Текст книги "(Не)милая Мила (СИ)"

Автор книги: Анна Жилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Мила

С одной стороны, получилось фантастически удачно. Кот явно прихренел, увидев, как меня целует какой-то левый чувак. Аж прямо расперло. Его от злости, а меня от злорадства. С другой…

С другой это был классический факап, эпикфейл и прочий зарубежный шит хэппенс. А если грубо и по-русски, то просто пизда. Учитывая Котовий характер. И где-то краешком сознания я даже могла его понять.

Ну да, получил люлей от жены и тестя, вынужден был вывалить нехилую сумму, чтобы в их глазах от нас откупиться, а когда решил, что потихоньку сможет продолжать свои шалости, такой вдруг сюрпрайз. И ведь наверняка подумал, что это специально для него демонстрация.

Понять-то я могла, но ни капли не сочувствовала. Тем более понимала еще и другое: вот теперь точно от него можно ждать любых гадостей. И если просто попытается выжить меня из комитета, это будет меньшим из всех возможных зол.

Но лучше я подумаю об этом завтра, потому что сегодня… вот прямо сейчас Лешкины глаза жадно блестят, ловя отсвет фонарей. И это его жадное желание как бальзам… не на рану, уже давно не на рану, но на заживающую ссадину. Все эти четыре дня, с воскресенья, прошли в фоновом угаре томительно-сладкого ожидания. Особенно после разговора с Ольгой.

Немилова, дура, если уж на тебя свалился такой качественный секс, хватай столько, сколько сможешь унести. Бери – и беги. Может, лучшего в жизни уже и не будет.

По правде, я до последнего не верила, что сегодня все получится. Что мама поведет Инку в бассейн и потом заберет к себе. По подляни что-то должно было случиться. Но нет, не случилось. Мама позвонила и доложила, что все в порядке, они уже в бассейне. К счастью, мои подчиненные собирались по домам и вряд ли обратили внимание на то, что Людпална сидит и улыбается, как дурочка, воображая себе всякие адские неприличности, запланированные на эту ночь.

– Ко мне или к тебе? – с деланым равнодушием поинтересовался Лешка, заводя двигатель.

– Ко мне!

Это прозвучало почти как приказ, но он кивнул согласно.

– Хорошо. Тогда в пятницу ко мне.

– Я просто не знала, получится или нет. Не взяла ничего с собой. А твой бешеный кот мне вторую ногу не отгрызет?

– Я попросил его вести себя прилично.

– И что? – рассмеялась я. – Он пообещал?

– Нет. Но мы же знаем, как лечить откушенные ноги, правда?

– А еще не откушенные можно полечить для профилактики?

– Да не вопрос, – Лешка погладил меня по колену и вернул руку на руль. – Полечим.

Выбравшись из машины у парадной, я взяла розы, Лешка – торт и сумку с ноутбуком.

– А ноут тебе зачем? – хмыкнула я. – Для вирта?

– Там это… медицинские инструменты. А насчет вирта… – он задумчиво выпятил губу. – Интересная мысль.

Перебрасываясь для разминки пошлыми шуточками, мы поднялись наверх, зашли в квартиру. Раздевшись, Лешка с интересом осматривался по сторонам, пока я вытаскивала из тумбочки гостевые тапки.

– А у тебя уютно, – похвалил, тактично умолчав, что давно пора сделать ремонт.

– Ужинать будем? – спросила я, поставив цветы в вазу и запихивая торт в холодильник.

– Будем, – подойдя сзади, он обнял меня, и то, что уперлось в задницу, красноречиво намекнуло: будем, но потом… попозже. – Только сначала аппетит нагоним.

Уткнувшись носом мне в затылок, Лешка расстегнул молнию на юбке, другой рукой пробрался под блузку. Я вполне так по-восточному вильнула бедрами, и юбка свалилась, осталось только через нее переступить.

– Наверно, я извращенец. Страшно нравится снимать колготки. Или чулки. Как будто две змеиные шкурки.

– Господи, Лешка! – скривилась я. – Видела фильм, как змея линяет. Фу-у-у!

– Ни хрена ты не понимаешь в змеиных шкурах.

Он с сожалением отпустил мою грудь, присел на корточки и медленно стаскивал колготки, покрывая ноги легкими летучими поцелуями.

Я забралась пальцами ему в волосы, превратив модную прическу в воронье гнездо. Смотрела сверху вниз, улыбалась – и таяла, таяла… как мороженое на солнце. Сливочный пломбир. Нет, крем…

От моего смеха Лешка вздрогнул и посмотрел с недоумением.

– Ой, извини. Просто вспомнила. Мне в детстве было никак не выговорить «крем-брюле». А я его больше всего любила. Мама давала деньги, я шла в ларек рядом с домом и покупала… пломбир. Потому что стыдно было попросить «крем-блюре».

Он заморгал ошарашенно, но все-таки не стал уточнять, причем здесь мороженое. Хотя некоторые неприличные ассоциации напрашивались сами собой. Вместо этого рывком поднял меня и посадил на стол. Быстрым движением стряхнул с лодыжек колготки с трусами и сказал, расстегивая ремень:

– А мне нравилось точить мороженое на улице в тридцатиградусный мороз. Особенно то, как люди на это смотрели. С ужасом. Наверно, даже больше, чем само мороженое. Потому что оно было такое дубовое, что приходилось его грызть.

Издевательски медленно надев резинку, Лешка развел мои ноги, провел между ними рукой, облизнул палец и сказал – мягко, бархатно, глядя в глаза:

– А потом вырастаешь и понимаешь, что есть вещи повкуснее мороженого.

– А по-моему, и то и другое вкусно, – возразила я, упираясь одной рукой в столешницу, а вторую положив ему на бедро. – По-разному.

– И что бы ты сейчас выбрала? Вот прямо сейчас? Трахаться или мороженое?

Он не торопился – словно дразнил, дожидаясь, когда уже не смогу терпеть. Опустив глаза и облизывая пересохшие губы, я смотрела, как головка скользит по влажным лепесткам, словно нащупывает вход. Наши затуманенные желанием взгляды встречались и снова расходились, чтобы пересечься в точке фокуса – рисуя треугольник вершиной вниз.

– А можно два в одном? – я подалась вперед, ногами подтягивая его к себе.

– Минет снеговику?

Запрокинув голову, я расхохоталась, и в этот момент он вошел – резко, глубоко. И еще сильнее прижал к себе, стиснув ягодицы. Внутри тут же начала разворачиваться горячая спираль, но я поймала подступающий оргазм за хвост.

Подожди, не торопись! Успеешь! Дай мне насладиться этим коротким мгновением наполненности, такой жаркой и плотной.

Я словно хлеб, который намазывают маслом – то длинными и плавными движениями, то короткими и быстрыми.

– Мила… – прошептал он, задыхаясь, и я разжала руки, отпуская оргазм на свободу.

Теперь можно. Давай!

Ярко вспыхнув, мир исчез, вывернутый черной бархатной изнанкой наружу…

Алексей

Мы лежали на разобранном диване в какой-то странной позе – крест-накрест, ее ноги поперек моего живота, моя рука между ними. Милка при этом поедала торт прямо из коробки. Время от времени отламывала кусочки и кормила меня. Мы оба были перемазаны кремом – ну и плевать, потом можно будет вполне эротически облизать.

– Ненавижу диван, – заявила она, отодвинув коробку с недоеденным куском. – Когда-нибудь Инка вырастет и съедет. Тогда у меня в ее комнате будет спальня. С нормальной человеческой кроватью. Которую не надо разбирать и собирать.

– А если замуж выйдешь? – лениво спросил я.

– Это вряд ли, – усмехнулась Милка.

– Почему ты так уверена?

– А ты хочешь?

– Что, замуж? – черт, до чего ж приятно было гладить ее. Теплая, мокрая, скользкая!

– Жениться, придурок.

– Больше нет. Но… полностью такую возможность не исключаю. Мало ли… А ты, походу, категорически против?

– Была бы категорически, так бы и говорила. А я сказала «вряд ли».

Мы опять сворачивали на опасную дорожку, с которой надо было срочно уходить. На другую, ведущую в противоположную сторону. Более приятную и волнующую.

– Ну так что, расскажешь про свои ужасные эротические фантазии?

– Лешка, тебе не понравится. Это совсем не то, во что можно поиграть для разнообразия.

– А я и не предлагаю поиграть. Так и сказал ведь: то, что никогда не осуществится. Например, я тогда представил, что трахаю тебя прямо на улице, а все смотрят.

– Ага, ага, – с серьезным видом кивнула Милка и поерзала, устраиваясь поудобнее. – Смотрят и комментируют. «Мужик, ну как ты ей вставляешь, ты что, первый раз? Показать тебе, как надо?» «Да за жопу возьми ее и нагни пониже!» «Быстрее! Сильнее! Ты что, не завтракал?» «Да как вообще с такой пипеткой можно на бабу лезть, у меня палец больше».

– Чего?! – возмутился я. – С пипеткой?! Это у меня-то?

– Так это ж не я, – захохотала она. – Это ж хейтеры. Нормально у тебя все. В самый раз.

Ее рука легла на не-пипетку – видимо, чтобы убедиться в «не», и та тут же встрепенулась, туго наливаясь и возвращаясь в боевую стойку.

– Ну так что? – напомнил я, крепко прижав сверху ее руку своею. – Давай, колись.

– Леш, правда, не стоит. Есть такие вещи, которые лучше не озвучивать. Твой секс на улице – это непристойно, но безобидно. Я тебе целую кучу такого накидаю, только это совсем не те фантазии, которые ты имел в виду.

– Знаешь, теперь мне стало немного страшно. Что ты там такого опасного представляешь.

Я попытался свести в шутку, понимая, что она, в принципе, права. Выпустишь демонов – потом обратно не загонишь.

– Правильно, бойся меня! – Милка потянулась сладко. – Это в детстве какой-то фильм был. Вот ничего абсолютно не помню оттуда, кроме этой фразы. А она запала.

– Так часто бывает. Я какую-то книгу читал. То ли в первом классе, то ли во втором. Вообще ничего не помню, кроме пятна зеленки на странице. Яркое такое, большое.

И мы вдруг совершенно легко и естественно перескочили на нейтральную тему – о книгах и фильмах из детства, о ярких воспоминаниях. И при этом продолжали ласкать друг друга – рассеянно, в фоновом режиме. Но паузы между фразами и взгляды становились все дольше, руки и дыхание – тяжелее. Пока на полуслове не потянулись друг к другу, сплетаясь в объятье и сливаясь в поцелуе.

Вот кто бы сказал, почему с одной становится скучно раньше, чем кончишь, а с другой еще не кончишь, а уже хочется снова, и каждый раз как первый и последний? Все женские письки скроены по одному лекалу, плюс-минус немного. Не в этом дело. А в чем? Кто ответит, тот разгадает главную тайну вселенной.

Потянувшись за очередной резинкой, я с какой-то странной обреченностью подумал, что расстанемся мы гораздо раньше, чем я предполагал. И вовсе не потому, что она мне надоест. Потому, что для нее это тот самый пресловутый просто_секс, а для меня… Для меня тоже… пока еще. Но уже проступила сквозь туман будущего вероятность выхода за эту грань. И если я пойму, что это случилось… Ну что ж, мы договорились. Докучать ей своими ненужными чувствами не стану. И поэтому пусть каждый раз будет как последний. На всякий случай.

– Как хорошо, – прошептала Милка в сладкой истоме.

Меня просто на лоскуты полосовало, когда она так говорила. Хотелось слышать это снова и снова.

– Стоило дожить до тридцати двух лет, чтобы узнать, как это бывает.

– Ты такая старая? – положив руку ей на грудь, я закатил глаза в притворном ужасе. – А мне казалось, тебе от силы двадцать. Какой обман!

Рассмеявшись тихо, Милка уткнулась носом мне в плечо и засопела. Я гладил ее волосы, а она мурчала, засыпая, совсем как Мяф. А мне не спалось. Лежал, смотрел в потолок, слушал ее дыхание. Осторожно вытащил из-под нее затекшую руку, и Милка, проворчав что-то, повернулась на бок.

Я прижался к ней всем телом, положив ладонь на бедро. С Майкой мы никогда не спали вот так – обнявшись. Ну, может, только в самом начале, совсем недолго. Потом у каждого было свое одеяло. Я успел забыть, насколько это приятно: проваливаться в сон, чувствуя тепло женского тела – мягкого, податливого.

Утром было нервно, потому что, разумеется, проспали. Толкались в ванной, торопили друг друга, завтракали на ходу.

– Ну хоть в субботу можно будет… – я намеренно оборвал фразу: понимай в меру своей испорченности, Мила. Чем испорченней поймешь – тем лучше.

– Использовать э-э-э… некоторые утренние мужские особенности по назначению? – с улыбкой невинного ангела предположила она.

– Садись, – я открыл перед ней дверь машины. – Хорошая девочка, пять.

Глава 18

Мила

На работу Лешка привез меня вовремя. Сам, конечно, опоздал, но он начальник, ему можно. Главное – чтобы без таких факапов, как с Ольгой.

Поднялась к себе, налила кофе, порадовалась, что не обязательно рисовать лицо. Потянулась сладко, до хруста. Спать, конечно, хотелось, но все равно хороший ночной секс – это заряд бодрости. А был бы еще утренний бонусом, так вообще бы летала, и неважно, что с закрытыми глазами.

– Людпална, ты чего такая довольная? – подкусила Настя. – Премию квартальную только в понедельник дадут.

Это блаженное состояние продолжалось ровно до обеда. Мы сидели с Ольгой в столовой и обсуждали, каким параметрам должен соответствовать качественный секс, когда она толкнула меня ногой.

Мимо с подносом и с железобетонной физиономией прошел Кот, одаривший таким взглядом, что я чуть не подавилась ягодой от компота. И сразу вспомнила такой же взгляд вчера вечером. Когда мы с Лешкой целовались в двух шагах от входа в комитет.

– Он часом не в курсе? – шепотом спросила Ольга, перегнувшись через стол. – Ну, про Рокотова? Вид такой, как будто убить тебя готов.

– В курсе, – поморщилась я. – Видел нас вчера.

– Ой… – она схватилась за щеки. – Капец. Вот уж точно, ни себе, ни людям.

– Ну себе-то как раз и не прочь. Но только по прежней схеме. И чтобы жена думала, что ни-ни. А то ведь ей кто-то нашептал про Инку, и они вместе с папенькой взяли Котика за шкирятник.

– Ни фига себе! – выпятила губу Ольга. – Кому это понадобилось?

А вот правда, кому? Не тебе ли, Оля?

Да нет, вряд ли. Захотела бы – давно бы это сделала. Да и зачем ей? Конечно, полно таких подлых баб, которые готовы напакостить подруге из зависти или вообще просто так, чтобы той не было слишком хорошо. Но Ольга не из таких, да и завидовать абсолютно нечему. Тут, скорее, надо искать того, кому реально выгодно. Может, у него еще какая-нибудь писюшка есть, которой обо мне известно. Подумала, что если жена узнает, выгонит его, а она подберет. Хотя где гарантия, что уйдет к ней, а не ко мне? Нет, тут что-то другое.

В общем, настроение испортилось, но это, как выяснилось, были только цветочки… волчьих ягодок.

«Зайди ко мне», – прилетело где-то через час на корпоративную симку.

«Ты сам сказал, что больше никаких контактов», – стерев несколько более резких вариантов, ответила я.

«Если ты забыла, то твой отдел под моим контролем».

Это была правда. Как один из замов председателя комитета, Кот курировал в том числе и юридический отдел.

«Прямо сейчас?» – уточнила я.

«Да».

Ничего хорошего это не предвещало. Ну что ж, за все приятное неминуемо приходит расплата. Для баланса во вселенной.

Кот с мрачным видом сидел в кабинете за столом и листал какую-то папку.

– Садись, – дернул подбородком на стул.

Я села, тщательно расправив юбку, и уставилась на него, ожидая продолжения.

– Людмила… – кто бы знал, как меня бесила его привычка барабанить пальцами по столу! – Я хочу, чтобы ты написала заявление. По собственному.

– А больше ты ничего не хочешь? – возмутилась я. – Может, тебе еще полы помыть?

– Люда, а давай не будем усложнять? В апреле аттестация. Гарантирую, что ты ее не пройдешь.

Вот тут хрен поспоришь. Завалить аттестацию и правда можно любому. Было бы желание. И оспорить не получится.

– Это из-за того, что у меня появилась личная жизнь? – я постаралась вложить в вопрос как можно больше сарказма.

– Это не единственная причина, – скривился Кот. – И не главная.

– А-а-а… понимаю. Пока моя фамилия в списке сотрудников, твоя Наденька не успокоится, так? – он нехотя кивнул. – Можно подумать, это что-то меняет. Спасибо, Костя. От всей души. Сначала ты говоришь: Люда, рожай, я тебе помогу. И даже сам предлагаешь установить отцовство. А потом твоя жена узнает, что у тебя дочь на стороне, делает козью морду, и ты прячешься в кусты. Вместо помощи покупаешь квартиру, которая Инке понадобится лет через пятнадцать, не раньше. А пока я ее даже сдать не могу, не взяв кредит на ремонт и обстановку. Так тебе мало, еще и с работы надо меня выпихнуть? А что, если я и правда на алименты подам? Даже тесты не понадобятся, ты в свидетельстве о рождении записан, и не с моих слов. Насчет квартиры мы никаких условий не подписывали. Да, устно договорились, ну так и о том, что ты меня с работы попрешь, тоже уговора не было.

– Твое право, – пожал плечами Кот. – Только аттестацию пройти это все равно не поможет. Если по-хорошему, у тебя есть три месяца, чтобы подыскать другое место и уйти по собственному. По-плохому работу будет намного сложнее найти. Когда выгоняют с госслужбы, это так себе рекомендация, Люда.

И тут тоже хрен поспоришь. А ведь Кондратьев предупреждал, когда уходила в комитет: Мила, госслужба – зло. Необходимое, но зло. И даже не всегда жирное при этом.

– Я пойду?

– Иди, – разрешил Кот. – И подумай.

Я могла бы, конечно, повторить, что он свинья, но смысла в этом было ноль без палочки. А вот подумать и правда имело смысл. О том, что делать дальше.

Медицинский юрист – специализация дефицитная, но, с другой стороны, это тот самый узкий специалист, подобный, если верить Козьме Пруткову, флюсу. Большинство мелких учреждений, которые могут позволить себе своего юриста, берут универсала – чтобы и хозяйственник, и трудовик, и все тридцать три удовольствия. А у крупных клиник и, тем более, сетей эта позиция обычно занята. Конечно, я и трудовиком могла бы устроиться, но зачем тогда училась? Да и сам факт, что начальник юротдела городского комитета по здравоохранению ищет работу, вызовет массу вопросов. Ну не уходят с таких должностей просто так. Или на повышение, или… на лопате.

Был, правда, один вариант, но его использовать как раз и не хотелось. Хотя если других не будет, может, и придется.

Алексей

Вечером я почувствовал: что-то не так. Вот, казалось бы, откуда? Переписывались в воцапе о всякой ерунде, картинки кидали какие-то пошлые, но снова мигала та самая сигнальная лампочка: аларм! То ли фразы короткие, как обрубленные, то ли ее любимые словечки со склада не подвезли, то ли смайликов резко убавилось.

«Милка, что случилось, а?»

«Ты о чем?»

«Ну блин!»

«Ты мысли читаешь на расстоянии?»

Ага, значит, не ошибся. Что-то и правда не в порядке. И какие такие мысли первыми лезут в голову? Ну да, те самые. Касающиеся нашего договора.

«Не совсем, но типа того».

«Леш, это рабочие проблемы. Не обращай внимания. Надеюсь, завтра ты меня отвлечешь».

Ну да, и я надеюсь. Что ты отвлечешься, а не будешь в постели думать о работе.

Я не знал, что меня испугало сильнее. То, что вдруг все резко может закончиться, или то, что я считал ее эмоции через короткие фразы переписки ни о чем. Это был звоночек того, что границы легких отношений без обязательств придвинулись почти вплотную. Один неосторожный шаг – и я могу незаметно для себя их перейти. А я не хочу их переходить. Потому что тогда точно все закончится.

И еще потому, что мне не нужны серьезные отношения.

Правда, не нужны.

Я сам себя уже достал этими загонами. И это мне тоже не нравилось, потому что было совсем на меня не похоже.

Так, все, прекращаю!

«Ты сама приедешь завтра? Или заехать?»

«Не знаю, во сколько закончу. Лучше сама. После семи – норм?»

«Да».

Вечером хотел убрать елку, но в последний момент сообразил, что в субботу – Старый новый год.

Серьезно? Неужели еще двух недель не прошло? А мне казалось, что новогодняя ночь и неделя в Замке бурь были так давно. Что уже как минимум конец февраля.

– Кот, я, кажется, окончательно крышанулся, – пожаловался я Мяфу.

«Бывает», – мне показалось, что он пожал плечами.

Чтобы не зависнуть в этом дурнотном состоянии окончательно, занялся уборкой под плейлист из телефона, хотя Марьяна приходила только позавчера.

Милка приехала в восемь – уставшая, бледная, какая-то… погасшая. Но когда увидела в гостиной накрытый стол и шампанское, заулыбалась.

– Лешка, а я и забыла, что Старый новый год. Дубль два?

– Ну первый мы на холодрыге встречали и в толпе, теперь, для контраста, дома и вдвоем.

– Втроем, – поправила она, кивнув в сторону Мяфа, который сурово поглядывал на нее из угла. И позвала: – Котик, иди сюда.

Бросив на нее желто-презрительный взгляд, тот развернулся и удалился степенной походкой.

– Вот так, – обиженно хмыкнула Милка. – Он меня не только ненавидит, но еще и презирает. И за что, спрашивается?

– Дикий адский кот Мефистофель. Не обращай внимания. Он просто считает меня своим рабом и частной собственностью. А ты, получается, посягаешь.

– Господи, боже ты мой… Такое чувство, что вокруг меня одни коты на сене.

– Мил, – я обнял ее. – Что случилось все-таки?

– Леш, давай я тебе потом расскажу, хорошо? Не хочу сейчас. Лучше будем праздновать. Я голодная, как акула. Неужели сам готовил?

– Нет, конечно. Что-то домработница, что-то заказал.

– Неважно, – она села за стол. – Выглядит аппетитно. Шампанское попозже откроем? Тогда простого вина налей мне, пожалуйста.

Что у нее стряслось, Милка так и не рассказала, а я спрашивать больше не стал. Не хочет – ну и не надо. В конце концов, кто я для нее? Уж точно не близкий человек, с которым делятся проблемами. Близкий – но совсем в другом смысле.

Неожиданно это оцарапало. Не сильно, не всей кошачьей лапой с выпущенными когтями, а так, слегка, одним коготком. И я постарался побыстрее отмахнуться от этого ощущения.

Сидели, ели, пили, разговаривали – как всегда, на самые нейтральные темы. Потом перебрались в ванную. Там «Новый год, дубль два» и встретили, лежа валетом в пене с бокалами шампанского. Выбрались оттуда, но до спальни не дошли, устроились на диванчике в холле, рядом с елкой. Получился вполне так акробатический этюд.

– Если учесть, что мы оба Новых года встретили ударным сексом, означает ли это, что будем заниматься им весь год? – чтобы не свалиться на пол, Милка крепко обвила меня ногами вокруг талии.

– А ты против? – я подтащил ее за попу повыше.

– Разве можно быть против такого? – рассмеялась она каким-то ведьминским смехом, сжимая меня внутри едва ли не крепче, чем снаружи. Так, что аж в глазах потемнело, а спина ощетинилась мурашками.

– Сумасшедшая, – прошептал я.

– Наверно…

В ее улыбке, пьяной от наслаждения, вдруг на секунду промелькнуло что-то испуганное, растерянное. Или мне показалось? Может, это просто мерцающий свет гирлянды на окне?

До спальни мы все же потом дошли, где продолжили. И я снова удивлялся: что в ней такого особенного, если уже и не можешь, а все равно хочешь и хочешь? Никогда ни с кем не было такого угара… под которым неожиданно пряталась тоска.

«Как дрожь внезапной нежности была неутолима! За напускной небрежностью таилась зримо тоска о лучшем – о невозможном, и со словесной кручи тянуло в пропасть, вниз. Не страсть и не каприз…»

Что это, откуда? Да не все ли равно?

Милка… милая… моя…

Я шептал ей это на ухо. Это – и всякие другие глупости. Ловил губами ее приоткрытые губы, то сводя и сжимая их, то снова раздвигая языком. Согревал в ладонях упругие яблоки ее груди, слизывал испарину в ложбинке. Пропускал между пальцами пряди ее волос, текущие стремительно и невесомо, как песок времени.

А потом она уснула в моих объятиях, и тоска стала острой, как сердечная боль. Я гнал ее прочь, но она не уходила.

Сдавайся, Леха, сказала она. Признайся, что влюбился.

И я сдался. Согласился признать – но не признаться.

Более того, я понял, что бессовестно нарушу наш договор. Пока она не знает – мы вместе.

И поэтому я постараюсь, чтобы не узнала. Столько, сколько получится скрывать. Пусть лучше так, чем никак.