Текст книги "Портрет тирана"

Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

Ленин подошел к осознанию беды, к ощущению конкретной опасности. Но зерно истины еще не вылущилось. Лишь в эпизодах, таких как секретные беседы с М. Фофановой или с секретарями в Горках, возникает зловещая фигура Сталина.

Казалось бы Ленин отметил явные признаки перерождения части партийного и государственного аппарата. Более того, в последних работах проступает тревога за будущее, за конечный итог борьбы.

«Something is rotten in the state of Denmark» – «Подгнило что-то в Датском королевстве»…

Но иногда в умиравшем вожде верх брал застарелый оптимизм. В середине января 1923 года, полемизируя с меньшевиком Н. Сухановым, автором «Записок о революции», Ленин задумывается о судьбах Октября и приходит к выводу: «В настоящее время уже нет сомнений, что в основном мы одержали победу»[51]51
  В.И. Ленин, т. 45, с. 382.


[Закрыть].

Критическая заметка Ленина была послана в «Правду» и там ей дали заголовок – «О нашей революции».

В январе двадцать третьего, на пятом пооктябрьском году, самое время было писать о нашей контрреволюции, имея в виду отнюдь не меньшевиков и не буржуазию…

Царизм в России рухнул без руководящего участия Ленина, хотя он и ведомая им партия долгие годы боролись против самодержавия. Зато путь к новой монархии, уже после падения буржуазного правительства, Ленин проложил сам – вначале всемерно укрепляя диктатуру пролетариата, затем – всемерно способствуя ее перерождению в диктатуру партии и, наконец, – потворствуя захвату власти Сталиным.

В годы революции и гражданской войны какую решимость, волю, отвагу проявил Ленин. И вдруг – такая непростительная терпимость к узурпатору. Сталин один был опаснее Керенского, Колчака, Деникина, Врангеля вместе взятых.

Герой рассказа «Искоренитель преступлений» одного английского писателя взял на себя неблагодарную миссию – он борется с хамством, нечестностью, ленью. И везде – на службе, в магазине, на улице, в омнибусе стыдит грубиянов, уговаривает наглецов, взывает к совести мздоимцев. Но однажды, потеряв терпение, этот достойный джентльмен пустил в ход кулак и сразу же достиг желаемого результата. И понял, что зрелого негодяя можно пронять только кулаком. Над увещеваниями он лишь посмеется.

Ленин долго жил в Англии, читал, конечно, а вот подишь-ты…

В 1921–1922 годах Ленин все чаще задумывался над улучшением работы центрального аппарата партии, углублением его связи с массами. Заботило его и состояние высших государственных учреждений. Он искал новые, более эффективные формы контроля деятельности руководящих органов и решил изложить свои мысли в виде предложений XII съезду партии. К 13 января 1923 года он закончил статью «Что нам делать с Рабкрином?» (первый вариант) и предложил ее для опубликования газете «Правда». Окончательный вариант статьи получил название «Как нам реорганизовать Рабкрин?» Шли дни, а статья в печати не появлялась.

На заседании ПБ тогдашний редактор «Правды» Н. Бухарин сообщил, что Ленин недоумевает по поводу задержки публикации. Членам ПБ стало известно, со слов Крупской, что Ильич очень нервничает. Неожиданно В. Куйбышев внес предложение отпечатать «Правду» с этой статьей Ленина… в одном экземпляре, и таким способом успокоить больного вождя и учителя[52]52
  Сообщение Г.А. Петровского.


[Закрыть].

Вряд ли секретарь ЦК Валериан Куйбышев осмелился внести такое предложение от своего имени. Кто подвигнул его на эту пакость?..

У большинства членов ПБ хватило такта, и статья Ленина была опубликована в «Правде» 25 января. Однако в тот же день Секретариат ЦК разослал во все губернские города указание – не придавать этой статье практического значения. Дескать, вождь болен и не знает сам, что творит…[53]53
  Свидетельство бывшего секретаря губкома Н-ва. В партийном архиве хранится экземпляр письма, отправленного в Хабаровск.


[Закрыть]

Но Ленин очень хорошо знал, что писал и зачем. И когда рекомендовал проводить заседания Политбюро в присутствии «определенного числа членов ЦКК». И когда предлагал «… следить за тем, чтобы ничей авторитет, ни генсека, ни кого-либо из других членов ЦК, не мог помешать им сделать запрос, проверить документы и вообще добиться безусловной осведомленности и строжайшей правильности дел»[54]54
  В.И. Ленин, т. 45, с. 388.


[Закрыть].

Вот, оказывается, что так нервировало Сталина. Кстати, то место, где Ленин упоминает «авторитет генсека», при публикации статьи исчезло. Нетрудно догадаться – кто персонально об этом позаботился.

Что до указания губкомам – игнорировать ленинскую статью, то здесь генсек оставил явный след: это указание Сталин подписал лично.

Десять лет спустя, когда статью Ленина нарекут «гениальной», когда Сталин сменит кресло генсека на трон самодержца, он распорядится изъять свое директивное письмо из всех архивов. Но два экземпляра сохранится. И несколько старых партийцев, из бывших секретарей губкомов, случайно уцелевших, подтвердят в годы короткой оттепели получение той сталинской директивы.

Флейта Силена

Как, при каких обстоятельствах зародилась в недрах ЦК эта «должность» – генерального секретаря?

В 1919 году была введена номенклатура ответственного секретаря. Этот пост занимали Е. Стасова, а с 1921 года – Н. Крестинский. Тогда же учрежден штат из трех ответственных секретарей: А. Микояна, Ем. Ярославского, В. Молотова. Последний проявил свою несостоятельность, поговаривали об его замене, но он все же проник и в следующий состав – уже вместе с В. Куйбышевым и И. Сталиным.

В том трио двадцать второго года доминировал Сталин: его волевому напору и властолюбию ни Молотов, ни Куйбышев, не могли ничего противопоставить. Да и пытались ли? Избирательным механизмом Сталин тогда уже овладел, в технологии управления центральным аппаратом для него секретов не существовало. Свое руководящее положение в Секретариате он закрепил формально, присвоив себе статус генерального секретаря. Нужный человек в нужный момент внес на заседании ЦК соответствующее предложение, кто-то с места – Сталин очень хорошо знал кто – поддержал, и вот уже «вопрос» поставлен на голосование…

Интересно было бы установить – кто персонально из членов ПБ и ЦК выдвигал Сталина на различные посты: секретаря, генерального секретаря, наркома по делам национальностей, РКИ и, наконец, ответственным за соблюдением Лениным предписаний врачей. В число этих лиц несомненно входили Каменев, Молотов, Ворошилов, Куйбышев… Кто еще? Кто возражал (если вообще такое случалось)?

Сочинители сказочной биографии Сталина утверждают будто бы его избрали генсеком по предложению Ленина (на Пленуме ЦК 3 апреля 1922 года)[55]55
  И.В. Сталин. Краткая биография, с. 88.


[Закрыть]. Подобными домыслами книга начинена до отказа. Все они недостойны научного опровержения.

Должность генсека Сталин сохранял за собой более тридцати лет, до самой кончины[56]56
  С октября 1952 года Вождя называли секретарем ЦК.


[Закрыть]. А тогда, в начале двадцатых, никто из ближайшего окружения Ленина, да и сам вождь не придавали этому обстоятельству серьезного значения: возглавляло ЦК Политбюро, председателем которого с 1922 года был Зиновьев, его сменил через год Каменев. Генсек не определял, не мог определять политический курс партии. Так думали партийные лидеры.

* * *

…Фригийский силен Марсий нашел брошенную Афиной флейту. То была волшебная флейта – под ее звуки всяк пускался в неудержимый танец. Древняя легенда рассказывает, что однажды силен заснул на берегу ручья. Афина забрала свою флейту и заиграла… Проснувшемуся Марсию не оставалось ничего иного, как пуститься в пляс.

* * *

Вручая Кобе ключ от Секретариата ЦК, Каменев, Зиновьев, Бухарин были уверены, что он будет плясать под их дудку. Вскоре выяснилось, что у Сталина имеется собственная дудка. В такое безобидное на первый взгляд канцелярское словечко «генсек» он сумел вдохнуть весомое содержание. Исподволь расширял функции генерального секретаря, усиливал свое влияние в центральном аппарате и на периферии. Руководители на местах – в губерниях, уездах, в столицах национальных республик постепенно проникались впечатлением о личном могуществе товарища Сталина. Циркуляры, резолюции, решения, письма шли в губернии и края за его подписью. Командировочные удостоверения членов ЦК скреплялись той же подписью: «И. Сталин». И – главное – назначения работников на места.

Распределением высших партийных кадров ведало Организационное бюро ЦК. Эту инстанцию Сталин оседлал сразу. В 1921 году, будучи уже членом ПБ, он вошел в Оргбюро на правах непререкаемого руководителя и начал насаждать повсюду – в аппарате ЦК и Совнаркоме, в нацреспубликах, крайкомах, губкомах своих людей.

Б.С. Баженов, один из секретарей Сталина, рассказал, что генсек имел обыкновение ходить взад-вперед по кабинету, пыхтя трубкой. Потом – звонок, вызов секретаря и короткое распоряжение: этого секретаря обкома убрать, того-то послать на его место… Дальше уже Оргбюро, целиком подвластное генсеку, с неканцелярской легкостью оформляло снятие-назначение партийного деятеля.

* * *

… В лагерях перемещением «кадров» занималась учетно-распределительная часть, УРЧ. Заключенный спит себе беспечно на нарах (о чем, собственно, беспокоиться? Пайку начальник выдаст, четырнадцатичасового голодного рабочего дня тоже не лишит, впереди много таких дней, месяцев, лет…), а УРЧ уже назначила зэка на этап – на другую колонну, а то и в другой лагерь. Утром нарядчик вызовет с вещами на вахту, подойдет конвой и – в вагонзак. И никаких прений.

* * *

С Оргбюро ЦК тоже никто не спорил.

Сталина это устраивало вполне. Если бы не могущественное ПБ, можно было бы считать так удачно начатую игру сделанной.

Пройдет не так уж много лет, вчерашние наставники генсека научатся плясать под его дудку, а Политбюро превратится в лакейскую. Ныне же члены верховного органа партии никак еще не желают смотреть на мир из-под козырька сталинской фуражки.

… А если попробовать перелить власть из ПБ в другой орган? Да сделать это без лишнего шума и всяких там решений-резолюций? Этим другим органом мог быть Секретариат ЦК. Сталин пытается придать ему директивные функции.

К сожалению, маневр был разгадан. На XIV партсъезде в декабре 1925 года Каменев, преодолевая обструкцию сталинских крикунов, сказал:

«…Мы против того, чтобы делать „вождя“… Мы против теории единоначалия. Мы против того, чтобы Секретариат… стоял над политическим органом»[57]57
  XIV съезд, с. 274, 275.


[Закрыть].

…Год 1923. Уже два года Сталин занимает пост генсека, а до полной власти в партии ох как далеко… Овладеть всем аппаратом ЦК, расставить на решающих участках своих людей, преданных, исполнительных и – обязательно! – не рискующих взирать на генсека сверху, как Троцкий. Не смеющих смотреть ему, Сталину, прямо в глаза, как Скрыпник или Затонский, а способных заглядывать снизу и ловить директивы из-под генсековских усов.

Они уже имеются – Молотов, Куйбышев, Ворошилов, Андреев, Ярославский… Но их еще мало.

И Сталин упорно, методично укрепляет свои тылы – в Оргбюро, в Секретариате, в отделах аппарата ЦК, в редакции «Правды» и в Совнаркоме.

Партийная бюрократия в 1921–1924 годы только еще набирала рост, а Сталин уже учуял непоборимую силу аппарата ЦК.

Порядок назначения на ответственные посты в центре и губерниях через ЦК был установлен при жизни Ленина. Уже тогда диктатура пролетариата переросла в диктатуру партии.

Придя к власти, пока еще далеко неединоличной и пока еще только в партии, Сталин быстро усвоил простую истину: ключ к вожделенной власти лежит в кабинете генсека. И еще одно он усвоил: аппарат ЦК может многое.

В недрах аппарата можно похоронить любое решение ЦК, даже решение съезда партии. Тот, кто овладел аппаратом, мог заблокировать указание Политбюро или члена ПБ. Этот же деятель мог провести через аппарат, под видом директивы ЦК, свое личное указание.

Когда Ленин, опасаясь политического раскола, начал диктовать строки своего Завещания, в котором предлагал увеличить число членов ЦК до пятидесяти или даже до ста, он имел в виду обучить цекистской работе возможно большее число коммунистов.

Сталин своеобразно воспользовался этим советом вождя. На XII съезде партии он уже шельмует, «на основании» ленинских слов, руководящих работников ЦК. Сталин заявляет, что внутри ЦК имеется ядро в десять – пятнадцать человек, которые наловчились в деле руководства и «рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству… могут заразиться самомнением, замкнуться в себе и оторваться от масс… Это ядро внутри ЦК… становится старым, ему нужна смена»[58]58
  XII съезд, М., 1923, с. 60.


[Закрыть].

Вот какую трансформацию претерпела ленинская рекомендация. Выразив в лишенной изящества форме недоверие соратникам Ленина, Сталин предлагает взять в ЦК «… свежих работников… имеющих головы на плечах»[59]59
  XII съезд, с. 61.


[Закрыть].

Предложение Сталина повисло в воздухе, делегатам оно показалось преждевременным. Ему бы обождать немного, еще вождь не почил, еще не потеряло вес Политбюро и старая гвардия оставалась в силе.

Товарищ Коба бывал иногда излишне прямолинеен и тороплив. Но Сталин-политик уже научился менять скорость и корректировать собственные ошибки. Отправляя в печать стенограмму съезда, Сталин вычеркнул из текста своего выступления слова о «будущих руководителях».

(Лишь в 1968 году исчезнувшие строчки всплывут в примечании нового издания).

Но слова – словами, а дело – делом. Число членов ЦК возросло с двадцати семи до сорока – столько избрал съезд. Теперь генсеку легче будет маскировать продвижение своих людей на ключевые посты в партии. И проще выводить из ЦК неугодных.

При Ленине каждый член ЦК мог и в Секретариате, и в Оргбюро, и в ПБ поставить любой волнующий его вопрос, отстаивать свою точку зрения и, в случае надобности, обратиться к пленуму ЦК. Но и решение пленума, обязательное для всех коммунистов, член ЦК мог обжаловать перед съездом партии.

Эта Ленинская традиция связывала действия генсека, костью в горле застряла. Он «терпел» до 1925 года. На XIV съезде партии Сталин дозволил меньшинству выступить в последний раз. На этом демократическая традиция иссякла. На следующем съезде никто уже с генсеком не спорил: ни один «вольнодумец» не был даже «избран» делегатом.

На X съезде в докладе о продналоге Ленин высказал любопытные мысли.

«Твердый аппарат должен быть годен для всяких маневров… Политика есть отношения между классами… Аппарат, как подобное средство, чем тверже – тем лучше и пригоднее должен быть для маневров»[60]60
  (…)


[Закрыть].

И Ленин ставит перед партией задачу – добиться полного подчинения аппарата политике партии.

Что еще нужно было Сталину? Получив этот теоретический подарок, он наивыгоднейшим образом использовал ленинские советы, лишь немного модифицировав последнее указание вождя: добился абсолютного подчинения аппарата ЦК своей личной политике, заботливо спеленал оппозицию и недрогнувшей рукой заткнул ей кляпом рот.

* * *

«Как это ему удалось»…

В борьбе за единоличную власть в партии Сталину сопутствовали благоприятные обстоятельства – это также войдет в ответ на поставленный в заголовке вопрос.

Старая пословица «Рыба тухнет с головы» неизменно приходит на ум, когда пытаешься восстановить историю перерождения большевистской партии. Процесс начинался в верхах. Сталин взял на себя роль катализатора. При нем процесс разложения партийного руководства получил тройное ускорение.

На самом верху – партийные бонзы, у них под рукой аппарат ЦК, проводник директив. Внизу – безгласная, скованная тотальной парт-дисциплиной, масса рядовых членов.

Такова схема взаимоотношений внутри партии, сложившаяся в 1923 году. Умиравший вождь был уже бессилен что-либо изменить.

Последние годы жизни Ленина Сталин, с помощью послушного аппарата, третирует основателя партии. Когда старый коммунист Г.Л. Шкловский попросился на заграничную службу, Ленин, помня совместную работу в годы эмиграции, предложил его кандидатуру – от госбанка или внешторга. Но Оргбюро провалило рекомендацию вождя. Сталин – устами других членов бюро – обвинил Ленина в… протекционизме. Отвечая на записку Шкловского, Ленин писал 4 июня 1921 года:

«Вы вполне правы, что обвинять меня в „протекционизме“, в этом случае – верх дикости и гнусности. Повторяю, что тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и другие. Придется вам идти „с начала“. Есть и предубеждения, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне в этом вопросе. Это мне крайне больно, но это факт… „Новые“ пришли, стариков не знают, рекомендуешь – не доверяют, повторяешь рекомендацию – усугубляется недоверие, рождается упорство: „А мы не хотим!“ Ничего не остается: с начала, с боем завоевывать новую молодежь на свою сторону»[61]61
  Письмо до сих пор не опубликовано. Цитируем по тексту рукописной копии.


[Закрыть].

В этом маленьком письме, написанном Лениным за два года до смерти, – трагедия вождя, теряющего партию.

К двадцать третьему году Сталину удалось сколотить небольшую, но сильную, облеченную высшей властью группу карьеристов.

Старые партийцы, из проницательных, видели куда гнет генсек. Нашлись среди них смельчаки – Скрыпник, Красин, Осинский, Лутовинов, Затонский… Они безбоязненно разоблачали сталинский бонапартизм, фракционные интриги генсека. На XII съезде Косиор прямо обвинил ЦК в групповщине: – Руководящая группа ведет свою политику, которая часто противоречит интересам партии.

«Десятки наших товарищей стоят вне партийной и советской работы» лишь потому, что они участвовали в дискуссиях. А в руководящие органы попадают только те, кто «связан в прошлом или настоящем с руководящей группой Центрального Комитета»[62]62
  XII съезд, с. 93.


[Закрыть].

Лутовинов убийственно точно аттестовал групповую политику, проводимую генсеком от имени ЦК.

Что же Сталин? В заключительном слове он лишь вскользь упомянул Лутовинова и ушел от ответа в дебри международной обстановки. И продолжал после съезда подрывную фракционную деятельность.

В подобных случаях в народе говорят: «А Васька слушает, да ест».

История знает еще одну попытку вырвать центральный аппарат из цепких рук Сталина. В августе 1923 года в Кисловодске отдыхали Зиновьев, Бухарин, Евдокимов, Ворошилов, Лашевич, Фрунзе и еще несколько ответственных партийных деятелей. Прогуливаясь однажды в окрестностях курорта, они собрались в пещере и там обсудили положение, сложившееся в аппарате ЦК. Оказывается, Оргбюро снимает, назначает, перемещает партийных работников, не советуясь с членами Политбюро. Все делается тихо, келейно, кто-то настойчиво продвигает на ответственные посты в Москве и в губерниях своих людей…

От имени этой группы послали письмо Сталину. Генсек срочно прибыл в Кисловодск. Сталин «успокаивал» товарищей: их страхи вовсе беспочвенны, никто не игнорирует Политбюро, никто не нарушает Устава партии. В этом нетрудно убедиться – он приглашает членов ПБ регулярно присутствовать на заседаниях Оргбюро[63]63
  XIV съезд. Стенографический отчет. М., 1926, с. 455, 456.


[Закрыть].

Товарищи приняли к сведению сказанное Кобой. Но на заседаниях Оргбюро никто, кроме Зиновьева, не появился. Да и он зашел как-то невзначай, на минутку…

Никто из них не видел истинных масштабов организационной подготовки, проводимой генсеком через аппарат. Никто не ведал, что уже тогда, при Ленине, Коба вел слежку за каждым шагом вождя и его соратников: ни один разговор, ни одна записка, ни один лист копировальной бумаги Секретариата ЦК и личных секретарей членов ПБ не могли миновать желтых глаз Иосифа Сталина.

Через год после смерти Ленина генсек усовершенствует систему слежки. Бориса Бажанова давно занимал вопрос: бумаги шеф подписывает почти не глядя, в серьезные проблемы, требующие глубокого внимания, не вникает. Что же он делает долгими часами?.. Однажды, зайдя в кабинет, Бажанов увидел Сталина за столом с телефонной трубкой, прижатой к уху. Но что это? На всех телефонных аппаратах трубки – на местах. Секретарь заметил шнур, уходящий в ящик письменного стола. Значит… В этот момент Сталин поднял голову, и не отнимая трубки от уха, посмотрел на секретаря. Бажанов молча отступил к двери и вышел.

Об этом эпизоде он поведал другому доверенному помощнику генсека Льву Мехлису. Тот заметил коротко, что это их не должно касаться.

Монтаж подслушивающего устройства осуществил чешский специалист. Расчет с ним хозяин произвел, разумеется, на Лубянке: там знали, как поступать с лишними свидетелями.

Ставленники Сталина заняли в ЦК ключевые позиции. Они активно поддерживали Сталина, создавали в центральном аппарате атмосферу, благоприятную для роста железного авторитета нового вождя, взрыхляли и удобряли почву, вырывали «сорняки»…

Никто уж не ждал Ленина назад, соратники думали кем его заменить. На импровизированном совещании в Кисловодске вспомнили о принципе коллегиального руководства партией, советовались как отвести претензии Сталина на единоличное правление.

Поскольку Секретариат стал приобретать значение и силу директивного органа, есть резон ввести в него, скажем, трех членов Политбюро – Троцкого, Сталина, Зиновьева. Эту тройку можно составить с участием Каменева или Бухарина – взамен Зиновьева. Так сформулировал предложение Бухарин и составил, вместе с Зиновьевым, письмо Сталину. Против высказался Ворошилов, но остальные согласились с Бухариным.

Письмо отвез генсеку в Москву Серго Орджоникидзе.

Тройка членов Политбюро в его Секретариате – это Сталину подходило менее всего. При любом составе тройки, рядом с Троцким, Зиновьевым, Каменевым или Бухариным он выглядел бы бледно. В Секретариате, Политбюро у него уже были свои люди, машина голосования не подведет. А тройка… Можно ли поместить в одну лодку волка, козу и капусту? К какому берегу пристанет лодка, кто в ней останется?

Сталин экстренно выехал в Кисловодск и сразу же припугнул своих соратников отставкой: «… Если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой»[64]64
  XIV съезд, с. 506.


[Закрыть].

В этом театральном жесте закулисный смысл: собравшиеся осенью двадцать третьего в кисловодской пещере, уже читали Завещание Ленина: «Предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина…»

Эти слова вождя обожгли начинающего диктатора, и он решил пригрозить уходом…

Соратники растерялись: Коба их не понял, так вопрос не стоит…

Тогда Сталин предложил для согласования политической линии с организационной работой ввести трех членов ПБ – Троцкого, Бухарина и Зиновьева в Оргбюро. Не в Секретарит, а в Оргбюро.

И наши прожектеры пошли на компромисс.

Эта куцая реформа ничего не дала, ибо названная тройка на заседаниях Оргбюро не появлялась.

Однако кисловодский вариант встревожил генсека. Он вспомнил о нем на XIV съезде. Решив высмеять «пещерных людей», он упомянул о тогдашних переговорах в ироническом духе, повторив слова о готовности «очистить место».

После смерти Ленина прошло почти два года, положение генсека настолько упрочилось, что можно было и пошутить. На съезде Сталин сыграл «на публику», а заодно ударил по авторитету Зиновьева, назвав его предложение… «платформой об уничтожении Политбюро».

Мастер политической интриги начал манипулировать ярлыками.