Текст книги "Портрет тирана"

Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Филипп Медведь, попав на Колыму, отказался от должности начальника учетно-распределительной части (УРЧ), предложенной в управлении Дальстроя, крупнейшего лагеря запроволочной империи.

«– Я несу ответственность за гибель Кирова и не заслуживаю никаких льгот». Сказал и пошел на общие работы, копать землю.

В 1935 году Лаврентий Картвелашвили, первый секретарь Дальневосточного крайкома, посетил золотые прииски. В одной из арестантских зон он встретился случайно с Филиппом Медведем. Сосланный чекист узнал Лаврентия и спросил его: «Послушай, мне оставили партбилет. Куда мне теперь его девать?»

Действительно, куда?..

Но оставлять в живых свидетелей или, тем более, исполнителей, Сталин не хотел. В тридцать седьмом он уничтожил и Медведя, и всех бывших его сотрудников, вместе с начальником Колымского лагеря Берзиным и его подручными.

Сталин «убрал» всех начальников отделов ленинградского управления и первым – начальника СПО П.Б. Лобова.

Очередь Запорожца настала в тридцать восьмом, когда Сталин решил избавиться от Ягоды. И хотя на процессе оба они были изобличены как организаторы убийства Кирова, Запорожца в зал не привели…

Из бывших заместителей Медведя тюрьмы и лагеря пережили двое: Ф.Г. Фомин и Петров, ведавший в тридцать четвертом году делами военного округа. Он, кстати, отказался оставить письменное свидетельство о памятном декабре. Трудно представить, что он так-таки ничего не знал…

В 1937–1938 годах Сталин прикончил всех бывших сотрудников Кирова. Так, Абрамова, заворготделом Ленинградского обкома, Киров незадолго до гибели, направил в Мурманск первым секретарем. В тридцать седьмом Сталин его уничтожит.

История США хранит подробности трагической смерти президента Линкольна от руки Джона Бута. В тот день, 14 апреля 1865 года, Линкольн с женой отправились в театр без телохранителя, майора Эккерта. Военный министр Стентон обманул президента, сославшись на занятость майора, и послал охранять президентскую ложу другого. Тот, другой, в нужный момент покинул пост ради кружки пива.

Знакомая схема…

Память упорно возвращает меня к другой трагедии, гибели Джона Кеннеди. Я лично не располагаю прямой и точной информацией, но выстрел Ли Освальда мало походит на акт политической самодеятельности.

В этом плане они видятся мне в одном историческом ряду – Линкольн, Столыпин, Киров, Ганди, Кеннеди…

За ними голубых мундиров тень…

* * *

Одно остается непонятным: почему убийство Сергея Кирова называют только политическим актом? Уголовник прикончил соперника с помощью фанатика «шестерки», – вот что произошло в Смольном 1 декабря 1934 года.

Авраама Линкольна убили с целью изменить государственную политику. И в Джона Кеннеди стреляли не из ревности. Но и Сталин, устраняя Кирова, разве не изменил сразу же круто внутреннюю политику?

Трудно в наш адов век провести грань между уголовщиной и политикой. Вот и в деле Кирова тесно сплелись эти два начала.

Развязать террор и поставить великий русский народ прочно на колени. Все народы бывшей царской империи – на колени. Убрать главного соперника в борьбе за новую монархию, свалить вину за убийство на других соперников. Шантаж, провокации, клевета, тихие убийства, громкие процессы, – чего здесь больше – уголовщины или политики?

Не будем вникать в дозировку сталинской кухни. Важно, что Он достиг своей цели. Вернее – нескольких целей.

Убрал главного соперника. Дискредитировал, а затем казнил других партийных лидеров. Запугал народ обострением «классовой борьбы» и под этот шум начал истребление ленинской гвардии.

Лицензию на массовые убийства он выписал себе сам – кровью Кирова.

И для усиления резонанса – прославление убиенного. Имя Кирова присваивают заводам, колхозам, шахтам, академиям, школам, кораблям… Этой чести удостоены две области и 17 городов. На карте страны появилось три Кировска, три Кировское, Кировоград и Кировград и т. п. В Карском море – острова…

Щедрые знаки неизбывной скорби Сталина и – ежедневные напоминания о коварных убийцах из троцкистско-зиновьевско-меньшевистско-монархической банды.

Публичные процессы 1936–1938 годов – для них.

* * *

Ну, а если допустить, что Сталин, хотя и прошел в состав ЦК (он не мог не пройти, ибо список кандидатов, кстати, им же составленный, ограничивался числом членов ЦК), но на первом же заседании пленума его в секретариат не избрали, и генсеком стал Киров. Неужто история пошла бы другим путем? Слишком слаб, слишком наивен был Киров для роли вождя. Экспресс псевдо социализма набрал такую скорость, что остановить его не смог бы никто – ни группа лиц, ни тем более один человек. Пример тому и подтверждение из будущего – краткое правление Хрущева.

* * *

Сталин понимал, что убийство Кирова многие, не только сотрудники НКВД, связывают с его именем. И возводя чудовищное здание показательных процессов, он неотступно думал над тем, как пристроить к убийству Кирова уцелевших политических противников, нареченных им «оппозиционерами», а потом – «врагами народа».

И вот, на процессах 1936, 1938 годов убийство Кирова инкриминируется отсутствующему Троцкому и – по очереди – арестованным Зиновьеву, Каменеву, Бухарину, Рыкову…

Советскому народу внушили, будто указание Ягоде и Запорожцу ликвидировать Кирова дал… Авель Енукидзе. Ситуация в годы сталинской диктатуры вовсе нереальная.

Сталин действовал по принципу: «Ничего, все слопают!» И не ошибся.

В тридцать шестом, когда в Колонном зале Дома Союзов шел процесс, мне, студенту-историку, было шестнадцать. Отцу пятьдесят три. Он тяжело переживал гибель Кирова. Прокурору РСФСР выдали пропуск в Дом Союзов, он приходил домой мрачный, подавленный…

Доверчивый, чистый в помыслах, разве он мог подозревать Сталина? Из старых большевиков единицы догадывались. И молчали. До самого XX съезда молчали.

Только спустя три года после смерти Сталина, в 1956 году, впервые публично были высказаны сомнения в достоверности официальной версии убийства Кирова. Это сделал Никита Сергеевич Хрущев на XXI съезде партии. Через пять лет, на XXII съезде, он еще чуть-чуть приподнимет занавес над злодейским убийством. Но далее глухих намеков в адрес главного виновника пойти не отважится.

А ведь он уже располагал материалами специальной комиссии ПБ по расследованию обстоятельств этого дела. Хрущев обещал обнародовать данные и выводы комиссии.

Сотни свидетелей опросила комиссия ПБ в Москве, Ленинграде, других городах. Горы документов исследовала. Комиссия получила доступ в сверхсекретные архивы ЦК (в подвалах Кремля их охраняли люди, поставленные еще Маленковым) и НКВД.

Это был огромный труд. И опасный.

– Как вы не боитесь браться за такое дело? – спросил члена комиссии Алексея Ильича Кузнецова бывалый энкаведист. – Вы хоть понимаете, сколько колесиков вы задеваете?

Сей «коммунист» охотно сообщил бы любые сведения, касающиеся убийства Кирова, если бы он работал в тридцать четвертом году не в транспортном отделе, а в секретно-политическом… Он посоветовал расспросить бывших сотрудников СПО.

Ну кто не знает, что их расстреляли, всех до одного расстреляли по указке Сталина…

Другой участник событий, случайно уцелевший сотрудник Запорожца, пытался уговаривать:

– Скажите, ну зачем вам это нужно?

Кузнецов ответил:

– Это всем нужно, очень нужно!

Бывалый товарищ не унимался:

– А вы не боитесь, что вас «того»?.. Устроят небольшую автомобильную аварию и…

Этот «доброхот» сразу предупредил:

«Я вам ничего не скажу. Я еще хочу жить».

…Зимой 1957 года несколько членов комиссии прибыли в Ленинград. Они попросили шофера завезти их по дороге в Смольный на улицу Воинова. Вот и стена склада, возле которого 3 декабря тридцать четвертого года убили Борисова, телохранителя Кирова. Остановили машину. Шофер улыбнулся понимающе: «А… Значит, вы – та самая комиссия Политбюро… Вам поручено расследовать дело об убийстве Кирова… Чего ж тут расследовать, – весь Ленинград знает, что Кирова убил Сталин».

… Разве тогда, после убийства Мироныча – так звали его заводские рабочие – трудовой Питер не распевал (шепотом, с оглядкой) вот такие частушки:

 
Эх, огурчики, да помидорчики,
Сталин Кирова убил
В коридорчике.
 

А члены комиссии молча смотрели на место гибели Борисова. Им вспомнилось предостережение «доброхота». Опытные товарищи могли бы и сейчас небольшую натуральную аварию устроить. Не обязательно здесь, можно и на другой улице. Впрочем, чем это место плохо? Так сказать, в ознаменование…

Материалы комиссии подшили, переплели и все тома… положили в архив.

Прошло десять лет, подули новые ветры, и началось такое, чему нет имени. Пухлые тома извлекли из хранилища, и партийные следователи, люди, нареченные «совестью партии», стали вызывать всех лиц, давших наиболее важные показания той комиссии. Свидетелей, разоблачивших истинного вдохновителя и организатора убийства Кирова, передопрашивали с пристрастием.

Великий почин

…Он действительно стал месяцем Великого почина, декабрь тридцать четвертого. Еще не был объявлен приговор по делу об убийстве Кирова, а рабочие Балтийского судостроительного завода потребовали очистить Ленинград «от всех бывших людей, пригревающих у себя змеиных выродков, пытающихся жалить нашу партию, наш рабочий класс»[132]132
  «Правда», 24 декабря 1934.


[Закрыть].

А как отличить «бывшего» от «настоящего»? И почему чистке подлежит только Ленинград? Сталин этими вопросами не задавался. Он всегда знал чего хотел.

Передовая «Правды» 25 декабря озаглавлена так: «О гнилом либерализме Днепропетровского горкома. О революционной бдительности». Это уже сигнал для всех горкомов и обкомов. Сигнал к всеобщей чистке.

Все, что было до этого, отзвучало прелюдией к Большому Террору. К декабрю 1934 года на счету Сталина числилось каких-нибудь миллионов двадцать умерщвленных голодом и пулей крестьян и рабочих, если не считать погибших по его личной вине на фронтах гражданской войны. Да восемь миллионов высланных. Мастер только настраивал свою мясорубку.

…Леди Астор, посетившая Москву в декабре 1931 года, удостоилась редкой чести быть принятой новым Вождем. В ходе беседы она задала вопрос, который вряд ли отважился бы задать Сталину кто-либо другой.

– Сколько времени вы будете еще убивать людей?

Переводчик онемел. Но Сталин настоял на переводе, и не задумываясь, будто ожидал подобного вопроса, ответил наивной леди:

– Этот процесс будет продолжаться столько, сколько нужно для становления коммунистического общества[133]133
  Эрвин, У. Хин, с. 223.


[Закрыть].

Еще Достоевский в «Беседах» заметил, что понадобится не менее ста миллионов жертв, чтобы остальные жили покорно в казарме.

Этот убойный тезис создания коммунизма на трупах выглядел без теоретической базы несколько сиротливо. Иосиф-Строитель не стал утруждать себя разработкой научных доктрин, а с детской непосредственностью объявил, что по мере достижения социализма классовая борьба будет обостряться. Отсюда вытекал тезис о массовых убийствах как непременном условии победы коммунизма. Тут сошлись воедино теория и практика сталинской интерпретации марксизма-ленинизма. Получилось просто и изящно, как у заправского мясника.

Только вот какая беда: не все коммунисты научились понимать Сталина с полуслова. Не всем пришлись по вкусу его философские досуги. Послушайте, что сказал Бухарин в апреле 1929 года на пленуме ЦК:

«Эта странная теория возводит самый факт теперешнего обострения классовой борьбы в какой-то неизбежный закон нашего развития. По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, или должны открыть гражданскую войну, или подохнуть с голода и лечь костьми».

В стремлении развенчать несостоятельного «теоретика», Бухарин прибегнул к гиперболе. Ан, напророчил Николай Иванович: гипербола обернулась былью.

Но до Бухарина, вероятно, не дошло одно высказывание самозванного вождя. Вот это: «Лучше привить маленькую оспу, – тогда не будет большой».

Несколько слов, оброненных Сталиным за бутылкой имеритинского, за домашним столом, выстроились в афоризм, который сделал бы честь Макиавелли.

Итак, террор как средство профилактики против народного восстания. Тут уж точки над i, как говорил Бухарин, поставлены все…

Но террор – это не только и не столько тридцать седьмой год. И не тридцать пятый, когда, убив Кирова, Сталин открыл шлюзы. 37-й – это для обывателей, имя им легион. Террор как средство строительства социализма зародился на почве беззакония при жизни Ленина. Он вырос из системы однопартийной диктатуры. Ленин, включивший в 1917 году в правительство представителей эсеров и меньшевиков, потом не сумел удержать их рядом, ибо никто не хотел мириться с антинародной политикой ущемления свобод. Ленин мог еще при жизни сохранить демократические порядки, атмосферу равноправия и равных возможностей для иных партий. У американцев это называется «дать шанс».

Ленин не дал этого шанса никому.

Когда в 1918 году Сталин начал травить Мартова, применяя неконституционные методы и средства, Ленин молчал.

Дело «Тактического центра» проходило следственные инстанции в 1920 году. По этому делу арестовали брата Мартова Б.О. Левицкого и сослали в Сибирь. ЧК начала открыто преследовать всех мыслящих иначе, всех, кто осмеливался говорить, обсуждать события, историю, философию не в предписанных казармой условиях – на виду у всех, под надзором партийных функционеров, преподавателей, агитаторов, – а в своем кружке с близкими. Примеров много, вот один.

Г.Д. Залмановская вместе со своими сверстниками и подругами, восемнадцатилетними комсомольцами, участвовала в обсуждении марксистских книг начала двадцатых годов. В 1924 году взяли всех – и тех, кто читал, и тех, кто слушал…

20 января 1922 года Л.Д. Троцкий делал доклад на конференции молодежи и, коснувшись новой экономической политики, разъяснил, что НЭП предполагает «использование капиталистических форм и методов для социалистического строительства». Один из слушателей, восемнадцатилетний студент Л. Гурвич, «утверждал, что мы вернулись к капитализму и что Ленин открыто это признал, говоря о государственном капитализме». Сообщая об этом инциденте в своем «совершенно секретном» письме от 21 января, Троцкий советует Ленину выступить с разъяснением спорного вопроса. Больной вождь ответил тотчас:

«Товарищ Троцкий, я не сомневаюсь, что меньшевики усиливают теперь и будут усиливать свою самую злостную агитацию. Думаю поэтому, что необходимо усиление и надзора и репрессий против них. Я говорил об этом с Уншлихтом и прошу Вас найти десять минут для разговора с ним по телефону. Что касается вопроса по существу – я думаю, что согласен с Вами. У меня теперь появляется желание написать статейку на темы, близкие к затронутым Вами, но все же я едва ли могу сделать это раньше чем через две недели. Поэтому было бы чрезвычайно полезно, если бы Вы пошли в открытый бой в печати, назвали этого меньшевика, разъяснили злостный белогвардейский характер его выступления и обратились с внушительным призывом к партии подтянуться»[134]134
  В. И. Ленин, т. 54, с. 130–131, 539. Подробности – в рукописи Т. И. Тиля.


[Закрыть].

Боевая ортодоксальность Ленина переросла в политику жестоких репрессий. Глава государства обратился по поводу высказывания инакомыслящего к Уншлихту, тогдашнему заместителю председателя ОГПУ.

В конце 1921 – начале 1922 года внутри РКП возникли оппозиционные группы из рабочих, старых членов партии:

Рабочая оппозиция (Шляпников, Медведев, Коллонтай).

Рабочая группа (Мясников).

Рабочая правда (Богданов).

Группа 22-х (Кузнецов).

Ленин полагал, что НЭП несомненно активизирует деятельность и меньшевиков и эсеров. Вывод: социалистов надо изолировать от общества, но содержать их в тюрьмах «бережно»…

Членов оппозиционных групп начали арестовывать и «бережно» содержать в политизоляторах уже с 1922 года. Меньшевиков брать было легко. Они пошли добровольцами на фронт, и в 1923–1924 годах их забирали по старым мобилизационным спискам.

В 1923 году был введен запрет на жительство в крупных городах всем «чуждым элементам». «Минус 6» налагал запрет на Москву, Ленинград, Харьков, Киев, Ростов, Одессу. Поздней минус охватывал уже 16 городов и больше. Этот «минус» обычно следовал за высылкой или тюремным заключением. В 1925 году был запущен конвейер непрерывного действия для инакомыслящих: политизолятор (3 года) – ссылка (3 года) – «минус» с прикреплением. Затем следовал новый арест и – по тому же конвейеру. Проживание под знаком «минуса» означало обязательную отметку, раз в две недели, у коменданта ГПУ. Менять место жительства репрессированный не мог, на работу устроиться без указания также не мог.

С конца 1922 года меньшевиков вылавливали целеустремленно. Закрыли их клуб «Вперед» в Москве на улице Мясницкой. Уже в августе 1920 года взяли группу молодежи. В феврале 1921 года арестовали в этом клубе 150 человек. В Бутырках собралось до 300 социалистов всех направлений. 25 апреля 1921 года произошло массовое избиение заключенных в Бутырской тюрьме. В феврале 1922 года, как результат переписки Ленина с Троцким и телефонного разговора с Уншлихтом, – арест ядра молодежной группы, 25 человек, в Москве. Всех – на Лубянку, а там строгий режим, приведший к протесту. Потом – приговор к дальней высылке, голодовка протеста, «смягчение» приговора…

Это лишь краткое извлечение из хроники раннего террора против молодых и, заметим, благожелательных критиков режима.

«…надлежит и в церкви ереси иметь, дабы открылись между вами искусные», – поучает святой апостол Павел коринфян[135]135
  Послание первое, I кор. 11, 19.


[Закрыть].

Попался бы святой Павел в руки Сталина, только бы этого апостола и видели. Ну, а при Ленине что сделали бы со святым, – «просто» сослали?..

Корни сталинщины – тотального террора – уходят в заботливо и обильно унавоженную почву.

Через несколько лет после смерти Ленина Сталин стал тяготиться узкими масштабами террора против меньшевиков и эсеров. Человек с размахом, он уже в середине 20-х годов затеял широкое преследование грузинских меньшевиков. В Ленинграде оппозиционеры имели свою подпольную типографию. По предложению Сталина ГПУ подослало туда своего агента, который на следствии оказался… «белогвардейским офицером». В этой акции чувствуется направляющая рука опытного провокатора.

…Летом двадцать седьмого года «по решению Политбюро» Троцкого выслали в Алма-Ату. Сталин задумал отправить Троцкого втайне от людей. Пока бригада гепеушников взламывала запертую дверь квартиры, Лев Давыдович успел набросать прощальные строки товарищам.

«Нас продуманно провоцируют на протесты, Сталин сознательно вызывает на возобновление оппозиционной борьбы. Он знает, мы не станем молчаливыми обывателями, не отдадим молча и равнодушно судьбы наших товарищей. Нас намеренно толкают, чтобы иметь предлог для усиления репрессий, которые становятся жестокими, беспощадными и бесстыдными. Сталин хочет не только продолжать борьбу против нас, он хочет физически уничтожить оппозицию»[136]136
  (…)


[Закрыть].

Сталин испытывал к Троцкому сатанинскую ненависть и одновременно страх. Он боялся его непререкаемого авторитета как вождя революции и Красной армии, его огромной популярности в партии и в народе. Сталин уже принял решение о высылке Троцкого в Алма-Ату, но агенты донесли о толпах людей, собравшихся перед Казанским вокзалом на проводы опального вождя. Тогда генсек перенес отъезд на другой день. Эту акцию ГПУ выполнило на современном уровне: Троцкого препроводили в вагон силой, тайно, накануне назначенного вторично (и официально объявленного) дня…

А потом – инспирированная Кобой клеветническая кампания против «продавшегося» международной буржуазии Троцкого.

Пройдет всего год-два, террор начнет расти вширь и вглубь, он станет качественно иным. Вот уже в грузинских тюрьмах начали бить арестованных. Какой-никакой, а почин…

Талант верховного экзекутора окончательно сформируется в годы повальной коллективизации и массового избиения крестьян и инженеров. Вообще к специалистам душа у Сталина не лежала. В годы гражданской войны он выкорчевывал «военспецов», бывших офицеров, честно служивших в Красной армии. Теперь ему инженеры помешали, и он решил с помощью своего давнего приятеля, пробравшегося в Органы, Е.Г. Евдокимова, сколотить вредительскую организацию. Три месяца, май-июль 1928 года Шахтинское дело занимало умы современников.

Менжинский поначалу отказался инкриминировать инженерам вредительство, он хотел даже привлечь Евдокимова к ответственности. Судить надо было не честных инженеров, а Сталина, истинного организатора провокационного процесса. Уже тогда генсек показал полное пренебрежение планами экономического возрождения страны. Пусть экономика останется на уровне мануфактурного производства, лишь бы ему, Сталину, закрепиться на Кремлевском холме.

Процесс проходил при «открытых дверях», в присутствии представителей иностранных информационных агентств. 52 обвиняемых и – никаких улик. Их пытали и они «признались» во вредительстве…

В привычной роли прокурора-обвинителя выступил Николай Крыленко, бывший революционер, бывший соратник Ленина.

Сталин выпустил на сцену сына «врага народа» А. Колодуба. Двенадцатилетний мальчик потребовал для отца смертной казни, а заодно попросил для себя новую фамилию. Об этом поведала читателям газета «Правда».

Потом будет Павлик Морозов, также лихо предавший родного отца. Это целое «движение», которому Сталин, инспирировавший его, старался придать массовый характер.

Зачем все-таки понадобилось Сталину Шахтинское дело? Страх породить у народа перед вредителями. Проверить послушность аппарата партийного, государственного, и боевую готовность органов сыска, кары и юстиции перед настоящим делом – большим террором. И последнее, но весьма важное обстоятельство: надо было как-то объяснить неудачи в экономической области, оправдаться перед общественным мнением – тогда оно еще существовало не только вне страны.

Шахтинский процесс прошел на довольно примитивном уровне, но слепленный по прямому указанию генсека, он был использован Сталиным как дипломная работа перед выходом на сцену в новой роли верховного диктатора.

Избиение крестьян в деревне сопровождалось истреблением служителей церкви, закрытием монастырей, сносом храмов, церквей, мечетей, синагог. Послушная Академия наук (уже послушная!) сняла с охраны большинство памятников культуры, и под ударами новоявленных гуннов пали бесценные творения предков. Не все церкви уничтожали, не хватало тюрем – и вот собор Соловецкого монастыря превращен в арестантский барак, церковь Бутырской тюрьмы – в пересылку…

Арестантские эшелоны с сосланными священниками, монахами и их «пособниками» потянулись на север, на восток. В деревнях жгли иконы, грабили закрытые церкви и опустевшие дома репрессированных. Потом принялись за кладбища. Молодые люди пели:

 
Долой – долой монахов,
Долой – долой попов!
 

Дети тоже пели. Мародерам – государственным и самодеятельным, поддержанным армией добровольных хулиганов, было все равно какими вырастут дети. Они спешили взять «свое»… Отпущение грехов им было гарантировано: в 1929 году состоялось специальное антирелигиозное совещание ЦК, потом – весьма воинственный второй съезд Союза воинствующих безбожников (СВБ).

Но бывший семинарист перестарался. Сведения об учиненном им церковном погроме просочились за границу, и папа Пий XI в январе 1930 года призвал христиан ко всеобщему молебну за гонимых в советской России верующих. Еще немного и весь культурный мир отвернулся бы от страны, которая с таким трудом добилась международного признания. Пришлось бить отбой. В статье «Головокружение от успехов» (2.03) генсек выразил деланное удивление по поводу самовольного снятия церковных колоколов. В постановлении ЦК от 15 марта 1930 года «Об искривлении партийной линии в колхозном движении» нашлось место для осуждения практики закрытия церквей. То был маневр: Сталин не собирался открывать вновь ни одной церкви. Что до священников, то вернуть их «с того света» он был уже не в силах.

К 1928 году Сталин прочно занял главное партийное кресло. Однако не в его натуре было успокаиваться на достигнутом. Он возжелал привить своим подданным стойкое отвращение, мало – боязнь перед словом «троцкист». Каждый член партии, каждый гражданин страны советов должен знать и помнить, что троцкист – враг. Приверженцы Троцкого – агенты империализма, шпионы, диверсанты, вредители. Чуть позднее эту «истину» будут преподавать, наряду с другими истинами той же пробы, во всех школах, ВУЗах, политкружках. И в головы, набитые догмами, как банка прокисшими огурцами, Сталин втиснул еще одну догму: «троцкисты – враг номер 1».

Чтобы придать ей вес официальной истины, требовались жертвы – доказательства. Ими-то Сталин заполнил в году двадцать девятом камеры Бутырской тюрьмы. Оставшимся пока на воле сторонникам Троцкого генсек предоставил возможность каяться публично на страницах газет.

Охотнее всего Органы стряпали дела групповые: на «организациях» можно карьеру сделать и видимость напряженной работы создать. С кем? Да хоть с этой, с агентурой международного империализма…

В Ленинграде арестовали членов религиозно-философского кружка А.А. Мейера, автора ряда книг: «Введение в философию религии», «Религия и культура», «Народ – не толпа. Что такое свобода, церковь и государство». Все они вышли в свет до революции.

…Их было двенадцать ни в чем неповинных. Их взяли, следом – родных и знакомых, потом – знакомых этих знакомых. По «делу Мейера» поначалу решили кое-кого выпустить, остальных сослать, но пришла команда сверху – «связать» арестованных с заграницей, с мировой буржуазией, снабдить их «целью» – контрреволюционный переворот. Дело получило новое кодовое название «Воскресение», и следователи засучили рукава…

К тому времени, к тридцатому году, окончательно затухла деятельность Политического красного креста, придавленного властями. В двадцатые годы ГПУ выплачивало политическим ссыльным минимальные средства на жизнь. Они получали также помощь от Красного креста, организации, сохранившейся от царского режима. С февраля 1918 года в Кресте работала Екатерина Павловна Пешкова (1876–1965).

Дзержинский относился к ней с полным доверием, разрешал ей посещать тюрьмы, еженедельно принимал, оказывал содействие. Об этом сообщает М. Горький в письме Д.А. Лутохину 27 сентября 1925 года[137]137
  М. Горький. Письмо Лутохину. 27 сентября 1927.


[Закрыть].

Пешкова, в прошлом член ЦК партии эсеров, активно помогала всем политическим, но к 1930 году все кончилось: деньги из-за границы неофициально поступать уже не могли, да и в Москве людей, готовых на жертвенную работу, поубавилось. Резко изменило отношение ОГПУ: Ягода не принимал ни Пешкову, ни ее ходатайства. Некое подобие справочного бюро Пешкова еще сохраняла, но существенной помощи уже никому оказать не могла. А после 1935 года дело помощи политзаключенным и вовсе замерло. «Врагами народа», то есть политическими преступниками объявляли сотни тысяч, потом – миллионы. В этом потоке можно было захлебнуться любой организации помощи.

Январский день 1930 года. Генсек вызвал к себе председателя ГПУ Украины С.А. Балицкого. Сталин ходит по кабинету, слушает доклад о «политическом положении» на Украине, громко пыхтит недовольная чем-то трубка вождя. А Балицкий подсыпает новые материалы – о сопротивлении кулацких элементов, об остатках махновцев, петлюровцев. Сталин остановился.

– Нэ то, нэ то, нэ то! Дорогой, нэ туда смотришь. Наверняка у Скрыпника, пока его не сняли с высшего поста, была своя политическая организация. Ты знаешь, что Украинская Академия – это центр контрреволюционного сговора с Пилсудским? Не знаешь?!

Станислав Адамович Балицкий вернулся домой с предписанием немедленно разоблачить и привлечь. Но кого? Академика Литвицкого? Или президента Украинской Академии наук М.С. Грушевского, автора трехтомной истории Украины? В семнадцатом году он возглавлял Центральную раду, эмигрировал. Потом вернулся, стал советским академиком.

Литвицкого и Грушевского Сталин приказал не трогать. Особую заботу он проявил о Грушевском, подарил ему дачу под Москвой и запретил давать против него показания на суде.

«Организации» было дано громкое название – Союз вызволения (освобождения) Украины, сокращенно – СВУ. Спектакль – процесс над членами СВУ готовился грандиозный. Не хватало лишь голоса какого-нибудь авторитетного украинского деятеля, который бы заклеймил «презренных наймитов» Пилсудского. – Не выступит ли против СВУ Литвицкий? – предложил С.В. Косиор, тогдашний первый секретарь КП(б)У.

В 1911 году Литвицкий подал Ленину записку о принципах строительства социализма в деревне. Одним из первых он выдвинул идею коллективизации сельского хозяйства. Однако Литвицкий оставался беспартийным. Тем авторитетней прозвучит его голос на процессе СВУ.

На квартиру Литвицкого прибыл товарищ из ЦК. Все украинские газеты проклинали членов антисоветского СВУ, продавшегося Пилсудскому. Уговаривать Литвицкого не пришлось.

«Только холуй способен лизать сапога Пилсудскому», – бросил гневно Литвицкий и дал согласие выступить в печати.

Но вот все готово, от сценария до декораций, от бутафора до актеров. Сталин вновь вызывает Балицкого, на сей раз вместе с Панасом Любченко.

– Кого мы поставим общественным обвинителем? – спросил генсек. И сам же постановил: – Предлагаю Панаса, председателя Украинского Совнаркома.

И последняя инструкция Балицкому.

– Ты организуй дело так, чтобы всем подсудимым на процессе подавали чай с лимоном и пирожными.

Ни одной мелочи не упустил главный режиссер.

Процесс над «изменниками» шел в Харькове в марте-апреле 1930 года. На скамье подсудимых академики. Они во всем «признались» и, помешивая ложечками чай с лимоном, охотно сообщали «подробности» – точно по сценарию.

Среди осужденных были академики Лобода и Перец. По этому случаю штатные юмористы сочинили:

Посеяли лободу, а пожали перца!..

Лидеры СВУ, «как оказалось», были ярыми националистами, продавшимися не только Пилсудскому, но и Германии, под протекторатом которой они хотели установить на Украине буржуазно-помещичью монархию. В этот винегрет, приправленный перцем шпионажа, угодило сорок два видных деятеля украинской культуры и науки.

В 1930 году центральный аппарат О ГПУ как таковой и его взаимодействие с генсеком не вышли еще из фазы отладки системы. Однажды Сталин вручил Ягоде список 36 неугодных ему лично людей, под обычным «троцкистским» соусом:

– Это скрытые враги партии, а некоторые даже явные. Придется провести процесс. Арестуешь всех, они расскажут о троцкистской деятельности. Потом народ их осудит.

Но Ягода не хотел брать на себя такую ответственность.

– Этого я сделать не могу, товарищ Сталин. Может быть, ЦКК расследует их антипартийную деятельность и передаст мне материалы?