Текст книги "Племя вихреногих. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Аннит Охэйо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Что это? – ошалело спросил Льяти, осматривая помещение. Ничего больше, кроме этих чаш и идола Червя тут не было.

– Не знаю, – Димка ошалело помотал головой. То ли от вкуса странной жидкости, то ли от её запаха в голове у него всё поплыло. Он бездумно повернул голову, глядя на Льяти.

Глаза Льяти глубоко, странно блестели, и Димка вновь помотал головой: в них мерцали отражения странного огня и в какой-то миг ему показалось, что эта комната невероятно огромна и он смотрит куда-то в её дальний конец. А лицо Льяти, освещенное зыбкими сполохами пламени, тоже казалось таинственным и чужим…

Льяти вдруг помотал головой – верно, и ему привиделось что-то похожее – и Димка, наконец, опомнился. Отчасти. В голове у него мягко плыло, боль куда-то ушла – зато мощной волной поднимались шепчущие, обещающие голоса, и сейчас Димка уже не видел смысла сопротивляться им…

Он не знал, чем бы всё это кончилось – то есть совсем, – но его отрезвила боль в спине. Рану жгло и дергало – и это ощущение перебивало все другие…

– Что делать-то будем? – Юрка посмотрел на идола и тоже передернулся. – Брр-р-р, похабщина какая…

От пришедшей в голову Димки идеи в ней словно зажглось маленькое солнце.

– А вытащим этого красавца наружу – и спихнем вниз.

Юрка тоже просиял, услышав это.

– Точно!

* * *

Сразу в несколько пар рук мальчишки навалились на идола. Он оказался жутко холодный – по крайней мере, руки Димки обожгло буквально смертельным холодом. Хуже даже – что-то мертвящее поползло по рукам, стараясь добраться до сердца. Игорь зашипел, Юрка неожиданно похабно выругался – но идол всё же сдвинулся и с невыразимо мерзким скрежетом пополз по каменному полу.

– А ну, навались! – крикнул Игорь. – Раз, два!..

Мальчишки налегли изо всех сил, упираясь в пол пятками. Идол со скрежетом пополз к выходу. Димке показалось, что ему режут уши ржавым ножом. В этом мерзком скрежете ему померещились вдруг обещания невообразимых, адских мук, которые ждут его и всех, если он не прекратит. Но он только сжал зубы, и толкал, толкал, толкал…

Идол Червя, казалось, активно упирался, – но в конце концов мальчишки вытолкали его наружу. Здесь, на свету, мерзкий скрежет стал тише, в нем Димке померещился вдруг страх и обещания всевозможных благ – но он всё равно толкал, толкал, даже не пытаясь утирать заливающий глаза пот – и замер лишь когда идол Червя, качнувшись, замер на краю площадки.

– Катись в ад, погань, – Игорь протянул руку и сделал последний толчок.

Идол вновь неохотно качнулся… на миг замер… потом вдруг опрокинулся, со всего размаху грохнувшись об острое ребро пирамиды. И взорвался, словно бомба, распавшись на тысячи разлетевшихся неожиданно далеко осколков. Они со звоном осыпались вниз и всё стихло. Лишь где-то далеко на западе, в черневших над джунглями горах, Димке вдруг померещился отчаянный, захлебнувшийся дикой злобой вопль…

* * *

Мальчишка замер, удивленно моргая. Давившая его черная жуть вдруг исчезла, словно её просто выключили. Боль в голове начала слабеть, даже солнечный свет не казался ему больше ядовитым. Змееволки за стеной замерли, ошалело мотая головами – и вдруг, скуля, бросились в лес. Димка усмехнулся, вытирая наконец заливающий глаза пот.

– Ну вот, теперь на самом деле всё…

* * *

– Стой! – Верасена вскинул руку, всматриваясь куда-то в заросли, и Максим тоже замер. Он уже знал, что в лесу уши гораздо важнее глаз – если не отвлекаешься, знаешь всё, что происходит вокруг. Но он пока что ничего не видел и не слышал в ровном шуме леса…

Он уже тысячу раз пожалел, что отправился в этот поход. Западный лес напоминал одно громадное гноище – груды рухнувших стволов, поросших разноцветными грибами, осклизлый ковер опавших листьев, паутина, болота… Воздух здесь был жаркий и влажный, настолько, что мальчишке иногда казалось, – его завернули в рулон горячей сырой ваты. От пота и грязи чесалась и зудела кожа, волнами накатывало ощущение мерзости, нечистоты. Поделать с этим, однако, ничего было нельзя – мутная вода лесных речек чистотой отнюдь не отличалась. Кишащие здесь отвратного вида насекомые, нагло лезущие под одежду, тоже отнюдь не доставляли радости. Даже Вороны явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке – хотя и старались не подавать виду.

Один Вайми вел себя, как ни в чем ни бывало. Он и в своём родном мире жил в таком вот лесу и неплохо приспособился: его темно-золотая, с серебристым отливом, гладкая, плотно прилегающая к твердым мускулам кожа оказалась ещё и очень прочной – даже страшные длинные колючки оставляли на ней лишь смутные белесые следы. Двигался он с бездумной ловкостью – плавно, бесшумно скользил в зарослях, в которых и змея застряла бы или стремительно бежал там, где и ногу не сразу поставишь, мог мгновенно замирать и подниматься одним движением. Очень цепкие руки и ноги позволяли ему взобраться на любое дерево. Высоты он совершенно не боялся, – как совершенно не боялся жары, сырости и холода. Скорее из гордости, чем на самом деле – когда Вайми думал, что никто его не видит, физия его становилась весьма мрачной. Он любил всякие вкусные вещи и был очень разборчив в еде. Здесь, в лесу, где подходящей ему еды не было, он не жрал два последних дня…

– Что там? – спросил он. Несмотря на тысячелетний возраст, характер у него был самый непосредственный. Даже сейчас, после долгого бега, он дышал бесшумно. Одет он сейчас был ещё легче обычного – пёстрый четырехцветный шнур на бедрах с длинной бахромой и то, чем наградила природа. Впрочем, в таком лесу, сказал он, самое удобное – вообще ничего не носить, и лишь наличие вокруг общества вынудило его пойти на жертвы…

– Заткнись, – процедил Верасена. Лицо у него было напряженное.

Вайми моментально скривил ему рожу, но возражать вслух не стал. Их с Верасеной отношения не заладились в самом начале. В первый же вечер Вайми задумал развести на вершине ближайшего холма костер и сплясать у него в честь звезд-предков. Верасена тут же запретил "людоедские пляски", вполне резонно указав, что таким костром Вайми оповестит об их отряде всех вокруг на день пути, а то и больше. Сами Вороны, как заметил Максим, жгли костры только днем, и хитро, без дыма…

Вайми немедленно спросил, чего так боится племя столь могучих воинов – на что Верасена предложил ему или заткнуться, или идти на все четыре стороны. Вайми надулся, как кошка на блины, но всё же предпочел замолчать. Максим очень хотел знать, откуда у Воронов такое странное табу – но спрашивать об этом их было, самое меньшее, глупо…

Сейчас Вайми замер, буквально обратившись в слух – и лицо его мрачнело с каждым мгновением. Рука сжалась вокруг гарпуна так, что даже побледнела от напряжения.

Максим тоже прислушался – и то, что он услышал, ему совершенно не понравилось. Выше по склону сквозь заросли ломились какие-то явно здоровенные зверюги. Причем ломились прямо к ним – звук постоянно становился громче.

– Что… – наконец спросил Максим.

Верасена резко повернулся к нему.

– Хоруны. На замунгах. Много. Идут к нам.

– Бежим? – деловито предложил Вайми. О замунгах, верховых тварях Хорунов, он рассказал землянину уже достаточно – и сейчас Максим искренне жалел, что вообще слышал эти рассказы. В них замунги выглядели тварями величиной едва ли не в дачный домик, способными запросто оторвать хобот слону. Связываться с ними без танка – или, на худой конец, гранатомета ему совершенно не хотелось.

– Замунги всё равно быстрее. Бежать нельзя – погибнем жалкой смертью, – Верасена оскалился и вырвал из ножен полуметровый каменный клинок. Зазубренный и очень, очень неприятный на вид. Такие же клинки появились и в руках остальных Воронов. Вайми лишь пожал плечами и взял наизготовку гарпун. Смотрелся тот не слишком-то внушительно, но удирать Астер всё же не стал, хотя вообще-то имел право…

Максим тоже наклонил вперед копьё. Ему было страшно – но сейчас, рядом с Воронами, бояться было просто стыдно…

Треск в зарослях становился всё громче – теперь мальчишке казалось, что сквозь них ломится целое стадо каких-то сумасшедших тракторов. Потом из них вырвались…

Замунги и в самом деле оказались здоровенными зверюгами – наверное, больше самого крупного земного медведя. Грязно-серые, в темных гиеновых пятнах на длинной, жесткой, свалявшейся шерсти. С голыми, тупыми мордами, на которых скалились вполне акульи пасти – кинжалообразные зубы шли в них минимум в три ряда. Короткие, толстые лапы кончались громадными когтями. И, словно всего этого мало – на каждой твари сидел здоровый парень в черном плаще и шлеме, судя по всему, из черепа того же самого замунга. С длинным копьём, увенчанным зазубренным кремневым наконечником. За спинами у нескольких парней торчали длинные луки. И, в дополнение ко всему этому, у каждого Хоруна на седле висела тяжелая дубина, усаженная острыми кремневыми осколками. И было всадников, как показалось Максиму, минимум дюжины две…

* * *

Он не знал, что сделал бы дальше – наверное, всё же испугался бы – но Хоруны атаковали с ходу, не тратя время на запугивание. Их зверюги ломанули вперед, на редкую цепочку Воронов. И…

Верасена вдруг взвился в воздух в длинном, невозможном прыжке. Каменный клинок мелькнул, по рукоять уходя в жесткую шерсть где-то за бесформенным ухом. Верасена спружинил об замунга сапогом, так же ловко отскочил в сторону. Из шерсти тугой толстой струей ударила черная кровь, тварь жутко заревела, тяжеловесно развернулась на месте, пытаясь достать увертливого мальчишку – и вдруг рухнула на бок, забилась, издыхая…

Вслед за вождем в атаку бросились и остальные Вороны. До этого самого мига их каменные клинки казались Максиму просто дурацкими игрушками – ну, в самом деле, как рубить-то таким? Треснешь врага по башке – и твой каменный "меч" пополам, а у врага лишь сотрясение. И то, если есть мозги…

Только вот Вороны и не пытались РУБИТЬ. Они кололи – и тут каменные их мечи работали не хуже настоящих. Сразу несколько замунгов заревело, получив глубокие раны. Кто-то из Хорунов дико заорал, получив удар мечом в бедро… что было там потом, мальчишка не заметил, потому что одна из тварей нацелилась прямо на него.

Максим сделал выпад, целясь в белесый, мутный глаз, – но тварь мотнула башкой и остриё соскользнуло по ней, лишь ободрав кожу. Мальчишка совсем забыл о всаднике – и Хорун с размаха треснул его древком копья по башке.

Из глаз брызнули искры. Максим полетел наземь – и тут же громадная когтистая лапа придавила его к земле так, что захрустели ребра. Над головой нависла бездонная, казалось, пасть, обдавая мальчишку невыносимым смрадом, и он невольно зажмурился. Всё было кончено…

* * *

– Теперь, скоты, вы поняли, что сила Червя безгранична! – провозгласил вождь Хорунов, и Максим поморщился – башка от удара копьём всё еще болела, и грубый голос вождя, казалось, впивался прямо в мозг. Мальчишка уже знал, что его зовут Мэцеё – Вайми по дороге рассказал. Кретинское имя – словно муха прожужжала – но ничего кретинского в облике вождя не было, за исключением разве что одежды – черного косматого плаща и черных меховых трусов с черными же кожаными сапожками. Свой жуткий шлем Мэцеё сейчас держал в руках и Максим мог хорошо рассмотреть его лицо. Широкое, грубоватое лицо – но мужественное и в чем-то даже симпатичное. Не верилось даже, что перед ним – самый гнусный во всем этом мире гад…

Максим вздохнул, покосился вправо, потом влево. Вороны дрались как настоящие дьяволы – пара замунгов подохла, а ещё с полдюжины были к этому близки. Хорунам тоже досталось – один из них уже… исчез, истек кровью, ещё с полдесятка получили кровавые раны. Но их оказалось куда больше, чем сначала подумалось мальчишке – к пятнадцати всадникам присоединились ещё пятнадцать пеших. Это и решило исход боя – от неповоротливых замунгов ещё можно было уворачиваться, от ловких накачанных парней – нет. Да и было их почти вдвое больше, и дрались они ожесточенно и умело, нападая одновременно с разных сторон – а половина Воронов была, вообще-то, девчонками…

Убивать, правда, Хоруны никого не стали – даже зверюги их, как оказалось, были натасканы на то, чтобы сбивать врагов с ног и прижимать к земле. Правда, не из гуманизма, а чтобы превратить в рабов. При этой мысли у мальчишки всё замирало внутри…

Максим вздохнул и ещё раз осмотрелся. Уйти никому не удалось – да, правду говоря, никто и не пытался. Даже Вайми, который вполне мог удрать в лес, вдруг бросился в атаку со своим гарпуном – и через секунду был придавлен…

– Но Червь милостив! – между тем, провозгласил Мэцеё. Он явно наслаждался представлением и своим торжеством. – Он милостив даже к таким бесконечно жалким уродам, как вы! В своей бесконечной милости он дарует вам право служить нам, избранным слугам Червя!

Максим передернулся. Связать их, по счастью, не успели – но немного в том пользы, когда два здоровенных парня заломили тебе руки за спину…

– Ну? Кто готов принять милость Червя? – Мэцеё обвел взглядом строй пленников. Взгляд у него был пристальный и неприятный, и возникшая было симпатия исчезла. Мэцеё не был этаким мальчишем-плохишем, который отбирает у малолеток конфеты и дарит их девочкам. Он был… не бандитом даже, а настоящим, без дураков, зверем, который упивается властью над людьми. Тем не менее, никто не ответил.

– Так, – Мэцеё повесил шлем на седло и вновь обвел пленников взглядом. – Уроды, вы ещё не понимаете, что Червь просто бросил ваше жалкое племя мне под ноги по пути к подлинному триумфу! Ибо близко время Его власти! Его Освобождения! Тот, кто склонится перед Ним, и перед нами, его избранными слугами, будет жить. Тот, кто проявит глупую гордыню, познает боль, превыше любой вообразимой!

Но никто не ответил ему и в этот раз. Мэцеё вновь осмотрел строй пленников. Его взгляд остановился на Максиме.

– Ты, новый чужак! Ты готов принять милость Червя?

– Поцелуй меня в зад, – предложил вождю мальчишка.

Мэцеё хмыкнул. Удовлетворенно.

– Вы, жалкие уроды, вы ещё не поняли, как тяжко тут карается непослушание. Что ж, вам придется преподать урок! – Он вновь повернулся к Максиму. – Ты знаешь, что такое эккзахат?

Мальчишка не ответил, но живот у него сжался. У слов есть цена, вспомнил он. У всех. У слов Чести – особенно… Ну что ж…

– Не знаешь, – удовлетворенно сказал Мэцеё. – Что ж, я тебе объясню, – он вновь окинул взглядом строй пленников и их конвоиров. – Кащуё!

Вперед вышел мрачный худощавый парень. Не настолько худощавый, чтобы его захотелось назвать Кащеем, но и не такой здоровый, как остальные Хоруны. Лицо у него было… неприятное. Не столько даже из-за грубых черт, сколько из-за выражения – хронической, застарелой жестокости.

– Познакомься со своим новым хозяином, – ухмыльнулся Мэцеё. – Я дарю тебя этому доброму человеку. И надеюсь, что он придумает для тебя смерть, которой в этом мире ещё не было. Долгую, жуткую, страшную смерть.

Сердце у Максима ёкнуло. Наверное, надо описаться, подумал он. Но настолько страшно ему пока всё же не было – в основном потому, что он не мог до конца поверить в происходящее. Казалось, что его вытолкнули на сцену какого-то жуткого спектакля…

Кащуё между тем подошел к пленнику. Справившись с волной необъяснимого страха, – его вызвало темное пламя, пылавшее в глубине черных, как ночь, глаз Хоруна, – Максим упрямо посмотрел в лицо палачу, которому поручили отнять его жизнь самым долгим и мучительным способом, какой тот только в состоянии придумать. Должно быть, взгляд удался – Кащуё оскалился и отступил.

– Он займется тобой позже, когда мы вернемся в город, – снисходительно пояснил Мэцеё. – Поверь мне, в его доме ты познаешь много удивительных мучительств.

Максим сплюнул на землю. Мэцеё вновь хмыкнул и перевел взгляд на других пленников.

– К сожалению, у меня мало времени. Раз вы слишком глупы, чтобы принять милость Червя, я обращу вас к нему силой. Сопротивляться не советую. Тех, кого не выйдет обратить, я посажу на кол. На это времени мне хватит, – он вновь обвел взглядом пленников. – Ну, кто первый?

– Я! – звонко сказал Вайми.

– Ты? – Мэцеё с презрением посмотрел на него. – Ты решил предать своих добрых друзей? Я рад. Надеюсь, из тебя выйдет верный раб, – он сделал знак рукой.

Конвоиры отпустили Вайми, вытолкнув его вперед. В отличии от большинства других пленников, он ничуть не пострадал. Его золотая кожа сияла даже в полумраке. Сделав несколько легких шагов, он остановился перед Мэцеё. Тот вперил в его зрачки свой пронзительный взгляд…

Всё замерло, – казалось, даже шелестящие листья. Два парня тоже замерли, глядя друг другу в глаза. Никто из них не двигался – но Максиму вдруг показалось, что оба дымятся от напряжения. А ведь ни хрена это ни сдача, понял он. Это поединок. Поединок двух воль. Или даже чего-то большего…

Мэцеё вдруг дернулся, вытаращив глаза – казалось, он увидел что-то вообще невероятное. Потом вдруг завыл и покатился по земле, царапая себе голову – словно стараясь вырвать что-то из неё…

Максим почувствовал, что руки Хорунов на его плечах ослабли – они тоже обалдели от изумления. Верно, такое они были просто не в силах представить…

Вайми легко повернулся на пятке, глядя на них. Его синющие глаза, казалось, сейчас пылают в полумраке своим собственным светом.

Максима вдруг продрал мороз. Буквально – все волоски на теле встали дыбом. Он думал, что знает Вайми… но он совсем его не знал. Сейчас Вайми совсем не был забавным. Он был СТРАШНЫМ. Способным свести с ума одним только взглядом. Максим, правда, не знал, чем всё это кончилось бы – скорее всего, просто смертью Астера, – но тут вокруг них в воздухе вдруг словно что-то лопнуло. Некая пленка, неощутимая, но мешавшая дышать. Замунги страшно заревели, завертелись, срывая с себя упряжь. Максим вывернулся из рук окончательно охреневших Хорунов, врезал одному в ухо, точным пинком в живот свалил второго…

Вокруг творилось примерно то же самое – вырвавшиеся из лап оторопевших Хорунов пленники лупили их. Между тем, сорвавшие упряжь замунги обратили своё внимание на них.

– Бежим в лес! – заорал Верасена.

Повторять не пришлось. Вороны, Максим и сам Вайми дружно ломанули в заросли. Ещё долго за их спинами слышались яростные крики Хорунов и злобный рев замунгов…

* * *

– Что это было? – выдохнул Максим, когда они, наконец, остановились. Вновь попадать в лапы Хорунов никому не хотелось, и Вороны не останавливались, пока между ними и рабовладельцами не встали две поросших лесом горы.

– Храм Поющего Червя пал, – по лицу Верасены гуляла улыбка яростного торжества. – С ним пала и власть Хорунов над всеми живыми существами. И, раз пало малое зло, то близко время пасть великому!

– А, – Максим всё равно ничего толком не понял и повернулся к Вайми. Сейчас тот выглядел как самый обычный запыхавшийся мальчишка. Тот страшный взгляд погас. Но Максим всё равно его помнил. – Что ты с ним сделал-то?

– Я? – Вайми задумался. – Знаешь, я, конечно, любопытный идиот, но свободу я таки люблю. Телесное рабство, все эти ошейники, я ещё могу стерпеть – тут всегда можно сбежать или, на худой конец, меня кто-то вытащит. А вот рабство душевное я ненавижу. Лучше уж смерть… настоящая, – его вдруг передернуло. – В общем, там, в Свободных Землях, я кое-чему научился. Не так, как настоящие маги Разума – они, знаешь, имеют иногда по две личности, и если захватить контроль над одной, то может оказаться, что дом большой, темный, и в нем кто-то… а-а-а! – он усмехнулся, когда Максим вздрогнул. – Я так не могу, но мне всё же сказали, что подводные течения у меня могут быть… очень глубокие. С тех пор ни разу в жизни я не делал того, чего действительно не хотел.

– И что? – спросил Максим. Тут он тоже явно не всё понимал.

Вайми вздохнул.

– В общем, фантазии у меня не всегда добрые, и, иногда… независимые. От меня. И, когда Мэцеё меня… меня-то он вырубил, в смысле, я себя уже не сознавал… но вот мои… фантазии начали жить самостоятельно, и в конце концов нашли… новые места для поселения, – он ухмыльнулся. Усмешка у него вышла… жутковатая.

Максим отвернулся. Я бы так не смог, подумал он. Превратить свою голову в минное поле для всех, кто захочет украсть мою волю. Интересно, что надо пережить, чтобы сотворить с собой такое… лучше уж этого не знать. Совсем.

– Что дальше делать будем? – обратился он к Верасене.

Тот тоже усмехнулся. Более вежливо.

– Пойдем в Безвозвратный Город. Я хочу видеть тех, кто поверг храм Червя.

И я тоже, подумал Максим.

* * *

– Господин, нам нужно видеть товарища генерала…

– По делу…

– По очень важному делу…

– Мы не знаем, куда нам идти за приказами…

– В сад к ёжикам – они требуют секса с вами! – не выдержал наконец Борька. Компания бывших рабов исчезла, словно сдутая ветром. Димка усмехнулся. Дурацкое прозвище привилось. Вообще-то, не такое уж дурацкое – ведь он и в самом деле командовал армией, пусть и маленькой…

Но почти сразу мальчишка нахмурился. Рабов Хорунов они освободили – по крайней мере, сняли наведенный ими морок. Но среди них обнаружилось много рабов, так сказать, по призванию – жалких, в общем-то, людишек, на удивление упорно не желавших жить своим умом. Они ждали, что им непременно укажут, что делать, что готовить на обед и даже куда им ходить в туалет! Сначала это смешило, теперь начало бесить. И пугать, честно говоря. Димка просто не знал, что есть люди, для которых свобода – тяжкий груз. Оказалось, что есть. И он не знал, что с ними делать…

К счастью, такими здесь оказались далеко не все. Он посмотрел на сидевшего рядом Асэта. Волосы у мальчишки были необычные – удивительно объемный ворох черных прядей, в котором терялось небольшое светлое лицо. Овальное, большеглазое, очень красивое. У себя дома он был учеником скульптора. Олаёец обратил его в своего личного раба и заставил вырезать те жуткие барельефы на стенах. Теперь Асэт каждый день шел в храм – и методично долбил их камнем, сантиметр за сантиметром превращая в крошево и пыль. Димка легко мог его понять…

Он смущенно посмотрел на второго бывшего раба, Акмая, – того самого смуглого, сероглазого парня, которому он засветил с ноги. Сейчас Акмай был отмыт, причесан и одет в обернутый вокруг бедер кусок ткани. Запекшиеся ссадины на всем его теле больше не казались страшными – напротив, совершенно естественными для всего его образа Восставшего Раба. Димка уже знал, что если какой-то раб вырывался из-под их власти, Хоруны вновь обращали его не сразу, давая себе удовольствие всласть поиздеваться над пленником. Акмая отстегали по всему телу плетью с когтями – и он ещё легко отделался… Из всех здешних рабов он был, наверное, самым непокорным – Хорунам приходилось усмирять его едва ли не каждый месяц. Акмай так мечтал о свободе, что простил Димке даже сотрясение мозга – тогда он был не в себе, а удар палки не только оглушил его, но и разрушил рабский морок…

Глядя вниз с пирамиды Димка вздохнул. Далеко не со всеми освобождение прошло так вот легко. Большинство бывших рабов до сих пор были вялыми после анмы и драфы. Десятка два тоже получили сотрясение мозга. Нескольких так искалечили в бою, что их пришлось усыпить – к счастью, здесь знали некий состав, убивавший легко и без мучений…

Сейчас эти бедняги уже где-то воскресли – но тут оставалось ещё 138 бывших рабов. Многим из которых было просто некуда возвращаться – а кое-кто и вовсе не мыслил себе жизни без постоянных приказов хозяина…

Димка ещё раз вздохнул. Им победа тоже далась нелегко. С десяток Волков был убит, ещё три десятка получили серьёзные раны. Сейчас бывший Безвозвратный Город превратился в лазарет – минимум неделя пройдет, прежде чем все достаточно поправятся, чтобы двинуться в обратный путь. Это злило и бесило Димку. Каждая минута в этом месте казалась ему чистым мучением – но вариантов не было…

С их победы прошло уже три дня – но и у него порой ещё болела голова, ныла и зудела заживающая рана на спине. Льяти до сих пор хромал с отшибленной ногой и строил планы относительно нового лука. Сашка валялся в лазарете со сломанной рукой. Лишь Борька с Юркой, да Игорь были вполне целы и бодры…

Димка усмехнулся, вспомнив, что во дворце Мэцеё они нашли целую бочку с той самой горючей жидкостью, по запаху похожей на скипидар. Горела она очень тёмным, практически без свечения, сине-фиолетовым нежарким пламенем, распространяя запах хвойной смолы. Димка сделал из глиняной баночки спиртовку, – горело хорошо, но не освещало совсем. Зато он ещё в храме обнаружил, что ей можно смочить и поджечь пальцы – несколько секунд проходило, прежде чем их начинало жечь. В тот же вечер Юрка и Борька устроили целое представление, напугали всех местных девчонок, размахивая горящими синим пламенем руками и завывая "сотона, приди!.."

Да уж, девчонки… Вспомнив о Машке, мальчишка нахмурился. Сразу после победы он всё же послал пару быстроногих ребят в береговой лагерь – но сейчас они хорошо, если вышли из леса, а до их возвращения ещё минимум неделя…

И всю эту неделю он, уже вполне привычно, проведет как на иголках. Потому что десяток-то Хорунов они пленили – те до сих пор лежат в глубокой темнице под дворцом Мэцеё, связанные по рукам и ногам – но ещё тридцать гадов вольно бродят по лесам, и черт знает, куда они там забредут… Хотя бывшие рабы и говорили, что после уничтожения идола Червя власть Хорунов над замунгами исчезнет – сами-то они никуда не денутся. И неизвестно, что им придет в голову…

Он повернулся к третьему неожиданному другу. Шиан Та сидел на корточках, на самом краю площадки, глядя на город. Вид у него был грустный. Ну да, подумал Димка. Ему-то поучаствовать в финальном бою не удалось, худеньких некрупных Квинсов в нем просто затоптали бы…

Шиан как-то ощутил его взгляд.

– Знаешь, я вас Хорунам продать хотел, – сказал он, не оборачиваясь. – За то, что вы нам жизнь разрушили. Там, в северных лесах, было весело, знаешь… Виксены, Нурны… А вы их помирили – и нам там жизни не стало…

Сердце у Димки вновь ёкнуло. Он-то думал, что Шиан исправился – а он, выходит, ничего не забыл…

– Почему же не продал? – хрипло спросил он.

Шиан вздохнул.

– Я наших тут увидел. Аяэта Су и Тарну Лу. В рабстве.

– И не смог освободить? – спросил Димка, куда резче, чем хотел.

– Мог, – Шиан повернулся к нему. – Но мы воры, а не рабы. Те, кто берет нас в рабство, должны за это заплатить.

– А, – Димка успокоился, но на душе у него всё равно стало погано. Вот и верь после этого людям, подумал он. Думаешь, что всех перевоспитал – ан нет. Некоторые – не прощают. – И что ты теперь хочешь делать?

– Не знаю, – Шиан снова отвернулся. – Скучно тут стало… Я уйти хочу.

– Куда? Назад, в тот лес?

– Нет. Из мира хочу.

– Куда?

Шиан пожал плечами.

– Говорят, тут Город Снов есть. А мы же жили в городе.

– Снова воровать будете?

Шиан вновь повернулся к нему.

– А ты думаешь, что мы для прибыли воруем? Где же та прибыль?

– А для чего тогда?

– А скучно тут, – Шиан снова отвернулся. – Люди, знаешь, на глазах киснут, человеческий облик теряют… А тут мы. Там украдем, тут напакостим немного… Они сразу оживают, начинают бегать… за нами, – он усмехнулся. – И им весело, и нам.

– Весело голыми по лесу бегать?

– А ты попробуй, – Шиан откровенно хихикнул. – Ну, не тут, конечно. На севере. Где климат получше.

– Да ну тебя! – Димка отвернулся. Вот же гадство, – в тысячный, наверное раз подумал он. Какой я, к черту, генерал? Всяких гадов по башке дубиной бить – это всегда с нашим удовольствием, дурное дело нехитрое. А вот заставить людей своей головой думать – такого вот я не умею… Рылом не вышел, мозгом слаб… Не "Алла Сергеевна", в общем, чтобы мне в рот все смотрели… – мальчишка помотал головой, потом сжал её ладонями. Вот же дьявол…

– Снова болит? – тут же встревожился Борька.

– Душа болит, – буркнул Димка, не отнимая ладоней от лица. – После того, что мы тут увидели…

Здесь он почти что не соврал. В одном доме они обнаружили вполне натуральную камеру пыток – с деревянными станками для людей, дыбой, колодками… С инструментами у Кащуё, штатного палача Хорунов, к счастью оказалось неважно – но их недостаток он возместил целой коллекцией гореков, местных скорпионообразных тварей, укус которых вызывал невыносимую боль…

Димка усмехнулся, вспомнив, как вытряхнул этих гадов из любовно вырезанного каменного горшка на пол и остервенело топтал кедами, пока от них не осталось буквально мокрое место. Как по его приказу Волки развели во дворе здоровенный костер, на котором спалили пыточные станки, кнуты, плетки и разную прочую мерзость. Это было здорово!

Но остались рассказы бывших рабов – рассказы о том, как их, в наказание за то, что они освободились от морока, или просто от скуки забивали в колодки, стегали плетьми, жалили ядовитыми гадами… Наслаждаясь своей черной силой, Хоруны просто обожали на несколько часов "освободить" какого-нибудь раба – и мучить до тех пор, пока он сам не запросится в рабство. Неудивительно, что многие бывшие рабы боятся свободы, как огня, понял вдруг Димка. Для них она означает только ужас, отчаяние и боль… Вот же мерзость… И всё это продолжалось не час, не год, а много лет…

А ведь и сейчас бы продолжалось, вдруг с ужасом подумал мальчишка. И продолжалось бы, наверное, вечно. Если бы мы не попали в этот мир. Если бы я просто оказался трусом. Если, если, если…

Он вспомнил надменное лицо "Аллы Сергеевны", вспомнил рассуждения Метиса – и его буквально затрясло от страшной, испепеляющей ненависти. Они же хуже любых Хорунов, подумал он. Они-то как раз вполне знали, кто такие Хоруны и как они обычно развлекаются… Но им было просто пофиг. Пофиг на то, что тут, день за днем, год за годом, мучают ребят. Ни за что, просто развлечения ради… Ладно Алла – она, в конце концов, просто девчонка. Но уж Метис-то! Почти взрослый уже парень, здоровый, пионер… И докатился до того, что пошел спасать рабовладельцев. Чтобы ему лично жилось сытно и спокойно…

Его бы на все эти станки, вдруг мстительно подумал Димка. И жалить всеми этими гадами, до кровавых соплей, до поросячьего визга, до того, пока он весь вдвое не распухнет…

Эта мысль до одури напугала мальчишку. А ведь я так могу, с ужасом подумал он. Пытать голого, привязанного парня, – даже не для того, чтобы что-то там узнать! Просто чтобы насладиться его муками. И не потому даже, что я такой психованный садист. А потому, что я решил, что так будет справедливо. Может, и этот Кащуё мучил ребят не потому, что ему нравится слушать крики боли. Может, он тоже считал, что вершит справедливость, карает неблагодарных трусов и изменников… что это его святой долг и всё такое…

Димка прикусил себе пальцы, чтобы не замычать от ужаса. Я таким быть не хочу, подумал он. Вообще. Совсем. Лучше сразу сдохнуть, чем ТАКОЕ.