Текст книги "(Не)милая Мила (СИ)"

Автор книги: Анна Жилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 23

Мила

Вернувшись в комитет после разговора с Кондратьевым, я почувствовала себя школьницей, которая через пару недель должна переехать в другой район. Как будто одной ногой уже в новой жизни и одноклассники стали почти чужими. И все, что происходит, – не особо интересным.

Я отдала заявление об увольнении секретарше председателя, и через полчаса он вызвал меня к себе.

– И как это понимать, Людмила Павловна? – сурово сдвинул брови Суходолов.

– Все вопросы к Константину Сергеевичу, – мстительно улыбнулась я. – Мне открытым текстом было сказано, что лучше уйти по-доброму, потому что аттестацию я не пройду.

– Развели тут бардак! – рявкнул он, хлопнув по столу ладонью. – Вы тут разбираетесь между собой, а работать кто будет?

– Понятия не имею, – я пожала плечами. – Всеволод Игоревич, видит бог, я этого не хотела. Но даже если вы убедите Езерского, что он не прав, я не останусь. Заявление с третьего апреля, предупреждаю заранее.

– М-да… – Суходолов издал странный звук, то ли скрип, то ли рык. – Куда пойдете-то?

– Обратно в поле. Я практикующим юристом была, если помните. И, говорят, довольно неплохим. Еще не все забыла.

– Были бы плохим, никто бы вас начальником отдела не поставил. Это не Езерский решал. Ладно, идите. Может, и правда так лучше. Удачи! Только дела все подготовьте до конца месяца и передайте Ставрову, временно его поставлю, а там посмотрим.

Я вышла из кабинета с ощущением легкости и пустоты. Как будто оборвала последнюю ниточку, связывавшую меня с этим местом. И да, с чувством глубокого злорадного удовлетворения. Клизма Коту обеспечена. Пусть маленькая, но месть. Я вообще не злопамятная. Отомщу – и забуду. Но это не точно. Что забуду.

А может, и правда на алименты подать? Квартира? Ничего не знаю, это подарок ребенку, никаких нотариально заверенных условий мы не подписывали. Как и алиментного соглашения, все было в устной форме. Отцовство установлено внесудебно, добровольно, по заявлению отца, в свидетельстве о рождении он записан. Если заерепенится, назначат по суду генетическую экспертизу. Откажется делать – все равно признают. Насчет последнего пункта имелись сомнения, но можно было уточнить у той же Юльки.

Я ведь и правда ничего не требовала, сам предложил. Но если мне объявляют войну, тогда извините. Собака-улыбака легко может стать собакой-кусакой.

Вся эта суета немного отвлекала, но только на работе. Вечером дома хотелось выть, поэтому остервенело занималась уборкой и, к великой радости Инки, пекла всякие сладкие вкусняхи. А вот ночью спрятаться было некуда. Ни терапевтический бокал подогретого вина, ни снотворное не помогали. Разум доказывал, что все сделано правильно, но тело и чувства объединились, утверждая, что я ДУРА. Против такого натиска ему было не устоять, и он нехотя согласился.

Дура. Да. Точно дура.

И что теперь? Позвонить и сказать, что погорячилась?

Да иди ты, Мила, скажет он, в жопу. И будет прав.

Все, дело сделано. Надо жить дальше.

В пятницу вечером, озверев от себя самой, я поцарапалась к соседке.

– Давай сыгранем во что-нибудь? – предложила, зная, что от настолки она не откажется.

– Через полчасика, – с готовностью откликнулась Полина. – И винишка бахнем. Сейчас Маху быстренько спать утрамбую.

За полчаса я успела отдраить плиту и посудомойку. Помыла руки, посмотрела на себя в зеркало. Ну и пугало! Кое-как скрученные волосы растрепались, серый спортивный костюм в пятнах и с дырой на локте. Переодеться? Ой, не видела меня Полинка страшной. Еще страшнее видела.

Прихватив шоколадку в качестве взноса в игровую пьянку, я отправилась к соседке. Открыла входную дверь – и икнула от неожиданности.

На площадке стоял Лешка. Кажется, я его чуть не убила.

– Э-э-э… – проблеяла очумело. – Ты… откуда?

– Из дома, – буркнул он, глядя исподлобья. Помолчал, отвернулся и заговорил. Вернее, попытался: – Мила! Мы тогда… Я… Да твою же мать! Мил, я приехал, чтобы… В общем, я тебя люблю. Вот.

У меня внутри словно петарда взорвалась.

– Что? – переспросила я, сомневаясь, не ослышалась ли.

Лешка упорно смотрел мимо и молчал. Меня начал разбирать какой-то дикий хохот, совершенно неуправляемый. Я сползла по стене на корточки, выронив шоколадку, закрыла лицо руками и заскулила, даваясь от смеха. Не над ним, разумеется, и уж тем более не над его словами.

Над тем, что, оказывается, можно быть такой идиоткой. Не увидеть и не понять того, что было под носом.

Лешка развернулся и пошел к лифту.

– Леш! – я резко поднялась и чуть не упала, потеряв равновесие. – Леш, подожди!

Он нажал кнопку вызова и только тогда повернулся в мою сторону. С таким взглядом, что я, по идее, должна была провалиться через перекрытия до первого этажа и ниже – в подвал. Но вместо этого обезьяной повисла у него на шее, да еще и ногами обвила для верности, потеряв тапок. Смех продолжал пузыриться, но сквозь него уже пробивались подозрительные всхлипы.

Лешка явно не ожидал такого развития событий, но выстоял. И даже покрепче прижал меня к себе.

– Я тоже тебя люблю, – нос и губы уткнулись куда-то ему в ухо, поэтому получилось невнятно.

И тут я наконец разревелась.

Щелкнул замок соседской двери. Видимо, Полина устала ждать и пошла за мной. Хмыкнула, увидев нас, и нырнула обратно. Лешка подтянул меня повыше и потащил в квартиру.

– Подожди, – на пороге я соскользнула и подтолкнула его внутрь. – Я сейчас.

Подобрала тапок, шоколадку, нажала кнопку звонка. Полина открыла тут же – наверняка стояла под дверью и смотрела в глазок.

– Извини, – я протянула ей шоколадку. – Боюсь, сегодня не получится.

– Да уж похоже на то, – хихикнула Полина. – Приятного вечера.

Лешка уже успел снять куртку и ботинки.

– А поесть в этом доме дают? – спросил он жалобно. – Извини, Мил, но я голодный, как собака.

Алексей

Когда эта зараза начала ржать, мне захотелось ее убить. С особой жестокостью. Возможно, меня даже оправдали бы. Ну или хотя бы зачли обстоятельства как смягчающие. Вместо этого просто повернулся и пошел на хер.

Идиот, блядь! Переименуем решку в орла! Самого себя переименуй. Алексей «Дебил» Рокотов – в самый раз.

– Леш! – она ломанулась за мной.

Иди ты в задницу, Мила. Смешно ей! Сейчас еще гундеть будешь: не обижайся, но мы же договорились.

Чего я точно не ожидал, так это того, что она повиснет на мне, как мартышка на пальме. А еще меньше – того, что сказала.

Она – чего?!

Хилая надежда, убитая наповал Милкиным хохотом, воскресла и подняла голову. И не только. Кое-что другое тоже привстало – как грубое материальное воплощение этой самой воскресшей надежды.

Милка начала шмыгать носом, из соседней квартиры высунулась какая-то стриженая девка в пижамных штанах, и я решил, что пора тащить трофей в нору. В норе одуряюще пахло чем-то съедобным. Я сообразил, что больше недели ел не пойми что и не пойми как. Даже те самые макароны с креветками не доел. Аж в животе заскулило.

Если Милка и удивилась, когда я попросил чего-нибудь на зуб, виду не подала. Вытащила из холодильника кастрюлю, накидала на тарелку тушеного мяса с картошкой, поставила в микроволновку. Уронила ложку, нагнулась за ней – и аппетит, только что такой могучий, лег на обе лопатки, побежденный магическими округлостями.

На счет раз одна моя рука оказалась у нее под кофтой, на два – другая в штанах.

– Ты же, вроде, есть хотел? – посмотрела через плечо Милка, приподняв брови.

Ох, какая теплая, мокрая! Как по маслу!

– Чего хотел? – переспросил рассеянно, потянув штаны вниз. Вместе с трусами – голубыми, в цветочек. – А, есть. Да… потом.

– Рокотов, ты что, трахаться пришел?

– А… да. Нет. То есть да, но… Ну да, а что? Ты против?

– А что, похоже на то, что я против? – она переступила через штаны и, обернувшись, снова посмотрела на меня с шальной улыбкой, от которой сердце сорвалось в резкий спурт.

Такой я ее последний раз видел в Замке бурь. В ту чумовую неделю. Все ледяные равнодушные маски облетели клочьями. Глаза сияли, губы приоткрылись так призывно, что было бы преступлением не пойти на этот зов.

Казалось, что все в первый раз. Да, собственно, в первый раз и было. Совсем другой уровень квеста, новый для меня. С Майкой? Ну да, тоже хватало нетерпения, волнения, счастья, но… совсем не так остро, чтобы на разрыв. Тогда все было предсказуемо и ожидаемо.

Милка подняла руки, словно сдаваясь, и я потянул через голову ее кофту.

– Лешка… – прошептала она тихо, жутко соблазнительно. – Ты решил исполнить свою мечту?

– В смысле? – не понял я.

– Перепихнуться принародно. Мы у всего соседнего корпуса как на ладошке сейчас. Даже бинокль не нужен.

– Ну так, по крайней мере, без советов обойдемся. Пусть дрочат молча.

Расстегнув лифчик, я пробежался губами по одной лопатке, потом по другой. Спина тут же пошла гусиной кожей.

– Милка, а ты знаешь, что у тебя на хребте шерсть растет?

– Чего?! – она возмущенно вытаращила глаза.

– Мягкая такая шерстка, тоненькая. Светлая. И вот она сейчас дыбом стоит. Так прикольно!

– Я бы предпочла, чтобы стояло что-то другое.

– Так проверь. А вдруг?

– Вдруг повезет? – едва прикоснувшись кончиками пальцев к вздыбленной ширинке, она тут же отдернула руку, словно дотронулась до раскаленного металла. – Ну надо же! И правда.

– А тебе не показалось? – я поймал ее руку и вернул обратно, крепко прижав. – Проверь получше.

Вспомнилось, как зимой стоял перед ней полностью раздетым, а Милка оставалась в брюках и теплом свитере, и этот контраст почему-то действовал здорово возбуждающе. Теперь было наоборот: я одет, а на ней не осталось ничего. Дотянулся до выключателя, и ее кожа заблестела серебром в свете уличных фонарей. Глаза ловили его и сияли – магически, мистически. Она словно обволакивала меня собой, и все происходящее казалось нереальным, как волшебный сон.

– Мила… – шептал я, растворяясь в ее легких прикосновениях, в ее дурманящем запахе. – Милка… люблю тебя.

Хотелось повторять это снова и снова, выпустив наконец сакральные слова на свободу. Привыкая к ним. Вслушиваясь в то, как они звучат. Смакуя на языке. Без сомнений и страха, что они будут отвергнуты. С радостью – своей и ее. Что дальше – сейчас это было неважно, об этом я не думал. Хотелось подольше задержаться в настоящем.

Все было так же, как и Восьмого марта. Ни в чем себя не сдерживая. Только вектор развернулся на сто восемьдесят градусов. Не последний раз – первый!

Черта лысого я теперь тебя отпущу, Мила!

Моя!

– Моя?

Это было довольно жестко – впечатав ее в стену, трахая так, словно поймал в подворотне. Но ей, походу, нравилось.

– Ну если так хочешь… – ответила, запрокинув голову, задыхаясь, а ее пальцы запутались у меня в волосах.

– А ты не хочешь?

– Хочу! И ты – мой!

– Полы помыть? Или посуду?

– Придурок!

– Твой же!

Потом я все-таки стряхнул с себя все лишнее и потащил ее на диван. Перекинув через плечо, как военный трофей. Целовал, кусал, облизывал – всю-всю. Потому что моя! И никак не мог ею насытиться, надышаться. И хотел ее, снова и снова. Даже когда уже выпал в нерастворимый осадок носом в подушку. Когда все вокруг плыло, в ушах звенело, а Милкины пальцы, едва касаясь, бродили по спине.

Ничего. Мы только немного передохнем – и продолжим, правда?

Я даже вспомнил потом, что страшно хотел есть. И собрался Милке напомнить, но не успел – потому что уснул. Наверно, так засыпают очень счастливые люди – мгновенно, на полумысли.

Глава 24

Мила

– Леха, подъем! – я пихнула его в бок.

– М-м-м? – он засунул голову под подушку и притворился мертвым.

Ну да, заснули мы уже под утро. Как будто наверстывали все упущенное за эти два месяца. Трахались, как дикие кролики, разговаривали, снова трахались, пока Лешка не уснул. Тогда я прилепилась к его спине так, что не осталось ни малейшего зазора, носом уткнулась в плечо и куда-то блаженно провалилась. А когда проснулась, солнце вовсю палило в окно, и мы тоже рисковали спалиться, потому что часы показывали начало первого.

– Леш, ты с моими хочешь познакомиться? Скоро придут уже.

Тут он мгновенно ожил, вылез из-под подушки и посмотрел на меня то ли с сомнением, то ли с испугом.

Нет, ну я не ждала, конечно, что он мне тут же сделает предложение или возжаждет представиться в качестве… ой, не знаю кого, просто представиться. Не надо задирать планку сразу так высоко. Одно то, что пришел, – уже подвиг. Я бы не смогла. Страдала бы молча и ждала, пока само не выветрится.

Но мы, по крайней мере, все выяснили. И рассказали друг другу, как старательно пытались нарушать договор, пока не стало очевидно, что не получается. И как думали, что другой сознательно держит дистанцию, потому что просек намек на чувства. И много чего еще рассказали. Оказалось, признаваться в любви не только не страшно, но и очень даже приятно, если дать выход всему тому, что так долго варилось на медленном огне под крышкой. У меня вообще не было в этом никакого опыта. Все мои признания Коту формулировались как «и я тебя тоже».

Однако все это не означало, что я согласилась бы прямо сегодня переехать к Лешке. Потому что у меня была Инка, и это очень сильно осложняло ситуацию. Да и он сам вряд ли был готов к чему-то подобному. Он даже к знакомству не был пока готов, судя по его выражению. И я не хотела торопить. Пусть дозреет.

Если сможет, конечно.

Быстренько одевшись, Лешка слепил бутерброд с сыром, прожевал на скорость и испарился. Словно и не было его.

А правда был? Не приснилось?

В микроволновке обнаружилась тарелка картошки с мясом. Походу, все-таки был, одна я ее так не оставила бы. Понюхала, разогрела, с урчанием схомякала: аппетит пробился самый что ни на есть зверский. Спохватилась, собрала и припрятала на дно мусорника улики ночной оргии, удивившись их количеству и тому, что оно не привело, как говорила моя гинекологиня, к эксцессу. Вот что значит в охотку! Никаких неприятных последствий. Только приятные: хочется мурчать и петь. И улыбаться шире плеч.

Впрочем, улыбку я все-таки пригасила, когда в замке повернулся ключ. Точнее, попыталась, и мама уже приподняла брови, заметив ее, но спасла Инка, начавшая тоненьким голосочком рассказывать, какие у Кати красивые бассейновые тапочки – «синенькие, с кьясными цветочками».

Деточка росла прекрасным стратегом и тактиком, с младенчества усвоив, что «дай», «хочу» и «купи» работают плохо – в отличие от тонко завуалированного «я бы хотела», которое даже не проговаривалось вслух.

– Девчонка далеко пойдет, – качала головой мама, покупая ей очередную принцессу.

– Ласковый теленок двух маток сосет, – хмыкала я. – А ласковый и умный – со всего стада покормится.

– Ты видела, что там за тапочки такие? – спросила вполголоса, отправив Инку спать.

– Жуткие, как смертный грех, – вздохнула мама. – Китч страшенный. И вообще у Инки есть тапки. Хватит ее уже баловать.

– Мам, у нее нога быстро растет. Купи на размер больше, не такие же, а похожие, но поприличнее. И скажи, что они дофига круче, чем у Кати. И волки целы, и овцы сыты.

– И пастуху вечная память, – усмехнувшись, мама чмокнула меня в лоб и ушла.

Вот теперь наконец можно было прилечь и перевести дух. Но только начала дремать, как прилетело сообщение от Полины:

«Мать, ты жива ваще?»

«Более чем», – ответила я.

«Это старый или новый?»

«Старый».

«Ну ничего так мужчинка. Тихо завидую».

Я отправила ей смайлик с высунутым языком и отложила телефон.

Кажется, я сама себе завидовала.

А еще кажется, что моя жизнь сделала крутой поворот. Через две недели выйду на новую работу. То есть на старую, но все равно новую. Откуда-то из-под унылого бюрократа с фигой на макушке выглянула гончая. Борзая – и немного бóрзая. Которая очень любила этот охотничий азарт сложных, запутанных дел.

И как я только позволила Льву Ивановичу себя уговорить? Наверно, все из-за того же раздрая, в который скатилась после разрыва с Юркой. Хотелось перемен. Не согласилась бы – и не было бы в моей жизни никакого Кота. Но и Инки тоже. И с Лешкой бы не встретилась.

Только подумала о нем, и тут же ожил телефон.

«Милая, я уже скучаю».

Ну ладно, пусть так. Для Юрки – Милый, типа «милый друг», а для Лешки – Милая.

«Я тоже».

«Завтра точно не сможешь?»

«Извини, мама завтра к подружкам, а нянька уехала куда-то. Давай в понедельник. Постараюсь пораньше освободиться».

«Это же еще двое суток! Эх… Ты занята сейчас?»

«Нет».

Мы переписывались почти час, пока не проснулась Инка. Очень-очень горячо переписывались. Усадив ее на кухне над сырниками с компотом, я вернулась в комнату и написала:

«Леш, ну и как теперь? После всего ЭТОГО? У меня ребенок вообще рядом».

«А у меня кот. Закройся в ванной. И телефон с собой возьми».

«Лучше вечером. Когда она спать будет».

«Тогда до вечера».

Я прыснула в кулак и пошла обратно к Инке. Ковыряя сырники, она рассказывала мне про бассейн, про то, как вырастет и станет «оимпийской чемпионкой мия». Я рассеянно кивала и поддакивала. Пока она не добавила, что «тапочки очень кьясивенькие».

– А давай мы найдем еще красивее, чем у Кати? – предложила я.

У Инки загорелись глаза.

– Давай! – завопила она, едва не опрокинув компот.

Мы перерыли весь интернет, нашли приличные тапочки, и я скинула ссылку маме, которая взяла покупку спортинвентаря на себя. В итоге пастух остался жив, зато время до вечера я благополучно убила. Уложила Инку спать, забралась в ванну и открыла воцап.

«Ну и на чем мы остановились?»

Алексей

Втиснув кое-как машину между двумя криво стоящими табуретками, я заглушил двигатель, откинулся на спинку и закрыл глаза. Такая расслабуха, что даже шевелиться не хочется. Выйти и подняться на пятый этаж – как будто на Эверест вскарабкаться. Состояние приятное, знакомое, но давно забытое. Правда, тогда оно было связано с чем-то другим. Не с сексом и не с женщинами вообще.

И только дома вспомнил – когда уже лежал с пивом на диване, почесывая мурчащего Мяфа за ухом.

В институте я играл за сборную по волейболу, и однажды мы пробились на крупные студенческие соревнования, где не светил даже выход из группы. Но неожиданно проскочили в плей-офф и добрались до полуфинала. В финал, само собой, не вышли, но после победы в четверти было именно такое блаженно-расслабленное состояние. Даже праздновать не хотелось. Выложились по полной и получили намного больше, чем рассчитывали.

Кстати, мог ведь сегодня на волик пойти! Но об этом вспомнил потом, когда уже было поздно. Ну и хрен с ним.

И… что дальше?

А можно хотя бы пару дней понежиться в этом кайфе? Думать-то все равно придется, и там все будет сложно, но можно не вот-прям-щас?

Наша переписка с Милкой, резво перепрыгнув через стадию эротики, скатилась в лютое порно, к сожалению, исключительно словесное. Конечно, сложно держать телефон одной рукой и ею же набивать текст, если другая занята, но аудио-видео было решено отложить на попозже. У нее рядом ребенок, у меня кот, который, впрочем, удалился, всем своим видом демонстрируя, что не намерен терпеть всякую похабщину.

Если бы на меня сейчас вылили ведро воды, наверняка с шипением повалил бы пар. И это после чумовой ночи! Вот так и не знаешь, какие в тебе скрыты резервы. Я был сейчас как нарик, который пытался завязать, неделю провел в кумаре, сорвался и вошел в такой штопор, что в ушах засвистело. Земля все ближе, а нам похер, потому что есть приход!

Вечером, продолжая горячие разговоры с лежащей в ванне Милкой и глядя на нее в телефоне, я подумал, что почти готов жениться. Потому что такую ненормальную больше уже никогда не найду. И не просто ненормальную, а запиленную именно под меня. И тараканы у нас даже не одной породы, а из одного питомника.

Почему «почти»? Потому что сначала надо познакомиться с ее дочкой и понять, сможем ли мы сосуществовать в одном тесном пространстве. Возможные дети от Милки меня пугали не так сильно, как уже имеющийся ребенок.

Да и с самой Милкой…

Чувства и секс – это одно. Быт – совсем другое. Мы провели вместе неделю новогодних праздников, все вышло отлично, но это как если бы остановились в гостинице. Я одиночка по натуре, мне и с Майкой было очень непросто – именно в плане совместного обитания в замкнутом контуре. Причем с ней мы до свадьбы жили вместе, потихоньку притирались. С Милкой так не получится. Придется сразу головой в омут. А еще и ребенок.

– Лех, ты там что, уснул? – она откинула с лица мокрые волосы, провела рукой по груди, поглаживая сосок. – Или предохранительный клапан открываешь? Чтобы крышечку не сорвало?

– Ну, змея языкатая, подожди, доберусь я до тебя!

– Очень надеюсь, – в ответ на это ее язык медленно, с намеком обвел губы. – А расскажи, что делать будешь, когда доберешься?

Мы поговорили в таком ключе еще минут пятнадцать, потом Милка заявила, что у нее сморщились пятки и что хочет спать. Заснет и утонет. Отключилась, пообещав позвонить завтра, а в телефон свалилось сообщение от Мурзана.

Вообще-то он был Мурсан. Вовка Мурсан. Фамилия такая. Но все, разумеется, звали его Мурзаном, ему это очень подходило. Его даже жена звала Мурзаном.

«Леший, в следующую субботу. В 18 в Сакартвело на Ваське».

Я уже хотел спросить, в честь чего сборище, но в последний момент вспомнил, что у него днюха. Тридцать пять.

В субботу… досадно! Разве что взять с собой Милку, посидеть часик и слиться?

«Формат?»

«Блэк тай. Шутю. Форма одежды свободная. Баба на твое усмотрение».

«Ок».

Вряд ли Милка уже успела лечь и заснуть.

«Мил, не спишь?»

«Близко к тому».

«В следующую субботу у друга днюха. Пойдешь со мной в ресторан?»

В ответ прилетел глубоко задумавшийся смайлик.

«Леш, давай доживем до субботы, ладно? Но, в принципе, можно. Если недолго».

«Обозначимся, посидим немного и уйдем».

«Ок. Спокойной».

После новогодней ночи, когда я привел Милку в клуб, мужики время от времени подкусывали: мол, как оно, Леший, жениться не надумал? Я отбрехивался и тихо злился. А сейчас поймал себя на том, что, кажется, даже хочу, чтобы нас видели вместе. И не просто видели, а знали: это моя женщина, а не так, случайная знакомая на разок перепихнуться.

В воскресенье, чтобы отвлечься, я занялся работой, тем более всю предыдущую неделю провел в каком-то вакууме. Отрывался от документов и думал с глупой улыбой: а завтра мы увидимся. Мяф неодобрительно поглядывал со спинки кресла, которую облюбовал в качестве лежанки. Я пытался подстелить тряпку, чтобы не счесывать черную шерсть со светлого велюра, но она неизменно оказывалась на полу. Их императорское величество лежать на тряпке считало ниже своего достоинства.

– Боюсь, тебе придется смириться, адское чучело. Не заставляй меня выбирать между вами.

«Да понял, не дурак, – мрачно сощурился кот. – Ультиматумы имеет смысл ставить, только если уверен в исходе. В свою пользу, разумеется. А ты непредсказуем, у тебя мозг, походу, через краник вытек. Невосполнимый ресурс, увы».

Так я тебе и поверил! Ты просто отступил в окопы, чтобы усыпить бдительность противника и выработать новую стратегию. Если уж не удалось обратить врага в бегство, значит, придется обращать в рабство. Так – и только так.