Текст книги "Портрет тирана"
Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Некоторые итоги
Статистика не ведает точного числа загубленных в тюрьмах и лагерях. На Лубянке, после смерти Сталина, уничтожили все бумаги казненных (не казненных – убитых. Кто ж их казнил официально, по инструкции, «врагов народа»?). Одни пустые папки с фамилиями подследственных остались. В лагерях ямы с миллионами трупов засекретили, зоны перекопали. А сколько кладбищ по городам и весям с землей сравняли?.. Поди – сосчитай…
(Палачи давно на пенсии. Такие жирные пенсии не снились рабочим. Палачи выращивают персики и розы на южных дачах. И внучкам на бриллианты хватает. Кто осмелится их мародерами назвать? О числе этих высокозаслуженных граждан статистика тоже молчит.)
И в двадцатые годы тюрьмы не пустовали. Но число заключенных пока еще не превышало числа арестованных в царское время.
Среднесуточное количество заключенных.
1905 год – 85 000
1906 год – 111000
1907 год – 138 000
1908 год – 171000
1909 год – 175 000
1910 год – 168 000
1911 год – 175 000
1912 год – 183 000
1923 год – 65 000
1924 год – 86 000
1925 год – 98 000
1926 год – 104 000
1927 год – 122 000[178]178
Данные, в которых учтены все категории правонарушителей, собрал начальник научного отдела ГУЛАГа профессор Ширвиндт, назначенный на этот пост в 1954 году.
[Закрыть]
К сожалению, мы не располагаем данными за последующие годы. Зато нам известна численность населения тюрем и истребительных лагерей в год большой волны, в год тридцать восьмой, —
ШЕСТНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ.
В период полицейской реакции – во всех учебниках ее называют «кровавой», «страшной», – последовавшей за революцией 1905–1907 годов, в царских тюрьмах сидело 170–180 тысяч. Что говорить – жестокое было время…
Таблица наводит и на другие размышления. После 1923 года наметилась явная тенденция к росту заключенных, в двадцать седьмом их число удвоилось. Пройдет всего десять лет – будет 16 миллионов.
Это число надо сопоставить с населением страны. По переписи 1937 года оно равнялось 156 миллионам. В 1938 году с учетом прироста могло быть 158 миллионов – почти 160.
Итак, 16 миллионов на 160. Каждый десятый.
А если без детей и престарелых?..
30 мая 1978 года газета «Правда» сообщала: в Уругвае 7 тысяч политических заключенных – по одному на 400 жителей. Почти столько же – в ЮАР[179]179
279 человек на 100 тысяч. Данные приведены в статье Генриха Енике в «Штерн», Гамбург. (См. «За рубежом», 1977, № 8).
[Закрыть].
В Чили, со дня прихода к власти Пиночета, с 1973 по 1975 годы, за решеткой побывал каждый сороковой житель.
На XXV съезде КПСС делегат Испанской компартии заявил, что в его стране насчитывается сейчас 550 политзаключенных, из них половина – террористы. Это в государстве, где компартия находилась тогда под запретом.
Масштабы содеянного Сталиным легче постигнуть, обратившись к прошлому. При Иване Грозном, когда феодальную Русь сотрясала опричнина, погибло четыре тысячи бояр. Это произошло четыреста лет назад.
Версальцы расстреляли в Париже около тридцати тысяч коммунаров.
Полторы тысячи агитаторов выловили российские жандармы в деревнях в дни «безумного лета» 1874 года. Эта акция получила название «великой травли».
Смерть к XIX веку стала проявлять тяготение к масштабности. В XX веке она превратилась в средство оптового уничтожения. Убитые на войне стали исчисляться миллионами, даже десятками миллионов. Сталин и здесь внес новое, свое, сталинское, показав изумленному миру, что во внутренней войне – против своего же народа – можно уничтожить руками этого же народа вдвое больше людей, чем на войне с соседями.
Отдавал ли Сталин предпочтение какой-либо нации? Пощадил ли кого? Скудные данные статистики говорят, что он был существом всеядным.
В 1937–1938 годах в Азербайджане с населением 2.215 тысяч (на 1939 год) Органы арестовали 28 тысяч человек, примерно каждого из тридцати взрослых. В Грузии, соответственно, арестовано втрое больше – 63 тысячи, хотя население Грузии (3.542 тысячи) превышало население Азербайджана лишь в полтора раза.
Значит, жертвой террора стал каждый двадцатый взрослый житель Грузии. Значит, не только о старых земляках-коммунистах позаботился Джугашвили-Сталин. Полные данные, за все годы правления Сосо, отразили бы иную картину: один замученный-казненный на десять земляков «кремлевского горца».
Но Грузия счастливо избежала голодного мора 1930–1932 годов. Не то – Украина, хлебообильная житница страны. По данным переписи 1926 и 1939 годов население Украинской республики уменьшилось с 31 до 28 миллионов. Прирост должен был составить за 13 лет не менее 6.5 миллионов (если взять скромную цифру ежегодного прироста в 0.5 миллиона).
Итак, дефицит по Украине составил 9.5 миллионов.
Эти данные нуждаются в поправке: официальная перепись 1939 года, проведенная взамен неугодной (1937 года), была призвана залатать сияющие дыры.
О последствиях массового террора можно написать специальное исследование. Взять, к примеру, динамику рождаемости в стране за период 1928–1940 годы.
Статистики вычислили коэффициент рождаемости по годам.
1928 год – 44,3
1929 год – 41,8
1930 год – 41,2
1931 год – 32,6
1932 год – 32,6
1933 год – 32,6
1934 год – 32,6[180]180
Урланис Б.П. Динамика уровня рождаемости в СССР за годы советской власти. См. сборник статей «Брачность, рождаемость, смертность в России и в СССР» под редакцией А.Г. Вишневского. М., 1977, с. 12.
[Закрыть]
1935 год – 31,6
1936 год – 34,3
1937 год – 38,7
1938 год – 37,5
1939 год – 36,5
1940 год – 31,2.
Резкое падение рождаемости – на 9 % – в 1931 году отразило, несомненно, грандиозную победу сталинского режима во войне против собственных крестьян. И голод. А неестественно застывшая на четыре года цифра 32,6 – что за пропасть призвана она сокрыть?..[181]181
По неофициальным данным, в годы 1932–1934 умерло 2,5 миллиона новорожденных.
[Закрыть]
В 1936 году, когда страна начала выбираться из продовольственного кризиса, а последствия массового террора еще не успели оказаться в полной мере, рождаемость начала медленно подниматься. Но в тридцать девятом начался спад, и в сороковом коэффициент упал до самого низкого уровня. Но эти очевидные данные не помешали одному из авторов сборника придти к замечательному заключению: вероятность умереть в 1938–1939 годах (в сравнении с годами 1926–1927) по всем возрастным группам уменьшилась.
Если верить таким специалистам, – то террора вроде бы и не было…
* * *
Сталин нередко баловал себя беседами с известными писателями. Если бы не соображения престижа трона, который требовал, по мнению генсека, почетной изоляции, он встречался бы с деятелями культуры гораздо чаще. Взобравшись на самую вершину, Сталин внутренне чувствовал себя неуверенно. Абсолютное пренебрежение к человеческой личности странным образом уживалась в нем с почтением к крупным поэтам, самобытным писателям, ярким художникам. Этих он отличал. Хотя уничтожал так же споро, как бесталанных.
Каждая встреча с именитым мастером культуры помогала Сталину самоутверждаться.
Однажды в беседе с Ильей Эренбургом генсек обронил многозначительно:
«Иван Грозный и Петр Великий срубили недостаточно голов».
Когда же будет достаточно?
Не рано ли подводить баланс?..
Надо войти в положение тиранов: рубить головы по одной – весьма трудоемкий процесс, требующий, как всякая тотальная война, мобилизации значительных людских и материальных ресурсов и самоотверженного напряжения сил самого правителя. Император Калигула, притомившись, воскликнул однажды:
«О, если бы у римского народа была лишь одна голова!..»
Это могло бы устроить и Отца Народов.
«Задача инквизиции – истребление ересей; ересь не может быть уничтожена, если не будут уничтожены еретики; еретики не могут быть уничтожены, если не будут истреблены вместе с ними их укрыватели, сочувствующие и защитники».
Вряд ли Иосиф Сталин был знаком с этим заявлением французского инквизитора XIV века Бернара Ги. Он увлекался эпохой Ивана Грозного. Но свою программу выполнил «по Бернару Ги». И – как уже известно – со значительным превышением.
…Сталин почил, но сила инерции сталинщины была такова, что корабль, уже без великого кормчего, влекло еще три года апробированным фарватером.
В 1956 году грянула оттепель.
Политбюро испросило у Органов цифры. Сведения, собранные «внутренними» статистиками, выглядели так: с 1935 по 1940 годы через Лубянку и ее филиалы прошло 18.840.000 человек. Из них 7 миллионов было расстреляно в тюрьмах. Остальных отправили в истребительные лагеря.
Члены ПБ ознакомились с таблицей развернутых данных, по годам.
…Девятнадцать миллионов. Много это или мало? Четверть взрослого населения страны – без детей и престарелых. Почти все погибли. В числе убитых и замученных в лагерях – лучшие умы, цвет народа.
В книге Евгения Замятина «Мы», в этом фантастическом романе, вышедшем в свет в 1920 году, содержится предсказание о непогрешимом Благодетеле и массовых казнях.
Жизнь оказалась страшнее выдумки.
Обезглавить нации, низвести народ Пушкина и Шевченко, Руставели и Радищева, Толстого и Левитана, Ломоносова и Авиценны до уровня безликой тиранопослушной «массы»… Не к тому ли стремился Иосиф-Благодетель?
* * *
Николай Первый сказал на дипломатическом приеме шведскому посланнику: «Я приказал бы, если понадобится, арестовать половину нации, чтобы вторая половина осталась незараженной».
Сталин был очень близок к осуществлению скромного намерения российского царя. Гражданская война и голод 1921–1922 годов унесли 16 миллионов жизней. Деревенский погром и голод 1930–1932 годов завершились гибелью 22 миллионов. Террор 1935–1941 годов – еще 19 миллионов.
И все же к началу войны Сталин не успел уничтожить и загнать в лагеря даже четверти взрослых граждан. Правда, каждый арест сопровождался непременным и жестоким преследованием родственников «еретика» – страдали стар и млад. А впереди – война, с десятками миллионов напрасных жертв, и – новая полоса репрессий.
Может сложиться впечатление, что Сталин на какое-то время выпустил из-под контроля Главный Конвейер Страны. Еще немного – и машина перемелет всех. Но нет, кормчий был всегда на месте. Этот великий мастер политической дозировки придерживался в казнях примитивной формулы: «Чем больше – тем лучше». А число жертв – десятком миллионов больше, десятком меньше – какое это имело значение в таком солидном деле как строительство вечного рая? Ни одна группа населения не была освобождена от арестов и казни, включая правителей и исполнителей.
И если бы не ранняя Его смерть…
История незаконного сожительства революции и контрреволюции может быть разделена на три периода.
1917–1920 – революция.
1921–1928 – сожительство революции с контрреволюцией.
1929 – торжество контрреволюции.
Постижение исторического опыта этого сожительства дорого обошлось народу – свободы, достоинства и самой жизни.
Принято считать, что в ночь вооруженного восстания в Петрограде, в октябре 1917 года, погибло всего шесть или девять человек. В действительности пало несколько больше, но не будем оспаривать сейчас эту цифру. Сколько бы жизней не стоила победа революции, обратный процесс всегда уносит больше.
Дисциплина и преданность! Дисциплина железная, преданность без оглядки. Эти принципы взрастил в своей партии Ленин революции ради. Славно послужили они сталинщине. Ленин создал централизованный партийный аппарат. Сталин овладел аппаратом – в первую очередь аппаратом! – и с беспощадной энергией эксплуатировал солдатскую дисциплинированность и фанатичную преданность партийцев. Нетерпимость Ленина к меньшевикам и эсерам Сталин принял как эстафету и довел ее, нетерпимость, и большевистский пуританизм до логического конца – физического уничтожения всех инакомыслящих – внутри партии и вне, а потом – многомиллионных контингентов потенциальных «врагов».
Сталин сумел, при посильном участии обманутых (и не обманутых!) соратников Ленина и активном участии всего великого советского народа, обратить Октябрь в кровавую баню. Героическим маршем прошла революция от Дворцовой площади Петрограда до Лубянской площади Москвы. До сталинских лагерей смерти на Колыме трагическим маршем прошла самая бескровная в истории революция.
… Год 1939. Подводя политические итоги большого террора, Сталин заявил на XVIII съезде:
«Мы, конечно, не должны прибегать к массовым чисткам, но чистка 1933–1936 годов была необходима».
Не истребление десятков миллионов, а «чистка». Не террор, который продолжался и в тридцать девятом году, а локальное, внутрипартийное мероприятие…
Но главное слово сказано: «необходима».
Вначале Он убедил всех в том, что шпионы и вредители набросили губительную сеть на великую страну – от Балтийского до Охотского морей. Потом встал на пьедестал борца с врагами народа, борца-спасителя. Сталин добился «чистоты партии», о которой мечтал Ленин еще на Втором съезде. Он добился стерильной чистоты: ни одного слова критики, ни одного оппозиционера. Попутно Сталин создал еще одну легенду – легенду о генсеке-ревнителе чистоты партийных рядов.
Более четверти века прошло со дня его благополучной кончины, давно снесены на Руси и прилегающих западных землях памятники Отцу Народов. А легенды живут.
Далеко считал милостивец.
* * *
Не так давно население Кампучии составляло 7,5 миллионов человек. За один год, с лета 1977 по лето 1978, власти расстреляли 1,2 миллиона. Из Пномпеня, столицы государства, выселили более половины жителей. Гнали из города почти всех подряд. Отстававших убивали на месте.
Это сучилось в «коммунистической» – вы слышите, люди! – в коммунистической стране.
Так сталинщина выстрелила в будущее, в наш сегодняшний день.
* * *
…«Что это вы там заладили – „террор да террор…“ Сталин снял всего лишь бюрократическую верхушку партии, развращенную властью и богатством».
Такие рассуждения можно услышать даже в среде старых большевиков. Что это – возрастное?..
Если бы…
Активным разносчиком популярной легенды остается Молотов. В репрессиях тридцатых годов, по его квалифицированному мнению, «… была историческая необходимость». (Все та же необходимость!)
Что же ты собственную персону не включил в эту самую «необходимость», а отдал на заклание лишь супругу, да сонмы неповинных граждан впридачу?
В ряду людоедских сентенций выделяется скромное высказывание Анри Барбюса:
«Проблема репрессий сводится к тому, чтобы найти минимум, необходимый с точки зрения общего движения вперед».
В тридцать четвертом году, когда писалась его книга о Сталине. Барбюс с пониманием отнесся к заявлению советского вождя, будто это только из «уважения к человеческой жизни» большевики считают нужным «обезвреживать некоторых людей»[182]182
А. Барбюс. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. М., 1936, с. 117, 119.
[Закрыть].
Самого Барбюса «обезвредили» в тридцать пятом. Затем – еще «некоторых» – два-три десятка миллионов.
Вот он, искомый минимум.
Вот, оказывается, что имел в виду Сталин, когда обещал привить России «маленькую оспу»…
* * *
В нынешней официальной историографии то страшное время именуется периодом упрочения социалистического общества. Если лишь за пять с половиной предвоенных лет арестовано два десятка миллионов членов социалистического общества, то сколько же «врагов народа» следует уничтожить, чтоб окончательно его упрочить?
Об этом «друзья народа» подумали?
И вообще, был ли он, террор?..
* * *
Хищный зверь убивает только когда голоден и – не все подряд. Зверь бережно растит детенышей. Все это Сталину было чужд. Он жил убийством. Политиканствующий актер, он достигал верши самовыражения лишь в процессе уничтожения себе подобных. С юных лет до последних земных дней он убивал, убивал, убивал.
Иосиф строил неэкономно, зато с искренним увлечением.
Человеческая жизнь и смерть подданных как строительный материал, как щебенка и железобетонный фундамент тысячелетнего царства.
…И снизошла на Россию тюремная благодать.
Воздух эпохи
…И снизошла на Россию тюремная благодать.
Он мог теперь с высоты Кремлевского холма обозреть содеянное. В жизни, в сознании подданных укоренились страх и его традиционные спутники – продажность, покорность. Эта триединая сила помогает им безболезненно для коленок ползать на брюхе. Люди научились, наконец, молчанию. Они стали тянуться к живительному незнанию. Люди возлюбили ложь, как единственно доступную истину. Они приспособились дышать ложью. Ложь, как гражданская добродетель. Предательство и жестокость, как норма поведения. Фанатичная, рабская преданность Вождю, как новая религия…
Тотальный сталинский террор тридцатых годов ускорил процесс растления народа, духовного вырождения целых наций.
Не в этом ли высший «смысл» сталинщины?
Революция, гражданская война сопровождались взрывами стихийной жестокости. Но террор времен гражданской войны, с его погромами, телегами, гружеными трупами, ружейной пальбой в городах и местечках, митингами, грабежом, – наивный террор. Он породил временный страх. Этот страх прошел, и никто не вспоминал о ранних кровавых играх. В тридцатые годы, когда полилась большая кровь, оказалось, что террор гражданской войны – лишь прелюдия к всеобщему самоистреблению.
В эпоху Иосифа-Строителя жестокость обрела статус жизненной нормы. Поставленная на государственные рельсы, она беспеременно вторглась в общественные отношения, в быт, и заняла почетное место в системе нового мировоззрения.
При всем при том Сталин заботился о соблюдении «приличий», вернее – о конспирации. Аресты, пытки, казни – весь цикл сохранялся в тайне. Это в средние века преступников и маловеров казнили публично. Взять хотя бы Пражскую экзекуцию 1621 года на Староместской площади…
Можно представить гибель Робеспьера или Желябова в полицейском подвале, в пыточной камере? При Сталине такая смерть стала обыденной.
…Над ночной Москвой стоял дым костров от новой инквизиции. Это в архивах и книгохранилищах жгли документы «врагов народа», их письма, стихи, портреты, романы. В отличие от мрачного средневековья это делалось тайком, вдали от глаз.
Жестокость, одетая в тогу ревнивой и страстной воительницы за «чистоту партийных рядов» и высшие моральные принципы, усваивалась не сразу, но усваивалась. Прошло совсем немного времени, и строитель социализма стал дышать ею как воздухом. Он уже не замечал ее, как не замечают сам воздух.
Жестокость – черта характера народного. Откуда она? Где истоки? Бесконечные усобицы раннего средневековья, средневековья позднего, набеги иноземцев, трехсотлетняя татарская кабала, крепостничество и царское самодержавие, – есть от чего ожесточиться душе. Истоки жестокости Ивана Грозного или Иосифа Сталина надо искать в их ущербном детстве. И характер россиян, покорно-раболепный и разнузданно-жестокий, зародился не в детскую ли пору народа, в средние века?
Это народ крайностей. Если восстания, то с истребительными войнами, бессмысленными жертвами, реками крови. Если послушание, то исступленное. Какой еще народ цивилизованной Европы способен так обожествлять тиранов, так истово благословлять кнут?
В России чтут
царя и кнут.
В начале прошлого века сложил поэт эти строки. В каком веке они устареют?
А кнут неизбежно порождает страх.
Как обезьяны на цепи
Шагали мы гуськом.
Мы молча шли за кругом круг
В наряде шутовском,
Сквозь дождь мы шли за кругом круг
В молчанье нелюдском.
О. Уайльд. Баллада Редингской тюрьмы.
Сталин научил своих подданных молчанию. Он отнял у них даже то, что отнять у человека нельзя – право на скорбь.
Он лишил детей возможности оплакивать родителей. Но и этого ему показалось мало. Он заставил радоваться казни близких и публично отрекаться от них. И приветствовать наши замечательные Органы. И ликовать. И славить Отца Родного. Только ради этого могло прерваться всеобщее молчание.
…У Анны Ахматовой убили мужа, забрали сына.
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Не будешь, Анна. Не дадут.
Никому не дадут.
Так и жили – в молчанье нелюдском, страхом скованные.
Раньше страх мучил каждого в отдельности. Теперь же страх стал всеобщим. Люди слились в едином, всепроникающем страхе, он стал как бы средой обитания, частью воздуха. Боялись всего и всех. Боялись соседей по дому, дворников, собственных детей. Боялись сослуживцев, дрожали перед начальниками и подчиненными. Боялись упущений в работе, ошибок. Но того больше – боялись отличиться успехами.
Там, наверху, тоже боялись. Иной партийный или правительственный пост напоминал воронку от взорвавшегося снаряда, только что уничтожившего человека. Вновь назначенный министр (член ЦК, секретарь обкома, предгорисполкома) прячется – работает в свежей воронке в надежде, что теория вероятности не подведет: вторично снаряд в эту точку не должен попасть. Но Сталин не признавал теории вероятности, он вообще никаких теорий не признавал… В тридцатые годы по его приказам из одного руководящего кресла отправляли на плаху трех, четырех, а то и более начальников.
«В министры не суйся – их стреляют…»
Сталин учредил повальную слежку за всеми «соратниками» и их женами. За детьми тоже.
Одними из первых о снятии с поста кого-либо из малых вождей узнавали московские арестанты. Этот парадокс легко объясним: следователи убирали со стен своих кабинетов портрет члена ПБ, – значит, еще один партсановник стал клиентом Лубянки.
Не сразу удалось Сталину внедрить страх в верхнем эшелоне власти.
…Однажды Екатерина Ивановна Калинина, супруга марионеточного «президента», неосторожно обронила несколько нелестных слов о генсеке. Ее подруга Остроумова, в прошлом стенограф партсъездов, потом – секретарь одного из сибирских горкомов, согласно кивала головой. И не только кивала, но и сказала что-то в тон.
Они были не одни – втроем. Третья и донесла.
Остроумову взяли в проходной Троицкой башни Кремля. Вызвали зачем-то из дома и взяли. На Лубянке предъявили дословную запись крамольного разговора. Она поначалу отказалась, но следователь нажал:
– Зачем упорствуете? Екатерина Ивановна уже во всем призналась.
Что ей оставалось делать, неопытной?..
Ее отправили в лагеря – вслед за президентской женой.
Ну, а угрызения совести? Неужто никто, ни один управитель не тяготился красной рубахой палача? В своем ли они были уме?!
В своем. Очень даже в своем.
…Однажды утром Яков Натанович Бранденбургский посмотрел на свои руки.
– Капает… Капает!.. Капает!!..
– Яшенька, что с тобой? – всполошилась жена.
– Разве ты не видишь? С пальцев капает. Кровь капает, капает, капает…
Яшу увезли. Член Верховного суда СССР Яков Бранденбургский оказался не в своем уме.
Умер он в психиатрической больнице.
* * *
«Средний человек всегда трус», сказал Марк Твен устами полковника Шернборна сто лет назад. Эту истину Сталин усвоил не из книг – из жизни. И свою политику Иосиф-Строитель планировал исходя из этого строительного материала. Только нужно было довести среднего труса до истерии.
Люди перестали употреблять иностранные слова. Боялись собираться вместе. Даже вдвоем. Они склонялись над спичечными коробками, выискивая на этикетке знак свастики…
Я сам это видел.
* * *
Пооктябрьскую историю можно представить в трех периодах.
1917–1924 – людьми руководили убеждения.
1925–1934 – убеждения и страх.
После 1935 года – только страх.
Страдание – это не только голод и нищета, но и унижения, чувство подавленности, страх. Зло общественное слилось с психологическими страданиями. Жизнь под Сталиным стала страшнее смерти. Лишь инстинкт выживания удерживал на поверхности тех, кто еще не утратил способности мыслить.
А те, кто не склонен был к размышлениям? Как они? Они готовы были выть от голода и страха. Но выть в обществе повальной демократии дозволялось лишь серому волку в Брянском лесу (любимая шутка лагерных охранников).
Боязнь перед неумолимой государственной машиной, отчуждение от людей и от природы, бессилие перед злом, постоянное чувство тревоги сделали строителя социализма одиноким как никогда прежде, в самые мрачные эпохи истории народа. Если по счастливой случайности строитель не попадал в государственную тюрьму, он оставался в тюрьме одиночества.
Это происходило в обществе, построенном на принципе коллективизма.
…Шли годы. Одна победная пятилетка сменяла другую. Менялись лозунги, имена врагов народа, менялись местные вожди. Лишь одно страдание оставалось неизменным. А человек хотел жить ради собственного счастья и счастья близких. Цель – ее скоро объявят достигнутой – эта цель стала ему чуждой. Ему претила роль удобрения, которое вожди-всеведы закладывают в землю ради будущего эфемерного урожая.
Но строитель грядущего рая был бессилен перед могучей машиной, его мучило чувство собственного ничтожества. Бесправие перед неумолимым законом и перед людьми, узурпировавшими власть, породило ощущение негативной свободы, свободы от земли и от фабрик, от дома и от людей. Свободы от самого себя.
И пришибленный, запуганный человек, травмированный массовым террором, заболел. Сталинщина довела общество до массового душевного заболевания, когда садистские жестокости одних вызывали мазохистские страдания других.
Война с ее страшными последствиями нанесла новую травму человеческой психике. Но Сталин, главный виновник военных бедствий, и после победы над Гитлером не ослабил тисков. Общество невротиков закоснело в своем недуге.
Медицине известны болезни излечимые и болезни с необратимыми патологическими расстройствами. Сколько поколений должно смениться, чтобы избыть эту трагедию?
Постоянный страх в ожидании расправы – вот знамение эпохи сталинщины. Арест вошел в жизнь как поздний ужин. Не сразу к нему привыкли, но привыкнув, уже не мыслили иной жизни. Вчера взяли соседа слева, сегодня – соседа справа, завтра возьмут меня…
Доносить было вовсе не обязательно. Для того, чтобы отправить человека в тюрьму, достаточно было назвать его фамилию, взять его «на заметку», усомниться в его безграничной преданности Вождю Народов.
Вот американцы называют свою родину страной равных возможностей. Это по меньшей мере нескромно. В сталинской стране каждый мог посадить каждого – достаточно было пожелать квартиру, или жену, или имущество ближнего своего. Ни одно государство не предоставляло гражданам столь великих возможностей.
Народ сам себя брал за шиворот и тащил в тюрьму, в лагерь, на плаху. Мужик мужика грабил, выслеживал, преследовал, арестовывал, стерег и сам себя позорил. Газеты запестрели покаянными выступлениями, разоблачениями, проклятиями, суперпроклятиями…
…21 мая 1937 года «Известия» на первой полосе опубликовали постановление Академии наук об исключении Н.И. Бухарина из своих славных рядов, поскольку названный гражданин использовал свое положение в АН «… во вред нашей стране и в своей борьбе против партии и советской власти поставил себя в ряды врагов народа».
А на четвертой полосе той же правительственной газеты – подпись главного редактора, Николая Ивановича Бухарина. Того самого, который «поставил себя в ряды»…
Кто после этого посмеет утверждать, что при Сталине не было свободы слова? Свобода была полная: дети отрекались от отцов, а уцелевшие родители отказывались от арестованных «за контрреволюционную деятельность» детей. И доносили друг на друга.
При Сталине число стукачей приближалось к числу жителей страны, умевших писать. И говорить. Не доносили только младенцы. В детсадах доносы тоже культивируют. Вот уже стучит каждый второй… Появились активисты движения, готовые самих себя взять за рукав и отвести «куда надо»…
* * *
…Комсорг нашего курса истфака Эмма Шиф, не вставая с места, руки под столом (а в руках какие-то бумаги), подавшись корпусом вперед, выпытывает у сокурсника Бориса Маркуса нечто о его прошлом. Он учился до этого в автодорожном институте, там с ним что-то произошло, теперь он у нас, на истфаке. Так что же там случилось, зачем он сменил институт, почему скрыл от общественности?..
Внешне Эмма спокойна, в свои двадцать пять лет она умеет сдерживать горячее чувство преданности Органам. А Борис, рослый, красивый парень, умница Борис понимает: настало время всеобщих доносов, повального следствия. Так не лучше ли доносить на других «с опережением»?… Но он не подлец. И Эмма тоже. Просто время было подлое. Просто все возлюбили железный порядок.
А в глазах перепуганного обывателя террор и есть порядок. При условии, конечно, что его лично не тронут. Все вместе, как один, – значит «единодушно» – голосуют на собраниях, все перевыполняют планы, все славят Вождя, все одобрительно поглядывают на прямоугольники тюрем, жилых домов и бараков, магазинов, школ, больниц, на прямоугольные зоны лагерей. И на знаки в петлицах сотрудников Органов – кубики, шпалы. Прямоугольник – символ порядка. Могильные ямы, куда скоро начнут миллионами сваливать тела «нарушителей порядка», – той же конфигурации.
И мавзолей Ленина – той же.
Сам воздух был заключен в прямоугольники, забранные решетками. Воздух эпохи.
Столько лет люди жили в тюрьме и в постоянном ожидании тюрьмы, что перестали замечать тюремные решетки.
И возликовали.
Поскольку всеобщее ликование по случаю победы «социализма» искало выхода, вождь предоставил народу возможность изливать свои чувства на площадях, по праздникам. Он питал слабость к примитивным узорам, и подручные старательно выстраивали в отрепетированные прямоугольники танки, физкультурников, войска, сов служащих, рабочих от станка, ветеранов революции, детей. Красная площадь в Москве – а по ее примеру все городские площади страны – превратились в место излияния всенародной преданности Отцу и Учителю.
…При Павле I на Дворцовой площади Петербурга куда как скучнее бывало. Позднее, в дни народных празднеств, перед царем дефилировали колонны с гербами на жезлах – шестидесяти губерний. При Сталине по Красной площади носили гербы союзных республик.
Особое пристрастие Иосиф-Строитель питал к приветствиям. Чтобы все газеты публиковали приветствия шахтеров и трактористов, ученых и писателей, женщин и детей – Ему лично и Его приспешникам.
А еще вождь любил отмечать юбилейные даты великих сынов России. Авось что-нибудь и ему лично перепадет. И перепадало.
…10 февраля тридцать седьмого, в кровавую годину, в Большом театре – торжественное заседание к 100-летию со дня гибели Пушкина. Сталин сидит в глубине своей бронированной ложи. Туда обращены все взоры, для него читают поэты свои стихи… Вслед за Демьяном Бедным, весьма бедным раешником, вышел Александр Безыменский. Он вспомнил пушкинскую строку —
Да здравствует солнце,
да скроется тьма!
и прочитал свои стихи, к случаю. Пушкин мечтал, Пушкин
…Хотел,
чтоб свободными
стали навек
И люди,
и песня,
и труд вдохновенный.
… Мы в жизнь воплотили
надежду твою!
заверил поэт.
Там были еще слова о братстве, свободе и «нашем советском счастье». И, наконец, -
… В дни судебного процесса над Пятаковым, Серебряковым и другими безвинными товарищами поэт проклинал публично
пятаки Пятакова,
серебряки Серебрякова…
Участник Октябрьской революции, один из первых комсомольцев, Саше Безыменский был дружен с моим отцом. Может быть, в год гибели Антонова-Овсеенко он и его проклял?
Нет, Безыменского я не виню. Мы все (почти все?) были тогда слепы.
* * *
В 1934 году Сталин организовал рекламное представление в Арктике – Красной площади ему показалось мало. Экспедиция на пароходе «Челюскин» была заведомо обречена на неудачу: явно устаревшему маломощному судну нечего было делать в тяжелых льдах. Но если бы «Челюскин» не погиб, раздавленный льдами, некого было бы героически спасать сталинским соколам. И одним поводом для всенародного ликования стало бы меньше.
