Текст книги "Если ты простишь (СИ)"
Автор книги: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
И вот наконец – Вадим открыл. И замер с вытаращенными от удивления глазами, рассматривая то, что лежало в коробке.
Музыкальная шкатулка. Старинная, деревянная, сделанная в форме домика. У него откидывалась крыша – и там, посреди маленькой комнатки, обставленной крошечной мебелью (даже с зеркалом), кружилась девушка в белом платье и со светлыми волосами. Вадим сам нашёл эту шкатулку на одном из сайтов, торгующих антиквариатом, показал Аришке, а она потом передала ссылку мне. Муж вообще любил старинные вещи, но никогда не покупал всё подряд, выбирал то, что действительно нравилось и подходило к интерьеру нашей квартиры. Вадим сказал Аришке, что эта шкатулка будет здорово смотреться в гостиной или в его кабинете…
И теперь я с болезненным страхом смотрела на мужа, опасаясь, что увижу на его лице недовольство. Но ничего подобного не заметила – только изумление.
– Пап, тебе нравится? – с тревогой спросила Аришка, и Вадим очнулся. – Нравится?
При дочке он всё равно не смог бы высказать мне свой протест, но я надеялась, что это и не потребуется.
– Да, очень нравится, – кивнул муж, посмотрел на меня и улыбнулся – криво и слегка нервно. – Лида, это… Спасибо большое. Но не стоило.
– О подарках так не говорят, – нравоучительно произнесла Аришка. – Тебе правда нравится, пап? Ты ведь такую хотел!
– Такую, да. Вы у… – Вадим запнулся: явно хотел сказать привычное «вы у меня молодцы, девочки», но сдержался. И эта невысказанная фраза кольнула меня прямиком в сердце. – Вы молодцы. Ещё раз спасибо, Лида. Так… что у тебя там в пакете осталось?
Это была попытка сменить тему – я поняла. Видимо, Вадим был в замешательстве и хотел поскорее отвлечься на что-то другое. Но Аришка его планы нарушила.
– Пап, подожди! – заявила она решительно и потянулась к шкатулке. – Давай хоть откроем её, проверим! А то вдруг она не играет?
– Играет, – пискнула я, попытавшись спасти Вадима. – Я проверяла.
– А мы ещё раз проверим! – не сдавалась Аришка. Пришлось ей уступить.
Муж откинул крышку шкатулки, тут же заиграла нежная музыка и куколка задвигалась. Такая трогательная, маленькая… обречённая на этот вечный танец в шкатулке…
– Мне кажется, она похожа на тебя, мам, – засмеялась дочь, и я, смотревшая в этот момент на Вадима, заметила, как он вздрогнул. – Такая же светленькая. И красивая.
– Ты тоже светленькая и красивая, Ариш, – пошутила я и, потянувшись, захлопнула крышку шкатулки. – А теперь давайте всё-таки есть торт.
– Что?.. Что есть? – поинтересовался Вадим, отмирая, и с удивлением поглядел на меня. – Ты купила торт?
– Нет, – ответила я с неловкостью, невольно сжимаясь. Господи, куда я лезу с этим тортом, что за глупости?.. – Я не купила. Я испекла.
Аришка счастливо рассмеялась и, хлопнув в ладоши, полезла в пакет, который я парой минут ранее поставила на край стола. Там, в большой картонной коробке, лежал испечённый мною медовик.
Первый самостоятельный торт в моей жизни. И, боюсь, последний.
– Серьёзно? – Вадим наконец развеселился. – Ты правда испекла торт, Лида? Я хочу попробовать!
Ну вот. А я боялась, он будет недоволен, что лезу к ним с Аришкой со своим тортом.
– Он ничего, правда, – сказала я тревожно, чувствуя, как дрожат пальцы рук. – Я попробовала… Не готовый, конечно, но крем и коржи по отдельности были ничего так…
– Лид, не надо оправдываться, – строго произнёс Вадим и ободряюще мне улыбнулся. – Мы с Аришкой ещё не съели ни кусочка, а ты уже будто извиняешься. Ты молодец, что пробуешь новое. Я пойду поставлю чайник, а вы пока порежьте торт, ладно?
Вадим отошёл на другой конец кухни, щёлкнул кнопкой электрического чайника, а потом принялся доставать с полки кружки для чая. И вроде бы делал всё уверенно – как обычно, – однако…
– Папа, нож, – напомнила ему Арина. – И тарелки!
– Ах, да, – спохватился он, и я поняла, что Вадиму всё-таки по-прежнему не по себе.
72
Лида
Медовик у меня действительно получился вкусным. Да, он был слегка кривоват – хотя вру, не слегка, один бок был существенно ниже другого, – но на вкус это не влияло. И мы втроём умяли почти половину торта. Вторую половину я оставила Аришке и Вадиму, взяв с них обещание, что до отъезда они этот торт благополучно прикончат.
Потом мы с Ариной ушли и провели вместе целый день – до самого позднего вечера. Я вернула дочь мужу почти перед сном, попрощалась с ними обоими, пожелала ещё раз отлично провести каникулы – и ушла.
Ушла, почти умирая от тоски из-за того, что не еду с ними. И, возможно, теперь больше никогда не поеду.
Прощаясь, на Вадима я почти не смотрела – не хотела видеть на его лице жалость. Я прекрасно понимала, что он не испытывает злорадства, увозя от меня Аришку, жалеет, что мне придётся пробыть в одиночестве целых десять дней – именно на такой срок они улетали в Таиланд. Но мне не хотелось вызывать у Вадима жалость. Хотя это чуть лучше, чем ненависть, но… всё равно больно.
Я вышла из подъезда своего прежнего дома и медленно побрела к автобусной остановке. Отсюда до моего нынешнего места обитания ходил удобный автобус: сорок минут – и я там.
В сумке завибрировал телефон, и я, подумав, что это может быть Вадим или Аришка, быстро достала его и посмотрела на экран. Но писала Юля. Точнее, она прислала несколько фотографий с корпоратива – он как раз был сегодня, но я на него не пошла. Боже упаси! Я ненавидела корпоративы и в «Баухаусе» – мне вечно казалось, что окружающие таращатся на меня как на музейный экспонат, – а в «Интродизайне» никакие праздники мне и подавно не нужны. Тем более что Вадим отдельно предупредил меня: Градов – мужик пьющий и спьяну может быть не слишком адекватным. Я по максимуму избегала двусмысленных ситуаций, поэтому никуда не пошла.
Но фотографии были забавными. У ресторанного стола выстроился весь наш отдел – женщины в платьях, мужчины в костюмах. И у всех на шее висела мишура. Только у Антона – одного из дизайнеров – вместо мишуры была намотана какая-то святящаяся гирлянда. Милый парень, чуть меня помладше, и Юля уверяла, что я ему по-настоящему нравлюсь, – но мне было не до него. Два предложения «выпить кофе после работы» я отклонила, а третьего так и не последовало. И хорошо, не нужен мне никто, в себе бы разобраться…
Вновь зажужжал телефон, но на этот раз писал Вадим – и от волнения я едва не уронила аппарат в сугроб.
«Лида, я не поблагодарил тебя нормально – был в шоке. Я хорошо помню, сколько стоила эта шкатулка на том сайте. И я знаю, сколько ты зарабатываешь у Градова. Да-да, я помню про премию за загородный дом, но всё равно – траты большие. Мне приятно, но всё-таки не стоит больше так тратиться, хорошо?»
Конечно, он не мог меня не отчитать. И ещё пару недель назад, получив подобное сообщение, я бы очень расстроилась, плакала и отчаивалась. Но не теперь.
«Я тоже не поблагодарила тебя нормально, – ответила я, застыв посреди дорожки, усыпанной белым пушистым снегом. – За всё. За то, что ты вытащил меня из настоящей жопы, принял в своём доме, оберегал и защищал, пытался научить чему-то полезному в профессии. За то, что стал Аришке настоящим отцом, – что бы она делала без тебя? За то, что не настроил её против меня, хотя я это, наверное, заслужила. И за то, что сейчас нормально общаешься со мной, будто я не сделала тебе больно. Эта шкатулка – лишь малая часть моего «спасибо», которое я не успела тебе сказать, пока мы были вместе, а теперь уже поздно».
Я отправила это сообщение, Вадим прочитал его – но надпись «печатает…» не появлялась. И пока она не появилась, я написала сама:
«Не нужно, не отвечай! Всё в порядке. Я всё понимаю. Я постараюсь больше не тратить больших денег, обещаю. С наступающим! Береги себя и Аришку».
На этот раз Вадим ответил. Коротко и холодно.
«Обязательно. И тебя с наступающим, Лида».
73
Лида
После отъезда Вадима и Аришки дни стали тянуться как старая жевательная резинка. Я специально набрала себе работы на каникулы, чтобы не столь мучительно страдать и скучать – и только благодаря этому не скатывалась в совершенное уныние, банально было некогда хандрить. И ещё, конечно, помогали сеансы с психологом, хотя за время каникул мы встречались только один раз – всё-таки психологи тоже люди и хотят отдыхать.
На первый сеанс с Натальей Ивановной я шла с настороженностью и опаской, а уж что творилось со мной после него… Удивительно, как один разговор, продолжавшийся около часа, подействовал на мою неустойчивую психику. Я даже думала, что больше никогда в жизни не пойду к Наталье Ивановне – у меня было ощущение, что она своими аккуратными расспросами взяла и расковыряла какую-то рану в моей душе. Рана эта существовала давно, практически с детства, и давно затянулась неудобной корочкой – но психолог сорвала эту корку, и наружу хлынула кровь пополам с гноем.
Меня тогда нереально трясло, причём я даже толком не могла понять почему… Ведь я не узнала о себе ничего нового! Просто я давно не думала об этом. Особенно – в связке с Вадимом…
Когда Наталья Ивановна на первом сеансе спросила меня, с какой проблемой я к ней пришла, я замешкалась – не знала, как выразить то, что чувствую. Как объяснить, что я, кажется, – одна сплошная проблема? Что я взяла и разрушила свою устоявшуюся жизнь, причём ради ничего? Предала своих близких, унизила человека, который сделал для меня больше родной матери. По сути, я до основания уничтожила дом, в котором жила, – осталось одно пепелище. И как на нём жить, на пепелище-то этом?..
– Я хочу разобраться в себе, – наконец выдавила я, прерывисто вздохнув. – Я очень плохо поступила с мужем и дочерью. И не знаю, что с этим делать, как дальше жить…
После я рассказывала обо всём, что случилось. Рассказывала с огромным трудом, через силу – действительно как нарыв вскрывала. И боялась смотреть на Наталью Ивановну – невзирая на её милый вид: седеющая старушка в очках, – мне казалось, что, как только я поймаю её взгляд за стёклами очков, сразу пойму, насколько она меня осуждает. Вот и смотрела куда угодно, только не на саму женщину.
Но Наталья Ивановна не стала концентрироваться на недавних событиях, а начала задавать вопросы о моём детстве – в какой семье я выросла, какие у нас были отношения, кто меня воспитывал. Говорить об этом было едва ли приятнее, чем о моём предательстве, и я постаралась отвечать кратко, но Наталья Ивановна стала задавать наводящие вопросы. А потом и вовсе спросила, как я думаю, любили ли меня мама и бабушка.
– О мёртвых либо хорошо, либо никак, – попыталась отшутиться я, но уйти от ответа мне не дали. Пришлось отвечать. – Понимаете, я – нежеланный ребёнок. Мама забеременела сразу после окончания школы, в институт поступить не успела. А бабушка мечтала, что она поступит – натаскивала же маму по математике, физике, химии… Мама не любила это всё, но не перечила. С моей бабушкой вообще было сложно спорить. И вот, мама забеременела – и все бабушкины планы накрылись медным тазом. А потом мама и аборт не захотела делать, из дома ушла, сама родила… Раньше я думала: то, что мама не убила меня, – это признак любви, но сейчас я так не считаю. Мама просто взбунтовалась. Чаша её терпения переполнилась, и она решила не слушаться. Может, и жалела потом, я не знаю. Но никакой особенной любви я в ней никогда не замечала, хотя мама относилась ко мне теплее, чем бабушка. Та меня откровенно не любила, а маме, мне кажется, просто было всё равно.
– Что вы по этому поводу чувствуете сейчас? И чувствовали тогда, в детстве?
Вот этот вопрос и выбил меня из колеи надолго. На сеансе я пространно объясняла, пытаясь как можно быстрее уйти от неприятного диалога, но Наталью Ивановну было не сбить с толку. И она продолжала доставать из меня воспоминания и мысли о моём откровенно несчастливом детстве.
Думаю, даже её пробило на эмоции, когда я честно сказала, что не могу вспомнить о тех временах ничего хорошего. По крайней мере, по отношению к маме и бабушке. Воспитатели в детском саду, школьные учителя, преподаватели вуза, подруги – о ком угодно я могла рассказать что-нибудь хорошее, но не о своей семье. Про бабушку вспоминаются вечные упрёки и нравоучения, отсутствие даже малейшей теплоты, а про маму – равнодушие и расхлябанность. Рядом с бабушкой я чувствовала себя комком грязи, а возле мамы – надоедливым котёнком, который вообще-то милый, но лучше бы его тут всё-таки не было, потому что от него чихать охота. А ещё его надо кормить и убирать за ним лоток.
А потом Наталья Ивановна поинтересовалась, делала ли я что-нибудь, чтобы заслужить любовь мамы и бабушки. И когда я внутренне съёжилась, она сказала, что я могу подумать об этом самостоятельно, а рассказать на следующем сеансе.
Я и правда больше не хотела приходить после такого. Как это помогло мне с Вадимом? Никак. Зато растревожило мысли о прошлом, которые я всю жизнь старательно прятала на задворках своей памяти, и погрузило в отчаяние и досаду.
Мне всегда, всё моё детство, было обидно, что меня не любят, не уважают, не ценят. И да, я старалась делать всё, чтобы меня полюбили. Была отличницей, пыталась быть послушной, скромно одевалась, не курила, читала умные книжки, сама поступила в институт. И в институте тоже была одной из лучших.
Когда бабушка умерла, я испытала определённую растерянность. А уж когда следом за ней скончалась и мама…
Удивительно, но эта мысль пришла мне в голову только сейчас: да, они меня совсем не любили, но я их любила. Любила, как всегда любят дети – не за, а вопреки всему…
74
Лида
На второй сеанс с Натальей Ивановной я всё-таки пришла – хотя до последнего сомневалась. Но острота первой боли отступила, и мне стало банально интересно: а дальше-то что? Мама, бабушка. Да, это неприятно, но их давно нет на свете. А я – есть. И как это связано с Вадимом? Я ведь пришла к психологу не из-за своих давно умерших родственников!
Я даже задала этот вопрос Наталье Ивановне.
– Вы слишком торопитесь, Лида, – сказала она мне мягко. – Постепенно, будем разбираться постепенно.
И после второго сеанса, во время которого мы вновь вспоминали события моего детства и моё вечное желание быть лучше всех, Наталья Ивановна неожиданно спросила, почему я была настолько против аборта. Ведь, по сути, Аришка – нежеланный ребёнок, как и я. И не думаю ли я, что было бы лучше её…
– Что вы! – чуть не завопила я. – Аришка – самый желанный в мире ребёнок, мы с Вадимом любим её! Вот меня, да, не любили. И было бы, конечно, лучше, если бы мама сделала аборт. Тогда и бабушка была бы довольна, и мама…
Я осеклась.
– Лида, – медленно, почти по слогам произнесла Наталья Ивановна, – вы понимаете, что только что сказали? Вы считаете, что было бы лучше, если бы вас вовсе не было на этом свете. Вот она – ваша проблема, которую вы никак не могли сформулировать в прошлый раз.
Я никогда об этом не задумывалась по-настоящему.
Никогда.
И понимание этого что-то переломило во мне, даже заставило расплакаться прямо во время сеанса…
Меня трясло. Я вытащила из сумки бумажные платочки, открыла упаковку – и как-то так получилось, что всё её содержимое разлетелось по комнате, покрыв пол белыми бумажками, как снегом.
Наталья Ивановна помогла мне всё собрать, а потом дала новый чистый бумажный платок. И когда я вытерла лицо и высморкалась, сказала:
– К сожалению, люди с такими мыслями, как у вас, запрятанными глубоко в душе, неизбежно сталкиваются с расстройствами психики. Вы страдаете и от неуверенности в себе, и от «синдрома самозванца», и от сезонного аффективного расстройства. Это как минимум. Всё это имеет основу, так сказать, корни, и они состоят в вашей уверенности, что вы вообще не должны были рождаться. Вы вынесли себе приговор, и то, что вы постоянно совершаете с собой, – это приведение его в исполнение.
– Даже… – Я запнулась, ощущая, как сдавливает грудь. – Даже то, как я поступила с Вадимом?
– Особенно этот поступок. Но мы до него ещё дойдём.
Больше я не сомневалась – мне действительно необходима профессиональная помощь.
То, что я умудрилась вытащить из себя свой «приговор» и озвучить его, как ни странно, подействовало на меня в положительном ключе – я стала лучше понимать, отчего веду себя так или иначе и чего именно боюсь. И почти гордилась собой, когда справлялась с собственными сомнениями и принимала похвалу от заказчиков.
И да – я должна была поздравить Вадима и Аришку с Новым годом. Потому что они – и только они – были для меня самым главным смыслом.
И самым главным моим страхом.
Но эта мысль лишь начинала формироваться во мне – озвучивать её я пока не была готова.
75
Вадим
Чем лучше – тем хуже.
Иногда это противоречивое правило работает на сто процентов.
Визит Лиды к нам с Ариной, почти семейное чаепитие, торт, сделанный с любовью, и подаренная мне чудесная шкатулка – всё это отзывалось во мне так, словно счастье былой семейной жизни воскресло или снится мне в настоящий момент. Но, как и прекрасный сон между тяжёлыми днями, Лида ушла, видение растворилось, а на его месте осталась лишь горькая пустота.
Такое пробуждение причиняет боль. И невольно задумываешься: а нужны ли вообще даже лучшие из снов, если после них становится только хуже?
Подумав об этом, я обрадовался предстоящему отпуску как никогда раньше. Всё-таки мне была нужна перезагрузка, попытка переключиться и хотя бы считанные дни постараться не думать о Лиде, чтобы двигаться дальше.
В голове промелькнул мой же совет, который я давал Тоне, то есть Соне, пытаясь удержать её на работе: «Отдохнёшь, развеешься, познакомишься с кем-нибудь…»
Насчёт отдохнуть и развеяться – да, точно надо. Насчёт познакомиться с кем-нибудь – в отпуске с Ариной это нереально. Да и я до сих пор не уверен, что готов и что мне это действительно нужно.
.
Настал день отлёта. Мы с Ариной, как истинные минималисты, уместили все наши вещи в большой чемодан на колёсах, взяли один ноутбук на двоих и небольшой рюкзачок для мелочей.
Дочка решила вести путевой дневник, куда записывала каждый этап путешествия и ещё какие-то свои заметки.
Когда мы «телепортировались», по выражению Аришки, в наш временный домик при отельном комплексе, она подвела итоги:
– Дорога от нашей квартиры до отеля составила двадцать три часа. Мы сели в такси, доехали до аэропорта, долетели до Бангкока, там на автобусе переехали в другой аэропорт, на втором самолёте добрались до острова Самуй, где нас встретил миниавтобус, на котором нас привезли сюда!
– Ого, всё записала! И как тебе дорога? Утомила? – то ли умилился, то ли восхитился я. Здорово, что Аришка в столь юном возрасте умеет не только наслаждаться жизнью, но и анализировать информацию. Был ли я таким в десять лет? Уже и не помню.
– Очень! – закивала дочь. – Хочу упасть и не вставать. Но вообще я в шоке! Одно такси и один самолёт – и вместо зимы лето! А ещё автобус и один самолёт – и вместо города – остров! Так кру-у-у-то!
В первый день, к счастью, можно было особо никуда не спешить, так как на остров мы прибыли ближе к вечеру. Пока помылись с дороги и переоделись, времени оставалось только поужинать под шум прибоя да ложиться спать.
– А какой тут воздух другой! Я ещё в Бангкоке почувствовала, что он… э-э-э, как это сказать… – продолжала восхищаться Арина.
– Влажный.
– Да! А тут на острове ещё и какой-то сладкий и свежий.
– Завтра ещё фрукты местные попробуешь, обалдеешь от них.
Так всё и было. От вкуса фруктов на следующий день Арина действительно прибалдела, а ещё больше – от того, как их продают повсюду прямо на улице, уже почищенными и порезанными, охлажденными льдом.
В целом местная еда дочке пришлась по вкусу, что меня очень удивило. Никак не ожидал, что Арине понравится традиционный суп Том ям с креветками или лапша Пад-тай со свежими ростками сои и арахисом.
Вот на что Аришка ни в какую не соглашалась, так это попробовать жареных насекомых, которых продавали по вечерам на кочующем рынке. Я и сам не любитель, но одну саранчу и парочку каких-то других тварей съел, просто чтобы развлечь дочку. Арина была в шоке: совсем не ожидала, что «такой брезгливый человек будет это есть». Но на что только не пойдёшь ради её удивлённого лица.
Мы колесили по острову, купались везде, где было можно. Поднимались к буддистским пагодам, откуда в некоторых местах открывался захватывающий дух вид на остров. Плавали на весь день на соседний остров Ко Тао, где благодаря мелководью и кристально чистой воде было очень удобно погружаться с маской и наблюдать за местными рыбками.
А ещё Арина подружилась с девочкой из Филиппин и практиковалась с ней в английском языке, играя в бассейне при отеле. Подобный опыт настолько глубокого общения с иностранцами был у дочки первым, и её восторгу не было предела. Думаю, занятия английским по возвращению домой пойдут теперь ещё лучше.
С Лидой я почти не контактировал, зато Аришка регулярно была с ней на связи. И отчёт о её праздновании Нового года получила, и в ответ бомбила фотографиями из нашего путешествия. Во время созвонов дочки с мамой я старался выходить на улицу, чтобы посидеть на веранде под стрекот цикад.
Дни таяли один за другим. Но тем не менее я чувствовал, что у меня всё-таки получилось переключиться и отдохнуть.
.
В предпоследний день перед отлётом Арина очень устала и захотела пораньше лечь спать. У меня же сна не было ни в одном глазу, поэтому я договорился с ней, что буду где-то на территории отеля, естественно, никуда дальше не уйду, а в случае чего роуминг подключён и мы всегда можем созвониться.
Я отправился в бар. Несмотря на вечернее время, там было всего несколько посетителей. Какая-то пожилая пара из Германии, ещё одна парочка из Китая и всё.
Не успел я заказать бутылочку пива, как к стойке, за которой я сидел, подошла смуглая и чрезвычайно улыбчивая женщина в пышном платье с пёстрым цветочным узором. Испанка? Или откуда-то из Латинской Америки? Но, как ни странно, с барменом она заговорила на русском языке, да так, будто бы он был обязан знать его в совершенстве.
– Сделай коктейль какой-нибудь вкусный! Нет? Кок-тейль! Вкус-ный! – женщина активно жестикулировала, пытаясь донести свои желания до бармена. – Ваще не понимаешь? Ноу телефон, ноу переводчик. – Потом отчаялась и упростила задачу: – Ну тогда водки налей. Водка! Шот! Один!
Таец показал палец вверх и налил ей стопку. Женщина опрокинула её залпом, поморщилась и как будто в поисках поддержки посмотрела на меня. А я словно сам напросился – изучал её заворожённо. Было в ней что-то дикое и захватывающее.
– Ну привет, – сказала незнакомка, сверкнув широченной белозубой улыбкой.
На мгновение я захотел притвориться не понимающим её иностранцем, но какой-то чёрт дёрнул меня поздороваться в ответ.
76
Вадим
Её звали Жанна. Разговор начался с упрёка, что я не помог ей перевести заказ для бармена. Я выкрутился, сказав, что просто засмотрелся и заслушался ею. Она приняла это за комплимент.
Затем мы перешли к стандартному обмену вопросами-ответами на тему «кто, откуда и зачем». Жанна работала администратором в бутике одежды в Сочи, а в Таиланд прилетела одна по путёвке.
Женщина постоянно улыбалась, и было непонятно, в какой момент эта улыбка что-то значит, а в какой – естественное состояние её лица.
– А я подумал, ты из Испании или из Латинской Америки… Типаж такой.
– Да-а-а? Ну ваще! Значит, я сеньорита… – воскликнула Жанна, вскочила на ноги и стала изображать страстные движения руками и бёдрами, напоминающие сальсу.
Я одобрительно кивнул: движения были очень пластичными.
Выглядела Жанна лет на сорок, но энергия хлестала из неё так, будто она ещё школу не окончила.
– Училась?
– Танцам? Нет, я родилась сеньоритой! – кокетничала женщина. – Ну, ладно, немного занималась! – На этих словах она вдруг включила откровенно заигрывающий взгляд и сделала несколько движений бёдрами, не спуская с меня глаз. – Я вообще много чему училась…
Я решил не уточнять, что скрывается за этой фразой.
– Водка, шот, два! – велела она бармену, жестами дублируя каждое слово.
– Я не люблю водку, – покачал головой я.
– А я и не тебе! – засмеялась Жанна.
Тут уж и я усмехнулся.
– А я думала, ты немец. Сидишь весь такой правильный, аккуратненький. Пиво пьёшь в одиночестве.
– По-твоему, немцы такие?
– Не знаю, но ты такой. Ты вообще сейчас отдыхаешь или чё?
– Я же говорил, что в отпуске с дочкой.
– Нет! Я про сейчас! Вот тут вот, прямо здесь в баре, на этом стуле?
– Не похоже?
– Ваще нет! И не похоже, что ты умеешь отдыхать, Вадик, – засмеялась Жанна издевательски, но по-доброму. Вадиком меня никто не называл лет тридцать, если не больше. Звучало непривычно.
– А ты умеешь?
– А чё, не видно?
Она завизжала на весь бар и стала ещё энергичнее танцевать, выпила, заказала добавки и попросила не убирать бутылку. Ну, не совсем попросила. Шлёпнула тайца по руке, когда тот хотел забрать бутылку, и погрозила ему пальцем. Он не был возмущён и по-прежнему улыбался, но на всякий случай я сказал ему на английском, что «леди просто шутит».
Жанна так и не села на барный стульчик, а продолжала пританцовывать под какое-то регги, играющее из колонок.
– Ну что, Вадик? Выпить, потанцевать, а? Умеешь?
Она говорила это без укора, с улыбкой и как будто даже с заботой. Её танцы проходили всё ближе и ближе ко мне. Мы болтали, Жанна касалась меня порхающим подолом платья и обжигающе горячими ногами.
Может, всё происходящее – как раз то, что мне нужно?..
Я всё-таки выпил водки. И, ещё немного поговорив, вместо танцев мы пошли к Жанне в номер в главном здании отеля. Потому что два взрослых человека, понимая, к чему всё идёт, решили не тратить время на раскачку и сразу перешли к кульминации.
77
Вадим
Было странно чувствовать запах другой женщины, не Лиды. Как я ни старался не сравнивать, но за одиннадцать лет я помнил только, как пахнет моя жена. Не скажу, что было неприятно чувствовать Жанну, но было странно, да. Просто другой, чужой запах рядом со мной.
Да и всё остальное было непривычным. Изгибы тела, размер груди, даже мягкость кожи. Жанна была более… грубая, что ли?
И в какое-то мгновение я подумал, что разучился знакомиться с телом незнакомой женщины. За время супружества с Лидой я узнал досконально, что, где и как надо погладить, потрогать, поцеловать, считывал её движения, угадывал желания… Во всяком случае, так я думал до Лидиной измены. После я серьёзно засомневался, что действительно знал настоящие желания Лиды, в том числе и в постели.
Но Жанна была из тех, кто не скрывает, чего хочет, и чётко показывает, что именно ей нравится. Она будто бы жила только здесь и сейчас и хотела получить удовольствие от каждого момента, выжав его без остатка. А при таком подходе к жизни терпеть ладонь партнёра на себе не там, где хочется, просто недопустимо. Вот женщина и брала мои руки, двигая их точно туда, куда ей было нужно.
А ещё Жанна оказалась чертовски болтлива.
Я не любитель постельных разговоров, поэтому, по правде говоря, меня даже раздражали эти постоянные комментарии, словно она диктор соревнований по кёрлингу.
«Ещё, ещё погладь, да», «да, вот тут», «быстрее, ещё быстрее», «нет, не так, мне нравится вот так…»
И целоваться было неприятно. Жанна явно курила очень давно и очень много, отчего её дыхание, губы и язык были насквозь пропитаны кислой горечью сигаретного дыма.
По правде говоря, не могу даже сказать, что я её хотел. Мой организм как-то механически реагировал на всё, что она делала. Это было похоже на утреннюю эрекцию, никак не связанную с сексуальным возбуждением.
Ладно, не настолько. Жанна и вправду была по-своему сексуальна и манила к себе неутолимой жаждой развлечений.
Она достала презерватив и ловким движением сама надела его на меня.
– Ваще я люблю жёстко, учти! – сказала, по-прежнему широко улыбаясь, и бесцеремонно встала на четвереньки.
То, что стало происходить после того, как я в неё вошёл, не назвать стонами. Это было что-то громкое, на высоких нотах, похожее на крик чайки и разлетающееся, наверное, по всему отелю с первого по пятый этаж.
Таких шумных женщин у меня ещё не было. Я чувствовал себя глупо, зачем-то переживая о том, что нас все слышат.
– Да-да-да-да, ещё-ещё… За шею возьми… Да, вот так… Да-да…
Она много материлась. Иронично, что в диалоге с барменом Жанна даже числительные не переводила, но во время секса использовала ругательства как на родном языке, так и немного на английском.
И чёрт знает, сколько всё это длилось.
Из-за бесконечных визгов и активных движений её тела, которое извивалось, дёргалось, дрожало, меняло положение, выискивая идеальное для получения удовольствия, я так и не понял, кончила она или нет. Но, когда я финишировал, женщина выглядела довольной, так что уточнять, хватило ли ей, я не стал.
Жанна лежала на кровати, широко раздвинув ноги. Я вытянулся рядом, не касаясь её.
– А ничё так, мне понравилось, – сказала она с одышкой. – Погрубей бы ещё, я ж не посуда, не тресну. – Жанна засмеялась над своей метафорой, повернула голову ко мне и подытожила: – Ты слишком правильный для грубого секса. Это надо исправлять.
Я никак не отреагировал на её выводы. Чуть помолчал и заметил:
– Надо к дочке вернуться. Я обещал надолго не оставлять её.
– Ладно, Вадик. Завтра повторим?
– Нет. Завтра – последний день. Мы улетаем в ночь.
– Ваще-то я хочу научить тебя кое-чему… А то такой взрослый дядька, а до сих пор не знает, как плохие, да и хорошие, тёти могут любить унижения и грубость…
– Знаю я.
– Ой, я тя умоляю, ничего ты не знаешь. Приходи завтра? Я добавку хочу! А ещё хочу подготовиться заранее и… – она перешла зачем-то на шёпот, хотя до этого момента что только не кричала на весь отель, – …дам тебе билет в запретную зону… М-м-м? Люблю, когда в… – мурчала Жанна, ёрзая ягодицами по кровати, как бы рекламируя мне завтрашний день.
Вот это маркетинг.
– Увы, никак, – перебил я, не желая знать подробностей.
Тяжело, когда партнёр никак не даёт понять о своих желаниях. Но и когда он вываливает всё во всех подробностях на четвёртом часу после знакомства – тоже чересчур.
Хотелось сказать ей: «Жанна, оставляй хотя бы немного интриги, чёрт побери».
Но больше всего хотелось поскорее уйти.
– Эх, жаль, – грустно выдохнула Жанна.
Я спешно оделся.
Она, всё ещё голая, активно виляя бёдрами, подошла ко мне попрощаться.
– Мне было хорошо, – сказала женщина, по-прежнему широко улыбаясь, и поцеловала меня в щёку.
– Мне тоже, – ответил я, не зная точно, вру или нет.
Жанна обняла меня, и я ушёл.
Не успел я дойти до лифта, как из номера Жанны зазвучала танцевальная музыка.
.
Арина спала крепко и даже не услышала, как я вернулся и тихо проскользнул в уборную. Быстро скинул одежду и нырнул под горячий душ.
Не могу ничего плохого сказать про Жанну: я развеялся, развлёкся, точно получил определённое удовольствие и должен был бы чувствовать к ней благодарность за часы, проведённые вместе. Я и чувствовал… наверное.
