Текст книги "Портрет тирана"

Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Сталин сделал вид будто отступил. То был привычный маневр. У него имелся в запасе один доверенный человек, А.И. Акулов, бывший секретарь Донецкого обкома, поставленный генсеком на пост Прокурора СССР. Этого вполне послушного чиновника Сталин прочил на место главы Органов. Для начала надо было выведать у Ягоды данные о сети заграничной разведки. Но Генрих Ягода был не из простаков. Тогда Сталин поручил это щекотливое дело Булатову, ведавшему кадрами ОГПУ. Но и тот потерпел неудачу. (Их всех – и Ягоду, и Акулова, и Булатова ждет один конец, но прежде генсек выжмет их, как лимон к чаю.)

Уже тогда, в начале тридцатых, Сталин делал попытки учинить расправу над партийными деятелями, но до провокационного убийства Кирова эту глубокую мечту свою кремлевский узурпатор осуществить не мог.

В конце 1932 года партийные работники М.Н. Рютин и А. Слепков составили документ, в котором вполне обоснованно назвали Сталина виновником экономического кризиса и проводником антиленинской политики внутри партии. Подписавшие «платформу Рютина» коммунисты требовали освободить крестьян от насильственного колхозного ярма, не форсировать на пределе индустриализацию и вернуть в партию всех исключенных за «оппозицию». Сторонники Рютина критиковали «правых» за альянс со Сталиным, который ради личной власти уничтожает завоевания Октября.

Вот за это-то колесо платформы и ухватился генсек, приписав Рютину намерение убить священную особу вождя партии и совершить… «контрреволюционный переворот». Тут уже можно было поставить ребром вопрос о казни «террористов». Но убедить ЦК или ЦКК, во главе которой стоял тогда Рудзутак, Сталин не сумел. Большинство членов политбюро тоже не согласилось с предложением генсека прикончить дерзкого критика. (Текст крамольной «платформы» /200 страниц/ Сталин надежно запрятал. Позднее за одно лишь чтение этого документа жестоко репрессировали.)

Рютинцев пока исключили из партии, самого Рютина пока арестовали.

Сталин и на этот раз проявил столь важное в высокой политике терпение. Если время казней оппозиционеров еще не приспело, можно провести утешительную массовую чистку партии. Во главе этого зубодробительного мероприятия генсек поставил Георгия Маленкова, придав ему пару весьма перспективных партопричников – Шкирятова и Ежова.

Одним из основных пунктов специально выпущенной анкеты был вопрос: «Участвовал ли в оппозициях и каких?»

Однако для военной оппозиции было сделано исключение. Официальная инструкция ЦК предлагала не считать военную оппозицию оппозицией. Все логично: не вычищать же из партии вдохновителя и организатора этой оппозиции Сталина, вместе с подручными Ворошиловым и Ярославским…

Тандем Шкирятов – Ежов действовал слаженно и споро. Чистка окончилась в 1935 году обменом партдокументов, после чего Маленков мог на пленуме ЦК похвастать: в ходе чистки удалось выявить и разоблачить 300 тысяч «чуждых элементов». Резолюция октябрьского пленума ЦК 1935 года по докладу Н.И. Ежова об итогах чистки (эта кампания стыдливо названа «проверкой партийных документов») напоминает военный приказ по борьбе с бандитизмом. Враждебные элементы, классовые враги, и враги партии, преступная практика, чуждые люди, случайные люди, – резолюция насыщена подобными выражениями до предела. Пять, шесть, десять раз упрекает ЦК парторганизации в отсутствии большевистской бдительности и столько же раз требует разоблачать всех врагов. Политистерика? Если и так, то направленная твердой и трезвой рукой на разжигание террора. Оказывается, «классовый враг по мере роста наших успехов прибегает к наиболее изощренным методам борьбы…».

Вот она, ключевая фраза. А за ней – уже знакомая сталинская «теория» непрерывного нарастания сопротивления контрреволюции.

Во время чистки 1933–1934 годов Органы сумели попутно обезвредить массу «шпионов». Откуда они взялись? Начальник одной технической службы наркомтяжпрома Александр Ильич Миленин был арестован в 1934 году и привезен на Лубянку. Он якобы был близок с некой дамой, которая, в свою очередь, была якобы знакома с одним немецким инженером. Чтобы избежать пыток, Миленин признал себя виновным в шпионаже в пользу Германии и для вящей убедительности указал ряд секретных документов под вымышленным шифром: Ф-2, Ф-14, Х-4 и т. п.

Сохранить жизнь помогло ходатайство Орджоникидзе, шпиона не расстреляли, а дали 10 лет. В дальний лагерь к нему поехала жена, ей удалось вывезти тайком послание мужа на имя Сталина. Бумагу она вручила помощнику наркома Семушкину, тот положил на стол Орджоникидзе, а уж Серго передал Хозяину. Последовала резолюция Сталина:

«Тов, Ежов, расследовать и доложить».

Среди лиц, на которых ссылался в своем заявлении Миленин, значился его старый фронтовой товарищ Рудаков (назовем его так). Для него вызов в ЦК был неожиданностью. Ежов возглавлял в то время сектор руководящих кадров ЦК и курировал ОГПУ. Он сидел в своем огромном кабинете на третьем этаже здания ЦК на Старой площади за необъятным столом. Папка с делом Миленина лежала раскрытая на столе. Ежов попросил охарактеризовать Миленина и получил прекрасный отзыв о честном самоотверженном фронтовом командире. В то время, до убийства Кирова, можно было еще иногда высказать свое мнение прямо, открыто, не боясь последствий.

– Хочешь увидеться с Милениным? – спросил Ежов. – Его сейчас приведут.

Но Рудаков спешил на службу и решил уйти, зная что увидится с другом завтра в иной обстановке.

Прощаясь с Рудаковым, Ежов предупредил о сугубо конфиденциальном характере беседы. Рудаков молчал ровно тридцать лет. Своему начальнику он сказал, что в ЦК его вызывали по поводу однокашника, рекомендованного на работу в аппарат ЦК. И он поддержал ходатайство. Эта версия и дошла до самого Ягоды.

Миленина освободили, но в партии не восстановили. Нельзя же, в самом деле, выпускать из тюрьмы вовсе невиновного. На всякий случай за ним оставили «моральное разложение». С этим клеймом Миленин попал на Отечественную войну, командовал дивизией, но высокими званиями его обходили.

В кампании преследования бывших и нынешних оппозиционеров тема шпионажа и связи с заграницей звучит все назойливей. Вот тут уже можно было применять смертную казнь – за одно лишь намерение «бежать» из страны. Сталин ввел в практику высылку родственников репрессированных. Система заложников существовала в Грузии еще во времена Георгия Саакадзе. Сталин начал применять эту систему в первые же годы правления – шантажировать свои жертвы угрозой расправы над родными и близкими, вымещать ненасытную злобу на семьях арестованных. То была его стихия.

Истории было угодно синхронизировать действия двух диктаторов – Гитлера и Сталина. Немецкий дуче 30 июня 1934 года уничтожил группу своего соперника Рема. Однако в Ночь длинных ножей жертв было немногим больше, чем в ночь святого Варфоломея – факт, над которым стоило бы задуматься некоторым нынешним моралистам, оправдывающим сталинский террор.

Та гитлеровская Ночь послужила Сталину моделью для резни, устроенной им после убийства Кирова. В одном Ленинграде сталинские опричники уничтожили 40 тысяч старых коммунистов, а всего «выявили» в городе – колыбели Октября и в Москве 180 тысяч «врагов народа».

Год 1935 славен еще одной массовой резней. Как только советская доля Китайско-восточной железной дороги (КВЖД) была продана Японии, служащих вывезли на родину, и вскоре тюрьмы и лагеря пополнились пятидесятитысячной армией «японских шпионов». Кто из них выжил? Что стало с детьми? В официальной истории об этом – ни слова. И о личной ответственности Сталина – тоже.

Массовый террор требовал новых, числом поболее, исполнителей. Из местных и центральных отрядов охранников-экспроприаторов, прошедших школу ликвидации «кулака» и преследования первого эшелона политических ведьм, надо было спешно создать мощную, боеспособную армию карателей и мародеров.

Искусственно подогреваемый энтузиазм строителей «социализма» не мог затронуть ум и сердце крестьянина и рабочего. Они мыслили не партийными догмами, а жизненными категориями. Сталин не забыл 1921 год, когда недовольство рабочих прорвалось в Петрограде. Помнил он и Кронштадт. И не хотел повторения. Отсталые рабочие и несознательные крестьяне должны постоянно чувствовать на шее крепкую руку Органов.

Если Вождь задался скромной целью поставить на колени партию, то чем лучше рабочие и крестьяне, то есть народ, массы или как там еще они называются?

Мне лично непонятно, почему апологеты Сталина, воспевая его мнимые заслуги, замалчивают эту бессмертную доктрину, этот динамичный вклад в сокровищницу марксизма-ленинизма?

Не нашла до сих пор достойной оценки официальных историков и руководящая роль Сталина в организации армии мастеров сыска и кары. В годы наивысшего подъема это войско насчитывало более полумиллиона «человек». Расчет, составленный специалистами, охватывает, помимо всех наркоматов внутренних дел и управлений национальных республик, областей, крупных городов, все районные отделения и транспортные органы. То были мастера высокой квалификации, накопившие богатый опыт ведения обысков, следствия и применения пыток. Что касается сыска, то при Сталине это стало делом плевым: брали всех подряд, не утруждая порой прокурора выпиской ордеров на арест.

Кроме того, Органы располагали гвардией охраны, так называемыми внутренними войсками НКВД. История подсказывает примеры: швейцарские наемники при дворе французских королей, немецкие в Версале, казармы – при великих князьях литовских.

Сталин в чужеземцах не нуждался, здесь свои убивали своих. Удобно, экономно и – без лишних свидетелей.

Кто сказал, что гражданская война кончилась в 1922 году? То была лишь репетиция к настоящей братоубийственной войне. После краткого перерыва в шесть-семь лет гражданская война на Руси возобновилась с силой циклопической. Ее называли разно: раскулачивание, коллективизация, индустриализация, борьба с оппозиционерами и врагами народа, малый террор, большой террор… Суть оставалась одной – брат убивал брата.

Если на войне солдаты внезапно открывают огонь по своим, это трагическое недоразумение. В стране Октября огонь по своим открыли еще в семнадцатом году. И никак не могут остановиться.

Революция оказалась жестокой и к чужим и к своим. Надо было перейти к плановому истреблению «своих», объявив их «чужими». Сталин сумел организовать и осуществить этот переход незаметно для других. Затем великий умелец наладил машину истребления и запустил ее на полный ход. Этого уже не мог не заметить только слепой. Но было поздно: машина втягивала всех – и слепых и зрячих.

Лично причастен

Летним вечером 1926 года группа работников ЦК комсомола, закончив дела, направлялась к лифту на третьем этаже, где находился секретариат ЦК партии. В те годы «Малый ЦК», то есть ЦК ВЛКСМ, помещался в одном здании с большим, на Старой площади. К комсомольцам подскочил невысокий суетливый человек, комендант охраны Трахтенберг.

– Задержите лифт, Товарищ Сталин идет.

Молодые люди повременили, и в кабину вошел генсек – шинель в накидку, рука в кармане полувоенного френча.

– Как дела, молодежь? – сбросил Сталин бодро-снисходительно-отечески.

– Все хорошо. Все здоровы и веселы! – ответил кто-то за всех. У одного комсомольца в кармане лежал маузер, со времен войны остался. Спустя двадцать лет, погибая в голодном сталинском лагере, сколько раз вспоминал он ту минуту в лифте…

В 1937 году секретариат ЦК и Оргбюро переехали в Кремль, а весь аппарат остался на Старой площади. На новом месте Сталин первым делом наладил подслушивание телефонных разговоров. Техника стала совершеннее, ему поставили последние модели. После убийства Кирова и судебных процессов какие только разговоры не вели партийные деятели и работники центрального аппарата. Казалось бы, молчать и конспирировать научились все – жизнь научила. Но – не всех. А Хозяин слушал-подслушивал и наматывал на пропахший табаком ус.

Разматывала Лубянка.

К тому времени Сталин успел отменить право коммунистов на ношение оружия. Сам он с револьвером не расставался никогда, обзавелся многочисленной личной охраной. Большой Вождь вышел на тропу войны против собственного безоружного народа.

Официально личная охрана членов ПБ была учреждена в двадцать восьмом, после неудачного покушения на жизнь сотрудников ОГПУ. Летним днем 1928 года в здание ОГПУ на Лубянке злоумышленники подложили две бомбы. Одна взорвалась (в Комендантском подъезде), вторая – нет (в подъезде № 3, где дежурили оперативники). На розыски были брошены все. Схватить террористов удалось Петру Колосовскому. За эту операцию ему присвоили звание почетного чекиста.

Тогда-то при Секретно-оперативном управлении (СОУ) было создано специальное отделение по охране членов правительства. Позднее Сталин сконструировал самостоятельное управление по охране, во главе с Николаем Сидоровичем (Сергеевичем) Власиком.

Полномочия и власть этого охранного управления были сравнимы разве что с политбюро. Имя Власика приводило в трепет наркомов, членов ЦК, самых-самых доверенных лиц…

К каждому члену ПБ был приставлен свой особый комиссар охраны.

…У Наполеона Бонапарта начальником личной охраны служил грузин Рустам Одзелашвили. Сталин доверил этот важнейший пост венгру Карлу Викторовичу Паукеру, бывшему парикмахеру Будапештской оперы. Паукер сделал карьеру при Менжинском. Двуличный, пронырливый, он быстро втерся в доверие к Сталину, сумел «подружиться» даже с таким нелюдимом как Ульрих. Вскоре Паукер получил пост начальника оперативного отдела ОГПУ. Карл Викторович находился подле Хозяина неотлучно.

Личный кабинет монарха охраняли особые стражники, подобно чапарам при грузинских царях. Сталин не один год подбирал под себя людей, не способных на самостоятельный шаг. Но кровопролитная бойня могла подвигнуть кого-нибудь на акт отчаяния… Одним словом, «береженного Бог бережет».

Пришла пора подумать о расширении террора. 29 июля 1936 года Сталин рассылает на места секретное письмо ЦК. Согласно этому письму, несмотря на огромные успехи кампании активной бдительности, некоторые враги народа, ныне арестованные, сумели сохранить партбилеты (в резолюции декабрьского пленума 1935 года говорилось об исключенных из партии, сохранивших партбилеты).

ЦК призвал повысить революционную бдительность и повести решительную борьбу с замаскированным врагом.

Так массовый террор, развязанный Сталиным после провокационного убийства Кирова, получил второе ускорение.

В эти годы Сталин уничтожает одного за другим своих родственников и ряд близких по многолетней совместной работе товарищей. Алексея Сванидзе, воспитавшего своего племянника Якова, первого сына Кобы, Хозяин арестовал вместе с женой Марией Анисимовной Короне, солисткой Тбилисского театра оперы и балета. «Разоблаченных» (в чем?..) супругов Сталин отправил в разные лагеря. Начало войны застало узников в Орловском политизоляторе. Здесь их посетил некий агент. Он предложил Сванидзе от имени Хозяина покаяться во всех грехах. В этом случае он обещал сохранить им жизнь. Алексей Сванидзе ответил: «Я не знаю за собой никаких грехов перед партией, каяться мне не в чем».

Упрямую чету казнили. Позднее Сталин с деланным восхищением скажет: «Вот это герой! Он принял смерть, но так и не попросил пощады».

А ведь Алеша Сванидзе надеялся на милосердие. Иначе бы он в тридцать седьмом не пришел к Сталину вымаливать жизнь Енукидзе:

– Мы же все его хорошо знаем. Он не может быть врагом.

– Вот всыпят ему как следует, – ответил Вождь, – тогда он сразу признается во всех своих преступлениях.

С Авелем Енукидзе Сталин в начале века делил опасности подпольной партийной работы. Но вот Енукидзе написал брошюру, в которой рассказал, между прочим, об организации подпольной типографии в Баку. Без участия Кобы. Рассказал о сталинских интригах. И повторил наивную правду в статьях[138]138
  А. Енукидзе. Большевистские нелегальные типографии. М., 1930, сс. 11, 25, 31, 56, 82–83.


[Закрыть]. После этого генсек перевел секретаря ЦИК Енукидзе во вторые секретари, к случаю сконструировав новую должность.

Енукидзе был первым, кто увидел мертвую Надежду Аллилуеву со следами пальцев убийцы на горле. И вообще Енукидзе слишком многое знал. И слишком жалостлив был.

В «деле» Енукидзе, помимо обвинения в организации убийства Кирова, фигурировала подготовка вооруженного захвата Кремля, намерение устранить Горького, Куйбышева и, наконец, – отравить Вождя (с помощью неких старорежимных дам, проникших в домашнюю библиотеку генсека.). И еще Енукидзе инкриминировали монархизм, политическое и моральное разложение, связь с группой Тухачевского, с «правыми» и с крайне левыми итальянскими экстремистами. Нет, последнего, кажется, не было, но все остальное в деле присутствует.

После убийства Авеля Енукидзе Троцкий опубликовал за границей статью под названием «Каин, где твой брат Авель?»

Кобра четко реагирует на тепло. Почуяв даже на большом расстоянии, в темноте, нечто живое, она жалит безошибочно. Коба метил свои жертвы среди умных, одаренных. Но более всего он опасался людей волевых. Чужая воля – враждебная воля. Со змеиным чутьем выискивал он волевых и – убивал, убивал, убивал.

Станислав Реденс, муж Анны, сестры Надежды Аллилуевой, возглавлял одно время ГПУ Закавказья, в годы партийного правления Берии. В тридцать седьмом Реденс был начальником Московского управления ГПУ. Верный соратник Дзержинского, его личный секретарь, Реденс был способен на решительные действия, но, скованный партийными предрассудками, не мог поднять руку на генерального секретаря. Когда пришла его очередь отведать сталинской тюремной похлебки, да плетки в лубянских подвалах, Реденс остался мужчиной. А Сталин ой как не терпел людей стойких. Он жаждал видеть революционеров перетрусившими перед машиной пыток.

Как радовался он каждому предательству, совершенному в тюрьме бывшим ленинцем. Если кто из арестованных «врагов народа» отказывался подписывать фальшивки, Хозяин лишался покоя. Всесильный Вождь терял веру в собственное могущество.

Узнав, что Реденс отверг домогательства следователей, что и пытки его не сломили, Сталин вызвал Анну Аллилуеву. Он обещал супругу свободу, ей с детьми – неприкосновенность, если Реденс признается в контрреволюционной деятельности.

Что было делать бедной женщине, матери?..

…Ее привезли в Лефортово и впустили в одиночную камеру к изуродованному пытками мужу. Она бросилась к нему, умоляла покориться, подписать все, что ОН хочет. – Коба обещал тебя сразу же освободить.

Реденс пытался доказать ей, что этому человеку нельзя верить ни в чем. Но женщина продолжала надеяться, настаивать. Тогда Реденс подошел к двери и сильно постучал. Явился надзиратель. Реденс попросил вызвать дежурного по корпусу.

– Уведите эту дуру, – сказал он дежурному.

Это были последние слова мужа, которые ей довелось услышать.

…После смерти Сталина Анна Аллилуева долго добивалась реабилитации мужа. Дождавшись, наконец, «справедливости», потеряла рассудок.

Слово «справедливость» мы взяли в кавычки не случайно. Никто иной как Реденс истреблял партийный актив Москвы, потом руководителей Казахстана.

Г.П. Бройдо, бывший присяжный поверенный, бывший член ЦК меньшевистской партии, в 1918 году был заместителем народного комиссара по делам национальностей. Наделенный умом и хитростью, весьма деловитый, он избавил Кобу от значительной доли хлопот по наркомату. На XVII съезде партии его избрали кандидатом в члены ЦК. Одно время он заведовал партиздатом, работал секретарем ЦК партии Туркмении. По сталинским меркам, бывший наркомнац, а потом генсек должен был посадить товарища Сталина за сотрудничество и потворство активному в прошлом меньшевику (а на Лубянке Бройдо признался бы и во враждебной деятельности в годы торжества социализма), но он предпочел арестовать Бройдо.

Избыв свою семнадцатилетнюю лагерную долю, сподобившись реабилитации, Григорий Бройдо умер в 1970 году.

В тридцать седьмом Сталин уничтожил философа Яна Стэна, который в течение трех лет обучал его гегелевской диалектике. Стэн получил редкую возможность проникнуть в тайные намерения своего ученика. «Коба будет устраивать такие вещи, – поведал он своим близким друзьям в 1928 году, – что процессы Дрейфуса и Бейлиса поблекнут».

Предсказание Стэна начало сбываться уже через несколько лет. Старого коммуниста Стэна, оказавшегося вдруг «врагом народа», умертвили по личному указанию Сталина.

В бесконечном ряду сталинских жертв стоят имена нескольких сотрудников А.Ф. Керенского, пощаженных Лениным. Один из них Петр Пальчинский, горный инженер, отдавший революции молодые годы. Попав за границу, он сблизился с Кропоткиным. Осенью 1917 года Пальчинский – генерал-губернатор Петрограда, а в октябре возглавляет оборону Зимнего дворца. Мы сказали – пощажен Лениным? Это не совсем так. Его арестовывали не раз в первые годы советской власти. А он служил честно, работал, написал несколько ценных книг. Еще в 1905 году царский суд осудил его по делу Иркутской республики на каторгу, но ему удалось бежать. При Сталине все стало проще. В мае 1929 года ни в чем неповинного патриота расстреляли как «неразоружившегося врага».

Министра юстиции в правительстве Керенского П.Н. Малянтовича, старого социал-демократа, Ленин тоже не казнил, хотя тот в июле семнадцатого отдал распоряжение об аресте вождя большевиков. И Дзержинский оставил бывшего министра на свободе.

У Антонова-Овсеенко было три встречи с Малянтовичем. Первая – в 1907 году, когда после побега из Севастопольской тюрьмы он искал приюта на квартире московского адвоката Малянтовича… Через десять лет, взяв Зимний дворец, Антонов отведет министра Малянтовича, вместе с другими членами Временного правительства, в Петропавловскую крепость. Последняя встреча состоится почти двадцать лет спустя, в 1936 году. Малянтович придет с личной просьбой к прокурору РСФСР. Антонов-Овсеенко принял старого знакомого в присутствии двух сотрудников. Прокурор опасался доноса, обвинения в «пособничестве»… Вскоре Антонов-Овсеенко уедет в Испанию. Потом схватят обоих – бывшего наркома первого правительства Ленина и бывшего министра правительства Керенского.

Крайности-то действительно сходятся…

Начало 1937 года ознаменовано событием, ставшим переломным, – пленумом ЦК. В официальной истории принято почти каждый пленум ЦК или съезд партии величать «историческим». О февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года такого не услышишь. О нем вообще молчат. Меж тем этот пленум, пожалуй, более чем какой-либо другой заслуживает веского эпитета «исторический».

Сталин успел избавиться от ряда неудобных современников. Особенно досаждал ему Максим Горький. Его примитивно отравили. Мавр сделал свое дело. Мавр благословил террор: «Если враг не сдается, его уничтожают!». Теперь Мавр может уйти.

Обстоятельства скоропостижной смерти Валериана Куйбышева хранятся в тайне до сих пор. Почему-то некоторые историки причисляют его к левому крылу. Если Куйбышев иногда и осмеливался возражать генсеку – за компанию с Кировым и другими «либерелами» – против слишком крутых мер, то в целом он был достаточно беспринципен и послушен Сталину. Куйбышев чуть ли не единственный член ПБ, кого Сталин посещал на его даче, с кем коротал досуг за бутылкой вина.

Самым трудным оказался Григорий Орджоникидзе. Малодушный сталинский нарком покончил с собой 18 февраля, за пять дней до открытия пленума, ослабив и без того робкий «фронт» недовольных бойней. Сталин подготовил пленум с великим тщанием. И его доклад, и доклады Ежова, Молотова, Жданова различались лишь внешне. Суть их и цель – оправдание и усиление террора. Верный давней привычке (она стала методом политического действия), Сталин выступил с докладом против «троцкистских и иных двурушников» под самый конец, 3 марта. Троцкий еще жив, в своих статьях и книгах он перед всем миром обнажает бандитскую сущность сталинского правления. Так вот тебе!

«Современный троцкизм есть не политическое течение в рабочем классе, а беспринципная и безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков, шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств»[139]139
  «Большевик», 1937, № 10, с. 19.


[Закрыть].

Согласно этой «установке» каждый партиец должен видеть в любом оппозиционере прежде всего вредителя и шпиона. Такова новая политическая мода, провозглашенная генсеком на тридцать седьмой год. Но эта мода, кажется, пережила своего создателя…

Затем последовала генеральная директива:

«Теперь слабость наших людей составляет не техническая отсталость, а политическая беспечность, слепое доверие к людям, случайно получившим партийный билет, отсутствие проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы».

Развивая эту «мысль», генсек далее предупреждает:

«„Настоящий вредитель“ должен время от времени показывать успехи в своей работе, ибо это – единственное средство сохраниться ему, как вредителю, втереться в доверие и продолжать свою вредительскую работу».

Нелогично? Возможно. Зато гениально! Отныне можно, должно хватать всех – и тех, кто не выполняет, и тех, кто перевыполняет. И – соответствующая резолюция пленума. В ней с прискорбием отмечается пассивность ряда органов промышленности, осуждаются попытки тормозить дело выявления и разоблачения «троцкистских диверсантов» (намек на покойного Серго, у которого накануне самоубийства забрали всех его замов и всех начальников главков). НКВД старается, старается, пота своего и самой крови (чужой) не жалеет, а в промышленности и на транспорте не проявляют нужной партии активности и инициативы.

Террор получил третье после убийства Кирова ускорение. Пленум открыл все шлюзы. До конца.

Десять дней работы пленума – десять картин сугубо закрытого спектакля (для узкого круга). Одна из них – бичевание Бухарина и Рыкова была разыграна 27 февраля. Жаль, Томский успел застрелиться. Но этот его последний антипартийный выпад уже заклеймен в печати. Что до его единомышленников, то Сталин решил потешить себя травлей двух ближайших соратников Ленина. Плотоядно рыская желтыми глазами, он наблюдал, как цекистская клака изгоняет Бухарина и Рыкова из кремлевского ареопага.

…Бухарин пытается высказать сомнение в правильности действий НКВД. Его обрывают грубыми репликами из зала.

Бухарин пытается доказать свою невиновность.

– Если ты невиновен, докажи это в тюремной камере!

Бухарин не в силах сдержать слез…

– Расстрелять предателя! В тюрьму его!

Смертников увели из зала, а за дверью их бережно (помните пожелание Ленина?) подхватила тюремная стража.

За отверженных пытались вступиться другие смертники – Постышев, Рудзутак, Эйхе, Чубарь… Но Сталин не склонен был поощрять самодеятельность в этом клубе самоубийц. Он, как всегда, знал о намерениях оппонентов. Значит, забойщиком у них будет Постышев? Что ж, подрежем ему крылышки. Кампанию дискредитации Киевского обкома и Украинского ЦК Сталин начал еще в январе. Постышев совмещал посты первого секретаря обкома и второго секретаря ЦК КПУ. В Киев выехал Каганович. Сталинский эмиссар сумел освободить Постышева от обременительного Киевского поста. Три недели февраля Органы вылавливали сотрудников Постышева на Украине, под улюлюканье «Правды», навешивавшей троцкистские ярлыки на десятки имен, не исключая старых ленинцев.

Разве мог отказать себе Сталин в удовольствии поиграть в кошки-мышки? Все обсуждают будущую жертву, Хозяин же снисходителен и добр. Нельзя же так, сразу на дыбу… Может, человек одумается, покается…

А топор уже навострен.

Главный лицедей не забыл бросить на стол свои постоянные козыри – он напомнил о партийной дисциплине, призвал к единству рядов перед лицом опасности… Генсек сумел развить в котле такое давление, что группа Постышева растерялась. Стекло оказалось прозрачным, слишком хрупким, оно лопнуло и рассыпалось. Звон осколков поглотил грохот чугунных болванок, сброшенных генсеком на головы дерзких. Подручные били «отступников» и «примиренцев» без роздыха.

Совсем как в тюремной камере, где кучка наглых и сплоченных уголовников держит в цепких лапах толпу разрозненных фраеров. Эта параллель будет сопровождать нас на всем тяжком пути изучения сталинщины.

Пришла пора перестраивать порядки ударной армии – НКВД. Прежде всего – убрать Генриха Ягоду. На пленуме ЦК Сталин обвинил его в ряде упущений. За этим обычно следовали так называемые «оргвыводы». Они не заставили себя ждать: Генрих Ягода назначен наркомом почты и телеграфа.

Ежов в нужный час будет перемещен в наркомат водного транспорта. Берию Хозяин наоборот возвысит до члена ПБ, лишив непосредственного руководства Органами. Какую цель он преследовал? Наметив очередную жертву из видных подручных, Сталин не мог вот так, сразу, бросить вчерашнего фаворита в подвал. В нем странным образом уживались такие противоположные черты характера как авантюризм и осмотрительность, дерзость апаша и трусость битого лавочника.

Трусость, чрезмерная осторожность не покидали Сталина даже в годы могущества. Они явились причиной трагических просчетов.

Ягода не просто много знал, он участвовал. Точно определить долю его участия в смерти (убийстве?) Дзержинского, Фрунзе, Менжинского, Кирова, Горького, Куйбышева трудно, недостаточно вчитаться в его показания на процессе 1938 года, чтобы представить роль сталинского наркома в политических убийствах, осуществленных Хозяином.

Через две недели после пленума ЦК, 18 марта 1937 года, заместитель наркома внутренних дел Николай Ежов уже клеймил «изменника» Ягоду. Об аресте Генриха Ягоды будет объявлено только 3 апреля. Генеральный комиссар госбезопасности Ежов станет наркомом лишь 5 апреля, а «разоблачение» Ягоды разыграно 18 марта. Воистину – правительство великой державы при Сталине уподобилось кучке парализованных кроликов в клетке, попавшей в руки пьяного сторожа зверинца. Я не карикатурист и с легким сердцем дарю эту тему художникам.

Итак, уже в марте клеймили Ягоду. Клеймили как… уголовника, как «перерожденца». Изумленные сотрудники бывшего наркома узнали, что он с 1907 года служил в царской охранке, а после революции был завербован немецкой разведкой. (Сталин, слепив эту провокацию, неужели не знал, что в 1907 году Ягоде было десять лет? Знал, конечно. Но самодержец знал и другое: они, народ то есть, слопают!) Кто-то пустил – весьма кстати – слух, будто Ягоду взяли прямо на аэродроме с чемоданом золота. Он готовился к побегу за границу, но славные чекисты и т. д. (Интересно, у них там на Лубянке специальный сектор был или слухи сочиняли в нерабочие часы активисты-провокаторы?..)

После ареста Ягоды обнаружили «гнездо изменников» в самом сердце Органов. Пришлось Сталину арестовать и уничтожить почти всех ответственных работников НКВД. Так богатая модница каждый сезон меняет свой гардероб. А старые вещи выбрасывает.