой-то «Сельский час». Ведущих было двое: высокий мужик в криво сидящем костюме (на вытянутой, лошадиной морде мужика читался испуг и удивление), и очень бледная, болезненного вида девица из разряда «краше в гроб кладут», да еще и одетая в больничный халат!
Говорила девица.
– Уважаемые телезрители! С вами Наталья Зинчено, канал «Житомир». Мы прерываем нашу программу для экстренного… – Она прервалась, чтобы сглотнуть. – …экстренной трансляции. Пожалуйста, не выключайте свои телевизоры и не переключайте канал! Это очень, очень важно! – добавила она от себя, с диким отчаянием в голосе.
Глазки при этом у нее бегали, как у воровки, пойманной за руку на месте преступления. Мужик рядом смотрел не в камеру, а на коллегу в больничном халате, и на лошадиной его физиономии читалось растущее подозрение, что Наталья Зинченко только что прибыла из дурдома после неудавшегося курса интенсивной терапии.
Экран мигнул, сменившись на пару секунд стандартной таблицей настройки кинескопа, а потом на нем появился глиф.
– Ах ты ж… – задохнулся Белкин.
– Что это значит?
– Прекрати истерить, – спокойно сказал Ромчик. – Ты можешь по-человечески объяснить, что это за ключ и из-за чего весь этот кипеш?
– Поздно! – в отчаянии махнул рукой Белкин. – Я опоздал… Хотя…
Он вдруг подорвался с места и ломанулся, сшибая с ног Ромчика, в студию. Пока обозленный Ромчик восстанавливал равновесие и догонял загадочно-неадекватного гостя (с четким намерением дать ему по голове «Шурфайром» и привязать к следующему стулу, дабы не буянил), Белкин успел схватить Вову за кадык и теперь орал на него:
– Зажигалка! Где зажигалка, гад?!!
– Вон… – хрипел Вова. – Вон… на столе лежит…
Белкин схватил зажигалку с таким неистовым порывом, что Ромчик решил повременить с «Шурфайром» и посмотреть, что будет дальше. Белкин же метнулся к карте Житомира и зашарил по ней глазами и пальцами, что-то отыскивая.
– Киевская… – бормотал он. – Михайловская… Театральная… Вот! – он возопил, отрывая от карты желтый стикер с глифом.
И за миг до того, как Белкин крутанул колесико зажигалки и поджег бумажку, Ромчик разглядел и – самое главное – узнал этот глиф.
Это был тот самый ромб с усиками и звездочками, который они втроем – Рома, Клеврет и Петька-Бармалей – нарисовали на стене телецентра.
29
– Как ты нас вычислил? – спросил Радомский.
– Методом перебора, – ответил Вязгин. – Адрес Анжелы был тринадцатым в списке, куда ты мог направиться.
Влад вел машину быстро, но спокойно и уверенно. Стрелка спидометра колебалась между сотней и ста двадцатью; перед поворотом Влад скидывал до восьмидесяти, и все равно умудрялся обходиться без визга тормозов и паленой резины. Благо, улицы Житомир были совершенно пусты. Мокрый от тумана асфальт маслянисто поблескивал, и Нике все время казалось, что их вот-вот занесет.
– Список, значит, – проворчал Радомский. – Следишь за мной, значит?
– А как же, Романыч, – пожал плечами Вязгин. – Без этого нельзя…
Ника, сидевшая сзади одна (Клеврета пришлось оставить на разгромленной квартире Анжелы; это было, конечно, неправильно, но брать его с собой – неправильно вдвойне), прильнула к окну. Там мелькал темный и мокрый город. А над ним… С небом творилось что-то странное. Луна спряталась, и звезд тоже не было – зато облака меняли форму, как капли чернил в воде, расплываясь длинными паучьими лапками. Ржаво и тускло горели фонари, и бессмысленно перемигивались желтые сигналы светофоров.
Светофор возле центрального универмага, на пересечении Киевской и трамвайных путей, работал. Как раз зажегся красный, когда их машина подъехала к перекрестку. Вязгин мягко и плавно притормозил, остановившись аккурат перед пешеходным переходом.
– Ты чего?! – заволновался Радомский. – Спятил? Гони, нет же никого!
– Менты, – коротко пояснил Вязгин. – Там, под аркой. Караулят.
И действительно, под аркой, ведущей во двор универмага, виднелся силуэт легковушки с мигалками на крыше. При упоминании ментов Радомский заткнулся и съежился на сидении, постаравшись уменьшиться в размерах.
Красный свет все горел и горел.
– Заклинило его, что ли? – не выдержал невозмутимый было Влад.
– Заглушите мотор, – вдруг попросила Ника. – Пожалуйста.
Вязгин покосился на нее недоуменно, но ключ повернул. Мотор стих, и Ника поняла, что не ошиблась: дрожала не только машина, дрожала сама земля. Тот самый гул, что появился в городе после инцидента с остановкой часов – слабый, едва уловимый кожей – усилился и его можно было почувствовать даже в машине, через рессоры.
– Что это? – спросил Радомский. – Землетрясение?
– Нет, – сказал Вязгин. – Не похоже. Слишком равномерно. Помнишь, в Карабахе…
– Танки?! – ужаснулся Радомский.
Светофор мигнул и зажегся зеленым.
– Поехали, – велела Ника, и Вязгин медленно, чтобы не возбуждать интереса милиции, проехал через перекресток, после чего выжал газ до упора. Нику вдавило в спинку сиденья. Вибрация ощущалась даже на ходу… Ей почудилось, что в окнах домов звенят стекла. Фонари раскачивались, как пальмы в шторм, и колыхались между ними рекламные растяжки.
– Все, – сказал Вязгин, выруливая на Театральную. – Мы на месте.
Он остановил машину возле магазина, метрах в ста от телецентра, и – одномоментно, в долю секунды! – вибрация прекратилась. Город снова обрел монолитную, гранитную непоколебимость.
Лишь растяжки продолжали раскачиваться из стороны в стороны, подтверждая, что секунду назад все вокруг дрожало как лист на ветру…
– Мог бы и поближе встать, – буркнул Радомский, выбираясь из машины.
– Тогда бы нас заметили, – возразил Вязгин. – И расстреляли бы прямо в машине.
В руках у него уже был все тот же маленький пистолет с глушителем.
Чуть дальше, прямо на тротуаре стояла знакомая «Тойота»-внедорожник. Влад вскинул пистолет и кошачьим шагом приблизился к ней.
– Никого, – доложил он, осмотрев салон.
Но Ника и Радомский не услышали.
Они стояли, буквально разинув рты, и смотрели… на телецентр, по идее, только правильнее было бы сказать: на то место, где когда-то был телецентр.
Если он вообще – был.
Перед ними простирался обширный пустырь, поросший дикой травой и бурьяном. Валялись пустые бутылки из-под водки и шампанского, полиэтиленовые пакеты, обрывки газет, ржавые железяки, поломанные детские игрушки… Обычный городской пустырь, захламленный до состояния свалки. Пустырь, на котором и не было ничего никогда…
Фокус заключался в том, что еще вчера здесь стоял телецентр.
А сейчас – ничего.
Это не укладывалось в голове.
Но – было.
– Вот и доигрались, – сказала Ника.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КАТАКЛИЗМ
1
Рюкзак оказался чертовски тяжелым. Лямки больно врезались в плечи, и что-то твердое упиралось в спину, прямо в позвоночник. Ромчик подпрыгнул на месте, поддернул лямки и повел плечами, пытаясь поудобнее угнездить рюкзак между лопаток, но нифига не вышло. Да и не могло выйти: это себе Славик оставил модный «Тасманиан Тайгер» с ортопедической спинкой, питьевой системой «кэмелбек» и креплениями для подсумков «молле». А Ромке и Клеврету мега-выживальщик выделил по старому, советского образца вещмешку – простому, по выражению Клеврета, как солдатские трусы.
Что Славик напихал в эти вещмешки, он объяснить не удосужился. Но весил каждый рюкзачок килограмм этак под двадцать. Для Ромчика это было еще куда ни шло (он на тренировках таскал доспехи и потяжелее), а вот бедолагу Клеврета совсем перекосило. Не дойдет, подумал мельком Рома. Придется тащить еще и его…
– Ну, все, – Слава в пятый раз за последние пару минут поглядел на свои огромные часы – тоже, разумеется, военные, противоударные, водонепроницаемые, со светящимся циферблатом, и способные показывать время даже в очаге ядерного поражения. – Выдвигаемся. Порядок такой. Рома – идешь первым. Потом пленный. Женя – конвоируешь. Я замыкаю. Дистанция – метр.
– А Белкин? – спросил Клеврет.
– Белкина ждать не будем, – отрезал Славик. – И так полчаса проваландались. Он дорогу знает, сам направление обозначил. Захочет – догонит. Хватит время терять.
– Полчаса? – удивился Ромчик. – Это ж сколько уже сейчас?
– Без четверти восемь, – хмуро ответил Славик, опять сверившись с хронометром.
– О-па, – удивился Клеврет. – А чего ж так темно? Уже светать должно было давно…
Небо над их головами было все того же фиолетового оттенка, что и пару часов назад, когда Славик (вызванный Белкиным тем же нелепым, телепатическим способом, каким Ника узнавала адрес Анжелы – вот и не верь после этого в магию!) приехал к дому Ники на «Ланосе» Белкина, прихватив с собой Клеврета, имевшего вид потрепанный, но вполне боевой. На часах тогда было около половины первого ночи. Потом они вчетвером – Славик, Рома, Клеврет и связанный Вова долго и молча сидели в машине, ожидая, пока спустится Белкин. Тот вышел из подъезда, весь взъерошенный, с бумажным рулоном подмышкой (карта, догадался Ромчик, он забрал карту Загорского), отозвал Славика в сторону и стал ему что-то объяснять, яростно жестикулируя. Славик поначалу изображал недоумение и пытался возражать, а потом вытянулся в струну, коротко кивнул и чуть ли не бегом вернулся в машину. Глаза после этого разговора у Славы горели, а движения обрели решительность и четкость.
Он сел за руль, и они долго ехали по темному и мрачному городу. Навстречу им пролетела колонна пожарных, с мигалками, но без сирен, и две «скорых». Откуда ни возьмись, из всех щелей, как тараканы, вдруг вылезли гаишники – на каждом перекрестке, у каждого неработающего светофора, по двое и по трое – но никого не тормозили и не проверяли (и слава богу, тяжеловато было бы Славику объяснить, почему у одного из его пассажиров связаны руки и заткнут кляпом рот), а лишь провожали очумелыми взглядами, будто бы сами не до конца понимая, зачем они тут стоят.
Приехали на какой-то пустырь с засыпанным землей дровяным погребом. Славик забрал с собой Женьку, приказав Ромчику сторожить пленного. Вдвоем Слава и Клеврет спустились в погреб и живенько перегрузили в багажник «Ланоса» длинные сумки, в которых угадывалось оружие. Те самые ружбайки Чоппера, догадался Рома, про которые проболтался Клеврет. Значит, этот погреб – и есть тот самый схрон Славика…
Нехитрый вывод напрашивался сам собой. Если матерый выживальщик Слава решил выпотрошить схрон, значит… Значит – началось. Не важно, что именно. Важно, что ничего хорошего.
При этой мысли у Ромчика засосало под ложечкой.
Потом опять куда-то ехали, и Ромчик даже стал узнавать места. Корбутовка. Не доезжая до гаража Чоппера, они свернули перед политехом, проехали небольшой коттеджный поселок и углубились в лес, направляясь в сторону реки. Там дорога внезапно кончилась, уперлась в мусорку, и Славик скомандовал выбираться из машины. Он выделил Роме и Женьке по вещмешку, сам взвалил на себя «Тасманиан Тайгер» и два оружейных чехла, проверил, не ослабли ли веревки на руках Вовы, и велел ждать Белкина. Прождали они его, по словам самого Славы, около получаса.
Итак: начало эпопеи – полпервого; ожидание под домом Ники – минут двадцать, езда по городу – еще полчаса, ну пусть сорок минут; потрошение схрона – десять, от силы пятнадцать минут; дорога до Корбутовки и вялое продирание по лесу – самое большее час. Итого – прошло максимум три часа. А никак не шесть. Поэтому-то так и темно…
– У тебя часы врут, – сказал Ромчик. – Такое уже было, помнишь? Пару дней назад, после грозы…
– Эти – не врут! – обиделся Славик за любимую игрушку. – Просто что-то странное происходит в городе…
Ромчик еле удержался, чтобы не хмыкнуть. Нет, со сказанным он был согласен целиком и полностью: что-то странное происходило в городе, причем уже не первую неделю. Но вот то, как Славик это сказал… Ни страха, ни удивления, ни даже тревоги не звучало в голосе Славика. Только азарт и возбуждение. Наконец-то, началось! – читалось во всем его поведении, в манере держаться и командовать короткими, рублеными фразами.
А ведь он этого ждал полжизни, подумал Ромчик. Или даже больше. Может быть, не конкретной Игры со всей ее чертовщиной, но какого-то глобального катаклизма уж точно. Ждал, надеялся, готовился – а в глубине души боялся, что ничего не произойдет, и вся его готовность окажется напрасной тратой сил. Самый страшный кошмар выживальщика – конец света не наступит, придется доживать свой век обычным (таким же, как все, гадость-то какая!..) человеком.
И все-таки Славику повезло.
Началось.
Что-то странное…
– Куда идти? – спросил Клеврет.
– Вниз, к плотине, – показал рукой Славик.
Ромчик вздохнул, опять поддернул лямки рюкзака и двинулся вперед.
Последний раз Ромчик был здесь года два или три назад. На другом берегу реки был скальный массив «Утюг», где Ромчик учился лазить, так что дорогу он смутно помнил. Вниз по склону, через лес, ориентируясь на шум воды, а потом – по камням на другой берег. Правда, когда Рома ходил здесь последний раз, стоял ясный летний день, а не промозглый весенний предрассветный сумрак. Сейчас дул сильный ветер, голые деревья и кустарники скрипели и шуршали ветвями так громко, что Ромчик даже не мог разобрать шума льющейся воды. Под ногами чавкало.
Вместо фонарика Славик выделил Роме, как первопроходцу, химический факел – пластмассовую фиговину размером с карандаш, холодную и скользкую на ощупь. Ромчик переломил ее, чтобы внутри хрустнуло, потом встряхнул как следует, и факел засветился призрачным зеленоватым светом, превратив окружающий лес в декорацию к дешевому ужастику. Зато стала видна тропинка…
– Долго еще? – раздался сзади недовольный и запыхавшийся голос Клеврета.
– Почти пришли, – сказал Ромчик. – Тут вниз, осторожно, скользко…
Придерживаясь одной рукой за камни, Ромчик начал спускаться – боком, как на лыжах, ставя одну ногу параллельно другой. Сверху раздалось испуганное мычание: Вова, лишенный возможности балансировать из-за связанных рук, потерял равновесие, шлепнулся на задницу и заскользил вниз. Грязный его ботинок проехался по пальцам Ромчика.
– С-с-с-с!.. – втянул воздух сквозь сжатые зубы Ромчик. – С-сука… Держи этого козла покрепче!
Этот козел, то бишь Вова, ответил нечленораздельным, но явно матерным мычанием. Насчет кляпа, отметил Ромчик, Славик правильно придумал. А то бы наслушались сейчас…
– Держу, – виновато пробурчал Женька, резко выбирая веревку.
Вова опять взвыл, когда его руки заломились за спину.
– Тихо вы там! – пошипел сзади Славик.
– Тихо… – повторил за ним Ромчик. – Точно. Вот оно что. Слишком тут тихо, а?
– Плотина не шумит, – сказал Клеврет.
– Ага. А почему? – задумался Рома.
– Да какая разница? – взорвался Славик. – Иди давай! Нам на тот берег надо! Не шумит – значит, выключили ее! Давай, давай, времени мало… Белкин сказал – до рассвета еще шансы есть.
– Какие еще шансы?
– Скоро узнаешь… – смутно пообещал Славик.
Ромчик остановился и развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Че ты мозги мне пудришь?! – взорвался он, вскинув факел повыше, чтобы разглядеть физиономию Славика. – Я тебе кто, мальчик на побегушках?! Ты можешь нормально рассказать, зачем нам плотина? Куда мы идем вообще?!
– Могу, – согласился Слава. – И расскажу. Но не сейчас. Время дорого, понимаешь? Идти надо, а то опоздаем… К плотине выйдем – все расскажу.
– Вон она, плотина-то, – сказал остроглазый Клеврет. – И точно – выключили… Вообще. Ее ж так прорвет, нет?
Слухи о том, что житомирская плотина вот-вот рухнет и цунами речной воды накроет город ходили каждую весну, во время паводка. Этакая городская страшилка, завсегдатай страниц желтой прессы и повод выделить деньги из бюджета на «ремонт и реконструкцию».
Сейчас, когда иссяк привычный белопенный водопад, и лишь жалкая пленочка воды, просочившейся сквозь заслонки, стекала по наклонной стене дамбы, даже в утреннем полумраке хорошо было видно, что оные деньги благополучно разворовали, дамба пошла трещинами, и пресловутый прорыв плотины и неизбежное наводнение – вовсе не газетная утка, а суровая реальность ближайших лет.
– Ну, – Рома забрался на замшелый валун – первый из цепочки гранитных глыб, пересекающей реку у подножия дамбы. Именно по камням мимо дренажных труб, и ходили скалолазы (а также прочие туристы-экстремалы) на другой берег. – Вот и плотина. Рассказывай, чего там Белкин тебе наплел.
– Значитца, так, – выдохнул Славик, сбрасывая с плеч рюкзак и чехлы с оружием. – Белкин сказал – и я ему верю, только не спрашивайте, почему, верю и все, есть у меня на то свои причины… Так вот, Белкин сказал, что Анжела, подруга его Марины, ведьма, как он ее назвал… Эта Анжела каким-то образом – через телевидение, как я понял, и с помощью глифов – изолирует Житомир от внешнего мира…
– Ого, – протянул Клеврет. – Это как?
– Не знаю, – пожал плечами Славик. – Правда – не знаю. Не спец я в мистике. Не мой профиль. Но, повторюсь еще раз, Белкину я верю. А он сказал, что выбраться из города можно будет только в ближайшие пару часов и – только по воде. Как он выразился, «на воде глиф не нарисуешь».
– Окей, – согласился Ромчик. – Выберемся мы. А дальше что?
– Помощь приведем, – предложил Славик. – Это единственный шанс.
– Какую помощь? Магов, колдунов, экстрасенсов? Или МЧС?
– Там видно будет, – отмахнулся Слава. – Главное – выбраться! Потом будет поздно…
Тактик, но не стратег, оценил про себя Ромчик. И мямля. Пока командовал – был похож на лидера. А как дошло до реальной постановки задачи и воодушевления войск – скис…
– Пока мы тут время теряем, – заметил Славик, – барьер становится крепче.
Вова что-то рассерженно замычал через кляп, и Клеврет поддернул веревку:
– Да заткнись ты, – беззлобно приказал он. – Какой барьер?
– Вокруг города…
– Весело… – проворчал Рома, глядя в сторону другого берега. Там, в полутьме, что-то шевелилось и шуршало. – Что за барьер-то? Что нас ждет?
– Не знаю я! – сказал Славик. – Я же для этого и тащил этого гада. Вова первый пойдет… Правда, Вова, гнида ты двуличная? Будешь знать, как товарищей по команде предавать, тварь.
В ответном мычании Вовы можно было разобрать страх, злость и полное нежелание сотрудничать.
– Пойдешь-пойдешь, – повторил Слава, расчехляя помповый дробовик с дырчатым кожухом на стволе. Славик деловито передернул цевье, и от металлического лязга Вова сразу затих. – Жень, вытрави ему веревки. Метров шесть-семь, не больше. А ты вставай давай, – Славик качнул стволом ружья. – А то ведь пристрелю, как собаку. Ты меня знаешь.
