Текст книги "Эскорт для чудовища (СИ)"
Автор книги: Анна Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Глава 1
– Альми-и-ин! – громко кричит девушка где-то неподалеку, а я вздрагиваю, чуть не выдрав ладонь из рук мастера маникюра. Сердце колотится где-то у горла, пока я пытаюсь успокоиться и выдохнуть.
Конечно же, это другую Альмину зовут. Имя редкое, но встречается.
Той Альмины нет уже около трех лет.
Я оборачиваюсь, посмотрев через плечо. Так и есть: две незнакомые девушки бегут навстречу друг другу, раскинув руки для объятий. Если честно, каждый раз я надеюсь, что три года назад мы ошиблись на опознании, и однажды я увижу снова рыжеволосую девушку, так же бегущую мне навстречу.
Меня отвлекает телефонный звонок и я аккуратно беру со столика телефон, принимая вызов.
– Сашка, привет. Срочно! Нужна девочка, не рыженькая, не ниже ста семидесяти пяти, – сообщает в трубке мне подруга, – с хорошим образованием и манерами. Чтобы был мультишенген на руках. На неделю. Платят хорошо. Есть на примете знакомые?
Я зажимаю плечом телефон, меняя руки в УФ-лампе, пока мастер делает мне новое покрытие. Катя внезапная, как диарея. У нее свое модельное агентство, через которое богатенькие любят заказывать хорошеньких девочек, чтобы те составили им компанию.
Периодически Катя звонит мне, чтобы я кого-нибудь посоветовала.
Девочка с хорошим образованием? Сложно. Я знаю, что сейчас свободна только Алена, но максимум, на что способна эта нимфа – глупо хлопать длиннющими от природы ресницами и улыбаться. Ей вообще повезло с внешностью. То, чего добиваются другие девочки операциями, у нее свое, от природы.
Жаль, что ума и манер ей не отсыпали – помню до сих пор, как она ковыряла пирожное вилочкой для устриц до тех пор, пока я ее не пнула под столом и не пихнула на коленки десертную вилку.
– Извини, Кать. Все знакомые девочки заняты. Таня вообще недавно замуж выскочила и тю-тю.
– Блин! – Катя с шумом вздыхает, – Таня была классной. Ее бы я даже к президенту без сомнений отправила бы…. Черт, мне нужен срочно кто-нибудь. Сегодня же. А ты свободна?
– Смеешься? Я с этим сто лет назад завязала. У меня уже свой бизнес.
– Пожалуйста! Саша!
– Ты издеваешься? Во-первых, у меня нет высшего образования. У меня ПТУ за плечами. Во-вторых, ни одна сумма не покроет моральный ущерб от общения с местными олигархами, разбогатевшими в девяностые. Я почти год ходила к психологу, чтобы начать адекватно воспринимать мужчин. Нет. Нет-нет.
– Он молодой. Ему тридцать. Платит пять тысяч за неделю.
– Рублей? – с иронией хмыкаю я.
– Евро.
Хм. Я прищуриваюсь, не замечая, что мастер маникюра начинает нервничать от моего подозрительного видка.
– Зачем молодому и обеспеченному эскорт? Он страшный? Инвалид?
– Саш! Нет. Симпатичный. Он очень требовательный и душный. Вот и вся причина. Может быть, он гей. Потому что девочек почти всех отбраковал, на которых другие мужики, как собаки на кости бросаются. А ты у нас умная и симпатичная. Не вульгарная. Думаю, подойдешь. У его семьи уже много веков гостиничный бизнес. Он наследственный олигарх.
Я закатываю глаза к потолку. Ну и выражение. «Наследственный олигарх».
Черт. Пять тысяч евро за неделю? Я задумчиво вспоминаю календарь дел, который я составляла. Вообще-то, я планировала отпуск после того, как разберусь с моим бухгалтером… Но… Я все равно не умею отдыхать и на третий день заскучаю от безделья…
Ненавижу свою продажную натуру!
– Ладно, – сообщаю я, недолго подумав, – так и быть. Так и быть, Катя. Эта сумма уже с вычетом твоей комиссии?
– Да.
– Сорок процентов?
– Да. Как обычно.
Я хмыкаю.
– Нет. С тебя шестьдесят процентов, Кать, – мстительно торгуюсь я, – Или никуда не поеду. Будь уверена, что без меня ты фиг найдешь подходящую девочку.
– Саша!
– Ни процента меньше. Я в отпуск, вообще-то, собиралась, Кать. Мне придется менять билеты и заново бронировать отель.
– Ладно, – вздыхает девушка, – получишь свои шестьдесят. Он будет ждать тебя в три часа, в ресторане «Рене». Постарайся не опаздывать, пожалуйста. Он ненавидит непунктуальных.
– Ох ты, ох ты, – фыркаю я, отключаясь, и посмотрев на свою правую руку, – ненавидит непунктуальных он, видите ли… Ой, девушка, а переделайте вот этот ноготь. Там под кутикулой неровно получилось.
Я бы оставила его таким, но, боюсь, этот придирчивый мистер будет внимательно рассматривать меня от кончиков волос до кончиков пальцев. Встречала я таких. Ужасны в жизни, зато боги в бизнесе. Знают, чего хотят, и знают, как это получить.
* * *
Ближе к трем часам я подъезжаю к ресторану и ставлю машину на парковку. До встречи остается десять минут – и я их трачу на то, чтобы загуглить, кто у нас там из наследственных олигархов занимается гостиничным бизнесом. До Кати фиг дозвонишься, а спросить фамилию я забыла.
Этот слишком стар и сыновей у него нет, у этого сыну едва стукнуло восемнадцать. Черт, да кто же там? Есть, конечно, один вариант наследственного тридцатилетнего олигарха с гостиничным бизнесом, но… я про него даже думать не хочу. Встречу его – и можно смело рыть себе могилу. Впрочем, это маловероятно, потому что он в черных списках всех модельных агентств.
Когда до встречи остается две минуты, я забираю сумочку, и выхожу из автомобиля, поставив его на сигнализацию. Поправляю прическу перед зеркальцем, поблагодарив мир, что вовремя покрасила корни и обновила стрижку. На мне самый любимый черный брючный комбинезон – когда я, одевшись в него, вижу свое отражение в зеркале, то, честно говоря, становлюсь счастливее.
Вроде бы все идеально.
Когда я захожу в ресторан, то почти в ту же секунду безошибочно нахожу моего будущего спутника. Потому что сейчас тут сидят только дядечки лет пятидесяти, и только в дальнем углу я замечаю достаточно молодого и явно подтянутого человека. Он одет в простую белую футболку и темные штаны. Богатого человека в нем выдает обувь, браслет на запястье и дорогие часы. Еще ровный загар на коже, и явно накачанные в спортзале мышцы.
Он занят разговором с каким-то пожилым дядькой огромных размеров. Судя по тому, что его собеседник уже в пальто, и, похоже, собирается уходить – они пересеклись случайно и решили перекинуться парочкой слов.
Я приближаюсь к ним. Дядька замечает меня первым, и я ему приветливо улыбаюсь, чуть кивнув. Появляется странное чувство, что где-то я его видела.
– Добрый день. Надеюсь, я не отвлекаю вас… – я замолкаю и моя улыбка стремительно гаснет, когда второй человек, который стоял ко мне спиной, оборачивается.
Кирилл Смоленский. Боже мой! Этого не может быть.
Убийца и тиран.
Гребаный манипулятор.
И бывший муж моей покойной сестры.
* * *
Несколько лет назад
– Тут шикарные лепешки готовят. М-м-м, просто вкуснотень, – говорит мне сестра, откусывая от еще горячей выпечки и закатывая от наслаждения глаза, – это последние дни моей свободы, Сань. Последний раз я катаюсь с тобой по Азии и ем уличную еду. Фу, боже. Кажется, мне попался волос!
– Тебя это не пугает? – интересуюсь тихо я, вилочкой ковыряясь в салате и выковыривая оттуда какие-то противные на вкус зернышки. Алин оптимизм не успокаивает меня, а почему-то оставляет мерзенькое чувство холодка в душе. Словно надвигается что-то плохое.
– Что, волос? Волос не пугает. Это не самое страшное, что может попасться в уличной еде.
– Я о семье Смоленского.
– А что с ней не так? – Аля распахивает огромные голубые глаза, и смотрит на меня так, будто я чушь порю, – я хочу, чтобы мои дети жили лучше, чем я. Но ничего не бывает просто так…за красивые глаза. Ты хоть представляешь, какие перспективы открываются, если я войду в такую семью?
– Я прекрасно знаю о перспективах. И прекрасно знаю, какая у тебя будет жизнь. Ничего хорошего, кроме денег, там нет.
– Саш, прости, но ты в такую жизнь только одним глазком, и то только когда ты составляешь компанию какому-нибудь богатенькому. Вот и видишь только деньги. А мои дети, если я выйду замуж за Смоленского будут учиться в элитном детском саду, отдыхать на закрытых островах средиземного моря, учить с детства английский, ходить в элитный детский сад и получать образование за рубежом. Господи, у меня тахикардия начинается, когда я об этом думаю. Мои дети будут жить беззаботно и счастливо. В отличие от меня.
– Аля…
– Ты никогда сама не заработаешь на такую жизнь. Никогда. Никогда, Саша. И вряд ли где-нибудь подцепишь такого мужчину. Такой шанс выпадает один на миллион, – перебивает меня сестра, – это совершенно другой уровень. Если для этого мне придется покончить с прошлой веселой жизнью – так тому и быть. Ты вообще видела его? Я вытащила счастливую карту – мой муж не только богат, но и красив. Как-нибудь я его сфоткаю без рубашки и отправлю тебе по Ватсаппу. Ты упадешь.
– Не надо. Мы же не сможем общаться, Аль, – я едва улыбаюсь ей. Какая же она дурочка. Я не могу даже обижаться на нее. Где-то я ее понимаю – посети я семью Смоленских, у меня бы тоже могла поехать крыша от роскоши, в которой они живут. К тому же, Смоленский действительно шикарный мужчина. Его папочка, наверное, сам дьявол. У обычных смертных такой мужчина не получился бы.
– Почему это мы не сможем общаться? Глупости говоришь какие-то.
– Потому что наша семья не ровня им. Думаешь, они пустят в особняк нашу маму, чтобы она поиграла с внуками? – у меня вырывается усмешка, – нет, конечно. Наверняка они уже узнали все о нас. Узнали о том, как я зарабатываю – со мной тебе точно запретят общаться, чтобы не запятнать чистое имя жены наследника Смоленских.
Аля отмахивается и отходит в сторону, потому что со стороны палаток с едой идет достаточно едкий дымок.
– Не переживай. Во-первых, им плевать. Про тебя даже никто не спрашивал. Я думаю, они тоже люди, и поймут, что я по вам скучаю. Возможно, мне придется прятаться от журналистов, но, поверь, я найду способ с вами встречаться. Ох, боже, – она вздыхает, посмотрев на время, – через три часа самолет, и я в Москве. Еду к его родителям и мы подаем заявление в ЗАГС. А потом начнется подготовка к свадьбе… Я не верю даже, что все так изменится.
– Ты уверена, Аль? – я с беспокойством смотрю на нее.
Какая же она красивая. Неужели и я такая была? Рыженькая, со светлыми ресницами и веснушками. Как полевой цветочек. Жаль, что такую внешность не все ценят. Когда ты яркая – легче пробиться везде. Мне приходилось подкрашиваться в неестественный огненно-рыжий, наносить яркий макияж на лицо, чтобы скрыть веснушки и почти прозрачные ресницы. Так я всего лишь отдаленно напоминала сестру, с которой мы были близнецами. Но всем нравилось.
Девочки подбивали меня вообще перекраситься в блондинку. Говорили, что мне подойдет больше, но я сомневалась…
Смоленский вот клюнул на естественную красоту.
– Саш, хватит панику наводить! Я просто в нетерпении.
– Дай бог, – шепчу я, когда Аля уходит к какой-то из палаток, чтобы заказать себе что-нибудь еще.
Если бы я тогда знала, чем для нее обернется этот брак, я бы схватила ее прямо там и увезла подальше. Сделала бы все, чтобы она рассталась с этим Смоленским. Потому что после всего, что случилось, я искренне и от всей души ненавидела семью Смоленских и желала, чтобы они горели в аду.
* * *
Это случилось через год после свадьбы Али.
Ночью раздался неожиданно звонок в дверь. В тот момент я лежала в ванне, наслаждаясь и отмокая в пене. Пришлось вылезти: когда я попыталась притвориться, что дома никого нет, позвонили еще раз и настойчивее. Я быстро обтерлась полотенцем, накинула халат и вышла в коридор. Заглянув в глазок, я почувствовала, как мои волосы стремительно седеют.
– Аля! – я распахнула дверь. Сестра стояла на пороге – промокшая до нитки, в одной мужской рубашке и с голыми ногами – и это-то в середине ноября, – твою мать!
Затащив ее в квартиру, я запихнула сестру в ту же воду, в которой я принимала ванну – плевать на гигиену. Алю надо было срочно согреть.
– Какого черта ты в таком виде?! Что случилось? Где твой муж?!
Она молча мотнула головой в ответ. Боже, она была вся грязная. Рубашка вся в странных разводах. И только откинув волосы с ее лица, я поняла, что кроме грязи на ней была еще и кровь.
– Боже мой, – прошептала я, осторожно трогая ее скулу, которая была ободрана так, словно Алиным лицом пытались помыть асфальт, – это он с тобой сделал? Он ублюдок! Ты не вернешься к нему, Аль!
– Я не вернусь к нему, – ее голос смахивал на шелест листвы, – мы развелись.
– Ты пойдешь в полицию и напишешь заявление. Что произошло? Он что-то еще с тобой делал?
– Я не скажу тебе, Саш. Прости. И в полицию я не пойду.
– Дура! Сейчас же. Пока не поздно, вылезай из ванны. Ты должна снять побои. Возможно, у тебя на одежде и кожи будут частички твоего гребаного муженька, если мы их еще не смыли. Это будет главное доказательство. Такое нельзя оставлять просто так!
– Саш, ты дура? – сестра подняла на меня пронзительные, голубые глаза, – он замнет все деньгами, поверь. Или просто избавится от меня. Это будет дешевле, чем обелять его прекрасную репутацию.
– Я тебя спрячу, – тихо ответила ей, – у меня есть знакомые. Думаю, среди них найдутся и те, кому Смоленские как кость поперек горла.
– Послушай меня, Саш… я не стану этого делать. Я беременна от Кирилла. Сейчас я на втором месяце, – она говорила это таким убитым голосом, что у меня побежали мурашки, – он о ребенке не знает, и я хочу, чтобы никогда не узнал. Ты была права. Для меня сказка превратилась в фильм ужасов, – она рвано всхлипнула, – а мой муж – в чудовище. Я не допущу, чтобы мой ребенок рос в той семье. Как же ты была права…
– Ты хочешь оставить ребенка?
– Да. Я не стану делать аборт. И если я пойду в полицию… он может обо всем узнать. Отберет ребенка и убьет меня.
Боже. Как же все кошмарно.
– Будешь жить у меня, – произнесла твердо я, – малыша мы обеспечим всем. Рожай и ни о чем не беспокойся.
* * *
Сестра погибла через два месяца после рождения малышки. Очень странно – ее сбили на пешеходном переходе. Судя по записям с камер, которые мне показывал молоденький полицейский, на нее наехали будто бы специально. Машина скрылась. Ее так и не смогли потом найти.
Последний раз я увидела сестру в реанимации. Я стояла рядом, положив ладонь на ее руку, и плакала.
Мы даже не смогли поговорить в последний раз. Она ушла, так и не приходя в сознание. Так, может быть, я бы многое спросила у нее, и попросила бы прощения за всё, что не успела для нее сделать.
Глава 2
… – я от Екатерины, – заканчиваю медленно я, выныривая из воспоминаний, которые калейдоскопом пронеслись перед глазами, оставив мерзкий привкус на языке.
Смоленский скользит по мне взглядом серых, яркими, как сталь, глазами, не оставляя путей к отступлению. Надо было разворачиваться и уходить раньше, но я же не знала, кто он!
Он цепко рассматривает меня с ног до головы, но дольше всего задерживается на лице, словно пытаясь с него что-то прочитать. Это внимание оставляет какое-то липкое и морозное чувство напряжения на коже. Обычно мужчины смотрят на меня немного иначе.
Узнал? Что-то подозревает?
Нет, вряд ли. Сейчас я не сильно похожа на свою сестру. Мои рыжие волосы давно перекрашены в очень светлый блонд, светлой моя кожа бывает только тогда, когда я пропускаю сеансы в солярии, а еще я всегда была недовольна губами и несколько лет назад впервые решилась их подколоть. Совсем немного – и лицо сильно изменилось.
– Ты не мог взять свою невесту? – гремит голос второго мужчины. Я не помню хорошо семейку Смоленских, но, похоже, возмущается сейчас его отец, – пресса перемоет тебе все кости. У тебя свадьба на носу.
– Её постоянно тошнит, – лениво замечает ублюдок по имени Кирилл, едва взглянув на отца. Он выглядит нагло и расслабленно, вызывая у меня одним видом антипатию, что удивительно для такого красивого мужчины, – после того, как она хлопнется в обморок, мне перемоют кости еще тщательнее, чем если я появлюсь с другой женщиной.
Я делаю вид, что меня тут нет, пока глава семьи Смоленских смотрит на меня так, будто вляпался в дерьмо.
На самом деле вляпалась я.
– Ну, что ж, – подводит он итог, – посмотрим. Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь.
Он уходит, не попрощавшись. Даже не посмотрев напоследок. Оставляет после себя запах богатства. Горький, тяжелый и затхлый. Его я запомнила на всю жизнь, пока отмывала плачущую сестру в ванной от такого же, и выкидывала порванные дорогие вещи.
Да, она была права. Между обычным разбогатевшим человеком, и тем, у кого миллиарды на счету – целая пропасть.
– Твое имя? – слышу я вопрос и тут же беру себя в руки.
– Александра.
– Ясно. Хорошо хоть не Раиса. Ты выглядишь прилично, – изрекает Смоленский, еще раз мазнув по мне взглядом. Мне из вежливости достаточно всего лишь дернуть уголками губ, а не давить улыбку, пока он пялится и говорит гадости. Чем ему мое имя не угодило? – по крайней мере, лучше, чем то, что мне показывали. У нас есть два часа на подготовку, после чего мы вылетаем в Сочи. Завтра отправляемся в Европу. Есть что спросить – спрашивай сразу.
– Мне нужно отлучиться в дамскую комнату, – произношу я, при этом, похоже, чем-то удивив Смоленского. Он бросает на меня странный взгляд.
– Иди.
Черт, черт, черт!
Саша, что за детские отмазки про дамскую комнату? Просто развернись и уйди. Откажи ему прямо в лицо! А лучше плюнь за «ты выглядишь прилично». Отличная манипуляция, которая не прокатит со мной – я-то знаю, что выгляжу просто отлично и мое имя прекрасно.
– Придурочная! – шиплю я в трубку, когда захожу в санузел и дозваниваюсь до старой знакомой, – ты моей смерти хочешь? Избавиться от меня, да? Это Смоленский Кирилл! Он был во всех черных списках модельных агентств! Двое девушек, которые отправились с ними на отдых, пропали, и до сих пор никто не знает, где они! Почему ты не предупредила?
– Ты бы отказалась, – вздыхает Катя в трубку, – а больше я никого не найду. Послушай, Саш, ключевое слово тут – «был». Видимо, случилась какая-то ошибка.
– Ты дура, Кать? Он просто занес тому агентству денег за молчание и все, они закрыли глазки, отозвали все претензии! С его деньгами можно откупиться от самого дьявола. Ты помнишь, что говорили…
– Саш, – перебивает меня Катя, – ты не подумала, что просто кто-то воду тогда мутил? Семья Смоленских очень богата. Многие не отказались бы уличить их в чем-нибудь, раздуть скандал или подставить.
Боже. Я прислоняюсь голыми лопатками к прохладной стене из кафеля.
– Кать, ты сволочь и идиотка. Я не ожидала от тебя.
– Боже, расслабься, Саша! Он уже заказывал в других агентствах девушек. Все прошло отлично!
– Дело не только в этом, Кать. Хотя, как бы то ни было, ты должна была меня предупредить о том, что это Смоленский.
– Послушай, я отдам тебе девяносто процентов из тех денег, что он мне дал, – вздыхает Катя, – оставлю себе десять, за то, что морочила себе голову, подбирая ему девушек и потратив на это почти весь день. Саш, если ты откажешься – мне конец. Все потом будут болтать, что я срываю договоренности и мои девушки уходят со встречи. Для меня это будет конец, а мне еще двух детей растить. Ты знаешь, насколько это сложно.
Я закрываю обреченно глаза.
– Дело в другом, Кать, – повторяю я, – помнишь мою сестру?
– Ага. Она показалась мне такой милашкой и лапочкой, в отличие от тебя, стервозины. Славная девушка.
– Она умерла три года назад, оставив мне и матери на попечение ребенка.
– Помню, ты рассказывала. Ты большая молодец, что растишь его. Саш, к чему это? Поверь, если бы Смоленский был убийцей и извращенцем, ни за какие бы деньги агентства его не вытащили из черного списка. От них бы все девушки ушли, побоявшись с такими людьми работать.
– Моя сестра умоляла, чтобы бывший муж ничего не узнал о ребенке – перебиваю я Катю, вкрадчиво продолжая, – А ее мужем был Кирилл Смоленский. Он ублюдок и тиран. И все его окружение такое же. Сюрприз, да? Ты подставила меня сегодня, попросив обеспечить ему сопровождение.
В трубке повисает гробовое молчание. Я буквально чувствую, что в этот момент Катя в ужасе таращит глаза.
– Боже! – отмирает она, – Саша, прости! Если бы я знала! Боже! Но как…
– Неважно. Ты понимаешь, что об этом никто не должен знать? Подбери ему другую девушку до вечера, пока он меня не увез. Мне повезло, что я перекрашена в блондинку и у меня чуть подколоты губы. С сестрой мы сейчас явно не похожи. Представляешь, что он сделает со мной, если узнает?.. Попробуй только ляпнуть кому-то. У тебя двое детей, а в той истории не все так просто. Можешь пострадать.
Она снова молчит. Я даже через расстояние чувствую ее напряжение.
– Саш… я никому не скажу. Но если ты уйдешь сейчас, Смоленский точно сделает мне черный пиар. Я прошу у тебя всего лишь день… полдня. Я напишу тебе, как найду похожую на тебя девушку, а ты.. Не знаю, сделаешь вид, что отравилась чем-нибудь и тебе стало плохо. Устрицами, к примеру.
– Боюсь, что я и полдня рядом с ним не выдержу и воткну в ногу ножик.
– Пожалуйста.
– Хорошо, – вздыхаю протяжно я, – будь добра, найди девочку побыстрее.
* * *
«Мам, забери Майю из садика сама. У меня срочная командировка» – набираю я сообщение. Когда телефон тихо хрустит, я вздрагиваю, расслабляя пальцы. Я сжимала его так, что еще немного – и он, наверное бы, лопнул в моих руках.
Черт, черт!
Майя очень похожа на Смоленского. Я не хотела это признавать раньше и все искала в малышке черты нашей семьи. Темные волосы – в дедушку, прямой нос, конечно же, сестры, несмотря на то, что форма носика, если положить руку на сердце и признаться честно, была совершенно другая…
Аля настолько боялась за Майю, что во время беременности ею, они переехали с мамой обратно в маленький город, где мы выросли.
Там у мамы, учительницы начальных классов, были хорошие знакомые, детей которых она не раз выручала и подтягивала бесплатно на факультативах в школе. Мама предлагала тогда сделать вид, что именно она решила на старости лет завести еще одного ребенка – ей бы помогли благодарные знакомые в роддоме с документами, но Аля отказалась.
Нашла там какого-то парня и выкладывала с ним совместные фото в соцсети, притворяясь счастливой, и делала вид, что забеременела от него… Как по мне, если бы Смоленские решили следить за ней, то это вранье, шитое белыми нитками, ее бы и Майю не спасло.
Но все обошлось.
Я убираю телефон в сумочку, поправляю перед зеркалом тушь, которая, похоже, потекла от напряжения, и возвращаюсь обратно в зал. Направляюсь к Смоленскому, надев на лицо самую милую из своих улыбок. Мне нужно продержаться всего ничего. Я ненавижу его, но, к сожалению, совершенно ничего не могу ему сделать. Может, если бы я не боялась за Майю, и мне подвернулся хоть маленький шанс как-то отомстить… я бы им сразу же воспользовалась. Я бы даже осталась с этим ублюдком на целую неделю.
Смоленский сидит за столом, расслабленно что-то набирая на телефоне. Стоит только мне приблизиться, как он поднимает на меня все тот же внимательный взгляд.
– Твое лицо мне знакомо. Откуда? – задает он внезапный вопрос, от которого у меня бегут мурашки. Я сажусь за столик, из последних сил удерживая спокойствие – представляю себя на огромном матрасе, который дрейфует посреди озера.
– У меня правильные, но совершенно непримечательные черты лица. Думаю, ты просто видел кого-то похожего на меня.
Он чуть подается вперед, положив на стол локти и сцепив руки в замок. Рассматривает меня так, что я чувствую себя дорогой безделушкой, которую этот тип купил. Мне до омерзения неприятно чувствовать на себе внимание того, кто виновен в смерти моей сестры. Быть рядом с тем, на кого когда-то смотрела влюбленно Аля.
– У тебя линзы? – интересуется он со смешком, – такой цвет глаз редко бывает своим.
Черт, с чего он интересуется? Это напрягает.
– Да, – вру я, – это линзы.
– Сними. Выглядит неестественно.
Да чтоб тебя разорвало, Смоленский.
– Тогда мне нужно будет заехать в аптеку и купить контейнер с жидкостью для линз, – как можно мягче отвечаю я, – я могу это сделать до нашего отлета или когда мы разместимся в Сочи. Когда будет удобнее?
– Без разницы, – он теряет будто бы ко мне интерес, – можешь сделать это в любое время. Закажи себе что-нибудь поесть.
– Конечно, – отвечаю я, ухватившись за прекрасную возможность сыграть в отравление. Дав знак официанту, я беру меню и мило произношу, – можно мне двенадцать штук «Розовой Джоли»?
Ненавижу именно эти устрицы. Если уж мне придется убедительно играть и тошнить в унитаз, то мне понадобится всего лишь вспомнить о том, что я их ела. К тому же, двенадцать штук для меня – это гарантированное белковое отравление, если придется играть ну совсем уж убедительно.
Спустя несколько минут мне приносят большую тарелку с устрицами на льду. Я беру раковину и маленькую вилочку, тыкаю в бедного моллюска, глядя, как он едва поджимает свою мантию и чуть приподнимаю его, проверяя, чтобы не было осколков от раковины.
Аля обожала, кстати, устрицы, больше меня. Однажды она рассказала мне историю, как случайно проглоченные осколки раковины порезали ее знакомой внутренности. С тех пор мы обе не могли нормально есть этих гадов, не рассмотрев их едва ли не под лупой. А всех до ужаса бесило, как мы ковыряемся в моллюсках.
Я отправляю устрицу в рот, выпиваю водичку и откладываю в сторону. Одну, вторую.
Меня УЖЕ тошнит, если честно.
Когда я тянусь за шестой, то случайно натыкаюсь на взгляд Смоленского. Он настолько меня пугает, что я даже замираю. Можно было бы подумать, что он недоволен мною – вероятно, я веду себя сейчас не сильно прилично, заказав сразу столько еды и так сильно увлекаясь ею, словно, наконец, дорвалась до жрачки в ресторане. Но тут было что-то другое. Он будто меня ненавидит.
– Заканчивай с этим, – резко произносит он. Подзывает официанта и бросает ему коротко, – принеси счет.
– Уже улетаем? – спрашиваю я, не понимаю, с чего у него так поменялось настроение. Хотя… я напоминаю себе, какой приползла от него Аля. Адекватный мужчина, который умеет себя держать в руках, никогда не тронет женщину. Этот просто психованный. Он даже был в черном списке модельных агенств. Чему ты удивляешься? Себе удивляйся, Саша, ведь ты умудряешься держать себя в руках рядом с таким человеком и не трястись от страха, и тебе придется делать еще несколько часов.
– Да, улетаем. Твои вещи готовы?
– В машине на парковке, – быстро отвечаю, поднимаясь и посмотрев напоследок на свою тарелку. Не знаю даже, радуюсь ли я, что мне не придется доедать, или огорчаюсь, что мой план списать все на белковое отравление провалился.
– Прекрасно, – только и отвечает Смоленский, рассчитываясь за заказ. Я потираю замерзшие от волнения пальцы друг об друга, когда телефон в сумочке несколько раз вибрирует. Достав его, я вижу сообщение от матери.
Я уже забрала, Саш. Мы в больнице, Майя заболела.
Напишу тебе еще потом.
И ты напиши, как доедешь или долетишь.
Вот черт!
* * *
Настало время исполнить свой план. Откладывать больше нельзя, или я избавлюсь от Смоленского только в Сочи, потратив время еще и на то, чтобы добраться обратно домой.
– Кирилл, прости, – произношу я тихо, когда мы приезжаем в аэропорт. Преодолев отвращение и ненависть, я дотрагиваюсь до его руки. Он поворачивает голову в мою сторону, встретившись со мной взглядом. Его серые глаза с такого расстояния кажутся пронзительно яркими. Мир был несправедлив, когда дарил такую внешность убийце.
– Что?
– Я отойду ненадолго. В уборную.
Интересно, он уже считает меня зассыхой? Я ведь уже второй раз отпрашиваюсь. На его месте я бы так и подумала.
Впрочем, если у него и мелькнула такая мысль, виду он не показал. Он едва заметно кивает и отворачивается.
Я ухожу, вставляя в ухо наушник, потому что телефон разрывается от входящих сообщений. Полчаса назад я записала Кате гневное голосовое. О том, что если та не найдет девушку сейчас же, то я просто-напросто сбегу. Пришло время исполнить свою угрозу.
– Заюша, ты капец, – раздается в наушнике голос Кати, – ты цыганке нахамила на улице, что ли? Что за черная полоса в твоей жизни? Я не могу никого найти, все как сговорились. Одна заболела, вторая не отвечает. Знакомых всех потрясла. Никто не может. А других девушек Смоленский отбраковал.
– Мне плевать, – шиплю я тихо в динамик, – предложи ему любую девушку. У него нет выхода.
Мне хочется рвать и метать. Пнуть, например, дорогую машину, которая стоит рядом, хоть как-нибудь спустить напряжение! Потому что я не знаю, что с Майей! Я должна уже на всех парах мчать к больнице.
Я очень любила племянницу. На это было две причины – она заменила мне погибшую сестру. И вторая причина – сама я не могла иметь детей. Я хотела удочерить девочку, но мама очень громко высказала свое «нет» на эту идею. Боялась, что меня замуж не возьмут с «прицепом». Ха-ха.
– Саш, пожалуйста, – снова оживает наушник, когда я нажимаю прослушать следующее сообщение. Тон Кати умоляющий.
– Нет, – произношу я уже громче, когда захожу в санузел, – я уже в туалете и готова изображать приступ отравления. Прости, Кать, но, когда дело касается моей семьи, я непоколебима.
Я включаю воду и плещу ею себе в лицо, чуть смазывая макияж, словно я плакала. Потом подхожу к унитазу и, протерев салфеткой пол, сажусь перед ним на колени. Надеюсь, моей бывшей учительнице Ларисе Николаевне сейчас икается. Когда-то эта старая стерва опустила ниже плинтуса мою самооценку, когда я заикнулась о мечте стать актрисой. Видела бы она меня сейчас, сидящую в фальшивых слезах, на коленях перед унитазом в общественном туалете…
Если Смоленский не поторопится, меня точно вытошнит.
Я жду, наверное, минут двадцать. У меня даже мелькает мысль, что про меня тупо забыли и Смоленский улетел в Сочи один. Было бы отлично. Я б ему пожелала попутного ураганного ветра и случайно приземлиться в море.
Когда в дверь раздается требовательный стук, я вздрагиваю от неожиданности.
– Александра, – слышу я глухой голос какого-то мужчины, – вы в порядке?
– Нет, – отзываюсь я, – мне плохо. Кажется, я отравилась. Можете зайти, дверь открыта.
Я слышу тихий скрип. В санузел заглядывает здоровый дядька. Он сразу же замечает меня, с несчастным видом сидящую возле унитаза, и обеспокоенно хмурится.
– Вас уже ищут.
– Я не могу встать, – жалуюсь я, – живот болит. Передайте Кириллу, что, возможно, меня придется заменить. Ему перезвонит Екатерина. А мне надо в больницу.
– Я передам, – кивает дядька и уходит.
Всё. Дело сделано. Я изображаю больную до последнего – с тихим стоном поднимаюсь, согнувшись иду к раковине и, облокотившись на нее и замочив комбинезон, включаю воду, сделав вид, что полощу рот.
Я снова слышу, как скрипит дверь, и смотрю в сторону входа, думая, что вернулся тот дядька, чтобы проводить меня к такси. Но замираю, заметив там не только охрану, но и самого Смоленского. Решил убедиться, что мне плохо?
