Текст книги "Эскорт для чудовища (СИ)"
Автор книги: Анна Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Надеюсь, Кирилл не собрался отдать приказ все это выкинуть после отъезда? Какое расточительство!
– Куда ты денешь все эти продукты? – интересуюсь я вслух. Потом смотрю на Смоленского через плечо: он сидит, уже одетый в белую футболку и штаны, скучающе подпирая подбородок кулаком, и наблюдает за мной. Его влажные волосы небрежно зачесаны рукой назад.
Отвязаться от него не удалось. Он решил пойти со мной на кухню, и теперь, стоит мне только посмотреть на него, перед глазами всплывает картина, как он стоит на пороге в одном полотенце на бедрах, демонстрируя свои чертовы кубики пресса и широкие плечи.
Это плохо настраивает на готовку. Не удивлюсь, если я сожгу все к чертям.
– Тут есть люди, которые круглый год присматривают за домом. Они себе заберут все продукты.
– А-а…
Я достаю стейки из тунца в упаковке. Открыв пленку, я настороженно нюхаю еду: никак не могу отучиться от привычки проверять все на свежесть. Это у Смоленского все продукты небось проверяют специально обученные люди, а мне вот иногда кидали в пакет в магазине всякую тухлятину.
– И как пахнет? – раздается над плечом голос, и я подпрыгиваю. Он слишком тихо и незаметно подкрался ко мне со спины! – Помочь в чем-то?
– У тебя руки порезаны, – бормочу я, чувствуя, как моя спина напрягается. Он, конечно, еще не прижимается ко мне, но между нами остались считанные миллиметры. Как минимум, он уже потерся об меня своей аурой, – так что лучше не мешай.
– Я надену перчатки.
– У тебя откроются раны, так что лучше не надо, – мотаю головой я, а потом в ней что-то щелкает, и я интересуюсь: – Постой, ты умеешь готовить?
Если он скажет «да», то это будет поразительно. Если всю жизнь его семье готовили повара, домработницы убирали и гладили вещи, то зачем бы ему это уметь? Даже его вопрос «зачем тебе готовить, проще ведь заказать?» – детектор человека, который ни разу в жизни не держался за ручку сковородки.
– Нет, – отвечает Смоленский мне в затылок, заставляя меня покрыться мурашками, – но мне кажется, что в этом нет ничего сложного. Просто долго.
А, ложная тревога. Смоленский – обычный неумелый мужик. «Нет ничего сложного»? После этих слов мне хочется громко фыркнуть. Пойду забуду все свои неудачные попытки приготовить «макаруны» или муссовые пирожные, ведь это так легко!
– Ладно, – мило тяну я, отодвигая стейки в сторону, – тогда приготовь их, раз это несложно, а я пока займусь овощами.
Я быстро выбираюсь из западни между Смоленским и мебелью, и подхожу к холодильнику. Там я выбираю овощи и зелень, чтобы приготовить их на гриле, а из каких-то сделать легкий салат на ночь. Когда я закрываю дверцу и вижу Смоленского, мне хочется прыснуть от смеха: он выглядит совершенно растерянным, глядя на стейки перед собой. Жаль, что я не могу сфотографировать его лицо.
– Их же просто пожарить надо? – он переводит на меня взгляд.
– Угу, – хмыкаю я.
– И не надо ничем полить перед этим? – он открывает нижний шкафчик и достает перчатки, надевая их прямо на бинты, а я не могу сдержать расползающиеся в улыбке губы.
– Конечно, нужно. Попробуй найти масло и приправы для тунца.
Он открывает шкафчик и смотрит пристально внутрь.
– И что из этого для тунца? – интересуется тихо он, а я, вздохнув, кидаю овощи в раковину и подхожу к Смоленскому. Ну да, тут столько стеклянных красивых баночек с приправами, что новичок в готовке черт ногу сломит. Было бы проще, если местные повара закупались пакетиками с надписью «для идеальной рыбы» или что-то в этом роде.
– Вот этой и этой приправы хватит. Вот эти масла смешай и немного налей соуса. Потом пожарь на сковородке-гриль с каждой стороны по паре-тройке минут.
Я наблюдаю за тем, как он послушно пытается следовать моим инструкциям, словно ребенок, впервые пробующий что-то новое. Каким бы он не пытался казаться властным и суровым в обычной жизни, сейчас с него словно спали маски равнодушия и холодности, а вместе с этим он стал выглядеть на несколько лет младше и беззаботнее.
В голове бьется вопрос – зачем Аля так поступила с ним? Что, жизнь с тем блондинистым парнем действительно показалась ей слаще, чем с мужем? Ведь по одному видео с ним я могу сказать, что парень явно использовал мою глупую сестру в каких-то своих целях.
Почему же она соврала мне, когда вернулась домой в тот вечер? Почему предпочла скрыть Майю, а не попытаться помириться со Смоленским? Почему-то я уверена, что он бы принял ее обратно. И главный вопрос – кто и зачем ее убил?
Я тихо вздыхаю, почувствовав начинающуюся головную боль. Вопросы, на которые слишком сложно будеть получить ответы.
А еще… я так хотела сохранить тайну Али после всего, что случилось, но теперь чувство, что я поступаю очень неправильно, стало еще сильнее терзать меня.
Смоленский имеет право знать, что у него есть дочь. Но я больше всего на свете боюсь, что стоит ему узнать об этом – и я никогда не увижу Майю.
Наша семья – обманщики, которые скрыли от него рождение ребенка. Разве можно подобное простить? Я представляю, как искажается яростью его лицо, когда я рассказываю ему об этом, и меня передергивает от холода. Он не позволит нам приблизиться к Майе ни на шаг, и мое сердце будет истекать кровью после очередной потери близкого человека.
Как же сложно принимать решение, когда с одной стороны на весах справедливость, а с другой – твоя любовь и привязанность к ребенку. Имею ли я вообще право решать?
– Посмотри, – выдирает меня из раздумий голос Смоленского. Он протягивает мне тарелку со стейком, – нормально?
– Вполне, – я тыкаю в рыбу вилочкой. По-моему, он ее немного пережарил, но вряд ли я это ему скажу. Человек, как-никак, в первый раз что-то готовит, – сейчас положу овощи.
Завтра мы с ним расстанемся навсегда и я не смогу больше связаться со Смоленским. Мне нужно принять решение до завтра.
* * *
После ужина, когда я возвращаюсь на кухню с бутылкой вина, то застаю Смоленского спящим. Он сидит, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза и размеренно дышит. На одной из повязок проступает пятнышко алой крови.
Я осторожно ставлю вино на стол. Потом подхожу на цыпочках к Кириллу, провожу ладонью перед лицом – нет реакции. Он действительно дрыхнет.
Пару минут я стою, рассматривая его умиротворенное лицо с правильными, красивыми чертами. Потом беру аптечку, аккуратно разматываю бинт с кисти руки и осторожно, едва касаясь, обрабатываю раны. После них наверняка останутся шрамы. Правда, когда я внимательно рассматриваю его руку, то замечаю уже достаточно много маленьких, белых полосочек на руке. Видимо, ему не впервые ранить руки. Бурное детство или постоянные проблемы с гневом? Не знаю даже, что и думать, да и неохота: в голове другие есть тяжелые мысли.
Я заматываю руку бинтом, и кладу ее на стол. Закидываю посуду в мойку, протираю со стола, потом забираю бутылку и направляюсь обратно к себе в комнату.
– Спасибо. – я замираю на пороге, услышав это тихое слово. Потом резко оборачиваюсь. Смоленский сидит в той же позе с закрытыми глазами. Показалось, что ли? Похоже, что да.
Я гашу свет и ухожу в комнату. Похоже, и мне стоит выспаться, потому что у меня уже начинаются галлюцинации.
* * *
– Александра! – я не успеваю даже продрать как следует глаза утром, как в дверь уже настойчиво стучат, – Александра, Кирилл передал, что мы скоро выезжаем в аэропорт.
Я едва приподнимаю веки. За окном – ранее и пасмурное утро. Черт. Такое чувство, что меня вчера били мешком – голова трещит, мышцы болят, шея затекла.
– Александра!
– Я встаю, – бормочу я. Голос у меня еще тот, как у простуженной псины. Господи, может, Смоленский меня оставит тут на денек? Я высплюсь и возьму билеты на другой рейс…
«Майя…» – шепчет тихонько разум, и я в панике распахиваю глаза. Какой денек?! Я до сих пор не знаю, что случилось с матерью и племянницей и почему они не отвечают!
Скинув одеяло, я подхожу к зеркалу, которое безжалостно отражает мое помятое лицо. Сбегав быстренько в душ и немного взбодрившись, я переодеваюсь, складываю все вещи в чемодан и крашусь, завернув волосы в гульку. В дверь снова стучат, уже более робко.
– Александра, разрешите передать вам кофе?
– Секунду.
Причесавшись и закончив с макияжем, я открываю дверь.
– Возьмите, пожалуйста, – незнакомый мужчина протягивает мне кофе в бумажном стаканчике из какой-то, видимо, местной кофейни, – прошу прощения, но Кирилл Владимирович просил передать вам, что выезд через десять минут. Сейчас я пришлю к вам человека, который заберет багаж.
– Хорошо, – киваю я, забирая кофе. Закрыв дверь, я быстренько пытаюсь проглотить еще горячий напиток. Руки немного подрагивают от недостатка сна и нервов. Набрав номер мамы, я снова слышу механическое «Абонент недоступен» и закрываю глаза, сжав пальцами переносицу. Успокойся, Саша. Ты не можешь сейчас же очутиться там, нервами делу не поможешь.
Главное, чтобы рейсы не перенесли. Открыв глаза, я смотрю на небо, которое затягивает тяжелыми, черными тучами.
Допив кофе, я выкидываю стаканчик в мусор. Внезапно мой взгляд падает на открытую вчера бутылку вина. Она стоит на самом видном месте – на столике возле кровати.
Упс.
Я быстро хватаю со столика бутылку и мечусь по комнате, прикидывая, куда ее деть. Мне уже выходить надо, сейчас придут за моим чемоданом, а я тут улики не успела уничтожить! Не уверена, что Смоленский обрадуется, узнав, что я вчера в одно лицо дегустировала дорогое выдержанное французское вино. Из меня получилась слишком уж дорогая эскортница. Черт!
Я открываю окошко и быстро выливаю остатки наружу. Бутылку кидаю в мусорную корзину, замаскировав бумажными салфетками и надев на горлышко стаканчик из-под кофе. Вряд ли кто-то станет рыться в мусорке. Фух.
– Вы готовы? – раздается за дверью голос, и я распахиваю ее, кивнув. Этого парня я уже узнаю – охрана Смоленского, – из вещей только этот чемодан?
– Да, – произношу я и выхожу, направляясь к лестнице. Чем ближе я к выходу, тем настороженнее прислушиваюсь: внизу хлопает громко дверь и отдаленно доносится поток ругательств.
– Какой, нахрен, душ, Тох?! – я спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к голосам, принадлежащим двум моим «любимым» Церберам, – мы нихрена никуда не успеем!
– А чё, я так поеду?! От меня бухлом за версту несет, если меня тут остановят – мы точно на самолет не попадем!
Я внезапно ахаю и закрываю ладошкой рот, когда спускаюсь вниз и передо мной предстает странная картина: Цербер по имени Антон стоит, разведя руки, а по его лицу стекают бордовые капли. Впрочем, вся белая футболка мужчины расчерчена алыми разводами, все руки и шея, словно его пытались убить.
Только я быстро понимаю, что это не кровь. По запаху винограда, который стоит в холле.
– А-а, – Цербер замечает меня, стрельнув тяжелым, мрачным взглядом, – Доброе утро, Александра. Как спалось?
Звучит саркастично. Я начинаю краснеть, понимая, куда делось вино, которое я, не глядя, выплеснула за окно. Но признаться в том, что именно я это сделала – сложно. Хотя, для Цербера все очевидно.
– Нормально, – бормочу я, намереваясь быстренько проскользнуть мимо. Саша, ты идиотка. Если б меньше металась – отправила бы вино в унитаз, а не на голову охране. Теперь будешь делать вид, будто ты тут не при чем?
– Да? А у нас тут форс-мажор. С неба льется дождь из спиртного. Уделало машину и меня. Не знаете, в чем причина?
– Нет, – бормочу я еще тише, а потом закашливаюсь, учуяв какой-то мерзкий запах.
Это уже не вино!
– Твою налево, Антон, – слышу я за спиной недовольный голос Смоленского. Обернувшись, я смотрю, как он, сморщив нос, спускается вниз. Видимо, у него более развитый нюх, чем у меня, потому что мерзкий запах он учуял раньше. Кирилл достает из кармана белый платочек и по-настоящему аристократично прикладывает к лицу.
Вау. Я приподнимаю бровь после его жеста. Выглядит красиво.
– Антон, чем от тебя несет?
– Дерьмом, – фыркает Цербер, хмуро глядя на нас, – сначала меня облили вином, а потом я от неожиданности поскользнулся упал в кусты. Там и вляпался.
– Да ладно, – хмыкает второй Цербер, – и кто мог наложить в кустах кучу? Тут все закрыто и охрана целыми днями в камеры палит.
– Я откуда знаю? Наверное, тот же человек, который и вино в окна выливает.
– Ты!… – не сдержавшись, от возмущения восклицаю я и тыкаю в Цербера пальцем. Он приподнимает в ответ брови, с посылом «и что ты мне скажешь?».Я замолкаю, сжав руку обратно в кулак. Блин. Отлично я себя выдала. Но этот хам…
– Переоденься резче и сожги вещи. Времени у нас осталось мало, – вздыхает Смоленский. Потом он переводит взгляд на меня и я чувствую, как снова краснею: в нем немой укор, – Саша, серьезно? В окно?… Если это то вино, о котором я думаю – его купил еще мой прадед.
– Извини, – выдыхаю я, и, окончательно покраснев, убегаю на улицу от взглядов, устремленных на меня.
Глава 9
Я в последний раз провожаю взглядом Лондон из окна самолета, а потом опускаю шторку. Лететь долго. Смоленский оставил меня в салоне вместе с охраной, а сам удалился в свои покои – то ли обиделся из-за вина, то ли ему просто захотелось посидеть в одиночестве, но в машине он не перекинулся со мной даже парой слов.
«Сказать? Не сказать? Что сказать?» – одолевают меня рой мыслей в голове. Они назойливо жужжат, словно настоящие насекомые, стоит мне попытаться не думать ни о чем.
Что сказать?
«Тут такое дело, Смоленский… сестра родила ребенка и попросила не говорить, что он от тебя. Я и молчала…». Отлично, Саша. Он обрадуется и похвалит тебя за умение хранить тайны.
«Ты знал, что у тебя есть дочь?». Господи, самое отвратительное начало.
«Знаешь, я долгое время была о тебе самого ужасного мнения, думая, что именно ты виновен в смерти сестры…». Ужасно долгие оправдания, я миллион раз запутаюсь и забуду от волнения, что хотела сказать.
Я бросаю взгляд на планшет Цербера по имени Антон – опять режется в свои игры. Потом смотрю на него самого. Заметив мое внимание, он отвечает мне мрачным лицом.
– Нет, даже не смотри, Александра. Я с тобой не разговариваю.
– Я сейчас с ума сойду от скуки, – вздыхаю я, – у тебя нет, случайно запасного планшета?
– Спроси у стюардессы. У них должен быть.
С тяжелым вздохом поднявшись и отстегнувшись, я беру у милой брюнеточки планшет и возвращаюсь на свое кресло. Кажется, Антон на меня зол и не станет помогать с играми. Конечно, из-за меня ему пришлось избавиться от, возможно, любимой одежды, а еще времени принять как следует душ не оставалось. От него до сих пор немножко несет вином.
Может, просто в интернете посидеть? Я вожу тоскливо пальцем по экрану планшета, даже не понимая, откуда эти двое берут игры. Скачивают, наверное, где-нибудь. Но где? Я отсталая в этом плане.
– Дай сюда, – фыркает Цербер, вырывая у меня из рук гаджет. Потом с умным видом тыкает в экран. Спустя десять минут, за которые я готова уже сожрать себя тяжелыми мыслями о матери и Майе, он возвращает мне планшет, на экране которого яркая, красочная заставка.
– Аккаунт я тебе сделал, дальше сама разберешься.
– Спасибо, – благодарю я его от души, а Цербер криво и скептически улыбается. Похоже, он считает меня полной козой. Несмотря на то, что днем ранее из-за этих ребят мне влетело от Смоленского, я чувствую себя немного виноватой, – и извини, пожалуйста, за вино. Я правда не хотела выливать его на тебя.
– Угу, – получаю я лаконичный ответ. Похоже, извинения его не впечатлили.
На какое-то время я погружаюсь в игру. Видела бы меня Катя или кто-нибудь из знакомых…одна меня вообще огрела бы чем-нибудь тяжелым по голове, потому что у нее еще свежи воспоминания о бывшем муже-геймере, который выносил из дома и продавал технику, чтобы купить какие-то там легендарные мечи и прочую фигню.
Чпок.
Я опускаю глаза вниз экрана, не понимая откуда звук. В чате внезапно вижу сообщение, выделенное синим цветом:
«ToxicToha35: Может, сходим куда-нибудь? Я угощаю»
Чего?
Я перечитываю сообщение и имя отправителя еще раз, и до меня, наконец, доходит. Обернувшись, я вижу, как Цербер сидит, усиленно что-то печатая на экране и делает вид, что не замечает, каким взглядом я на него смотрю.
Чпок.
«ToxicToha35: «еще сестра подогнала мне недавно пару билетов в театр. Мне не с кем было идти, может, ты составишь компанию?»
У меня вырывается смешок. Могу представить в театре Смоленского, но не Цербера Тоху, который сегодня при всех ляпнул, что я наложила кучу в кустах.
«Я: Извини, у меня работа и бабушка, за которой надо ухаживать =(»
Мне, конечно, немного жаль отбривать Тоху: в отличие от большинства мужчин, которых я встречала во время подобной работы, он достаточно вежливо пригласил меня на свидание. Может быть, нам бы даже было весело вдвоем и я впервые за долгое время вступила бы в отношения, но когда я вспоминаю, что он работает у Смоленского, а, значит, тот так или иначе однажды будет в курсе наших отношений, мне почему-то становится стыдно и некомфортно.
«ToxicToha35: Отмазалась, ага. Оставь хоть номер телефона. Вдруг однажды будет охота с кем-то повеселиться, а я тут как тут»
А он не привык так просто отступать…
– Саша, – раздается над макушкой и я вздрагиваю, испугавшись, а потом быстро блокирую планшет. Цербер Тоха, чуть порозовев, с каменным лицом убирает свой. Рядом с моим креслом стоит Смоленский.
– А? – я поднимаю на него взгляд, думая – увидел ли он нашу с Цербером переписку или нет? Вроде бы нет. Надеюсь.
– Дай руку.
Я протягиваю ему руку тыльной стороной вверх, недоумевая. Смоленский берет ее и переворачивает, а потом вкладывает в ладонь пачку денег. Я округляю глаза в ответ.
– Зач…
– Это твое, – коротко произносит он, – как и обещал.
Сердце начинает биться хаотично, словно у меня тахикардия. Похоже на внезапную влюбленность, только дело совсем не в ней.
– Я же сказала, что мне не… – начинаю я, но Смоленский меня перебивает:
– А я сказал, что это твое. Контракт у нас закончился. Как насчет встретиться и выпить кофе на этой неделе?
* * *
Предложение Смоленского производит эффект бомбы, взорвавшейся прямо перед моим носом и окончательно выбивает меня из равновесия. Сначала Тоха, которого я облила вином, теперь он… они что, сговорились подшутить надо мной? Это какая-то проверка?
Выпить кофе со Смоленским. Это совершенно выходит за рамки наших рабочих отношений. Я встречусь с этим человеком в неформальной обстановке и что дальше?… Для чего ему это – встречаться с сестрой своей бывшей жены? К тому же, если не задумываться о причинах, по которым этот человек предложил мне встретиться, пресса может взорваться от негодования, поймав нас на свидании, и каким бы не был фиктивным их с Дариной брак, это принесет бедной девочке немало нервных потрясений.
– Я… – я тихонько откашливаюсь. Многое сейчас бы отдала за навык телепортации, лишь бы не попасть в такую ситуацию, – извини. Я подумаю насчет свидания, хорошо?
– Я хочу получить ответ сейчас. Давай без увиливаний.
А он совершенно безжалостен и прямолинеен. Вчера вечером на кухне жарил стейк явно его брат-близнец – Смоленский не мог быть таким милым! Я закусываю губу и качаю головой.
– Я пока не могу. Дома меня ждут дела, и я совершенно не в курсе, когда освобожусь.
– Я подожду, пока ты разберешься со своими делами и несуществующей двоюродной бабушкой, – спокойно подводит итог он, – будем считать, что ты ответила положительно.
Он уходит, оставив меня сидеть с пачкой денег в руке и вытаращенными глазами. Со стороны Тохи я слышу громкий фырк.
– «Я подумаю». Меня ты отшила совершенно безжалостно, Саша. Хотя, в отличие от Смоленского, я не женат.
– Ой, отстань, – огрызаюсь я, пряча купюры в сумочку. Больше всего меня беспокоит вопрос – Смоленский просто понял по моему лицу, что я вру про бабушку, или решил раскопать немного информации про нашу семью? Надеюсь, что первое.
Из самолета я выхожу последней, стараясь держаться подальше от Кирилла Владимировича. И неспроста: в окошко иллюминатора я прекрасно видела, как его уже встречает дорогая невеста Дарина.
– Кир! – вскрикивает радостно она, стоит только Смоленскому спуститься, и бросается ему с разбега на шею.
То, что он тут же смотрит куда-то в сторону, лишь вежливо придерживая девушку за талию, еще раз показывает достаточно холодное отношение к невесте. Мог бы хотя бы сыграть на публику. Дарина вот играет отлично. Или не играет и у нее есть какие-то чувства к ее другу детства?…
Никогда не пойму мужчин. Дарина по сравнению со мной выглядит хрупкой, породистой и воспитанной девушкой, а я же каждое утро вижу в зеркале загнанную циничную кобылу. На месте Смоленского я бы присмотрелась к ней, раз уж судьба распорядилась так, что они станут мужем и женой.
На плечо внезапно ложится тяжелая рука и я вздрагиваю. Тоха, ешкин кот!
– Смотри на них внимательнее, Саша, – тихонько басит он, – пусть тебе будет стыдно, если такое чувство еще осталось в твоем бессовестном арсенале.
– Чего? – возмущаюсь я, сбрасывая его руку с плеча, – за что мне должно быть стыдно?
– За то, что согласилась на свидание с человеком, у которого есть невеста, а меня отшила. Не думал, что ты такая.
«Да я только сказала, что подумаю, и то потому, что он настойчиво потребовал дать ответ прямо сейчас» – думаю устало я, – «и еще из-за парочки других причин».
– Отстань, – лаконично сообщаю я Тохе. Оправдываться перед ним я не собираюсь. Пусть думает, что хочет. Если прекратит думать о свидании со мной, посчитав меня женщиной, которая способна встречаться с почти женатым мужчиной из-за денег, то это и к лучшему – Тоха достоин спутницы поинтереснее, чем я.
– И куда ты? – несется мне в спину, когда я быстро спускаюсь по трапу, – Слыш, Саша! Кирилл сказал мне отвезти тебя домой!
– Не напрягайся. Меня обещала забрать подруга! – кричу я ему, забирая припаркованный у трапа чемодан. Ловлю на секунду мрачный взгляд Дарины, и пристальный, пронзительный – Смоленского.
Он провожает меня им до тех пор, пока с неба снова не начинает литься сильный дождь, и очертания его фигуры не размываются вдалеке.
Я забегаю мокрая в здание аэропорта и выдыхаю. Все, мое приключение закончилось? Похоже, что да. И я в очередной раз унесла с собой тайну о рождении Майи, так и не решившись о ней рассказать.
Вероятно, Смоленский позвонит однажды, решив напомнить о чашечке кофе. У меня будет время подготовиться к этому моменту. Сейчас я действительно не в силах сообщать ему такие новости – не в такой спешке. Это далеко не пятиминутный разговор.
– Вот ты мокрая курица, – тянет Катя, когда я запрыгиваю к ней в машину, стирая с лица воду, – все сиденья намочишь! Я думала, что тебя хотя бы проводят!
– Не до этого было, – я беру бумажные салфетки из бардачка и обтираюсь ими, – фух. Спасибо, за то, что встретила. Ты что, перекрасилась?
– Ага. Мне идет черный. Да было б за что благодарить, – она вздыхает и роется в сумочке. Потом кладет мне на колени достаточно плотный конвертик, – на, это твое. Спасибо, что выручила, и еще раз извини. Заедем перекусить куда-нибудь?
– Прости, мне бы в больницу сгонять к матери, – бормочу я, открывая конверт. Глаза разбегаются: там слишком много купюр. Я пересчитываю их корешки, и поднимаю глаза на Катю, – тут многовато, разве нет?
– Я обещала тебе отдать все деньги, которые мне Смоленский перевел, – Катя приподнимает бровь, – но, если тебе не нужно, могу забрать половину.
Ах, ну да. Я закрываю конвертик и убираю его в сумку. Если б Смоленский не был бывшим мужем моей сестры и почти женатым человеком, я бы встречалась с ним почаще. Так и разбогатеть недолго.
– Так в какую тебе больницу?
– Которая возле моего дома. Сначала я домой забегу, правда. Спасибо еще раз, Кать.
– Да не за что, – хмыкает она, – считай, что это все – мои извинения за то, что заставила тебя потусить с бывшим твоей сестры. Все же в порядке?
– Почти, – киваю я. Вряд ли стоит рассказывать подробности. Катя, конечно, хранить тайны умеет, но ей незачем знать обо всем.
* * *
Квартира матери встречает меня каким-то зловещим молчанием. Поставив чемодан, я обхожу все комнаты. Потом захожу на кухню и трогаю чайник: холодный. Открыв его, я нюхаю воду: запах немного неприятный. В холодильнике я нахожу уже скисший суп, который мать варила, когда я еще не уехала в командировку. Захлопнув нервно дверцу, я покидаю квартиру, и, спустившись на улицу, сажусь к Кате в машину.
– Ты чего? – она замечает, видимо, напряжение на моем лице, – все хорошо?
– Просто отвези меня в больницу, ладно? Пока не задавай вопросов.
Она медленно кивает и заводит машину.
– Кем вы приходитесь девочке? – интересуется женщина за стойкой, когда я прихожу в детскую больницу. Я роюсь в сумке, доставая паспорт и показываю ей открытые первые страницы.
– Тетей. С ней лежит моя мама, я не могу вторые сутки дозвониться до нее, поэтому зашла, чтобы узнать – все ли в порядке?
– А, я поняла, о ком вы. Погодите секунду, – женщина щелкает мышкой в компьютере, задумчиво глядя в монитор, – да, с девочкой была ее бабушка.
– Была?
– Вам полиция ничего не сообщила? – она поднимает на меня взгляд, а я чувствую, как у меня быстро-быстро стучит сердце, – она вечером вышла в аптеку за лекарствами и не вернулась. Утром прохожие нашли ее тело. Мы пытались найти родственников девочки, и, видимо, до вас не смогли дозвониться. Нашли только ее отца.
Я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как немеет все тело от шока. Да нет, этого не может быть. Это происходит не со мной. Зачем кому-то женщина, которая шла вечером в аптеку за лекарствами? Это ошибка.
– Посмотрите еще раз по фамилии, – глухо говорю я, двигая к женщине паспорт, – проверьте, чтобы не было ошибки.
– У нас только один человек с такой фамилией, – в голосе женщины проскальзывает жалость, – обратитесь в полицию – там вам расскажут подробности.
«Я сильная. Я не буду плакать» – крутится в голове мысль, хотя больше всего мне сейчас хочется свернуться в клубочек прямо у стойки регистратуры и дать волю слезам. Аля, мама… почему это происходит с моей семьей?
– Вам налить воды?
– Нет, – выдыхаю я, убирая от лица руки, – погодите, вы сказали – «нашли отца»?!
Это же шутка? Они не могли найти Смоленского! Они не могли же сообщить ему?
– Да, – осторожно кивает женщина, – он вчера приехал из другого города. Сейчас, наверное, занимается документами.
Вот дьявол!
– А Майя как? – я встряхиваю головой, укладывая мысли, – что с ней?
– С девочкой все хорошо. Сейчас спит. Операция прошла успешно, за ней присматривают, – женщина едва улыбается мне, а я, кивнув, забираю паспорт, и, развернувшись, выхожу из больницы прямо под ливень, который льет с неба. Холодные струи дождя немного остужают меня и возвращают трезвость уму.
Блин! Она говорила не о Смоленском!
А о Михаиле, бывшем парне сестры, с которым она играла влюбленную парочку, заключив брак. После родов сестры он бесследно исчез: то ли испугался ответственности, подумав, что совершил ошибку, записав на себя чужого ребенка, то ли по другим неведомым мне причинам. Он и так-то не особо участвовал в жизни Али, поэтому, его исчезновение не стало для нее каким-то ударом.
И вот теперь он выплывает откуда-то из тени. Зачем ему это?! Совесть взыграла? Вряд ли. Что-то мне подсказывает, что его причины далеки от бескорыстных.
* * *
– Ограбили ее, – вздыхает полицейский, рассказывая мне о случившемся, – напавший – алкоголик. Видимо, нужны были деньги на опохмел. Не рассчитал силу, ударив по голове, вытащил все деньги и карточки, и сбежал. Нашли его очень быстро – пытался с карточки снять наличку в том же районе. Бывает такое в жизни.
Я качаю головой. Может и бывает, вот только я никогда не думала, что это случится с моей мамой.
– Мы пытались найти родственников Майи, – продолжает полицейский, – ваш номер и адрес дала соседка, сказав, что вы часто жили вместе с девочкой и матерью, но мы не смогли дозвониться, а в квартире никого не было. Начали искать отца ребенка – он быстро отозвался и приехал.
– Михаил его зовут? – вырывается у меня.
– Да, – кивает полицейский.
– Но он не появлялся несколько лет. С рождения Майи его ни разу не видели, – я хмурюсь, – моя мама оформила опеку над внучкой и воспитывала ее все это время вместе со мной. Очевидно, что ему не очень нужна дочь.
«И это учитывая то, что дочь-то и не его» – зло добавляет сознание.
Полицейский дергает плечом.
– Девушка, это вам в органы опеки и суд. Он отец ребенка, и имеет право забрать дочь.
Я устало тру лицо руками. Конечно, это перекати-поле имеет на многое теперь право. Сейчас восстановит права родителя и поселится в уютной квартире с Майей, которая ему и не нужна. И все это под шумок, пока я занята организацией похорон. Конечно, я стану бороться за Майю, но что, если этот урод ляпнет на суде, чем я занималась раньше? Встанет ли суд на мою сторону? Я – просто одинокая женщина, а он записан в свидетельстве о рождении Майи.
Сколько же всего навалилось разом…
Я устало и потерянно смотрю в окно, пока полицейский что-то бормочет мне.
Конечно, он может проиграть любой суд, если вдруг появится настоящий отец ребенка. Ведь Михаил абсолютно не имеет никакого отношения к Майе.
Похоже, теперь действительно настало время, не откладывая, сообщить Смоленскому о тайне моей сестры. Пусть после этого я и никогда больше не увижу Майю – но ей явно будет лучше с настоящим отцом, чем с тем человеком.
* * *
– На тебе нет лица, – Катя растерянно поглядывает на меня, пока довозит до дома, – Саш, расскажи, что случилось? Мы, конечно, не заклятые подруги, но, судя по твоему состоянию, тебе нужна помощь прямо сейчас.
Она права. Молчать и хранить все в себе становится слишком трудным. К тому же, я впервые начинаю осознавать, что по факту осталась в жизни совершенно одна. У меня больше нет родных, кроме Майи, да и то я рискую ее вскоре потерять.
Не выдержав, я начинаю медленно и в общих словах рассказывать Кате случившееся. С каждым произнесенным предложением горло стискивает все сильнее и сильнее, и под конец я плачу, почти не в силах связать слова.
– Боже, – Катя резко сбрасывает скорость и паркуется. Я отмечаю, что делает она это прямо рядом с табличкой «стоянка запрещена», и плачу еще сильнее, понимая, что этой дурынде влетит штраф из-за меня. Подруга отстегивается и порывисто обнимает меня. Меня окутывает запах ее духов – тяжелый и уютный, – почему ты молчала? С таким не справиться самостоятельно! Я дам тебе номер адвоката, который разводил меня с мужьями – он отличный дядька и у него есть связи в судах. Нагнем твоего Михаила! Точнее, твоей сестры…
– Не надо, – выдыхаю я, – просто дай мне номер Смоленского. Я не скажу, где его взяла, не переживай, да ему и не до этого будет.
