Текст книги "Альфа и Омега. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Анна Сейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Глава 14. Друг
Не могу с уверенностью сказать, как долго я лежала на полу, но в какой-то момент мне стало неуютно и холодно, и я осознала, что половина футболки, которую я позаимствовала из комода в спальне Гарриса и надела после душа, пропиталась остывшей и неприятно холодящей бок кровью. Только тогда я поднялась на ноги и позволила себе в полной мере осознать произошедшее.
Мужчина был мертв – не нужно было быть медиком, чтобы это понять. И это я убила его. Убила, не задумываясь, не задаваясь лишними вопросами, хладнокровно и прицельно выбрав место, куда нанести один-единственный удар. Это не походило на состояние аффекта даже несмотря на то, что меня сотрясала ярость моего альфы. Я прекрасно понимала, что делаю и к чему это приведет. Я просто хотела, чтобы он умер. Чтобы проблема в его лице исчезла. Я поступила точно так же, как Йон, которого еще совсем недавно готова была осудить за подобное поведение. Всегда ли я была на такое способна или же все дело было в том, что наши с альфой души переплелись корнями, местами практически перестав отличаться друг от друга? Я «научила» Йона быть вежливым в метро и выражать свои чувства словами, как бы трудно это ни было. Он взамен «научил» меня убивать, когда на кону стояла моя жизнь. И моя рука не дрогнула.
Внезапно к горлу подкатила тошнота, и я, оскальзываясь и едва переступая на подкашивающихся ногах, чудом успела добежать до раковины. Рот наполнил привкус черного чая и желчи, и я долго вздрагивала всем телом, пока мой желудок не перестало скручивать судорогами. Закрутив старенькие краны, я обернулась к Гаррису, и мне на мгновение почудилось, что он шевельнулся. Абсолютно невозможный сценарий, учитывая, сколько крови из него вытекло, и я вместо того, чтобы испугаться, что он был еще жив, ухнула в пропасть своих детских кошмаров о привидениях и трупах, возвращающихся из могил.
«Возьми себя в руки, Хани, – посоветовал мне голос Джен. – Подумай о том, что нужно сделать дальше. Сосредоточься на действиях, эмоции оставим на потом».
– Хорошо, – зачем-то вслух ответила я.
Первым делом, конечно, нужно было привести себя в порядок. Запихав окровавленную одежду в мешок для мусора, я приняла душ, по возможности оттерев кожу, ногти и волосы, и переоделась обратно в свою черную робу, которая теперь казалась куда милее вещей этого маньяка.
Вернувшись после на кухню и все еще пребывая в каком-то отупелом и лишенном эмоций состоянии, я вдруг решила, что мне обязательно надо здесь прибраться, поэтому, сперва обмотав голову и шею Гарриса полотенцами, чтобы он перестал пялиться на меня и истекать кровью на пол, я взялась за тряпку. Налив воды и моющего средства в жестяной тазик, я вытерла все, что смогла. В процессе мне пришлось несколько раз обновлять воду, таская полный таз туда-сюда, но я проделала это совершенно механически, практически не испытывая неудобств по этому поводу. Мне даже нравилось ощущение натруженных рук и спины, на нем было приятно концентрироваться.
Прибравшись, я так же спокойно и деловито обыскала карманы трупа. Нашла бумажник, две связки ключей, какой-то бумажный мусор и телефон. Последний был заблокирован с помощью пин-кода, поэтому я не смогла просмотреть его содержимое, но на самом деле мне не особо хотелось даже представлять, что там могло быть. Немного подержав его в руке и полюбовавшись следами своих пальцев на экране, я неожиданно задумалась о том, как много подобных отпечатков наоставляла по всей квартире. Эта мысль неприятной ноющей тяжестью отозвалась где-то внутри, вызвав нечто среднее между досадой и холодным ужасом. Но ни то, ни другое не были еще достаточно сильными и яркими, чтобы вывести меня из состояния шока, поэтому я, надев резиновые перчатки для мытья посуды, просто принялась вытирать самые очевидные предметы – осколок кружки, телефон детектива, тазик и бутылки с моющими средствами. Делала это, просто повинуясь навязчивой жажде деятельности, уберегавшей меня от того, чтобы остаться в оглушительной тишине наедине с последствиями того, что я натворила.
Оставалась крошечная надежда, что полицейских больше заинтересуют следы крови в маленькой комнате, чем труп самого мужчины. А вообще что-то мне подсказывало, что если просветить эту квартиру ультрафиолетом, то результат может превзойти все ожидания. Мне совсем не хотелось думать о том, что именно Гаррис делал здесь с омегами, но было очевидно, что порой его желание насытиться их запахом встречало совсем не ту реакцию, на которую он рассчитывал. Очаровывая его, я рассчитывала сделать его послушным и безопасным для себя, но даже подумать не могла, что это, напротив, выбьет все пробки у него в голове. Переизбыток феромонов омеги вызывал у альф практически не контролируемое сексуальное влечение, у людей – отупение и нечто схожее с состоянием влюбленности, если, конечно, они, как Кадо, не обладали стальной волей и умением распознавать «лишние» запахи в окружающем пространстве. У Гарриса он вызвал желание выгрызть мою ароматическую железу зубами, и, наверное, я должна была быть благодарна судьбе за то, что он не оглушил или не избил меня до полусмерти перед этим, чтобы я уж точно не могла сопротивляться.
Размышляя об этом, я осознала, что моя раненая шея до сих пор ощутимо ныла. Слив очередной тазик с мутно-кровавой водой в унитаз, я осмотрела себя в зеркале ванной комнаты и обнаружила у себя на шее рваную ранку – достаточно небольшую, но глубокую. Она все еще иногда лениво плевалась кровью, чего я совершенно не ощущала, пока занималась уничтожением улик. Аптечки в квартире не было – это я помнила еще по прошлым своим обыскам, – поэтому я не придумала ничего лучше, как разрезать одну из чистых простыней, пропахших хлоркой, и использовать ее в качестве повязки. И стоило мне, закончив, замереть в пространстве, не занимая больше ничем руки и голову, как последняя мгновенно начала наполняться непрошеными и пока слишком сложными для меня вопросами.
Что мне было делать дальше? Куда идти? Обратно в Дом Бархатных Слез? Существовала ли вообще вероятность того, что меня там не ждали церковники? Пусть совсем недавно я готова была заключить со священниками сделку и отдать им свою свободу и, вероятно, жизнь в обмен на возможность провести остаток последней рядом с любимым, сейчас мои намерения коренным образом изменились. Я не для того выжила в схватке с безумным зверем, что почти зажевал меня заживо, чтобы потом покладисто положить голову на плаху. Я безмерно устала, но сдаваться вот так больше не желала.
– Придется погостить у вас немного подольше, детектив, – проговорила я, заставив себя посмотреть на него, хотя делать это было физически неприятно. – Надеюсь, вы не будете против.
Полотенца, которыми я его обмотала, уже пропитались кровью, и мне вдруг пришло в голову, что она не будет течь так сильно, если посадить его. Я не могу объяснить логически, почему думала об этом и почему меня вообще это волновало, но я буквально не могла избавиться от этой идеи. Гаррис был ужасно тяжелый и, кажется, у него уже начался процесс трупного окоченения, потому что двигать его было очень непросто. Тем не менее, прикладывая гору усилий, мне удалось припереть его спиной к кухонной тумбе, после чего – тихо сползти на пол напротив, ощущая, как от перенапряжения – нервного и физического – у меня дрожат руки. Нужно было срочно придумать себе еще какое-нибудь дело, просто чтобы не оставаться в этой жуткой тишине, просто чтобы не думать о том, что произошло и что теперь будет дальше.
«Хана, где ты?»
Голос прозвучал в моей голове без всякого предупреждения так громко, словно его обладатель говорил в невидимый наушник, и так напугал меня, что я вскрикнула в голос, а потом судорожно зажала рот ладонью.
– Йон… – Имя сорвалось с моих губ как мучительный вибрирующий стон, и я ощутила, как оно пробрало меня до самых костей, наполнив их жаром, как пустые бамбуковые жерди. Бетонная стена самообладания, что ограждала меня от истерики, со скрежетом изошла глубокими трещинами, и я ощутила, как горло словно бы сдавило стальной хваткой, перекрывая доступ кислорода. – Йон… я… я…
«Хана, что произошло?»
Мой метавшийся по кухне затравленный взгляд упал на Гарриса, и я вдруг поняла, что физически не могу находиться с ним в одном помещении. Поэтому поспешила убраться в другую комнату и там забилась в угол за кроватью, сжав голову руками. И тогда слова, что прежде словно бы застревали у меня в горле, прорвались наружу и хлынули полноводным потоком:
– Йон, он хотел навредить мне, и я убила его. Я убила его, Йон, понимаешь! Он лежит там… совсем-совсем мертвый. И от него так много крови! Так… много… Я вымыла все, что смогла, но наверняка следы остались. Вся эта квартира пропитана на десятки раз затертой кровью, я чувствую ее, чувствую ее повсюду… Соседка сказала, что они не выходили, понимаешь? Я не знаю, как он избавлялся от них, но какая-то часть их все еще тут. Йон, мне так страшно, они повсюду, они смотрят на меня, они впитались в мою кожу, и я никак не могу отмыть их… – Продолжая бормотать что-то в таком духе, я уже сама не разбирала и не разделяла слов, но будто бы обращалась к любимому единым нечленораздельным стоном боли и ужаса.
Именно в тот самый момент я внезапно ощутила всем своим естеством, что он единственный, кому я по-настоящему верю во всем, кому не боюсь признаться в самом гадком, кто всегда будет рядом, поймет, поддержит и вытащит из любых зыбучих песков, куда закинет меня жизнь. Его прошлое больше не пугало и не отталкивало меня. Оно в конце концов не могло изменить всего того, что было между нами после. Будучи уродливым гадким слизнем, что свернулся где-то во тьме прошедших лет, оно не касалось всего того замечательного, доброго и правильного, что было между нами и что мы оба взрастили в себе наперекор внешним обстоятельствам и порой самим себе. Я любила Йона, а он любил меня, и это все, что имело значение – это было единственным, за что вообще имело смысл цепляться, когда все остальное вокруг рушилось, как карточный домик. Если бы не он, я даже не представляю, как бы справилась со всем этим
«Хана, послушай меня, – наконец вторгся его голос в мой поток сознания. – Где ты сейчас?»
– На предпоследней станции восточной ветки метро, – отозвалась я и тут же поспешно добавила: – Йон, я боюсь возвращаться домой. Они наверняка ищут меня.
«Мы скоро приедем за тобой», – коротко произнес он, и я вдруг ощутила, что в его голосе снова появилась тяжесть, словно силы оставляли его.
– Мы? Кто мы? – не поняла я, а потом меня поразила страшная догадка: – Йон, ты ведь… Йон, они там? Отец Евгений там?
Он не ответил, как будто отключившись от нашей линии связи, и мне оставалось только догадываться, что произошло на том ее конце. Конечно, это было самым логичным выводом – что церковники добрались до него и, узнав о том, что он может связаться со мной, заставили его это сделать.
«Он не мог, – возразил голос Джен у меня в голове, и я мельком подумала о том, что слишком много разговариваю с невидимыми собеседниками, пусть даже одна из них была по сути голосом моего здравого смысла. – Он бы не предал тебя».
– А он о тебе говорил совсем другое, – пробормотала я, вспомнив, как мой альфа всеми силами пытался помешать нашей с подругой встрече прошлой зимой, убеждая меня, что она могла быть заодно с нашими преследователями.
«Ты сама знаешь, о чем я говорю. Йон бы так не поступил. Просто дождись его. Он же обещал, что вытащит тебя отсюда».
– Да, наверное, ты права, просто я…
Слова замерзли у меня на губах, когда из кухни, где сидел замотанный в полотенце труп Гарриса, донесся приглушенный шорох и глухой удар об пол. Как будто…
Как будто кто-то сбросил полотенце с головы, потому что оно мешает видеть.
Я буквально примерзла к углу, в котором в тот момент сидела. Слух обострился до предела, и мне вдруг начало казаться, что я слышу шорох. Натужный, поскребывающий, глухой. Как будто кто-то очень-очень медленно…
(полз)
…переставлял ноги по полу. И хотя умом я понимала, что это, скорее всего, звук с улицы, который производит поливальная машина или еще что-то подобное, голос страха говорил громче голоса разума. Да что там говорил – он вдруг завизжал во всю мощь, окатив мое тело ледяной водой. И я вдруг осознала, что сижу и жду появления тени на залитом электрическим светом полу коридора. А потом голоса – свистящего, разреженного дырой на горле.
Хана, ты такая вкусная. Я впитаю тебя в себя до капли, потому что теперь ты принадлежишь мне.
– Йон, пожалуйста, забери меня отсюда, – пролепетала я, даже не попытавшись снова настроиться на волну нашей связи. – Йон, я так не могу больше.
Закрыв лицо рукам, я разрыдалась, ощущая, как меня буквально колотит от страха и отчаяния. В том состоянии я бы в самом деле нисколько не удивилась, если бы труп Гарриса появился на пороге спальни с окровавленным полотенцем в руках. Но, конечно, ничего подобного не произошло. Наплакавшись до тошноты, я свернулась в комочек на полу и не шевелилась, про себя молясь Великому Зверю и всем когда-либо существовавшим старым богам, чтобы они позволили мне выйти из этой проклятой квартиры на своих двоих.
Меж тем за окнами совсем стемнело, но я не могла себя заставить пошевелиться и зажечь свет. Вместо этого представляла, как мое тело начинает медленно растворяться в темноте, сливаясь с ней и безболезненно распадаясь, как в одном кино про супергероев, где все они в какой-то момент начали превращаться в пыль. Я была бы совсем не против просто перестать существовать – хотя бы на какое-то время. Чтобы больше не было больно и страшно, чтобы больше никто не пытался причинить мне вред или использовать в своих интересах. Я не была особенной, как Медвежонок или Йон, я была тем самым винтиком в общей системе, который был нужен просто для того, чтобы эта машина судьбы катилась по выбранному маршруту. Я не была главной героиней истории, я даже толком не понимала ее сюжета и смысла, просто плыла по ее бурному течению, сбивая бока в кровь о камни. Почему я? За что я? Почему нельзя было обойтись без меня, чтобы провернуть то, что было задумано? На фоне таких фигур, как кардинал Боро или Джером Стоун с его женой, я – Хана Росс из маленького северного городка, из всех достоинств которой были лишь рыжие волосы, умение видеть красоту в обыденных вещах и любить всем сердцем, – была ничтожной пешкой, которую, происходи все в иных обстоятельствах, давно бы уже скинули с доски. Но, может, именно поэтому я все еще была жива. Никто из них, больших, сильных и страшных, не видел во мне угрозы или чего-то, что требовало бы более пристального внимания. Я не была особенной, и, вероятно, именно поэтому я все еще была жива.
– Хана!
Сперва я подумала, что этот голос снова звучит только у меня в голове, но потом к нему присоединился громкий стук в железную дверь, и я поняла, что он пришел за мной – как и обещал. И одна эта мысль вернула мне силы и заставила подняться на ноги и выйти из темного угла на свет.
Проходя мимо кухни, я пересилила свой иррациональный, почти животный страх и бросила короткий взгляд в сторону Гарриса. Тот вовсе не пытался встать – просто завалился набок, потому что, видимо, я усадила его не слишком надежно. И все же у меня не было сил смотреть на него слишком долго, и больше всего на свете мне сейчас хотелось оказаться как можно дальше отсюда.
Но, отперев дверь, я мгновенно забыла обо всем – о страхе, о боли, об усталости и желании исчезнуть, – оказавшись в теплых крепких объятиях своего альфы. Краем глаза увидела фигуру в белой рясе слева от нас, но это все было уже неважно. Я смирилась с неизбежным – пусть делают, что хотят, только больше никогда нас не разлучают.
И была совсем не готова к тому, что эта фигура вдруг заговорила до боли знакомым, глубоким и звучным голосом.
– Великий Зверь, Хана, что тут произошло?
– Дуглас? – Имя сорвалось у меня с губ, внезапно обретя почти молитвенный подтекст, как имя божества, что явилось на выручку, когда никто из героев уже не рассчитывал спастись. Это действительно был он, отец Йона, одетый в белое, как и полагается действующему священнику. И это настолько не соответствовало той картине мира, что выстроилась у меня в голове, что я почувствовала, как какие-то тонкие ниточки больно лопаются где-то в моем мозгу. – Ради всего святого, что вы тут делаете?
– Это долгая история, – отмахнулся он. – Йон, я по запаху чувствую, что там внутри…
– Да, – кивнул мой альфа, крепче прижимая меня к себе. – Она же сказала, что он напал на нее.
– Вам нужно ехать домой, – покачал головой он. – Я займусь этим.
– Займетесь? Домой? – ошалело повторяла я, словно перестав понимать смысл этих слов. – Йон, что происходит? Как ты выбрался из больницы? Почему вы оба здесь? Разве Церковь… разве отец Евгений не пришел за тобой?
– Слишком много вопросов от такой маленькой омеги, – помотал головой он. – У меня к тебе их не меньше, уж можешь поверить. Но сейчас нужно уходить. Пойдем, попробуем поймать машину. У меня… совершенно нет сил толкаться в метро.
– Йон, твоя рана! – только сейчас вспомнила я, резко опустив взгляд на его ногу. – Как ты вообще ходишь?
– С трудом, – коротко отозвался он. – Но кость была не задета, так что переживу. Идем.
Ощутимо опираясь на меня, он направился к лестнице, пока его отец, забрав из моих непослушных пальцев ключи, зашел в квартиру Гарриса и закрыл за собой дверь. Я понятия не имела, что он собирается делать, но, кажется, эти двое знали куда больше меня. И только когда мы оказались на заднем сидении подъехавшего такси, и Йон закинул себе в рот пару таблеток – вероятно, обезболивающих, – я наконец получила ответ на терзавший меня вопрос. Хотя не могу сказать, что после этого мне стало что-то намного понятнее.
– У нас появился влиятельный друг, маленькая омега. Это он все устроил.
– Друг? Еще один друг? – переспросила я, отчего-то сразу подумав о Стоунах. – Йон, мне… это совсем не нравится. Мы и так задолжали слишком многим.
– Это хороший друг, – возразил он. – Он послал за моим отцом в Зеленый город, а после снабдил его всеми необходимыми бумагами для того, чтобы он смог меня забрать из больницы. Ему это позволили как представителю Церкви. Мы в безопасности, маленькая омега. Все будет хорошо.
– Но я не понимаю, – замотала головой я, обнимая его двумя руками и прижимаясь всем телом, не в силах отодвинуться ни на сантиметр в сторону. – О ком ты говоришь?
– Увидишь, – кивнул он. – Будет лучше, если ты все увидишь сама, когда приедем домой. А пока расскажи мне о том, что случилось в той квартире.
– Рассказать? – немного растерялась я, покосившись на водителя такси и не представляя, какими эвфемизмами мне воспользоваться, чтобы максимально точно передать произошедшее.
Йон вдруг улыбнулся и коротко прикоснулся пальцами к своему виску. В первую секунду я его не поняла, а потом сообразила, о чем он. Что ж, телепатия в самом теле была неплохим вариантом вот для таких ситуаций. Поэтому дальнейший разговор мы вели, не открывая рта.
Я рассказала о Гаррисе, отце Евгении и обо всем, что произошло после моего ареста. Йон не перебивал, но его волнами накатывающий запах ясно давал понять, что ему все это совсем не нравится. И хотя я осознавала, что он злится не на меня, а скорее на судьбу и на себя за то, что его не было рядом, мне все равно было не по себе от его агрессии. Сейчас ощущать подобное мне хотелось меньше всего.
«Поэтому я была уверена, что ты явишься вместе с ним, – наконец закончила я. – Что они попытаются найти меня через тебя и… Йон, я правда ничего не понимаю».
«Я почти не помню эти дни, – отозвался альфа в моей голове. Его дыхание было тяжелым, надсадным, и мне казалось, что я чувствую сквозь его одежду, как он весь горит от жара. – Было больно и постоянно хотелось спать. Ты мне снилась».
«Я говорила с тобой. Ты не помнишь?»
«Я не уверен, что из этого было на самом деле. Несколько раз мне казалось, что ты совсем рядом. А еще мне снились кошмары, что ты умоляешь меня о помощи, а я не могу сдвинуться с места, потому что мое тело превратилось в мешок с цементом».
Ощутив, как внутри что-то болезненно дрогнуло, я тем не менее решила не говорить ему, что это были не кошмары и что я правда звала его, потому что мне было страшно и нужно было почувствовать его силу и твердость духа. Йон и так знал, чем все кончилось, знал, что его не было рядом тогда, когда он был мне нужен, зачем было сыпать соль ему на рану?
«А что было потом?» – вместо этого спросила я.
«Потом пришел отец. Они перестали колоть мне сильные лекарства, чтобы я смог прийти в себя и поговорить с ним. И когда у меня в голове прояснилось, я понял, что должен немедленно идти за тобой. Он пытался меня остановить… и не он один. – Он вдруг жестко усмехнулся, словно припомнив, как несколько врачей и медсестер наперебой советовали ему не покидать больничной койки. – Но только даже сам Великий Зверь не удержит меня вдали от моей девочки, когда она зовет меня».
– Йон! – не сдержала эмоций я, снова заговорив вслух.
– Что? – улыбнулся он, а я лишь мотнула головой и, прильнув к нему, поцеловала его, жадно, нетерпеливо и с ощущающейся на языке горечью безысходности. Я знала, что он не мог не прийти. Как и я бы не смогла. Даже личная безопасность и инстинкт самосохранения отходили на задний план перед зовом, обвитым красной вязью метки истинной связи. Ничто не могло быть сильнее, и ничто не могло его одолеть.
Я потянула его боль на себя, как жидкость из переполненного сосуда. Я не могла исцелить его рану, потому что наша метка была повреждена, но я могла сделать хоть что-то, чтобы облегчить его состояние. И это не было похоже на то, что произошло тем вечером в Доме после его схватки с разъяренным альфой, потому что та боль, хоть и была острой, но не шла ни в какое сравнение с болью от заживающего послеоперационного рубца. Глотнув совсем немного, я на несколько секунд перестала дышать. Быть может, дело было еще в том, что в организме Йона ее подавляли таблетки, а в моем она могла разгуляться по полной программе. И я сама не осознала, как вдруг заскулила сквозь поцелуй, инстинктивно схватившись за собственное бедро.
В эту же секунду поток его боли словно бы перекрыли – кажется, не я одна начала лучше разбираться в том, как все это работало.
– Не надо, маленькая, – кротко попросил меня альфа.
– Как ты нашел меня? – спросила я, чуть отстранившись и серьезно вглядываясь в его лицо.
– Я всегда тебя найду, – пожал плечами он. – Я просто… чувствую, в какую сторону двигаться, словно у меня компас в груди, стрелка которого всегда направлена на тебя. Ты разве не чувствуешь подобного?
– Не знаю, – тихо призналась я. – Я не пробовала.
– А как иначе я бы нашел тебя после нашей первой встречи? – мягко уточнил он, перебирая пальцами мои волосы. – Мое сердце чувствует твой запах, сколько бы километров нас ни разделяло.
– Йон, тебе очень больно? – Мне было стыдно, что я смогла забрать так мало, но, судя по всему, больше он бы все равно мне не позволил.
– Нет, уже не очень, – отозвался он. – Я в порядке, мне просто нужно отоспаться. Я скверно сплю, когда тебя нет рядом. И голова… начинает болеть. Это неправильно, когда мы не вместе, понимаешь?
Я кивнула, не имея ни малейшего основания спорить с ним. Меж тем наше такси уже ехало по знакомым улицам южного района, и я снова задумалась о том, как так вообще могло получиться, что это место по-прежнему могло считаться нашим безопасным убежищем. О каком-таком друге говорил Йон? Если это не его отец – а это явно не он, потому что у отставного священника совершенно точно не было бы власти и влияния противостоять кардиналу, даже учитывая все его старые связи, – то кто еще мог нам помочь? Очередной криминальный авторитет, благодарный за устранение Сэма Ортего? Или таинственный благодетель в белом, у которого, как и у Стоуна с Сэмом, могли иметься свои счеты с кем-то из шайки отца Евгения и его покровителя? Без преувеличения могу сказать, что я до тошноты наелась этих бульдожьих разборок у кормушки, в которых мы играли роль не то резиновой косточки, о которую можно поточить зубы, не то мышьяка в миске с кормом. Мы слишком долго были разменной монетой в чужих войнах, и оба сполна поплатились за то, что вообще во все это ввязались.
Стоило нам пересечь порог Дома, как нас тут же окружила гомонящая толпа. Омеги буквально засыпали нас вопросами и выглядели так, словно уже не чаяли увидеть нас живыми. Ории с большим трудом удалось разогнать их по сторонам, чтобы мы хотя бы могли добраться до лестницы. Но проходя мимо кухни и учуяв запах тушеной капусты с сосисками, я вдруг поняла, что если сейчас не съем всю кастрюлю, то просто убью кого-нибудь. Конечно, целой кастрюлей там уже и не пахло, но я с удовольствием забрала себе то, что в ней осталось, вооружившись ложкой и порыкивая на всякого, кто подходил слишком близко.
– Кого-то мне она сейчас напоминает, – вздохнув, отметила Ория. – Йон, ты как? Хочешь что-нибудь перекусить?
– Пока нет, – помотал головой он. – Но вот кофе выпью. Черный…
– Со льдом, я знаю, – закончила старшая омега вместо него, поднимаясь на ноги и устремляясь к навесному шкафчику. Я слышала, как за стенкой шебуршатся девчонки, подслушивая то, что здесь происходит, но сейчас у меня не было ни сил, ни желания как-то злиться на них. Наоборот, их поведение, такое знакомое и по-дурацки предсказуемое, отчего-то грело мое сердце.
Я все еще не осознала в полной мере, что мы оба вернулись домой – живые и относительно здоровые. Это казалось неправильным и почти неестественным после всего, что произошло за последние дни. А, может, я слишком привыкла к тому, что все всегда идет не по плану и от плохого легко переходит к худшему, стоит слегка потерять контроль над ситуацией. И теперь, сидя в теплой кухне, доедая какую-то совершенно нереально вкусную тушеную капусту, слушая, как Йон коротко и обстоятельно рассказывает Ории обо всем, что произошло, я не могла не ожидать подвоха. Где-то он точно был, потому что ничто никогда не давалось даром. Делая очередной ход на большой доске, мы должны были быть готовыми пожертвовать несколькими фигурами, чтобы продвинуться дальше и удержать за собой если не превосходство, то хотя бы устойчивую позицию крепкой обороны. Только вот скоро жертвовать станет совсем нечем, и все, что у нас останется, это собственная жизнь, которая, как показывала практика, стоила совсем не так уж дорого.
– Я думал, ты уже в курсе того, что вчера произошло, – добавил в какой-то момент Йон, обращаясь к Ории. – Разве по радио об этом не трещат с самого утра?
– Может, и трещат, – развела руками она, а я вдруг осознала, что маленькое, уютно бормочущее кухонное радио сегодня молчит. То ли сломалось, то ли его кто-то выключил, устав от постоянного музыкального фона, это было не так важно.
– Хорошо, тогда посмотрим все вместе, – кивнул Йон, вынув из внутреннего кармана новый телефон. Судя по размерам экрана и симпатичному логотипу известной фирмы, его ему отдал отец – после того, как собственный смартфон Йона оказался в руках полиции после задержания, и, видимо, все еще проходил по делу как улика.
Мы втроем сдвинулись поплотнее, чтобы было лучше видно, и я почувствовала, как Йон обнял меня за талию, мягко поглаживая мою спину сквозь ткань тюремной робы. Стоило уже избавиться от этой проклятой штуки, но у меня все еще не появилось возможности это сделать.
Зайдя на крупный видеохостинг, альфа открыл последнее просмотренное видео, но его название, состоящие почти целиком из слов типа «ШОК, СЕНСАЦИЯ, СМОТРЕТЬ ДО КОНЦА» мало мне о чем сказало. Чуть позже стало понятно, что это снимал кто-то из очевидцев и что дело происходило в Большом соборе – главной церкви Восточного города. Из-за трясущейся съемки и шумных восклицаний на фоне я даже не сразу поняла, что там происходит, но благодаря коротким комментариям Йона и тому факту, что в какой-то момент в соборе наступила просто оглушающая тишина, ситуация постепенно прояснилась.
Это была служба по отошедшему в мир иной Иерарху, о скоропостижной кончине которого было объявлено совсем недавно. Главная церемония прощания, конечно, прошла в Этерии, а это мероприятие было посвящено не столько самому факту смерти главы Церкви Чистых дней, сколько выдвижению кардинала Боро как главного претендента на роль его преемника. Он выступал перед собравшимися здесь кардиналами и другими высшими церковными чинами, сперва произнеся пламенную речь о достоинства почившего Иерарха и его вкладе в распространение влияния Церкви по всему миру, а затем ненавязчиво начав подводить к мысли, что занять его опустевшее место это тяжкая обязанность и непосильная ноша, справиться с которой сможет лишь достойнейший.
– Безмерно тяжелая ноша практически абсолютной власти и вседозволенности, – с досадой пробормотала я. – Как они любят притворяться, что идут на эту жертву исключительно ради народа, хотя по факту это вообще единственное, что их заботит в этой жизни.
– Так-то я с ним согласен, – пожал плечами Йон. – Абсолютная власть не каждому по плечу. Нужно быть либо святым, либо первосортнейшим мерзавцем, чтобы владеть ею и не спятить от груза ответственности.
– На святого кардинал не особо тянет, – поджав губы, заметила я.
– Тише вы, – шикнула на нас Ория, и мы, послушно прекратив дискуссию, снова устремили взгляды в экран смартфона. Кардинал Боро все еще продолжал разглагольствовать на тему необходимости выбрать сильного и достойного преемника, наделенного всеми необходимыми добродетелями, а, главное, в полной мере отдающего себе отчет в том объеме работы, что ляжет на его плечи.
– Современное общество бросает церковным догматам свои вызовы, – говорил он. – Все больше наших молодых братьев и сестер теряют веру в мудрость Великого Зверя, призывающего нас к целомудрию, почитанию семейных ценностей и традиций и послушанию. То, что прежде было пороком лишь юных неокрепших умов, теперь стало бедой целого поколения. Я каждый день вижу вокруг себя бестий, которые отдают предпочтение сиюминутным эгоистичным удовольствиям, не думая о благе и выживании нашей расы и сохранении нашего наследия. Наш пресветлейший Иерарх, мир его памяти, слишком сильно верил в силу воли каждого отдельного индивидуума и его внутреннее стремление к праведности, которое может и должно пересиливать мирские искушения. Его идеалистические верования и убеждения стоили нам нескольких упущенных десятилетий, которые мы могли потратить на то, чтобы вразумить общество и напомнить ему о необходимости блюсти собственную чистоту. И, говоря об этом, я хотел бы передать слово моему ближайшему соратнику в борьбе за правое дело, благодаря исследованиям и праведному рвению которого, я считаю, мы сделали важный шаг для предотвращения дальнейшего сокращения численности нашей расы.
