Текст книги "Портрет тирана"

Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

СТАРИКЕ И ЗМЕЕ

Спасаясь от лесного пожара, змея забралась на вершину дерева и не могла спуститься по обгоревшему стволу. Заметив внизу прохожего, она попросила вызволить ее из беды. Старик подал змее палку, но она, соскользнув по ней вниз, обвилась вокруг шеи путника и начала его душить.

– За что? – взмолился старик. – Я же тебя спас.

– А где ты видел, чтобы за добро платили добром?..

Тогда старик, чтобы оттянуть гибель, предложил змее пойти и спросить у кого-нибудь – так ли бывает в жизни на самом деле.

Первым они встретили могучий инжир.

– Люди отдыхают в моей тени, наслаждаются моими плодами, а уходя, обламывают ветви.

Ответ буйвола, который им повстречался затем, оказался и вовсе мрачным:

– Всю жизнь я пашу землю, меня нещадно бьют, а потом убивают. Но вот бежит им навстречу лиса. Старик и змея остановили ее. Лиса выслушала их и предложила:

– А ну-ка разойдитесь. Я не могу вас так рассудить.

Как только змея отползла в сторону, лиса крикнула:

– Старик, бей ее палкой!

Убил старик змею, а потом начал рассуждать: моя жена просила теплые туфли для дома. Шкура лисы как нельзя лучше подойдет для этой цели.

Подумал так старик и погнался за лисой.

– За что же ты хочешь меня убить? Я же спасла тебя!

– А где ты видела, чтоб за добро платили добром?..

* * *

Партия оказала Сталину большое и заслуженное доверие, допустив его к высоким руководящим постам. А какие услуги оказали Сталину лично Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин…

Сталин затравил Ленина, ускорив его смерть. Затем руками Зиновьева и Каменева отстранили Троцкого. С помощью «правых» убрал Зиновьева и Каменева и, наконец, уничтожил отслуживших свое «правых». Казалось бы, простая схема, а сколько выдумки, изобретательного маневрирования. Тут и притворные отступления, и демонстрация силы, и симуляция слабости, и внезапные удары, и длительное выжидание…

Эта центральная схема – авторское свидетельство выписано на имя Иосифа Сталина – стала моделью расправы с руководителями союзных республик. Когда Сталин убедился в том, что украинские коммунисты не терпят на посту первого секретаря ЦК Лазаря Кагановича, он отозвал его в Москву (год 1928). Пришлось примириться с избранием Станислава Косиора, но для страховки генсек в начале 1933 года послал в Харьков другого эмиссара, Павла Постышева. С его непосредственной помощью Сталин затравил одного из основателей компартии Украины Николая Скрыпника (покончил с собой в июле 1933 года). Теперь Постышев, второй секретарь украинского ЦК, начал рыть мину под Косиора.

Но вот, после февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года, прозвонил звонок и для Постышева. Его перевели пока в Самару, и Косиор начал прорабатывать опального деятеля на киевских собраниях и конференциях.

На место погибшего Панаса Любченко (тоже покончившего самоубийством), по рекомендации Берии, был назначен Михаил Бондаренко. Через месяц Бондаренко взяли, вместе с остальными «выдвиженцами». Их обвинили в создании контрреволюционной организации.

В тридцать восьмом Сталин прибрал всех – и Косиора, и Постышева, и Хатаевича, сменившего Постышева. Расстрелял в полном составе Политбюро и правительство Украины. И всех секретарей обкомов с секретарями райкомов заодно.

Потом – еще раз всех новых.

И еще раз.

Такому же разгрому подверглись и местные советские органы. Из 102 членов украинского ЦК чудом уцелело трое, в их числе Г.И. Петровский. Этот «показатель» превышает даже результаты смертельной чистки союзного ЦК.

Нечто похожее, по той же испытанной схеме-модели, было исполнено в остальных республиках.

Говорят о грузинском национализме, о сильной привязанности народа к Сакартвело. За свою многовековую историю Грузия дала миру замечательные имена.

Нет, Джугашвили-Сталин родной Сакартвело не обошел. Он залил республику кровью.

Говорят о живучести национальной розни в Грузии. Веками жили обособленно абхазцы, сваны, аджарцы, мингрелы, имеритинцы, лезгины.

Ответственное дело истребления партийных кадров Грузии Сталин поручил мингрелу Берия. Он знал, что делал…

А Лаврентий Берия, этот отпетый уголовник, подвизавшийся, в основном, в тайной полиции при разных политических режимах, со злобной последовательностью истреблял ветеранов партии и в других республиках Закавказья – Азербайджане и Армении. Сталин поставил Берия во главе Заккрайкома еще в 1931 году. За два года, 1937–1938, на которые падает пик резни, «Малый папа» с благословения «Большого» казнил всех грузинских руководителей. Среди них многие знавали подлинного Кобу-Джугашвили.

Берия провел несколько «открытых» процессов – по московскому образцу, с готовыми сценариями, профессиональными провокаторами, измученными пытками «шпионами» и тайными агентами, изображающими «публику».

Вот когда сбылась сокровенная мечта мстительного генсека. Захлебываясь от нетерпения, он сожрал цвет грузинского народа. Потом Берия расскажет шефу, как он измывался над Мамия Орахелашвили, который был одним из действительных создателей большевистских организаций Закавказья. Председателя Совнаркома Закавказского края, душевного, доброго Мамия любили все. Это был могучий мужчина, высокий, красивый. И вот теперь его убивают на глазах жены. Мария, член ЦК КП Грузии, была наркомом просвещения.

После казни Берии, сталинского наркома, на судебный процесс в Тбилиси пригласили детей погибших. Дочь Мамия упала в обморок, услышав подробности гибели отца…

Когда в Хабаровске был схвачен первый секретарь Дальневосточного крайкома Лаврентий Картвелашвили, Берия затребовал старого соперника к себе, в Тифлис. В пыточном подвале он заставил ветерана партии под ударами дубинки танцевать лезгинку.

За два года до этого Берия, по указке Сталина, расправился с лидером аджарских коммунистов, а также с любимцем абхазского народа Нестором Лакобой. Лакоба дружил с Орджоникидзе, Дзержинским, Кировым – вполне надежная рекомендация на тот свет.

Нашлось место в переполненной тюрьме и для Буду Мдивани, которого Сталину не удалось смять в 1923 году, при жизни Ленина. Какие только ярлыки не навесил на бывшего председателя Совнаркома Грузии генсек!.. И террорист, и уклонист, и английский шпион… Для полноты запоздалого счастья Сталину не хватало только «признаний» арестованного «врага». Спасибо тому, кто донес до наших дней мужественный ответ старого грузина следователю:

«Я знаю Сталина тридцать лет. Сталин не успокоится, пока всех нас не перережет, начиная со своего непризнанного ребенка и кончая своей слепой прабабушкой»[156]156
  Орлов, с. 249.


[Закрыть].

Эти слова вместе с именами погибших мученической смертью социал-демократов, большевиков, ученых, музыкантов, художников, писателей и поэтов Грузии надо вывесить на всех школах, на улицах и площадях горной страны.

Может быть, тогда грузины снимут с пиджаков значки с портретом Джугашвили-Сталина, а заодно – ладанки с его ликом с детских шеек, и уберут, наконец, с городских площадей постыдные памятники.

Его люди

…И разверзлись хляби Лубянские. Дом-то вроде бы невелик, а поди ж ты, целый народ перемолол. Об этом восьмиэтажном доме № 2 на Лубянке трудно связно подумать, связно писать. Не потому, что автору довелось самому пройти лубянский конвейер. А потому, наверное, что этот дом, став средоточием злой сталинской воли, вобрал в себя весь ужас бесчеловечного режима.

Сидишь в камере внутренней тюрьмы, лишенный всего – свободы, возможности двигаться, нормальной пищи, воздуха, чистоты, времени самого. Что еще можно отнять у человека? А свет? Во внутренней тюрьме в 1920 году, впервые в России, установили «намордники», специальные железные короба, закрывавшие от света, солнца все окна, снабженные массивными решетками. История не сохранила имени рационализатора. К тридцатым годам намордник стал непременным атрибутом всех стационарных мест заключения.

Чикагские бойни прославились не только и не столько масштабами производства, сколько организацией, технологией. Там использовалось все – шкура, рога, копыта, кишки, – словом все, кроме предсмертного стона животного. Всякий скот мог проститься с белым светом. Не то на бойне Лубянской: при Сталине у невинных жертв право на предсмертный крик отняли.

«Сталинизм», став подобием религии, спешил обзавестись своей инквизицией. Дело пошло по испытанному пути централизации. Всю власть над государством, над партией, над народом, Сталин сосредоточил в руках органов НКВД. Очень скоро эти печально знаменитые Органы превратились под плодотворным воздействием сталинского гения в некую фирму поистине универсального назначения: слежка, арест, сочинение «дела», следствие, суд, исполнение приговора, – все действия совершались под одной крышей, на одном дыхании.

Притом Лубянка совмещала следствие с исповедальной и пыточной.

При Петре I Святейший синод принял Указ, обязывающий священников сообщать по начальству «если кто при исповеди объявит духовному отцу своему какое-нибудь не совершенное, но замышленное уже воровство, наиболее же измену или бунт на государя и государство…»

При Сталине, отменившем религию и церковь уничтожившем, функции духовных пастырей были переданы следователям тайной полиции. Там, в кабинетах следователей, причисленные к сонму «врагов народа» верующие во Иосифа Кремлевского каялись в несовершенных грехах и навязанных Лубянскими пастырями «злых умыслах». И доносили на ближних своих.

Не забудем, что эта система функционировала как в Зоне Большой, именуемой «волей», так и в Зоне Малой – исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ). Прошедший все круги ада в московских тюрьмах, при удобном случае (по усмотрению лубянского чина) попадал на новый конвейер – уже по лагерному «делу».

Не забудем еще о провинциальных филиалах фирмы. Там, на местах, склонные к здоровой инициативе жизнерадостные мальчики так старательно форсировали выпуск «продукции», что враги народа не всегда успевали перед казнью подписать протоколы несостоявшихся допросов. Путь от команды «взять!» до команды «ликвидировать!» был прям и прост, как доска циркового трамплина.

Совершенствованию, как известно, предела нет. Предтечи и духовные отцы лубянских следователей, проводя в средневековой Европе процессы над ведьмами, изобрели коллективный метод допросов и казни: подсудимых допрашивали вместе, десятками. Они хором признавались и хором же следовали на общий костер. До личных имен ли тут было?..

Как знать, если бы не ранняя смерть Сталина, до каких усовершенствований дошли бы отечественные инквизиторы…

С чем ее сравнить, Лубянку? С полицейской машиной Фуше или Николая I? У Гитлера дело было поставлено тоже вполне прилично. Казалось, именно Сталин достиг вершины: его универсальная машина как была запущена на полные обороты, так и действовала, под его неусыпным попечительным оком, круглосуточно, круглогодично. Ни одного дня простоя. То был единственный вид индустрии, в котором Иосиф-Строитель безусловно преуспевал. Ан нет, русские по натуре своей прескверные организаторы. Лубянка не могла бы выполнять спущенные сверху разнарядки без помощи так называемого народа, без его рабской покорности. Не овцы на пастбище, а, говоря словами Мартина Лютера, овцы, ведомые на заклание одна за другой. В этом он, советский народ, народ-мученик, народ-мучитель, мог поспорить даже с древними китайцами.

В XVI веке Европу сотрясала свирепая война против ведьм. Население активно помогало инквизиторам, заполняя доносами специальные деревянные ящики за тремя замками, установленными в церквах. Инквизиторы эпохи сталинщины обходились без примитивных ящиков – их применяли лишь при массовых инсценировках «выборов». Да и нужды особой в доносах не ощущалось: почти все клеветнические наветы и провокационные материалы сочинялись внутри Органов. Лубянка вполне заслуженно носит еще один титул – фабрика лжи. Но главное —

 
Древнейшая из государственных регалий
Есть производство крови.
Судья, как выполнитель Каиновых функций,
Непогрешим и неприкосновенен…
Кустарный промысел недопустим
В пределах монопольного хозяйства.
 

Максимилан Волошин. Путями Каина.

Нет, кустарщины Хозяин не потерпел бы. «Дело» поступало с Лубянки в суд. А при «деле» пока еще живой изменник.

Формально Военная коллегия под неизменным председательством Василия Ульриха считалось органом Верховного суда, на деле это был второстепенный придаток к личной канцелярии диктатора, ведавшего террором. Техника заседания коллегии была примитивна, как топор палача. После краткой, в 3–4 минуты, судебной процедуры, Ульрих объявлял: «Суд удаляется на совещание». Конвой отводил первую жертву в камеру, прозванную телефонной будкой. В совещательной комнате члены коллегии подписывали заготовленные впрок решения и возвращались в зал. Туда приводили следующего, потом третьего. Их тоже пропускали по очереди через трехминутное бормотанье Ульриха и уводили. Лишь тогда вызывали первого и объявляли ему решение. Уходя на казнь, жертва могла думать, что ей уделили почти десять минут – щедрый дар, если принять во внимание занятость высокой инстанции.

…То Ульрих там вершил кровавый ритуал.

Большую заботу о тружениках суда проявило Политбюро. «Для предварительного расследования дел» специальным решением ПБ была создана тройка в составе Берии, Вышинского и Шкирятова. Сталинская машина располагала двумя судилищами, и оба были тайными. Верховный суд, в отличие от суперверховного Особого совещания, имел статус официального учреждения. Но поскольку проникнуть туда не было дано никому, даже матери завтрашнего покойника, он стал легальным дублером сталинской тройки. Так Ульрих был избавлен вообще от необходимости что-либо решать. Он мог теперь со своей бригадой не удаляться в совещательную комнату. Но тогда нарушился бы стройный ход спектакля.

В Лубянском театре были свои драматурги, режиссеры, актеры, статисты. И своя костюмерная, свой реквизит. Заплечных дел мастера сумели поднять обыкновенную судебную расправу до уровня театрального действа.

Устраивались генеральные репетиции – для выездных спектаклей-процессов. Публика менялась часто, только большую часть действующих лиц почему-то не выпускали, а выносили ногами вперед, ибо имелось одно существенное различие между театром лубянским и всамделишним: выстрелы были настоящие.

Основной творческий состав театральной труппы – руководителей и ведущих актеров-следователей кремлевский Меценат подбирал сам. Н.С. Хрущев рассказывал на XX съезде партии о вызванном на заседание президиума ЦК следователе Родосе, «никчемном человеке, с куриным кругозором, в моральном отношении буквально выродке». И этот сталинский выкормыш допрашивал таких деятелей как Косиор, Чубарь, Косарев…

Родосы нужны были Сталину в центральном аппарате Органов Москвы и Ленинграда, на постах уполномоченных Лубянки в Одессе и Ростове, Ташкенте и Хабаровске. Он подбирал отъявленных мошенников и проходимцев, садистов по призванию, полуграмотных и наглых, зато преданных работодателю как может быть предан своему атаману лишь разбойник. На поверхность всплыла вся социальная нечисть – уголовник вербовал уголовников.

…Работал в тридцать седьмом году на Украине лейтенант Долгих (тогда носил в петлицах два кубика). Он прославился тем, что во время пыток-допросов поил арестованных членов ЦК своей мочой. Его усердие и находчивость в искоренении «врагов» были замечены. Долгих дослужился до генеральских погон и стал незаменим. Настолько незаменим, что уже после смерти Сталина возглавил ГУЛаг. Новое правительство назначило его заместителем министра внутренних дел.

«У чекиста должно быть горячее сердце, холодный ум и чистые руки», – завещал покойный Феликс Дзержинский. Вешатели призыва тридцать пятого года мало походили на рыцарей с революционного плаката, то были люди иного склада. Слежка и преследование честных работников, перлюстрация писем, подслушивание, шантаж, провокации, насилие, растление малолетних, изощренные пытки и казни в подвалах, – все это и еще многое другое требовала служба НКВД от своих сотрудников. Грабежу-мародерству они предавались в порядке самодеятельности.

В 1918 году Дзержинский составил инструкцию о производстве обысков и арестов.

«Пусть все те, которым поручено производить обыски, лишать человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям арестуемым и обыскиваемым, пусть будут гораздо вежливее, чем даже с близким человеком. Пусть помнят, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти – рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, несправедливость, невоспитанность – пятно, которое ложится на эту власть»[157]157
  (…)


[Закрыть].

Прекрасная инструкция. Непонятно только, кому она адресована. Если царским жандармам, то они – Дзержинский сам тому свидетель – относились к «господам политическим» вполне корректно. Если – чекистам сталинской выучки, то они руководствовались совсем иной инструкцией. Нет, покойного Дзержинского они уважали. Разве стены пыточных кабинетов не его выразительный портрет украшал… рядом с ликом Вождя?

Инструкция Дзержинского напомнила мне осень 1937 года. Генерального консула в Барселоне Антонова-Овсеенко вызвали в Москву в конце августа. В подъезде Второго дома Совнаркома Владимира Александровича встречает испуганный взгляд лифтерши. Почти все двери семиэтажного здания опечатаны большими сургучными печатями НКВД. Арестован Сулимов, председатель СНК Российской Федерации. Теперь он враг. И Крыленко, соратник по октябрьским боям. Погибли Тухачевский и другие славные полководцы.

Прошла неделя и еще одна. Вставать каждое утро без всяких обязанностей, провожать бесцельно прожитый день и длинной ночью ждать – чего?

Сталин вызвал Антонова-Овсеенко в Кремль на тридцатый день пребывания в Москве. Он начал с упреков. Оказывается, Антонов действовал в Испании слишком самостоятельно, не согласовывая своих шагов с Наркоматом иностранных дел. На него поступило много жалоб.

Владимир Александрович объяснил:

– Необходимо было принимать подчас рискованные, смелые решения немедленно, как того требовала сложная боевая обстановка.

Видимо, он убедил собеседника. Через день последовало назначение на пост наркома юстиции. А в сером доме на Большой Дмитровке в своем кабинете на пятом этаже генеральный прокурор Вышинский уже заготовил ордер на арест нового наркома.

…Поздний вечер 11 октября. Ассистент режиссера Д.И. Васильев никак не расстанется с Антоновым, уж очень интересные подробности рассказывает герой Октября. Постановщику фильма «Ленин в Октябре» М. Ромму разрешено показать на экране только Ленина, Сталина, Дзержинского и Свердлова. Такова воля самого Сталина.

…Васильев ушел поздно ночью. А через полчаса пришли люди в форме НКВД. Грубые окрики, циничные ругательства (какая уж там «инструкция»…), разбросанные вещи… Арестованного забрали на Лубянку. Вывезли все бумаги. То, что от них осталось, попало позднее в госархив, но доступ к этим документам был открыт лишь 40 лет спустя.

Сохранился Акт № 463, составленный 22 января 1938 года, на конфискованное имущество. Вот некоторые предметы и их оценка в современных масштабах цен).

Могу засвидетельствовать, что квартира отца нисколько не походила на изображенную в Акте лавку нищего старьевщика. У Антонова-Овсеенко было ценное собрание книг, как и подобает писателю и публицисту, владевшему несколькими европейскими языками. Но библиотека в опись не попала. Так же как и подлинные гравюры известных художников, пишущая машинка, радиола с восемью альбомами пластинок, драгоценности жены, ее беличья шуба, дорогие французские духи, купленные в Париже проездом из Испании на родину, и многое-многое другое.

Не один Антонов-Овсеенко был ограблен лубянскими мародерами. Грабили арестованных, грабили народ, грабили государство. Забирали научные рукописи, стихи, романы, пьесы, изобретения. Сколько ценного, уникального сожгли как «не относящееся к делу»…

* * *

Проскрипции, введенные впервые в древнем Риме в годы диктатуры Луция Суллы, стали не только орудием расправы с политическими противниками, но и средством обогащения.

Ничто не ново под луной…

* * *

У «врагов народа» хапали все: имущество, жен, квартиры. К 1939 году все лучшие дома Москвы и Ленинграда, да и других городов, оказались заселенными сотрудниками НКВД, их родственниками и близкими.

Присваивали названия городов – бессмертия ради. (В свое время в столице Черкессии Баталпашинску дали имя главы правительства Российской Федерации Сулимова. После убийства Сулимова город нарекли Ежово-Черкесском, в честь главы Органов. Когда Сталин убрал Ежова, на карте появился Черкесск… Одна из многих географических метаморфоз сталинского безвременья.)

Разве они не заслужили бессмертия?

…Вот он шествует по улице Горького, пресыщенный властью бывший начальник ГУЛАГа Борис Берман[158]158
  Потом был наркомом БССР. Его брат, Матвей Давидович, истреблял «врагов» на строительстве ББК. Недолго занимал пост наркома связи СССР.


[Закрыть]. Жирные груди отягощены орденами, руки украшены драгоценными перстнями. На мизинце левой – длинный, изящно изогнутый ноготь…

Вспоминается другой лубянский мандарин, начальник следственного отдела полковник Бененсон. Как он красовался перед подчиненными, не сумевшими добиться от меня признания в террористической деятельности. То был процветающий сноб, типичный представитель новой жандармской касты (выражение Маяковского). Им Сталин предоставил все жизненные блага: несчитанные деньги и закрытые магазины, ложи в театрах и заграничные путешествия, роскошные квартиры и приморские виллы.

Когда рабочие отдыхают во дворцах бывшей царской знати, это можно воспринимать как историческую справедливость: они своими руками создавали архитектурные шедевры. Но заплечных дел мастера в княжеских паласах… Гнусно.

* * *

1929 год. Москва. При Ягоде, в одной из лубянских камер сидела юная девушка. Она расстелила прямо на грязном полу дорогое котиковое манто, предложила лечь рядом бывалой каторжанке:

– Все равно пропадет. Мне отсюда не выйти. Эти манто нам выдают как спецовку… Сначала в райкоме комсомола объясняют, что доверяют тебе важную государственную работу. И направляют в ГПУ. А там поясняют: надо помочь родине обезвредить врагов. «Вы такая красивая и молодая, вам будет удобно бывать в ресторанах». Снабжают шикарной одеждой, сулят златые горы. И ничегошеньки не просят взамен. Надо лишь кое с кем встретиться, кое-что запомнить, беседовать, даже пофлиртовать можно. Потом кое-кому сообщить…

Одна встреча с иностранцем оказалась роковой. Он – сын спичечного короля, мы полюбили друг друга, уехали с ним в Березники. Через некоторое время его выслали из Союза, и я осталась одна. Меня арестовали, хотели заставить написать, будто я от него беременна. Я отказалась. Тогда они сами сфабриковали письма, вымогая от моего имени валюту…

1935 год. Саратов. В городскую больницу привезли умирающую девятнадцатилетнюю девушку. Она только что вышла замуж за военного. Не знала она, что он служит в Органах. А узнав, разве бы отвернулась от него?

«Муж» пригласил ее вскоре после свадьбы в Дом Красной армии и бросил на потребу приятелям (у блатных это называется «пустить бабу под трамвай» или «устроить очередуху»). После нечеловеческих надругательств девушка выпила сулемы и умерла в мучениях.

Верно заметил Джордж Орвелл:

«К несчастью, правда о зверствах значительно хуже того, что способны выдумать органы пропаганды»[159]159
  Дж. Орвелл. Памяти Каталонии, с. 288.


[Закрыть].

1939 год. Ростов-на-Дону. По рассказам девиц, попавших в тюрьму, в Ростове в те годы для партийных бонз был устроен бордель. Дело было поставлено на вполне современный лад: банд ерша, альбомы фотографий красавиц, европейская кухня, тонкие вина, шелковое белье, световые эффекты…

Упразднив вместе с прочими институтами буржуазного общества дома терпимости, мог ли Владимир Ленин предполагать в близком социалистическом будущем развитие такой самодеятельности?..

* * *

Грязных, гнусных людишек набирали в Лубянское войско. Шпик Постельников, персонаж Н.С. Лескова, в минуту паскудного откровения жалуется студенту, которого сейчас вот предаст в руки стражи:

«Я хотел в уланы, а это все маменька так устроила… В этом войске, говорит, хорошо, и обеспечено, и мундир, и шпоры, и это войско на войну не ходит… тут не контузят и не ранят, а выслужить можно скорей, чем в битвах, но эта служба требует, так сказать, высших способностей, тут, так сказать… к ученому даже нечто примыкает, потому что требуется наблюдательность»[160]160
  Н. Лесков. Собрание сочинений, т. 3. М., 1957, с. 438–440. (Смех и горе, гл. 32).


[Закрыть].

…и профессиональная подлость, добавим мы от себя.

Постельников, чтобы отслужить свое жалование («Потому, душа моя, что ведь мы во что-нибудь стране-то обходимся…»), подкидывает студенту, которого устроил на жительство у своей сестры, «Думы» Рылеева.

При Сталине подсовывали брошюры недавнего вождя Троцкого или стихи Марины Цветаевой. Но это уже детали.

Институт провокаторов существовал в ВЧК-ОГПУ с первых лет. Их засылали в типографию меньшевиков, в штаб тамбовских повстанцев, на Ирпеньскую конференцию с-д молодежи в 1923 году… В тюрьмах они заселяли все камеры, в лагерях – все бараки.

«Мой» лубянский провокатор Александр Спиркин учился в аспирантуре Педагогического института имени Ленина (до 1938 года институт носил имя А. Бубнова). Но прежде чем меня перевели к нему в камеру, прошло 3–4 месяца непрерывных допросов – пустых, мучительных. Мне инкриминировали террор и антисоветскую агитацию.

– Расскажите о своей террористической деятельности.

– Расскажите о своих террористических связях.

С этих вопросов, с легкими вариациями, начинался каждый допрос. Потом кто-то спохватился и снял с полуслепого обвинение в терроре. Что же касается агитации, то и тут, за неимением фактов, добиться ничего нельзя было. Тогда, видимо, приняли решение посадить меня вместе с провокатором. Расчет был прост: Спиркин аспирант-литератор, сидит по ст. 58 п. 10 и 11 (групповая агитация), я историк. Зато хорошо запомнил очную ставку, которую месяц спустя устроил нам следователь. Спиркин заявил, будто я поделился с ним планом участия в шпионаже в пользу фашистской Германии. Это была гнусная сцена. Спиркин прятал от меня блудливые глаза, следователь пресекал мои попытки возмутиться провокацией… Так, избавившись от «террора», я попадал под «шпионаж», то есть под смертный приговор. После этой очной ставки меня перевели в другую камеру, я не знаю кого подкинули Спиркину после меня.

Кормили во внутренней тюрьме «на убой»: кусок черного хлеба, кружка теплой воды, а на обед – ложка пшенной сечки с мышиным пометом, который не всегда удавалось выбрать. Некоторым арестантам давали дополнительно к обеду три соленые кильки и кусочек пиленого сахара. На стыдливом языке тюремной администрации это называлось больничным пайком. Мой сокамерник съедал свои килечки с достоинством честно поработавшей наседки.

До встречи со Спиркиным я был склонен ценить свою жизнь несколько выше. Теперь я благословляю тюрьму, в которой избавился от вредной гордыни.

Киевский мошенник Паниковский, играя роль слепого, зарабатывал на жизнь тем, что обирал доверчивых прохожих, которые переводили его через Крещатик. Своему покровителю, городовому, он платил ежемесячно 5 рублей. Этот полицейский со звучной фамилией Небаба стал потом, если верить Ильфу и Петрову, музыкальным критиком.

Имя Спиркина значится ныне в почетном списке членов-корреспондентов Академии наук. Он философ, вице-президент какого-то общества, автор высоко моральных трактатов.

Как у всякого респектабельного ученого, у него есть свое «хобби»: на страницах «Недели», еженедельного приложения к газете «Известия» Спиркин поучает читателей правилам хорошего социалистического тона.

В горячие дни проникновения и внедрения в Академию наук кандидат, а потом и доктор философии Спиркин обхаживал позорно знаменитого академика Ф.В. Константинова, верного оруженосца сталинщины. На даче этого академика-назначенца в поселке Отдых под Москвой Спиркин подвизался в роли добровольного огородника-садовода, с тяпкой в руках.

А вот что вышло из-под его пера.

Курс марксистской философии (два издания).

Материалистическая диалектика (в соавторстве с Глаголевым).

В мире мудрых мыслей (редактор).

Проблемы кибернетики (научный редактор).

Происхождение сознания.

Сознание и самосознание.

Теория, преобразующая мир.

Развитие Лениным философии Маркса.

Комплексное изучение человека и формирование всесторонне развитой личности.

Несколько философских трактатов Спиркина издано на иностранных языках издательствами АПН и «Прогресс».

Одна из последних книг – «Новое общество – новый человек», 1976 год.

Пожалуй, хватит об Александре Георгиевиче Спиркине, этом новом человеке нового общества.

Где сейчас мои следователи, что поделывают, не знаю. Они меня не истязали, а лишь отправляли время от времени в карцер, когда я пытался протестовать. Пользуюсь случаем выразить им свою арестантскую благодарность.

* * *

В потоке следователей, влившемся в Органы в тридцатые годы, попадалось много случайных людей, подготовленных к государственной службе на скорую руку. Иных забирали с производства, из научных и учебных институтов – по партийной или комсомольской мобилизации, часть вливалась из юридических ВУЗов. Некоторые, осознав страшное свое назначение, не могли принять постыдную роль, предназначенную им в этом ведомстве. Но став однажды сотрудником всесильных Органов, человек себе уже не принадлежал. Нельзя было перевестись, уволиться, просто уйти, сказавшись больным.

При Сталине, в годы кровавой жатвы, уничтожено четыре состава обслуги Лефортовской тюрьмы. «Убирали» всех – тюремщиков, следователей, разведчиков. Самые находчивые, в предчувствии неминуемой расправы, пытались скрыться за границей. Умело маскируясь, опытные разведчики прятались в Швейцарии, Бельгии, Африке, Америке. Этого Хозяин потерпеть не мог. Созданный при наркоме Ежове особый отдел находил и уничтожал «невозвращенцев» на всех континентах. Так Лубянка стала ловушкой для самих ловцов.

Приходилось приспосабливаться, каждый хотел жить. Незаметно новобранец Органов входил в образ. Придя на Лубянку с дипломом гуманитарного ВУЗа, он со временем приобретал навыки квалифицированного костолома, и – что особо ценилось начальством – достигал высот «психологизма». И высот провокации.

Но уж тут очень трудно было остановиться – как в любом ином преступном деле. Лубянские мастера стали доносить друг на друга, устраивать коллегам уютные провокации. Впрочем, и без этого в недрах центрального аппарата истребления, время от времени, вызревали проскрипционные списки на собственных сотрудников.

Он впечатлял с одного взгляда, такой список. Длинный столбец фамилий, имен – человек на сто и более. Внизу – заключение следователя:

«ПОЛАГАЛ БЫ РАССТРЕЛЯТЬ».

Рядом, справа, – виза начальника отдела: