Текст книги "Эскорт для чудовища (СИ)"
Автор книги: Анна Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 12
– Я скоро пойду домой, да? – спрашивает доверчиво Майя, держа мою ладонь в своей, крохотной. У меня вырывается тяжелый вздох.
– Скоро. Только тебе нужно немного поправиться.
– Я уже не болею. Всё, – она разводит ручками, – хочешь, покажу, как я на кровати прыгаю?
Я чувствую, как у меня шевелятся волосы на голове, когда представляю, что эта мелкая егоза тут устраивает в отсутствие взрослых. Остальные кровати в палате пустуют. В прошлый раз, когда я приезжала, тут еще лежала мама с мальчиком двух лет. А, значит, сейчас Майя большую часть времени предоставлена сама себе.
– Давай-ка ты не будешь прыгать, пока не вернешься домой, – прошу я племянницу, – это опасно. Можно упасть и удариться. К тебе кто-нибудь приходил из незнакомых людей?
– Неа. Только тетя Света.
– Тетя Света? – я хмурюсь, а потом вспоминаю, – нянечка?
– Угу. Почитай мне книжку?
Я открываю «Репку», задумчиво глядя в стену напротив и по памяти начинаю пересказывать.
«Только тетя Света». Ну, круто, Михаил. Видно, как тебе нужна дочь.
Хоть в голове и мелькают такие ехидные мысли, и хочется позубоскалить, честно говоря, в глубине души я рада, что этот мужик не заходит к Майе. Во-первых, это лишний стресс для малышки. Во-вторых, это еще одно доказательство для суда, что ребенок человека не интересует.
А вот Смоленскому сейчас стоит почаще видеть дочь. Чтобы они, хотя бы, познакомилась, перед тем, как Майя насовсем переедет к своему настоящему отцу…
– Так когда я пойду домой? Сейчас? – повторяет свой вопрос Майя, когда я принимаюсь собираться, потому что время посещения заканчивается.
– Скоро, моя хорошая, скоро, – повторяю я, и замираю, когда на пороге появляется женщина в больничной форме с большим медведем в руках. Точнее, сначала вплывает медведь, а потом уже за ним я замечаю женщину.
– Тук-тук, – произносит осторожно она, – тут мишку попросили передать.
– От кого? – тихо интересуюсь я, пока Майя за спиной радостно вопит «мне? Мне??? Мне???».
Только не говорите, что Михаил решил воспользоваться тяжелой артиллерией для завоевания доверия ребенка – покупая ей такие подарки!
– Представился, как Смоленский, – пожимает плечами женщина, – сказал, что он отец ребенка и вы в курсе.
– А, – я выдыхаю, – конечно.
Майя тянет радостно ручки к огромной игрушке, и стискивает ее в объятиях. Похоже, мишка станет ее самым лучшим другом в ближайшие дни. А я чувствую облегчение, понимая, что этот подарок от Кирилла. Да, он подкупает ребенка. Но, по крайней мере, в отличие от Михаила он не исчез на долгие годы, потом внезапно объявившись с непонятными целями. Смоленский просто не был в курсе, что у него ребенок, поэтому его попытки подкупить малышку я могу понять и простить.
– А кто это подарил? Ты? – Майя смотрит на меня радостно. Я мотаю головой.
– Нет. Папа твой.
– Какой еще папа? – она произносит это с таким удивлением, что мне хочется фыркнуть.
– Ты потом с ним познакомишься. Он хороший человек, правда. Просто вы долго не виделись, потому что он не знал, что ты существуешь.
– Не хочу я никакого папу, – недовольно произносит Майя, тиская мишкин нос, – хочу тебя и бабушку. Хочу домой.
– Скоро, малыш, скоро, – успокаиваю я ее, приближаясь, и чмокая в лоб, – мне пора идти. Я завтра еще приду. Будешь с мишкой хорошо себя вести?
– Угу. Пока.
Пока внимание Майи полностью захвачено подарком, я тихо выскальзываю в коридор и спускаюсь вниз. В холле, из-за того, что мне кажется, будто меня кто-то окликает по имени, я не глядя толкаю дверь и внезапно влетаю во что-то живое.
– Смотри, куда прешь, – раздается недовольный мужской голос. Я поднимаю взгляд и растерянно моргаю. В заросшем, не сильно опрятном человеке, больше похожем на побирушку, я узнаю Михаила. Он же меня – нет, потому что стоит ему рассмотреть мое лицо и фигуру получше, как он неожиданно смягчается, – осторожней же надо быть, красотуля.
Я молча смотрю на него, пребывая в ступоре. Вот так неожиданная встреча.
– Чего застыла? – Михаил улыбается, – ты нормально? Или влюбилась?
– Зачем тебе Майя? – отмираю, наконец, я. Все радушие и веселье мигом сметает с лица мужчины, и его брови сходятся к переносице.
– А, блин, ты… как там тебя, Саша, что ли? Не признал. Зачем-зачем… дочь она моя. Дай пройти, а? Нет времени с тобой болтать.
– Ты ее с рождения не видел, – я хватаюсь за ручку двери, преграждая ему дорогу, – скажи честно – зачем тебе Майя? Я слабо верю в твои отцовские чувства. Тем более, мы оба знаем, что она – не твоя.
– И что? – выдает с наездом этот тип, а мне хочется закатить глаза.
– Даже испарившимся без вести родным отцам редко нужна дочь. Я должна поверить, что левый мужик воспылал к ней спустя годы отцовскими чувствами?
– Слушай, я левый мужик? Я в свидетельстве записан. Даже ее мамашка не в курсе была, от кого нагуляла ребенка. Отвались, короче.
– Я заплачу тебе, если ты отстанешь от Майи, – предлагаю внезапно я, и Михаил приподнимает бровь.
– Ну и сколько?
– Тысяч… семнадцать долларов, – мысленно подсчитываю я всю свою заначку вместе с деньгами от Смоленского. Михаил громко фыркает.
– Пф, хрень.
– Хочешь больше? Я знаю, что ты из-за наследства так вцепился в нее, – выпаливаю я, – у меня есть своя квартира и бизнес. Хочешь, отдам тебе?
Михаил внезапно прищуривается.
– Ты с диктофоном на меня компромат собираешь? Хочешь, чтобы я дочь продал? Еще раз: отвались. И дай пройти.
– У меня нет…
«Диктофона…» – не успеваю закончить я. В этот момент, Михаил, который ранее дергал ручку, пытаясь пройти мимо меня, внезапно ее отпускает и, размахнувшись, залепляет мне оплеуху. Со всей силы, как в мужских драках. Я в шоке хватаюсь за лицо. Щеку тут же начинает саднить, а в одном ухе неприятно звенит.
«Отлично. Он поступил, как идиот. Надо пойти и снять побои» – мелькает рациональная мысль, пока моя глупая и агрессивная часть мозга возмущенно визжит «Ах, он мразь! Расцарапай ему лицо! Избей сумочкой! Между ног ему дай! Ну!».
Я хочу было развернуться и молча направиться прямиком в полицию, как случается кое-что еще более неожиданное. Михаил не успевает уйти победителем. Пока я очухиваюсь, на его затылок внезапно ложится рука и со всей силы впечатывает голову придурка в стеклянную дверь больницы.
«Дзынь!» – оглушительно звенят разлетающиеся осколки.
Я будто смотрю фильм в замедленной перемотке – как взмахивает руками Михаил, пытаясь вернуть равновесие, как Смоленский сгребает его за шкирку – то ли чтобы этот придурок не напоролся на остатки торчащих стекол, то ли чтобы продолжить его избивать… У Михаила нет шансов в этой битве. Кирилл налетел на него так стремительно, словно телепортировался.
– Кирилл Владимирович, не надо, – налетает следом на Смоленского Цербер-Антон, сгребая его за плечи вместе с Михаилом, – лучше не надо. Не надо.
«Да, это ты зря, Кирилл Владимирович» – с тоской думаю я, глядя на лицо Михаила, которое явно пострадало при столкновении с дверью. Потом медленно поднимаю глаза вверх: ну, конечно. На крыльцо больницы направлена камера.
Второй Цербер, появившийся рядом, помогает Антону растащить этих двоих в разные стороны. Михаил при этом неудачно спотыкается и падает.
– Да это родственники наши сцепились, – поясняет Антон выглянувшему охраннику, – все в порядке. Перебрали немного. Мы их домой сейчас отвезем. Извините.
– А-ага, – тянет охранник, – а за стекло кто платить будет?
– Мы заплатим. Тох, потом занеси им за беспорядок и стекло.
Охранник кивает, еще раз осмотрев нас, и, видимо, убедившись в платежеспособности, а после уходит. Я ошалело смотрю на Цербера, под ногами которого барахтается Михаил, пытаясь подняться. Когда ему удается выпрямиться на руках, приподняв корпус, Цербер внезапно незаметно и аккуратно наступает ему на пальцы.
– А-а, блин!…
– Не надо, – вырывается у меня. Я перевожу взгляд на Смоленского, который смотрит на Михаила так, словно его прямо сейчас закопает в крыльцо больницы, – Кирилл, его надо сейчас же отпустить.
Вместо Кирилла в разговор вклинивается Антон:
– Саш, ты че? С ним надо сперва поговорить. Серьезно прям. Это не дело – на женщину руку поднимать. Я бы ему и сам вшатал.
Я встряхиваю головой, чтобы уложить мысли и подхожу к Смоленскому. Потом отвожу его в сторонку. Он странно послушно следует за мной. Когда я останавливаюсь в десяти шагах от крыльца больницы, то внезапно понимаю, что держу его за руку, переплетая наши пальцы… я тут же нервно отдергиваю ее, сделав вид, будто мне приспичило поправить на себе одежду.
Ой, блин.
– Кирилл…это тот, кто записан у Майи в свидетельстве о рождении, – шепчу я, стараясь забыть о легком смущении, которое посетило меня в этот момент. Кирилл сверлит меня мрачным взглядом. Такое чувство, будто он не до конца спустил пар на этом Михаиле и сейчас очень недоволен, – понимаешь, что если ты сделаешь ему что-то, то он пойдет в полицию? Тебе не отдадут Майю! Он воспользуется шансом отвоевать ребенка.
– Да? – саркастично выдыхает Смоленский, – вряд ли ему позволят дойти до полиции, Саша.
– Будь уверен, он дойдет. Или ему помогут дойти. Получишь статью за нанесение тяжких телесных и похищение, – перебиваю его я, – придет время, и кто-нибудь подсуетится доставить тебе проблем. Кто-нибудь, вроде твоего отца.
Я намеренно говорю очень прямо и резко, чтобы до Смоленского дошла серьезность ситуации. Судя по настрою Михаила – он пойдет по головам, лишь бы урвать кусочек счастья в виде денег.
– Все нормально, – я прикасаюсь успокаивающе к руке Смоленского, когда понимаю, что достучалась до него: взгляд мужчины становится чуть более задумчивым, и яростный огонек чуть затухает, – он меня едва задел. Спасибо, что заступился.
Это и впрямь очень странно. Когда я произношу эти слова, то внезапно понимаю, что Кирилл – первый человек, который из-за меня постучал чьей-то головой об дверь. Даже мои бывшие парни как-то тушевались во время конфликтов и пытались замять все, поговорив с неадекватным человеком. С одной стороны, это было разумно. С другой – немного обидно. Хотелось в жизни чуть больше рыцарства. Или, на крайний случай, свирепого дракона в охрану, который будет защищать мою честь.
– Ему повезло, – констатирует Кирилл спустя пару минут нашего общего молчания. Он смотрит в сторону Михаила, – будь ты менее убедительной, и я бы разбил еще пару вещей его головой. Вы с Альминой точно родные сестры?
Я растерянно моргаю.
– Близнецы, Кирилл.
– Иногда в одной семье появляются кардинально разные люди, – хмыкает он, и я даже не совсем понимаю – говорит ли Смоленский о нас с Алей, или о себе и отце, – в любом случае, с этим стоит поговорить. Но разговорами лучше всего занимается Антон.
– Ты хотел обсудить наши с Майей встречи? – переводу я удачно тему, и Кирилл устремляет на меня внимательный взгляд, – сейчас самое время.
Он пару секунд смотрит на мою саднящую от боли щеку.
– Вполне. Пойдем тогда, Саша.
* * *
Смоленский отвозит меня в ресторан, о котором до этого я даже не слышала, и это странно: вряд ли бы я пропустила такое уютное местечко.
– Ого, – присвистываю я, оглядываясь, – тут целый сад из экзотических цветов и растений. Выглядит необычно. Почему я о нем ничего не знала?
– Это место не для всех, – поясняет Смоленский, отодвигая стул и приглашая меня присесть, – я плачу ежемесячный взнос, чтобы иметь сюда доступ.
– И сколько? – заинтересовавшись, спрашиваю я, а он в ответ чуть улыбается.
– Тебе все равно не позволят посещать это место, даже если ты сможешь заплатить. Считай, что это только для избранных.
Я демонстративно фыркаю. Обидно. Подозреваю, для каких избранных – для самых богатых и влиятельных людей страны. В принципе, понятны причины подобного ограничения: в обычном ресторане за соседними столиками могут оказаться как журналисты, так и охотницы за богатыми папиками. Тут такая вероятность стремится к нулю, поэтому богачи, заплатившие взнос, могут спокойно отдыхать и перетирать друг с другом за жизнь, ничего не боясь.
Но ощущать себя не в списке избраных крайне неприятно. Вряд ли Смоленский хотел меня обидеть, но у него это получилось неосознанно.
– Не обижайся, – словно, подслушав мои мысли, произносит Смоленский, – если хочешь – я поговорю с владельцем. Ради тебя сделают исключение.
– Да ладно, – с напускным спокойствием произношу я, – в городе еще много приличных заведений. От того, что я не попаду конкретно в это – не сильно расстроюсь. Давай лучше о Майе…
Нам приносят меню. Я замолкаю, раскрывая книжечку и задумчиво пробегаюсь взглядом по блюдам. Позиций немного, но весь их вид кричит, что я не в придорожной кафешке собираюсь откушать.
– Мне форель со спаржей и яблочный сок, – делаю я заказ. Тут рыбу должны готовить просто превосходно. Надеюсь на это.
Пока Смоленский выбирает, я рассматриваю его. Он совершенно не выглядит возбужденным или потрясенным, несмотря на последние события. Такое чувство, словно ему каждый день сообщают, что у него появилась дочь. Он ведет себя практически хладнокровно, не считая случая с Михаилом, отчего мне начинает казаться, что Смоленский привык выплескивать накопившиеся эмоции очень редко, но зато все разом.
Не понаблюдай за ним я в других обстоятельствах, и из-за этой черты характера я могла бы подумать, что он действительно мог причинить боль Але. Она могла упорно доводить его, а он однажды не сдержаться…
О, Але было бы легко его очернить, потому что все свидетельствовало против Смоленского – и его характер, и эпизоды насилия в детстве. Дети очень часто перенимают поведение своих родителей.
Но сейчас что-то внутри мне подсказывает, что Смоленский Але ничего плохого не делал, и не лгал мне.
Ох, лишь бы я не ошибалась насчет него. И Лена тоже. Потому что Кириллу еще растить Майю.
– Так что ты хотела обсудить? – прерывает мои раздумья Смоленский.
– А, да, – опоминаюсь я, – Майя маленькая, но она уже прекрасно все понимает. Переезд к тебе станет для нее огромным стрессом, потому что пока для нее ты – незнакомый человек.
– Я это понимаю.
– Тогда, – я сглатываю от волнения, – ты должен прекрасно понимать, что, если рядом буду я – Майе будет легче привыкнуть. Поэтому…
«… если ты заботишься о дочери, то не станешь препятствовать нашим встречам» – хочу закончить я фразу, как Смоленский меня перебивает:
– Ты можешь жить у меня.
Сок от неожиданности попадает не в горло, а в нос. Поперхнувшись, я закрываю фонтан ладошкой. Поздно: мало того, что в носу словно атомная бомба взорвалась, так еще я и залила всю одежду.
– Что? – переспрашиваю глухо я, думая, что ослышалась.
– Тебя что смутило? – Смоленский внимательно смотрит на мое лицо, – Майя – моя дочь и должна, соответственно, проживать у меня. Но она со мной незнакома. Поэтому, ты поможешь ей адаптироваться. Логично?
– Я говорила о встречах…
– Считаешь, что пару часов встреч в день хватит на то, чтобы она не чувствовала себя брошенной? – скептически интересуется Смоленский, а я вздыхаю и беру со стола салфетки. Нет, он прав, конечно, и это идеальный план для того, чтобы Майя привыкла к новому месту и познакомилась с отцом, и у меня не разрывалось от волнения сердце.
Честно говоря, секунду назад я была настроена отвоевывать у Кирилла хотя бы право на редкие встречи, а он внезапно выдал такое, полностью ошарашив и обезоружив меня. Но…
– У тебя есть невеста, с которой ты вот-вот поженишься, Кирилл. Во-первых, она меня терпеть не может. Во-вторых, даже если ты убедишь Дарину относиться ко мне нейтрально, все вокруг считают, что у вас настоящая любовь, и вы ждете общего ребенка. Твои родители и журналисты меня особенно волнуют. Если я буду жить в твоем доме, это вызовет много неприятных вопросов и слухов. У тебя нет других идей?
– Нет. Майя должна привыкнуть жить у меня и ее не устроят ваши редкие встречи. Ты права, с прессой теоретически могут быть проблемы, если кто-то из нас будет неосторожен. Мои родители в восторге не будут, но это их трудности. Если ты хочешь, чтобы все прошло гладко – в жизни так не бывает. Либо ты причинишь неудобства Майе, либо всем остальным.
«Да, старший Смоленский может положиться на сына» – отрешенно думаю я, – «он умеет мыслить достаточно хладнокровно для своего возраста».
– Я думаю первую очередь о Майе. Чтобы на нее не повлияли все эти неприятности, которые могут случиться, – произношу я, – о тебе, в принципе, все вокруг отзываются нормально, за исключением одного случая. Ты правда не боишься потерять репутацию и стать в глазах людей изменщиком и предателем? Рано или поздно это произойдет и принесет тебе и твоей семье проблемы. Не будешь же ты держать Майю взаперти всю жизнь?
Я замолкаю, поймав его взгляд.
– Перестань так нервничать насчет слухов. Некоторые вещи вполне можно скрыть от людей, – отвечает мне Кирилл, – как видишь, никто в прессе не поднимает тему о том, что я не родной сын Владимира.
Я чувствую внезапную панику от его ответа.
– Постой. Вы собираетесь с Дариной удочерить Майю и выдавать за вашу дочь?
– Пфф, – фыркает внезапно Кирилл, – тебе как это вообще в голову пришло? Саша, я не об этом. Я говорил о том, что наша семья не сильно публичная и многие вещи можно просто оставить в тайне. У нас есть для этого возможности. Никто не узнает, что ты живешь у меня дома. Пройдет много лет, и о том, как появилась Майя, будут только вяло предполагать, а не раскапывать горячие факты. Можешь быть спокойна: девочке никто не доставит неудобств. Если ты помнишь, то о моей свадьбе с Альминой особо не писали. Хотя, твоя сестра была сильно недовольна этим фактом.
Я кусаю губы. Ну да. О семье Смоленских особо не писали в газетах. О свадьбе была парочка скупых статей, на этом все и кончилось. Они – не актеры или музыканты, которым жизненно необходимо подогревать свою известность слухами и громкими событиями.
– О каком случае, ты, кстати, говоришь?
– М? – я поднимаю на него взгляд.
–«О тебе, в принципе, отзываются нормально, за исключением одного случая», – цитирует меня Смоленский, – о каком случае идет речь, Саш?
– А, – я почему-то смущаюсь. В этом шикарном ресторане упоминать о том, что я работала в эскорте кажется мне кощунственным и стыдным, – слышала, что две девушки пропали с тобой и твоими друзьями на отдыхе. И ты попал в черные списки модельных агентств.
Кирилл внезапно широко ухмыляется, так, что я вздрагиваю. Вдруг он сейчас скажет что-то, что совершенно разрушит его положительный образ? Вроде «они случайно утонули в нашем бассейне, и мы решили скрыть от полиции случившееся».
– Ты об этом, – произносит он с веселым смешком, – можешь не переживать. Они живы. С ними все в порядке.
– Я попытаюсь тебе поверить, но…
– Извини, Саша, – Смоленский стирает с лица улыбку, – у тебя есть подруга, у которой свое агентство. Не то, чтобы я тебе не доверяю, но любое лишнее слово, которое я произнесу, может кое-кому принести проблемы. Так что без комментариев.
Пф. Смотрите-ка, тут целые тайны Мадридского двора. Я пожимаю в ответ плечами, хотя, чувствую себя обломанной. Ведь это один из немногих вопросов о прошлом Смоленского, который меня реально беспокоил.
Нам приносят еду, и я с наслаждением пробую рыбу. Она здесь и впрямь великолепная.
* * *
Когда вроде бы приходит время распрощаться друг с другом, потому что почти все волнующие темы на сегодня исчерпаны, и остается только поразмышлять над сказанным, мы покидаем ресторан. Почему-то только сейчас я замечаю, что у Смоленского достаточно усталый и вымотанный вид – под глазами появляются тени, и осторожно интересуюсь:
– У тебя все в порядке? Выглядишь, прости, очень замотанно.
Он косится в мою сторону.
– Хочешь помочь мне расслабиться?
Нет! Сейчас мне хочется в ответ фыркнуть.
– Смоленский…
– Я без какого-либо подтекста, Саша, – он смотрит в экран телефона, – Дарина изредка приезжает ко мне, поддерживая нашу легенду и от скуки начинает готовить кучу еды. Я ее болтовню не выдерживаю дольше пятнадцати минут. Предлагаю заехать ко мне. Ты избавишь меня от болтовни Дарины, заодно познакомишься с ней при нормальных обстоятельствах. И увидишь, где будет жить Майя.
– И помогу сожрать запасы приготовленной еды? – саркастично спрашиваю я, но Смоленский не улавливает сарказм в моем голосе.
– Если пожелаешь.
– Смоленский, если честно, у меня недавно в семье случилась трагедия и я еще не до конца отошла. Трепать нервы, отбиваясь от Дарины, мне неохота. К тому же, если я останусь на твоей территории, а ты внезапно решишь, что я могу тебе помочь расслабиться, не только избавив от Дарины, то я в тебе круто разочаруюсь.
– Я не собирался ничего такого делать, – взгляд Смоленского красноречив: похоже, его немножко задело сказанное мною, – Дарина уже в курсе того, что происходило все это время. Она тебе не враг.
– Извини, – я мотаю головой. – Я откажусь.
Меня смущает многое: например, то, что со Смоленским мы знакомы всего ничего. Или то, что внутри действительно живет страх в нем разочароваться – пусть лучше я буду считать отца Майи почти со всех сторон положительным человеком, чем какой-то незначительный пустяк, вроде неосторожно брошенного слова или прикосновения, случившегося невовремя, изменит наши отношения до очень холодных.
– Ладно, – кажется, мой отказ он воспринимает вполне адекватно, решив не уговаривать, – тогда я просто подвезу тебя до дома.
– Лучше к моей машине. Я не хочу забирать ее с утра с парковки больницы.
И только потом меня накрывают другие чувства и страхи. О том, что мне снова придется провести вечер в совершенно пустой квартире, после чего просыпаться ночью, потому что мне приснились разговоры Майи и мамы, а потом лежать и вслушиваться в тишину с отчаянной надеждой, что события последних дней были всего лишь страшным сном.
И думать о том, что теперь тишина и одиночество станут частью моей жизни. Мама и Майя были моей семьей. А свою я, наверное, и не заведу никогда.
– А, ладно, – произношу я неожиданно, – знаешь, Смоленский, я согласна помочь тебе с едой и Дариной.