Текст книги "Портрет тирана"

Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Что делать Наседкину? Нет у него в Белоруссии польских шпионов. Никаких шпионов нет. Попробовал сажать руководителей промышленности. Возьмет одного директора завода – Орджоникидзе вмешивается. Не дает свои кадры Серго в обиду. Арестует Наседкин директора предприятия пищевой промышленности, – Микоян требует объяснений… Как-никак члены ПБ.

Так и пропал бы Наседкин-нарком, не вспомни об евреях-лавочниках. В короткое время арестовал 12 тысяч. Меньше, чем украинский коллега, но все же… «Материал» оказался удобным: в шпионаже признаются сразу. И заступиться за них некому. Так и пошло.

Вызвали Наседкина в Москву, на Политбюро заслушали его доклад «О политическом положении в Белоруссии». Похвалили народного комиссара: прекрасно борется с врагами. Обласканный кремлевским солнцем вернулся Наседкин в Минск и пустил всех арестованных через свое ОСО – особое совещание. Когда осталось в живых всего 800 «врагов», поступила срочная телеграмма из Москвы: «Встречайте комиссию. Репрессии приостановить».

Опять не угодил?.. Пришлось наркому совершить подлог: время получения правительственной телеграммы – 1 час ночи переделали на 9 часов утра. За одну ночь 800 оставшихся «шпионов» достреляли.

Теперь можно встречать любую комиссию…

Сталинская стратегия массовых казней допускала небольшие паузы, когда Вершитель Судеб давал команду – наказать того или другого из самых ретивых опричников, для примера. Нет, конвейер не останавливался ни на минуту. Просто органы пропаганды запускали на агитационную орбиту очередную утку: Отец Народов проявил заботу о соблюдении социалистической законности.

И миллионы счастливых строителей социализма принимали утку псевдоборьбы с «перегибами на местах» за белого лебедя добра и правды…

Вот и попал наш Наседкин, как «перегибщик» на Лубянку. В первый месяц его вызывали на допросы часто. Однажды ночью камера была разбужена необычным шумом. Вошли надзиратели, окружили койку Наседкина. Он вскрыл себе вены и залил кровью паркет. Его унесли, остальных срочно разместили по боксам, потом с каждого взяли подписку о неразглашении ночного происшествия и вернули в ту же камеру. Через пять дней вернули Наседкина, поставили его кровать посередине камеры. Рядом с кроватью на табуретку положили масло, молоко, котлеты и другую сугубо нетюремную снедь. Начальник внутренней тюрьмы Винокуров наведывался ежедневно. Видимо, очень нужны были кому-то показания бывшего наркома.

О казни Наседкина стало известно лишь в 1954 году – весьма узкому кругу лиц.

Семьям многих тысяч уничтоженных «шпионов» ничего не сообщили до сих пор.

* * *

Особняком в когорте сталинских вешателей стоит Е.Г. Евдокимов. У него были все основания приветствовать семнадцатый год – революция освободила уголовника-рецидивиста Ефима Евдокимова из тюрьмы. Он немедленно примкнул к победителям и, попав на фронт гражданской войны, под начало Сталина, был им сразу же отмечен. Позднее, в годы становления личной диктатуры, Сталин доверял Евдокимову сопровождение собственной персоны на Кавказ, в отпуск. Вскоре Хозяин назначил его уполномоченным ОГПУ по Северо-Кавказскому краю, и Ефим-чекист, как его называл Сталин, с увлечением окунулся в родную стихию насилия и грабежа.

Нюх опытного уголовника вывел его первым на прибыльную дорогу преследования «вредителей» и «диверсантов». Шахтинский процесс 1928 года – дело его грязных рук. Это он донес в Москву о существовании в городе Шахты мощной, разветвленной вредительской организации и отдал на заклание пятьдесят руководителей и трех немецких инженеров. Когда председатель ОГПУ Менжинский потребовал от Евдокимова доказательств, тот сослался на какие-то «зашифрованные письма». Менжинского он, конечно, не убедил. Но отступить – значит, поставить себя под удар. И Ефим идет к старшему другу Иосифу. И Сталин властью генерального секретаря партии дает ему карт-бланш.

Вернувшись в Ростов, Евдокимов оперативно арестовал всех «вредителей» и тотчас послал Хозяину телеграмму с намеком на возможные возражения в центре. Менжинский вместе с Рыковым и Куйбышевым пытались отстоять старых специалистов, но генсек показал им телеграмму своего ростовского эмиссара.

Состряпанный на сталинской кухне Шахтинский процесс стал моделью поздних процессов. Великий почин Ефима был достойно отмечен. Первый из чекистов четырежды орденоносец Евдокимов был в 1934 году включен в состав ЦК партии. Через год Сталин назначил его первым секретарем Ростовского обкома (затем Азово-Черноморского) партии. Положение абсолютного местного хозяина обязывало. Летом 1937 года Евдокимов арестовывает на Северном Кавказе десятки тысяч «врагов». Тюрьмы Ростова, Грозного не могли вместить всех схваченных русских, чеченцев, ингушей, евреев, украинцев. В ход пошли склады, гаражи, даже школы.

Осенью случилось то, что должно было случиться рано или поздно. На Лубянке Евдокимову довелось сидеть в одной камере с журналистом Всеволодом Ракитским, талантливым, остроумным человеком. Ракитский перед арестом работал в «Известиях», пережил лагеря и самого Хозяина пережил. Свой срок он получил за одно меткое замечание, сделанное на Красной площади. Увидев портрет Сталина, возносимый в небо воздушными шарами, он сказал: «Усатый ангел…»

Ангел обошелся ему в 10 лет.

Евдокимов, столько раз отмеченный Вождем, сподобившийся его личного благоволения, полагал, что стал жертвой завистников. Ну да, на него донесли, будто он слишком много драгоценностей присвоил. Страх перед неминучей расправой оголил подонка. Он становился к стене, брал в руки воображаемую телефонную трубку и, подозрительно оглядываясь на Ракитского, начинал канючить:

«Товарищ Сталин, это я, Ефим-чекист. Вы меня помните, товарищ Сталин? Я ни в чем не виноват, я взял только один медальончик. Да, Да! Перед партией я чист. Вы меня слышите, товарищ Сталин? Я взял только один маленький, совсем маленький медальончик. Товарищ Сталин, это я, я, Ефим-чекист…»

* * *

Люшков, Наседкин, Евдокимов. Для галереи маловато. Но таких было большинство. Может быть, три эскизных портрета приблизят нас к познанию истинного портрета Сталина.

Сталин забавляется

Личность, характер человека проявляются в делах, поступках. Основным, притом любимым делом Сталина, его призванием было убийство. Ни один тиран, начиная от Нерона и кончая Гитлером, не может сравниться со Сталиным по числу жертв.

Но не одной кровью вписал он свое имя в историю. Сей записной комедиант ублажал себя еще и лицедейством.

 
Он ломал комедию,
Он кровавую комедию ломал…
 

Сцены дружеского участия к обреченным на казнь Сталин разыгрывал со вкусом, смакуя каждую деталь. И запасался легендой на будущее. Как заправский актер, он умел контролировать свои действия на сцене и никогда не упускал из виду реакцию публики. Пусть отданный на поругание деятель, его вчерашний сотрудник, уйдет на дыбу с образом доброго, справедливого и веселого Кобы. Пусть все думают, что это Ягода, Ежов, Берия творят произвол, обманывая Вождя. Что это – интриги Молотова, Кагановича или, если угодно, Жданова, Маленкова… Пусть весь народ – сегодня и завтра – думает, будто Сталин ничего не знал.

Легенда получилась на удивление живучей. Он все верно рассчитал, Ночной Мыслитель.

Ведь вот же до сих пор не смыто позорное клеймо с «правых» – Бухарина, Рыкова, Томского. История преследования Николая Бухарина, его «разоблачение», осуждение и казнь, напоминают знакомую с детства игру.

В августе 1936 года «Правда» публикует заявление Вышинского. На основании показаний некоторых обвиняемых Прокуратура начинает расследование контрреволюционной деятельности Угланова, Радека, Пятакова и группы «правых». Через две недели та же «Правда» сообщает, что «дело правых» – Бухарина, Рыкова, Томского прекращено.

И прокурор и газета действовали, разумеется, не по своей инициативе. В этой игре в кошки-мышки им отведена роль статистов.

В конце 1936 года на неофициальном пленуме ЦК (имеются косвенные свидетельства о пленуме, однако средства информации это событие замолчали) Каганович, Молотов и Ворошилов набросились на Бухарина с дикими обвинениями. Генсек слушает своих подручных, как сторонний наблюдатель, а потом вступает авторитетно и мудро. Он и не подозревал, что товарищи могут быть так агрессивно настроены против любимца партии.

«Я думаю, товарищи, что с делом Бухарина и Рыкова не надо торопиться, – сказал Сталин хорошо наигранным примирительно-доброжелательным тоном. – Против Тухачевского тоже поступил материал, но мы разобрались, и Тухачевский может теперь спокойно работать. Предлагаю решения пока не принимать, а следствие продолжить».

Судьба Тухачевского, Бухарина, Рыкова была уж давно расписана в его узколобой голове, но разве мог Сталин отказать себе в удовольствии лишний раз разыграть отеческое участие?

Прошел еще один месяц. В первый день процесса Пятакова Бухарин, Рыков, Томский названы заговорщиками.

На февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года Бухарин решил предостеречь товарищей относительно НКВД. В «Органах» творится что-то непонятное. У него лично создалось впечатление, что Ежов организовал заговор против партии. Бухарин предложил создать комиссию ЦК по проверке работы Органов.

– Я не верю в существование документов, изобличающих соратников Ленина в контрреволюционной деятельности, – сказал Бухарин, глядя в прищуренные глаза генсека. Сталин бросил злобную реплику:

– Вот мы вас лично направим в НКВД, вы там все и проверите.

По предложению генсека Бухарина и Рыкова исключили из партии (Томского к тому времени уже не было в живых) и дело об их «враждебной деятельности» передали следственным органам.

Кошка закогтила добычу? Нет, конечно. Игра продолжается.

13 марта «Правда» публикует статью об антипартийной деятельности «правых», но от команды «взять их!» Сталин пока воздерживается.

* * *

…Красная площадь 7 ноября 1936 года. Бухарин наблюдает парад войск с трибуны для гостей. Вдруг к нему подходит сотрудник Органов:

– Меня послал товарищ Сталин. Он просил передать, что ваше место – на той трибуне.

…О чем думал Николай Иванович, стоя рядом с членами Политбюро на трибуне мавзолея? Может быть, он вспомнил первые пооктябрьские годы, когда все руководители жили в Кремле дружной семьей, устраивали веселые потасовки, и он, Николай Бухарин, клал друзей-соратников на лопатки и Кобу среди прочих?.. «Бухарчик» – называл его фамильярно Сталин. Они были с ним на «ты».

…Коба дружелюбно поглядывает на Николая. На площади, чеканя шаг, проходят дивизии, а на Лубянке уже готовят очередной процесс, пытают «соучастников» Бухарина.

Новый процесс генсек посвятил ему.

Весной 1937 года Бухарина начали вызывать на «собеседования» в ЦК. Вызывали обычно под вечер, продержат там до рассвета и отпустят. Так длилось почти две недели.

…Он давал своим жертвам, завтрашним мертвецам, почувствовать вкус смерти – на съездах партии, на заседаниях ЦК, в своем кабинете.

В предчувствии скорой гибели Бухарин составил предсмертное письмо – политическое завещание. Он попросил жену выучить его наизусть, потом сжег текст. Анна Михайловна сохранила в памяти письмо, оно пережило вместе с ней семнадцать лет лагерей…

«В эти дни, – писал Николай Иванович, – газета со святым названием „Правда“ печатает гнуснейшую ложь, что якобы я, Николай Бухарин, хотел уничтожить завоевания Октября, „реставрировать капитализм“».

…«Правда» клеймила «буржуазного наймита», Коба медлил с арестом «Бухарчика», Лубянка дописывала последние страницы сценария грядущего открытого процесса.

* * *

«Постановление ЦК ВКП(б).

Отменить распоряжение начальника „Заготлен“ тов. И.И. Радченко об увольнении с работы всех исключенных из партии, поскольку это распоряжение противоречит политике партии и нарушает законы СССР, запрещающие увольнять кого бы то ни было с работы за беспартийность».

Это постановление опубликовано в «Правде» не в двадцатом и не в двадцать шестом. Оно обнародовано в году 1936, 21 ноября, когда миллионы работников – исключенных из партии и вовсе беспартийных – были брошены на конвейер смерти.

* * *

В тридцать седьмом Сталин арестовал всех заместителей председателя правления Госбанка Льва Ефимовича Марьясина. Придя к своему близкому другу, Марьясин хотел тут же, в кабинете, покончить с собой. Но друг выхватил у него из руки револьвер.

– Зачем ты меня удержал? – укорял его Лев Ефимович. – Неужели тебе неизвестно, какие там заставляют романы писать? Перед ними сочинения Эдгара По покажутся забавой…

…На пленуме ЦК, в перерыве между заседаниями, генсек, обняв Марьясина за талию, говорил ему дружески:

– Ты же наш советский банкир. Ты не пойдешь в услужение к этому презренному врагу Сокольникову. Ты наш…

Через месяц «нашего банкира» забрали, обвинили во вредительстве. Он погиб мученической смертью на Лубянке.

…Из-за кулис выглянула жабья морда шпика Постельникова. Это он, герой повести Николая Лескова, лобызая знакомого студента, свободной рукой дает знак солдатам – взять его.

Последним из заместителей Марьясина взяли Алексея Сванидзе, брата Кето, первой жены Кобы-Джугашвили. Через некоторое время Коба выпустил его на свободу, но потом опять арестовал.

Та же игра в кошки-мышки… Не Сталин ее придумал, но она стала его любимым развлечением.

Генсек подослал в камеру к Сванидзе своего человека.

– Покайся, признай свои ошибки перед партией, и тебя не расстреляют.

Но Алеша Сванидзе был тверд.

– Я ничего преступного не делал, Мне каяться не в чем.

Его не сломила даже угроза расправы с близкими – с женой, Мариной Анисимовной Короной, солисткой Тбилисской оперы, и сыновьями.

* * *

Приказ Сталина арестовать в конце 1936 года члена ЦК Дмитрия Булатова Органы исполнили с опаской: Булатов был в Сольвычегодской ссылке вместе со Сталиным, почти десять лет заведовал орготделом ЦК, последнее время ведал кадрами НКВД. Арестованного поместили в Лефортово, но от пыток воздерживались. Собрали на него «свидетельства» 27 человек и ждали указаний.

Булатов очень тревожился о семье, он хотел обратиться к Хозяину. Сокамерники не советовали этого делать, они уже испытали на себе отзывчивость властей.

В своем письме Булатов напомнил Сталину о Сольвычегодске, где он оказал будущему Вождю не одну услугу. К общему удивлению, Булатова вскоре вызвали. Ему сообщили, что назначено переследствие. Булатов вернулся в камеру окрыленным, но ему было неловко перед остальными. Хотя план уничтожения ветеранов партии продолжает осуществляться, в отношении его лично в товарище Сталине заговорила совесть.

В тот же вечер Булатова вызвали с вещами.

Прошло несколько лет. В один из июльских дней 1941 года, в общей, человек на двести, камере Бутырской тюрьмы, встретились два друга, старых партийца. Булатова было не узнать: мертвенно бледный, слабый, он еле передвигался. Оказалось, тогда его из Лефортовской тюрьмы не освободили, а перевели на «дачу пыток» – в Сухановскую тюрьму. Началось обещанное переследствие. Оно закончилось очень скоро: вместо 27-ми показаний Булатову предъявили 73. Короткое время он работал секретарем Омского обкома. По «просьбе» Берии все 72 секретаря райкомов дали показания о его «контрреволюционной деятельности». 73-е показание дал бывший сталинский нарком Ежов.

О Ежове – рассказ особый. Что касается судьбы Булатова, то утро заседания бригады Ульриха стало для него последним.

* * *

Отправляя на казнь Николая Крыленко, Сталин не посчитался с его многолетней службой в органах юстиции. Крыленко с первых лет советской власти активно содействовал истреблению честных людей (не он один, не он один…). К сожалению, о нем не скажешь утешительное – «не ведал, что творил». Очень даже ведал, участвуя в первых фальшивых процессах в качестве государственного обвинителя.

В 1918 году, выступая в суде по делу капитана А.М. Щастного, начальника морских сил Балтийского флота, Крыленко[165]165
  «Новости дня», 24 июня 1918, № 67.


[Закрыть] потребовал казнить невиновного. Признав, как факт, отмену смертной казни, Крыленко заметил, что трибунал может все-таки на основании «революционного правосознания» приговорить графа Щасного к расстрелу.

Старый член партии, участник трех революций, Крыленко в 1917 году вошел в первое правительство, возглавленное Лениным. Это обстоятельство, только оно, превысило в глазах генсека все другие.

Тридцать седьмой год застал Крыленко на посту наркома юстиции. На первой сессии Верховного Совета один из самых коварных сталинских подручных Джафар Багиров набросился на Крыленко с глупым обвинением в чрезмерном увлечении… спортом. Нарком действительно увлекался альпинизмом, любил шахматы – что с того?.. Но сигнал прозвучал, и Крыленко сняли. Пять дней он сдавал дела диввоенюристу Н.Н. Рычкову, работавшему до этого в бригаде Ульриха. Потом Крыленко уехал на дачу.

Неожиданный звонок из Кремля, голос Сталина:

– Слушай, Николай Васильевич, ты не расстраивайся. Мы тебе доверяем. Продолжай порученную тебе работу над новым Кодексом…

В ту же ночь группа оперативников НКВД окружила дачу и арестовала бывшего наркома[166]166
  «Партия шагает в революцию», М., 1964, с. 236.


[Закрыть]. Опирался ли Сталин в этом случае на революционное правосознание, теперь уж не установить. Но Крыленко он уничтожил.

Иосиф Асцатуров, двоюродный брат известного революционера Богдана Кнунянца (у Богдана два брата и сестра коммунисты с первых лет века), инженер-строитель, приехал в тридцать седьмом в Москву в Президиум Верховного Совета. Ему вручили орден Ленина – награду за досрочное завершение строительства моста.

Беспартийный инженер удостоился редкой чести: его принял Сталин. Хозяин отнесся к нему сердечно, поздравил с наградой, изволил проявить живой интерес к планам…

Окрыленный высочайшим приемом, спустился Асцатуров на первый этаж здания ЦК, прошел в гардероб. А там его уже ждали. Инженера препроводили на Лубянку. Потом – Краснопресненская пересылка и столыпинским вагоном – домой, в Армению. В Ереванской тюрьме его навестили родные, Иосиф успел передать сестре письмо для Сталина. Вот Вождь узнает как с ним поступили, – сразу же освободит его и накажет виновных в произволе.

И сестра поехала в Москву. И отдала письмо на имя Сталина в ЦК. И стала ждать справедливости.

Брат был высок, могуч, красив. Казнь кавказскому Геркулесу придумали лютую: подвесили к потолку камеры за ногу, вниз головой.

Так погиб Иосиф Асцатуров, обласканный Иосифом Сталиным.

* * *

На пост первого секретаря ЦК ВЛКСМ А.И. Мильчакова рекомендовал Григорий Орджоникидзе. Пленум ЦК, собравшийся в 1933 году, обсуждал кандидатуры Косарева и Чаплина. Но Серго сказал:

– Косаревых и Чаплиных у нас много, а вот Мильчаков у нас один. Мы рекомендуем товарища Мильчакова.

И Саша Мильчаков, сын рабочего, бывший первый секретарь ЦК ЛКСМ Украины, был избран первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Хозяин к нему благоволил, иначе Мильчаков а не избирали бы делегатом на четыре последние съезда партии и не поставили бы во главе КИМа. По окончании курсов марксизма-ленинизма Мильчакова выдвинули на работу в большой ЦК – заместителем заведующего орготделом. С Булатовым у него установились очень хорошие отношения.

Но вот Хозяин задумал обновить весь состав аппарата. Полетели головы, началась переброска кадров… Тут подоспело постановление ЦК об организации треста «Востокзолото», и Мильчакова послали зам директором в Иркутск. Там уже работал один кандидат на тот свет, Александр Яковлев, старый коммунист.

Мильчакова тяготила канцелярская работа, он попросился на производство. Его назначили директором Дарасунского золотодобывающего комбината. Но без специального образования руководить предприятием как-то неловко, и Мильчаков, со своими четырьмя классами реального училища поехал назад в Москву, в Промакадемию.

…Светлый сентябрьский день 1937 года. Мильчаков сидит в приемной первого секретаря Бауманского райкома Короткова. Сейчас его пригласят на заседание бюро и отберут партбилет – так заканчивается процедура утверждения решения первичной организации об исключении «врагов народа» и их «пособников».

Вдруг из кабинета выходит Коротков, хватает Мильчакова за руку:

– Саша, дорогой, поехали!

– Куда?

– Едем скорей! Тебя вызывает Сталин.

Приехали в Кремль. Коротков втолкнул Мильчакова в кабинет, а сам остался в приемной.

В кабинете двое. По ковру прохаживается с трубкой в зубах Сталин, в кресле Лазарь Каганович, необычно смущенный…

Сталин сердечно обнял Мильчакова.

– Саша, дорогой! Как же это получилось?..

И, повернувшись к Лазарю, продолжил с драматическими нотками в голосе:

– Что делается в московской организации! До чего дело довели! Исключить из партии такого человека!

(Мильчакову) – Садись, дорогой, садись. Что они с тобой сделали!.. Ай-ай-ай… Сейчас мы все поправим. Вот что, дорогой. Тебе – важное поручение Центрального комитета. Получи выписку из решения правительства. Тебя назначают заместителем начальника Главзолото. Серебровского знаешь? Злейший враг народа. Понимаешь, он передал Троцкому 50 миллионов в золотых слитках. Что сделал злодей, а?.. Сегодня в 2 часа ночи его арестуют. Поезжай с этим мандатом к Серебровскому и не отходи от него ни на шаг, до самой ночи не отходи.

Он – в столовую, и ты – в столовую. Он в уборную, и ты в уборную. Он домой, и ты с ним… В 2 часа ночи за ним придут, чтоб ты был на месте. А в 9 часов утра тебе принесут выписку о твоем назначении начальником «Главзолото». ЦК на тебя надеется. Поезжай сейчас же.

Мильчаков знал Серебровского как честного большевика, которому доверял Ленин. Как умного, душевного человека, энергичного организатора тяжелой промышленности. Но усомниться в искренности Вождя Саша не мог. А Сталин не жалел красок: проклятья на голову «этого коварного изменника» чередовались с кавказскими объятиями-поцелуями.

Обласканный Хозяином, Саша Мильчаков отправился в Главзолото. Серебровский встретил его радушно. Саша работал в Дарасуне, имел богатый организаторский опыт. Начальник главка не отпускал его от себя ни на шаг, знакомил нового зама с делами, вместе обедал и остался с ним на вечер – будто знал о плане Сталина.

Ровно в 2 часа ночи приехали за Серебровским. В 9 утра Мильчакову привезли обещанную выписку. А через два месяца, в феврале тридцать восьмого, приехали за новым начальником «Главзолота»[167]167
  По воспоминаниям А.П. Мильчакова.


[Закрыть].

…Почему его не казнили? В Норильске, в каменном карьере, Саша Мильчаков вместе с тысячами таких же «зэков» добывал кайлом камень. Кому нужен этот камень? Что здесь будут строить? Каков проект?

Эти вопросы задал начальнику ОЛПа член комиссии ЦК, прибывший туда уже после войны.

«Никто ничего не знает, – ответил начальник. – Нам приказано обеспечить выход на тяжелые работы всех врагов народа, стопроцентный выход. Зачем открыли карьер, не знаю. Никакой техдокументации, никаких иных указаний…»

Начальником строительства комбината был А.П. Завенягин, бывший замнаркома тяжелой промышленности Орджоникидзе. Хозяин вызвал арестованного и сказал:

– Построишь Норильский комбинат, – получишь свободу.

…В Туруханске долго нет летной погоды, самолеты задерживаются в аэропорту. Подходит к членам комиссии штурман и поясняет:

– Нас не принимает Надежда.

Кто-то удивленно спросил:

– Причем бухта Надежда? Мы же летим в Норильск.

В.А. Барабанов, один из видных работников ГУЛага, рассказал, что когда Сталин поставил Завенягину условие, начальник стройки назвал Надеждой местный аэропорт. В диком Заполярье предстояло построить крупный металлургический комбинат. Срок – три года.

А «рабсила», покорные зэки, не всегда покорны. Недавно группа заключенных умудрилась приспособить бумажных змеев для разбрасывания листовок с призывом… нет, не с призывом противиться произволу Кремля, – они просили нормальной пищи и права переписки с родными.

При подавлении «восстания» охранники расстреляли 150 человек. Комиссии поручено проверить обстоятельства дела, а попутно – целесообразность содержания в Норильске женского лагеря. Привезли туда 5 тысяч «шпионок», а специфически женской работы нет. Комиссия насчитала лишь 137 подходящих рабочих мест. (Будто в других лагерях женщин не использовали на тяжелых земляных работах…).

Кто-то, лично знавший Сашу Мильчакова, спросил о нем Завенягина. Оказалось, начальник увидев Сашу в карьере, перевел его на работу в контору плановиком-экономистом. На 7-м лагпункте, где он должен был находиться, Саши не оказалось. На 3-м сообщили, что Мильчаков переведен на 5-й, а там узнали, что его отправили в Москву по личному распоряжению министра внутренних дел Круглова.

В Москве комиссия предложила прежде всего эвакуировать из Норильска женский лагерь. Круглов просил у ЦК отсрочки, но мозговой центр партии был настроен решительно, и министра обязали вывезти женщин, не взирая на зимнее бездорожье. Надо сказать, что арестантские этапы прибывали в Норильск только во время короткой летней навигации, водным путем. Что уж там придумал начальник, но распоряжение ЦК выполнил в срок.

Вечером в кабинете министра разговор зашел о Мильчакове.

«Вы знаете Сталина не хуже меня, – начал Круглов. – Как-то на очередном докладе Сталин спросил меня:

– Слушай, говорят, Саша Мильчаков живет?

– Не знаю, товарищ Сталин, ничего не слышал о нем.

– Если он живой, привези его в Москву. Надо дать ему работу.

Я записал поручение, навел справки и, узнав, что он в Норильске, отдал соответствующее распоряжение. В Москве поместили его в одиночку Бутырской тюрьмы. В Лефортове, сами знаете, могут по ошибке и кости переломать…

Доложить Хозяину о прибытии Мильчакова не решался, с одним вопросом к нему лучше не ходить. Подготовил материал и попросил аудиенции. На приеме, доложив несколько вопросов, как бы вспомнив что-то, спросил Сталина:

– Вы распорядились привезти Мильчакова в Москву. Он уже здесь.

– А где он у тебя был?

– В Норильске.

– В Норильске? – удивился Сталин. – Какая глупость. Он же хорошо разбирается в золотодобывающей промышленности. Направь его в Колымские лагеря…»

Так Хозяин вторично трудоустроил Сашу Мильчакова.