Текст книги "Эскорт для чудовища (СИ)"
Автор книги: Анна Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Глава 18
– Что это? – бормочет она, перекладывая листок за листком, – Кирилл, это что за шутки? Это… какой-то бред! Смоленский!
– Будешь все отрицать? – сухо интересуется Кирилл, – Ты прекрасно знаешь, что все правда. Но можно отдать эту информацию полиции, чтобы проверить. Вдруг тебя действительно подставили?
Я замечаю, как у Дарины начинают трястись руки и хмурюсь. Что там, в этой папке?
Догадка молнией мелькает в голове, но я не успеваю ее озвучить, потому что Дарина поднимает на меня темный, обреченный взгляд и цедит:
– Сука. – она обращается ко мне, и я округляю глаза в ответ на это грязное ругательство, вылетевшее изо рта такой милой девочки. – Это ты ему подкинула мысль? Ненавижу всю твою гребаную семейку.
– Что происходит? – тихо интересуюсь я у Смоленского. Его взгляд, направленный на Дарину, сейчас выражает глубокое презрение.
– Ты была права, – отвечает он мне, – она заказала смерть Альмины.
– Конечно, – дрожащим голосом восклицает Дарина, – Конечно! Смоленский! Она за твоей спиной сливала всю информацию о вашем бизнесе Андропову и поэтому вы несли крупные потери! Я говорила тебе, а ты оправдывал эту грязную, тупую, помойную крысу…
– И мысль о мести запоздало осенила тебя спустя год?
– Она вернулась из своей норы обратно в город! Одна девушка слышала ее разговор с подругами – она собиралась пойти к тебе и просить о помощи! Снова хотела присосаться, как пиявка!
– Стоять, – Смоленский успевает поймать меня поперек талии, когда я бросаюсь к этой сволочной дряни по имени Дарина. В мыслях я уже била ее лицом об стол и плевать мне на ее беременность. – Успокойся. Она получит по заслугам.
– Опусти меня, Смоленский, я разобью ей поганое лицо! – шиплю я яростно, пинаясь, – Мерзкая тварь, не будь тебя, и Аля осталась бы жива, а Кирилл увидел бы Майю не через три года!!!
– Пошла. Ты. Вот на это! – Дарина тычет в мою сторону кулак с поднятым средним пальцем, – ему вообще не надо было видеть эту Майю! Это гребаный позор! Твоя сестра опозорит его во второй раз! Тебе я тоже желаю отправиться вслед за твоей семейкой!
– Смоленский, пусти, я ее убью! – я отчаянно пытаюсь вывернуться из стального кольца рук Кирилла, но, поняв, что утопаю еще сильнее, резко дергаю ногой в сторону Дарины и посылаю в полет тяжелый кроссовок. Дарина ахает, едва успев пригнуться. Он врезается в экран телевизора на стене, отскакивает и разбивает с громким звоном стеклянный столик перед невестой Кирилла. – Ты все равно заберешь Майю, я ей не нужна! Я сяду, но убью эту дрянь!
– Давай! – кричит Дарина, подбирая полы платья и отряхивая с них осколки, – попробуй, подстилка!
В следующий момент Кирилл зажимает мне рот прежде, чем я выдам длинную матерную тираду.
– Успокойся, Саша. А ты заткнись, наконец, или я тебя заткну, – желает он Дарине, и та, сложив руки на груди, откидывается на спинку дивана, с вызовом глядя на него.
– И что ты будешь делать? Расскажешь моему отцу? Отомстишь мне, поведав еще и правду о моей беременности, да?
Я чувствую, как Смоленский усмехается.
– Что за детский сад? Дарина, я это все передам полиции. В том числе и доказательства того, что ты наняла для Саши двух парней, которые должны были подкараулить ее завтра вечером.
Вот дрянь!!!
– И что дальше? – выдыхает Дарина. – Я беременна, вообще-то. Меня не посадят. Зато ты разрушишь хорошие отношения между нашими семьями. Мой отец вряд ли будет водить дружбу с отцом человека, который сдал меня полиции. Свою беременную невесту!
– Хватит ломать комедию. Я поставлю всех в известность, что беременность, которая якобы от меня, была всего лишь грандиозной ложью для твоего спасения. И вряд ли мой отец станет общаться с тем, кто вырастил убийцу. – холодно прерывает он ее. – Как и я. Ты окончательно упала в моих глазах. Проводите ее до машины, – отдает он приказ своим Церберам и те кивают, жестом приглашая Дарину пройти.
Она тут же морщится. Роняет лицо в руки и всхлипывает.
– Боже… – со стоном выдает она, – Кирилл, мы дружили с пятнадцати лет…Ты готов был простить свою бывшую жену, и эту… Сашу, – она выплевывает мое имя, как что-то мерзкое, – за то, что она молчала о ребенке, за то, что обманывала… Но не меня. Почему? Никто из них не был с тобой, когда тебе было плохо. А я была.
– Я не прощаю насилие и убийство, Дарина. И даже все хорошее, что ты мне сделала, не изменит моего решения.
– Ненавижу тебя…
– Пожалуйста, пройдите с нами, – бормочет ошалевший Антон. Судя по его виду, он впервые попадает в такую переделку, и будет от этого отходить еще несколько дней, – Дарина…ээ… Антоновна.
– Я не Антоновна, тупой кретин. Убери свои руки, – Дарина вскидывается, оттолкнув руку Цербера и обводит всех взглядом. Потом останавливается на мне и цедит:
– Надеюсь, ты тоже сдохнешь.
– Мм-м-м!!! – яростно мычу я в ответ, потому что Смоленский оп-прежнему держит обслюнявленной рукой мой рот. Он морщится в ответ на Даринино пожелание.
– Уведите ее, наконец. И больше никогда не пускайте в этот дом.
– Я сама уйду, – фыркает Дарина, – что ж, Кирилл, удачи в жизни. Думаю, ты еще не раз вспомнишь обо мне и пожалеешь о своем поступке. Лучше хороший друг, чем восторжествовавшая справедливость.
Она, гордо вздернув голову уходит. Я успеваю стянуть с ноги еще один кроссовок и послать ей вслед, услышав шипящее «корова тупая». Потом дверь хлопает.
Смоленский ждет еще несколько минут, до тех пор, пока в окнах не мелькает отблеск фар и только тогда отпускает меня.
– Саша, блин, – произносит он тихо, потерев пальцами слюнявую ладонь. А потом вытирает ее об мою футболку, а я, не выдержав, пинаю его по ноге.
– Какого черта, Смоленский! Какого черта ты меня держал? – выдыхаю я, чувствуя, как на плечи наваливается просто невероятная усталость. – это же не человек. Животное. Она даже не раскаивается в совершенном. Для таких существует только один метод что-то вложить в голову – тумаками.
Смоленский смотрит на осколки, оставшиеся от столика. Кажется, мой удар он даже не почувствовал.
– Не стоит давай ей шанс сыграть в жертву. Я обещаю тебе, что она не уйдет от наказания.
– Она беременная… Никто ее не посадит.
– Есть вещи похуже заключения. – произносит он. Его взгляд становится немного рассеянным и темным, словно он погрузился в какие-то не сильно приятные для него мысли.
Да? Я в ответ молчу, понимая, что для такой, как Дарина – вряд ли. Хитрая, безжалостная, умеющая притворяться лапочкой и ищущая везде выгоду… Такие люди, как она, выходят всегда сухими из воды. Для них не существует мук совести.
Я подхожу к осколкам и достаю оттуда несколько листков, которые Смоленский отдавал Дарине. Мазнув по ним взглядом, я кидаю листы обратно. Там всего лишь Даринины переписки. И фото с какими-то людьми. Видимо, это имеет какую-то связь со смертью Али, но… я не хочу углубляться в подробности. Мне достаточно и того, что она признала свою вину, даже не пытаясь оправдаться.
– Она хотела и меня убить? – усмехаюсь я. – Ты говорил про каких-то ребят, которые должны были встретить меня.
– Я не в курсе, за чем их она послала. Они не признались, прекрасно понимая, что им за это будет.
От этих мыслей меня продирает холодная дрожь. Понятно, что ни за чем хорошим они не пришли. Явно не поболтать. Если бы не Кирилл… Майя лишилась бы не только мамы и бабушки, но и тетки.
– Она наверняка попытается сделать это еще раз… – растерянно произношу я, понимая сейчас это особенно четко. – Она отомстит мне. Кирилл, пожалуйста… береги Майю от нее. Эта женщина способна на все.
Я поднимаю взгляд на него. Кирилл стоит, сложив руки на груди и сверлит меня взглядом.
– Считаешь, что я ей позволю что-то сделать тебе?
Я криво улыбаюсь.
– Ты же не можешь приставить ко мне круглосуточную охрану.
– Ошибаешься. Могу.
– Но…
– Она не сделает тебе больше ничего, – перебивает меня Кирилл, – Потому что я ее заставлю ответить за это. Пока Альмина была моей женой, Дарина боялась даже дышать в ее сторону. Знала, что я не стану с ней церемониться, пожалуйся твоя сестра на что-нибудь. И только после нашего развода осмелела, когда поняла, что я перестал следить за Альминой. И поняла, что ей ничего не будет.
– Я не твоя жена, – перебиваю я его с усмешкой, – по-моему, сейчас она считает меня всего лишь рыбой-прилипалой, подсунувшей тебе ребенка и недостойной топтать этот мир.
Смоленский чуть изгибает темную бровь.
– Тогда я хочу, чтобы ты стала для начала моей девушкой.
Я даже забываю, как дышать в первую секунду после его слов. Так прямо?
– Не пойми меня неправильно, – добавляет он медленно, – я предлагаю тебе это, потому что ты мне нравишься, а не из-за опасности, исходящей от Дарины. Но так или иначе, моя семья имеет имя и власть в этом обществе, и если ты будешь со мной, то будешь под защитой.
– Но… Твои родители… – я тихо кашляю в кулачок, представляя, как я говорю Смоленскому «давай», и он потом сообщает им эту прекрасную новость. О том, что его новая девушка – сестра его бывшей жены. Класс.
– Нет. Забудь про них. Я хочу, чтобы ты дала мне ответ, думая только об отношениях между мной и тобой. Все остальное не будет проблемой.
Быть его девушкой? Черт.
Мой взгляд соскальзывает по фигуре Смоленского, и я отвожу его, чтобы перестать оценивать его внешность, из-за которой так легко произнести «да».
Почему-то я чувствую, что у нас не получатся «легкие отношения» – поверхностные, короткие, которые не про жизнь душа в душу, а так… больше про хороший секс и приятное времяпровождение.
Я почему-то уверена, что это будет иначе. И внутри у меня будто скручивается огромный узел от этого предчувствия.
А еще поцелуи, прикосновения, объятия… все это станет уже не случайностью, повергающей меня в шок. А вполне законными действиями. И вряд ли я буду разочарована. Но… только одна мысль об этом заставляет мое сердце странно нервно биться.
– Хорошо, – поколебавшись немного, принимаю решение я, – я согласна.
Глава 19
– Так, – произношу я спустя полчаса, когда страсти уже улеглись, я пришла в себя, выпив водички и умывшись, а Смоленский вызвал клининговую службу, чтобы в гостиной собрали осколки. – На правах твоей девушки я освобожу немного твой холодильник.
Я достаю чертову запеканку Дарины и отправляю ее в мусорку. Лимонад отправляется в раковину, соленая рыба тоже улетает в мусор – хотя сердце екает при этом. Я безумно люблю рыбу. К тому же, она дорогая. Но я не смогу на нее смотреть, зная, кто ее приготовил.
После я избавляюсь от воняющего луком салата, который вчера все отказались есть. Видимо, таким образом Дарина решила предотвратить наши возможные поцелуи со Смоленским, потому что от нас обоих воняло бы. Но у нее ничего не вышло. Я сразу споласкиваю тарелку, чтобы меня не раздражал запах.
– Помочь? – сзади раздается веселый смешок, и Смоленский опирается на столешницу по бокам от меня.
– Да. Вышвырнуть все вещи Дарины, если такие тут остались.
– Нет, не остались. Я бы не потерпел жить с ней вместе ради ее алиби, так что ее вещей тут нет.
Слава богу. Почему-то от одной мысли, что эта хитрая баба ночевала здесь, мечтая, как однажды она переберется в кровать к Смоленскому, у меня скрипят зубы.
– Отлично, – произношу я, домыв тарелку и отряхиваю руки от влаги. Так как Смоленский все еще держит меня в плену, я разворачиваюсь к нему лицом и произношу, подняв мокрые ладони.
– Дашь полотенце?
Он смотрит задумчиво на мои руки. А я на тень от его темных ресниц. Обвожу взглядом скулы, нос, его красивую линию губ и думаю, что его родители очень, конечно, постарались. И Майя очень на него похожа. Очень.
– Можешь об меня вытереть, – произносит Кирилл, и, наклонившись, прикасается поцелуем к моим губам. Это не становится для меня неожиданностью: можно сказать, я ждала этого после согласия быть его девушкой. Поэтому я раскрываю в ответ губы, готовая его впустить, но Смоленский, лишь мазнув по ним прикосновением, перемещается с поцелуем на скулу, а потом ниже, на шею, там, где кожа очень нежная и чувствительная к прикосновениям. Кажется, что меня прошивает электрическим разрядом, и все тело от этого вспыхивает.
Я вытираю об него руки. Да.
Смяв его футболку, и потом запустив ладони под нее. Все еще влажные и прохладные – от этого мышцы под моими руками напрягаются, когда я растираю влагу и холод, скользя ладонями выше, за спину, и заставляя Кирилла прижаться ко мне еще теснее.
– Я хотел этого очень долго. – это признание, сделанное немного охрипшим голосом, вызывает у меня табун мурашек там, где тепло его губ оставляет отметины коже. – Честно говоря, еще в Лондоне у меня были мысли дать тебе все, что ты попросишь, лишь бы ты принадлежала мне.
– Дать все?…
– Сделать предложение, выходящее за рамки нашего контракта. Попросить тебя назвать цену за близость с тобой, за постоянный доступ к твоему телу. Заплатить сколько угодно. – его руки тоже проскальзывают быстро и внезапно под мой топ, поглаживая живот и местечко под бюстгалтером, отчего у меня пальцы на ногах поджимаются.
– Вот ты богатый извращенец, – фыркаю я, – это навсегда поставило бы точку между нами. Ты стал мне симпатичен, потому что уважал меня.
– Поэтому я не стал даже пытаться. Сделал ставку на нормальные отношения, которые могли бы зародиться между нами. – хмыкает Смоленский и находит мои губы, впиваясь в них поцелуем. Я прижимаюсь к нему, отвечая, чувствуя, как воздух между нашими телами плавится от напряжения. Становится душно, жарко. Трудно держаться на ногах. Хочется утонуть в этих ощущениях и обнажиться, для того, чтобы чувствовать острее. Одежда кажется сейчас слишком лишней. Вниз живота словно стекает раскаленный металл.
Наш поцелуй становится сильнее. Прикосновения – откровеннее. Я вся вспыхиваю в его руках. Подобной силы желание я никогда не испытывала с другими мужчинами. Конечно, страсть была. Когда мы срывали одежду и быстро брали друг у друга то, чего требовало тело. Но сейчас мне не хотелось спешить, хотя тело готово было взорваться. Хотелось продлить удовольствие, наслаждаясь и балансируя на грани.
– Куда? – шепчу я, когда Смоленский подхватывает меня на руки и несет.
– Не делать же это на кухне. Я хочу тебя.
Дорога до спальни оказывается короткой. Прохлада постели лишь на секунду отрезвляет меня, но потом надо мной нависает Кирилл, скользнув по мне горящим взглядом, а я выставляю вперед колено, останавливая его.
– Не так быстро, – произношу я, – я хочу растянуть удовольствие. И еще подумаю, стоит ли прямо сейчас консумировать наши отношения.
– У тебя не получится сейчас думать, Саша. – он проводит ладонью по внутренней стороне бедра, и моя нога вздрагивает, словно пытаясь против моей воли убраться в сторону, прекращая упираться в твердые кубики пресса. Его ладонь скользит, не пропуская ни миллиметра, а в глубине его глаз я замечаю горящее желание и восхищение.
Хотя, казалось бы, человек, не обделенный деньгами и вниманием, должен быть пресыщен видами красивых тел. У меня оно уже далеко не модельное. Я не изнуряю себя диетами. Всего лишь стараюсь вести здоровый образ жизни, насколько это возможно.
Но он смотрит на меня так, словно я первая в его жизни.
В принципе, и у меня чувство, что все, что было до – всего лишь суррогат близости. Как дешевый магазинный торт. Слишком приторный, скрипящий на зубах сахаром и суховатый.
Сейчас я мечтаю ощущать еще и еще на губах вкус поцелуев. Дразнящих, чувственных, распаляющих. Больше прикосновений. Везде. Даже самые невинные оставляют клеймо жара на коже. Те, которые я раньше бы и не заметила. Сейчас каждое важно.
И жду с нетерпением самый сладкий, волнующий аккорд, когда все преграды падут и останется только желание слиться воедино. Теперь это желание не вызывает неловкости или стыда. Я могу прямо признаться, чего хочу. И я чувствую, что это будет правильным для нас.
Наши тела соприкасаются кожей к коже, а я обнимаю Кирилла за шею, прижимаясь к нему.
– Разденься. – прошу тихо я.
Хочу, наконец, видеть его целиком. Без одежды. Наслаждаться этим без смущения. Я знаю, что его тело с четким рельефом мышц, которые я уже успела изучить, царапая ноготками, прекрасно. Когда Кирилл выпрямляется, я бесстыже любуюсь алыми отметинами на его коже.
Я оставляла их везде, не сдерживаясь. Пусть легкая боль ему еще несколько дней напоминает о нашем первом разе. Ну и вообще их вид вызывал во мне странное понимание того, что этот человек принадлежит мне.
Пока я ем его глазами, меня быстро и бескомпромиссно избавляют от остатков одежды.
– Ну что, остановимся на этом? – с усмешкой спрашивает Смоленский, возвращаясь ко мне и чувственно прикусывая мне кожу на шее, там, где бьется пульс.
Остановиться?! Ненормальный. Пусть только попробует уйти и я не дам ему спокойной жизни. Он будет желать двадцать четыре часа в сутки. Я сделаю все, чтобы он пожалел об этом и долго извинялся.
Но сказать все это не могу, потому что стискиваю зубы от нахлынувших ощущений, пока он целует меня возле ключицы.
– Я тебя убью тогда, Смоленский, – только выдыхаю.
– Думаешь, у меня получится остановиться?
И я издаю глубокий стон, когда это, наконец, случается. Когда мое тело получает то, чего желало. Хотя с непривычки я чувствую легкую боль – у меня давно не было отношений, все равно я начинаю плавиться, когда мы сливаемся воедино.
* * *
– Нет, хватит, – произношу я, когда спустя несколько часов Кирилл возвращается из душа, склоняется надо мной, проводя губами по обнаженной коже плеча, – я обессилена. Уже за полночь, нам завтра вставать…
Он хмыкает, отстраняясь.
– Ладно.
Типичный мужчина. Самодовольную улыбку я у него сразу же замечаю. Довести девушку до того, чтобы она умоляла остановиться и передохнуть – у них идея фикс. Я боюсь завтра выходить из дома, представляя, насколько будет болеть все тело. А вообще, мы оба немного перегнули палку: у меня болят огромные отметины засосов на коже, а я умудрилась прикусить Смоленского во время поцелуя до крови. Как мы с ним появимся на людях – большой вопрос.
Я потягиваюсь, переваливаясь с бочка на бочок, разминая мышцы, которые уже начинают гудеть. Чувствую, как за спиной немного вздрагивает матрас, а потом меня сгребают сильной рукой, и вдавливают в свои накачанные кубики пресса и грудь. Я протяжно вздыхаю, когда Кирилл утыкается мне носом макушку, втянув воздух.
Его присутствие – какой-то афродизиак? Мурашки по коже от него.
– Ладно, – произношу я, прикрыв глаза, – ты меня сейчас переубедил. Давай повторим…
Глава 20
Хмурым и ранним утром я выползаю из-под одеяла, поежившись. Мою задницу больше не греет тело Смоленского, поэтому я поскорее накидываю халат, который он мне вчера выдал, и оглядываюсь через плечо.
Кирилл мирно спит. Одеяло с него наполовину сползло, и мой взгляд перемещается ему на спину, где я снова рассматриваю те самые шрамы, вызвавшие у меня много вопросов. Не выдержав, я осторожно наклоняюсь и прикасаюсь к ним пальцами. Провожу по беленьким полосочкам, стараясь не разбудить, и подтягиваю одеяло повыше.
Зная Смоленского чуть получше, я могу предполагать, что эти шрамы у него остались из детства. Скорее всего, от биологического отца. Если мать Кирилла пошла на такой шаг, сбежав от сожителя-тирана к другому, думаю, их жизнь была еще страшнее, чем мне описала Елена.
Я долго смотрю в окно, думая о том, что если уж так выйдет, что господин старший-Смоленский совершенно не примет наши отношения, я не стану держать на него зла. Мужчина, который спас почти незнакомую женщину, усыновил чужого ребенка и вырастил из него такого, как Кирилл, достоин только уважения.
Я ухожу из комнаты, оставляя Смоленского спать, быстро умываюсь и завариваю на кухне кофе. В доме немного душно, поэтому я выхожу на улицу с чашкой, чтобы проветрить голову. Утро оказывается теплым, а легкий туман и роса на траве говорит мне о том, что прохладные дождливые деньки закончились и скоро придет жара.
Я вздрагиваю от неожиданности, когда неподалеку раздается громкий звук «чвак!», словно кто-то копает землю. Осторожно подхожу к краю веранды и смотрю за перила.
Тоха!
Господи Боже.
Стоит, и впрямь копает. Небольшую ямку. Я приподнимаю удивленно бровь. Рядом с ним валяются какие-то палки в пакетах. Тоха, видимо, чувствует чей-то взгляд, поэтому оборачивается на меня и вздрагивает, чуть не выронив лопату.
– Ешкин кот, Саша!
– Извини, – произношу я, – просто услышала, как ты копаешь и решила посмотреть, что происходит.
Тоха вытирает со лба пот и хмыкает, пожав плечами.
– Да я тут розы сажаю. Бабка моя их разводит и потом продает. Я Кирилла Владимировича спросил – может, нужно ему. Участок-то пустой, некрасиво. Ну он сказал, чтобы я делал, че хочу, все оплатит. Ну я короче все кусты у бабки и забрал, все равно в этом году плохо покупают…
Я хмыкаю. Бизнесмен фигов. Тоха выпрямляется, скептически взглянув на меня.
– Угораешь? Вообще-то, розы реально красивые. Я свою дачу ими засадил.
– Извини, Тоха. Я верю. Просто ситуация забавная, – произношу я мирно, – ладно, не буду тебя смущать. Просто вышла проветриться, там в доме духота.
– Эй, Саш! – окликает меня Цербер, как только я хочу уйти. Я поворачиваюсь, удивленно взглянув на него.
– Чего?
– Извини, пожалуйста. – произносит Тоха, опираясь на лопату, – за то, что я про тебя хреново думал. Ну, про то, что ты с почти женатым человеком…
– Ой, Тоха, – морщусь я, – забудь. Ты не сказал мне ни одного плохого слова за это время. Я не в обиде на тебя.
– Все равно. Я вчера заснуть не мог после того, что от этой… – Цербер презрительно сплевывает на землю и потом, замерев, затирает плевок ботинком. Видимо, чтобы Смоленский не увидел, – после того, что от этой услышал, короче. Я много где работал, но такую мразь вижу впервые. Ну и ты, я как понял, в курсе была, что их отношения – фальшивка…
– Да, – хмыкаю я, – в курсе.
– Ну и я о чем. Прости, что о тебе надумал всякое. Все-таки ты реально баба хорошая. Жаль, правда, что тебя Смоленский уже наверняка застолбил.
Я изгибаю бровь в ответ на эту реплику. «Застолбил». Звучит-то как…
– Но если че у вас не получится, я свободен. У меня зарплата хорошая, дача в Испании…Детей люблю. Просто помни это.
– Ага, Тоха. Буду иметь тебя ввиду, – фыркаю я, надеюсь, что Смоленский сейчас не решил открыть окошко, чтобы подышать свежим воздухом после сна и не слышит наш разговор, – давай, удачи. Еще увидимся с тобой.
– Пока, Саша. Не простудись тут. – желает мне мирно Тоха и снова принимается копать ямки для роз. Я ухожу под размеренное «чвак… чвак» обратно в дом. Подальше от греха. Наши отношения с Кириллом только начались, и не хочется лишний раз давать повод для ревности.
К тому же Тоха сейчас умудрился задеть мое больное место фразой про детей.
Смоленский еще не знает, что я не смогу никогда забеременеть. И шанса ему признаться в этом у меня еще не было. Пока он занят Майей, и пока наши отношения не зашли слишком далеко, чтобы планировать совместную жизнь, но если до этого дойдет в будущем, я не знала, как он отреагирует на такую новость.
* * *
Я ждала дня, когда Майя сможет вернуться к обычной детской жизни. К сожалению, даже со связями семьи Смоленских, и деньгами Кирилла, это случилось не сильно быстро. Дни тянулись, я начинала нервничать, несмотря на то, что в моей жизни началась белая полоса и Кирилл, как мог, поддерживал меня.
Но это случилось: когда мне передали документы о предварительной опеке, я заплакала. Дело осталось за малым – дождаться, когда Майя окончательно поправится и ее смогут выписать из больницы. А там и Смоленский докажет, что он настоящий отец ребенка.
Я перевезла игрушки и вещи Майи к нему в дом. Точнее, это сделали другие люди, я просто руководила процессом. От маминых вещей я не смогла избавиться. Оставила все, как есть. Может, когда боль немного утихнет, я смогу убрать эти вещи куда-нибудь, чтобы не терзать свое сердце при виде их.
– Саш, не подкинешь меня до больницы? – просит однажды днем меня Катя, позвонив, – младшенького туда положили, рыбью кость проглотил. А я вчера поехала на такси, так тот чуть в аварию не попал. У меня паранойя уже. Я ж беременная… заплачу тебе.
– Господи, – поражаюсь я, – конечно, заеду за тобой сейчас. Как Валерка-то?
– Нормально. Успели прооперировать и достать все.
– Это хорошо. Я тебя за так подкину, Кать, успокойся. Все равно мне к Майе.
– Еще ничего не решили с опекой? – сочувственно спрашивает Катя, а я вздыхаю.
– Решили. Просто Майе надо поправиться.
– Слава богу! А то даже я мандражировать начала! Бедная девочка!
В больнице, после игр с Майей, я говорю с ее лечащим врачом, который уверяет меня, что малышка уже чувствует себя хорошо, а, значит, скоро ее можно будет забирать. Если бы это был простой аппендицит – я бы уже могла вернуться с ней домой. Но из-за осложнений все затянулось.
Катю я жду на парковке возле больницы, наслаждаясь теплым солнышком. Кирилл выкроил в своем плотном графике пару часов, и написал мне о том, что заедет за мной, а заодно передаст кое-что Майе. Я, конечно, сказала, что пообещала вернуть подругу домой, но он меня уверил, что кто-нибудь из его Церберов довезет девушку в целости и сохранности.
– Твою мать, – вырывается у меня, когда я краем глаза замечаю заезжающий на парковку знакомый черный «Ауди». Я бы подумала, что это кто-то другой, но за рулем я уже отсюда вижу рожу Андропова, – тебя только сейчас не хватало.
Я оглядываюсь на машину охраны, которую приставил ко мне Смоленский. Они меня видят. Среагируют, если что.
Андропов паркуется прямо напротив меня, и, распахнув дверь, выходит из машины. Его наглая фирменная улыбка» я– король жизни» предназначается сейчас мне.
– Привет, Саша, – произносит он достаточно громко, чтобы я услышала, и тут же замечает вылезающую из машины охрану и останавливается. Потом медленно поднимает руку, – так, ребят, расслабьтесь. Я просто пришел поболтать со старой знакомой.
* * *
Охрана вопросительно смотрит на меня, а я качаю головой, глядя на Андропова. Я начинаю нервничать: скоро приедет Кирилл, и черт знает, что он подумает, увидев здесь своего не самого любимого родственника и бывшего любовника Али.
«И ты туда же, Саша?» – спросит он. Ха! Вряд ли, конечно, но…
– Уходи, – произношу я, – мы с тобой не старые знакомые.
– Саша… – он склоняет голову, пихнув расслабленно руки в карманы, словно рядом и не стоят двое парней, готовых уложить его мордой в асфальт, – Если бы ты позвонила мне, когда я дал визитку – я бы не приехал сейчас. У меня есть кое-что, что я хотел бы передать Кириллу. Это…
Я не успеваю перебить его, сказать, чтобы он прекращал болтать и ушел отсюда. В секунду, словно ниоткуда появляется Кирилл, и Андропов только успевает повернуть голову в его сторону, как Смоленский берет его за грудки и кидает спиной на капот моей машины. С грохотом. Я подпрыгиваю, вскрикнув.
Стас при первой встрече казался мне высоким парнем, но в сравнении со Смоленским он сейчас проигрывает. Да и испуганное лицо блондина, очков грозности не прибавляет. Он пытается приподняться на локтях, но Кирилл с грохотом возвращает его в лежачее положение.
«Моя машинка…» – проносится в голове тоскливое, пока я наблюдаю за этой картиной.
– Полегче, – выдыхает Андропов, – слышь? Я…
– Если я еще раз увижу твою рожу рядом с кем-то из моей семьи, я тебе ее разобью так, что ты до конца жизни на людях не появишься. Понял?
– Смоленский, – Стас пытается что-то сказать, но снова с грохотом целует затылком капот авто. Он закрывается руками, пытаясь избежать следующего удара и Кирилл усмехается.
– Что, дядя не научил тебя самозащите? Хотя… я забыл, что у Андроповых принято отрываться только на слабых.
– Прекрати… пожалуйста, – добавляет Стас и Кирилл брезгливо отпускает его, отряхнув после ладони. Андропов, убедившись, что его пока не собираются бить, осторожно садится, прикрываясь на всякий случай локтем. У меня чешется язык попросить его прекратить протирать жопой капот моей машины, но я не решаюсь пока вмешиваться.
– Ты понял, что я тебе сказал? – интересуется Смоленский, прожигая взглядом своего двоюродного брата. – Теперь подбирайся и сваливай. У меня чешутся руки сделать тебе больно.
– Смоленский, – Стас зыркает на него исподлобья, – Я, вообще-то, приехал, чтобы кто-нибудь тебе передал новость. Твой отец в больнице. Он хочет тебя видеть.
Кирилл приподнимает в ответ равнодушно бровь.
– Я в курсе, что мой отец в больнице. Я навещаю его, и был там сегодня. И что-то мне подсказывает, что покушение на него – ваших рук дело, поэтому не испытывай мое терпение, отброс гребаный.
– Я про твоего настоящего отца! Кирилл, – цедит Андропов, заметив после этих слов усмешку на лице у него, – Он умирает. Ему недолго осталось, и он хочет тебя увидеть, прежде чем это случится.
Я вздрагиваю, когда Смоленский начинает смеяться. Тихий, саркастичный смех вызывает у меня мурашки, когда я думаю о том – настолько же нужно ненавидеть своего отца, чтобы так реагировать на новость о его скорой смерти? Но я не могу судить Смоленского. Некоторые люди действительно заслуживают только ненависти, даже являясь нашими родственниками.
– По-моему, рядом с ним должен быть его любимый племянник, нет? – отсмеявшись, подводит итог Кирилл. Андропов мрачно утирает кровь, выступившую из прикушенной губы, – Последнее, что я от него слышал – то, что Смоленский Владимир подбирает всякий мусор, вроде меня и моей матери. Зачем же он хочет видеть меня?
– А ты не понимаешь? У него нет других детей. Он хочет, чтобы его дело кто-то продолжил.
Смоленский свысока смотрит на него, с иронией в глазах, засунув руки в карманы.
– Кажется, для этой роли лучше подходишь ты или твой отец? Почему бы не передать бизнес брату и племяннику, раз уж вы так старались ради него?
– Я не знаю. Он не хочет. Он сказал, что лишит нас наследства, если я не приведу тебя. Смоленский… ты только выиграешь от этого. Что тебе стоит?
– Пф, – усмехается Кирилл, – он эгоистичный социопат, поэтому, естественно, не оставит вам ни хрена.
– Так ты поедешь? – с надеждой смотрит на него Стас, а Кирилл иронично морщится в ответ.
– И где он лежит?
– В госпитале недалеко от вашего… его дома.
– Может быть, заеду. Если не передумаю, – холодно смотрит Кирилл на брата, – теперь проваливай отсюда и не мозоль мне глаза. И запомни навсегда, что я тебе сказал.
Андропов бросает взгляд на охрану, потом косится на брата, после – на меня, и медленно встает с капота. Потом он уходит к своей машине. Хлопает дверь, заводится мотор и Стас быстро уезжает с парковки, оставив нас со Смоленским провожать машину взглядом. Я внезапно замечаю подошедших Церберов – Антона и Цербера Номер Два, и Катю, в шоке стоящую неподалеку.
