Текст книги "Если ты простишь (СИ)"
Автор книги: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– Вадим… – Лида почти застонала, облизывая губы. Не порочно – скорее, беспомощно и беззащитно. И очень, ну просто очень возбуждающе. – Пожалуйста… сделай что-нибудь… не стой просто так…
Мужчин часто обзывают животными.
Я думаю, что в этом утверждении есть правда. Нас действительно многое роднит с дикими зверями. Но всё же существует чёткая граница, определяющая разницу между нами.
– Сними полотенце и встань на колени, – неожиданно приказал я.
Лида повиновалась, не задумываясь.
Да, мужчина может контролировать животное внутри себя.
Мне не стыдно, что, когда я увидел Лиду голой и стоящей передо мной на коленях, животное во мне возбудилось и действительно захотело воспользоваться ситуацией.
– Убери руки за спину и открой рот, – строго продолжил я, и Лида, отпустив мой член, выполнила приказ.
Но я не животное, я – человек. И мне пришлось усмирить внутреннего зверя, как я делал это в течение всей своей половозрелой жизни.
Лида смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых яркой вспышкой мелькнуло нечто, слишком для меня болезненное. Надежда?
– Закрой глаза.
Закрыла.
Я бесшумно взял лейку душа и, направив её на Лиду, резко включил холодную воду на полную мощность.
Визг был оглушительный. Лида, попытавшись закрыться от безжалостных ледяных струй руками, покачнулась и плюхнулась на бок. Визг сменился рыданием.
Я выключил воду и, глядя на Лиду сверху вниз, произнёс с укоризной:
– В тебе нет ни капли уважения! Ни к себе, ни ко мне… – Она продолжала плакать – правда, теперь почти неслышно, – и мне всё же стало её жаль. Я протянул руку и невесомо погладил её по мокрым волосам, продолжая говорить: – Иначе тебе и в голову не пришло бы, что я воспользуюсь тобой вот так. Я вчера всё сказал, за ночь ничего не изменилось. Я не смогу тебя простить. Ты мне не нужна, и от тебя мне тоже ничего не нужно. Ты мне противна, Лида. Точка. А сейчас выйди, пожалуйста. Я хочу нормально помыться.
Лида встала кое-как – будто бы у неё на спине висел огромный рюкзак с битым стеклом. Её тело дрожало от холода, и, чёрт побери, выглядела она жалко.
Я поднял со дна мокрое полотенце и вложил в её трясущиеся руки. Лида вылезла из душевой кабины, кинула полотенце в корзину для белья, взяла другое, закуталась в него, не вытираясь, и уже собралась выходить, когда я окликнул её:
– Лида! – Она оглянулась, вновь посмотрев с той же болезненной надеждой, от которой меня в очередной раз передёрнуло. Ждёт извинений за внеплановый душ? Зря. В это утро я буду беспощаден. – Нам не следует затягивать с делами. Нужно побыстрее всё закончить. Так будет лучше для всех. Бумаги для развода я подготовлю, а ты пока напиши к понедельнику заявление «по собственному желанию». Ценным работником тебя уже давно не назвать…
Лида не шевелилась. Стояла как вкопанная и слушала, как я забиваю гвозди в её надежду.
– …а нам надо перелистнуть и эту рабочую страницу. И лучше поскорее. Первое время я помогу с финансами, пока будешь искать работу. Жить тебе есть где, не пропадёшь. Я настрою ежемесячный платёж на твою карту…
Лида отрицательно покачала головой, прервав мой поток информации.
– Не надо, – сказала она хрипло и ушла прочь.
Я не поверил, но умолчал об этом.
Она – мать Ариши. И я буду заботиться о том, чтобы она хотя бы не голодала. Такое уж у меня бремя.
Я вернул второй наушник на место и продолжил слушать «Травиату» Верди.
Восхитительная всё-таки музыка.
27
Вадим
После того как измена Лиды перестала быть секретом для Арины, необходимость изображать полноценную семью совсем пропала, и я с трудом мог представить, насколько неловко будет завтракать всем вместе за одним столом. А учитывая сцену в душе, мне и вовсе захотелось уйти из дома побыстрее.
Дел у меня и так было много, но теперь к ним добавился ещё и завтрак в кафе, поэтому я спешно оделся и перед тем, как уйти из квартиры, заглянул на кухню.
Лида стояла у столешницы спиной ко мне и что-то готовила.
– На меня не готовь. Я ухожу, – сухо сказал я.
Лида вздрогнула, вжав голову в плечи, но промолчала и даже не повернулась, хотя явно услышала, что я сказал.
Что-то кольнуло у меня в груди.
Ей-богу, я не хотел быть с ней жестоким и мстить каким-либо образом. Но и манипулировать собой я не позволю. И ложных надежд давать не намерен.
На самом деле, нам было бы лучше вообще не пересекаться настолько, насколько это возможно в текущей ситуации. Хотя бы первое время.
И я ушёл.
В кафе взял «английский завтрак» – яичницу с бобами, беконом и сосиской, хашбрауном и жареными овощами с грибами. Добавил ко всему этому кофе и понял, что до обеда точно уже ничего не захочу.
Затем поехал в автосервис, заменить масло и другие расходники.
Арина к этому времени уже должна была проснуться. Я написал ей: «Доброе утро! Перед тем как уедешь к стоматологу, выйди минут на десять пораньше, я во дворе буду ждать, хорошо? Надо поговорить вдвоём».
Чуть погодя получил ответ: «Угу-угу», и смешную картинку сонной совы.
Пока чинили машину, я сел на диван в холле рядом с администратором, достал мобильный телефон и в очередной раз порадовался побочному эффекту от своей работы.
За столько лет взаимодействия с самыми разными людьми я оброс немыслимым количеством контактов. Поначалу это выходило случайно: когда работаешь добросовестно, то люди и сами хотят оставаться с тобой на связи.
У подобного выстраивания личных контактов даже есть специальное модное название – нетворкинг. Видел на эту тему книжки на полках магазинов.
Не читал, но практикую.
Со временем, когда людей в моей телефонной книге стало слишком много, я решил сделать таблицу в «экселе» для хранения и систематизации всех контактов.
Если бы её кто-нибудь увидел, то подумал бы, что я циничный ублюдок, относящийся к людям как к товару, которым можно по необходимости пользоваться. Но я бы сказал наоборот: если ценишь людей и не относишься к ним как к одноразовой пластиковой посуде, то постараешься никого из них не забывать любыми способами, даже такими внешне бездушными, как моя таблица.
Нашёл в списке владельца турагентства, которому мы делали офис пару лет назад. Позвонил ему узнать, есть ли какие-нибудь интересные варианты на новогодние каникулы. Он сказал, что я поздно спохватился, уже и авиабилеты трудно достать, да и с бронированием отеля будут проблемы. Но обещал поручить одному из своих сотрудников задачу найти для меня что-нибудь, потому что «интерьером офиса постоянно восхищаются клиенты» и он будет рад меня отблагодарить.
Ну вот, даже об услуге просить не пришлось. «Сами всё предложат, сами всё дадут», как говорил один небезызвестный персонаж.
Затем я позвонил юристу, с которым давно сотрудничала моя студия, и попросил его поделиться контактом коллеги по бракоразводным процессам. Мы дружили, но он в первую очередь профессионал, поэтому и не стал спрашивать, для кого я прошу эту информацию. Молодец, хвалю.
Сказал, что скинет номер ближе к обеду.
После этого разговора я сделал пару рутинных звонков, а затем настало время забирать машину и возвращаться к дому, на встречу с Ариной.
.
Когда дочка вышла из подъезда, я сидел на скамейке детской площадки и ждал её. Утро уже не было настолько морозным, в воздухе разливалась приятная свежесть. Если не знать, что на дворе ноябрь, можно легко перепутать с апрелем.
Ариша вприпрыжку побежала к скамейке, на которой я сидел. Дочка так сильно подпрыгивала, что выбивающаяся из-под шапки светлая косичка взметалась выше её головы.
– Привет, дочь, – сказал я и улыбнулся, когда Арина остановилась возле лавочки.
– Привет, пап! Ты смешно смотришься один на детской площадке.
– И это ты ещё не видела, как я катался тут с горки, пока тебя ждал…
– Да ладно?! Не верю!
– И правильно не веришь.
Она хихикнула и села рядом, крепко обняв меня. Именно в этот момент я с облегчением осознал, что она совсем не сердится на меня за то, что я не рассказал ей про измену Лиды. После ночного разговора с женой я не был в этом уверен, но сейчас всё стало очевидным. И в какой-то степени разговор, который я хотел провести, потерял смысл. Однако поговорить нам было нужно, ведь я не знал, о чём думает дочь после Лидиных признаний, а домысливать за других – это капкан, в который люди постоянно попадают, выстраивая друг с другом отношения.
– Папа, о чём ты хотел поговорить? – спросила Арина и, не дав мне ответить, опасливо уточнила: – О маминой… измене?
Как же больно это звучит из уст десятилетнего ребёнка. Видит бог, я хотел оградить её от всего этого… Но не вышло.
– Да, Ариша, – кивнул я и погладил дочь по спине подбадривающим жестом. – Можно и так сказать. Мама рассказала мне о вашем разговоре. И я хотел извиниться перед тобой. Прости меня, Ариш. Мне очень жаль, что это происходит в нашей жизни… Я старался этого не допустить, но…
Арина обняла меня ещё крепче и перебила, горячо прошептав:
– Пап, не надо. Не извиняйся. Я всё понимаю!
Так странно быть уверенным, что это действительно так. Дочь у меня и вправду мудрая не по годам. Надо напоминать себе об этом почаще и вести себя с ней соответствующе.
Я поцеловал Аришку в макушку.
– И в кого ты такая умная…
– Не такая уж я и умная, – грустно вздохнула дочка. – Вчерашний урок по математике вообще не поняла.
– Умная! Даже не представляешь насколько. И зря я пытался от тебя скрыть произошедшее. Не было в этом смысла.
– Ты хотел как лучше…
Меня вдруг напугали её слова. Нет, не слова, а интонация. Что же мой ребёнок пережил за эти две недели, что уже может настолько спокойно говорить о крахе нашей семьи? Во всяком случае, внешне спокойно. Надо бы мне больше проводить времени с Аришкой, чтобы она чувствовала: как минимум одна железобетонная опора у неё точно есть.
– Да. Я хотел как лучше. И я тебе обещаю сделать всё, чтобы наш с твоей мамой…
– Развод? – перебила меня дочь.
– Да, развод. Я постараюсь сделать так, чтобы он тебе не навредил… Насколько это возможно. Понимаешь?
– Понимаю. А мама сказала, что я останусь с тобой?
– Да! И… – Я часто-часто заморгал, потому что глаза увлажнились. Я, конечно, железобетонная опора для Арины, в этом нет сомнений. Но и у меня есть чувства. – Спасибо. Я не подведу, обещаю.
– Знаю, пап. Но вообще у меня не было выбора. Я же не хочу умереть от голода, оставшись с мамой.
Арина посмотрела на меня с абсолютно серьёзной миной на лице.
– Что?!
– Я шучу, пап!
Мы оба засмеялись. Никак не могу привыкнуть к этому взрослому юмору Арины, который стал проявляться у неё в последний год.
То ли ещё будет…
В этот момент Лида прислала Арине сообщение: «Через две минуты выйду».
Мы, не сговариваясь, поднялись со скамейки. Дочка явно тоже не хотела, чтобы я лишний раз встречался с её мамой. Видимо, догадывалась, что утром между нами что-то произошло. А может, и слышала Лидин визг, когда я устроил ей шоковую терапию холодной водой.
– Пап, ты куда сейчас?
– Заберу вещи из машины и пойду домой, кое-какими делами позанимаюсь. Потом опять уеду. А вечером я в оперу. Ты почему-то отказалась со мной пойти… Совсем не догадываюсь почему, – саркастично заметил я и получил соответствующий ответ:
– Выспаться я и дома могу!
Я снова засмеялся и, поцеловав Арину, уже хотел идти к машине, но дочка остановила меня, серьёзно сказав, совсем как взрослая:
– Папа, можешь уже снять кольцо. Ты после отъезда мамы стал постоянно крутить его на пальце.
– Постоянно? Я и не замечал… Да, сниму, но немного позже. А то на работе начнут шушукаться и отвлекаться, а студии это ни к чему сейчас. Пусть лучше работают.
– Поняла. Пока, пап!
– Пока, дочь.
Я, не оглядываясь, почти дошёл до машины, но в какой-то момент всё же обернулся.
Арина шла вместе с мамой в противоположную от меня сторону. И как-то так получилось, что в тот же момент, как я посмотрел на них, оглянулась и моя почти бывшая жена.
И если бы она умела читать мысли на расстоянии, то сейчас непременно услышала бы:
«Какая же ты дура, Лида. Мы ведь могли бы идти вместе, втроём».
28
Лида
Случившееся утром размазало меня по реальности, как раздавленную муху по стеклу.
Именно мухой я себя и ощущала – маленькой, ничтожной и никчёмной, бесконечно раздражающей и противной. Особенно когда внутренности этой мухи гнойно-кровавой смесью расползаются по поверхности, вызывая острое желание взять тряпку и смыть всю эту гадость.
Гадость… Я для Вадима – гадость.
Наверное, посторонний человек, услышав пересказ утренней сцены в ванной, решил бы, что я, залезая к Вадиму, специально хотела его соблазнить, чтобы он меня простил. Да, скорее всего, именно так всё и выглядело со стороны… Но нет – ни о чём подобном я не думала. Господи, да я же знаю Вадима! Для того чтобы простить меня – если это вообще возможно, – ему нужно намного больше, чем утренний секс в ванной комнате. А секс… ничего не значит. Абсолютно.
Но я, увидев голого мужа, поняла две вещи. Во-первых, я осознала, что безумно хочу его. Да, боюсь, что он меня оттолкнёт, причём до ужаса боюсь, – но и хочу не меньше. По правде говоря, я не помнила, когда в последний раз хотела Вадима с такой невероятной силой…
И во-вторых, я, заметив реакцию мужа на себя, поняла, что у него давно не было секса, а в таком состоянии он и правда становится более раздражительным, чем обычно. Хотя даже в раздражённом виде Вадим куда более терпелив большинства людей. Думаю, многие мужчины на его месте не то что окатили бы меня ледяной водой из душа – выкинули бы с голой задницей в коридор, ещё и пинка дали. А он до последнего ждал, когда я опомнюсь и выйду из ванной сама.
Но я не могла уйти. И сделать шаг вперёд тоже не могла. Точнее, его-то я всё-таки сделала, но с огромным трудом… и пожалела об этом спустя пару минут, получив холодной струёй в лицо.
Да, я ещё и не того заслуживаю. Вадим со мной и так очень мягко обходится. Вода – это ерунда, конечно. И тем не менее мне было больно настолько, будто Вадим меня не водой окатил, а ударил кулаком в солнечное сплетение.
По телу расползались колюще-режущие мурашки – каждая из них проникала под кожу, жалила её, и я чувствовала себя человеком, угодившим в рой бешеных пчёл.
Меня трясло. Глаза наливались слезами, губы дрожали, и всё, что я могла, – склониться над столом, на котором пыталась что-то приготовить для Аришки, и стараться дышать.
Просто дышать – и больше ничего. Кажется, больше я ни на что и не способна.
– На меня не готовь. Я ухожу, – раздался позади спокойный голос Вадима, и я зажмурилась, непроизвольно впиваясь пальцами в столешницу.
Как же мне плохо.
Если бы он знал, как мне плохо, если бы мог почувствовать то же, что и я, – простил бы?
Если бы был способен прочитать мои мысли – принял бы обратно?
Может, в этом и есть самая большая проблема человеческих отношений – мы, причиняя друг другу боль, не можем понять, что будет чувствовать партнёр, как этот поступок ударит по нему, что заставит пережить.
Я, уезжая с Ромой две недели назад, безусловно, не понимала до конца, во что это всё выльется для Вадима. И получила свой бумеранг, когда вернулась и обнаружила, что попросту… перестала существовать для мужа.
Справедливо?
Да, наверное. Разве я заслужила что-то иное?
Но почему у меня нет права на прощение и второй шанс? Я ведь знаю, чувствую всем сердцем, что раскаялась, что больше никогда не предам свою единственную семью. Если бы Вадим только мог понять меня, почувствовать то же самое, увидеть всё моими глазами… Тогда бы он дал мне возможность исправить содеянное.
Хотя…
Если уж видеть, то видеть всё, разве не так? И кроме моего нынешнего раскаяния было ещё много всего. Самого разного. И перевесило бы то, что я думаю и чувствую сейчас, то, что я думала и чувствовала две недели назад? Например, когда делала минет Ромке в туалете поезда? Или когда он занимался со мной анальным сексом на балконе гостиницы, а в комнате при этом находились его друзья, которым было отлично видно происходящее? Или когда…
Нет, лучше не вспоминать.
Чёрт. Поздно…
29
Лида
Несколько лет назад весной и осенью со мной начало происходить что-то странное. Я впадала в уныние и апатию, ничего не хотела, много спала, бесконечно ленилась, мне постоянно хотелось плакать. Но самое главное… меня раздражал Вадим.
Это длилось где-то с месяц – обычно в октябре-ноябре и в марте-апреле – и совпадало с самыми отвратительными погодными условиями. Возможно, это была какая-то депрессия. Я не знаю, потому что так и не выяснила, что со мной происходит, несмотря на то, что Вадим много раз просил сделать это. Его немного успокаивал тот факт, что мой «английский сплин», как он называл эту хандру, быстро проходил, но Вадим всё равно считал, что нужно выяснить причину. А я только морщилась и отмахивалась, потому что думала – я и так знаю эту причину.
Я считала, что причина состоит в нашем браке. И по весне и осени, когда организм наиболее ослаблен и постоянно меняется погода, я чаще, чем обычно, думала о том, кем являюсь. И воспринимала себя птицей с обрезанными крыльями…
Вадиму я никогда не говорила о том, как он раздражает меня в такие дни. Но мне почему-то кажется, что он догадывался. По крайней мере, как только я начинала унывать, муж старался поменьше появляться в поле моего зрения. И это, вопреки всякой логике, раздражало ещё сильнее…
Я сама не понимала, чего хочу. Чтобы Вадим был рядом, утешал меня, кормил с ложечки и вытирал слёзки или чтобы он убрался восвояси надолго и дал мне побыть наедине со своими мрачными мыслями о загубленной жизни?
Да, даже вспоминать теперь странно. И стыдно. Я – я, которой безумно повезло! – считала, что моя жизнь была уничтожена браком с Вадимом. Я, конечно, родила Аришку – за это ему огромное спасибо, – но всё, больше ничего хорошего у меня и не было. Работа-дом-ребёнок… Ну, отпуск ещё. С Вадимом было невозможно, как говорил Ромка, «тусить» – он для такого всегда был слишком серьёзным. Хотя мне ничего не запрещал, но я не могла вести себя так, как хотелось, будучи его женой. Ночные клубы и прогулки до утра, сомнительные квартирники, которые ворвались в мою жизнь с появлением в ней Ромки, путешествия автостопом, о которых я грезила с того момента, как он мне о них рассказал… Вадим для подобного был слишком разумен и чересчур любил комфорт. Он не понимал, в чём прелесть похода в горы в большой компании малознакомых людей, среди комаров, мошек и слепней, без удобного туалета и ванны. Один раз я рассказала ему об этой своей мечте, но Вадим лишь улыбнулся и покачал головой.
– Прости, Лида, но подобный отдых – не моё. Если хочешь, можешь поехать сама, я не возражаю. Только ненадолго, а то Аришка будет скучать.
Сама! Куда бы я поехала сама? Без Вадима! У меня, как у ребёнка во время кризиса трёх лет, возникал диссонанс между словами «хочу» и «могу». Я хотела, да. Но разве я могла? Я, привыкнув к тому комфорту, что Вадим всегда создавал вокруг нас, уже абсолютно не могла из него вырваться. Мне – белоручке! – готовить на костре и ставить палатку? Нет! Если бы со мной поехал Вадим и всё устроил, как он обычно всё устраивал, – тогда я с удовольствием. Но сама я не могла.
Теперь я понимаю, насколько это ужасно звучит. Отвратительно и эгоистично, словно я не взрослый человек, а маленькая девочка, которая обиделась на папу за то, что он отказался застилать ей постель и готовить завтрак. Да, Вадим во многом потакал моему ощущению себя маленькой девочкой, но я не могла его в этом винить. Он всегда хотел мне только добра и счастья. Откуда ему было знать, что всё это разрывает меня напополам…
По специальности я не работала нормально тоже очень давно. Почему? Хороший вопрос, ответ на который мне совершенно не нравился.
Поначалу я ушла в декрет, занималась Ариной, у которой были серьёзные проблемы с желанием – точнее, нежеланием – посещать детский сад. Потом, как только дело наладилось, я вышла к Вадиму в офис… и обнаружила, что за прошедшие почти пять лет превратилась из хорошего начинающего специалиста в жену генерального директора. Которую за глаза, скорее всего, как только ни называли. Всё-таки наша разница в возрасте и тот факт, что я когда-то была студенткой Вадима, говорили сами за себя.
Мне было неприятно. Возможно, мне не было бы настолько неприятно, если бы я осталась отличным дизайнером интерьеров, который помнил бы всё, чему учили и в институте, и на практике, но – увы. Я помнила, какие мультфильмы смотрит Арина. Какие книжки она читает, как зовут её любимых персонажей. Но по работе я скатилась куда-то на уровень плинтуса или электрических розеток. И это угнетало.
Тогда и началась моя хандра, ну или депрессия – в сущности, неважно, чем это было. Я просто два раза в год в течение нескольких недель чувствовала себя особенно никчёмной. И на работе, где на Вадима смотрели как на божество, а на меня – как на присосавшуюся к нему пиявку, было особенно тошно.
Вадиму я об этом не говорила. Да и нечего было говорить – меня никто не оскорблял. Ну не сетовать же на взгляды, в которых и насмешки не было – только недоумение в стиле: «и что он в ней нашёл?» Мне хотелось ответить: «Он нашёл во мне возможность получить ребёнка», – но я, разумеется, молчала.
Сам же Вадим изо всех сил старался мне помочь, и от этого порой было ещё хуже. Раньше, когда он был просто моим руководителем и наставником, его советы воспринимались как обучение, передача опыта молодому поколению. Но теперь я была его женой, которая почти пять лет проторчала в декрете. И если раньше я смотрелась на его фоне талантливой ученицей, то спустя пять лет, растеряв кучу профессиональных навыков, – обыкновенным прицепом.
Мне казалось, я порчу ему имидж и статус. Ну не может быть у Вадима, такого со всех сторон совершенного, подобной неказистой, глупой и безответственной жены! Я даже пыталась ему на это намекнуть, но намёков он не понял, а говорить прямо я побоялась, решив, что он может принять это на свой счёт и обидеться. Обижать Вадима я никогда не хотела. Я могла злиться на него, раздражаться, желать уйти и не видеть – но не обижать. Также, как и Арину…
В штате я продержалась год. Через год, когда очередной мой проект в хлам разнёс заказчик, я не выдержала и ушла на удалёнку. Неважно, что Вадим на презентации меня отстоял и не позволил оскорблять, – я просто устала и сдалась.
Помню, что в тот день, заполняя в отделе кадров заявление на перевод на удалённую работу, я с обречённой усталостью подумала, что не вывожу его грёбаное совершенство…
30
Лида
С того момента моя жизнь изменилась, и не только потому что Аришка вскоре пошла в школу. Я перестала ходить в офис, и у меня вдруг образовалась целая куча свободного времени. Да, я продолжала работать, но Вадим не настаивал, чтобы я сидела за компьютером восемь часов в день, поэтому я оформила полставки. Но работала даже меньше и брала только самые простые заказы. Чаще всего я не создавала своё, а помогала с проектами другим дизайнерам или самому Вадиму.
Пару раз он пытался поговорить со мной на эту тему – мол, Лида, зачем ты хоронишь себя как специалиста? Не помню, что я отвечала. Наверное, как-то отшучивалась, что после рождения Арины моя главная специальность – быть матерью…
В общем, мой обычный «трудовой» день строился так: просыпалась я поздно, уже после того, как Вадим и Аришка уходили. Завтракала, шла на прогулку в ближайший парк, дышала свежим воздухом около часа. В хорошую погоду каталась на велосипеде или роликах. Потом возвращалась домой и работала несколько часов – до того момента, как нужно было забирать Аришку из школы. Дома мы с ней вместе обедали, потом делали уроки… ну а дальше могли быть варианты. Гуляли, смотрели дома фильмы или мультики, ходили в кино, собирали пазлы, рисовали, лепили…
Мне нравилось возиться с Аришкой. Только в последний год я почувствовала, что устала и от этого. Пожалуй, я умудрилась забросить и свою «главную специальность»… Удивительно, что Вадим мне по этому поводу ничего не сказал. Но я и сама прекрасно знаю, что с начала четвёртого класса гораздо меньше помогала дочке делать уроки. Да, она не просила, в основном справлялась сама, но я и не интересовалась, нужна ли ей помощь. Я вновь погрузилась в свою хандру.
Этой осенью она оказалась ещё более продолжительной, чем обычно. Возможно, потому что погода выдалась дождливая и холодная, да и лето было так себе. В общем, я унывала где-то с конца сентября, когда зарядили совсем тяжёлые дожди и почти исчезло солнце. Ничего меня не радовало, я вновь стала избегать Вадима, но муж и не вникал в мою депрессию – он как раз взял какой-то интересный заказ на работе и с горящими глазами работал над ним порой и по вечерам, и в выходные. Его воодушевлённый вид угнетал меня ещё сильнее, заставляя вспоминать свою никчёмность.
И однажды утром, когда Аришка и Вадим покинули квартиру, я вместо того, чтобы позавтракать и пойти гулять, включила ноут и неожиданно решила посмотреть, как поживает Ромка.
С тех пор, как он меня бросил, кинув на карточку пятьдесят тысяч, я периодически искала его в интернете – интересно было, как он живёт, что делает. Жил он отлично, делал то же, что и раньше, – наслаждался своей свободой. И я ему дико завидовала…
А ещё я отлично понимала, что моя любовь к Ромке не прошла. Несмотря на то, что он меня кинул и заплатил за аборт. И всё равно я, глядя на него, чувствовала, как сладко сжимается сердце, – и вспоминала, вспоминала, вспоминала…
Нашу первую встречу, свидания, букетики-конфетки, поцелуи и жаркий секс. С Вадимом мне тоже было хорошо в постели, но… с Ромкой всё было совсем иначе. Главным образом потому, что он и сам был другим человеком – теперь я это понимаю.
Вадим просто не способен на грубость и жестокость. Мне кажется, даже если бы я попросила его быть со мной менее нежным – схватить за волосы, слишком сильно нагнуть или больно шлёпнуть, укусить за грудь, – он бы не смог этого сделать. А Ромка очень даже мог…
За одиннадцать лет брака Вадим не оставил на моём теле ни одного синяка или засоса. Он всегда был предельно аккуратен и следил за тем, чтобы ничего не сжать, не помять и уж тем более не порвать. А мне… нравилось другое.
Я боялась сказать Вадиму об этом. Что бы он обо мне подумал? Да, Ромка приучил и пристрастил меня к жёсткому сексу. До БДСМ-практик он не дотягивал – но нежным однозначно не был. И с Вадимом мне этого не хватало, о чём я не призналась бы ему даже под дулом пистолета.
Как такое можно сказать? Нет, в принципе-то можно – но точно не Вадиму. Он всё-таки немножко ханжа. И я даже представить себе не могла, каким будет его лицо, если я признаюсь, что мне нравится, когда меня грубо трахают – до синяков на коже, слёз в глазах и рваного дыхания. А уж если бы я призналась, что люблю делать глубокий горловой минет, лёжа на кровати и свесив голову вниз… И анальный секс обожаю… Мне кажется, от подобных откровений Вадим просто обалдел бы и разочаровался во мне окончательно.
Разочаровать Вадима – последнее, чего я желала в жизни, поэтому молчала. Он и так взял меня в жёны беременную от другого мужчины, не хватает, чтобы шлюхой считал…
В общем, в то утро я залезла в интернет и стала гуглить Романа Лисицына. И неожиданно обнаружила, что он не просто сейчас в нашем городе – он сегодня выступает в клубе неподалёку!
За прошедшие одиннадцать лет Ромка множество раз выступал где-то рядом, но я никогда не ходила на концерты его группы. Не хотелось.
А тут вдруг захотелось…
Я не колебалась ни мгновения. Это был порыв. В мою голову нечаянно попал шквальный ветер и выдул оттуда все разумные мысли. Остались одни неразумные…
И я написала Вадиму сообщение с вопросом, можно ли мне вечером сходить на концерт. И спокойно дала ссылку, зная: муж в жизни не догадается, что упомянутая в анонсе группа – та самая, в которой играет биологический отец Арины. Я, рассказывая Вадиму про Ромку, название группы не упоминала.
«Конечно можно», – ответил Вадим, и я на радостях хлопнула в ладоши.
И чему, дура, радовалась…
31
Лида
Когда я подходила к клубу, в котором тем вечером играл Ромка, моё сердце колотилось будто шальное. Я ощущала эйфорию и восторг такой силы, что дурное настроение и хандра отступили, не в силах соперничать с моими чувствами к этому парню из прошлого.
Я уже тысячу лет не была в подобном состоянии. Мне чудилось, будто всё это время я спала, как царевна в гробу, – а теперь проснулась…
И засыпать обратно отчаянно не хотелось.
Изначально я не собиралась подходить к Ромке, думала просто полюбоваться на него из зала, вспомнить былое. Но зал… он ведь был совсем небольшим – всё как на ладони. И Ромка меня, естественно, заметил. Одарил удивлённой, но широкой улыбкой – будто бы и не было у нас болезненного расставания, – а после концерта за руку потащил куда-то за сцену, в подсобные помещения.
Я вообще не помню, как выглядела комната, в которую он меня завёл. Вроде бы был стол и стулья, электрический чайник, какие-то постеры… Всё смазалось, словно я смотрела на мир через искривлённое стекло.
Я помню только Ромкино лицо.
Он изменился – конечно, одиннадцать лет прошло! – но стал ещё краше. Такой же спортивный голубоглазый блондин с обаятельной улыбкой и лукавыми искорками во взгляде.
– Де-е-етка, – лениво протянул Рома, разглядывая меня, как куклу на витрине магазина. – Чёрт, хороша!.. И раньше была хороша, а сейчас тем более. Поедешь со мной на гастроли?
– Куда? – не поняла я, не в силах отвести глаз от Ромки. Смотрела как заворожённая. Будто заколдовал кто. Ничего не соображала…
– Да по разным городам. Сначала по России, потом немного за границей. Загран не нужен – мы тут, рядом. На пару месяцев. Поедешь?
Я пару секунд таращилась на Ромкину искушающую улыбку, но потом всё же включилась.
– Ром, я замужем, и у меня…
«Есть ребёнок» я не договорила.
– Тю-ю-ю, – протянул Ромка, хмыкнув. – Да ладно тебе, детка. Ты же тогда замуж вышла, чтобы просто беременность сохранить. Уважаю твоё решение, хоть и по-прежнему детей мне никаких не надо. Но ты – молодец. Однако теперь-то что? Девчонке твоей лет десять, большая уже, ты ей каждую секунду не нужна. Мужик этот тебя старше намного, да и не любишь ты его.
– С чего ты взял? – опешила я. – И откуда ты вообще всё это…
– Откуда знаю? – Ромка насмешливо улыбнулся. – Да когда вернулся через пару лет, навёл справочки. Интересно было, как там у тебя дела. Узнал, что вышла замуж и родила, вот и решил не проявляться, хотя и скучал по тебе. Ты, Лидка, здорово мне в душу запала.
В душу запала…
Я едва лужицей не растеклась, услышав от Ромки эти слова.
Он ведь мне тоже… запал в душу. Каждый день его вспоминала. Особенно когда смотрела на Аришку. Она ведь тоже светленькая, как мы с Ромкой… На него не похожа, увы – только на меня.
