Текст книги "Эскорт для чудовища (СИ)"
Автор книги: Анна Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава 6
После стычки со Смоленским я долго не могу уснуть, несмотря на то, что кровать он мне уступил просто шикарную и удобную. Я лежу, пялясь на потолок, под моей ладонью лежит планшет, с которого я могу управлять половиной самолета, а мысли назойливо крутятся только об Але и Майе.
«Похоже, ты совершенно не знаешь свою сестру, Саша».
Он ведь в чем-то прав.
Несмотря на то, что мы одного возраста, мы не очень дружили в детстве. Аля была тихой и маминой любимицей. У меня же с самого начала как-то не задалась тихая жизнь. Я вечно огребала за свое поведение, а Аля получала похвалы, и из-за этого поначалу о сестринской любви и дружбе речи и не шло.
Потом уже наше общение потеплело. В то время, как я ушла из школы и мать махнула на меня рукой, назвав в очередной раз полной бестолочью.
У меня только сейчас появилась мысль, что на сестру я смотрела сквозь призму обожания нашей матери. «Аля самая лучшая, самая добрая». «Аля прекрасный ребенок и никогда не врет. У нее большое будущее». Она вдалбливала это в голову всем вокруг. Блин. А я ведь даже ни разу не задумалась, что не знаю, о чем на самом деле мечтает Аля, как она проводит вечера, что на самом деле думает, когда у нее что-то не удается, и почему у нее нет лучших подруг, а только случайные знакомые, которые менялись так же часто, как я меняла пары туфель в лучшие годы своей жизни.
Как бы то ни было, думать о том, что Аля просто ненормальная дрянь, которая оболгала зачем-то своего мужа, и изменяла ему, я не могу. Что-то здесь было не так.
– Ай, блин, – ругаюсь я, когда в бок впиваются осколки от телефона. Я поднимаюсь, смахиваю их на пол и ложусь обратно уже под одеяло. От постельного белья пахнет кондиционером и Смоленским. Совсем немного.
Это меня не очень радует, но, положив руку на сердце, стоит вспомнить о том, что Кирилл Мудакович пожертвовал мне свою удобную постель, а сам теперь спит в позе Ленина на неудобном кресле. Поэтому у меня даже злость на него отступает, да и вообще хочется перестать называть его Мудаковичем, не разобравшись подробнее, что же случилось у них с Алей в прошлом.
С этими мыслями меня вырубает. Мне почему-то снится самое яркое происшествие дня: как я стою в ванной, которая вся усеяна осколками и каплями крови и смотрю на профиль мистера Суицидника по фамилии Смоленский. Я уже не могу вспомнить – действительно ли он выглядел настолько разбитым, сломанным и растерянным в тот день, или моя фантазия еще сильнее приукрасила сон, но мне становится его очень жалко. Во сне мне хочется обнять его.
* * *
– Как спалось, Александра? – вежливо спрашивает меня наутро один из Церберов-задротов, когда я сталкиваюсь с ним в салоне, направляясь за сумочкой с косметикой. Я пару секунд тупо смотрю на него, пытаясь обмозговать вопрос. Приглаживаю волосы и пальцами натыкаюсь на полоски от подушки на лице.
– Нормально. Спасибо, – отвечаю я вместо «да я бы еще часов пять подрыхла бы», – а вы как? Где м… Кирилл Владимирович?
Я запинаюсь на последнем слове. Надо заканчивать обзывать этого человека разными прозвищами. Однажды я ляпну одно из них, не подумав, и явно получу по своей глупой башне.
– Да здесь, – Цербер смотрит на меня, приподняв едва брови, – куда же он денется с самолета?
Очень смешно. Я пристально и многозначительно смотрю на этого юмориста, а потом обхожу, решив, что тренировки в остроумии – не моя фишка с утра пораньше. Смоленского я действительно нахожу в салоне самолета. Он занял мое место.
– Ты не могла выключить музыку, Саша? Эта хрень играла всю ночь.
Смоленский, похоже, решил начать утро с претензий.
– И тебе доброе утро, – произношу я. Он отрывает взгляд от экрана телефона и поднимает на меня, а мне хочется закатить глаза. Каждый раз пялится на меня так, словно вот-вот плюнет отравленными иглами, – я не знала, что надо выключить музыку.
– Планшет остался у тебя. Принеси его, выруби музыку и открой, наконец, окна. И приведи себя в порядок, потому что мы скоро идем на посадку. С таким лицом мне придется тебя тащить в чемодане, потому что тебя явно не узнают на фотке в загранпаспорте.
Ах ты, чудила.
Окна ему открыть, видите ли. С удовольствием открою и выкину его за шкирку с самолета. Эта картина всплывает в воображении так ярко, что я даже успеваю рассмотреть, как ветер снаружи треплет щеки Смоленского перед тем, как он навсегда исчезает в облаках.
И вот его я во сне жалела? Тьфу. Надо было утопить в ванне и сделать вид, что так и нашла его там.
Я хватаю сумку с косметикой, разворачиваюсь и ухожу, демонстративно выпрямив спину. Только очутившись в ванной, я ахаю, посмотрев на свое лицо. Ладно, я и впрямь страшная. Макияж весь сполз, лицо помято, а волосы на голове похожи на воронье гнездо. Я умываюсь и впопыхах крашусь, надеясь, что когда сойдут вмятины от подушки, это не скажется на макияже.
В планшете я вырубаю музыку, которую вчера поставил Смоленский и поднимаю шторки на иллюминаторах. В этот момент пилоты объявляют о том, что заходят на посадку, поэтому я скорее возвращаюсь обратно и плюхаюсь в кресло позади Смоленского, пристегнувшись.
Господи, а куда мы прилетели-то? Я даже не спросила. Еще и дождевые облака за окном не дают разглядеть город внизу. Мы летели несколько часов… значит, мы точно не где-нибудь в Польше или в Германии.
Посадка завершается мягко. Я смотрю на пасмурную погоду за окном и немного жалею, что надела легкий топ с брюками. К сожалению, даже сейчас я не могу угадать, где мы находимся.
– Накинь что-нибудь сверху, Саша, – слышу я голос Смоленского. Он даже не поворачивается ко мне, когда говорит. Будто бы у него на затылке глаза! – на улице всего плюс шестнадцать.
– А мы вообще где? – шепотом интересуюсь я, отстегивая ремни безопасности. Мистер Суицидник тоже отстегивается и встает, выпрямляясь со весь свой рост. Он приподнимает чуть бровь, покосившись на меня.
– Это Лондон. Ты задницей слушаешь объявления пилотов, Саша?
Вау.
Я даже пропускаю мимо ушей его очередное ядовитое замечание и смотрю за иллюминатор. В Англии я еще ни разу не была. Никогда. Мне всегда казалось, что эта страна для богатых и чопорных людей, а не для таких глупых девиц, как я. Мне бы что попроще – задницу на песке погреть, на экзотику какую-нибудь попялиться. Какая ирония, что впервые я сюда попала именно со Смоленским. Ему тут самое место. Только интересно, а для чего он тут?
Я достаю из чемодана, который потом забирает охрана, шерстяной кардиган и накидываю его на плечи. Провожаемая широкими улыбками пилотов и стюардессы, спускаюсь за всеми с самолета. Холодный и промозглый утренний воздух наполняет легкие, и я закашливаюсь.
Черт, почему у Смоленского не нашлись дела где-нибудь на Мальдивах, а? Мне уже не нравится Англия. Тут действительно серо, пасмурно и как-то холодновато.
Мы со Смоленским садимся в машину. Не успевает она тронуться, как я чувствую, что мне на колени ложится что-то легкое. Опустив растерянно взгляд вниз, я вижу стопку листочков.
– Что это?
– Подпиши. Документ о неразглашении.
– А-а, – тяну я, цепляя верхний лист ноготком и переворачивая его, – ты будешь не против, если я внимательно все прочитаю? Не хочу случайно завещать тебе свои органы или познакомиться с твоей красной комнатой.
– С чем?
Я ловлю его несколько недоуменный взгляд.
– Это шутка, – поясняю я медленно, – не смотрел «50 оттенков»? Нет? Ладно. Тогда забудь, – я бормочу это, склоняясь над документом и пытаясь вчитаться в содержание.
Вот сейчас я впервые чувствую себя неудобно из-за своих шуток.
Говорила я Кате – поменяй меня на другую девочку. Она слишком меня переоценивает. Я умею поддержать разговор, быть веселой и сохранять спокойствие даже с самых плохих ситуациях, но мои манеры и образование оставляют желать лучшего. Скоро до Смоленского это дойдет. Дьявол, а если у него тут важная встреча с крутыми людьми, минута моего позора уже близко. У меня далеко не британский английский, например. И совершенно тупые шутки, как оказывается. Я буду изо всех сил стараться, но… Пристрелите меня кто-нибудь!
Переволновавшись, я подписываю соглашение, так и не прочитав его, и отдаю Смоленскому. Он забирает его, неотрывно прожигая меня взглядом серых глаз. Перегородка спереди опускается, и охрана передает ему какой-то пакет.
Я замечаю бордовые заживающие линии порезов у него на тыльной стороне руки. Они так заметны… как Смоленский собирается появляться в высшем обществе в таком виде? Пойдут слухи.
– Это твой телефон, – произносит Смоленский, кидая пакет мне на коленки и я ахаю, потому что он бьет меня достаточно неприятно.
– Зачем?
– Ты разве не прочитала соглашение, Саш?
– Нет, – цежу я сквозь зубы, доставая непонятное нечто. Один из тех самых дорогих и уродливых телефонов для богачей.
– Я хочу быть уверен, что ты не станешь ни с кем делиться информацией о моей жизни. Поэтому тебе придется попользоваться пока этим телефоном.
А. Намек ясен.
– Ну, знаешь ли… А я хочу общаться со своей семьей и быть уверена, что мою переписку не читают третьи лица, – цежу сквозь зубы я.
Хотя, как говорится – сама дура. Надо ж читать, что подписываешь, толку теперь наезжать на Смоленского?
– Я думаю, ты сможешь пока сдерживаться и не секретничать в переписке с родными о том, о чем не стоит знать другим. Продержись неделю.
«Да? Смоленский, я не могу не секретничать о Майе» – думаю я, глядя на ненавистный кусок металла в моей ладони. И предупредить маму не могу, чтобы она как-то зашифровано писала о племяннице. Начнутся вопросы… И у Смоленского они появятся.
* * *
«Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение на автоответчик».
– Привет, мам, – произношу я, глядя с балкона дома, как капает дождь, – у меня тут важная работа в командировке, и работодатель хочет полной секретности. Поэтому мне служба безопасности выдала корпоративный телефон… сама понимаешь, по нему могут прослушивать разговоры. Давай ты будешь писать мне, что все нормально с вами, и не более? Я тебе скинула прозвон с нового телефона. Давай. Целую.
Я сбрасываю вызов, отключаю телефон и вытаскиваю из него сим-карту. Потом выхожу с балкона, отодвинув длинную тюль и вкладываю Смоленскому в руку уже бесполезный кусок пластика.
– Можешь не переживать. Я верну его тебе, как контракт закончится.
– Я надеюсь.
Черт, почему телефон матери недоступен? Последний раз мы созванивались в самолете – все было в порядке. Разрядился? Случайно выключила? Беспокоиться начинать рано, но именно этим я сейчас и занимаюсь.
– Ты быстро закончила. Что-то произошло?
Боже, Смоленский. Я смотрю на него с удивлением. «А даже если и произошло, то что, поможешь мне?» – мелькает мысль. Зачем он интересуется? Даже если что-то и произошло, я никогда не скажу ему об этом. Жизнь моей семьи, и в особенности Майи должна остаться навсегда нераскрытым секретом для этого человека.
– Не смогла дозвониться до родных, – достаточно сухо поясняю я, – оставила сообщение на автоответчик. Все в порядке, – мой взгляд скользит по комнате, и я, не выдержав, все-таки интересуюсь, – это дом твоей семьи или ты его снял на время?
– Дед моего отца жил здесь, – Смоленский отходит к бару и, достав бутылку минералки, наливает себе воды, – это его дом.
– Да уж, – я не могу сдержать нервную усмешку. Долбануться можно от осознания, насколько эта семья богата. Есть что-то в мире, чем они не могут обладать? Боюсь, что нет. – значит, в тебе течет кровь аристократов? Вряд ли простые люди могли бы позволить себе такое жилье… Подожди, ты сказал «дед моего отца»? Звучало странно. Это называется «прадедушка».
Я еще раз смотрю в сторону балкона. Внутри интерьер этого дома явно переделывали под современный, а вот его фасад выдает возраст. Я понимаю, насколько Аля сошла с ума, посмотрев на все это. Даже у меня появляются крамольные мысли, что не будь у Смоленского темного прошлого, связанного с моей сестрой – и я бы попыталась его зацепить. Произвести на него впечатление, чтобы такой, как он, захотел на мне жениться. Я бы даже терпела его дурацкий характер. Его богатство слишком уж притягательно.
А если бы Майя жила с ним… какое бы будущее ее ждало…
Я встряхиваю головой. Стоп, Саша. У теб, похоже, крыша едет.
– Во мне нет ни капли голубой крови. Так что можешь не смотреть на меня настолько плотоядно, – внезапно отвечает мне Смоленский, и я вспоминаю, что мы, вообще-то, с ним разговаривали, а теперь я стою и рассеянно пялюсь на него, думая о том, как хорошо было бы ему продаться, блин. Я моргаю, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
– Я просто задумалась!
Телефон Смоленского начинает играть мелодию и тот сразу же принимает вызов. Я отворачиваюсь, думая о том, что неплохо бы было выпить сейчас кофе и очухаться после ночки в самолете. Я уже отвыкла вскакивать настолько рано, поэтому моя голова плохо соображает и выдает совершенно дурацкии идеи, вроде женитьбы с бывшим мужем сестры.
– Да?… Ну, замечательно, – кажется, в голосе мистера Самоубийцы звучит сарказм после непродолжительной паузы, – разберитесь с этим как можно скорее.
Я слышу стук, когда Смоленский кидает телефон на стол, и легкий вздох.
– Извини, Саша. Машина с твоими шмотками попала в аварию.
Я округляю глаза и резко разворачиваюсь к нему. Хоть какой-нибудь намек на то, что Смоленский стебется надо мной, я найти не могу.
– В каком смысле?
– В прямом. Машина, которая везла наши вещи, загорелась. Вряд ли там что-то осталось после этого. Можешь не переживать, я заплачу тебе за новую одежду.
– Ты шутишь? – вырывается у меня, а когда он в ответ сощуривает глаза, я мотаю головой, – нет, не шутишь. О каких вещах речь, Смоленский?! Плевать на них, я куплю себе новые! Там были люди, которые работали на тебя! Что с ними?
– С ними все в порядке. Отделались легкими травмами. Их уже осмотрели врачи.
– Это правда была просто авария? – я хмурюсь, внезапно понимая, что в выражении лица Смоленского есть нечто большее, чем простая озадаченность из-за аварии. Похоже, эта новость не на шутку его загрузила. У него в глазах появляется напряжение и жесткость, будто бы внутренне он готовится к чему-то нехорошему.
– Не грузи свою голову, – в меня впивается этот взгляд и я сама вся напрягаюсь, чувствуя, как волоски на теле встают дыбом, – всякое случается, Саша. Тебе стоит сейчас подумать о том, во что ты оденешься сегодня вечером. Зная женщин, могу сказать, что поиск вещей займет много времени, поэтому займись этим прямо сейчас.
– Надеюсь, машина со мной не попадет в такую же аварию? – моя бровь дергается. Когда у богатых людей внезапно сгорает транспорт, первая мысль, которая мне приходит в голову – что кто-то очень хотел видеть не только горящие вещи этого богача, но и его полыхающее дохлое тело.
– Я сказал вроде успокоиться, – медленно произносит Смоленский, но из-за его тона я ему ни капли не верю, – ты отправишься со мной, а у меня отличная охрана и неплохая машина. Ты будешь в безопасности. Я оставлю тебя в магазине, а сам отправлюсь по кое-каким делам.
– Меня не похитят в магазине?…
– Кому ты нужна? – он изгибает темную бровь, а у меня тут же пропадает паника, и доминирующей эмоцией становится злость и желание его треснуть, – вряд ли эскортница Саша представляет большой интерес для людей, которые хотели бы моей смерти. Сказал же – прекрати об этом думать. Посмотри на статистику ДТП и расслабься.
Хамло суицидальное. Я фыркаю, развернувшись к выходу и бросаю через плечо:
– Отлично. Тогда никому не нужная эскортница Саша сперва выпьет кофе, если ты не против.
И, не дождавшись ответа, ухожу в сторону кухни, едва сдержав желание хлопнуть дверью.
Глава 7
– Надеюсь, тебе хватит места разгуляться, – произносит Смоленский, когда машина останавливается на углу улицы, где я вижу сплошные вывески с названиями самых дорогих бутиков.
Конечно. Никому не нужная эскортница Саша найдет, куда получше пристроить твои денежки, Смоленский. Мне до сих пор хочется сказать ему что-то завуалированно язвительное, чтобы не огрести и отвести душу.
– Сколько у меня есть времени? – ровно говорю я, глядя за окно.
– До тех пор, пока я не вернусь за тобой.
Я молча открываю дверь машины и выхожу, даже не оглянувшись и не попрощавшись напоследок. Вряд ли это заденет мистера Хамло, но мне так не хочется сейчас быть с ним слишком вежливой и милой.
Черт, ладно. Я соврала. У меня не вышло гордо уйти, потому что когда я разворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверь машины, то мы с ним внезапно пересекаемся взглядами. Мир будто начинает жить в замедленной съемке, когда я осознаю, что Смоленский смотрел мне вслед. Провожал меня взглядом. Как интересно.
Дверь со стуком закрывается. На оголенное плечо, с которого сполз кардиган, падает холодная капля дождя, в тот момент, когда внезапно чье-то прикосновение разрушает этот странный момент с нашими гляделками. Я оборачиваюсь: возле меня стоит светловолосый и бородатый мужчина лет тридцати.
– Простите, – в его английском я легко угадываю русский акцент, и мои брови взмывают вверх, – подскажите. Как идти к… м-м… блин. – внезапно ругается он на родном языке, а я чуть улыбаюсь в ответ.
– Как пройти… куда? – повторяю я фразу на русском и замечаю на лице мужчины неподдельное удивление и восторг.
– Вот это офигеть, – выдает мужчина, – я угадал, к кому подойти. Мой английский полное дерьмо. Я учил немецкий в школе, поэтому эти придурки только кривят рожу, когда я пытаюсь у них что-то спросить и уходят. Мне нужно метро. Знаешь, где оно тут?
– Нет, извини, – отвечаю я, – я тут впервые, если честно. Лучше попробуй сориентироваться по вывескам.
– Да? – его взгляд скользит по мне, а я теперь хочу поскорее уйти и перестать улыбаться. Хорошее впечатление разрушено. Во-первых, он смотрит слишком уж пристально, а я работаю на Смоленского и вряд ли ему понравится такое внимание ко мне. Во-вторых, мне не нравится люди, которые просто так называют других «придурками», – может, поможем друг другу, как два туриста? Как насчет чашечки кофе в кафе? Ты красивая.
«Да ладно?» – вопит саркастичное сознание, – «да нет же, ты ошибся! Перед тобой никому не нужная эскортница Саша, чувак!»
Все-таки, слова Смоленского задели меня сильно, если в разговоре с этим навязчивым типом я вспоминаю о нем.
– Я знаю, спасибо, – отвечаю я как можно холоднее, – но, прости, я тут не одна.
– Всего лишь по-дружески. Что ж вы, бабы, так напрягаетесь, когда вас куда-то приглашают? Просто посидим, поболтаем. Ну? – он тянет меня за локоть, а я округляю глаза, думая, в какое место ему врезать, потому что это совсем уж наглость.
Рядом хлопает дверь машины. Я поворачиваю голову и чуток холодею: если я не ошибаюсь в эмоциях Смоленского, то судя по его взгляду, он идет убивать. Совершенно не аристократично и кроваво. Удивительно, но он первый человек, в кровожадной натуре которого я уверена на сто процентов, что бы он там не говорил и как бы себя не оправдывал.
– У тебя проблемы? – интересуется он с едкими нотками в голосе, приближаясь к нам и обращаясь к блондину. Тот поднимает взгляд и едва улыбается.
– Нет.
– Хочешь, устрою?
– Успокойся, чувак. Я просто спросил дорогу.
Смоленский просто становится передо мной, вырастает, как монолитная скала, так, что я едва ли не тыкаюсь носом ему в спину. Этим он заставляет чувака отцепиться от меня и отступить. Они одного роста, но все равно Смоленский с его решимостью производит обманчивое впечатление, что он выше и сильнее.
– Проваливай, или я сломаю тебе руки, которые ты распускаешь. Гугл-карты тебе в помощь.
– Да пошел ты. Ненормальный обдолбыш, – бурчит мужик и уходит, бросив неприязненный взгляд на нас. Я выдыхаю. Он меня напряг, очень сильно, особенно после своего пассажа про «баб».
– Не думала, что мне захочется искренне тебя поблагодарить, но этот момент настал, – произношу я, провожая взглядом спину бородатого, и надеясь, что он не затаится где-нибудь, чтобы поймать меня, когда я буду без Смоленского, – спасибо. Он какой-то странный. Прицепился так еще…
Мистер Самоубийца поворачивается в мою сторону. На его лице я замечаю оттенок удивления.
– Спасибо за то, что не собираешься мне поиметь вхлам мозги на тему «он же просто спросил, чего ты цепляешься к людям».
– Что? – вырывается у меня. Кажется, пришло мое время выпасть в осадок.
– Да так, ничего. Забудь, – Смоленский отводит взгляд и смотрит тоже вслед тому прилипале, – ладно, иди. С тобой останется двое ребят на такие случаи. Закончишь раньше, чем я – тебя отвезут домой.
Он открывает дверь и садится обратно в машину. Та стартует с места, обрызгав мне немного туфли, но сейчас мне на это чуточку плевать. Почему-то мне очень интересно – кто же имел мозги Смоленскому на тему «чего ты цепляешься к людям»? Дарина? Вряд ли. Мне кажется, что мистеру Самоубийце немного даже плевать на ее существование. Получается, что Аля?…
– Александра?…
– Ага, я иду, – вспоминаю я о высаженных из соседней машины Церберах, которые терпеливо ждут, пока я стою посреди улицы и думаю. Из таких мелочей я долго буду собирать картину прошлого Али и Смоленского. Эти крохи информации только подкидывают дрова в костер моего любопытства. Как же мне разговорить кого-нибудь на тему их прошлого?..
* * *
– Давайте выпьем и перекусим чего-нибудь, – предлагаю я, вконец задолбавшись, своим уже привычным Церберам-задротам. Они молча и покорно следую за мной из магазина в магазин и тащат на себе кучу бумажных пакетов.
Когда я захожу в первое кафе и сажусь за столик, наблюдая, как эти двое опускаются на диванчики за соседним столиком, моя дружелюбная душа не выдерживает:
– Да сядьте вы за этот, – я киваю на свой, – мне в одиночестве, что ли, есть?
– Нам нельзя, Саша, – отзывается один из Церберов.
– Никто ничего не узнает. Я просто хотела немного поспрашивать вас. Мы же не будем через проход общаться? Боже, – я вздыхаю, заметив на их лицах сомнения, – да сядьте вы и всё. Хоть на десять минут.
Переглянувшись, они забирают свою минеральную воду и пересаживаются напротив меня. Нехорошо, конечно, заставлять людей нарушать правила, но…
– Вы долго вообще у Смоленского работаете? – задаю я вопрос, глядя в хмурое лицо одного из мужчин. Я понимаю, почему у него выражение лица меняется. Меня бы такие вопросы тоже напрягли.
– А что?
– Просто интересно. Без задней мысли спрашиваю.
– Около трех лет. Саша, если вы собираетесь выпытать какие-то подробности жизни Смоленского Кирилла – то не тратьте время, – Цербер дарит мне тяжелый взгляд. Я едва улыбаюсь.
– Я просто болтаю. Мне скучно, понимаете? Вы, хотя бы, в игры играете, а у меня даже телефон отобрали. А зачем Кириллу в Лондон лететь по делам? Неужели тут что-то собирается открывать? Отель?
– В Европе доходы у населения растут, и туризм процветает, – Цербер отвлекается на свою минералку, откручивая крышечку у бутылки, – очень много людей прилетает сюда работать или по вопросам бизнеса. Вкладываться в отель или недвижимость тут очень перспективно.
Ясно. Я барабаню пальцами по столешнице, задумчиво глядя за окно. Он профессионально ушел от прямого ответа и не сказал, что конкретно тут собирается делать Смоленский, несмотря на то, что я все равно рано или поздно это узнаю.
Значит, три года работают?
Даже если чисто теоретически предположить, что я вотрусь к этим Церберам в доверие – все равно ничего полезного не узнаю. Они пришли уже после развода Смоленского с Алей.
У меня вырывается вздох.
– Ладно, спасибо. А во что вы играли в самолете, кстати? Может, я тоже себя займу этим.
Переглянувшись друг с другом, один из охранников достает смартфон, снимает с него блокировку, и кладет на столик. Видимо, он понимает, что если уж выдался шанс заставить меня замолчать – им надо срочно воспользоваться. Я беру телефон, на экране которого загружается какая-то игра, судя по заставке – про тех самых гейских эльфов, из-за которых переругались эти двое, и улыбаюсь в ответ.
– Спасибо. Там же легко разобраться или вы мне поможете?
– Да нет, – отвечает мужчина, – легко.
– Там обучение хорошее, – произносит второй, – если понравится – с разрешения Кирилла Владимировича вам на телефон установлю.
– Спасибо, – я убираю звуки музыки кнопочками сбоку телефона. В этот момент Цербер, который милостиво одолжил мне телефон, поднимается из-за стола, и обращается к своему напарнику:
– Отойду ненадолго.
– Ага.
Он уходит в сторону туалетов. Я секунду смотрю на его спину в отражении экрана, а потом сворачиваю игру и быстро пробегаюсь глазами по установленным приложениям. Игры, игры, игры… господи, реально задроты чертовы. Вот он, мессенджер. Открываю один – и практически пусто. Парочка диалогов с пользователями «мать» и «брат». Блин. Должны же эти Церберы как-нибудь общаться друг с другом. Как-то они передают друг другу всю информацию? Бинго! Я нахожу второй мессенджер, открываю его и настороженно бросаю взгляд на телохранителя напротив. Надеюсь, он не заметил мое радостное лицо, потому что я, наконец, обнаружила их беседу.
Черт, есть ли тут поиск по датам? Или лучше по имени. Я пытаюсь найти что-нибудь по имени «Аля» или «жена», но никто не упоминал эти слова в переписке. Промотав беседу, я прикрываю устало глаза. Там только сегодняшняя переписка. Видимо, история удаляется автоматически каждый день.
Жаль. И тут ты, Саша, обломалась. Похоже, у тебя не получится никак достать информацию, не общаясь с людьми. Смоленский, конечно, обещал мне что-то показать… но это может быть каплей в море. Он может что-то утаить.
– Некрасиво, Саша, – над плечом раздается голос и я подпрыгиваю от неожиданности. Черт! Меня спалили за чтением чужой переписки. Рука Цербера, который вернулся так невовремя, выдирает у меня телефон и блокирует экран, – жаль. Мы реально думали, что ты нормальная баба.
– Извини, – выдаю я обреченно, – просто надо очень было.
– Ага, верю, Саша. Только мне придется теперь об этом рассказать Кириллу Владимировичу.
* * *
– Мне удалось освободиться пораньше, – дверь в комнату распахивается в самый неподходящий момент – когда я стою в одном белье, готовая примерить еще раз симпатичное миди-платье красного цвета. Смоленский врывается, скользнув по моей фигуре своим фирменным пофигистично-флегматичным взглядом и отводит его в сторону, пока я ловлю ртом от возмущения воздух, прикрываясь вешалкой, – а, ты одеваешься? Извини.
Ну просто очумительно! «Извини». Ничего, Смоленский. Просто после того, как закончится наш контракт, я к тебе ворвусь в душ таким макаром, чтобы ты на своей шкуре ощутил, как это неудобно.
– Выйди, – сдавленно выдыхаю я.
– Ты быстрее наденешь платье, чем я буду выходить и заходить. Я не смотрю.
– Кирилл!
– Что? – теперь его быстрый взгляд – как выстрел холодной пулей в самое сердце. Я даже дергаюсь от неожиданности. – Неприятно, когда к тебе лезут без разрешения? Какого черта ты свой нос пихаешь в мою жизнь, Саша? Объяснишь? – он приближается ко мне, а я в шоке отступаю, наткнувшись голыми лопатками на ледяную поверхность зеркала, – судя по твоей реакции, у тебя все в порядке с осознанием личных границ. Значит, мне стоит задать тебе этот вопрос: что тебе нужно от моей жизни?
– Да ничего особого, – вырывается у меня, поняв, о чем он будет вести разговор, – просто испугалась из-за сгоревшей машины и хотела убедиться, что это не было покушением. Пришлось немного обмануть твоих телохранителей…
– Лгунья, – выдыхает он холодненько, – поэтому ты набирала в поиске по чату «Альмина»? У тебя и твоей сестры одинаковая проблема: вы обе никак не можете понять, что у вас на лице написано, когда вы врете.
– Смоленский…
– Я же сказал тебе: к ее смерти я непричастен. Что еще тебе надо? Разнюхивать я тебе не дам, что тогда произошло. А, блин, да толку тебе говорить? – он небрежно взъерошивает темные волосы рукой, – ты все равно не успокоишься. Мне было бы проще разорвать контракт с тобой. Только меня что-то от этого останавливает.
Закончив этот монолог, он достает телефон. Я настороженно смотрю, сжимая в руках вешалку с железным крючком и думая, что он собирается предпринять. Смоленский набирает чей-то номер, подносит телефон к уху и спустя пару секунд произносит:
– Скинь мне в облако парочку видео с Альминой, которые мы отправляли полиции. Ага, вроде тех. Давай, жду.
– Видео? – переспрашиваю я удивленно, когда Смоленский убирает телефон обратно.
– Ты ведь хочешь подтверждения, что твоя сестра – отбитая на всю голову? Я тебе их предоставлю. После этого, надеюсь, ты перестанешь лезть куда не надо, Саша, – он смотрит на меня так прямо и давяще, что я отвожу взгляд, не выдержав, – кое-какие вещи мне незачем скрывать, но я тебе вроде говорил, что есть тайны, которые тебя не касаются, поэтому усмири свой любопытный нос.
Черт. Я выдыхаю, представляя, что у меня изо рта выходит облачко напряжения. Честно говоря, я опасалась, что после того, как телохранители раскрыли мою небольшую подлость, Смоленский прикажет им готовить лопаты и запланирует поездку со мной в дремучий лес.
Он поступил по-другому. Но… видео с моей сестрой, которое он отправлял полиции? Что там, черт побери, происходило? Меня сейчас разорвет от волнения.
– Моя сестра никогда не была неуравновешенной, – произношу я, чтобы немного оправдаться, – поэтому мне сложно верить только твоим словам. Ладно. Я посмотрю видео и сделаю свои выводы. Ты… – я смотрю, как он садится расслабленно на диван, откинувшись удобно на подлокотник и снова доставая телефон, – ты что, собираешься сидеть здесь? Я переодеваюсь, вообще-то.
– Я хотел расслабиться перед предстоящей встречей, – отвечает Смоленский, уткнувшись в экран, – мне уже лень идти до своей комнаты. Приготовь мне кофе, как закончишь. И на тебя я не смотрю, у меня открыт «Нетфликс». Можешь спокойно переодеваться.
Ну офигеть теперь. Как непосредственно. Я смотрю на него, приподняв бровь, но мое возмущение остается проигнорированным, так как Смоленский и впрямь увлечен тем, что происходит на экране его сматрфона. «Вообще-то, я считала эту комнату своей» – мелькает в голове одинокая мысль, – «я как-то не привыкла запирать двери. Стоит ли ожидать, что Смоленскому однажды станет скучно и он припрется в самый неподходящий момент? Когда я проснусь с опухшим лицом, например, или пока сплю в одном нижнем белье».
Господи, поскорее бы пролетела эта неделя.
* * *
– Я покажу тебе видео после встречи, – сообщает мне Смоленский, когда я непрозрачно намекаю ему о данном обещании, так и не дождавшись видеозаписей с Алей, – мне не нужно, чтобы ты ходила сегодня вечером с загруженной мордашкой.
Он садится в машину. Я в этот момент неосознанно прикасаюсь кончиками пальцев к своему лицу. «Мордашка»? Серьезно? Чем ближе встреча, тем более Смоленский производит впечатление человека в хорошем настроении.
